Текст книги "Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России"

Вспоминаю очень удачные охоты на дупелей и бекасов в окрестностях Меджибужья, куда я ездил подряд три года на специальные кавалерийские сборы. Обыкновенно под вечер я и командир 1-го эскадрона Ахтырского полка Ольшанский отправлялись на бричке к «исторической» мельнице и там отлично охотились на длинноносых красавцев. (Мельница стала «исторической» после нашумевшего в свое время еврейского погрома в Меджибужье. Было это, если не ошибаюсь, в 1896 году. Во время специальных кавалерийских сборов в какой-то праздничный день два корнета Белгородского уланского полка проходили по улице местечка. На одном из балконов стояли несколько еврейских девушек, с которыми стали заигрывать корнеты. Один из корнетов крикнул, что он взберется на балкон и перецелует девиц. Одна из них, смеясь, крикнула: «А ну-ка, попробуйте». Корнет долго не размышлял и быстро взлез на балкон. Поднялся визг, и корнет действительно поцеловал одну из девиц. После этого он слез на землю к приятелю, и они пошли дальше. Но тут оказалось несколько еврейских юношей, которые, возмутившись поступком офицера, стали что-то кричать. Корнет, виновник происшедшего, выругал этих юношей и со своим приятелем пошел своей дорогой. В это время один из евреев наскочил сзади и ударил корнета. Последний рассвирепел, выхватил шашку и погнался за жидком. Жидок бросился в какой-то трактир, офицер за ним. В трактире оказалось несколько евреев, которые, защищая своего, помяли корнета, отняли у него шашку и сорвали с него погоны. Корнет, вытолкнутый на улицу, бросился в свое полковое собрание. Бывшие там офицеры одного из эскадронов подняли по тревоге свой эскадрон и бросились в местечко наказать виновных и отобрать шашку и погоны. Произошел небольшой еврейский погром; были разгромлены трактир и два-три прилегавших еврейских дома, куда, как думали офицеры, скрылись виновники. Один из побитых жидков сказал, что истинный виновник давно уже скрылся; что это мельник с мельницы около болота, который славился своей силой.

Ночью тот же эскадрон, во главе с группой офицеров и пострадавшим корнетом, двинулся к мельнице. Мельник заперся и не хотел впускать прибывших улан. Дверь взломали. Мельник оказался действительно очень сильным, но в конце концов солдаты его одолели и связали. При обыске были найдены шашка и погоны, которые, по глупости, мельник прихватил с собой. Найдя «вещественные доказательства», мельника избили до полусмерти, и уланы уехали. Мельник оправился; началось дело. В результате командир полка (Папа-Афанасопуло) был смещен, а командир эскадрона и несколько человек офицеров (в том числе и злосчастный корнет) были по Высочайшему повелению разжалованы в солдаты и переведены в другие полки.)

Несколько раз, обыкновенно между 5 и 10 июля, я ездил в имение графа Ржевусского поохотиться на гусей. В его имении был громадный заросший камышом и травой пруд. Пруд предназначался исключительно для охоты, и его никогда не чистили. Этот пруд, длиной около трех верст, находился среди полей, вдали от селений. Весной оседали там пролетные гуси и всевозможные утки.

На охоту на гусей обыкновенно выезжали два раза в день: утром и под вечер. Утром, сейчас же после восхода солнца, на плоскодонной лодке охотник скользил по озеру среди зарослей камыша. Гусей было много, и выводки срывались то с одной, то с другой стороны. Охота была очень интересная и прибыльная.

Перед заходом солнца на лодке становились где-либо в камышах. Гуси подымались с разных сторон озера, сбивались в крупные стаи и летели на ночь на поля. Но перед отлетом на поля обыкновенно гуси делали несколько кругов над озером и налетали на притаившихся стрелков. Охота эта была менее интересна, но стрельба была интересной и подчас очень трудной.

Хорошая была охота на болотную дичь в имении князя Репнина в Яготине. Широкая болотистая долина, кажется, реки Уд, примыкала к чудному парку (хотя сильно заброшенному и почти превратившемуся в лес) и к громадному озеру, окаймлявшему этот же парк. Уток и бекасов была масса. Но как следует поохотиться мне там ни разу не пришлось: хозяева не были охотниками, а потому времяпрепровождение «было не охотничье». Чувствовалось, что, если пропустишь завтрак, или обед, или какую-нибудь экскурсию, или верховую поездку, будет обида. Бывая там, я всегда спешил вернуться в усадьбу к завтраку.

ОХОТА НА ВАЛЬДШНЕПОВ

Под Киевом на вальдшнепов мы охотились весной и осенью, при их перелете на север и на юг. Весенняя вальдшнепиная тяга на широте Киева, где вальдшнепы на лето не оставались и не гнездились, была очень слабая: во время перелета на север хотя вальдшнепы и задерживаются в подходящих лесах на несколько дней, но «тянут» еще плохо, не выбрав места для своей остановки на лето. Выстрелить два-три раза на вальдшнепиной тяге на широте Киева приходилось очень редко; хорошо, если появятся за весь вечер один или два вальдшнепа.

Весенняя охота на вальдшнепов на широте Киева заключалась в другом: по охотничьему закону, не разрешалось охотиться весной на вальдшнепов с собакой, но не воспрещалось охотиться без собаки, то есть самому вытаптывать этого лесного красавца.

Под Киевом, на левом берегу Днепра, около артиллерийского полигона, были очень хороши перелески, и там бывали весенние вальдшнепиные высыпки, но не большие. Хорошо, если за целое утро поднимешь двух-трех вальдшнепов. Удобство же заключалось в том, что, выехав из дома в 5 часов утра и обойдя известные нам места, мы успевали вернуться в Киев к 9 часам утра и своевременно попасть на службу. Весенняя же погода, масса анемонов (привозили мы домой целые букеты), красота свежераспустившейся лесной зелени делали эти поездки чрезвычайно интересными и приятными. Осенью же, при перелете вальдшнепов на юг, вальдшнепиные высыпки под Киевом были хорошие, и охота доставляла громадное удовольствие. Бывали, конечно, случаи, что за целый день мы не находили ни одного вальдшнепа, но обыкновенно охота была удачна, и я часто привозил с охоты 10—12 вальдшнепов. Больше 18 вальдшнепов мне не приходилось убивать.

Ездил я обыкновенно на охоту с Эрдели, Розановым и фон Коленом. Осенняя охота на вальдшнепов доставляла массу удовольствий! Интересна сама охота, при условии, конечно, что собака хороша. Мой же Марс, а затем заменившая его Диана были великолепными охотничьими собаками, с прекрасным чутьем и хорошо выдрессированные; особенно хорош был Марс. Я его отлично знал, и по тому, как он тянул, я почти безошибочно мог определить, по какой дичи он тянет. Он же отлично понимал меня и слушался очень хорошо. Охотиться с ним было большое удовольствие. Затем – хорошо в лесу осенью. Масса красок и поразительно живительный воздух. Редко когда бывала на этих охотах скверная погода. Возвращался я домой усталый, но бодрый, набравшийся новых сил.

Из охоты на вальдшнепов в памяти сохранилось три случая.

Возвращаясь как-то с полевой поездки вдоль границы (я всегда брал с собой ружье и собаку), я приехал на конечный пункт – станцию Волочиск. На станции застал раньше меня приехавших Розанова и Колена. Они меня встретили и сказали, что, подъезжая в телеге к станции, они в соседнем небольшом леску подняли двух вальдшнепов и что поджидали меня, чтобы проехать пострелять вальдшнепов.

Я быстро снарядился, и мы покатили в лесок. Приехав на место, решили обойти лесок цепью, а мой Марс должен был всех обслуживать. Вскоре Марс потянул и стал перед Коленом. Константин Константинович промазал. Затем промазал Розанов. Оба моих компаньона стреляли в этот день из рук вон плохо, и всех найденных в леску вальдшнепов (шесть штук) убил я. Все было закончено в каких-нибудь полчаса, и затем в ожидании поезда в Киев мы хорошо пообедали на Волочиском вокзале.

Другой раз я охотился один в казенном лесу, примыкавшем к станции Дарница. Я охотился на участке леса, лежавшего между двумя железными дорогами (на Курск и на Полтаву). Это место я знал отлично, и мне знакомы были все полянки, все приметные пункты.

День был великолепный, вальдшнепов было достаточно. Приехал я на охоту поездом из Киева и начал охоту часов в 12 дня. Убив что-то 10 или 12 вальдшнепов, я посмотрел на часы и увидел, что пора подаваться к станции. Солнце склонялось к горизонту.

Вот тут-то и случилась со мной странная история. Я заблудился. Как говорится, заблудился среди трех сосен. Как я ни старался ориентироваться, я никак не мог выйти к станции. Я понял, что я кручу на одном месте, описывая сравнительно небольшой круг. Начало темнеть. Выбрав, как мне казалось, правильное направление, я решительно двинулся вперед. В это время мой Марс сунулся в чашу и затем, зарычав, выскочил назад и, несмотря на мои приказания, решительно отказался идти вперед.

Не понимая, в чем дело, и думая, нет ли где-либо поблизости волка, я переменил патроны, вложил новые с картечью и сам полез в чащу. Пробравшись через кусты, я чуть было не наткнулся на висящего на дереве человека. Попробовав его рукой, я убедился, что передо мной давно окоченевший труп повешенного или повесившегося. В это же время как бы завеса спала с моих глаз, я узнал местность и понял, что мне надо идти на станцию совершенно в другую сторону.

Через каких-нибудь двадцать минут я был уже на станции и заявил жандарму о своей находке. Пришлось проводить его и взятых им двух понятых к повешенному и присутствовать при составлении протокола. Едва-едва поспел к поезду, идущему в Киев.

Третий случай произошел 1 октября, если не ошибаюсь, 1901 года. Накануне была прекрасная погода; к вечеру посвежело и подул северный ветер. Я предложил С.Н. Розанову проехать на другой день в лес и поискать вальдшнепов. Выехали мы из Киева на извозчике часа в 4 утра. Погода стояла свежая, но хорошая. На полпути до лесной сторожки, от которой мы хотели начать охоту, пошел снег. Дальше – больше. Когда мы подъезжали к сторожке, снег валил сплошными хлопьями и земля была им покрыта почти на четверть.

Мы закусили и все же решили пойти в лес. Вальдшнепы были, но какие-то ошалевшие и, как Розанов выразился, «как собаки, отгребали лапками снег». Убив несколько вальдшнепов, мы двинулись назад к сторожке. Во время этого перехода я и Розанов были свидетелями очень интересного явления. Деревья были как бы на летнем положении, полные сока. Ветки еще с листьями и не выдерживали массы навалившегося на них снега и с треском ломались. В лесу стояла как бы пушечная стрельба; валились вниз громадные ветки и отламывались вершины деревьев. Добравшись до сторожки, мы переждали часа два и двинулись в обратный путь, но добрались мы до Киева по шоссе с громадным трудом: лесная дорога в нескольких местах была завалена падавшими деревьями и поломанными ветками. Впоследствии я слышал, что этот ранний снег принес колоссальные убытки, испортив многие леса.

ОХОТА НА СЕРЫХ КУРОПАТОК

Всякий охотник-ружейник знает то нервирующее чувство, когда в ожидании взлета выводка куропаток стоишь в напряженном состоянии за собакой, вытянувшейся на стойке. Охота на куропаток одна из наиболее интересных охот. Если удачным дуплетом удастся «разбить» выводок куропаток, то последние разлетаются в разные стороны, и тогда вопрос заключается лишь в качестве собаки. Если собака выдержанная и с хорошим чутьем, то легко «подобрать» разлетевшихся куропаток, крепко засевших под кустиками или в густой траве. Но если собака плохая, трудно найти и поднять крепко залегших, напуганных птиц.

В прежние годы серых куропаток водилось очень много по всей Руси, а особенно в средней и южной ее части. Но уже в мое время на широте Киева и южней куропаток становилось все меньше и меньше. Были громадные районы, где они становились редкостью. Объяснялось это главным образом тем, что зимой куропатки в поисках корма приближались к селениям, и их легко было перелавливать при помощи сетей и всевозможных силков. Крестьяне беспощадно их вылавливали.

В больших имениях, где хозяева были охотниками и где велось охотничье хозяйство, с общим уничтожением куропаток боролись охраной охотничьих угодий и искусственным разведением куропаток. Но кроме того, и сама природа вносила некоторый корректив путем перемещения куропаток из одних районов в другие.

Серая куропатка вообще не перелетная птица; она водится от довольно северных широт до самых южных. Как в Финляндии и Вологодской губернии, так и в Крыму и в Закавказье куропатки проводят на местах лето и зиму; выводятся они везде, где живут. Но в то же время бесспорно, что осенью (обыкновенно в октябре и ноябре) очень часто выводки куропаток сбиваются в более крупные стаи (соединяются в стаю несколько выводков), и такие стаи передвигаются на юг. Это можно очень часто наблюдать на побережье Черного и Азовского морей, где осенью появляются куропатки в районах, в которых их не было летом. Это же наблюдается часто и в средней полосе России, где часто в районах, в которых в течение трех-четырех лет не находилось ни одной куропатки, неожиданно появляется их довольно значительное количество. Я это наблюдал в Крыму и в Черниговской губернии (около Конотопа в 1903 году появилось довольно много куропаток, и держались они в этом районе три года, а затем они опять исчезли). Куропатки, попавшие в новые районы, обыкновенно в них оседают, весной гнездятся и образуют новые выводки. По-видимому, это передвижение куропаток осенью к югу является некоторым атавизмом; вполне вероятно, что в старые времена и куропатки были перелетными птицами.

Как я уже сказал, на широте Киева куропаток было в мое время сравнительно немного, особенно в Киевской, Черниговской и Полтавской губерниях, в которых я больше всего охотился. Но все же иногда и в этих районах удавалось хорошо поохотиться на куропаток. Я уже отметил, что было несколько лет (примерно 1903– 1906 гг.), когда появилось довольно много куропаток в Черниговской губернии. Но наслаждался я охотой на куропаток в имении Дмитрия Феодоровича графа Гейдена, в Сутисках, Винницкого уезда Подольской губернии. Там куропаток было очень много.

Дмитрий Феодорович сам не был охотником и позволял охотиться у себя на земле кому угодно. Корректив вводили старшие служащие (заведующий пивоваренным заводом, заведующий винокуренным заводом, заведующий паровой мельницей и управляющий). Они были охотники и старались других охотников не пускать. Но так как все они охотились почти исключительно на облавах на зайцев, козлов и лисиц, то куропатки сохранялись в почти полной неприкосновенности. Выводков было так много, что только если разбитый выводок рассаживался удобно, я шел его подбирать. Обыкновенно же, сделав по поднятому выводку два выстрела, я шел отыскивать новые выводки. Идя рано утром или под вечер по снятому хлебному полю вдоль рощи, поросшей густым крупным кустарником, удавалось за одну охоту поднимать до 15 выводков куропаток, выходивших из кустов поесть просыпанное на полях зерно. Был случай, когда я убил 60 куропаток за каких-нибудь три часа охоты. Куропаток было так много, что, прожив у Дмитрия Феодоровича целую неделю и охотясь на одном и том же участке (правда, площадь была равна примерно шести квадратным верстам) по два раза в день, я совершенно не замечал уменьшения количества куропаток.

Выезжал я на охоту в 6 часов утра и возвращался к 11 часам утра. После обеда, подававшегося в 121/₂ часов дня и немного отдохнув, я ехал на охоту вторично в 4 часа дня и возвращался к 8 часам вечера к ужину. Охота была отличная, но недоставало компаньона. Только один раз (в год моей женитьбы, в 1912 г.) приезжал в августе в Сутиски брат жены, Михаил. Он был хороший охотник, но не менее охоты любил выпить и закусить. Всякая охота начиналась и кончалась закуской, и обязательно закусывали еще среди охоты – на привале. Михаил Михайлович Драгомиров¹⁶⁰ во время закуски священнодействовал и засиживался; меня же более тянуло пострелять. Поэтому охоты с ним для меня не доставляли большого удовольствия. Засиживаться на привалах он любил отчасти вследствие своей грузности, не позволявшей ему много ходить.

ЗАСИДКА НА КАБАНОВ

В Волынской и западной части Подольской губернии было много кабанов. В конце лета, когда поспевала кукуруза, кабаны (правильней сказать, дикие свиньи) становились бичом для местных жителей. Они топтали и портили массу кукурузы. Они так были нахальны, что не боялись сторожей с трещотками. Местные охотники любили охотиться на кабанов по ночам на засидках (усаживались в лунные ночи на полянках около кукурузы и поджидали кабанов).

Я только один раз испытал эту охоту. Будучи на полевой поездке к северу от Каменец-Подольска, я получил предложение от одного из местных охотников «засесть» на кабанов. По его словам, кабанов была «масса», а ночи стояли полнолунные. Я соблазнился; со мною поехали на засидки еще Розанов и Колен. Ночь была действительно великолепная; было светло как днем, а воздух был прохладный, как говорят, ядреный.

Посадили меня на опушке леса. Передо мной была прогалина шагов в 75 ширины, отделявшая лес от кукурузного поля. Устроившись на складном стуле и облокотившись спиной о дерево, я стал ждать. Тишина кругом была поразительная. Так прошло около часа. Слышу, сзади что-то приближается; через несколько времени отчетливо слышу хрюканье; я замер. Но кабаны свернули куда-то в сторону, и я их перестал слышать; было очень досадно. Но вот опять какие-то звуки, и мне представилось, что какой-то крупный зверь ломится напрямик и быстро приближается; направление его хода прямо на мою спину.

От волнения пробегает по телу дрожь; я сжимаю в руках ружье, заряженное картечью, и жду кабана. Какой-то зверь совсем близко. И вдруг выкатывает на поляну шагах в 10 от меня. Я вскидываю ружье, но сейчас же с досадой его опускаю. «Крупный зверь» оказался зайцем. Я понял впервые, что ночью в лесу, при нервном ожидании, самый незначительный шум или звук кажется большим.

В это время вправо от меня прогремел выстрел. Как оказалось впоследствии, кабан вышел близко от охотника, нас пригласившего на засидки. Он промазал по кабану, хотя и уверял, что серьезно его ранил. Опять все успокоилось, наступила полная тишина. Вдруг издали до меня стали доноситься какие-то громкие крики; я ничего не могу разобрать. Шум и крики усиливаются, приближаются, но несутся не со стороны леса, а откуда-то сверху, приближаются вдоль лесной опушки. Прошло еще секунд двадцать, и над моей головой, очень низко, пронеслась громадная стая диких гусей. Да, ночью трудно разбираться в звуках!

Вообще же охота на засидках крайне интересна по обстановке, по впечатлениям. Редко она бывает удачной по той простой причине, что даже при полнолунии, когда кажется, что видно как днем, чрезвычайно трудно поймать зверя или иную дичь на мушку. Кажется, что светло, а как наведешь ружье на движущуюся массу, ничего не видишь и стреляешь более наугад, приблизительно.

В России на засидках охотятся: на севере на медведей-«овсянников», поджидая, когда медведь придет «сосать» овес; на волков на приваду (обыкновенно кладут тушу мертвой лошади); на зайцев на толоках, когда они пробираются ночью поесть зерно; на кабанов, когда они выходят на кукурузные поля или проходят к водопою (последняя охота была многими любима на Кавказе).

Охота на медведей и на волков очень трудна вследствие крайне развитого чутья этих зверей. Чтобы обмануть зверя, совершенно недопустимо прийти к месту засады пешком, нужно приехать на санях и прямо из саней спрыгнуть на место, устроенное для засады.

Во всех этих охотах чрезвычайно интересны переживания в ожидании выхода зверя или другой дичи и ожидание подхода дичи на «верный» выстрел. Большое наслаждение дают и феерические красоты лунной ночи, когда все представляется фантастичным и волшебным. Но, повторяю, стрелять трудно. Впервые я убедился в трудности стрельбы в лунные ночи, задержавшись однажды на утином вечернем перелете, а другой раз, увлекшись охотой на куропаток, я дождался восхода полной луны. В обоих случаях казалось, что хорошо видишь пролетающую или подымающуюся птицу, и вскинешь ружье, и ничего не видишь. Мне удалось убить утку, а другой раз двух куропаток, когда они, так сказать, «налетели» на луну, то есть резко обозначились против луны.

ОБЛАВЫ

Облавы в Киевском районе устраивались на козлов, волков, лисиц и зайцев. Так как в тех районах, в которых мне приходилось бывать на облавах, охоты происходили главным образом в казенных лесах, то доставать загонщиков, из-за малого населения в них, было трудно и дорого. Я большей частью принимал участие в облавах, устраиваемых офицерским охотничьим кружком, на которые привлекались охотничьи команды. Охотничьи команды как загонщики были очень хороши, но мест охоты, бывших в нашем распоряжении, было немного.

Специального подразделения облавы на волков, козлов, лисиц и зайцев не делалось, а только в тех случаях, когда ожидались волки или козлы, давалось указание, что на первых двух-трех загонах первый выстрел может быть сделан только по волку или по козлу.

Волков в лесах было вообще много, но за время моего пребывания в Киеве мне ни разу не удалось участвовать на действительно удачной облаве на волков. Обыкновенно матерые волки уходили в стороны или прорывались через загонщиков. Только один раз из выводка волков вышло на линию стрелков три штуки молодых и один раз попалась старая волчица. Оба раза я видел зверей, маячивших перед охотниками, но мне стрелять не пришлось.

На облаве я только раз убил молодого волка, да и то совершенно случайно. Была назначена облава на зайцев вблизи от Киева, около артиллерийского полигона. Зайцев было не много, но мне в этот день чрезвычайно везло: из 8 зайцев, убитых до вечера, 6 пришлось на мою долю (а охотников было человек 12). На предпоследнем загоне вдруг загонщики, уже бывшие близко от стрелков, начали кричать: «Волк, волк». Вижу, действительно выкатывает полным ходом волк. У меня в правом стволе был патрон с дробью № 3, а в левом – с дробью № 1. Я подпускаю волка шагов на 15 и стреляю ему под лопатку из левого ствола; он круто поворачивает назад и полным ходом уходит. В момент его поворота я посылаю второй заряд дроби № 3; волк только поджал полено (хвост) и наддал ходу. Я решил, что промазал или что дробь слишком мелка. Загон окончился, охотники стали подходить ко мне и укоризненно расспрашивать. Бывший на облаве С.Н. Розанов прошел вперед и через несколько времени крикнул: «Волк ранен очень серьезно; далеко уйти не мог». Я подхожу к Розанову, и он показывает на снегу следы волка и следы крови, которая явно сильно хлестала из раны. Мы решили пройти по следу. Прошли каких-нибудь 150—175 шагов, и я увидел волка, лежащего около куста и щелкающего зубами. С.Н. Розанов попросил разрешения пристрелить волка.

Более успешны и более интересны были облавы на козлов. Козлов было довольно много, и я настрелял их порядочное количество. Из охот на козлов помню только три случая. В первый раз мне до привала не везло. Было убито три или четыре козла, а я ничего и не видел. День был довольно жаркий, мы порядочно находились, и я устал. На привале я плотно поел и выпил несколько рюмок водки. На первом же загоне после привала я сел на землю около дерева, и заснул. Долго ли спал, не знаю, но вдруг меня что-то заставило проснуться. Голоса загонщиков были близко. В этот же момент я вижу двух козлов, выскочивших на полянку шагах в 30 от меня. Я невольно сделал резкое движение, козлы заметили и бросились в разные стороны; я навскидку сделал два выстрела – по одному, а затем по другому козлу. Оба они скрылись в кустах. Влево от меня раздался выстрел моего соседа. Значит, промазал! Я встал (стрелял сидя) и, злясь на свой сон, с нетерпением ожидал выхода загонщиков. В это время подходит мой сосед слева и сконфуженно говорит: «Александр Сергеевич, а ведь козел-то ваш. Я его добил. Вы ему отбили зад, и он на меня не вышел, а выполз». Только он это сказал, как из кустов справа раздается крик: «Ура, козел лежит!» Таким образом мои оба выстрела попали по назначению. На радостях я уступил козла моему соседу, признавшемуся, что его «только добил».

Другой раз это было на облаве в день, когда Ив. Ег. Эрдели, переведенный на службу в Управление инспекции кавалерии, должен был ехать в Петербург. Эрдели очень хотел побывать на последней для него облаве около Киева, но, так как утром у него было какое-то дело, он не мог выехать на охоту вместе с нами, а попросил у меня разрешения приехать на облаву верхом на моей лошади, как только закончит свои дела в Киеве. До полуденного привала он не приезжал. Мы решили, что он и не приедет. После привала мой номер пришелся против совершенно открытой большой поляны. Ясно было, что, если в загоне и будет козел, он не пойдет по этому открытому месту. Я сел на пень совершенно открыто и закурил. Начался гон. Вдруг вижу, выходит легкой рысью на поляну козел и направляется прямо на меня. Я, с папиросой в зубах, застыл. Подпустив козла шагов на 30, я выстрелил. Козел упал как скошенный. В это время я услышал конский топот и увидел подъезжающего Эрдели. На следующем загоне он стоял рядом со мной. Как только начался гон, появился козел, который полным ходом шел по направлению к Эрдели. Выстрел, и козел упал. Этим Эрдели закончил охоту. Попрощавшись с нами и выпив на дорогу шкалик вина, он вскочил на лошадь и поехал в город.

Третий случай был на облаве в имении Дм. Феод. Гейдена, в Сутисках. Я стоял на опушке леса, лицом к лесу, через который гнали. Сзади была довольно широкая поляна с пнями срубленного леса. Загонщики были близко. Вдруг я слышу сзади какой-то подозрительный хруст; оглядываюсь и вижу шагах в 40 от себя великолепного козла (было восемь отростков на рогах), медленно, с опущенной головой идущего прямо на меня. Я выстрелил и положил его на месте. Явно, что это был шумовой, случайный козел. Но было совершенно непонятно, как он шел прямо на голоса загонщиков и как он не заметил меня, открыто стоявшего к нему спиной.

Лисиц на этих облавах попадалось много, и случались очень хорошие экземпляры. Почему-то охота с флажками на лисиц у нас не практиковалась. Вероятно, потому, что не было никого умеющего обкладывать лисицу.

Зайцев в лесной местности было сравнительно мало. Очень редко когда на ружье приходилось более двух зайцев. Мне лично только один раз при охоте в окрестностях Киева удалось убить 6 зайцев на одной облаве.

Более прибыльные облавы на зайцев были для меня облавы в Сутисках у Гейдена. Там зайцев было много, и мне удавалось несколько раз убивать по 12—14 зайцев за одну облаву.

Дмитрий Феодорович, как я уже сказал, был не охотник, но был всегда рад, когда к нему приезжали поохотиться. Но когда я приезжал к нему зимой для облав на зайцев и лисиц, он как-то мне высказал, что он совершенно не понимает удовольствия подыматься чуть свет и пропадать в лесу целый день. Он сказал это с явным раздражением, и я сначала не понял, чем он так недоволен. Но в тот же день это выяснилось: его жена Катя (сестра моей жены) как-то соблазнилась поехать со мной на облаву, и охота ей так понравилась, что она подряд несколько раз ездила со мной на облавы. Таким образом, Дмитрий Феодорович оказался страдающим лицом, ибо Катя, собираясь на охоту, его будила, и это его раздражало.

ОХОТЫ НА ВОЛКОВ С ФЛАЖКАМИ

Я уже говорил, что в лесной части Конотопского уезда, к северу от Драгомировского хутора, было много волков в долине реки Сейма. Эта долина, покрытая во многих местах лесом и густым кустарником, с большими болотистыми пространствами, покрытыми камышом и зарослями, представляла много крепей, где волки чувствовали себя в полной безопасности и откуда они делали набеги в разные стороны, чтобы «резать» скотину.

Нахальство волков бывало очень большое. Я помню, как в июне 1902 года несколько волков забрались ночью на Драгомировский хутор. Ночью был дождь, и утром по следам можно было видеть, что волки побывали в саду около самого дома и что один волк прошел вдоль дома под самыми окнами. В эту же ночь волки забрались в сарай (шагах в 300 от хуторского дома), перерезали несколько из запертых там овец и одну из овец утащили в лес.

Другой раз, подъезжая зимой, утром, к Драгомировскому хутору, я заметил шагах в 75 от гребли, по которой ехал, лежащую на снегу большую собаку. Обратив внимание на большие размеры собаки и на здоровенную морду, я велел кучеру остановить лошадей. Каково же было мое удивление, когда поднявшаяся «собака» оказалась матерым волком, спокойно направившимся к лесу.

Переговорив с Андреем Антоновичем и нашим «егерем» Максимом, я решил завести флажки (длинная веревка с пришитыми аршина на полтора один от другого красными кумачовыми флажками; веревка с флажками наматывалась на особую катушку, и ею окружалась местность, где предполагался зверь).

Максим скоро наловчился обкладывать волков, и мы многократно и очень успешно на них охотились. Расскажу несколько случаев.

На Рождественских праздниках, кажется, 1909 года, Александр и Андрей Драгомировы, Соня, я и дети собрались у Софии Абрамовны в Конотопе, в ее городском доме. На второй или третий день праздника выдался прекрасный морозный день, и я с братьями Драгомировыми решили попытать счастья и поехать в лес, чтобы по следам где-нибудь поймать и обложить волков.

Объехали мы значительную часть леса, но нигде не могли выследить волков. Решили сделать привал, закусить и ехать домой. К тому же и погода стала портиться; пошел снег и должен был замести все следы.

Хорошо закусили и поехали домой. В передних санях ехали я, Александр Михайлович и Максим; во вторых санях – Андрей Михайлович и Андрей Антонович.

За завтраком Андрей Михайлович, никогда не бывший на охотах на волков, высказывал свое большое огорчение, что охота вышла неудачной.

На обратном пути, вспоминая огорчение Андрея Михайловича, я предложил Александру Михайловичу и Максиму выбрать какой-нибудь крепкий лесной остров и на «ура» его окружить флажками и прогнать. «Может быть, если не волка, то хоть лисицу захватим», – закончил я. Александр Михайлович и Максим согласились. Выбор наш остановился на участке леса (скорей мелколесья), очень крепкого, расположенного отдельным островом на болоте долины Сейма. Максим сказал, что волки очень часто останавливаются на этом участке, где их никто не тревожит и откуда им удобно делать набеги в разные стороны. Кроме того, этот лесной остров находился довольно близко от места, куда незадолго перед тем для приманки была Максимом положена туша дохлой лошади.

Подъехав к этому лесному острову, мы остановились и сказали о нашем решении Андрею Михайловичу и Андрею Антоновичу. Было решено сейчас же кинуть жребий и стать на места. Максим должен был возможно скорей окружить остров флажками и на лыжах единолично начать гон в нашу сторону.