Текст книги "Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло"

Глава 27

Ближе к полуночи Дашка пристала: покажи да покажи своих краснодарских девиц. Вадима срубало в сон, в темные воды Копрючай, он принял сегодня около полусотни клиентов, от пластмассового супа оживился гастрит, но пришлось сложить ладони по-японски домиком и согласиться. Полез, высунув язык, на антресоли, достал оттуда батин «тревожный чемоданчик» (выйдя в отставку в чине майора, отец решил освободиться от всего военного имущества: форму, к примеру, отдал огородному чучелу соседа, сыну – чемоданчик, с которым мотался по командировкам).

Снимки моделей были рассованы по большим конвертам, конверты по папкам, на них имена – от Анны до Яны. После того как его выгнали из газеты, Вадим стал работать фотографом-скаутом. Вроде похоже на «Девушку недели», да не совсем то. Теперь он находил барышень с новыми свежими лицами, снимал их в своей студии и отправлял фотки в московское агентство «Полонез». Если девочку зачисляли в модельный дивизион, Ларчиков получал свой процент, весьма, кстати, нехилый.

– А что значит «свежее» лицо? – полюбопытствовала Даша. – Ни на кого не похожее? У меня вот свежее?

– У тебя? Ну, вообще да – нос редкой конфигурации.

– Хам!

– Нет, серьезно. Лицо должно быть нешаблонным, не то чтобы красивое, с правильными чертами…

– А страшное, да?

– Нет, красивое, но с изюминкой, с неким необычным сочетанием черт. Вот я одну такую модель, Вику, в трамвае зацепил. Она висела на поручне и спала. Ослепительная мордочка! И – широковатый, чуть приплюснутый носик.

– Как у боксера?

– Изящней. Вот это была находка! Я познакомился, сфотографировал, но потом, правда, некоторое время размышлял, как бы сделать что-то с ее носом, пластическую операцию, ну, чуть-чуть подправить… В итоге плюнул и послал Викины фотки в «Полонез» как есть. И на следующий день оттуда звонят. «Супер! – орут. – Суперкласс! Именно такая нам и нужна. Именно с таким носом!» Я Вику за шкирку – и отправил в Москву. Сейчас она знаешь кто?

– Не-а. – Дашка взбила подушку и села на нее попой, будто в сугроб. – «Мисс Вселенная»? Замужем за американским миллиардером?

– Попроще. Она в Париже, первое лицо знаменитой косметической фирмы.

– Значит, и с моим носом можно в Париж? Ноги у меня, правда, не от ушей…

– Нормальные у тебя ноги. И поверь, ноги для фотомодели не главное.

– Разве?

– Ей ведь в основном лицом торговать. О, еще про одну модель историю вспомнил.

– Ты фотки будешь показывать?

– Сейчас. Вот послушай. Однажды я нашел девчонку просто супер, она участвовала в сочинском конкурсе красоты. И в то же самое время на меня случайно вышел менеджер парижского агентства «Дива», напрямую. Так-то я работал с «Полонезом», а они уже сами с заграницей…

– Я помню.

– Так вот, показал я ему эту Изольду из Сочи. Он увидел ее фотки и загорелся. Пообещал втрое больше заплатить, если это будет в обход «Полонеза». Единственное: Изольда перед Парижем должна сбросить пару килограммов. И она села на диету в ожидании отъезда. А на следующий день погибла во время покушения на местного авторитета, который за ней приударял.

– Оба-на! Что-то многовато трупов вокруг тебя, скаут!

– Да уж. – Ларчиков нахмурился. – Короче, после истории с Изольдой я зарекся работать налево. А вскоре уехал в Москву, покорять столицу, так сказать…

Вадим задумался и вспомнил то утро, когда прямо с краснодарского поезда направился в «Полонез». Отреставрированный особнячок в ветхом районе Замоскворечья смотрелся словно красавица молодуха в богодельне. Внутри, вместо обоев, фотографии моделей в полный рост. Было такое четкое ощущение их присутствия, что Ларчиков, ослепленный шквальным солнцем, громко со всеми поздоровался. За конторкой расхохотались.

– Попадалово, да? Я вот тоже так, когда на работу сюда устраивалась, попала. Со всеми перездоровалась! – Из-за конторки выплыло лицо, будто крейсер из-за скалы. – Вы к кому? Добрый день!

– Добрый. Я Ларчиков из Краснодара, фотограф.

– Очень приятно. Я Оксана.

Минут пять секретарша рассказывала о том, как утром спалили ее роскошное, похожее на гигантскую хризантему жабо на парадно-офисной кофте. Вечером она постирала свой белый «мундир», вывесила его на балконе. Ночью пьянчуга с верхнего этажа, видимо, курил, бросил окурок вниз и попал прямехонько на жабо. А все в офисе так привыкли к ее кофте с жабо. Это была фактически визитная карточка агентства. И ведь ничего не докажешь – пьянчуга ушел в запой!

– Простите, – перебил секретаршу Вадим. – Я Ларчиков, фотограф из Краснодара.

– Ларчиков? Да я поняла, поняла. А чего вы хотели?

Нет, он, конечно, не ожидал, что все модели «Полонеза» при его появлении замрут, а потом ангелами пролетят мимо, оставляя на его щеках розово-фиолетовые следы от помады. Но хоть бы секретарша десять раз фамилию не переспрашивала! Странно повел себя и президент агентства, Заурбек Харитонович, которому Вадим долго объяснял, зачем, бросив все, он рванул в Москву, как важны для него возможность работать в столице, карьерный рост, перспективы и все такое прочее.

– Что от меня хочешь, дорогой? – наконец вежливо поинтересовался Заурбек Харитонович. – Молодец, хорошо поработал в своем Краснодаре. Деньги регулярно получал? Молодец! Что здесь хочешь от меня?

– Возьмите меня в агентство штатным фотографом. Я на периферии вон каких красавиц находил, неужели в столице не получится.

Президент знаменитого «Полонеза», ранее имевший торговые ряды в Лужниках, иногда позволял себе ненормативную лексику, жаргонизмы, блатной сленг или просто уличную народную брань.

– Ты что, твою мать, Хельмутом Ньютоном себя возомнил? – заорал он. – На самый верх через головы залезть решил? А штаны свои вонючие поменял на бархатные?! Да таких щелкунов, как ты, в Москве как вшей на башке у тебя! Мне мясо свежее из провинции нужно. Вали обратно в свой Краснодар! Езжай, езжай, дорогой!

Ларчиков слегка опешил. И не нашел в себе смелости объяснить Заурбеку Харитоновичу, что из Краснодара его уже проводили с помпой и симфоническим оркестром, что под прошлой жизнью подведена черта, имущество, образно говоря, распродано с молотка, все обидчики прощены, а от пощечины последней невесты, Риты Багратионовой, до сих пор горит лицо. Делать было нечего. Вадим попереживал, попил водочки с привокзальными жителями, вздохнул и набрал номер Любки Гурской, своей бывшей одноклассницы, единственного человека, который мог хоть чем-то помочь ему в столице…

– Ты, кстати, давно общалась с Любкой? – очнувшись от мимолетных воспоминаний, спросил Ларчиков Дашу.

– Не очень. Звонила ей, когда Лева тобой интересовался.

– Зачем?

– Он просил ее телефон. Не могла же я без разрешения дать.

– Так. Интересно. Зачем Леве понадобился Любкин телефон?

– Ну, мне кажется, он собирался проверить тебя по полной программе.

– И что? Ты дала?

– Да, но Лева ей не звонил.

– Откуда ты знаешь?

– Она потом мне сказала, что он так и не позвонил.

– Ладно, проехали. Вот, смотри, самые крутые мои скаутские достижения.

Вадим развязал тесемки на папках, вынул фотографии из конвертов… Совершеннейшая на первый взгляд дурнушка. Вытянутая мордочка, как у белки, и вся в конопушках, и самые противные – на подбородке, размером с красную икру. Волосы размазаны, будто каша, на ровный пробор, рыжие, стянутые на затылке в пучок-редиску. Уши-вареники, обремененные сережками из цыганского поддельного золота.

– Господи, кому же такая дурында пригодилась?! – воскликнула Даша.

– А вот пригодилась. Русский колорит из нее так и прет. Лицо, между прочим, одной московской кондитерской фабрики.

– Сосучка на палочке.

– Тысячи гребет эта сосучка!

Он быстро показал еще несколько интересных фоторабот. Вот Лиза, веки-набалдашники, сизо-голубые, с восковым налетом глаза, словно иголки сибирской ели. Выгоревшие на сочинском солнце кукурузные волосы, ресницы и брови Яны. Изящная чайная ложечка носа Ангелины. Губы Стаси – две штормовых волны, накатившие на пирс…

У Ларчикова зазвонил мобильник.

– Алло!

– Здравствуй. Левка не у тебя? – Это был депутат Полянский.

– Нет.

– Телефон у него отключен. Где он, не знаешь?

– Знаю. В Израиле. Завтра прилетает.

– Вот засранец. Как прилетит, пусть срочно меня наберет. Срочно!

– А что случилось, Степан Сергеевич?

– Я Сергей Степанович, идиот!

– Простите, путаю всегда…

– Ты допутаешься, вы все там допутаетесь в своем кооперативе!

– Да что случилось-то?

– Что случилось? Юрка повесился. Папардю.

Глава 28

В полдень явилась Вера. Слегка подшофе. В кожаном плаще цвета свежей глины. Заварив кофе, стала рассказывать Ларчикову о посещении Бриллиантовой биржи. Это была своего рода лекция «о новых веяниях в бриллиантовой моде». Докладчик – прыщавая секретарша со свиными губками. Впрочем, Ларчиков, находясь в ступоре от самоубийства колдуна, слушал с преувеличенным вниманием.

– Вот если ты в курсе, традиционно красота и качество бриллиантов оценивалось по четырем критериям: цвет, чистота, весовая категория и огранка. В курсе?

Ларчиков кивнул.

– Вот. А сегодня потребителя бриллиантов больше всего интересует качество огранки.

– Хорошо сказала – «потребителя бриллиантов»! – нервно рассмеялся Вадим. – Лучший друг девушки нынче – это «потребитель бриллиантов»!

– Совершенно верно. – Верочка втянула в себя кофе, словно воздух, и продолжила: – По некоторым данным, из шестидесяти тысяч продаваемых бриллиантов только три процента имеют идеальную огранку и пропорции. А ведь чем лучше отполирован камень, чем чище его поверхность, тем сильнее он блестит. Вот ты скажешь, не все то золото, что блестит!

– Я? Я так не скажу.

– Не перебивай! И еще вот пропорции. При оценке огранки бриллианта гигантское внимание обращают на пропорции…

Ларчикову вдруг вспомнилась знаменитая сцена из «Служебного романа», когда секретарша – Ахеджакова учит Мымру в исполнении Алисы Фрейндлих науке эффектно выглядеть: «Ну вот вы. Ну как вы ходите?!» Расхохотался не к месту. Верочка, впрочем, быстро вернула начальника в реальность:

– Не интересно? Я для кого тут распинаюсь? Для паломников?

– Продолжай, продолжай.

– Итак… Запутал совсем. Итак, правильные пропорции напрямую влияют на так называемую «игру». Этот термин – «игра» – используется для… о господи… «для характеристики тех разноцветных лучей, которые человек видит как результат дисперсии света в бриллианте». О, почти цитата!

– Зубрила, что ли?

– Нормально, пригодится. Я, может, экспертом по бриллиантам буду. Не всю же жизнь в секретаршах ходить.

– Это верно. А что такое дисперсия?

– Экзаменуешь?

– Да какой из меня экзаменатор, – улыбнулся Вадим. – Я в этом деле ни бум-бум.

– Дисперсия… – Верочка аж зажмурилась от восхищения. – Дисперсия – это свойство вещества по-разному преломлять лучи света с разной длиной волн. Представь себе, луч белого света, проходя через бриллиант, разлагается на цвета радуги, и в результате мы наблюдаем «игру» – цветные вспышки на гранях бриллианта…

Совсем буднично, по-деловому, Верочка затем рассказала и о странной, на ее взгляд, израильской традиции: евреи не ставят памятников «с человеческим обличьем». Нагромождают вместо этого всякий хлам, камни, куски железа, арматуру. Видали вы когда-нибудь такой памятник? Вот если, к примеру, Пушкина у нас на площади изобразить в виде бетонного шара или остроотточенной чугунной пики, или из битого кирпича слепить башню, похожую на фаллос…

– Лерку помнишь? – внезапно сменила тему Верочка и хихикнула.

– Какую Лерку?

– Проститутку, ты ее у Казанцевой отбирал. У нее история была с охранником, собакочеловеком…

– А! И что?

– Она ж с нами летела. Лева решил ее ради эксперимента досрочно под видом паломницы переправить. Для проверки канала, так сказать. Она теперь у него в Тель-Авиве, в «махон бриюте» пашет…

– Ловкач.

– Так вот, Левка в первый день, мы же поздно прилетели, повез нас ночевать в ближайший кибуц, это у них вроде пионерлагеря для взрослых. И кибуц этот знаменит тем, что снабжает весь Израиль йогуртами. Оказалось, Лерка с раннего детства подсела на вишневый. Просто с ума по нему сходит. И вот она все утро жрала его там в столовке и уничтожила около пятидесяти упаковок. Кибуцники стояли на ушах, даже ставки делали, сколько она съест. На пятьдесят первом Лерка сломалась и весь день потом мочилась чем-то белым. А вечером ее местный врач осмотрел и сказал, что это не от йогуртов, а что-то венерическое!..

Развязный хохот секретарши спровоцировал у Ларчикова осьминожье шевеление гастрита.

– Лева когда будет? – резко оборвал он Верочку.

– А его сегодня вообще не будет. Он же летать боится, поэтому еще в Бен-Гурионе нажрался как свинья.

– Где-где?

– В аэропорту еврейском. Он тебе вот, записку передал.

В письмеце было два коротеньких предложения: «Кельи супер. Срочно составь список первой партии паломников». Когда Вера вышла, чтобы припудрить свой раздолбанный прыщавый лобик, Вадим быстро наметил кандидатуры: уральская старуха, Казанцева, Катя-медвежатница, Даша, Полянский, он сам, Папардю…

– Тьфу, черт! – Ларчиков выругался с таким мощным выдохом, что портрет чернобровой Голды Меир чуть не свалился со стола на пол. – Покойники, одни покойники вокруг…

Заглянул клиент. Желтая водолазка под горло. Черный дайверский костюм. Это был шнурообразный, «хоронивший Шаляпина», тот, кто хаял Иисуса Христа перед будущими паломниками. На ловца и зверь бежит. Вот на ком он сейчас отыграется за утрату светлой памяти Юрия Андреевича Папардю!

– И что вы снова приперлись, гражданин? Я сейчас милицию вызову. Вы опять собираетесь грязью поливать Иисуса нашего Христа, а?!

– Успокойтесь, успокойтесь. – Старичок был настроен, похоже, миролюбиво. – Я с совершенно другими намерениями. Совершенно. И вообще, должен вам сказать, я кардинально переменил свое отношение к фигуре Христа.

– Неужели? Он все-таки не сожительствовал с блудницей Марией Магдалиной?

– Это второстепенный вопрос. Главное, другое. Помните, я говорил о путанице вокруг даты рождения Христа? У меня была версия, но она неправильная. Путем серьезнейших математических вычислений, сопоставлений различных документов, а главное, скрупулезного исследования статуи писца Каи…

– Кого-кого?

– В 1850 году в одной из египетских гробниц была найдена статуя сидящего писца по имени Каи. Точнее, это статуэтка высотой около пятидесяти сантиметров, но от нее исходит небесное сияние, фантастическая энергетика! Писец глубоко сосредоточен, лицо его озарено загадочной улыбкой, а в глазах с инкрустацией из твердого камня такое неприятие смерти, противодействие злу, такая неземная одухотворенность!

– Что вы мне опять голову морочите, любезный? – Ларчиков начальственно приподнялся. – Зачем вы пришли? У меня клиенты парятся в коридоре. Вера! Верочка, иди сюда!

– Да вы успокойтесь, успокойтесь, – заерзал на стуле шнурообразный. – Вы дослушайте до конца. Ведь это же не писец, нет! Это Иисус Христос! Пятая династия, третье тысячелетие до нашей эры. Третье! Представляете, какого масштаба открытие я сделал?..

Вера зашла очень вовремя. Ларчиков агрессивно вертел в руках чайную кружку в форме слоненка, намереваясь через секунду запустить ею в старика. Отобрала, шутливо погрозила. На дне кружки бултыхался коньяк. Она его медленно, с удовольствием выпила.

– Вы меня убить хотели? – со светлой улыбочкой спросил «хоронивший Шаляпина». – А ведь на кружечке ваши пальчики и, самое интересное, отпечаток языка. Знаете, я недавно прочитал, что отпечаток человеческого языка так же индивидуален, как отпечаток пальца или рисунок сетчатки глаза, представляете?

– Слушайте вы, книголюб!

– А что вам, собственно, надо, гражданин? – поинтересовалась Вера с ясно различимыми хозяйскими нотками.

Шнурообразный повернулся к девушке:

– Я хочу, чтобы вы меня отправили в Израиль, срочно. Мне там нужно кое-что проверить по Иисусу. Согласно моей теории… А, ну в общем я все рассказал вашему начальнику.

– Мы продаем «карту паломника», – жестко ответил Вадим. – И люди едут в Израиль через год.

– Да можно, можно отправить гражданина, – сказала Вера. – В первой партии. Ты его, Вадим, включи в список, – уверенно улыбнулась на вопросительный взгляд Ларчикова. – С Левой все согласовано. Только товарищу это будет других денег стоить. Готовы понести дополнительные расходы?

– Сейчас уже деньги для меня не проблема. Вы не представляете, какого уровня открытие я совершил.

– Вот и хорошо. Вадик, возьми, пожалуйста, у товарища восемьсот долларов и оформи, ладно? А я домой поехала. Любимый мой, надеюсь, уже проспался.

Хлопнула дверью, и только тут Ларчиков вспомнил, что не сообщил ей о смерти Папардю. Впрочем, Лева сейчас все равно неадекватен.

Завтра на его голову обрушится эта убийственная новость. Молча принял от шнурообразного баксы, выписал «карту» и ответил, с издевкой, на вопросы об условиях проживания в Иерусалиме.

Мол, пятизвездочный отель, без садов, оранжерей и сосновых лесов, но новый. Чем хорош новый? Ну, это несложно объяснить. Если гостинице лет десять назад присвоили «пять звезд», то там даже кондиционера может не оказаться. Почему? Десять лет назад были иные стандарты, для получения пятерочки кондиционер не был обязательным пунктом, как сейчас. Уяснили? Отель, построенный десять лет назад, нынче на «троечку» тянет. Зато там садики-огородики, виноградники-оранжереи – это да, за такое долгое время ой как можно разрастись! Что есть в нашем отеле и, собственно, в номере? Телевизор, сейф, балкон, мини-бар, фен, кондишн, биде. Два ресторана на территории, бары, дискотека, магазин, парикмахерская, джакузи. Фитнес-центр бесплатно, массажный салон, баня – это уже за отдельную плату. Кормежка – полный пансион, все включено, в том числе местные спиртные напитки.

Голубиного цвета глаза старичка при слове «напитки» вспыхнули, словно магические шары.

Глава 29

Юрия Андреевича Папардю хоронили на Ваганьковском. Народу – тьма-тьмущая. Ларчиков и не предполагал, что пол-Москвы пользовалось услугами колдуна. О его методе лечения он тоже ничего толком не знал, какой-то «перенос порчи с помощью собачьей шерсти на другой объект». Кое-что об уникальном «способе Папардю» рассказал в своей надгробной речи депутат Госдумы Сергей Степанович Полянский.

Оказывается, у метода Юрия Андреевича было множество противников. Критиковали в основном «этическую сторону» вопроса. Ведь что значит, по словам оппонентов, «перенести порчу на другой объект»? Это значит артрит больного Н., к примеру, передать его родному брату М., не так ли? Мигрень Л. – его собственной жене? Алкоголизм дедушки – внучке? «Да разве это можно назвать исцелением?!» – орали неграмотные умники.

Не выдержав чудовищных обвинений, Юрий Андреевич разразился гневной статьей-отповедью в популярном журнале «Вестник парапсихологии». «Поскольку я работаю с собачьей шерстью, – писал, в частности, Папардю, – то и так называемым „объектом переноса“ всегда является владелец этой шерсти – обыкновенный бродячий пес, коего в лучшем случае ждет на улице голодное нищенское существование, а в худшем, и как правило, смерть от рук работников жилкомхоза…»

Речь Полянского была настолько страстной и проникновенной, что в эпицентре толпы даже зааплодировали. Сергей Степанович осуждающе кашлянул, утер слезы и сказал на прощание:

– Вична тоби памъять, Юрко! Спи спокийно.

– Бесценный был человек, – пробормотал стоявший рядом с Вадимом Фрусман. – Алмаз. «Камень чистой воды».

На кладбище Лева пришел трезвый и побритый наголо. Удивленному Ларчикову неохотно объяснил:

– Это в знак траура.

После Полянского выступили еще какие-то люди. Речи их были искренними и беспомощными, как детские рисунки. Церемония угасала, могильщики нервно теребили лопаты. И тут из толпы выделилась дама в черных ботфортах. К своему изумлению, Ларчиков узнал в ней Софью, потомственную гадалку, с которой они столкнулись в гримерке Папардю.

– Я познакомилась с Юрием Андреевичем в Анапе, во время кинофестиваля. – Софья заговорила неторопливо, в своей манере, вытачивая во рту слова, будто маленькие скульптурки…

Папардю присутствовал там в качестве психолога: многие известные актеры, несмотря на десятилетия творческой деятельности, выходя к зрителю без грима и вызубренной роли, смущались и не знали, что сказать. Папардю на своих приватных сеансах настраивал таких, робких и застенчивых, на боевой лад. Что делала в Анапе Софья? Отдыхала с мужем, они проводили там медовый месяц.

С Юрием Андреевичем они встретились на набережной. Колдун по привычке прогуливался перед сном. Луна была полной и чистой, с колоссальной энергетикой. Подняв голову к небу, Папардю по крупицам впитывал в себя ее животворный свет. И чуть не сбил Софью, хрупкую девушку с кукурузой в руке. «Да вы что, медведь! Смотреть надо!» – закричала она испуганно. Но тут зрачок луны блеснул особенно ярко, и Софья закричала опять. «Что же вы все время орете?» – не выдержал Юрий Андреевич. «Вы – тот самый Папардю?!» – изумленно прошептала гадалка. «Да, душечка, я Папардю», – с достоинством ответил знаменитый колдун.

Винный погребок, куда они заглянули, был на удивление пуст. Заказали десертное вино, пригубили по стаканчику, Софья немного рассказала о своей нелегкой жизни. А потом вышла в туалет.

– …Так вот, когда я удалилась в туалет, – выплюнув изо рта свои «маленькие скульптурки», вдруг заверещала она на все кладбище, – этот старый пердун, развратник, этот потный козел накапал мне в рюмку с вином тридцать капель кантариуса – эротического препарата, более известного как «шпанская мушка»! Тридцати капель было достаточно, чтобы кровь хлынула к малому тазу, у меня помутилось в голове, и Папардю, бесстыдно воспользовавшись моментом, изнасиловал меня прямо на пляже. Подлец! Старый развратник! Туда ему и дорога!..

Скандал получился невероятный. Психованную гадалку еле скрутили могильщики, два милиционера и депутат Полянский, левый глаз которого прыгал в тике, будто девчонка со скакалкой. Минут десять над погостом стоял аэродромный гул. Угомонил всех, как ни странно, Фрусман – рыком льва. Затем он негромко и мрачно стал декламировать:

 
Мрут лошади,
откинув лихо гривы,
и с мертвых чаек
облетает пух.
Земля – задумчива,
вода, скорей, игрива,
но обе смерть
выкармливают с рук…
 

Ларчиков сразу вспомнил эти стихи, и тут как раз Дашка спросила: чьи, мол, вирши? Зачем-то соврал:

– Святого Августина.

– Кто это?

– Жил такой святой в Фиваидской пустыне.

– А чё такие мрачные?

– К нему дьявол постоянно являлся. В облике воющего волка. А еще чаще – в образе рыкающего льва.

На поминках Даша не преминула процитировать Карамзина: «Славяне свирепствовали в империи и не щадили собственной крови для приобретения драгоценностей, им ненужных: ибо они – вместо того чтобы пользоваться ими – обыкновенно зарывали их в землю» (сравнение колдуна Папардю с «драгоценностями» удивительным образом совпало с определением Левы: алмаз-де «камень чистой воды»). Фрусман и Ларчиков говорили мало. Зато много пили. Уже изрядно нагрузившись, поскребывая ногтями лысую голову, словно заиндевевшее окно, Лева вдруг сказал Вадиму:

– Хана нашему бизнесу.

– Почему? В каком смысле?

– Потому что Папардю хряпнулся. Нет, в таких масштабах, как было, хана. А в других мне уже неинтересно.

Вадим усмехнулся:

– И чем ты собираешься заниматься? Откроешь очередной «махон бриют»?

– Я тебя умиляю! Это тоже все фигня – «махон бриюты»… Одна еврейская община предложила заняться очень серьезным проектом. Очень!

– Теряюсь в догадках.

– А ты не теряйся. Мы и тебя к нему пристроим. Каким боком, еще не знаю, но…

– Лев, тогда у меня меркантильный вопрос.

– Какой?

– Когда деньги поделим? Которые в сейфе лежат, а ключ у тебя.

– Ты не романтик. – Фрусман с видимым огорчением стал наливать себе водку. – Нет, ты не романтик. Тебе предлагают новый, перспективнейший проект!

– Зубы мне не заговаривай. Когда?

– Ты сначала вот почитай статью. – Лева вынул из кармана газетную вырезку, сложенную вчетверо, подвинул ее к Вадиму, будто стакан. – Великая идея, которая нас озолотит!

– Я почитаю. Когда?

– Поделим-поделим. Завтра, ближе к обеду. Дай хотя бы проспаться, а?