Текст книги "Сердце спящего духа"

Тени

Номут стоял у окна и смотрел на ясное вечернее небо. “Наверно, это последний солнечный день в этом году, – подумал он, – Ну и хорошо!”

Солнце светило в глаза, отбрасывая тень в складки богатой парчовой ткани оконных занавесей.

– Ты уверен? – сурово спросил Номут, – Это действительно Венец Стражей?

Тень почтительно шмыгнула носом и что-то прошелестела в ответ.

– Не может быть. Венец не даётся в руки…

Тень колыхнулась.

– Вот как? А убить?

Снова тихий шелест. Номут облегчённо захохотал.

– Как мило! Значит, только добрая магия? Это потрясающая новость. Куда же она пошла?

Тень колыхалась долго…

– А вот это плохая новость. Если Иверт получит и Пламя, и Венец… Что там за шум?

Двери распахнулись от удара. Архот ввалился в зал и подбежал к одиноко стоящему правителю. Сапоги его были заляпаны грязью. Он часто дышал, со страхом глядя толстяку в лицо. В глазах Номута мелькнуло волнение. Но он мгновенно взял себя в руки.

– Когда ты научишься вытирать ноги?

– Ты… ты… Иверт… Пламя… она… они! – задышал Архот.

– A-а. Ну, спасибо, что разъяснил.

– Она… забрала Неугасимое Пламя! Венец… у неё Венец! – взвизгнул колдун.

– Ну, про Венец я уже знаю… Что? Как забрала?

– А… вот так! – Архот понемногу пришёл в себя, – Прошла сквозь него… и всё.

– Что “…и всё”?

– И всё… нет Пламени!

– Куда же оно делось?

– А вот придёт – сам спроси…

– А Иверт?

– Что, Иверт! Ему бока намяли – мама не горюй! “Добрые люди”. Ха! В гробу я их видел, таких добрых.

– Его убили?

– Нет, мальчишка вступился.

– Мальчишке-то он на что?

– Они знакомы! – колдун вдруг сел на пол и истерично захохотал, – Они… они… – смех застревал в горле, слова отрывками рвались наружу, – Они приятели… Иверт… когда-то… в при… в приступе доброты… научил щенка грамоте.

Архот обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Номут озверел. Голос его стал глухим, тёмным.

– Нда-а. Старина Иверт, как обычно, неподражаем! Какая трогательная забота о ближнем!

Архот посмотрел на толстяка снизу вверх.

– Что делать будем, правитель? – обречённо поинтересовался он.

– Что-что… убьём!

– Что-то не получается. У мальчишки меч…

– Ну, меч я беру на себя. Ты же знаешь…

– Знаю, знаю, – перебил Архот, – Да только меч-то хрустальный! Что ты ему сделаешь? А у девчонки Венец…

– А вот Венец я точно беру на себя, – беззаботно рассмеялся Номут, – Не может он воевать!

– Как не может? – Архот поднялся.

– А вот так! Не для войны создан. Ты мог там её и прикончить. Венец не может причинить зла. Никому. Даже такому отребью, как ты.

– Не-ет, – Архот вспомнил глаза девушки, – Не уговоришь. Не верю…

– А от тебя веры и не требуется. И уговаривать тебя не собираюсь. Постоишь в сторонке. А теперь собирайся. Навестим кое-кого.

На тропинке

– Как здорово у тебя получилось, – удивился Рене.

Радостные, дети возвращались на запад. Они шли по чистому снегу меж высоких деревьев. Тропинка вилась меж елей, но направление держала хорошо. Зимний лес встретил их приветливо. Заходящее Солнце делало его весёлым и светлым.

– А иначе и быть не могло.

– А как тебе удалось взять Неугасимое Пламя?

Ирмуна рассмеялась.

– А вот это как раз проще простого. Вспомни, как оно появилось?

– Ну, когда троица решила разделить сердце…

– Правильно. Пламя появилось из сердца. Значит, оно там было? Вот я и подумала, что Пламя может жить только в сердце человека. Ведь те, кто пытался взять его руками, оставались ни с чем.

Рене задумался.

– Знаешь, мне кажется, не всё так просто. Если бы дело было только в этом, люди давно бы догадались, как его взять.

– А всё действительно не так просто! Во-первых, Пламя действительно нельзя взять.

– Да, но тебе-то это удалось!

– Нет, Рене. Вспомни, я ничего не брала. Я отдала… я просто отдала ему своё сердце.

– Но как ты догадалась?

– Я многое поняла, когда поймала Венец Стражей.

– Поймала? – удивился Рене.

– Да, – кивнула Ирмуна, – Помнишь сказку про скелет, который стережёт сокровище?

– Да, но… что, это и был Венец?

– Нет, конечно. Сокровище – нечто гораздо более существенное, чем Венец Стражей.

– Что же это? – оторопел Рене, – Что может быть сильнее Венца?

– В том то и дело, что не сильнее! Сокровище – это озеро Грёз. Грань между мирами. Между явью и мечтой. Каждый, кто посмотрит в это озеро, может увидеть свою мечту. Увидеть воочию, а может быть, даже взять.

Первая догадалась Хирна. Оставив вместо себя Релину, она отправилась к озеру. Она тоже увидела Венец на своём отражении. Ведь она желала его всем сердцем. Я не знаю, что произошло там, в зачарованном лесу. Скорее всего, она пересекла грань и решила навсегда остаться в другом мире. Ведь это так сладко, жить среди своих иллюзий! Боюсь, что даже такая волшебница, как Хирна, вполне могла поддаться искушению. А её грёза, её мечта попала в наш мир. Она-то и показала мне Венец.

– Здорово, – вздохнул Рене, – А как же всё-таки тебе удалось его поймать?

– Я схватила его случайно, когда он был на границе миров… на поверхности озера. Схватила, и долго боялась разжать руку. А когда разжала – Венец исчез. Знаешь, как обидно, поймать мечту и упустить! Я чуть не заплакала.

А потом я решила понять, почему Венец Стражей не даётся людям в руки.

– Ну, и…

– И я догадалась. Часто, творя добро, люди делают зло. И наоборот.

– Да. Ещё мой учитель говорил, что всему хорошему он обязан плохому…

– Вот-вот. А для Венца Стражей такой человеческий подход неприемлем! Он – могучий артефакт. Но для него добро – это всегда добро. А зло – это всегда зло. Даже если это зло для Архота.

И тогда я отреклась от любого зла…

– Отреклась от зла, говоришь? – человечек стоял на тропинке и улыбался.

Очень маленький и очень толстый человечек. Он выглядел совсем безобидно, и Рене не испугался бы его, если бы сзади не стоял Архот. Архот не улыбался.

Рванув шнурок, Рене ухватился за рукоять меча, но в это мгновение сверху что-то упало. Сетка! И тотчас же с веток деревьев с криками посыпались люди. Злобно гогоча, они замотали верёвки и бесцеремонно поволокли детей к человечку.

– Осторожнее… Забияка! Уйми свою банду! Это же дети. Им больно, – ласково пролепетал человечек, – Эй, Хом, я что сказал!

Взрыв хохота спугнул птиц с деревьев.

– Позвольте представиться. Номут! – отрекомендовался толстяк, – Давно мечтал встретиться. Жаль, встреча будет недолгой… Забияка, ты готов?

– Готов, – пробасил грубый битюг, свешивая с толстого сука́ две верёвочные петли, – Всё будет тихо-крыто, хозяин.

– Ну вот, видишь, Архот, – человечек развёл руками, – Всё оказалось очень просто. Даже проще, чем я ожидал. Зачем нужен меч, если его не достать? Зачем нужен Венец Стражей? Ах, да… творить добро. Слышь, Архот? Не забывай, когда напялишь этот камушек, ты должен делать только добрые дела…

Ой! Как трогательно… чуть не забыл! Последнее желание. Как, юноша? Не хотите поцеловать девушку?

Снова взрыв хохота.

– Номут, ты ответишь за это, – Рене был в отчаянии от беспомощности.

– Конечно-конечно. Мне так часто это говорили, что я почти поверил.

Улыбнулся даже Архот.

– А ты, девушка! Не хочешь поцеловать юношу? Он ведь тебе нравится, – толстяк откровенно глумился, чувствуя свою безнаказанность, – А может, м-м-м… что-нибудь более… экзотическое? Что-нибудь прекрасное. Ведь в этом мире так много зла. Сделай что-нибудь доброе… на прощание. Для меня и моего друга.

– Вот тебе прекрасное, – сухо отозвалась Ирмуна, – На прощание… для тебя и твоего друга.

Камень вспыхнул. Винно-красный луч ударил в грудь Номута, а затем и Архота.

– Что это? – Архот держался за грудь, словно прислушиваясь.

– Это – сердце, – спокойно ответила Ирмуна, – Ты просил добро? – повернулась она к Номуту, – Я вернула тебе твоё сердце. Настоящее человеческое сердце. Самое доброе, что только может быть на свете. А уж каким оно будет, зависит только от тебя.

– Вешай, вешай немедленно! – вдруг заорал Номут.

Однако Забияка не спешил. Он удивлённо переглянулся со своими головорезами, достал нож и прикинул на руке. Физиономия его озарилась. Переглянувшись с разбойниками, он расплылся в глупой ухмылке. Словно не веря своему счастью, он ещё раз подбросил нож и обронил понимающий взгляд на свою шайку…

– Что ты тянешь? – завизжал толстяк, – Вешай! Я кому сказал?

Спрыгнув с дерева, Забияка перехватил оружие в правую руку, и молча поднял глаза на Номута. Архот вдруг понял всё… и побежал. Толстяк оказался то ли не таким понятливым, то ли не таким проворным…

Его били долго, остервенело, ломая рёбра, сладостно хекая. Всё время, пока дети выпутывались из сетей. Номут визжал на весь лес. В конце концов, Рене выбрался и отбросил путы в сторону.

Визг Номута сломался и перешёл в предсмертный хрип…

Дож обретённый

Наступили настоящие холода. Снег укрыл землю толстым ковром, замёл все тропинки. Приходилось идти, держа путь по Солнцу. Ветер продувал до костей. Продукты подошли к концу. Дети вымотались до предела. А человеческое жильё всё не попадалось. Теперь Солнце несло с собой только холод. Но ещё страшнее были мглистые зимние ночи, когда с неба сыпался снег вперемежку с дождём.

Девушка чувствовала себя плохо. Она простыла, и теперь надрывный кашель буквально выворачивал её наизнанку, лишал последних сил. Рене тащил её на себе вторые сутки, когда вдруг услышал стук топора. Где-то очень далеко работал дровосек. Или плотник. Юноша свернул на звук.

Под вечер они вышли из леса. Люди. Много. Человек сорок. Увидев детей, некоторые бросили работу, подбежали…

Рене очнулся в тёплой кровати. В маленьком бревенчатом домике. Было жарко. В соседней кровати спала Ирмуна, раскидав волосы по подушке. Сокровище Стражей венчало её голову даже во сне. Камень казался безжизненным, только где-то в самой глубине тлел маленький красноватый огонёк. Яростно поглощая поленья, гудел огонь в небольшой печурке. Пожилая женщина что-то помешивала в кастрюльке.

– Эх, парень, – сетовала женщина, – До чего довёл девчонку! Да какую девчонку! Такую девчонку любить надо… беречь надо. А не по лесу зимой шастать. Где глаза твои были? Поморозил всю, дурень лиловый. Чего надумал, а?

Она яростно что-то поворошила в кастрюльке, отряхнула ложку и зачерпнула какой-то желтоватой жидкости.

– Ласточка моя, девочка, – ласково обратилась она к Ирмуне, – На-ка, выпей, золотко…

Женщина подняла ей голову и влила отвар в рот. Девушка что-то сонно пробормотала, не открывая глаз.

– Где мы? – спросил Рене.

– Где-где? В кровати, – отозвалась женщина, – Где ты только одежду такую нашёл, лазоревый мой?

– Да нет… я не про кровать. Что это за место?

– Место? – пожала плечами женщина, – Просто место. Просто холм… просто лес… просто река. Когда-то здесь был город. Древний, красивый. По легенде, его ещё Стражи основали. Только сказки всё это. Стражей-то на самом деле нет. А город так и звали: Страж-город. Потом пожгли его. Осталось одно пепелище. Потом и пепелище пропало, малиной-травой поросло.

– А… Ворота? Ворота целы?

– Да что ты… Свет с тобой! Какие ещё ворота?

– Ворота Времени…

– Милый, – всплеснула руками женщина, – Как тебя поморозило-то! На-тко, ещё отварчику выпей!

– Не надо мне отварчику, – отмахнулся Рене, – Два столба каменных, один покошен слегка. Между ними река течёт…

– Есть такое место… – растерялась женщина, – Прямо здесь и есть. Да только что тебе в нём? Сказка это… легенда. Про Чиару…

– Про кого? – опешил Рене.

– Про Чиару. Ведунья сказала, здесь надо город-то ставить. Стражи, мол, хранить его будут. Враги подступят – придёт из ворот Чиара, чудище такое, с хрустальным мечом, и порубит их в капусту! Сказка, конечно. Но место удобное…

Юноша вдруг заметил, что плечи девушки трясутся в приступе беззвучного хохота.

– А меч? Где мой меч? – заволновался Рене.

– Какой меч? Тряпки твои – вон лежат. Кто на них позарится? Что за узлы ты намотал, не знаю. Никто развязать не смог! А больше у вас ничего и не было. Ещё вот украшение у девочки твоей… и всё! Тоже непростое: хватишь, а пальцы мимо проскакивают…

А за меч свой можешь не беспокоиться. И был бы – никто бы не взял! Лежит где-нибудь. Кому он нужен? Мечом строить несподручно.

– Оставь, Рене, – пробормотала Ирмуна, – Не верят они в чудеса. Магия должна покинуть этот мир. И нам с тобой пора…

– Никуда ты не пойдёшь, – отрезала женщина, – Магия ей! Тоже мне, волшебница-недомерка! Ишь, чего надумала. Зима на дворе. А ты почти голая прибежала. Чудо ей подавай! Вот ты живой добралась. Всего два пальца на ноге поморозила – отрезать пришлось. Потеря невелика, через неделю встанешь. Только хромать чуть будешь. Доктор говорит, что это – настоящее чудо. Жить пока у меня будете. Уж до весны-то точно! Детьми моими станете, поможете чего… Ты, доченька, по хозяйству. А ты, балбес лиловый, будешь с мужиками плотничать. Некогда в игры играть. Город ставим…

Ирмуна приоткрыла один глаз и, прищурившись, хитро посмотрела на Рене. Прикрывшись ладошкой, показала язык. Осторожно, чтобы женщина не заметила. А Рене вдруг стало немножко страшно. Но это был другой, сладкий страх. Страх неизведанного. Мягкий, почти на грани любопытства. Он очень нежно сжал сердце, когда юноша вдруг подумал, что он никогда не помнил своей семьи, дома, матери.

И память откликнулась, вернула далёкий образ…

Дивный сад. Солнце. Большая и очень красивая женщина. Подходит к нему и берёт на руки. От неё вкусно пахнет духами. И ещё чем-то… родным… близким. Молоком. Тихий, добрый голос. Немного печальный.

– Я назвала тебя Чиару. Так просил твой отец. Будь достоин своего имени и всегда помни, кто ты…

“Почему у меня такие солёные щёки?” – удивился Рене.

– А Архот… Номут, – спросила девушка, – Что с ними?

– А что с ними? – удивилась в ответ хозяйка, – Про Номута я и не слышала вовсе. А Архот – вон бегает… вот сорванец, опять без шапки убежал! Ну, я его сейчас…

Женщина выскочила на улицу, а Рене уткнулся носом в небольшое окошко.

Чернявый мальчишка лет пяти с рёвом пытался освободить своё ухо из цепких рук хозяйки. Впрочем, безуспешно.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Рене.

– Да, – кивнула девушка, – Самое страшное наказание…

– Что, уши надрать? – удивился юноша.

– Нет, я про другое. Самое ужасное, что может ждать человека в конце жизни, – забвение. Эти люди не помнят ни Номута, ни Архота. От них не осталось ничего. Даже детских страшилок.

– Погоди, как же так? Пацану этому лет пять… что же, мы с тобой пять лет в беспамятстве валялись?

– Не знаю, – девушка развела руками, – Когда ты тащил меня на себе, я подумала, что хорошо бы было, если бы всё это быстрее закончилось. Чтобы люди забыли Архота, Номута…

– Нет уж, ты как хочешь, а я пока ничего забывать не буду. Не верю я, что Архот так быстро сгинул. Сдаётся мне, на мелкую пакость он вполне ещё способен.

Мелкая пакость

Зима пролетела незаметно. Работали много, охотно. К весне город – не город, но крупное поселение было отстроено. Начали подъезжать переселенцы. Кто из ближних деревень. А кто и из дальних. Население города росло день ото дня. Деревянное строительство прекратили. Решили строить более прочные здания. Во все концы потянулись подводы. Из города – с древесиной и мехом. В город – с камнем.

Рене всю зиму плотничал. А тут снова оказался не у дел: кому нужны плотники при каменном деле? Ирмуна болела всю зиму. Сначала, вроде, обмороженная нога зажила, но потом вдруг началось воспаление. Хозяйка хлопотала день и ночь. Поила, мазала, растирала.

Снег потемнел, тоненькими ручейками побежал к реке. Наконец, Ирмуна встала на ноги. Рене помнил своё обещание и цвайхандер упрямо таскал с собой.

Прошла ещё неделя. Ирмуна окрепла, понемногу стала выходить на улицу. Рене, церемонно навесив хрустальный меч за спину, всегда сопровождал её. Девушка вызывала интерес: если меча, обмотанного тряпками, никто не замечал, то винно-красный камень в оправе из золотых листочков привлекал всеобщее внимание. Правда, к чести жителей следует сказать, они очень старались быть неназойливыми. Только местная ребятня сопровождала их повсюду. Так они и гуляли: Рене, Ирмуна, притихшая и прижавшаяся к нему, да стайка местных ребятишек от трёх до шести лет.

Однако позже, с появлением приезжих, ротозеев поприбавилось. Иногда то тут, то там Рене замечал любопытные глаза.

– Говорю тебе, она! – услышал однажды за своей спиной юноша.

– Откуда? – отвечал неуверенный голос.

– Да она! Я специально ездил смотреть. Вон, и украшение точно такое. Камень и листочки. Она его никогда не снимает. Говорят, его взять нельзя: между пальцев проскальзывает. Только ей подчиняется.

– Не может быть!

– Да точно! Как там. Стоит, а рядом две кошки. Говорят, она город спасла.

– Так, – процедил тихонько Рене, – Что ты там ещё натворила?

Ирмуна тихонько хмыкнула.

– Да ну… – снова начал неуверенный голос.

– Вот тебе и да ну! Хранитель это. Страж!

– Большой уже, а в сказки веришь!

– Не в сказки, а в легенды. Говорят, парень-то этот, что с ней, как в себя пришёл, первым делом про Ворота Времени спросил. Тоже неспроста! Как пить дать, Чиара…

– Ты что! Чиара – это чудовище…

– Чудовище, – промурлыкала Ирмуна и сильнее прижалась к Рене, – Пойдём домой, я устала.

– … а она – красивая, – продолжал голос, – И хрустального меча у неё нет.

– Хм, – отозвался Рене, поворачивая в сторону дома, – Кажется, они считают, что чудовище – это всё-таки ты. Тебе хрустальный меч дать? Пусть порадуются.

По городу поползли слухи. Становилось всё труднее не обращать на них внимание. Дошло до того, что куда бы они ни шли, их всегда сопровождала целая процессия. Ирмуна поправилась. И, хоть и прихрамывала слегка, могла уже ходить самостоятельно.

Поняв, что от любопытных никуда не скроешься, дети старались не обращать на них внимание. Вечера они проводили вместе. Чаще всего они приходили на центральную площадь, вокруг которой уже высились каменные строения, и любовались ими.

Жителям тоже приглянулось это место. Вечерами на площади становилось людно. Поэтому, когда однажды к зданию городской ратуши подъехала процессия, никто не обратил на неё внимание. С передней подводы спрыгнул крупный усатый мужчина. Заметив Ирмуну, он радостно закричал и замахал руками. Подбежав, он церемонно встал на одно колено и поцеловал ей руку. Рене опешил. Вокруг сразу начала собираться толпа.

– Зачем ты так? – покраснела девушка, – Я же просила…

– О, Великая, – мужчина склонил голову, – Жители спасённого тобой города послали меня, чтобы выразить тебе благодарность. Я только исполняю их волю.

– Спасибо, но обязательно встань с колен, мне очень неудобно.

Мужчина поднялся.

– Когда нам передали, что ты ушла в Страну Неугасимого Пламени, мы очень испугались за тебя, – толпа взволнованно зашумела, – Но потом мы узнали, что тиран, сжигающий души, низвергнут, иго его пало, а ты ушла на запад. Мы безуспешно искали тебя, пока не услышали о смерти деспота, подчинившего себе всё золото мира. Мы бросились искать тебя на поле боя, но снова опоздали. Снег скрыл следы. Мы опять не смогли найти тебя.

Где-то в середине зимы в наших лесах исчезли все разбойники. Мы обрадовались, но потом нам стало известно, что изверг, убивающий волю, потерял всё. Он собрал войско, чтобы отомстить. Он идёт на город, который ты хранишь, Ирмуна!

Толпа притихла. Воцарилась абсолютная тишина.

– Говорил я тебе, – в тишине холодный голос Рене прозвучал особенно громко, – На мелкую пакость он ещё вполне способен. Эх, зря мы его там, у Пламени, не прикончили!

– Тао! – обратился усатый. Толпа ахнула: несмотря на многочисленные сплетни и пересуды, такого обращения не ожидал никто, – Мы знаем, что сила твоя велика. Мы знаем, что тебя оберегает Великий Воин, – мужчина поклонился Рене, – И в руках этого Воина Великий Меч. Но ты слишком дорога нам. Позволь помочь тебе. Мы привезли оружие.

– От оружия мало проку, – хмуро прервал его Рене, – Они не умеют драться. Никто из них меч в руках не держал.

– Мы подумали об этом. Там, – усатый показал на подводы, – луки и копья.

– Времени нет, – Рене сделал уверенный шаг навстречу толпе, – Всем разбиться по-трое!

– Зачем? – тихонько удивилась Ирмуна.

– Увидишь, – также тихо ответил Рене, – Архот подлец. В толпе запросто могут оказаться шпионы и провокаторы.

В другой раз он его и не заметил бы. Но сейчас все чувства юноши были обострены до предела. В то время как толпа, зарокотав, стиснулась в центре площади, пытаясь разбиться на тройки, возле дома мелькнул одинокий человек. Даже не человек. Тень… и эта тень метнулась в противоположную сторону.

– Эй, ты! – воскликнул Рене, – Иди сюда, предатель!

Весь город обернулся по направлению его взгляда.

На центр площади, хлюпая носом, кутаясь в драный серый плащ, неровной трясущейся походкой выступил… Дик Мартон. На его мрачной глупой физиономии читался неподдельный ужас. От страха глаза выпучились и ещё больше напоминали изюмины. Толпа расступилась перед ним. Мартон сжался, стал каким-то мелким и несчастным.

– Убить подлеца! – взревел поверх голов яростный бас. Народ взвыл.

– Стойте! – закричал Рене.

Толпа нехотя унялась.

– Когда-то давно этот человек, сам того не зная, спас мне жизнь. Сегодня я хочу вернуть долг.

Рене подошёл к Мартону.

– Дик, ты можешь, если хочешь, идти. Тебя не тронут. Если хочешь, можешь остаться с нами и защищать город. Выбирай.

Боль, страх, отчаяние и безумие промелькнули на лице Дика. Он закрыл голову руками и затрясся. Люди стояли молча, терпеливо. Мартон перестал трястись, хлюпнул носом и оглядел горожан. Мужчин и женщин, окруживших его.

У него оказался высокий чистый голос.

– Можно… я… останусь? С тобой, Чиару?

Толпа снова ахнула.

– Чиара? Ты сказал Чиара? – невысокий коренастый мужчина протолкался к Дику. Встал напротив. Раздвинул собой людей.

– Ну да… Чиару. Его так зовут, – Дик осторожно кивнул, – Рене Чиару. Мы с ним в одном приюте росли. Видите, у него за спиной… в тряпках. Меч хрустальный. Земля такой меч раз в тыщу лет родит. А она, – Мартон скосил свои изюмины, – Ирмуна-Тао, Последняя Надежда… Верховный Страж… Повелитель Времени. Вон же… Венец. А вы и не знали, да? Вот умора…

Архотова армия подошла через день. Под утро. Архот постарался на славу. Ему удалось собрать, наверное, всё отребье, скрывавшееся по лесам. Их было много. Слишком много на один маленький город. Или на одно крупное поселение. Они стекались тремя широкими рукавами, с разных сторон, пытаясь взять городок “в клещи”.

Рене руководил обороной. Отобрав самых крупных мужчин, он раздал им копья, разбил на три отряда и разместил за баррикадами из телег и брёвен у крайних домов, на подступах к городу. Лучники расположились внутри, у окон, используя их как бойницы. Рене понимал, что если копейщики отступят, то лучникам несдобровать. Но у него не было выхода: ополченцы были неумелыми воинами. Стреляй они с земли, попали бы в спину своим же.

Командование первым отрядом принял усатый мужчина, который привёз оружие. Второй отряд возглавил Дик Мартон. Рене очень волновался за этот выбор, но вскоре оказалось, что Дик великолепно владеет копьём и мечом, бесстрашно дерётся и умело руководит обороной.

Командование третьим отрядом Рене взял на себя. Женщин и детей укрыли в каменных домах в центре города.

Нападавшие не слишком заботились о тактике. Они были хорошими драчунами, но воины из них вышли посредственные. На подходе к городу они вдруг обнаружили, что лес на достаточно большом пространстве вырублен, и плоская равнина хорошо простреливается лучниками. Перебежав равнину, они упёрлись в широкую гряду сваленных стволов и брёвен. Коварные ямы-ловушки были лишь слегка прикрыты лапником. От брёвен исходил неприятный запах нефти. Когда нападавшие завязли в брёвнах, нефть полыхнула. К небу поднялся чёрный столб дыма.

Больше всего Рене боялся, что враги отступят и переждут пожар. Но разбойники были настолько же глупы, насколько драчливы. Полыхающий завал преодолела едва ли треть Архотова воинства. И всё же их было много. Даже для хрустального меча.

Кровавая резня длилась целый день. К вечеру Рене начал уставать. Мучила жажда. Он едва стоял на ногах, когда к нему подбежал человек и передал, что Дик Мартон тяжело ранен. Копейщики из второго отряда отступают.

Окинув поле боя перед собой, и решив, что здесь справятся без него, Рене кинулся на выручку.

Архот стоял на баррикаде, опираясь на бесчувственное тело Дика. Волшебный меч рассекал воздух. Зачарованная змея впивалась в тела защитников. Люди падали замертво. Покончив с копейщиками, Архот, не спеша, направился к деревянному дому, сметая слабое сопротивление горожан. Дом полыхал вовсю. Вдруг из окна в небо рванулся винно-красный луч. Грянул гром. На объятое пламенем строение обрушился ливень.

– Не-ет! – застонал Рене, – Как ты здесь оказалась?

Ливень остановил огонь. Но не в его силах было остановить Архота.

Уничтожая всё живое, Архот двигался к дому, и Рене понял, что ему не успеть. Ирмуна. Там была Ирмуна. Рене был готов отдать всё, лишь бы спасти её. Что угодно: меч, город, жизнь. Только не Ирмуна! Как на зло, он смертельно устал. Хрустальный меч стал настолько тяжёлым, что юноша едва поднимал его. Рене задыхался от бега и от дыма горящих баррикад. Только не Ирмуна! Судорожным движением он рванул ворот рубашки. Между пальцев скользнула цепочка… порвалась… обвилась вокруг руки…

– …нет в нём никакой магии, – послышался знакомый голос, – Это просто талисман. Символ. Его ещё мой отец носил. И мой дед носил. И прадед… лучшей подмоги нет. Возьми, пусть будет.

Меч вдруг стал невесомым. Руки налились силой. Сердце погнало по венам кровь ровными глубокими толчками.

Зачарованная змея в ореоле голубого пламени уже ринулась с шипением между разбитыми створками окна, когда хрустальное лезвие с яростным гулом обрушилось ей на голову. Архот исступленно захохотал. На месте отсечённой змеиной головы выросли три. Но Рене было уже не остановить. Двуручник взлетал и опускался с такой скоростью, что на мече Архота повисла целая борода из змеиных голов. Колдун яростно сопротивлялся. Но с каждым взмахом хрустального лезвия их становилось больше… больше… больше…

И Архот понял, что проиграл. Оружие целиком скрылось под кожистыми телами. В его руке шевелился целый змеиный рой. Ядовитый ком, который становился тяжелее… тяжелее… тяжелее с каждым ударом Рене. Колдун выронил клинок и упал на колени. Почувствовав свободу, гадины с шипением расползлись в стороны, стремясь укрыться в щелях и норах. Лезвие окуталось туманом и исчезло.

Ар-Рихат, благородное оружие, выкованное когда-то кузнецом из скрытой долины для добра и обращённое колдуном ко злу, перестал существовать.

Словно почувствовав поражение своего главаря, орды разбойников кинулись врассыпную.

– Убей, – закричал Архот, – Что ты ждёшь? Прикончи меня!

– Нет! – качнул головой Рене, – Ты уже мёртв. Может, когда-нибудь ты станешь человеком. Но Архотом ты не будешь уже никогда. Твоим именем будут называть детей. Но не потому, что помнят. Потому что забудут! О тебе не будут слагать песни. Даже глупые маленькие девочки не будут пугать тобой друг дружку. Ты – никто! Всего лишь нищий! Уходи в никуда! Иди и живи, если сможешь!

Поверженный колдун медленно поднялся, грозно сверкнул глазами, втянул голову в плечи и, пошатываясь, медленно побрёл прочь.

– Рене! – девушка бежала к нему, размахивая руками.

Юноша оглянулся и подхватил рукой цепочку, внезапно соскользнувшую с запястья.

– Ирмуна! – Рене вдруг понял, что смертельно устал, – Жива… пойдём, у нас ещё есть дело.

С трудом перебравшись через завал, они подошли к Дику Мартону. Дик был плох. Его маленькие чёрные глаза с тоской смотрели в темнеющее небо.

Юноша опустился на колени.

– Рене… – пролепетал Мартон, – Холодно. Дождь… Мы победили?

– Да, Дик! Да! Мы победили.

– Хорошо… стать человеком… я всю жизнь… как ты… мечтал.

– Ты стал им, Дик, – ответил Рене.

– Нет… Не знаю…

– Ты стал им, Дик, – повторила Ирмуна, едва сдерживая рыдания.

– Ты… плачешь?

– Нет, Дик! Я не плачу.

– Хорошо… плачь, пожалуйста. Эта гадина… ужалила меня… в ногу. Плачь… Пожалуйста, плачь. Человек… прожил зря, если его смерть… не оплачет… ни одна женщина…

– Хорошо, Дик! Я буду плакать…

– У меня… никогда… один… – Дик вдруг забеспокоился, подался, было, вперёд и снова упал навзничь. Затем помолчал, глядя вверх, и произнёс неожиданно чётко, – Всю жизнь… один… всю жизнь… зря… Никого… нет… кроме вас…

Ирмуна разревелась в голос…