Текст книги "Воронцов"

* * *

– Борман действительно необычайно силен, – заметил я. – Обычный человек не способен на это. Преследовать по всему свету, убивать всех подряд, ускользать как мышь…

Мой рассказчик сощурился.

– Ты поверил в то, что Борман – не человек? Тогда кто же он?

– Я не знаю. Быть может, он действительно дьявол. Или же…

Я вдруг замолчал и потом резко дернулся на месте.

– Я все понял! Я понял!

– И?…

– Никакого Бормана нет! Воронцов выдумал его, это – плод его воображения! Дмитрий сошел с ума после смерти Елизаветы, в этом то и вся причина!

Мой рассказчик почесал голову.

– Хм… ты меня озадачил. Я действительно не думал об этом… А как же убитые знакомые Воронцова? А женщина в черном, которая тоже знает о Бормане? Она тоже сошла с ума?

Я недолго подумал. Догадка пришла очень скоро.

– Женщина в черном тоже выдумана Воронцовым. А убитые люди… они были… были убиты самим Дмитрием.

Мужчина усмехнулся, внимательно наблюдая за моим возбужденным лицом.

– Ты дал интересное объяснение положению дел в этой истории, и я, честно говоря, очень впечатлен.

– Так я прав?

– Ммм… нет. – мягко сказал он. – К счастью, или нет, но все происходящее реально: Борман существует, убивает и преследует Дмитрия.

Я разочарованно вздохнул.

– Но мне твоя идея понравилась. Из тебя получился бы неплохой писатель.

– Так получается, все это действительно происходит? Тогда как объяснить сверхспособности Бормана?

– О каких сверхспособностях идет речь? С каких пор нужно быть необычным, чтобы убить кого-то? Скрываться в тени может любой терпеливый человек. А что касается того, что Борман всегда находит Воронцова… у этого будет объяснение. В свое время.

Мне стало очень любопытно. В принципе, это чувство не покидало меня на протяжении всей истории, но теперь, когда моя версия о выдуманном мире Дмитрия была опровергнута, оно разгорелось еще сильнее. Изменившийся Воронцов, загадочная незнакомка в черной вуали, Борман, потерявший рассудок и превратившийся в хладнокровного убийцу – все это подогревало мой интерес.

– Что-ж, я продолжу. Вкратце опишу события после того дня. Воронцов остался в Лондоне, продолжая заводить так много знакомых, как только мог. И это действительно работало: скоро список перевалил за сотню. Ни одного убийства не было. Это было сверх сил Бормана перебить почти половину Лондона. Но вскоре Воронцов начал понимать, что среди новых знакомых начинают выделяться друзья: тот же самый Стивенсон, который еще несколько раз приглашал Воронцова на свои вечера; Кристофер, тот навязчивый юноша, который буквально молился на Дмитрия по непонятной для того причине. Были и другие друзья. Не буду заострять на них внимания. И Дмитрий стал бояться, что скоро Борман подберется к кому-то из его близких. Снова. Этот страх буквально раздирал его в клочья, не давая ему спать по ночам, и этот страх вынудил Воронцова придумать неожиданный ход.

– Какой же?

– Он решил устроить вечер у себя дома. Пригласить всех своих знакомых из Лондона и уделить внимание всем понемногу, тем самым отводя угрозу от своих друзей. Но самая главная его цель была поймать наконец Бормана. Дмитрий был уверен, что убийца не упустит шанса вновь незаметным прийти на вечер. И Воронцов был готов.

– Неужели все получилось? Неужели он все-таки поймал Бормана?

– Нет. Все пошло совсем по-другому.

* * *

Через неделю Воронцов устроил прием в своем доме. Нанял слуг и лакеев, которые за пару дней привели заброшенный особняк в порядок. Приглашения были разосланы всем знакомым Воронцова. Некоторые осложнения вызвал Кристофер, который страстно хотел познакомиться с загадочной женщиной в черном, которую он увидел на вечере Стивенсона. Он так умолял Воронцова пригласить ее, что тот просто не мог отказать. Только потом Дмитрий понял, что у него нет никакой информации о таинственной незнакомке. Единственное, что он точно знал – она постоянно следит за ним. Это граф и использовал.

Действительно, просидев некоторое время в небольшом кафе в центре Лондона, Воронцов вскоре заметил ее, сидевшую за самым дальним столиком в тени и беспечно потягивавшую кофе из чашки. Как она умудрялась это делать, имея вуаль на лице, оставалось загадкой.

Дмитрий подсел к ней. Женщина удивленно подняла на него голову.

– Я думала, вы избегаете моего общества.

– Это очень сложно, учитывая, что вы все время ходите за мной.

– Что поделать, я слежу за вами. Вы прекрасно знаете, что находитесь в опасности.

– Почему это вас так волнует? Борман убивает тех, кто рядом со мной. Ему ни к чему моя жизнь. На вашем месте я бы беспокоился за себя… Впрочем, делайте, что хотите. Я здесь, чтобы пригласить вас к себе на прием завтра вечером.

Граф протянул ей приглашение.

– Даже так? Какая неожиданность! Вы решили пригласить меня, несмотря на то, что я вас вывожу из себя?

– Вы понравились одному моему другу, и он сгорает от нетерпения познакомиться с вами. Да, я знаю, – кивнул Дмитрий, заметив озадаченность незнакомки, – только идиот может влюбиться в женщину, лица которой не видно. Видимо, это юношеский порыв чувств.

Воронцов встал.

– Так что будьте любезны, не мучайте долго юношу и разбейте ему сердце сразу.

С этими словами Дмитрий покинул кафе.

* * *

– Она великолепна!

Вечер в доме Воронцова был в самом разгаре. Гостей здесь было больше, чем на приеме у Стивенсона – впрочем, сам Стивенсон об этом и позаботился. Дмитрий ходил по дому, останавливаясь, чтобы перекинуться парой-другой слов со знакомыми или незнакомыми ему лицами, кидал улыбки всем подряд и подгонял слуг, чтобы те не забывали вовремя подливать шампанское в бокалы гостей. В то же время глаза Воронцова неустанно бегали в поисках Бормана, который, несомненно, явился сюда и тщательно скрывался. Впрочем, Дмитрий очень хотел, чтобы оно так было: пусть враг видит, что граф имеет несчетное количество друзей, не выделяя никого из них.

Но Кристофер ставил свою жизнь под угрозу, постоянно крутясь возле Дмитрия.

– Что ты сказал?

– Я говорю – она великолепна! И, представляешь, она очень милая собеседница! Заинтересовалась мной! Спрашивала, кем я работаю, из какой семьи, где живу…

– Может быть, она хочет тебя обокрасть?

– Воронцов! Что за мысли? Конечно же, нет!

Дмитрий призадумался. Какую бы игру не вела женщина в черном, она явно решила использовать еще одну пешку на шахматной доске.

– Ты узнал ее имя?

– Нет, – с улыбкой ответил Кристофер.

– А лицо? Ты видел ее лицо?

– Нет, – радостно воскликнул юноша. – А зачем? Она красивее всех на свете! Она – лучше всех! Дмитрий, спасибо, что познакомил нас! Я перед тобой в неоплатном долгу!

– Что-ж, это чудесно, друг мой, чудесно. Не заставляй ее ждать и иди к ней, – сказал Воронцов, опасаясь, что Борман, заметив их продолжительную беседу, решит убить собеседника графа.

Кристофер на крыльях любви улетел вглубь зала, а Воронцов, ломая голову над тем, каким образом связана загадочная женщина в черном с Борманом, пошел дальше. На пути ему встретился Стивенсон, который задержал его на десять минут, благодаря графа за все, что он сделал для его семьи.

* * *

– А что Воронцов сделал такого для семьи Стивенсонов?

– О, это отдельная история. Я расскажу ее попозже.

* * *

Расставшись со Стивенсоном, Воронцов вышел во двор глотнуть свежего воздуха. Звезды высыпались на ночное небо, поочередно мигая оттуда графу, который медленно шел вдоль пруда. Взгляд его вдруг остановился на одиноко сидевшей на скамейке девушке в шляпе с широкими краями. Хоть она и сидела спиной к Воронцову, граф сразу же узнал ее. Девушка, в которую он влюбился на последнем году обучения в Кадетском корпусе. Из-за нее Дмитрий поехал в Махотку, чтобы расстаться с Дуней, а по возвращению в столицу узнал, что она не дождалась его и уехала во Францию.

– Катерина… – произнес Воронцов помимо своей воли.

Девушка вздрогнула и обернулась. Лицо ее почти не изменилось за семь лет: все те же румяные щеки, большие глаза, подобные голубому небу, и спадавшие на лицо белокурые локоны. Дмитрий, взглянув на свою бывшую любовь всей жизни, уже не почувствовал счастливого отклика души: покойная Елизавета навсегда заняла его сердце, не оставив в нем места для других людей.

– Дмитрий, – прошептала Катерина, не сводя с него глаз. Граф подошел к ней и сел рядом. – Я слышала, что ты в Лондоне… Сначала не поверила, но потом эта новость о том, что ты устраиваешь вечер… я решила прийти… теперь же все сомнения отпали.

Воронцов продолжал молча, без улыбки смотреть на нее, вызывая в девушке отчаяние.

– Я знаю, ты злишься на меня, – прошептала Катерина, беспокойно заламывая себе руки. – Но ты должен понять, что у меня не было другого выбора.

– Ты могла дождаться меня, – произнес Дмитрий. – Просто дождаться. Двух недель тебе хватило, чтобы забыть все, что между нами было?

– Я не могла остаться с тобой… на то были свои причины…

Куст возле скамейки хрустнул; они вздрогнули и обернулись, но это оказался лишь порыв ветра. Катерина в нерешительности посмотрела на Воронцова, не решаясь вновь заговорить. Наконец, она вздохнула.

– Дмитрий… у тебя есть сын.

– Что?

Воронцову показалось, что вся вода из пруда хлынула на него. Он во все глаза смотрел на Катерину, которой, похоже, было самой не по себе от того, что она раскрыла свою тайну.

– Когда ты уехал, я узнала, что жду ребенка от тебя. Я не могла так рисковать… Тебе было девятнадцать, ты был небогат и по-детски глуп – какое будущее ожидало бы бедное дитя? А тут появился Мишель и…и я решила, что так будет лучше.

– Лучше? – воскликнул Воронцов. – Лучше, если чужой человек будет воспитывать моего ребенка? Ты вышла за него и уехала с ним во Францию?

– К чему теперь укорять меня? С тех пор много воды утекло. Мы были самонадеянны и глупы, каковыми, впрочем, являются все молодые.

– Считаешь, что это тебя оправдывает?

– Да, – вызывающе ответила Катерина. – Я хотела сделать как лучше для ребенка. Это меня оправдывает.

Воронцов закрыл лицо руками. У него в голове не укладывалось, что у него есть сын.

– Получается ему… ему сейчас…

– Шесть лет, – улыбнулась Катерина, с блестящими от слез глазами взглянув на Дмитрия. – Он так похож на тебя, Дмитрий… Я была с ним на вечере у Стивенсона, но не встретила там тебя…

Воронцову ясно хлынуло воспоминание о том, как на том вечере маленький мальчик обчистил карманы шулеров, пока Дмитрий проигрывал им деньги.

Как и договаривались, сорванец, все поровну. А теперь беги к родителям. И помни, что воровать нехорошо.

Сомнений не было. Это был его сын. Если бы он только знал, что разговаривал со своим собственным сыном… Воронцов вдруг оживился.

– Он сейчас здесь? Ты привела его?

Катерина покачала головой.

– Я оставила его в гостинице на Грин-стрит. Решила не будить его…

Куст близ скамейки снова хрустнул. Воронцов взглянул на него, и сердце его остановилось. В кустах кто-то был.

– Нет! – завопил Дмитрий, вскакивая со скамейки. Из кустов вылез мужчина и помчался в сторону ворот. Дмитрий побежал за ним, кровь прихлынула к голове, сердце бешено стучало в груди. Борман знает, что у Воронцова есть сын, и он сейчас придет к нему… он знает, где мальчик… гостиница… Граф от бессилия закричал: вдали во мраке раздался стук копыт: Борман сел в чей-то экипаж и исчез из виду.

К Воронцову подбежала Катерина.

– Дмитрий! Кто это был? – испуганно спросила она. – Что происходит?

– Скорее! Нам нужно спешить! Я все тебе объясню, но позже!

Граф схватил ее за руку и вместе они побежали к ближайшей карете.

* * *

– Просто невероятно… Они успели?

Мой рассказчик некоторое время молчал.

– Нет, друг мой. Они не успели.

Я с отчаянием смотрел на него.

– Не может быть… Борман нашел ребенка раньше? Он… он убил его?

– Когда Воронцов и Катерина добрались до гостиницы, мальчика там уже не было. Кто-то забрал его.

* * *

Дмитрий стоял на балконе своего поместья с бокалом виски в руке. Небо было окутано огромными серыми тучами, среди которых иногда возникали секундные вспышки от молний. Граф смотрел вверх и думал, что погода невероятно точно передает то, что творилось сейчас в его душе. Он услышал позади шаги и обернулся. К нему подошли Стивенсон и Кристофер.

– Дмитрий, мои люди прочесывают весь Лондон. Все станции и гостиницы находятся под наблюдением. Друг мой, мы найдем этого паршивца. Я обещаю тебе, что лично приставлю револьвер к его голове.

– Спасибо, Стивенсон, – кивнул Воронцов. Он не стал говорить вслух, что Бормана не найдет даже сам Бог, если тот сам этого не захочет.

Кристофер же не мог скрыть своих эмоций.

– Дмитрий, я прямо сейчас оседлаю своего коня и примусь за поиски твоего сына!

– Кристофер, это не имеет смысла…

– Я все решил, – отрезал юноша. – Мой слуга уже везет для меня револьверы и французскую шпагу. Я отправляюсь немедленно.

Он важно поклонился и поспешил прочь. Стивенсон покачал головой.

– Решительный парень… но глуповат… Когда-то и я таким был. Как себя чувствует Катерина, Воронцов? Знаю, это глупо спрашивать – ведь она лишилась своего ребенка…

– Она потеряла сознание в ту ночь и пробыла в забвении четыре дня. Сейчас она в своей гостинице под присмотром моего врача. Она… она не может говорить… Ее голос просто пропал. Я не знаю, надолго ли это.

Стивенсон положил ему руку на плечо.

– Навести ее. Скажи, что весь Лондон ищет ее сына и непременно найдет. Я знаю, это лишь слова, но все же лучше, чем ничего.

Воронцов ничего не ответил и снова поднял взгляд на грозовое небо. Он понимал, что должен прийти к Катерине и объяснить случившееся, и в то же время боялся посмотреть ей в глаза. Он во всем виноват: ему не следовало забывать, что Борман рядом.

* * *

– Мы найдем его, я обещаю…

– Боже… – плакала Катерина, закрыв лицо руками. – Зачем я рассказала тебе о нем? Я чувствовала, что это не приведет ни к чему хорошему…

– Прошу тебя, не говори так. Я – его отец. Я должен был знать.

– И теперь ты знаешь! Знаешь, что твоего сына, возможно, уже нет в живых! Тебе от этого легче?

Вдруг она умолкла и со страхом посмотрела на Воронцова. Дмитрий не понимал, что происходит.

– Катерина?

Девушка подняла руки перед собой. Они были в крови.

Воронцов вздрогнул и проснулся. Он обнаружил себя в своем экипаже, впереди Бартего подгонял лошадей своим хриплым голосом, а за окном пролетали серые улицы Лондона. Дмитрий глубоко вздохнул, осознавая, что все увиденное им минуту назад – всего лишь неприятный сон. Воронцову почему-то невыносимо хотелось пить, но воды в экипаже, увы, не могло быть. За окном стоял зной – предвестник грядущего дождя.

Карета остановилась около гостиницы, в которой находилась Катерина. Граф вышел из нее и поднялся вверх по лестнице, ведущей к входу. Кивнув лакею у двери, он зашел внутрь и поднялся на второй этаж. Дверь в комнату Катерины находилась за поворотом, и она… была открыта.

Воронцов ворвался в комнату. Катерина лежала мертвая в своей постели, застреленная из револьвера. Кровь медленно сочилась из раны на ее груди. На простыне лежала игральная карта, пиковый валет. Дмитрий закричал и бросился к телу девушки. Он опустился на колени возле кровати и зарыдал.

– Ну что же ты… Она недолго мучилась.

Воронцов оцепенел. Он медленно повернул голову. Вбежав в комнату, Дмитрий и не заметил, что в комнате стоял он. Высокий мужчина в синем плаще, направивший на Дмитрия свой револьвер. Прошедшие годы изменили лицо Сергея Бормана до неузнаваемости: щеки словно вдавились внутрь, оставив снаружи только острые скулы; морщины изрезали все лицо, в особенности лоб, а глаза были мертвые, без искры, как у живых людей.

Дмитрий с минуту смотрел на него, потом задрожал от ярости, и чуть было не бросился на Бормана, но тот многозначительно скосил взгляд на револьвер в своей руке. Воронцов замер возле кровати, с ненавистью глядя на него.

– Знаешь… – произнес Борман, облизав засохшие губы. – На самом деле, я оказал ей большую услугу. Избавил ее от бессонных ночей, бесконечных слез и бессмысленных попыток найти своего сына. Она бы убила сама себя через пару недель.

– Ты гнида, – прошипел Воронцов, сжимая кулаки, – Ты мне ответишь за все… когда-нибудь я заставлю тебя заплатить за все, что ты сделал…

– Все возможно…

– Где мой сын?

– А! Твой сын! – улыбнулся Борман, обнажив желтые зубы. – Признаюсь честно, мне сначала доставляло истинное удовольствие наблюдать за всеми вашими усилиями в поисках, но в последнее время это стало мне докучать. В конце концов, как я могу испытывать гордость за то, что я не делал?

– Что?

– Я не похищал твоего сына. Когда я добрался до гостиницы, дверь уже была взломана, и никого в комнате не было. Кто-то опередил меня… Твое лицо так изменилось! Ты удивлен? Мог бы и сам догадаться. Ты знаешь, что я бы сделал с твоим сыном, если бы нашел его. Уж точно не отправился бы с ним на прогулку… Кто-то хочет спрятать твоего ребенка от меня, но не волнуйся, я доберусь до него.

Воронцов не сводил взгляда с лица Бормана. Он еще никогда не был к нему так близок за последние несколько лет, так близко, и в то же время так далеко.

– Не забывай держать людей на расстоянии, Воронцов. Ты должен жить с этим. Ты будешь жить с этим.

– Остановись, прошу тебя, Борман, остановись! Убей меня! Убей меня прямо сейчас и покончим с этим!

– Мне не нужна твоя жизнь! – взревел Борман. – Мне нужна твоя душа! Истерзанная до боли! Ты хочешь, чтобы я остановился? Что-ж, я остановлюсь. Сразу же, как только убью твоего сына!

Он скрылся в проеме двери; Дмитрий быстро вытащил свой револьвер из-под плаща и кинулся за ним. Борман уже был в конце коридора, когда услышал скрип двери позади; он обернулся и, увидев Воронцова, схватился за оружие.

Прогремели три выстрела.

Револьвер Бормана упал на пол. Он все еще стоял, будто не замечая трех пуль в своей груди, и смотрел на Воронцова, который продолжал держать револьвер в вытянутой руке. В глазах Бормана вспыхнуло страдание. Он посмотрел на свои раны.

– Что же ты не попал в Метельникова тогда… – прошептал он. Еще секунда – и Борман выпрыгнул в открытое окно. Дмитрий подбежал туда, где он только что стоял и посмотрел вниз. Тело Бормана лежало на тротуаре. Словно во сне, Воронцов побежал вниз по лестнице, покинул гостиницу и помчался к другой ее стороне. Там, где минуту назад лежал Борман, осталась лишь небольшая лужа крови.

* * *

Твой сын у нас. Он в безопасности до тех пор, пока ты находишься от него на расстоянии. Не пытайся найти его. Не пытайся найти нас. Покинь Англию. Забудь свою старую жизнь, своих друзей и знакомых, уезжай и оставь их. Ты должен стать тенью, стать никем. Только так ты сможешь уберечь своего сына и своих близких. Скоро все встанет на свои места.

Воронцов сидел в кресле у камина, сжимая в руке эту записку, которую он получил от почтальона минуту назад. Будущее представлялось ему туманом, и вряд ли была хоть какая-то надежда, что этот туман когда-нибудь рассеется. Грань между друзьями и врагами давно стерлась, теперь люди делились только на живых и мертвых. Катерина мертва… но его сын жив… Если для его безопасности необходимо уничтожить себя… что-ж… так и поступим…

Клочок бумаги полетел в каминный огонь. Пустое кресло продолжало качаться. Поместье вновь кануло в забвение.

Часть IV
Потерянный

1848 г.

Двое мужчин шли по коридору, стены вдоль которого были сплошь увешаны картинами. В воздухе ощущался запах масляных красок, смешанных с глицерином. Это была Московская академия художеств.

– И как долго он уже находится здесь? – спросил один мужчина у другого, когда они подошли к деревянной двери с вырезанными на ней изображениями животных.

– Около двух лет. Поначалу он просто приходил сюда каждый день и смотрел на работу других художников, а потом сам изъявил желание стать одним из них. И я рад, что так вышло: за пару месяцев он научился рисовать так, как рисуют мастера своего дела после долгих лет практики! Его картины расходятся за считанные минуты, самые влиятельные люди Москвы приезжают сюда, чтобы приобрести его работы. Самое главное – он совершенно не прихотлив. Ему не нужно состояние, что приносят его картины – он лишь просит еды и крыши над головой… А, вот мы и пришли.

Дверь отворилась и мужчины зашли в светлый зал с большими окнами, где работали над своими картинами художники.

– Он в самом дальнем углу, – шепнул хозяин Академии гостю. – На вашем месте я бы не рассчитывал на беседу – он почти ни с кем не общается.

– Спасибо. Думаю, со мной он обмолвится парой слов, – сказал тот и двинулся по залу мимо работающих художников к самому дальнему углу, где спиной к нему сидел человек с длинными волосами ниже плеч и рисовал пейзаж горной местности. Гость подошел сзади и сел на ближайший стул. Долго он рассматривал этого художника, который когда-то был графом.

Художник, заметив на картине тень от сидящего сзади, обернулся.

– Понфилов!

– Здравствуй, Дмитрий, – улыбнулся Понфилов, обнимая друга и стараясь не показывать своего изумления по поводу внешнего вида графа. Время успело поработать над Воронцовым так же усердно, как и он над своими картинами: лицо исхудало и было покрыто бородой, под глазами образовались впадины, волосы, нестриженные и не видевшие ухода долгое время, росли как попало. Выглядел Воронцов так, будто опять был в заключении в Жандармском корпусе, но уже на протяжении многих лет.

«И ведь ему всего двадцать восемь…» – подумал Понфилов.

– Как ты нашел меня? – спросил Воронцов хриплым, неестественным для него голосом.

– В нашем мире найти человека не составляет особого труда. А учитывая, что твои картины теперь вовсю гуляют по Москве и Петербургу, я быстро узнал, где искать своего старого друга.

Понфилов окинул взглядом рабочее пространство Воронцова.

– Не думал, что ты увлечешься искусством…

– Так получилось, – произнес Дмитрий, закрывая краски.

Понфилов посмотрел на единственную законченную картину возле Воронцова и вздрогнул, узнав в нарисованной девушке Елизавету Борман.

– Хозяин сказал мне, что ты задаром отдаешь ему все свои картины…

– Пусть забирает. Мне они не нужны.

– Но одну картину ты все же решил оставить.

Воронцов замер на мгновение.

– Я все чаще вспоминаю о ней, – прохрипел он, – Думаю о том, как бы сложилась ее жизнь. У нее наверное были бы дети… Борман был бы счастливым отцом и заботливым мужем, а не убийцей. А я…я был бы свободен от проклятия, сопровождающего меня всю жизнь.

В его глазах показались слезы. Понфилов не мог видеть этого.

– Дмитрий…

– Иногда я хожу в лес… беру с собой револьвер… стреляю по листьям на ветках деревьев… По листьям! Я никогда не промахиваюсь, Понфилов! Никогда! Как же я мог промахнуться в тот раз?

– Успокойся, прошу тебя.

– Знаешь… на самом деле, это все началось уже давно… я не люблю вспоминать об этом… еще на первом году обучения в Кадетском корпусе из-за меня застрелили человека на дуэли. В тот день погибнуть должен был я… Но Метельников занял мое место и спас мне жизнь. Зачем он это сделал? Я до сих пор не могу ответить на этот вопрос. Возможно, он что-то увидел во мне. К лучшему ли это? Наверное, нет… Погибни я в тот день, множество людей остались бы живы, и все сложилось бы иначе…

Он посмотрел в окно.

– С тех пор, как умерла Елизавета, многое произошло, Понфилов. Я покинул страну и отправился в путешествие по странам. Я сделал то, что всегда делаю, когда хочу закрыться от душевной боли – превратился в человека без чувств, без эмоций, не испытывающего радости от жизни и просто проживающего ее. Новая страница в моей истории, новые друзья, новые знакомые, новые места… И тут началось это.

Дмитрий сглотнул.

– Борман… Вокруг меня стали гибнуть люди… Где бы я ни был, он выслеживал меня и убивал моих знакомых. Я не мог скрыться от него, в какую бы страну я ни приезжал. Два года назад… два года назад я узнал, что у меня есть сын… Катерина рассказала мне… Ты представляешь? Мой сын… Лучше бы я никогда этого не знал… Потому что теперь его мать мертва, а мой ребенок находится неизвестно где, и я не могу приблизиться к нему ни на шаг, потому что в этом случае Борман найдет его и сделает с ним то же, что сделал с остальными! Поэтому моего сына прячут и от меня, и от Бормана, а я сижу здесь, словно заключенный, ни с кем не общаюсь, чтобы на следующий день не найти своего собеседника в луже крови и с картой пикового валета на груди, и рисую, рисую, чтобы хоть как-то не сойти с ума!

Последние слова превратились в крик, и Воронцов в ярости кинул коробку с красками в стену. Несколько художников, работавших в комнате, поспешно покинули зал, испуганно оглядываясь на Дмитрия.