Текст книги "Воронцов"

1845 г.

– Я хочу видеть Воронцова.

Александр и Понфилов переглянулись. Елизавета, прислонившись к подушке спиной, сидела на кровати, скрестив руки на груди, и упрямо смотрела на обоих.

Александр выступил вперед.

– Послушайте, графиня…

– Я не хочу больше ничего слушать – прервала его девушка, – Дмитрий сейчас неизвестно где, он думает, что я мертва и что он виновен в моей смерти, а вы хотите, чтобы я оставалась здесь?

– Лиза, вы очнулись всего три дня назад, вы еще очень слабы…

– Я сильнее, чем вы думаете, доктор.

– Я уже изложил вам всю ситуацию, графиня, и мне не составит труда сделать это снова – начал Александр, стараясь не потерять терпение. Елизавета демонстративно закатила глаза. – Кто-то сбил прицел в пистолете Воронцова, чтобы он промахнулся и попал в вас. Этот кто-то явно хотел убить вас и, вероятно, захочет сделать это снова, если узнает, что вы живы…

– Ну так найдите этого «кого-то»! – раздраженно воскликнула Елизавета. – Александр, мне кажется, вас нисколько не волнует то, что происходит с вашим братом! Хотя, как я могу в этом сомневаться, вы же полгода продержали его в тюрьме!

– Для его же блага! – взревел Александр. – Так было нужно!

– Кому нужно? Вам? Я не собираюсь делать то, что вам нужно!

Александр и Елизавета яростно смотрели друг на друга. Напряжение в комнате снял Понфилов, начав говорить своим спокойным, размеренным голосом:

– Давайте все успокоимся. Елизавета, я понимаю ваше неумолимое желание поведать Дмитрию о том, что вы живы, и положить конец его страданиям и скитаниям по миру, но поймите и вы: есть человек, который держится в тени и устраивает события так, как нужно ему. В его руках все мы – марионетки, которыми он может с легкостью управлять. Помимо него есть ваш муж, который, как я вам поведал вчера, сошел с ума после вашей смерти и мстит Воронцову, убивая близких ему людей. На данный момент Дмитрий в Чехии, и это уже пятая страна за полгода. Он бежит от кого-то, и не составляет труда догадаться, от кого.

Елизавета, осознав положение вещей, серьезно смотрела на доктора.

– Борман настигает моего брата, где бы он ни был – подал голос Александр. – Меня беспокоит, каким образом ваш муж это делает. Мне кажется, кто-то помогает ему, и этот «кто-то» всегда держится рядом с Воронцовым или же, по крайней мере, осведомлен о его следующих передвижениях. Скорее всего, он и замешан в вашем, так сказать, убийстве. Это и есть тот самый «кто-то», графиня, и пока мы не найдем его, ни Дмитрий, ни любая другая душа не должна знать, что вы живы.

Елизавета пронзительно взглянула на Воронцова – старшего.

– Вы говорите, Борман преследует Дмитрия по всей Европе и убивает знакомых ему людей?

– Да, ваш муж…

– Он мне не муж, – произнесла девушка, чувствуя комок в горле – Больше нет.

– Как пожелаете. Борман убил уже трех человек, с которыми Воронцов успел обменяться более, чем парой слов. Я думаю, самому Дмитрию не угрожает опасность – если бы Борман хотел убить его, он бы давно уже сделал это. А вот тем, кто рядом… Поэтому ни я, ни доктор, ни тем более вы…

– Возможно, мне нужно дать Борману знать, что я жива! Ведь он все это делает из-за меня!

– Елизавета, ваша настойчивое желание предстать перед всеми живой весьма похвально – с иронией сказал Александр. Графиня злобно сверкнула глазами. – Но это глупо. Если вашим мужем… простите, Борманом, управляет человек, «убивший» вас в первый раз, этот неизвестный «кто-то», вы и слова не успеете сказать, как он сделает это снова. Сомневаюсь, что у вас осталась еще одна жизнь в запасе, графиня.

1846 г.

– Как я выгляжу?

Понфилов оторвался от своих записей и поднял голову. Перед ним стояла женщина в длинном черном платье с бархатными складками темно-синего цвета и кружевами на рукавах. На голове, обрамленной черными блестящими локонами, красовалась такого же цвета шляпка. Интереснее всего был атрибут, закрывавший лицо девушки. Это была вуаль темного цвета, причем она была сделана из такого материала, что лица девушки почти не было видно – лишь слабые очертания губ, носа и двух блестящих глаз.

Понфилов поднял брови.

– Я бы вас не узнал.

Елизавета улыбнулась. В комнату вошел Александр и уставился на женщину в черном, которая обернулась к нему.

– По-моему, вы перестарались с таинственностью.

– Вы хоть когда-нибудь бываете довольны?

– Только, если на это есть весомая причина. Как вы вообще можете видеть через эту… ткань?

– Есть… ммм… небольшие трудности с этим… Но я привыкну. Вы хотели, чтобы мое присутствие оставалось тайной для окружающих? Тогда смиритесь с моим новым образом.

– Я все еще думаю, что это не лучшая идея…

– Признайте, Александр, вам будет гораздо проще следить за Дмитрием с моей помощью, не так ли?

Воронцов – старший неохотно кивнул. Он не был уверен в правильности своего решения позволить Елизавете вступить в игру.

* * *

Поезд медленно отходил от станции. Елизавета сидела одна в купе, размышляя о том, как начать разговор с Воронцовым, когда тот войдет сюда. Нужно держаться более непринужденно… Нельзя, чтобы Дмитрий узнал ее… Девушка высокомерно подняла голову и расправила плечи. А вдруг вуаль не так надежна, как казалось, и Воронцов разглядит ее лицо? И что делать с голосом?

Девушка начала произносить разные слова вслух, стараясь говорить их на полтона ниже. Приближающиеся шаги заставили ее смолкнуть на полуслове. Дверь купе отодвинулась, и вошел Дмитрий Воронцов. Сердце Елизаветы бешено забилось при виде любимого человека, которого она не видела два года. Все те же черты лица, волосы отпущены чуть ниже и имели серебристый оттенок, на лбу залегло несколько морщин, должно быть, уже навсегда. Не тени улыбки… Хотя, когда Воронцов пришел на ее свадьбу с Борманом и они впервые познакомились, он тоже не позволял себе намека на улыбку. Елизавета поскорее отогнала нахлынувшие воспоминания и неимоверное желание броситься Дмитрию на шею.

Воронцов бросил быстрый взгляд на незнакомку и, повесив пальто на крючок, сел напротив нее. Елизавета прикусила губу от напряжения: она боялась, что он узнает ее, когда она заговорит.

Поезд набирал скорость. Пора действовать.

* * *

– Вы очень убедительны, сударыня, однако позвольте мне задать вам последний вопрос. Откуда мне знать, что это не Борман подослал вас ко мне?

Женщина замялась.

– Никак. Вы можете мне только верить.

– Этого недостаточно. Я больше никому не верю.

Воронцов встал, чтобы пересесть в другое купе.

– Сделайте милость, оставьте меня в покое. Так будет лучше для вас.

– Одному вам не справиться, Воронцов.

– Это я уже сам решу.

Дмитрий вышел из купе. Елизавета вздрогнула, когда дверь за ним затворилась и прижала ладонь лицу, стараясь не заплакать от бессилия. Если бы она только могла ему сказать…

– Даже не думай.

Девушка подняла голову. Она и не слышала, как в купе вошел Александр. Все это время он стоял за дверью и слышал все, что происходило. Елизавета скинула с лица вуаль, обратив несчастное лицо к Воронцову – старшему.

– Он не поверил мне! И отказался от помощи…

– Ты же не думала, что все будет так просто? – усмехнулся Александр, усаживаясь туда, где недавно сидел его брат, – После всего, что пережил Дмитрий, было бы глупо довериться первой встречной. Тем более… такой, как ты.

– Я «перестаралась с таинственностью»?

– Как всегда.

Елизавета увидела легкую улыбку на лице Александра и поняла, что он не сердится.

– Хотя с ножом ты конечно переиграла…

– Он хотел снять с меня вуаль!

– Да? В таком случае, ты поступила верно. Он так и не узнал тебя, значит, со своей ролью ты справилась.

* * *

Дверь кареты отворилась, и в экипаж села Елизавета. Закрыв за собой дверь, она яростно вскрикнула и убрала с лица вуаль.

– Я больше так не могу! – зарыдала она.

Александр Воронцов терпеливо задернул занавески на окнах и зажег лампу.

– Ты сама этого хотела.

– Я не думала, что все будет так тяжело! Мне надо играть холодную, резкую женщину без лица и имени, мою полную противоположность!

– У вас неплохо это получается, графиня, поверьте мне. Вы заинтриговали Воронцова, а это хорошо.

– На вечере у Стивенсона он крикнул мне вслед «Кто вы такая?». Я чуть было не развернулась и не бросилась к нему! Как я хочу раскрыться, как я хочу снова сделать его счастливым и свободным от этих смертей, наполняющих его жизнь!

Александр ясно увидел перед собой Дуню, висящую на петле и Стаханова, падающего с обрыва, и подумал, что стоило бы сказать девушке о том, что происходящие с Воронцовым сейчас события, возможно, это расплата за его прошлые грехи, но промолчал. Вместо этого он произнес:

– Тебе следует приготовиться, Лиза. Ты пересекаешься с Дмитрием второй раз. Будь готова к тому, что Борман придет за тобой. Я не могу гарантировать, что буду рядом в этот момент.

– Все в порядке, – прошептала Елизавета, вытерев слезы с лица и закрыв его вуалью. – Я жду не дождусь встречи с ним.

* * *

– Почему это вас так волнует? Борман убивает тех, кто рядом со мной. Ему ни к чему моя жизнь. На вашем месте я бы беспокоился за себя… Впрочем, делайте, что хотите. Я здесь, чтобы пригласить вас к себе на прием завтра вечером.

Граф протянул ей приглашение.

– Даже так? Какая неожиданность! Вы решили пригласить меня, несмотря на то, что я вас вывожу из себя?

– Вы понравились одному моему другу, и он сгорает от нетерпения познакомиться с вами. Да, я знаю, – кивнул Дмитрий, заметив озадаченность незнакомки, – только идиот может влюбиться в женщину, лица которой не видно. Видимо, это юношеский порыв чувств.

Воронцов встал.

– Так что будьте любезны, не мучайте долго юношу и разбейте ему сердце сразу.

С этими словами Дмитрий вышел из кафе. Елизавета долго провожала его взглядом. Все ее внутреннее существо сжалось в комок и готово было вот-вот выплеснуться в потоке слез. Она сильна в его присутствии, она дерзко ему отвечает, невозмутимо смотрит в упор, но когда Дмитрий уходит, графиня становится слабой и ранимой. Вскоре она допила кофе и покинула это место. Свернув за угол, она медленно пошагала вверх по улице. Елизавета чувствовала его учащенное дыхание, биение сердца, мягкие, но торопливые шаги. Она заметила его уже в кафе, где он сидел за дальним столиком в тени, прикрывшись свежим выпуском газеты, чувствовала его пристальный взгляд, когда она разговаривала с Воронцовым. Сомнений у девушки не было: это был он.

Борман.

Елизавета молниеносно обернулась и выбила револьвер из рук незнакомца, приблизившегося вплотную к ней. Тот, судя по всему, совсем не ожидал подобного: не успел он сделать резкого движения, как Елизавета приложила к его горлу нож.

– Борман… – прошипела она, разглядывая лицо мужа сквозь вуаль.

Борман, стоявший неподвижно, улыбнулся, обнажив желтые зубы. От правой руки императора, статского советника не осталось и следа: волосы были взъерошенные и грязные, один глаз дергался и косил влево, а кожа стала сухой и желтоватой. Тем не менее, его лицо выражало безумную решительность и глаза горели адским возбуждением.

– Никто из моих жертв раньше не сопротивлялся. Интересно…

– В кого ты превратился… – выдохнула графиня. – Кем ты стал, Сергей…

Борман, при звуке своего имени, дернулся, будто кто-то вернул его к жизни. Он взглянул на Елизавету ясным, трезвым взглядом, словно на мгновение превратившись в того, кем он был до смерти своей жены.

– Кто ты? Кто ты такая?

Девушка вздохнула. Решившись, она сдернула свободной рукой вуаль с лица и посмотрела прямо на Бормана.

– Это я, Сергей. Лиза.

Борман на секунду застыл, не отводя взгляда от ее лица. Казалось, его глаза вот-вот наполнятся слезами. Он протянул руку и коснулся ее щеки. От этого прикосновения у Елизаветы пошли мурашки, словно касается ее другой, совершенно чужой человек, но она не показывала этого, чтобы не прервать этот момент. Похоже, у нее получилось. Она вернула Бормана к жизни.

– Лиза? – прошептал он хриплым голосом, не отрывая руки от ее лица – Лиза?

– Да! – улыбнулась девушка, убирая нож с горла Бормана. – Да, это я, Лиза! Я жива!

Вдруг лицо Бормана перекосилось.

– Это невозможно! – взревел он. – НЕВОЗМОЖНО!

Одним ударом он выбил нож из рук Елизаветы и тут же схватил ее за горло. Он душил ее. Елизавета что есть сил сопротивлялась и била Бормана по лицу, но тот как будто не чувствовал боли: лицо было искажено ненавистью, челюсть дергалась, а пальцы все сильнее сжимали горло девушки. Елизавета чувствовала, что задыхается, лицо Бормана постепенно расплывалось у нее перед глазами, а все вокруг вдруг стало ярким… неестественно ярким… словно это был уже другой мир.

Выстрел. Крик Бормана. Воронцов.

* * *

Елизавета очнулась в светлой комнате. Кто-то задергивал занавески. Это был Александр.

– О чем вы думали, графиня? – прошипел он, увидев, что девушка пришла в себя.

– Вы спасли мне жизнь.

– Елизавета, вы не должны были раскрываться Борману! Он – сумасшедший! Он уже не признает в вас свою жену!

– Теперь я в этом убедилась…

– Ваша проверка могла закончиться вашей смертью! Благо, что я успел!

– Вы убили его?

Александр издал смешок.

– Если бы. Едва задел его плечо. Он исчез за долю секунды.

Елизавета приподнялась.

– Теперь он все расскажет тому, кто держится в тени. Тому, кого мы ищем.

– Можете не терзаться угрызениями совести, графиня. Даже если Борман все расскажет нашему неизвестному другу, я сомневаюсь, что тот поверит ему. В конце концов, я думаю, он прекрасно понимает, что Борман сошел с ума, и ему могло это показаться. Живая Елизавета – это слишком неправдоподобно.

Елизавета вдруг посмотрела на Александра и вскрикнула.

– Боже! Что с вашей ногой?

Воронцов-старший отвернулся, опираясь на трость.

– Борман успел ранить меня. Понфилов сказал, что задет какой-то там нерв… я не стал вникать в подробности… ненавижу медицину. Теперь, когда я не могу ходить, от меня будет еще меньше пользы, чем раньше, а это значит, что все теперь ложится на тебя, Елизавета. Не подведи меня.

* * *

Елизавета, облаченная в черный плащ поверх своего платья, притаилась в кустах вблизи от яблони, растущей за скамейкой, и внимательно ловила каждое слово из разговора Воронцова и Катерины, его бывшей возлюбленной времен кадетской службы.

– Дмитрий… у тебя есть сын.

– Что?

Елизавета, услышав это, едва не ахнула, но вовремя зажала себе рот ладонью. Она продолжала вслушиваться.

– …лучше? О чем ты думала?

– К чему теперь укорять меня? С тех пор много воды утекло. Мы были самонадеянны и глупы, каковыми, впрочем, являются все молодые.

Елизавете показалось, что куст недалеко от нее хрустнул; подозрительно посмотрев на него и ничего не увидев, девушка снова превратилась в слух. Воронцов протянул:

– Получается ему… ему сейчас…

– Шесть лет – улыбнулась Катерина – Он так похож на тебя, Дмитрий, ты бы видел…

Куст снова захрустел. Елизавета вперилась в него взглядом. На этот раз обернулся и Воронцов.

– Нет! – завопил он, разглядев в ветвях куста фигуру съежившегося человека.

Елизавета ужаснулась: оттуда молниеносно выскочил мужчина и помчался в сторону ворот, где стояла карета. Катерина вскочила на ноги, ничего не понимая.

– Дмитрий, что происходит?

Но Воронцов уже мчался за Борманом. Елизавета бросилась в другую сторону, где за тенью деревьев стояла карета с задернутыми занавесками на окнах. Ворвавшись туда и испугав Александра, пролившего кофе себе на брюки, она выпалила:

– У Воронцова есть сын! Борман знает об этом и направляется к нему! Александр, он убьет сына Дмитрия!

Воронцов – старший сразу понял, что к чему.

– Ты знаешь где находится ребенок? – спросил он с тревогой.

– Да! Трогай, трогай! – крикнула графиня кучеру. – Мы должны опередить его!

* * *

Карета с занавешенными окнами стояла на мостовой, отделенная приличным расстоянием от дома Катерины, который, тем не менее, был виден отсюда.

– Его нет! Почему его нет?

– Успокойтесь и ждите, Елизавета.

– Он ведь не явится, так?

Александр вздохнул.

– Думаю, нет. Он без сомнения заметил нашу карету возле дома и скрылся. Или же находится неподалеку и наблюдает.

– Я боюсь представить, что было бы, если бы Борман добрался до сына Воронцова…

– Выброси эти мысли из головы. Мы успели, и это главное. А вот и Дмитрий с Катериной.

У дома остановилась карета, откуда выбежали Воронцов с Катериной и ринулись в открытую дверь. Через несколько секунд раздался душераздирающий крик девушки.

– Они думают, что их ребенка украл Борман! – отчаянно произнесла Елизавета. – Правильно ли мы делаем?

– Если бы мы не украли мальчика, это действительно сделал бы Борман.

– Но мы должны вернуть ребенка! – вскрикнула девушка, вздрагивая от продолжающихся воплей Катерины, доносящихся из далекого дома. – Она – его мать! Она сейчас сходит с ума!

Александр, словно не слыша ее, перевел взгляд на мальчика, который крепко спал рядом с ним, положив голову на его плечо.

– Чудное дитя… Нам нужно держать его подальше от Воронцова.

– Что?

Елизавета не могла поверить своим ушам.

– Подальше от Воронцова? Он его отец!

– С ним опасно, Елизавета, и ты это знаешь. Рядом с Дмитрием люди гибнут, а Борман будет счастлив лишить его самого дорогого человека. Я не дам ему такой возможности. Запутаем след. Скроем ребенка в надежном месте.

* * *

1848 г.

Елизавета вбежала в дом Александра, бросилась на пустую кровать и зарыдала. Из другой комнаты на плач примчался Воронцов – старший, в недоумении уставившись на женщину в черном.

– Что произошло?

Елизавета хотела что-то сказать, но не смогла, и вместо слов она показала на картину, которую принесла с собой. Александр, кинув на нее быстрый внимательный взгляд, глубоко вздохнул.

– Графиня…

– Он нарисовал мой портрет! – всхлипывая, воскликнула Елизавета. – Он никогда не простит себя, понимаешь, никогда!

Она уткнулась в подушку и завопила от отчаяния. Александр с горечью смотрел на нее. Он заметил перевязанную руку.

– Тебя ранили?

Девушка вытерла слезы рукавом платья.

– Да. Там было два наемника. Второй вышел из ниоткуда, я потеряла бдительность. Дмитрий спас меня. Он все еще носит с собой револьвер, представляешь?

– Это он перевязал тебе руку?

– Да. От ранения я была без сознания всю ночь. Дмитрий перенес меня в свою мастерскую.

У Александра расширились глаза. Елизавета поняла, о чем он подумал.

– Нет, он не снял с меня вуаль и не видел моего лица. Он слишком благороден для этого.

– Звучит так, будто ты жалеешь, что он не сделал наоборот.

– Жалею! Очень сильно жалею! Я с самого начала хотела, чтобы он знал правду.

– Ты… Ты рассказала ему?

– О том, что Стивенсон послал своих наемников? Да.

– И…?

Елизавета сглотнула.

– Он ушел.

Александр схватился за голову.

– Как ты могла это сделать? Все это время он был в безопасности в своей лачуге с красками, а теперь случилось то, чего я и боялся! Теперь он не успокоится, пока не найдет их всех! – он с бешенством посмотрел на Елизавету. – Можете гордиться собой, графиня! Нам только удалось загнать его в клетку на два года! Это были два года без скитаний по миру, преследований и напрасных жертв! И ты дала ему повод выйти из укрытия прямо в лапы к своим врагам! Ты специально это сделала?

– Да! – вызывающе ответила Елизавета. – Я спасла его!

Александр в порыве чувств пнул ногой стул и стремглав вышел из дома, хлопнув дверью. Елизавета сидела на кровати с засохшими слезами на щеках и теребила свою вуаль, которая уже почти стала частью ее самой. Проведя в раздумьях некоторое время, она откинула ее с лица, встала и направилась в другую комнату. Небольшая и светлая, она была намного уютнее гостиной. Девушка опустилась на колени рядом с мальчиком, играющим на ковре в солдатиков. При виде Елизаветы лицо ребенка просветлело.

– Лиза! – воскликнул он, обнимая ее за шею. – Как хорошо, что ты пришла! Поиграешь со мной?

– Конечно поиграю, Дмитрий, – улыбнулась Елизавета, украдкой смахивая остатки слез с ресниц. – Ты хорошо себя вел в эти дни? Слушался Александра?

– Да, – ответил ребенок, немного нахмурившись. – Лиза, два дня назад я спросил его, когда вернется моя мама, и он ответил, что никогда. Что он имел в виду?

Елизавета вздохнула, мысленно пообещав себе ударить Александра рукояткой пистолета при первой же возможности.

– Не слушай его. Иногда он… сам не знает, о чем говорит.

– Лиза… мой отец… – проговорил Дмитрий, вопросительно уставившись на девушку. – Он ведь скоро придет за мной?

Подавив в себе крик отчаяния, Елизавета кивнула и улыбнулась.

– Конечно, малыш. Он сделает все, чтобы прийти за тобой.

1850 г.

Гости постепенно собирались в Васнецовской усадьбе, стараясь не поднимать свои голоса выше уровня шепота. Знатные и простые люди, прибывшие из Российской империи и нескольких стран Европы, собрались здесь, чтобы почтить память одного из самых загадочных во всех отношениях человека, Дмитрия Воронцова. Причины его гибели не были понятны до сих пор: одни утверждали, что он был застрелен своим недругом где-то в степи, другие – что он покончил с собой, не выдержав жизни в бегстве от своих врагов. Кто-то даже уверял, что он замерз в Сибири во время снежной бури в прошлом году. Сколько бы версий смерти Воронцова не было, ясно оставалось одно: закрытый гроб стоял посередине зала на каменном возвышении, и всем приехавшим сюда было безумно жаль молодого графа, чья жизнь так внезапно оборвалась.

– «Граф, не познавший счастья» – важно произнес усатый господин в сером костюме. – Именно так величают Воронцова во Франции. И, я полагаю, не только там.

– Правда? – заинтересованно спросила молодая англичанка. – Почему же у всех такое мнение о мсье Воронцове?

– О, на это есть целый ряд причин, – ответил усатый господин, наматывая ус на ножку своего хрустального бокала с вином. – Начнем с того, что…

– Он был убийцей! – вещал молодой наместник. – Человеком с темным прошлым!

– Говорят, в свое время он возглавлял движение повстанцев вместе с известным врагом государства, Метельниковым!

– Его жизнь, бесспорно, окутана множеством тайн, – пробасил граф Свиридов, выслушав мнение одного из гостей. – Я могу лишь утверждать то, в чем уверен. Воронцов всегда был душой компании, общался со всеми вежливо и деликатно, слушал с интересом о твоих проблемах и всегда готов был прийти на помощь, как однажды пришел мне. Мне будет не хватать этого замечательного человека.

– У него был божественный французский! – причитала княгиня Соловьева. – Он обещал, что научит меня разговаривать так же! О, эта жизнь, не щадит никого, а молодых – особенно!

Гости продолжали прибывать. К дому подъехала массивная карета. Из нее вышел Стивенсон с несколькими сопровождающими наемниками пугающего вида. Одному из них он сразу приказал оставаться возле кареты и сторожить его жену.

– Жди здесь, – сказал ему Стивенсон. – Я не собираюсь тут надолго оставаться, но и не покину это место, пока своими глазами не увижу мертвого Воронцова. И если для этого мне придется разбить в щепки его гроб, я это сделаю.

Он заглянул в окно кареты, где с мертвенно-бледным лицом сидела Луиза.

– Я думаю, тебе вовсе не обязательно видеть тело этого осквернителя нашего рода, – прогнусавил Стивенсон, приблизив свое лицо вплотную к лицу жены и прерывисто дыша на нее. – Не волнуйся, я мигом. Лишь отрежу клок волос с головы Дмитрия – тебе на память. Это будет единственная вещь, напоминающая о нем, потому что его дочурку, – Стивенсон оскалил белые зубы. – Его дочурку я отправлю прямиком за своим папашей по возвращению домой!

Луиза зарыдала.

– Она – моя дочь! Наша дочь! Воронцов здесь ни при чем, он наоборот помог нам!

– НЕТ! – заорал Стивенсон, схватив ее за горло. – В моей дочери должна быть моя кровь! МОЯ! МОЯ!

Один из наемников многозначительно кашлянул.

– Сэр… мы привлекаем слишком много внимания.

Стивенсон оглянулся. Действительно, гости, сходившие со своих экипажей, бросали взгляды в их сторону. Стивенсон обернулся к жене, противно улыбнулся и поцеловал ее, стараясь сделать это как можно больнее для нее. Затем он выпрямился, поправил воротник своего костюма и двинулся к усадьбе, махом руки заставив приспешников следовать за ним.

Подъехал еще один экипаж, из которого вышел Александр Воронцов и доктор Понфилов. Оба одетые в черного цвета сюртуки, они пошли в сторону дома. Александр старался не показывать своего горя, придав лицу привычное каменное выражение. Понфилов же явно не мог сдерживать себя и шел, дрожа всем телом и вытирая платком бегущие по щекам слезы. Вскоре они оказались в холле, где смешались с гостями.

– Я не вижу ее, – произнес доктор, повернувшись к Воронцову – старшему.

– Она должна быть здесь, – произнес Александр, рассматривая проходившие мимо пары, – Я уверен в этом.

– Она исчезла сразу после того, как узнала о смерти Дмитрия. Я думаю, ее уже нет в живых… Она не смогла смириться…

– Вот именно. Елизавета никогда не смирится с этим. Она хочет отомстить за смерть моего брата, и поэтому я уверен, что она здесь. Решила действовать в одиночку, а это ни к чему хорошему не приведет.

Огромный холл поместья уже был полон гостей, желающих проститься с Воронцовым. Здесь были его друзья с Кадетского корпуса, почти все англичане, с которыми он познакомился на вечера у Стивенсона. Возле закрытого гроба стоял Понфилов и умоляющим взглядом смотрел на крышку, будто надеясь, что она вот-вот отодвинется и оттуда выскочит живой и здоровый Дмитрий. Александр показывал меньшую чувствительность по отношению к смерти своего брата – или же только делал вид – и медленными размеренными шагами ходил по залу, всматриваясь в гостей. Он искал в них Елизавету, которая, узнав о смерти Дмитрия неделю назад, таинственно исчезла; но девушка, судя по всему, или хорошо скрывалась, или же впервые за много лет сменила свое черное платье с вуалью на что то другое и была незаметна в толпе гостей.

В скоплении людей показался Кристофер – надоедливый друг Дмитрия из Лондона. Нервно дергаясь и поправляя воротник своего сюртука, он двигался по направлению к гробу, не переставая моргать и держаться за бок сюртука, откуда что-то выпячивалось. Впрочем, присутствующие не придавали такому поведению особого значения – смерть Воронцова оставила отпечаток на многих его знакомых.

– Как же он был дорог мне… – прошептал Сергей Борман, стоя в углу зала и насмешливо оглядывая траурную обстановку. – Ведь я не хотел, чтобы он умирал, о, нет, я хотел, чтобы он промучился всю жизнь, наблюдая, как гибнут его друзья и любимые… Эти англичане лишили меня смысла жизни…

Позади Бормана, в тени, стоял еще один человек, лицо которого было скрыто капюшоном.

– Не забывай, зачем мы здесь, – произнес он. – Я не успокоюсь, пока не увижу тело Воронцова в этом проклятом гробу. Мне нужны доказательства его смерти.

– Брось, ты можешь наконец-то расслабиться: твоя месть завершена, Бартего, Дмитрий пал. Правда, не от твоей руки, но все же… А я буду идти до конца и заберу на тот свет его сынишку, как только найду его…

– Пока тебе лучше склонить голову вниз, чтобы старший Воронцов не заметил тебя и не пустил тебе пулю в лоб, – прошипел Бартего в ухо Борману.

В зале притихли: появился священник. Он участливо прошел сквозь толпу и приблизился к гробу с книгой в руках. Все головы присутствующих повернулись к нему. Повисла пауза.

Священник кашлянул, раскрыл книгу, нащупал два револьвера на своей груди и начал говорить.