Текст книги "Воронцов"

Часть III
В поисках смысла

1846 г.

Франция, Ницца

Кареты проезжали туда-сюда, наполняя улицы курортного города скрежетом колес. Солнце светило, оставляя воздух влажным. Здесь, на главной улице, находилась лучшая булочная в городе «Croissants», откуда всегда исходил приятный запах свежевыпеченных хлебобулочных изделий. Этот аромат проникал во все щели и окна проезжавших экипажей, привлекая людей и вызывая у них чувство голода, даже если они обедали четверть часа назад, и кареты останавливались у этого маленького домика, чтобы их пассажиры могли отведать вкусные теплые булочки, круассаны, слойки и многое другое.

Сейчас уже вечерело, и в «Croissants» не было посетителей. Но вскоре подъехала карета. Две черные лошади, стуча копытами, остановились неподалеку у входа в булочную. Возница, человек в капюшоне, закрывавшем его, должно быть, обезображенное лицо, натянул поводья на себя, чтобы успокоить лошадей.

Из кареты вышел Воронцов. Поправив свой черный сюртук, он двинулся к входу в булочную.

Хозяйка, полная женщина с миловидным лицом, завидев гостя, приветливо улыбнулась, получив в ответ улыбку.

– Добрый день, мсье Воронцов! – приветствовала она его по-французски.

– Скорее вечер, Жаклин, скорее вечер. Хотя в этом чудесном месте легко запутаться в определении времени суток. Ведь аромат вашей булочной прямо-таки сводит с ума.

– Мне очень лестно это слышать. Я рада, что вот уже на протяжении месяца вы заходите ко мне каждый день. Вам как обычно?

– Пожалуй, да.

Хозяйка взяла бумажный пакет и начала складывать в него булочки с витрины.

– Вы с каждым днем становитесь все свежее и свежее, мсье Воронцов! Должно быть, отдых здесь идет вам на пользу?

– Признаться честно, это все ваши круассаны. Если бы не они, я бы давно умер с голоду в этом месте.

– Вы все шутите, мсье Воронцов. Здесь каждая улица наполнена ресторанами и булочными.

– И тем не менее, только вашу я посещаю ежедневно, ma shere. Так что увидимся завтра утром.

– Bon voyage, мсье Воронцов!

Дмитрий вышел из булочной, сел в карету, крикнул Бартего езжать в гостиницу и сразу же поддался соблазну отведать булочки из пакета. Он откусил кусок, с интересом наблюдая, как за окном столкнулись две кареты, и возницы кричат друг на друга. Воронцов усмехнулся и отвернулся от них. Он потянулся за второй булочкой и вдруг заметил, что все еще держит в левой руке сдачу. Он раскрыл ладонь и, пересчитав деньги, вздохнул.

– Здесь чуть ли не втрое больше, чем должно быть, – прошептал он, жуя булочку. – Ее привычка говорить во время работы когда-нибудь оставит ее без гроша в кармане.

Можно было вернуть эти деньги завтра утром. Но Воронцов сразу поймал себя на мысли, что его будет мучить совесть, если он не вернет деньги прямо сейчас.

– Бартего! – крикнул он кучеру. – Поворачивай обратно!

Выйдя из кареты, которая остановилась возле булочной, Воронцов вновь зашел в этот уютный домик, наполненный приятным запахом.

– Жаклин, вы дали мне…

Дмитрий смолк. За прилавком никого не было. Подойдя ближе и заглянув за него, он увидел мертвую хозяйку булочной, застреленную в грудь из револьвера. Деньги посыпались из ладони Воронцова. Он долго смотрел на бледное лицо Жаклин, десять минут назад улыбавшуюся ему за прилавком. Наконец, он наклонился, поднял с ее груди какой-то кусочек бумаги и покинул булочную.

– Они закрылись, – сказал он старику, который шел к булочной. Сев в карету, Воронцов посмотрел на игральную карту пикового валета, которую только что подобрал.

– Вези меня к Руссо, Бартего.

* * *

Лакей подошел к усатому мужчине лет сорока, сидевшему в кресле с бокалом вина.

– К вам мсье Воронцов.

– Вот как? Пусть заходит. И сделай милость, в следующий раз не объявляй о его приходе, а сразу впускай.

Лакей, покорно кивнув, пошел обратно к двери, чтобы впустить гостя.

– Это опять происходит, Руссо! Он снова появился!

На Воронцове буквально не было лица, поэтому Руссо сразу же усадил его в кресло напротив себя и велел слуге налить гостю вина. Бокал Дмитрия наполнился красного цвета жидкостью, взглянув на которую, он вспомнил о Жаклин, лежавшей в луже крови, и его всего передернуло.

– Рассказывай, – обратился к нему Руссо, с тревогой разглядывая Воронцова.

– Жаклин Дюпон. Хозяйка булочной на улице…

– «Croissants»? Черт подери, я обожал ее круассаны…

– Ее убили. Две пули в области груди. Буквально через минуту как я покинул булочную.

– И ты уверен, что это он?

Воронцов кинул на стол игральную карту пикового валета. Руссо судорожно отпил вина из своего бокала.

– Он всегда оставляет после себя это, – произнес Воронцов. – Скрываться не в его стиле.

– Прошло несколько месяцев после его последнего появления… Как он узнал, где ты находишься?

– Он всегда знает. Борман преследует меня на протяжении двух лет, всегда оставаясь в тени и пристально наблюдая за мной оттуда. И стоит мне сблизиться с кем-то, как он убивает этого человека. Я вообще удивлен, как он еще не добрался до тебя.

– До меня? – рассмеялся Руссо. – Дмитрий, да если он подойдет ко мне, я всажу в него все пули, что он потратил на близких тебе людей, – с этими словами он отстегнул две пуговицы своего сюртука и обнажил четыре револьвера, висевших у него на груди. – Этот твой Борман должен быть настоящим глупцом, чтобы попытаться меня убить. Хотя, признаться честно, мне не по себе от того, что этот парень вытворяет.

– Сегодня он убил четвертого знакомого мне человека, с тех пор, как я покинул Петербург, – прошептал Воронцов.

– У него действительно помутился рассудок, раз он бегает за тобой по всей Европе! Почему же сразу не убить тебя?

– Потому что ему не нужно, чтобы я умирал. Он хочет, чтобы я страдал.

Руссо налил себе еще вина и наклонился к Воронцову.

– У меня есть несколько людей… знающих толк в этом деле… Я приставлю их к тебе для охраны.

– Мне не нужна защита, – покачал головой Дмитрий. – Защита нужна тем, кто рядом со мной, а ты не сможешь защищать всех людей, мимо кого я прохожу и с кем веду беседу. Руссо, он убил женщину, у которой я покупал хлеб! Как я могу предугадать, кого он захочет застрелить следующим?

– Ну все, Дмитрий, все… Тебе нужно успокоиться. Раз ты отказываешься от моей помощи, что ты намерен делать?

– Я уезжаю из Ниццы. Из Франции. Отправляюсь в другую страну.

– Опять? Сколько раз ты уже менял страну? Тебе это помогло?

– По крайней мере, это дает мне еще один шанс скрыться от Бормана на какое-то время. Он выследил меня; значит, все, кого я здесь знаю, находятся в опасности.

– Подумай хорошенько, Дмитрий. Выпей вина, отдохни и подумай…

– Нет, я принял решение, – сказал Воронцов, вставая с кресла, – Я здесь, чтобы попрощаться с тобой, Руссо.

Руссо встал и, пожав руку Дмитрию, похлопал его по плечу.

– Я не прощаюсь с тобой, Дмитрий. Мы еще увидимся.

Воронцов кивнул и вышел из гостиной. Руссо, печально проводив его взглядом, заметил стоявший на столе бокал вина, к которому гость так и не притронулся.

– Несносный упрямец, – усмехнулся он, одним глотком осушив бокал.

* * *

Мужчина остановился, заметив мое нахмурившееся лицо.

– Что-то не так?

– Мне кажется, у Воронцова не в порядке с головой.

Мужчина усмехнулся.

– Почему ты так думаешь?

– Он странно себя ведет. То он невозмутимый и бесчувственный, как камень, то вдруг впадает в панику и теряет голову. Я уж молчу про его состояние в ту ночь после убийства Елизаветы, когда он брел по городу без огней. Судя по вашему рассказу, этот человек выдумал себе свой собственный мир, город без огней и людей, покрытый тьмой. Как после такого можно вообще утверждать, что Воронцов способен здраво мыслить?

– А как бы ты себя чувствовал после всего, что с ним произошло?

– Он сам во всем виноват! Убив стольких людей, разве можно надеяться на счастливую жизнь? Это наказание свыше, и он его заслужил.

– Я и не оправдываю его. Воронцов действительно убийца. Но разве он не заслужил капли сочувствия? Разве он не отплатил сполна за свои поступки?

Мужчина помолчал, словно обдумывая сказанное. Я, выждав для приличия, кашлянул.

– Так что же было дальше?

– Дальше? Воронцов уехал.

* * *

На следующее утро вещи Дмитрия уже были сложены в чемоданы и отправлены экипажем на вокзал. Сам Дмитрий, покинув гостиницу, изъявил желание пройтись пешком до станции. Он шел по аллее, хмурясь под лучами солнца и не отвечая на улыбки молодых француженок, проходивших мимо.

– Газеты! Свежий выпуск!

Воронцов, дав монету мальчишке-газетчику, взял с его рук газету, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. Но, как он вскоре понял, это была не самая лучшая идея. Первую страницу занимала большая фотография владелицы известной булочной Жаклин Дюпон с заголовком о ее смерти в собственном заведении. Поспешив перевернуть страницу, Воронцов увидел новость о гибели герцога Вивьена Руссо, который, судя по записи, скончался в своей постели. Причиной смерти послужило отравленное вино… Дмитрий судорожно выдохнул. Борману каким-то образом стало известно об этой слабости Руссо, и необходимость подбираться ближе для убийства отпала сама собой.

Я не прощаюсь с тобой, Дмитрий. Мы еще увидимся.

Скомканная газета полетела в мусорный бак. Лучше бы он покинул этот город, не узнав об этой второй смерти.

Поезд уже отбывал. Клубы пара заполоняли небо возле станции. Дмитрий прибавил шагу, отдал женщине возле вагона билет, и, заняв первое попавшееся купе, где уже была дама в черной вуали, сел напротив нее.

Поезд летел по железной дороге, проносясь мимо лесов и полей, городов и деревень Франции. Воронцов пустым взором смотрел в окно. После получаса однообразных пейзажей он перевел взгляд на свою спутницу. Удивительно красивое черное платье было на ней, черная шелковая вуаль закрывала лицо. Дмитрию стало интересно, как эта женщина вообще видит сквозь нее и видит ли она что-либо вообще. Может быть, это старуха, которой глаза уже ни к чему? Тогда кто же ее сопровождает? Незнакомка склонила голову набок. Воронцов не мог понять, смотрит она сейчас на него или нет.

Наконец она заговорила:

– Мне не понравилась Ницца. Это не тот город, в котором я хотела бы жить. Его райские условия делают это место точкой сбора верхушек общества, не знающих каких-либо человеческих ценностей, лишенных искренности, милосердия. Здесь люди живут только для того, чтобы удовлетворять свои потребности, напрочь забывая о том, что значит быть человеком. Разумеется, есть свои исключения. Но их единицы.

Воронцов удивленно смотрел на даму в черном. Нет, судя по голосу, она не старушка, а молодая женщина. Более того, ее голос, ровный и уверенный, будто перекликался с прошлым Дмитрия, но каким образом, Дмитрий понять не мог.

Незнакомка в упор посмотрела на него. Дмитрий понял это, разглядев два блестящих глаза.

– Что же вы молчите, мсье Воронцов? Не хотите согласиться со мной? Вам ведь тоже не понравился отдых в Ницце, верно?

Дмитрий открыл рот.

– Откуда вы меня знаете?

– Я знаю все о вас, вашем прошлом и вашем настоящем. У вас крайне тяжелая жизнь, и мне вас искренне жаль.

– Кто вы?

– Мое имя не имеет никакого значения. Это всего лишь пустой звук, смешивающийся с остальными пустыми звуками в этом мире. Вам не нужно много знать обо мне. Единственное, что я могу вам сказать, это то, что мы с вами на одной стороне, и я хочу помочь вам.

Воронцов прищурился.

– Если вы и вправду все обо мне знаете, то вы понимаете, что помочь мне вы не в силах. Человек, который преследует меня, всегда держится в тени и забирает всех дорогих мне людей. И даже людей, с кем я говорю более пяти минут, так что советую вам быть осторожней. Вполне возможно, что он находится сейчас в этом поезде.

Дама в черном усмехнулась. По крайней мере, Воронцов, не имевший возможности увидеть это, так почувствовал.

– Меня Борман не запугает; да и вы его переоцениваете. В конце концов, он всего лишь человек. Вы думаете, что вам нужно бояться его, Воронцов, хотя на самом деле ваш истинный враг гораздо опаснее любого, с кем вас сталкивала жизнь.

– Ну, все, с меня довольно загадок, – резко произнес Воронцов и рванулся вперед, чтобы сдернуть вуаль с лица незнакомки. Не успел он опомниться, как его рука оказалась в ее руке, а на шее он ощутил холодную сталь ножа.

– Даже не думайте, – прошипела дама, – Вам не нужно видеть мое лицо, даже если вы видите меня в первый раз.

Она убрала нож в рукав платья, откуда его и вытащила; Дмитрий, не сводя с нее взгляда, сел обратно на свое место.

– Что-ж, – выдохнул он, – вы хотите мне помочь, но не хотите, чтобы я знал, кто вы. Будь по-вашему. Но вы себя переоцениваете. Имея при себе лишь лезвие в руке, вам не удастся поймать Бормана. Мой знакомый всю жизнь носил с собой четыре револьвера на груди и даже это его не спасло. Убивают не только пули.

– Да-да, я знаю, что Руссо отравили, – нетерпеливо сказала женщина в черном. Воронцова уже не удивляло то, что она знает всех его знакомых. – Но его погубило вино. Оно всегда было его слабостью, и Борман узнал о ней. Про мои же слабости он никогда не узнает. Потому что их нет.

– Вы очень убедительны, сударыня, однако позвольте мне задать вам последний вопрос. Откуда мне знать, что это не Борман подослал вас ко мне?

Женщина замялась.

– Никак. Вы можете мне только верить.

– Этого недостаточно. Я больше никому не верю.

Воронцов встал, чтобы пересесть в другое купе.

– Сделайте милость, оставьте меня в покое. Так будет лучше для вас.

– Одному вам не справиться, Воронцов.

– Это я уже сам решу.

Дмитрий покинул купе. Женщина в черном осталась сидеть, не сводя взгляда с того места, где только что стоял Воронцов.

* * *

– Женщина в черном?

Я озадаченно смотрел на рассказчика.

– Что еще за женщина в черном?

– Что именно тебя смущает?

– У нее какой-то расплывчатый образ. Она как будто не из этого мира. Зачем она вообще появилась?

– Тебе нравилось, когда в этой истории были одни и те же персонажи? Но ведь люди приходят и уходят, и вскоре их места занимают другие. Женщина в черном – это новая пешка в большой игре. Хотя называть ее пешкой – это слишком низко.

– На чьей она стороне? Как можно доверять незнакомке, которая даже не может показать своего лица?

– Как же ты нетерпелив, – усмехнулся мужчина. – В свое время все встанет на свои места.

– Куда Воронцов в итоге отправился?

– Он вернулся в Англию. В поместье, где когда-то совершил одно из своих убийств.

* * *

Англия, Лондон

Воронцов медленным шагом ходил по деревянному паркету, разглядывая потемневшие со временем столики и стулья, паутину в углу гостиной, треснувшие, должно быть, после урагана, окна. Дом, некогда принадлежавший графине Васнецовой, а после ее смерти перешедший во владение Воронцова, был пуст и заброшен много лет. Покидая это место, Дмитрий распустил всех слуг, осточертевших ему своей французской чопорностью, и распродал почти все имущество дома. Это поместье Воронцов ненавидел ввиду того, что оно напоминало ему о событиях, произошедших здесь шесть лет назад. Воронцов вышел в прихожую, вспоминая, как он приказал схватить Лоренса, который знал о причастности графа к убийству Васнецовой, привязать его к лошади и пустить ее бежать во всю прыть. Сейчас ему было удивительно, откуда тогда в его душе было столько злости. Должно быть, ею он пытался скрыть свою боль внутри… Во дворе раздался топот скачущих лошадей, и Воронцов вышел во двор.

– Какие новости?

– В Лондоне все тихо, граф, – ответил Бартего, слезая с повозки, – Никаких событий.

– Что насчет Бормана?

– Я находился на станции два дня, наблюдая за приезжающими. Если бы он приехал поездом, я бы его увидел.

– Хорошо, – произнес Дмитрий. Он заложил руки за спиной и начал медленно ходить возле дома. – Я собираюсь на бал, который мой знакомый Стивенсон устраивает сегодня вечером в честь рождения племянника.

– Разумно ли это, хозяин? Ведь Борман только и ждет, чтобы вы показались в обществе.

– Я изнемогаю от скуки в этом доме. Я больше не могу здесь находиться. Если Борман все-таки прознал про то, что я в Лондоне, я не дам ему возможности найти себе новую жертву. Если я буду общаться со всеми понемногу на балу, вряд ли он на следующий день пристрелит всех моих собеседников.

Вечером того же дня Дмитрий уже сидел за столиком в доме Стивенсонов, без всякого сожаления проигрывая свои деньги английским игрокам в карты. Воронцов прекрасно понимал, что его дурачат; что бородатый мужчина с большими глазами достает из-под рукава сюртука одну карту за другой на протяжении всей игры; что сидящий напротив него юноша незаметно меняет карты под столом; что огромных размеров немец, улыбаясь в лицо Воронцову самой сахарной на свете улыбкой, принимает карты под столом от своего приятеля. Все они самодовольно ухмылялись каждый раз, когда Дмитрий проигрывал партию, а Воронцов получал удовольствие от того, что они были так поглощены собственной победой, что не замечали, как маленький мальчишка вытаскивает из их карманов кошельки.

Под конец одиннадцатой партии карманы Воронцова были пусты.

– Благодарю за игру, господа, – раскланялся он с игроками и поспешил покинуть игральный стол. Он подошел к колонне, коими был украшен дом Стивенсона, за которой притаился мальчик лет шести, который за время игры успел обворовать всех соперников Воронцова.

– Как и договаривались, сорванец, все поровну, – прошептал он мальчику. Тот кивнул и, улыбнувшись озорной улыбкой, отдал Дмитрию мешочек с деньгами, где было раза в три больше того, что Воронцов проиграл.

– Молодец. А теперь беги к родителям. И помни, что воровать нехорошо.

Ребенок растворился в толпе, а Дмитрий побрел по террасе дома, здороваясь с гостями и перебрасываясь с некоторыми из них парой слов. Вскоре он заметил хозяина дома со своей супругой и подошел к ним.

– А! Граф Воронцов! Рад, что вы нашли время заглянуть к нам, – обратился к Дмитрию Стивенсон, крепко пожимая ему руку, – Позвольте представить вам мою жену Луизу.

Высокая блондинка возле него с улыбкой кивнула Воронцову.

– Спасибо вам за устроенный вечер, – сказал Дмитрий. – Полагаю, ваш брат счастлив?

– О, да, это счастливейший день для него… и для нас. Он очень хотел сына, и жена подарила ему чудесное дитя. Я безумно рад за него.

Воронцов заметил, что, несмотря на улыбку и веселые нотки в голосе, глаза Стивенсона были полны грусти.

– Однако я вижу молодого Уайта; мне нужно его поприветствовать. Я оставлю вас в компании моей супруги на некоторое время, хорошо?

– Лучшей компании и представить сложно, – улыбнулся Воронцов. Стивенсон отошел. Дмитрий остался с Луизой.

– Мне кажется, ваш муж чего-то не договаривает, – сказал ей Дмитрий. – Не похоже, что он искренне счастлив за своего брата.

Луиза внимательно посмотрела на Дмитрия.

– А вы проницательны, граф. Мой муж, безусловно, рад рождению сына у его брата, но его радость омрачает отсутствие собственных детей.

– Вот как? В чем же дело?

– Мой муж не может иметь детей. Увы, такое иногда случается. Мы со Стивенсоном уже свыклись с мыслью о том, что у нас никогда не будет ребенка, но рождение племянника… напомнило нам о нашем горе.

У нее на глазах показались слезы.

– Я… прошу прощения… – выдавила Луиза и отошла. Дмитрий стоял и смотрел, как она покидает зал и поднимается вверх по лестнице на второй этаж, где она, наверное, закроется в своей спальне, упадет на кровать и зарыдает, уткнувшись лицом в подушку, страдая от душевной раны, неосторожно потревоженной Воронцовым.

Дмитрий, немного подумав обо всем этом, пошел дальше знакомиться с гостями дома Стивенсона. Вскоре он пожал руку молодому человеку лет двадцати, одетому в темно-синий сюртук.

– Кристофер Уайт! А вы, должно быть, Дмитрий Воронцов? Стивенсон рассказывал мне о вас!

– Рад знакомству, – натянуто улыбнулся Воронцов, которому стало не по себе от детского восхищенного взгляда его собеседника.

– Я слышал о вашей жене. Ужасная трагедия, – печально произнес Кристофер, не отпуская руку графа. – Вам, должно быть, ее смерть нанесла тяжелую травму на всю оставшуюся жизнь. Сожалею, что не смог принести свои соболезнования своевременно.

– Соболезнования всегда уместны, – ответил Дмитрий, про себя подумав, что через шесть лет они ему совсем ни к чему. А его собеседник продолжал радостно трещать:

– Я тоже скоро собираюсь жениться; я знаком с замечательной девушкой, и я твердо намерен провести с ней остаток своих дней.

– Вам двадцать, мистер Уайт. Рановато вам еще называть свои оставшиеся годы остатком.

– Да, да, как же вы правы! – заверещал Кристофер, следуя за графом по всему залу. – Вы и вправду так умны, как все о вас говорят! Но я также слышал много странных слухов о вашей жизни и не знаю, чему верить! Знаете ли вы, что вас зовут «графом, не познавшим счастья»?

– «Граф, не познавший счастья»? – переспросил Дмитрий. – У людей богатая фантазия. Но мне нравится это прозвище. Пожалуй, я скажу своему кучеру, чтобы он называл меня так.

– Какое чувство юмора! Потрясающе!

Дмитрий вздохнул, раздумывая, как избавиться от настойчивого юноши. Взгляд его упал на карточный стол.

– О, смотрите! – воскликнул он, указывая на скопление игроков. – Не хотите попытать счастья?

– О, нет, благодарю, мне уже хватило, – ответил Кристофер, с опаской посмотрев на стол. – Я там пятнадцать минут назад оставил почти все свои деньги, как и половина игравших со мной! Вы бы видели, какие вещи вытворял там тот незнакомец! Он каким-то неведомым образом умудрялся заканчивать каждую партию пиковым валетом, вы представляете? Не знаю, насколько честен он был, но выглядело это очень…

Воронцов схватил его за руку. По телу графа бежал холод.

– Что вы сказали? Пиковый валет?

– Ну да… а что?

Дмитрий рванулся к карточному столу и, растолкав толпу, увидел там только игравших англичан, с недоумением обративших свои взоры на Воронцова. Граф, недолго думая, отошел от столика и, скрывшись от Кристофера за парой слуг, вышел из дома во двор, чтобы глотнуть воздуха.

Итак, он здесь. Каким-то образом Борман снова выследил его, но как? Воронцову приходила одна мысль за другой, и каждая была невероятнее предыдущей. Может быть, его бывший друг уже не человек? Дмитрий с дрожью вспомнил Бормана в горящем доме, с ногой, объятой пламенем. В тот день он действительно не был похож на человека… Прочь, прочь эти безумные мысли… Неважно, как Борман снова нашел Дмитрия, важно то, что опять опасность грозит находящимся рядом людям, а значит, нельзя больше здесь оставаться. Подальше, подальше от Лондона, от Англии, надо отправиться в другую страну. Опять…

– Из этого ничего не выйдет, – раздался голос возле него. Вздрогнув от неожиданности, Дмитрий увидел слева от себя женщину в черном, которую он встретил в поезде. Она беспечно взирала на ночное звездное небо сквозь вуаль.

– Опять вы! – нахмурился Воронцов. – Что вам нужно от меня?

– Я просто не хочу, чтобы вас убили раньше времени, – пожала плечами незнакомка.

– Неужели? А по-моему, вы только этого и добиваетесь, приводя Бормана ко мне!

– Я его к вам не приводила, – невозмутимо ответила дама. – Он и без моей помощи знает, где вас искать, и я пока не могу сказать, как он это делает.

– Тут все очень просто, сударыня. Борман стал дьяволом, и только Бог знает, на что он теперь способен.

Женщина в черном удивленно посмотрела на графа.

– К чему вы клоните, Воронцов? Думаете, что он сейчас стоит невидимый за нами и слушает наш разговор?

– Вполне возможно.

Некоторое время она смотрела на него, словно обдумывая, серьезно ли говорит Дмитрий, затем она весело засмеялась.

– Вам… вам нужно немного отдохнуть, Воронцов… – проговорила женщина в черном сквозь смех. Дмитрий, глядя на нее, почувствовал себя ужасно глупо. И правда, что за мысли у него…

– Постойте! Что вы имели в виду, когда сказали «из этого ничего не выйдет»?

– Переезд в другое место не имеет смысла, – сказала женщина в черном, перестав смеяться. – Каким-то образом Борман знает каждый ваш шаг, так что можете быть уверены, что он вскоре опять окажется возле вас, когда вы будете в новом месте.

– Предлагаете остаться здесь?

– Да. Останьтесь на время в Лондоне и продолжайте делать то, что делали на протяжении всего вечера – общайтесь со всеми людьми понемногу. Старайтесь ни к кому не привязываться. Даже Борман не в состоянии умертвить всех присутствующих здесь.

– Да кто вы такая? – в отчаянии крикнул Воронцов. Женщина, ничего не ответив, спустилась по лестнице вниз и скрылась в темноте.