Текст книги "Хедлайнеры"

6. Кофе и сигареты

В Лондоне слишком много туманов и серьезных людей. То ли туманы порождают серьезных людей, то ли наоборот, – понять трудно, но и те и другие действуют мне на нервы.

Оскар Уайльд

В этот период я общался с Ильей преимущественно по интернету. В основном – на тему его продюсирования молодой группы «Сегодня ночью». Лагутенко заметил этих питерских ребят еще в эпоху расцвета «Утекай звукозапись», поместив на один из наших сборников их первый хит «Герда, Икай». Еще до этого Илья подружился с музыкантами «Сегодня ночью»: Колей Елисеевым, Олегом Барановым и Никитой Козловым, пригласив их сыграть на презентации «Точно ртуть алоэ».

«Я имел первоначальное представление о группе, но не ожидал, что за последнее время они настолько сильно прогрессировали, – вспоминает Лагутенко. – Услышав их новые песни, я был просто очарован».

Музыкальным материалом «Сегодня ночью», сочетавшим в себе «питерскую размеренность и тягучий аромат василеостровских туманов», активно заинтересовались сразу несколько лейблов. Тендер выиграла компания «CD Land», которая пригласила Лагутенко выступить в роли студийного продюсера. Планировалось, что подготовленный в домашних условиях альбом «Кофе и сигареты» будет переписан в одной из лондонских студий.

На мой вопрос, как Илья видит общую стратегию продвижения «Сегодня ночью», он ответил: «Я должен вовремя сдать фонограмму альбома. Это мои обязанности».

В итоге распределение ролей выглядело следующим образом: «CD Land» финансировала процесс, наше PR-агентство вместе с арт-директором «Сегодня ночью» Ирой Миклошич занимались раскруткой, а Лагутенко трудился над звуковыми ландшафтами альбома. «„Сегодня ночью“ – идеальные музыканты, которым просто иногда со стороны нужно что-то подсказать», – говорил тогда Илья.

В тот момент ни один человек не сомневался в успехе мероприятия. «Группа „Сегодня ночью“ перенимает эстафетную палочку у группы „Мумий Тролль“», – писала пресса. Альбом был прямо-таки напичкан хитами, а опыт Лагутенко как саундпродюсера не вызывал сомнений. Илья успешно сотрудничал с Земфирой и сравнительно удачно – с «Туманным стоном». За спиной у Ильи были несколько альбомов и синглов «Троллей», записанных в разных странах, в разных студиях, с разными звукорежиссерами. «Я скорее учусь на собственных студийных опытах, а потом в работе с другими людьми применяю эти знания», – говорил тогда Лагутенко.

В случае с «Сегодня ночью» перед лидером «Троллей» стояла задача сохранить на английском звуке хрупкие настроения самопальной демо-записи, сделанной музыкантами в домашних условиях.

«Я очень доволен результатом, – признался Лагутенко после завершения звукозаписывающей сессии. – Мы много работали и окончательный вариант получили только через несколько месяцев. Все это время я не слушал эти песни принципиально. Окончательный вариант привез из Лондона – и вот поздно вечером мы сидели в офисе компании „CD Land“ и слушали запись. Я тогда подумал: „Ух ты! А ведь неплохо получилось“. Наверное, такое прослушивание через несколько месяцев и является самым честным».

По правде говоря, мне не сильно понравилось то, что в итоге получилось у Ильи. «Кофе и сигареты» превратились в крепкую коммерческую работу, причем в процессе записи Лагутенко проявил себя не как ангел-хранитель молодых дарований, а скорее как жесткий диктатор. Он сохранил самый сексуальный звук «ч» в исполнении вокалиста Никиты Козлова, но при этом причесал сырой и расхристанный романтизм с берегов Невы под стандартные каноны британских рок-альбомов.

На часть песен Лагутенко повесил какое-то необарокко в духе поздних Beatles. Затем Илья поменял характер аранжировки «Сентиментальных дней» и утопил во второстепенном звуковом пространстве весь напор рок-боевика «Nevermind». В композиции «Мне легко» он заставил музыкантов переписать часть текста. И вместо нервных, но искренних строчек «Я люблю эту жизнь, когда в ней мастурбирует суть» появилась псевдовосточная поэзия ни о чем: «Китайские палочки, японские девочки, впредь я буду только с тобой, здесь всегда есть на что посмотреть».

Я долго ругался с Колей Елисеевым и Никитой Козловым, которые пошли на поводу у именитого продюсера, собственными руками похоронив самобытность «Сегодня ночью». «Что и говорить, мы – счастливчики», – меланхолично комментировал Никита результаты нашумевшего сотрудничества с Лагутенко. Замаскированную иронию и сарказм Козлова в тот момент могли оценить немногие.

Позднее в порыве откровенности Коля Елисеев признавался: «Порой я ставлю на хорошую акустику нашу пластинку и понимаю, что, в общем-то, можно было все оставить так, как у нас было на демозаписи. Без всяких там англичан. Для нашей страны хватило бы».

Илья искренне не соглашался с подобной точкой зрения. Казалось, он вообще был раздосадован тем, что в свое время черновая версия альбома распространялась направо и налево. И у людей появлялась возможность сравнивать. И эти сравнения не всегда были в пользу «английского варианта»…

Мы долго спорили на эту тему, но Лагутенко настаивал на своей идеологии: «Черновые записи я не даю слушать даже самым близким друзьям. Поскольку, если ты не имеешь отношения к процессу звукозаписи, ты не можешь дальше фантазировать. Уж лучше послушай, что я тебе дам в конце работы… Это точно так же, как девушки: они делают макияж, чтобы стать красивее. И когда они выходят на улицу, их такими и воспринимают. А какие они в спальне – никто видеть не должен».

…Еще большую полемику у меня с Ильей вызвала методика позиционирования новых звездочек рокапопса. В своей стратегии мы отталкивались от совершенно разных вещей. Я – от многолетней практики сотрудничества с журналистами. Илья – от ощущения абсолютной гармонии, счастья и красоты. Эти понятия зачастую не пересекались. Да и не всегда могли пересечься.

Поэтому я не сильно удивился, когда получил от Лагутенко письмо следующего содержания: «Я создал план пресс-релиза, принимаются по нему предложения. Попробую воплотить все это в жизнь, но хорошо бы и тебе тоже что-нибудь придумать. Главное – убрать из текста всю эту „стоальбомовщину русского рока“ и овировские биографии… Из интервью музыкантов надо выбрать три-четыре самые интересные и смешные цитаты, не важно, по какой тематике. Лишь бы их было интересно прочесть как мысли…»

Мне очень нравилось, как Илья учил меня писать пресс-релизы. Я воспринимал это как шикарный fun, карнавал и маскарад… Особенно когда в лагутенковском тексте мне приходилось сталкиваться с шедеврами про сентиментальные переживания молодого экзистенциалиста общества тотальной урбанизации со всеми его трагическими метаморфозами.

«Чего-то я не понял, какую смысловую нагрузку несет выделенная фраза, – огрызался я по интернету. – Это что, такой постимпрессионизм? Мне кажется, что эффективнее написать про выступление „Сегодня ночью“ в московском клубе „Студио“, когда весь нарко-шоу-бизнес с крокодильими слезами на глазах это лицезрел. Аплодисменты и комплименты ведущих… Илья, чего я хочу? Показать, что в 1999–2001 годах группа все-таки существовала, а не околачивала груши. Но при этом не разменивалась на мелкие питерские выступления перед 15 тетками за 15 копеек. Странно, что в твоем варианте нет ни слова про первоначальную идею экспериментов с разными вокалистами. Типа: новая песня – новый вокалист. Такой вот питерский Massive Attack. И нет ничего о том, как именно музыканты остановили свой выбор на супер-Никите Козлове. Интересно ведь. Также неплохо было бы рассказать про быт в английской студии во время записи. Скажем, так: „а за тонированным окном в ситцевом платье бродила задумчивая Кайли Миноуг, и Никита лениво поглядывал ей вслед“. Согласись, Илья, такие нюансы перепечатываются изданиями пачками, практически без купюр».

…После активной ротации нескольких видеоклипов нам удалось создать вокруг «Сегодня ночью» нешуточный ажиотаж. На мою фразу: «Ребята, у нас есть промозапись нового продюсерского проекта Лагутенко» – журналисты реагировали абсолютно одинаково. Глаза у них загорались, словно новогодние лампочки. С небывалым энтузиазмом они слушали рассказы о новой лагутенковской алхимии, с нетерпением дожидаясь презентации.

«При всей дезориентирующей шумихе, способной настроить скептически любого, мы имеем дело с действительно самой интересной, талантливой и красивой группой из всех, что появились в течение последнего года, – писал журнал «ОМ» в номере, на обложке которого красовался Никита Козлов. – Для того, чтобы стать „открытием года“, у них и правда есть все шансы».

В итоге медийная раскрутка нового проекта Лагутенко состояла из сплошных компромиссов между пресс-службой, музыкантами, выпускающим лейблом и продюсером. Скорее всего, идеолог «Троллей» на время почувствовал себя идеологом «Сегодня ночью». И с этим приходилось мириться – как мне, так и музыкантам. Поэтому в газетах я порой читал о том, что «так звучал бы сейчас сам „Мумий Тролль“, если бы начал делать свою музыку на десять лет позже». В подобных тезисах мне почему-то виделись сразу два плана, причем не оба были комплиментарными.

Жизнь показала, что в истории с раскруткой «Сегодня ночью» победителей, к сожалению, не оказалось. Зато были проигравшие – компания «CD Land». Сняв группе несколько высокобюджетных клипов и оплатив расходы на запись, они оказались в убытке на сумму порядка 180 000 долларов.

Альбом «Кофе и сигареты» продавался неважно, концертов было мало. Выступления на летних рок-фестивалях положения не спасли. Группа оказалась невостребованной за пределами МКАДа – про таких говорят, что «они родились не с той стороны кольцевой дороги».

Их песни полюбили столичные девушки, музыкальные журналисты и золотая молодежь. Но от чаяний и ожиданий простого народа они оказались слишком далеки – как позднее «Токио», «Друзья» и «ГДР». Возможно, в 2002–2003 годах время «Сегодня ночью» просто не пришло. Возможно, в чем-то ошиблись пиарщики и маркетологи… Не знаю.

Так случилось, что вскоре «золотой состав» группы «Сегодня ночью» распался и в результате всех передряг Никита Козлов остался один. Я вспоминаю, как на самом пике славы он заявил: «Люди, которые чего-то ждут от нас, вообще-то очень сильно ошибаются». Сказал как в воду глядел. Теперь Никита отрешенно бродил по нашему офису с пожилой акустической гитарой и, усевшись на подоконник, грустно распевал хиты Rolling Stones, Kinks и Radiohead.

Помимо выпущенного альбома «Кофе и сигареты» от «золотого состава» «Сегодня ночью» остались воспоминания. Ностальгические, но все же…

У меня до сих пор стоит перед глазами их выступление на фестивале «Нашествие» в Раменском. Пятьдесят тысяч зрителей ждали разрекламированных радиохитов «Герда, Икай» и «Сигареты и кофе», но отправились в 20-минутное психоделическое путешествие по рок-боевикам типа «Мои друзья» и «Nevermind». Если не знать всей предыстории, то возникало неподдельное ощущение, что на сцене отрывается вдребезги обкуренный Oasis, который занесло неведомыми ветрами в сырое Подмосковье. Я просто млел от их манчестерско-питерских вибраций, с горечью понимая, что весь дух «Сегодня ночью» в итоге оказался за бортом их дебютного альбома.

Не сомневаюсь, что, читая эти строки, Илья по-прежнему будет уверен в правильности переосмысления творчества «Сегодня ночью». Я же предпочитаю слушать их ранние, еще не отредактированные записи. Которые были сделаны не в Лондоне, а в крохотной питерской студии – с ее несовершенным звуком и незримым камерным очарованием.

7. Васильевский спуск

В нашей стране все наоборот: шоу-бизнес – это политика, а политика – это шоу-бизнес.

Илья Лагутенко

Новый альбом «Меамуры» «Троллям» помогала выпускать Ирина Миклошич. Поскольку с Миклошич мы приятельствуем более пяти лет, я пригласил ее пообедать на летней веранде ресторана «Ла Луна» – вспомнить события тех лет.

Ира – яркая иллюстрация пословицы «В жизни всегда есть место подвигу». В разные периоды она сотрудничала в качестве арт-директора с «Троллями», Павлом Кашиным, группой «Сегодня ночью». В момент написания этой книги она занималась собственным арт-проектом, помогающим молодым группам пробиваться на музыкальный рынок через интернет. Миклошич – превосходный собеседник, и ей было что рассказать о Лагутенко периода «Меамуров».

Несмотря на то что наши мысли, как обычно, прыгали из стороны в сторону, я оставил стенограмму этой беседы практически без изменений.

Александр Кушнир: Как началось твое сотрудничество с группой в роли арт-директора?

Ирина Миклошич: У «Троллей» вот-вот должны были выходить «Меамуры». У Ильи весь материал был практически готов, и он мне сказал: «Мне нужна твоя помощь». Это выглядело не как просьба, а как предложение о сотрудничестве. Все было подано очень тонко и красиво. И я с огромным удовольствием согласилась.

Я знала, какие перед нами стояли задачи, и вся наша работа была построена на большом доверии. Я знала свободный график Ильи, когда он бывал в Москве. То есть мы расписывали с ним все его время и делали много фотосессий… Когда я занималась организацией съемок, перед нами не стояла задача поразить воображение страны высоким искусством. Ты помнишь фильм «Кабаре», когда конферансье Джоэл Грей, танцуя с обезьяной, поет: «Ой, вот вы все ругаетесь, что я ее люблю, что она такая некрасивая… Но если бы вы могли видеть ее моими глазами!» Я это говорю не в том смысле, что Илья казался мне странным. А в том, что я знала, какой он прекрасный изнутри – дополнительно к внешним данным. Он весь светился. И когда я делала фотосессии, единственная задача была показать его моими глазами…

Затем мы сняли клип «Это по любви». Илья принес демо-запись и спросил: «Какую песню ты выбрала бы для первого сингла?» Я выбрала «Это по любви». Илья промяукал: «Угадала!» А потом мы заезжали в гости к Жене Гришковцу. И ночью около Жениного дома он вышел нас провожать, и мы все никак не могли расстаться. А Москва такая тихая, и мы сидим в машине втроем, слушаем «Меамуры»… И все песни, казалось, не отличаются друг от друга. Все яркие, трудно было выбрать какую-то одну. Мы потом вместе снимали клип на эту песню – с Гошей Тоидзе, Сережей Бледновым и Илюшей – одной командой… И я считаю, что это был очень удачный клип, который имел большой резонанс.

А. К.: До этого ты сотрудничала с Лагутенко как журналист, как главный редактор журнала «Башня»…

И. М.: Я приехала в Лондон – брать у Ильи интервью для журнала «Beauty». Планировала серьезно с ним побеседовать, поскольку заголовок к материалу я придумала – «Лагутенко для взрослых». Но Илья меня абсолютно не воспринял. История этого интервью уникальна тем, что, когда я его взяла, вдруг поняла, что у меня… нет интервью. То, что я хотела из него вытащить, я вытащить не смогла. Потом я поняла, что на том языке, какой мог бы меня устроить, Илья вообще не разговаривает.

А. К.: Ну, не только с тобой. В то время – со всеми. Такая вот защитная реакция у человека.

И. М.: У него в природе не было языка, который нес бы необходимую степень откровенности. Не штампы, не общие фразы, а манера общения, при помощи которой он обычно скрывал свою глубину.

А. К.: И ранимость…

И. М.: Не будем говорить о ранимости. Вот у него была такая форма общения, и изменить ее в этом интервью мне не удалось. В итоге у меня в Лондоне открылась язва желудка, и мы с Лагутенко тогда очень жестко расстались. Фотограф «Троллей» Кирилл Попов, с которым мы туда ездили, сказал мне: «Запомни – это последний раз, как ты увидела Лагутенко». На что я ответила: «Все только начинается».

После этого я вернулась домой и написала эту вступительную статью в «Beauty». Ноющей язвой я понимала, что надо спасать материал. Понимала, что надо подать читателям Илью таким образом… Ту ничтожную часть откровенности, которую он мне выдал… Мне надо было ее как-то компенсировать своими дополнениями. Такой вот фокус-покус.

Поэтому к лондонскому интервью у меня было большое предисловие. После того как я переслала Илье это вступление по почте, у него мнение обо мне кардинально переменилось. А у нас тогда была договоренность, что он должен ответить на вопросы читателей журнала «Башня». Но во время нашей первой встречи все это как-то повисло в воздухе. И когда Лагутенко прочел эту вводную часть, он мне написал письмо, что готов работать дальше. Я так понимаю, что мое предисловие его приятно удивило и тронуло. И мы сделали эти вопросы: он отвечал тинейджерам – читателям «Башни», где я работала главным редактором.

Это и было началом нашего сближения… А потом мы стали общаться, а у меня все-таки по-прежнему существовало желание добить это интервью. Я понимала, что в Илье есть очень глубокий пласт, скрытый. Который он, может быть, даже не пытался выразить. И для того чтобы он захотел это сделать, ему нужны были доверительные отношения с человеком. И уровень, который он мог бы поддерживать. Я все-таки сделала это, пусть и не сразу. Через несколько месяцев в журнале «Playboy» вышло мое шестиполосное интервью с Лагутенко, которым я осталась абсолютно довольна.

А. К.: Я помню, как накануне презентации «Меамуров» ты напечатала в типографии роскошные папки для пресс-релизов, которые планировалось раздавать вместе с альбомом на пресс-конференции в ресторане «Желтое море». Надпись на обратной стороне папки гласила: «1 сентября 2002 года в Москве, на Васильевском спуске, состоится презентация нового альбома группы „Мумий Тролль“». Как получилось, что концерт на Васильевском спуске не состоялся?

И. М.: Правительство Москвы умудрилось три раза запретить этот концерт. В августе 2002 года мы с группой «Мумий Тролль» находились в ЮАР, где выступали на открытии саммита ООН по устойчивому развитию Земли. И вот за десять дней до презентации «Меамуров» вдруг выясняется, что наш концерт отменили распоряжением Лужкова…

Дело в том, что, когда мы собирались в ЮАР, Илья предчувствовал эту ситуацию. И он не хотел, чтобы я ехала. Хотел, чтобы я оставалась здесь. Но я мечтала поехать в Африку и заранее – за полгода – попросила Артема Троицкого устроить наше участие в этом мероприятии. И поездки этой давно ждала. Я очень хотела отдохнуть…

И вот мы прилетели, нас поселили в роскошном отеле. Мы надели купальники и плавки, легли на пляж, и в этот момент раздался звонок. Позвонил директор «Троллей» Сережа Козин, который сказал: «Ребята, все хорошо. Только концерта не будет». Тогда Илья надел черные очки и лег загорать. А я начала, как львица, бегать по периметру бассейна.

А. К.: Он лег на спину или на живот?

И. М.: На спину. И закрыл глаза. Я бегала-бегала, он посмотрел на меня и сказал своим тихим, спокойным голосом: «Чего теперь бегать? Ложись, отдыхай». Кто-то из музыкантов сказал: «Попробуй узнать, кто это сделал». Я позвонила знакомым и спросила, кто стоит за этим приказом. Мне ответили: «Шевцова».

И тогда к беседе подключился Троицкий: «Ляг, отдыхай. Бесполезно, это мэрия». А я заорала: «Ни хуя! Не знаю никаких правил!» И стала звонить в Москву и узнавать, кто поможет мне устроить встречу с Шевцовой. Меня выручил мой приятель из Администрации Президента. Поэтому прямо с самолета – я только успела в душ, переодеться – схватила папку с публикациями и поехала к Людмиле Ивановне.

Мне устроили встречу с Шевцовой на пять минут. Она сидела в большом правительственном кабинете тридцатых годов. Рядом находился человек в наушниках и с магнитофоном. И весь наш разговор писался на две огромные бобины…

Я пришла с толстой папкой публикаций и сказала: «Вы отменили концерт Rammstein накануне… Но отменить „Мумий Тролль“ вам безболезненно не удастся. Потому что через пару дней у меня заявлена пресс-конференция, где будут присутствовать сто пятьдесят изданий. И если этот концерт будет отменен, я объясню журналистам, почему его отменили. Потому, что проплатили московскому правительству… Я даже знаю, какой именно иностранный бренд это сделал».

Потому что у них в это время был концерт на Воробьевых горах. И им было невыгодно, чтобы мы работали где-то поблизости в этот день. Дело в том, что эти люди предлагали «Троллям» выступить на Воробьевых горах. Но я сказала, что у нас презентация и поэтому мы не можем. А они ответили: «Вы пожалеете об этом…» Ну вот такая история.

Тем не менее Шевцова оказалась человеком неординарным, сильным, умеющим брать на себя ответственность. Она созвала городское совещание – прямо при мне, не выходя из кабинета, по селектору. Она вызвала все московские службы, представителей Министерства культуры, милицию, пожарников. Они все приехали за пятнадцать минут.

За это время я рассказала ей про «Мумий Тролль» – естественно, она ничего не знала. Потом я начала жестко разговаривать с чиновниками. Помню, что кто-то из Министерства культуры сказал что-то вроде: «Вот еще! Не хватало, чтобы этот концерт совпал с Днем города! Соберутся непонятно кто, будут там пить пиво, колоться наркотиками, а мы тут должны за это отвечать». На что я, разъяренная, ответила: «Так, минуточку… Я так понимаю, наша аудитория для вас – это шваль. Тот самый налогоплательщик, который платит вам зарплату… А что, если я озвучу эти ваши высказывания?» И Шевцова загасила эту дискуссию. Сказала: «Мы здесь собрались не спорить».

Надо заметить, что я, еще находясь в ЮАР, просила Сережу Козина подготовить мне площадку, которая могла быть альтернативой. В какой-то момент я поняла, что Васильевский спуск нам не дадут. Потому что незадолго до этого они уже отменили там какой-то рок-концерт… Под предлогом того, что от музыки разрушается храм Василия Блаженного. И поэтому там в течение полугода вообще нельзя проводить концерты.

Услышав эту формулировку, я попросила площадку, которая нас устроила бы. Поэтому я сказала Шевцовой: «Людмила Ивановна, я понимаю, что на Васильевском спуске нам не удастся сыграть… Поэтому у нас есть пожелание – „Лужники“». Она при мне позвонила в «Лужники», господину Алешину. И я поехала к Алешину. К моему приезду там собралось целое совещание. Я приехала туда с Ильей. И Сережа Козин подъехал. И мы стали обговаривать условия.

А. К.: Алешин адекватный?

И. М.: Да, он совершенно адекватный. Жесткий человек, но врубающийся во все тонкости. И он сказал: «Да, хорошо… Мы подумаем, сколько это будет стоить». И мы уехали спокойные.

А на следующий день нам позвонили из «Лужников» и сказали, что рядом с набережной у Большой спортивной арены, где мы планировали концерт, находится клумба, которая стоит 60 000 долларов, – занесенная в Книгу рекордов Гиннесса как самая большая клумба в мире. Если фанаты эту клумбу растопчут, мы должны будем выложить 60 000 долларов. И вот если мы их в качестве залога вкладываем, то тогда мы работаем напротив набережной. А если нет – тогда давайте переносить концерт в другое место.

Я поняла, что опять начались интриги. Опять позвонила Людмиле Ивановне, опять понеслось это по кочкам. И я знаю, что Лужков специально приезжал в «Лужники» смотреть клумбу. К этому времени там собралась толпа специалистов, которые ему внятно объяснили, что это действительно такая уникальная клумба и он, как отец города…

Зная, что группу «Мумий Тролль» обидеть нельзя, а в то же время клумбу тоже затоптать нельзя, он сказал: «Вы вон там проведите». И махнул рукой в сторону бассейна. Мол, проведите там, какая вам разница?

А вся фишка была в том, что этот концерт должно было снимать MTV, и мы выбирали эту площадку потому, что здесь отличная картинка. Здесь клумбы, и здесь видны Воробьевы горы. И все это должно было совпасть с фейерверками, которые в тот вечер планировались поблизости. Мы под это и скомпоновали концерт. Перенести это к бассейну – это все равно что закатать нас в асфальт. После чего я встретилась с Алешиным и сказала, что нас этот вариант не устроит. Либо мы делаем здесь, либо я опять устраиваю пресс-конференцию. И мне, дескать, уже надоело сражаться с мафией.

И я опять звонила Шевцовой. Я не знаю, как они решили этот вопрос. Но у меня есть сильные подозрения, что она от Правительства Москвы застраховала эту клумбу. Я попросила Илью, и он, выйдя на сцену перед началом концерта, обратился к публике. Ко всем этим тысячам девчонок и парней. И сказал в микрофон, что эта клумба – уникальная. И если они попортят эти цветы, то мы будем вынуждены платить за ее восстановление из своих денег. Это было абсолютно точно. И я вам скажу – ни одного цветочка не было помято. И этот вопрос снялся сам собой, по цветам. Нам не пришлось ничего платить.

Накануне мероприятия, в одиннадцать часов ночи, мы приехали на площадку встречать фуры со сценой. Поскольку сцену делали в Риге, везли ее оттуда….

А. К.: Это было дешевле?

И. М.: Это было совсем не дешевле. Это было лучше по качеству. И Илья решил пойти на эти расходы… На эту тему меня никто не спрашивал, меня вообще технические вопросы мало интересовали… Все эти дни мы с Лагутенко были зеленого цвета. Потому, что не понимали, будет концерт или нет. И что на нем случится, мы тоже не понимали.

Помню: глубокая ночь накануне презентации. Уже темно, приезжают из Риги эти фуры с оборудованием, стоят у клумбы. И нам не разрешают их разгружать. Приехал Алешин и сказал, что нельзя. А я ответила: «Отсюда мы никуда не пойдем. Все будет здесь. Вызывайте милицию или кого хотите, но мы разгружаемся».

А. К.: Это уже была ночь?

И. М.: Да. Это была ночь накануне концерта.

А. К.: Получается, что днем была пресс-конференция в «Желтом море», а вечером вы поехали сражаться. То есть когда мы проводили пресс-конференцию, не было понятно, чем это все закончится?

И. М.: Было все понятно. На тот момент – ДА. А через пару часов – НЕТ. Насколько я помню, Лужков три раза издавал приказ по концерту группы «Мумий Тролль».

А. К.: Это было какое-то внутреннее постановление?

И. М.: Нет, никакое не внутреннее. Все было официально.

А. К.: Помнишь, на пресс-конференции в «Желтом море» в президиуме сидел представитель Правительства Москвы по фамилии Ноткин? И я, будучи в курсе истории с Васильевским спуском, спрашиваю у него: «А откуда у нашей мэрии такая неземная любовь к группе „Мумий Тролль“?» И чиновник начинает свой ответ с гениальной фразы, что лично он вообще-то не очень любит «Мумий Тролль»…

И. М.: Дело в том, что вся эта предыстория имела какую-то криминальную начинку. И Правительство Москвы сочло нужным держать рядом с группой своего представителя. А я махала флагом этой пресс-конференции, потому что это – единственный козырь, который у меня был. Кроме того, что я вскрою себе вены. А вскрытие моих вен вообще никого не волновало. Всех волновало только собственное лицо. Имидж. Поэтому я хочу сказать пару благодарных слов в адрес Людмилы Ивановны, потому что ей было очень непросто эту ситуацию разрулить. И я не думаю, что она это сделала потому, что чего-то испугалась. Она – бесстрашный человек. Она в какой-то момент прониклась этой историей и поверила мне. Ее тронули мой энтузиазм и самоотверженность. И она пошла нам навстречу.

А. К.: А когда ты пришла к Шевцовой, ты подарила ей что-нибудь? К примеру, альбом «Точно ртуть алоэ»?

И. М.: Нет, конечно. Я пришла с папкой, которая у нас была по «Меамурам». Она у меня огромная. Говорю: это группа такая-то, с ней ТАК нельзя. Потому что нельзя – и все. Не думаю, что это ее остановило. Просто Господь вмешался. Шевцова захотела помочь. И все. Я ей очень благодарна.

А. К.: Она, небось, до общения с тобой ни одной песни «Троллей» не слышала?

И. М.: Абсолютно уверена. Но на концерте «Меамуров» она была. Сидела где-то…

А. К.: Презентацию в «Лужниках» показал канал MTV, и затем группа уехала в «Меамуры тур». И вы с Ильей начали друг от друга отдаляться?

И. М.: Есть вещи, которые я не хочу озвучивать. Просто у нас была договоренность – провести презентацию. А потом… Потом был вариант работать дальше. Но исторически сложилось так, что появились обстоятельства, вынудившие нас расстаться. Я сейчас об этом жалею. Потому что если все повторить, я бы, может быть, некоторые вещи не так сказала. И Илья на них не так бы отреагировал. И ситуация была бы иной. Но тогда мы были на эмоциях, совершенно вымотаны. Оба. Психологически. Надорваны. И все это было остро. И, в общем, мы как-то так расстались…

А. К.: А потом были заслуживающие внимания пересечения, когда вы могли посидеть спокойно и все обсудить?

И. М.: Мы встретились с Лагутенко ровно через неделю после презентации. Он приехал из Киева, я – из Питера. Он мне позвонил, и как выяснилось, мы в тот момент одновременно спускались с трапов самолетов. Сказал, что надо поговорить. Мы встретились во французском ресторане. В тишине, при свечах пообщались полтора часа. Итогом разговора, как выяснилось через полгода, явилось наше расставание. В тот момент мы оба об этом не знали. Я думаю, мы искали пути сближения… Но некие препятствия, которые в тот момент были – и с его и с моей стороны, – оказались непреодолимыми.