Текст книги "Просьба не беспокоить. Фантастический роман"

28. Догадка

Оставалось всего два дня до дедлайна, а ходом расследования доволен я не был. Формально всё закончено, гонорар получен и можно уезжать. Но, во-первых, я хотел досидеть до финала и посмотреть на победителей, а, во-вторых, само расследование, как таковое, меня не совсем устраивало. Не складывалась у меня общая картина, как-то коряво выглядела. Что-то я не так понял, нечто пропустил или попросту не нашёл.

Желая немного подумать, решил пройтись по корпусу гостиницы. По всем этажам. Сверху донизу.

На четвёртом этаже у окна, выходящего на улицу, стояла грустная одинокая женщина. Высокая, стройная, с чуть выраженным восточным типом лица. Красивая. Почему она одна? Не в кафе, не в баре, не с каким-нибудь мужчиной? Я где-то читал, что женское одиночество – это совокупность стереотипов и домыслов, которые выдвинуты человеческим социумом и возведены в принцип. Женщины остаются одинокими по разным причинам. Одна очень долго искала спутника жизни, пока не вышла из определенного возраста, другая успела развестись, а третья так и не дождалась предложения, хотя очень этого хотела и долго думала. За женским одиночеством кроются унылая тоска и лютая безнадежность. Оптимисты говорят, что не стоит отчаиваться, а нужно надеяться, что счастье вдруг постучится в двери. Будучи частным сыщиком, не помню уж сколько раз сталкивался я с такими несчастными женщинами. Только никогда и никому из них подобных сказок не рассказывал. Не верил в них.

На третьем этаже жил я. Я уже собирался зайти в номер, как обратил внимание, что в холле, в кресле сидела хорошо одетая девочка лет пяти. Одна. На коленях у неё лежал раскрытый мешок с каким-то содержимым.

Надо было пройти мимо, но что-то меня дёрнуло, и я подошёл ближе:

– Привет. Ты почему одна? – полюбопытствовал я. – Где твои родители? Ты потерялась?

Мешок оказался с монетками и бумажными купюрами. Девочка, не отрываясь, смотрела на него, гладила пальцем и что-то шептала. Потом всё-таки подняла необыкновенно серьёзные глаза и уставилась на меня.

– Я не потерялась, – заявила малявка. – Сейчас я буду громко кричать, что вы приставали ко мне, говорили нехорошие слова и за разные места трогали.

– Ты. ты чего? – испугался я.

– Давайте все деньги, какие у вас есть с собой. Все давайте. Тогда не буду кричать.

Пришлось демонстративно вывернуть карманы и отдать шантажистке всю наличность. Ту самую сдачу, что получил вчера в баре.

– Мало, – недовольно фыркнула паршивка. – Ладно, идите. Внизу вас ждут.

«Внизу? – подумал я, – это где это – внизу?» И пошёл дальше.

В холле второго этажа меня остановила женщина в форменной одежде отеля, похожей на ту, что обычно носят дежурные.

– Это вы, да? – резко поинтересовалась дежурная. – Что вы всё вынюхиваете? Чего всё время ходите и бродите там, где вам делать нечего?

Я с недоумением остановился и разглядел её более внимательно. Нет, это явно не дежурная по этажу. Во-первых, на форменной одежде вдвое больше пуговиц, чем, например, у Кристины. Причём пуговицы армейские, со звездочкой. Во-вторых, она совсем не похожа на сотрудницу отеля, выглядела заметно старше всех прочих администраторов и горничных. Ну и, наконец, у неё нет бейджика. На вид за сорок, причём жизнь очень нехорошо обошлась с ней. Женщина выглядела усталой и умученной. Вообще, глядя на её, можно было представить себе всё что угодно. Что она – начальница каких-то дьявольски хитрых и очень жестоких преступников. Что она – основательница какой-нибудь тоталитарной секты, или преподавательница некоего экзотического предмета, вроде палеоклиматологии или истории военной формы.

Что за чушь тут всё время в голову лезет?

– А что, нельзя ходить? – возмутился я. – Хожу, где хочу. Я свою подружку ищу. Она должна быть где-то здесь. А вы, собственно кто? Почему интересуетесь? Вы же тут не работаете?

– Работаю!

Долго выясняли, кто есть кто. Узнав, что скоро уезжаю, моя собеседница неожиданно впала в безудержную откровенность. Женщина оказалась весьма болтливой особой. Она не улыбалась и смотрела с превосходством. Я узнал немало интересного о различных гостях и сотрудниках отеля: о конкурсантах, о горничных и администраторах, об охранниках и сотрудниках пищеблока. Она рассказывала о начальниках и коллегах, о гостиничных проститутках, которых считала нужным отправить учиться в какой-то университет. К концу разговора я выяснил, что местные девушки не только продавали и продолжают продавать золото, но ещё всегда имели свой небольшой бизнес и жили на широкую ногу. По её словам, мой визит в их отель не прошёл бесследно. Расшевелил болото. На следующий же день после начала конкурса в гостинице кто-то нашёл письмо, которое валялось на ресепшене. Письмо выглядело совсем старым и потёртым, если верить штампу, пришло в начале прошлого месяца. Это письмо передали директору, и оно до сих пор у него.

Сначала она показалась очень перспективной, просто кладезем информации. Но, подумав, я пришёл к выводу, что она всё же не та, кем кажется. И, конечно же, не стоит принимать её слова всерьёз. Не сразу я понял, что женщина глубоко ненормальна психически.

Я махнул на неё рукой и спустился ниже.

В холле первого этажа увидел Кристину Ковальскую. Моя коллега неспешно прохаживалась, будто ожидала кого-то. Я подошёл и поздоровался.

– Здравствуй, – ответила молодая женщина, вскинув на меня глаза. На её лице вдруг проступила такая усталость, что сделалось неудобно. – Как дела?

– Поужинать не желаешь? – предложил я

– Нет, я тут по делу.

– Ты сейчас на работе? – снова поинтересовался я, но она не ответила.

Кристина уселась на банкетку. Из внутреннего кармана форменного жакета она достала помятый исписанный листок. Судя по виду, записка где-то валялась, и на неё кто-нибудь наступал.

– Что, опять? Что-то часто всякие письма стали передавать, как думаешь? От кого это? – Кристина не ответила и молча сунула записку мне в руку. Я пробежал глазами текст. Разборчивым аккуратным, полудетским почерком было написано:

«Дорогой, мне бы очень захотелось с тобой увидеться. Я живу в доме напротив твоего отеля. Как только сможешь – подходи. Только позвони сначала. Снежана».

– Что за Снежана? – спросила Кристина, очевидно уже читавшая послание.

– Понятия не имею, – выпалил я, и тут же вспомнил, что это имя значилось на визитке весёлой девушки, предлагавшей скоротать вечерок на вторые сутки моего тут пребывания.

– А, значит, помнишь, – ехидно заключила Кристина, внимательно читая моё лицо.

– Вернее, вспомнил, – признался я, и озвучил со всеми подробностями короткую историю своего знакомства со Снежаной.

– У тебя сохранилась та карточка?

– Нет, по-моему.

– Опиши, как выглядела девушка, – потребовала Ковальская.

Я описал.

– Эту знаю, – ухмыльнулась Кристина. – Бойкая девица. Никакая она не Снежана. Вика Тетёркина её зовут, она местная. При отеле подрабатывает. Администрация её крышует.

– А ты знаешь, что у вас на втором этаже сидит сумасшедшая тётка, которая разговаривает с постояльцами? – пошёл в наступление я. – У неё ещё два ряда пуговиц вместо одного.

– Это Ангелина. Она не совсем здорова.

– Я бы сказал, совсем нездорова. Она, вообще-то, кто?

– Ангелина Семёновна Баданова, уборщица наша. Лестницы моет. С ней произошла чудовищная история, и с тех пор она. Все жалеют её, дали работу, хотя справляется она плоховато.

– Что за история с ней случилась? – сразу же заинтересовался я.

– Ты не поверишь, но она работала главным администратором нашего отеля. Потом, как-то вдруг, её нашли без сознания. Когда очнулась, только и говорила о демонах и о дьяволах. Невнятно бормотала, что миру наступил конец, что на землю ворвалась нечистая сила, что наш отель – это раскрытые врата в преисподнюю. Потом она замолчала совсем и молчала так целый год. Её, конечно, госпитализировали. Долго лечили. Вроде даже вылечили. Только после этого она постарела лет на десять и стала такой, как сейчас. Прежнюю работу исполнять не могла, вообще мало чего могла, получила инвалидность. Потом её пристроили уборщицей. По-прежнему считает себя главным администратором, а полы, по её мнению, моет просто так, «чтобы девочкам помочь».

– Ужас какой.

– И не говори.

– А ещё в холе третьего этажа, – всё-таки решил рассказать я, – сидит совсем мелкая девчушка и шантажирует случайных прохожих. Говорит, что если не отдадут ей все наличные деньги, обвинит в развратных действиях сексуального характера. Она что, тоже не вполне здорова?

– Что, прям так и говорит?

– Нет, конечно, это я так говорю. Она выражается более непосредственно.

– Сколько ей?

– На вид лет пять.

– На третьем, говоришь? – удивилась Кристина. – Это же твой этаж.

– Мой. Но этого ребёнка никогда не видел.

– Я тоже. Там вообще никаких детей сейчас нет, насколько мне известно. Я всех гостей помню.

– Ты так спокойно об этом говоришь?

– А что я могу сказать? Кроме тебя, других жалоб пока не поступало. Ни от гостей, ни от администрации. Можно, конечно, видеозаписи посмотреть, но оно тебе надо? Перевоспитанием несовершеннолетних не занимаюсь.

И вот тут-то, кажется, я догадался, что здесь происходит. Не всё ещё понял, не до конца осмыслил, но основные детали удачно вставали на свои места. Наконец-то пазл почти сложился, остался всего лишь один элемент, которого у меня пока не доставало.

29. Здесь немного иначе

Как только я окончательно проснулся и вылез из душа, позвонила Арина. Будто что-то почувствовала. Ведьма сразу же вывалила на меня наиболее важную, по её мнению, информацию.

– Эти приехали, пристроила их уже. К этой твоей Плаватской. В её контору.

– Ну так замечательно. Чем-то они мне понравились. Симпатичные ребята. А зачем они ей?

– Симпатичные? – сдавленно хихикнула Арина, проигнорировав мой вопрос. – Знаешь, что они мне поведали, когда немного расслабились?

– Что?

– Они искали удобный момент, чтобы расправиться с тобой и с твоей напарницей, а потом завладеть машиной. Не успели только.

– Ничего себе. Хотели укокошить нас, своих спасителей? А если хотели, почему не убили? Эти жалкие ребятишки?

– Всё! Руки у них связаны. Ты же дал им денег, и они их приняли. И неважно, что они были на карточке, деньги есть деньги. Но ты опасную ошибку допустил, когда устный договор с демоном заключал. Устное соглашение с ним имеет силу письменного документа, ты вообще в курсе? Надо было его настоящее имя узнать. Его и его подружки. Он бы назвал, никуда бы не делся, и был бы вынужден служить тебе. А так – просто остался нейтральным. И не такие уж они и жалкие, как ты думаешь.

– А если бы он соврал?

– Не, так не получается. Промолчать – да, отвертеться – всегда пожалуйста, а соврать – нет. Тем более после того, как деньги у тебя из рук принял. Но ты лоханулся. Такой шанс упустил. Ваша договорённость без имени ничего не стоит, и никакой помощи от него ты не дождёшься.

– Вот блин. – буркнул я.

– И ещё одно, – Арина явно решила меня добить. – Ты знаешь, что Плаватская участвует этом вашем конкурсе и всё это время безвылазно находится в вашей гостинице?

– Да? Как это? Я бы заметил. По-моему, она только на праздник «Экватор» приезжала и недавно ещё один раз здесь была. Прячется, что ли?

– Она с самого начала марафона у вас там. Только выглядела по-иному. Ты же помнишь ту старуху с накрашенными губами? Ещё фотки и видео мне присылал? Она, судя по твоей записи, всякие вопросы на вступительном заседании задавала, помнишь?

– Да, было такое, – признался я, отлично понимая, что словам Арины надо верить и относиться к ним со всей серьёзностью. Убедился за много лет, прецеденты имелись. – Что, правда она? Ещё уставилась на меня и пялилась долго-долго. Секунд тридцать.

– Наверное, хотела удостовериться, что не догадаешься.

– Интересно, как бы я её узнал? Там старая бабка была, а я с молодой красивой женщиной разговаривал.

– Короче, вот так оно обстоит, – резюмировала Арина. – Поэтому я и устраивала убежище для тех двоих, раз сама Плаватская безвылазно сидела в этом вашем отеле. Как прилипла. Ладно, пока. Уже пора. Звони иногда.

На этом разговор завершился, а я отправился завтракать.

Услышанное сегодня и в последние дни удивительным образом компоновалось и вполне согласовывалось той схемой, что я для себя построил.

Потом вдруг приехала моя адвокатесса. Её обещание нанести визит практически забылось. Она даже не искала меня, просто подсела за столик, когда я с удовольствием заканчивал завтрак. Уже давно у нас сохранялись вполне дружеские отношения, никоим образом не выходящие за эти рамки. Старая клятва, что до сих пор связывает мне руки и затыкает рот, не позволяет назвать имя этой моей приятельницы. Поэтому здесь она всегда фигурирует лишь под наименованием своей профессии. Познакомились мы давно и почти случайно. Что я тогда о ней знал? Практически ничего. Тем не менее, знакомство стало очень полезным, и неоднократно меня выручало. Я же отвечал, чем мог. Обычно – деньгами.

– Тебя пропустили? – вместо приветствия удивился я, дожёвывая омлет. – Но каким образом? Это же зал для проживающих в отеле. Только по карте гостя пускают.

– Я тебя умоляю, – снисходительно отмахнулась моя приятельница. – Доброе утро, кстати. Тут такое дело. В общем, хотела с тобой по душам поговорить. Доедай давай и пошли к тебе в номер. Там побеседуем.

После таких слов без всякого удовольствия и в полном молчании я прикончил омлет.

– Как там ваш конкурс? – чтобы занять паузу и явно без особого интереса спросила адвокатесса.

– На сегодня, как мне известно, осталось десять участников. Остальные выбыли, – ответил я, когда вытер губы и бросил салфетку в тарелку. – Кто с дистанции сошел и остался простым наблюдателем, кто уехал, а кто и умер. Трое уже преодолели установленный барьер и сдали рукописи.

– А ты?

– А что – я? Тоже написал нужный объём, только рукопись не сдал.

– Почему? Рукопись лучше отправить, мало ли что.

– Так вне конкурса же. Всего лишь нанятый детектив. Меня чисто формально допустили, только для вида. Но участвовать запретили. Ладно, пошли отсюда, в номере расскажу.

До номера добрались без приключений, если не считать того, что я вздрогнул, когда рядом кто-то заговорил. Скоро невротиком сделаюсь и от собственной тени шарахаться начну.

– Ты это брось, – вразумляла меня адвокатесса, когда уже в номере я рассказал о причине своего появления здесь. – Такие марафоны хороши, когда нужно срочно что-то написать. Например, книжку к дедлайну закончить, рукопись отправить, расслабиться и идти себе отдыхать. Уж я-то знаю, о чём говорю. Тут что-то другое. Какая-то операция кем-то задумана, а всех вас собрали и заставили трудиться не покладая рук. Это, говоришь, не первый год такое? Ну, тогда не знаю. Вообще, для людей очень вредная практика. Опасная. Да и срабатывает далеко не у всех, к выгоранию может привести.

– Да ладно. Скорость написания у каждого своя. Где один выгорит, другому даже мало будет. Вот, к примеру, – я назвал псевдоним весьма известного писателя. – Топовый фантаст, у всех на слуху. Так он вообще не умеет писать мало и медленно. А если и когда пишет с соавтором, то партнёр буквально стонет. Не выдерживает напора.

– По-всякому случается. Недавно книжку одну читала, не помню, кто написал. Там так. Некий автор, переживший развод, алкоголизм и творческий кризис, получает шанс принять участие в литературном конкурсе. Писатель обязан сочинить роман за один месяц, используя в качестве героев и фона лишь то, что каждую ночь видит в отеле, где живёт. По-моему, история похожа на то, что ты рассказал.

– Не совсем, – смутился я. – Здесь немного иначе.

– Вот. Я и зашла как раз для того, чтобы не торопясь, в спокойной обстановке ещё раз выслушать твою историю. Окончательно понять, как всё было. Благо по другому делу в этом городе оказалась. Так бы не приехала, конечно. Ну? Что молчишь? Рассказывай давай. Только подробно на сей раз. Со всеми деталями и мелочами. В таких делах мелочей не бывает.

Со всеми деталями я рассказывал долго. За это время позвонила Кристина и, к моему величайшему удивлению, адвокатесса разрешила ей присутствовать при нашем дальнейшем разговоре. Настояла даже.

– Ну вот, почти всё, – заканчивал я длинное устное повествование. – А потом пришлось вернуться к делу Урусова.

– Интересно, – скупо резюмировала адвокатесса. – Тебе, надо сказать, сильно повезло. Меня наняли защищать интересы Глеба Боборыкина, поэтому я здесь. Ты же знаешь, ведь это он в своё время раскрутил дело Урусова. Если совсем честно, то я сама добилась участия в этом процессе, когда узнала, что ты тут торчишь. Как чувствовала, из тебя много чего полезного можно вытянуть.

– Погоди. Ты защищаешь Боборыкина? «Маэстро»? – удивился я. – Так он же умер.

– Он-то умер, но интересы его остались до сих пор. Если бы что-нибудь пошло не так, фиг бы ты со мной сейчас разговаривал. Впрочем, там ещё много чего всякого, о чём тебе знать не положено. Но есть моменты, что могу для вас озвучить, в счёт обмена информацией. Мне удалось установить, что архив убитого Урусова украл не кто иной, как его приятель Панюкин, когда решил, что мертвому коллекция ни к чему. Наследников у Урусова не было, так что, по мнению Панюкина, особого вреда он никому не сделал. Как оказалось, он не просто прозябал в районной газетёнке и в одиночку пил. Он планировал возвратиться в большую литературу и без особого шума писал книгу. Большую и толстую. Собирал материал. Рассчитывал произвести фурор. Правда, сюжет не нов. Скандальная, основанная на реальных фактах история из жизни городской богемы и журналистской братии. Роман, интересный любому читателю, как он наивно полагал. Он-то и собирался потом, после, издать эту книгу под своим именем. Долго выжидал. Готовил рукопись. Именно её он протащил в отель и постепенно, кусок за куском, выкладывал в локальную сеть Конкурса. Надеялся выдать за написанную здесь в процессе марафона. А ваша тема – «Дьявол и десять заповедей» – идеально вписывалась в сюжет. Там при желании можно и дьявола, и все заповеди отыскать.

– Панюкин тут жил? В этом отеле? – несказанно удивился я.

– Да, представь себе. На конкурсе Панюкин присутствовал под новыми данными. После того позорного суда он официально, через загс, сменил фамилию, адрес и место жительства. Взял фамилию матери, так что не рисковал ничем. Это он так полагал, что ничем. За те несколько лет, что прошли после громкого скандала, связанного с убийством Урусова, Панюкин сильно изменился. Он похудел, сбрил бороду и снял очки. Теперь и прежние друзья его бы не узнавали. Под именем Владимира Резникова.

– Погоди, Владимир Панюкин – это Резников, что ли?! – практически закричал я. – Это точно?

– Тихо, тихо ты, – приглушила мои восторги адвокатесса. – Не шуми. А ты не знал? Плохо работаешь, если не догадался. Он на общих основаниях учавствовал в марафоне, что сути дела не меняло. Ну действительно, кто сейчас помнит историю, что несколько лет назад прогремела в столичной прессе? Да никто. Лишь одна Уля обратила внимание на эти обстоятельства и связала факты. Да и то потому, что в бытность московской эскортницей активно крутилась в литературной среде. А сейчас Резников её узнал, чем и выдал себя. Ульяне такой свидетель нафиг не упёрся, вот она его и устранила.

– Но как? – с чисто профессиональным интересом спросила Кристина, которая всё это время внимательно слушала нашу беседу.

– Что, как? Банально отравила. Старый как мир приём, известный со времен египетских фараонов. Добавила лошадиную дозу дигиталиса в коньяк, и привет родителям. Она не только его так отравила, остальных тоже. Причину смерти определил судмедэксперт. Это я потом уже выяснила. Обходными путями через старые связи. Знаешь, чем ещё она зарабатывала себе на жизнь? Была наводчицей в банде похитителей редких рукописей и древних книг. Устраивалась к перспективному коллекционеру домашней горничной или офис-менеджером в нужную организацию. Симпатичная девушка, стареющие мужики таких любят. Всё там разведывала, узнавала и обеспечивала проникновение. Потом один знакомый адвокат по секрету рассказал. Только никому пока не говори! И вы тоже молчите, – обратилась она к Кристине.

– Буду нема, как рыба об лёд, – откликнулась та.

– Не скажу, конечно, – в свою очередь пообещал я. – Пока сама не разрешишь. Но надеюсь, такое всё же случится.

– Когда-нибудь случится. Но это – ладно. Конкурс-то кто хотел сорвать? Это-то ты, я полагаю, узнал?

– Правильно, что полагаешь, – засмеялся я. – Узнал, конечно. Всё-таки не зря здесь торчал.

– Ты не хвастайся, а рассказывай давай, – на сей раз подталкивала уже Кристина, которая от нетерпения даже заёрзала в кресле.

– Сама же Плаватская и хотела. Именно она состряпала эти письма. Дело в том, что конкурс застраховали. Есть одно такое смешное страховое агентство, занимающееся подобными вещами. В случае отмены конкурса по обстоятельствам непреодолимой силы страховку получал кто? Угадайте с тёх раз.

– Плаватская! – хором воскликнули Ковальская и адвокатесса.

– Но ты-то как докопался? – спросила уже только одна Кристина.

– Очень просто. Дежурный охранник, оба раза обнаруживший подброшенные письма, был её штатным любовником. Ну, как любовником. Просто Ирина вызывала его, когда ей хотелось, а он её удовлетворял. Видимо, делал своё дело со всей душой, весьма добротно и качественно, что Плаватскую вполне устраивало. Потом он по пьяни проболтался мне. Здесь, в ресторане «Псков».

– Вот с этого места поподробнее, пожалуйста, – потребовала уточнений Ковальская.

– Помнишь, рассказывал, что первый раз встретил Плаватскую на дне рождения друга? Не то чтобы друга, а приятеля.

– Ну и? Не тяни только, – нетерпеливо торопила меня Кристина.

– Это Анатолий Асколов. По-моему, я тебе рассказывал. Он-то и есть тот самый охранник. Вернее, бригадир охранников. Раньше в полиции служил. Потом написал рапорт об увольнении и ушёл в охранную фирму. Мужик крепкий, убедительный, бабы таких любят. Вот Плаватская и сделала его любовником. Он специально нашу встречу на дне рождения подстроил. Ирина Александровна ему всю плешь проела, частного сыщика для своей комбинации хотела найти. Вот он и нашёл, причем понятия не имел, что всё так глубоко запущено. Знал то же, что и я. Ну, с письмами ещё посодействовал, да. А вот угрозы, по словам самой Плаватской, действительно были, но только по городскому телефону. Ни доказательств, ни свидетелей. К делу не пришьёшь. Вот она и придумала письма, чтобы материальную зацепку показать. Скажу больше, с Плаватской я свой гонорар уже получил. Она даже персональную премию добавила за усердие и последующее молчание. Вы тоже помалкивайте. На вашу профессиональную этику рассчитываю.

Об истинной сущности Плаватской я решил не рассказывать. Ни к чему это, да и выглядит странно.

– Не побоялся, что она мигнёт охранникам, а они тебя в кашу превратят? – ехидно спросила моя адвокатесса.

– Нет, не побоялся. Подстраховался. Предупредил, что в случае проблем со мной вся информация появится в прессе.

– Сработало? – удивилась Кристина.

– Как видишь.

– Так себе аргумент, – наморщила лоб адвокатесса.

– Да, но, – в тон ей возразил я, – как говаривал один мудрец: «Красочность довода всегда существеннее смысла, содержащегося в нём». Срабатывало, причём много раз.

Больше никто ничего не спросил и не сказал. На том и распрощались. Адвокатесса упорхнула по своим делам, а Кристина – по своим. Что касается написанной в отеле рукописи, всё-таки я отправил её на конкурс. Действительно, мало ли что.