Текст книги "Хедлайнеры"

 
«Двадцать лет – это ерунда, но сколько мастерства мне дали года.
Не играй я на гитаре, а стой у станка,
Мне давно бы дали ветерана труда».
 

Что-то в этом роде в итоге и получилось…

За кулисами после пресс-конференции мы обменялись мнениями о музыкальных новостях из холодной Америки. По привычке рассказали друг другу о паре десятков групп, названий которых, наверное, никто не знает – кроме интернет-маньяков, Троицкого и Сапрыкина. Я поведал веселую байку о том, что когда лохи критикуют «Кушнир Продакшн» за текучку кадров, я привожу в пример скорость изменения состава «Аквариума». Вот, мол, где текучка так текучка. Музыканты сменяют музыкантов. Директора сменяют директоров. Администраторы сменяют администраторов. И ничего страшного: живут люди, эволюционируют, играют концерты, записывают альбомы, празднуют юбилеи.

Борис Борисович выслушал этот поток сознания, мудро улыбнулся и произнес: «Все правильно. Потому что все, что течет, – то живет».

Глава III
Илья Лагутенко

Если задаться целью, можно завалить мир любой группой. И «Мумий Троллем». Все говорят: русской музыке сейчас не пробиться. Ерунда… Я знаю, как это сделать. Нужно устроить грандиозное шоу и выпускать нас на сцену надо вместе с медведями. Это все поймут – типа русский рок и русский цирк! Плюс запустить наш балет, а в конце шоу – ракету: у-ух, привет, мол, от Юрия Гагарина! Вместо салюта. И весь мир пойдет смотреть это. Гарантирую. В дуэте – Майкл Джексон. Одну строчку подпоет Бритни Спирс – думаю, она не откажется от больших денег… Потом романов каких-нибудь сварганить быстренько, между мной и Бритни… И все. Мы уже вышли на мировой уровень. Да, чуть не забыл: еще нужно будет открыть новогвинейское отделение Мумийленда.

Илья Лагутенко, 2003 год

Илья Лагутенко пришел в Россию победителем. Появился ниоткуда – чуть ли не с Луны. Пришел с экранов телевизоров, с кассетных магнитофонов, с FM-радиостанций. Сошел с обложки «ОМа» босоногим мальчишкой-дразнилкой. С лукавым взглядом и зелеными ногтями, в зеленой водолазке и зеленых джинсах. В саду повеяло весной. Настолько, что порой захватывало дух.

В 97-м году мы воочию столкнулись с новой, никому не ведомой степенью свободы. Все, что творилось тогда вокруг группы «Мумий Тролль», наглядно продемонстрировало, что в эпоху шальных доходов и пуль никаких правил не существует. Что успеха могут добиваться не только заслуженные мастера спорта. Что балом правит не только химическое вдохновение «Агаты Кристи» или математические расчеты Макса Фадеева. Что «Серьга» и Чиж – это уже вчерашний день, а модные «Мечтать» и «Свинцовый туман» – всего лишь группы-однодневки.

Новая волна накатывала на нас с Дальнего Востока. И везде обретала постоянную прописку. Население одиннадцати часовых поясов было повержено странными, что называется, брутальными видеоклипами. Безумного вида юноша корчил с экрана наглые рожи, заговорщицки подмигивал и мурлыкал себе под нос что-то откровенно порочное. Это было так ново, провокационно и неожиданно, что многих поклонников волновал только один вопрос: «Этот парень – голубой? Или не голубой?»

Выпущенный умелой рукой снаряд попал точно в цель. Футболки с лицом Ильи стайками расхаживали по Невскому и Красной площади, Крещатику и Гурзуфу, Академгородку и Владивостоку. Фраза «в подворотне нас ждет маниак» стала для поколения 90-х чем-то вроде пароля. Тинейджеры ломились на концерты «Троллей» и песни с «Морской» пели хором – вне зависимости от темпа и ритма.

Всей своей последующей деятельностью Лагутенко и Ко подтвердили тезис о том, что актуальное ранее «поколение дворников и сторожей» перестало быть движущей силой истории. Ему на смену пришло новое поколение – поколение победителей.

1. Сказка сказок

Наш единственный долг перед историей – постоянно ее переписывать.

Оскар Уайльд

Я отчетливо помню первые впечатления от «Морской». Оперативно ознакомившись с привезенной из Лондона кассетой, я с первого раза мало что понял. Подобная музыка в духе Pulp не вызвала во мне бурных эмоций. Слишком много эклектики: тут и брит-поп, и новая волна, и неоромантика, и, я извиняюсь, русский рок…

Но чем больше я слушал «Морскую», тем больше она мне нравилась. Какие-то интригующие напевы про «ожерелье голых поп», стрекочущая гитарка во «Вдруг ушли поезда», старинные клавиши в «Утекай», циничный текст «Скорости» и мечтательность «Всецело всем» начали будоражить воображение. В «Морской» оказались замаскированы такие запретные конфетки и такие порочные «ла-ла-ла», которые могли привлечь к себе и богемную публику, и читателя кислотного журнала «Птюч», и пока еще невинную десятиклассницу. Этим можно и нужно было пользоваться.

Незадолго до этого у меня с Леонидом Бурлаковым был заключен джентльменский договор о систематизированной пресс-поддержке молодой команды из Владивостока. Что именно делать, мне было не до конца понятно, но действовать приходилось решительно. Через пару недель мне надо было сдавать в журнал «Harper’s Bazaar» материал о лучших пластинках 96-го года. Идеологически обработав в полумраке кафе молодую редакторшу издательского дома «Independent Media», я поставил рецензию на «Морскую» в гущу актуальных достижений сезона: аккурат между рок-мантрами Kula Shaker и новым диском Марианны Фэйтфул.

Рецензия на владивостокские рок-хроники заканчивалась на восторженных нотках: «Каждая вторая песня „Мумий Тролля“ – потенциальный хит. Если составители плей-листов на FM-радиостанциях наконец станут объективны, вы еще услышите эротичных „Девочку“ и „Розу Люксембург“, акустические „Забавы“ и „Утекай“ или датированную 84-м годом „Новую Луну Апреля“».

Лагутенко, с которым мы в тот момент были знакомы лишь заочно, рецензия в «Harper’s Bazaar» понравилась. Это был отличный повод пообщаться. Мы обменялись мнениями по телефону. Илья находился в Лондоне, я – в Москве. Прорвавшись сквозь автоответчик с записью группы Texas, я услышал в трубке мяукающий голос.

В процессе общения Илья показался мне каким-то несерьезным – все время шутил, смеялся и валял дурака. Со страшной силой коверкал и рифмовал все слова подряд, демонстрируя совершенно ассоциативное мышление. Он был себе на уме и производил впечатление Мальчика Бананана из кинофильма «Асса», который придет в квартиру прямо с пластинки «Банановые острова». О чем я Илье тут же сказал.

«Я не могу отрицать, что во время школьных путешествий в Москву слышал «Банановые острова» и любил этот альбом, – ответил Лагутенко. – И, наверное, хотел сделать для себя что-то подобное».

В это мгновение Илья показался мне откровенным. Но уже в следующую секунду он внезапно заявил: «А вообще-то мы никогда не делали музыку для танцев. Ведь я всегда хотел играть, как Deep Purple!»

Наобщавшись с непрогнозируемым Лагутенко, я начал сочувствовать продюсеру «Троллей» Лене Бурлакову, который бабахнул в эту авантюру свои сбережения. И только потом вспомнил его предостережение: «Учти, я в течение пятнадцати лет пытался найти в Илье хоть какие-нибудь логические блоки. Но так и не нашел. Они у него отсутствуют».

…В ожидании выпуска «Морской» я провел социологический опрос среди знакомых журналистов. Мониторинг мнений происходил в здании «Известий», где я трудился музыкальным редактором газеты «Неделя». В самый разгар очередной алкогольной фиесты я поставил в магнитофон кассету «Троллей». Дело было в пятницу вечером.

«Это группа из Владивостока, – пытался перекричать я звон битой посуды. – Существуют уже лет десять. На днях в Лондоне альбом записали…»

Договорить речь новому Цицерону не дали. «Морская» подверглась глобальной обструкции. Больше всего «Мумий Тролль» упрекали во вторичности. Для каждой композиции опытные журналисты легко находили сравнения и аналоги. «Ну это же вылитый „ЧайФ“», – уверенно говорили они, заслышав первые аккорды «Делай меня точно». Композицию «Скорость» сравнивали с Duran Duran, «Воспитанник упавшей звезды» – с «Аквариумом», «Владивосток 2000» – с «Алисой». Названия мелькали друг за другом – как известно, в музыке, медицине и спорте в России разбираются все. Короче, никакой сенсации «Мумий Тролль» не произвел. По крайней мере, в радиусе Садового кольца.

Твердолобую позицию своих коллег я гипотетически понимал – напомню, что лучшим альбомом 95-го года был признан диск Чижа «Перекресток». С точки зрения актуальной рок-музыки это был, конечно, каменный век. Печально, но факт: половина акул пера в то время слушала Pink Floyd и Doors, а вторая половина об их существовании не догадывалась. Лидеры брит-попа Oasis и Kula Shaker считались гомункулами, а саундтрек к «Криминальному чтиву» – эстетской забавой. Такие вот были времена.

…Я прекрасно помню, какой восторг у меня вызвала первая положительная рецензия на «Морскую». С музыкальным редактором газеты «Сегодня» Игорем Стадником мне пришлось договариваться следующим образом. У себя в «Неделе» я ставил положительную рецензию на уебищную группу «Ромин Стон», а Стадник, в свою очередь, закрывая глаза на собственное мнение, хвалил в газете «Сегодня» дебютный альбом «Троллей». Это была ювелирная работа. Поскольку рецензия на пластинку никому не известной группы «Мумий Тролль» была написана максимально доброжелательно, и Бурлаков, и Лагутенко остались довольны…

Глазами сегодняшнего дня становится заметно, что из доброй сотни кассет, розданных прессе, цели достигли лишь несколько. Среди журналистов группу поддержали Андрей Бухарин из «ОМа», Коля Табашников c канала ТВ-6, Дима Умецкий с «Эха Москвы», Володя Полупанов из «Аргументов и фактов». Все они дали позитивные отзывы на альбом задолго до того, как «Морская» шарахнула по мозгам всей стране.

Одна из кассет – к слову, без оригинальной обложки – дошла до Лени Захарова, ведущего музыкальной рубрики газеты «Комсомольская правда». Подводя итоги 96-го года, он выделил три главных мировых дебюта: Kula Shaker в Англии, Eeels в Америке и «Мумий Тролль» в России.

«Очень симпатичную пластинку выпустила (кажется, в Англии) владивостокская группа „Мумий Тролль“, – писал Захаров в своей музыкальной рубрике. – Но, естественно, у нас проще добыть любую информацию о зарубежном исполнителе, чем об отечественном. Поэтому рецензию на этот альбом мы отложим до той поры, когда будем располагать хоть какими-нибудь сведениями о его авторах. Кстати, если им в руки попадет этот номер, просьба связаться с нами для дачи показаний».

На следующий вечер я давал Захарову первые свидетельские показания. За чашкой душистого коньяка в баре «Вудсток» мною была озвучена извилистая и непростая история «Троллей». Не помню: то ли коньяк нам попался качественный, то ли я оказался красноречив, но ближе к полуночи первая победа была одержана. Чуткий Захаров, который слушал практически ту же музыку, что и я, искренне проникся нашими небывальщинами. А это значило, что «Комсомольская правда» теперь была на нашей стороне. Целиком и полностью.

Единственное, о чем я не сказал опытному журналисту, – это о стратегии «Троллей». Поскольку говорить тогда было не о чем. Ни стратегии, ни тактики у нас не существовало. Все делалось на ощупь, методом проб и ошибок…

Опыта глобальных полетов в шоу-космос у нас с Бурлаковым не было, поэтому Леня планировал издавать «Морскую» у знакомых пиратов. Выпустить тысяч пятнадцать компактов на подпольном болгарском заводе, а там «будем посмотреть». Вот такая серьезная была стратегия продвижения группы «Мумий Тролль» на музыкальный рынок.

Слава богу, через несколько месяцев у группы начал вырисовываться контракт с крупным звукозаписывающим лейблом «Rec Records», возглавляемым Александром Шульгиным. Надо отдать ему должное. Продюсер Валерии ни капельки не сомневался в успехе «Троллей» и поэтому сразу же решил сделать фильм про грядущее восхождение владивостокской рок-звезды. По сценарию там планировалась сцена с условным названием «музыкант дает первое интервью в жизни». Меня почему-то пригласили сыграть роль рок-журналиста. Все выглядело настолько нелепо, что я с легкостью согласился.

Интервью с выписанным из Лондона Лагутенко происходило в декабре 96-го года – в моей студии на Преображенке. В это время там вовсю кипела работа над книгой «100 магнитоальбомов советского рока». Я только-только закончил писать главу про группу «Вежливый отказ», как в дверь негромко постучали.

В квартиру шумно ввалились какие-то бородатые мужики – в телогрейках и со стационарными телекамерами. Не спрашивая разрешения, они сразу же стали курить. За этим татаро-монгольским нашествием, аккуратно вытерев ноги, вошел Лагутенко, осветив пространство нереально лучезарной улыбкой.

Пока устанавливали камеры и свет, я предложил своему другу – опытному рок-фотографу Сергею Бабенко – сделать несколько снимков Ильи. Тридцатипятиллетний фотохудожник внимательно посмотрел на главного «Тролля» и… неожиданно отказался. Будучи поклонником «Аквариума» и группы «Аукцыон», он каким-то нюхом учуял чужого. «Пришел постоянно улыбающийся мальчик, – вспоминает Бабенко. – Я не стал его фотографировать, подумав: „Мало ли кто там к Кушниру ходит?“ И ушел на кухню бухать».

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, я по законам московского гостеприимства предложил Илье устроить после съемок «небольшую групповуху». Скажу честно: что это такое, я знал весьма приблизительно. Скорее всего – по пиратским видеокассетам. Или по песне «Кот кота», в которой пелось про это самое «ожерелье голых поп». И только потом я пришел к мысли, что, наверное, при виде Ильи многих тянет продемонстрировать всю степень своей развратности. Порой – несуществующей.

«Девушка-то хоть красивая?» – учтиво поинтересовался Илья. «Где-то на четыре с плюсом», – не чувствуя подвоха, гордо заявил я. «Не, меньше пяти не устраивает», – начал имитировать торги новоявленный рок-стар. «А, понятно… Если трахаться, то с королевой», – обиделась принимающая сторона. Я действительно любил продавать воздух, но на этот раз сделка не состоялась…

Мы сели на палас, поджав под себя ноги, и начали готовиться к интервью. Каждый играл соответствующую роль. Я изображал ушлого корреспондента, а Илья вошел в образ успешной рок-звезды. Он был одет в модную темно-рыжую жилетку, в глазах – голубые линзы. На правой руке болтались часы, на большом пальце – толстое кольцо. Как выяснилось впоследствии – в память об отце.

Не успели мы расслабиться, как нам вручили по тяжелому микрофону и направили в лицо яркий свет. Прозвучала команда: «Мотор!» – и игра началась.

«Мы были спокойные мальчики и ни с кем не дрались… – На вопрос про ранние 80-е Лагутенко отвечал с какой-то грустной улыбкой, странным образом растягивая гласные. – Спокойствие пришло к нам с моря, поскольку штормы бывали не часто… Мы жили в закрытой бухте, а близость моря каким-то образом успокаивает. Владивосток – город очень легкий, и там всегда хотелось чувствовать себя легко. Возможно, поэтому нам не хватало терпения заниматься чем-то одним. Например, во время концертов нам нравилось делать шоу. Но мы – очень несерьезная группа, поэтому на сцене все скатывалось к импровизации».

Насколько мне известно, фильм про восхождение молодой рок-звезды так в прокат и не вышел. Наша беседа сохранилась лишь чудом – кто-то из друзей не поленился включить цифровую камеру. Это было первое интервью лидера «Троллей» в Москве.

Кроме вышеприведенного высказывания мне запомнилась еще одна фраза Ильи: «Всегда хочется что-то поменять в жизни. Но я такой человек, который активных попыток не предпринимает. Я плыву по течению и знаю, что рано или поздно меня обязательно прибьет к берегу».

…Следующий этап популяризации «Троллей» в России в каком-то смысле был связан с Лондоном. После того как Kula Shaker с моей рецензией возглавили список «альбомов года» российского «Harper’s Bazaar», московские редакторы обнаружили в свежем номере американского издания «Harper’s Bazaar» крупный материал про новых звезд кришнаитского брит-попа. Странным образом получалось, что в своей оперативности русские критики обогнали американцев. Кредит доверия ко мне возрос до бесконечности. Не воспользоваться подобным стечением обстоятельств было большим грехом.

На очередной редколлегии я предложил сразу две темы: большой материал про Kula Shaker и наглухо мифологический сюжет про группу «Мумий Тролль». Статья называлась «Сказка сказок»: «Говорят, что песнями „Троллей“ заинтересовался легендарный саундпродюсер Джон Леки. Говорят, что их новый клип будет сниматься в одном из лондонских пабов – в окружении трансвеститов, целующихся парней и скучающих проституток. Говорят, что леди Диана сбилась с ног, разыскивая записи русской группы со смешным и непонятным названием».

Публиковать этот поток сознания в полном объеме было безумием. Диск «Морская» еще не вышел, по ТВ-6 только-только пошел «Кот кота» (который радиостанции панически боялись ставить в эфир), и «Троллей» в России знали еще хуже, чем Kula Shaker. А Kula Shaker не знал никто – их кассеты в культовом ларьке на «Соколе» не продавались и вовсе.

Но все было не так уж безнадежно. Главное – точно манипулировать желанием редакции модного журнала быть модным. Под мою энергичную жестикуляцию сотрудники «Harper’s Bazaar» начали врубаться в актуальность текста про Kula Shaker. А затем – и про «Мумий Тролль». Мне нравилось завоевывать города оптом.

Единственный вопрос, который возник у опытного литературного редактора, был прост, как фанера: «Но ведь этот, как его, Лагутенко, никому не известен?! И что ты в нем нашел? Гнусавая сволочь фальшиво воет какие-то наркоманские напевы…»

Обвинение выглядело серьезным. Делать было нечего, и я стал перед редактором на колени: «Он будет известен! Клянусь вам, он будет известен! Через пару месяцев у них выйдет „альбом года“… Мы просто играем на опережение. Другие журналы и пикнуть не успеют, а мы – тут как тут. Поверьте моей интуиции! Мы будем самые первые из глянца, кто оперативно отреагирует на это культурологическое событие. Пока мы с вами тут спорим, серьезные люди уже подписали контракт с „Троллями“ на 49 лет!»

Это была дурная привычка. Когда у меня в споре иссякали аргументы, я вспоминал про «контракты на 49 лет». Хотя, надо признаться, этот прием работал безотказно. Так впоследствии мне удавалось поставить в разные солидные издания тексты про Земфиру, Butch, «Сегодня ночью», группу «ГДР» и еще с добрый десяток молодых артистов.

«А какой эксклюзив будет у нас в материале про Kula Shaker?» – не унимался редактор. «О, никаких проблем, – бойко отрапортовал я. – У меня в Лондоне есть знакомый. Он нам все устроит».

Знакомого звали Илья Лагутенко. Мы были еще не настолько дружны, чтобы я мог клянчить у владивостокской рок-звезды зарисовки про новых британских героев. Выручил Бурлаков, предложивший легкий бартер.

Смысл этой навороченной комбинации заключался в следующем. Илья пишет текст про Kula Shaker, Леня платит ему гонорар. В свою очередь Кушнир пишет небольшой текст про новый диск «Наутилуса Помпилиуса» – чтобы Бурлакову легче было его продавать в своем дальневосточном магазине. В обмен на свой текст я получал текст Лагутенко.

У этой литературной биржи существовала некая предыстория. В тот период Илья сидел в Лондоне почти без денег – консалтинговая фирма из Владивостока, которая его туда командировала, успешно разорилась. В итоге Лагутенко был вынужден подрабатывать случайными переводами и эпизодическими съемками в кино.

Чтобы помочь другу, Бурлаков заказывал Илье новости, которые затем отправлялись на владивостокские радиостанции. Это был чистой воды бартер, и Леня мог в любой момент получить на родине существенную медиаподдержку. А Илья – худо-бедно поправить материальное положение. Одним из пунктов его шального англо-русского бюджета и стала пресловутая статья про Kula Shaker.

Писал Илья неплохо – чуть расхлябанно, но с даром божьим у него все было в порядке. Слово он чувствовал не только в поэзии, но и в прозе. Короче, статья про Kula Shaker, высланная факсом в Москву, послужила неким гарантом выхода большого материала про «Мумий Тролль» в «Harper’s Bazaar».

Я позвонил в Лондон и сделал с Лагутенко большое интервью для имиджевой статьи. У Ильи было лишь одно пожелание: чтобы текст не напоминал набор голых фактов. Или анкету. «Чтобы материал не был похож на статьи владивостокских журналистов», – выдал он мне поздно ночью какие-то свои мысли вслух. В свою очередь, получив такую неограниченную степень свободы, я окончательно успокоился. Меньше всего мне хотелось перечислять голые факты.

Начало текста нарисовалось само: Существует семейная легенда о том, что 10-летний Лагутенко заинтересовался рок-музыкой после домашнего просмотра любительского фильма, в котором банда головорезов в белых рубашках и узких галстуках играла ногами на разбитом пианино дикий свинг. Черно-белые кадры демонстрировались дедушкой Анатолием Ивановичем – ректором одного из владивостокских институтов. Неожиданно дед кивнул в сторону экрана и задумчиво спросил у внука: «Узнал? Крайний справа – это я».

Поскольку Илья находился в Лондоне, редакции пришлось договориться с дружественным журналом «The Face» о фотосессии с новой русской рок-звездой. Прямо «по месту жительства». Надо заметить, что четкого визуального образа у Лагутенко в тот момент не было. От фотографий, сделанных для буклета «Морской», за версту веяло подражательством обложкам альбомов Pink Floyd. Впоследствии Илье даже приходилось на эту тему отшучиваться: «Мы – Pink Floyd XXI века».

Во время лондонской съемки фотографу «The Face» Джейсону Фунари удалось вынуть из будущего «императора рокапопса» самую суть. Слайды непоседливого и смазливого чертенка прибыли в «Harper’s Bazaar» накануне старта «мумиймании». Наиболее хулиганское изображение Ильи нам удалось поставить на главную страницу «Harper’s Bazaar», открывающую раздел «Музыка, книги, кино, театр, искусство, дизайн». Другими словами, материал «Сказка сказок», посвященный «Троллям», был признан центральным в разделе «Культура».

Текст заканчивался небольшим разрушением мозгов – анонсами новогоднего шоу Лагутенко в «Лужниках» и чуть ли не грядущим концертом на «Уэмбли» через год. Не больше и не меньше.

Очерк о грядущем восхождении «прекрасных дилетантов» появился накануне крупномасштабной раскрутки «Морской». Сознательно нарушая журналистскую этику, я задолго до выхода публикации отдал верстку «Сказки сказок» Бурлакову. Леня переправил текст «по назначению» – Мише Козыреву, который летел в Лондон по важному делу: взять интервью у Дэвида Гэхена из Depeche Mode. Читая в самолете «Сказку сказок», программный директор «Радио Максимум» морально уже был готов общаться с Лагутенко.

«На мой взгляд, «Мумий Тролль» воплощает в себе удивительно органичный симбиоз разнузданной дальневосточной приблатненности с декадентским брит-попом, – заявил Козырев сразу после возвращения из Лондона. – Этот проект обречен на успех в России».