Текст книги "Балканы. Красный рассвет"

– Ну что же, товарищи, – подвел итог Верховный, – все к тому и идет. Чем раньше мы ликвидируем вражеский котел, тем быстрее может продолжиться наше наступление вглубь Балкан. Есть мнение, что на этом обсуждение вопроса стоит прекратить и приступить к его непосредственному осуществлению. Вся надежда сейчас на людей из Службы Специальных Операции экспедиционных сил и на известное вам письмо. Если оно сработает, то, как говорит товарищ Иванов, это будет стоить очень дорого. И не только потому, что сократятся сроки операции и потери Красной Армии, но и потому, что мы, большевики, не звери и не садисты, и нас совсем не радует необходимость для достижения победы убивать большое количество румынских и итальянских рабочих и крестьян. Чем меньших жертв на этой войне будет стоить наша победа, причем для обеих сторон – тем лючше.

17 мая 1942 года, раннее утро. Правобережная Украина, Кировоградская область, Ольшанский район, село Добрянка, штаб 8-й итальянской армии.

Единственный сын и наследник итальянского короля Виктора Эммануила Третьего принц Умберто Пьемонтский (38 лет)

Утро в итальянском колхозе началось с того, что принц Умберто, проснувшись, обнаружил на прикроватной тумбочке невесть как там появившийся большой конверт из плотной белой бумаги, на котором женским почерком с завитушками было написано: «принцу Умберто Пьемонтскому от его дорогих сестер Джованны, Иоланды, Мафальды и Марии Франчески». А ведь неизвестные, сделавшие это, могли бы не только принести что-нибудь с собой, но и забрать – например, голову принца, завернутую в плотный черный пакет. При этом денщик принца, носивший громкое дворцовое звание «камердинер», а также двое часовых, стоявших у хаты, не могли объяснить появление этого письма и вообще все ночные события, ибо бессовестно дрыхли. Сила этого сна была такова, что они не проснулись ни тогда, когда их расталкивали при помощи тумаков, ни тогда, когда обливали холодной водой из колодца. Доктор, осмотревший бесчувственные тела, нашел места уколов «шприцом с очень толстой иглой» – у денщика-камердинера на шее, а у часовых на спине и ягодицах.

«Очень хороший наркоз, – сказал доктор, моя руки после осмотра, – мне бы такой на операциях. Все трое проснутся сами, когда закончится действие препарата. Прежде этого времени будить бесполезно. Сейчас они как дерево. Никакой реакции на внешние раздражители…»

Предложение расстрелять всех троих, не дожидаясь пробуждения, за то, что подпустили к себе неизвестных со шприцами, принц отверг сразу. Пока он жив, такого не будет. И вообще, это сделали не люди, а какая-то нечистая сила. Все произошло в самом центре расположения итальянских войск, а никто и не заметил. Ведь должен же быть какой-никакой порядок хотя бы там, где находятся штабные подразделения, ведь уже третий день румынско-итальянская армия, прежде напоминавшая кочующий цыганский табор, не продвигается вперед ни на шаг, вместо обычных заслонов уткнувшись в хорошо подготовленный рубеж усиленной полевой обороны, прикрывающий рокадное шоссе. Попытки найти в этом заборе щели закончились ничем. Пройдя с боями (точнее с мелкими стычками) двести пятьдесят километров объединенное войско «потомков римлян» уперлось в конец своего анабазиса, и этим концом было отнюдь не море. И все эти три дня итальянский принц Умберто и командующий 3-й румынской армией генерал Петре Думитреску не могли прийти к взаимоприемлемому решению о том, что делать дальше. Да и существовало ли такое решение?

Чего может стоить попытка лобового прорыва через боевые порядки окопавшихся стрелковых дивизий, с перспективой нарваться во втором эшелоне на подвижные соединения батальонного или бригадного уровня, итальянцы и особенно румыны за два последних месяца выучили хорошо. Ситуацию усугубляло то, что советские войска имели полноценное снабжение, а запас автономности румынских и итальянских войск был почти исчерпан. Из-за пустых баков давно брошены танкетки и грузовики, осталась только конная тяга, которой не нужен бензин. В пехоте запас патронов по две обоймы на винтовку и по пятьдесят штук на пулемет, а в артиллерии – один-два ящика снарядов на орудие. Пятнадцать минут боя средней интенсивности – и все. Потом, когда все эти запасы закончатся, винтовки итальянских солдат превратятся в дубины со штыками, а фронт, по некоторым данным, за минувшие две недели успел откатиться аж до Прута – а это столько же, сколько «потомки римлян» уже прошли с боями с рубежа Днепра. А тут еще маячащие на горизонте «марсиане», авиация которых регулярно обрабатывает тянущиеся по степи колонны, особенно интересуясь тяжелой артиллерией. Две трети орудий уже брошены по пути – частично из-за повреждений, но в большинстве из-за того, что не осталось соответствующего конского состава, способного тащить тяжелые пушки. Обозных лошадей в артиллерийские упряжки не поставишь – силы у них не те.

В таком-то траурном настроении, разогнав по углам своих адъютантов, итальянский принц в одиночестве сел читать письмо, доставленное таким экстравагантным способом. При этом он не опасался яда на бумаге, или других подобных штучек в стиле Цезаря Борджиа. Хотели бы убить – убили бы сразу, и часовым вместе с камердинером перерезали бы глотки, а не впрыснули из шприца дозу снотворного. Видна рука потусторонних Покровителей большевиков, которых некоторые еще называют марсианами. В бою они свирепы и безжалостны, но, говорят, если враг пал ниц и молит о пощаде, то они готовы предложить ему три (у русских это священное число) достойных, по их мнению, выхода из ситуации.

Первое, что принцу бросилось в глаза после того как он вскрыл конверт – там было не только написанное по-итальянски послание его сестер (по большей части почерк болгарской королевы Джованны), но и еще несколько бумаг: машинописный текст на русском языке, верхний левый угол которого украшала начальственная пометка красным карандашом (такая же пометка стояла в левом верхнем углу на письме его сестер), а также написанное по-немецки короткое послание на бланке со старорежимным имперским двуглавым орлом, подписанное неким господином Ивановым. Чуть ниже шел текст на русском языке, под которым стояла такая же подпись. На самом деле этот герб Российской Империи на официальной бумаге – явление гораздо более удивительное, чем автограф большевистского вождя на послании, доставленном таким странным способом.

Отложив в сторону все остальное, Умберто взялся за чтение письма своих сестер.

«Чао, брат наш Умберто, – писала Джованна, – мы тут все волнуемся за тебя и всех наших бедных солдат, которых этот сумасшедший дуче послал на войну в Россию. Мы боимся, что никто из вас не вернется домой, как не вернулись итальянские солдаты, отправившиеся вместе с Наполеоном покорять Россию. Многие хотели это сделать, но большинство оставило в ее земле свои кости, а меньшинство с трудом унесло ноги. Добиться же своего не удалось никому, не зря же эта страна такая большая и могучая, во много раз больше всей Европы.

Что касается нас, то не беспокойся, все твои сестры: и Иоланда, и Мафальда, и Мария Франческа – приехали к нам в Болгарию вместе с детьми и сейчас гостят в нашем дворце в Евксинограде. Также с нами золовки Евдокия и Надежда со своими детьми. Болгария против русских не воюет, поэтому тут вполне безопасно. Живем мы тесно, но дружно. Мы с мужем, как и маленький Симеон, тоже благополучны и тебе желаем того же. Еще мы беспокоимся за ПаПа и МаМа, которые наотрез отказались уезжать из Рима в безопасное место. Но тут ничего не поделать: такова королевская доля – всегда быть на своем посту и последним уходить из столицы при угрозе захвата ее врагом.

Дорогой брат, если ты читаешь это письмо, то наверняка задаешь себе вопрос, как оно могло к тебе попасть, когда твоя армия находится в окружении и нет никакой надежды на спасение. Ты думаешь, кто мог пробраться к тебе через кольцо врагов, чтобы передать привет от любящих тебя сердец? Так знай, что надежда есть всегда, что враг может обернуться другом и что из каждого безвыходного положения может найтись неожиданный выход. Все дело в том, что Покровители большевиков не так страшны, как это принято считать. Они ведут свою священную войну не ради порабощения народов Европы или торжества мирового коммунизма, а против Гитлера, одержимого вопросами крови. Италия по глупости Муссолини сама влезла в эту войну, не сулящую ей ничего, кроме потерь. Что итальянские солдаты забыли в украинских степях, землю которых им приходится поливать своей кровью? В то время как мы, твои сестры, переживаем за тебя, миллионы других итальянок молятся за своих мужей, женихов, сыновей и отцов. Неужели все вы должны сложить свои головы только за то, чтобы Гитлер и Муссолини прожили на один день или час дольше? Не забывай, что все мы наполовину итальянцы, наполовину славяне, ведь наша МаМа – дочь гордой Черногории. Я думаю, что тебя специально послали на смерть в самое опасное место, потому что Муссолини сам хочет сесть на трон нашего отца или посадить на него своего сына.

Знай, что Покровители уже бывали здесь, в Евксинограде, так как мой муж решил тайно перейти на их сторону, чтобы спасти свой народ и свою семью от полного уничтожения. Я взмолилась перед ними о судьбе моего брата и тех несчастных, которые вместе с ним стоят на краю гибели. В ответ мне сказали: ваша судьба в ваших руках; пока вы с оружием топчете чужую землю, то нет вам пощады, но если вы готовы принять условия почетной капитуляции, то ваши жизни будут спасены. При этом каждому предоставят свободный выбор между пленом с хорошим содержанием и вступлением в организацию «Свободная Италия», а все больные и раненые получат, сверх того, полноценную медицинскую помощь. Как это можно сделать написано в письме господина Иванова, приложенном к нашему посланию. Желаем, чтобы ты сделал правильный выбор и вернулся к нам живым.

Твои любящие сестры: Джованна, Иоланда, Мафальда и Мария Франческа.

Писано 13 мая 1942 года, Болгария, Варна, Евксиноград.

П.С. Мафальда: Когда я первый раз увидела Покровителей, которые регулярно бывают в Евксинограде, то сильно испугалась за себя и детей, ведь мой муж – довольно известный наци, но Джованна сказала, что Покровители, как и все русские, с женщинами и детьми не воюют. Мой муж сам по себе, а мы с детьми сами по себе, каждый сам несет свой крест и отвечает за свои грехи. Мы все надеемся, что, находясь в России, ты не совершил ничего такого, что заставило бы нас стыдиться такого брата. Возвращайся скорей, мы очень тебя ждем.

П.С. Иоланда: Возвращайся, братец Умберто, мы очень тебя любим.

П.С. Мария Франческа: Присоединяюсь ко всем пожеланиям и надеюсь увидеть тебя живым и здоровым. А самое главное – позаботься о тех малых, кто вверен твоему попечению, чтобы не пришлось плакать их матерям, женам, сестрам и невестам. Ведь каждого из твоих солдат ждут дома, как ждем тебя мы. Спаси их жизни, и Господь тебя благословит.»

Дочитав до конца, Умберто отложил письмо сестер в сторону и задумался. Война против мирового коммунизма, как которую он как верующий католик пошел почти с радостью, в итоге обратилась чуть ли не в свою прямую противоположность. Веселые и жизнерадостные[51]51
  О жизнерадостности и беззаботности итальянских солдат и офицеров свидетельствует следующая цитата: «Протяжённость итальянского участка обороны составила свыше 250 км. Рубеж проходил по берегу Дона, начиная с позиций 2-й венгерской армии и до позиций 3-й румынской армии в Вёшенской. На своём участке итальянцы создали слабую оборону: не выкопаны траншеи, не созданы эффективные оборонительные позиции.»


[Закрыть] итальянские солдаты, отправлявшиеся в Россию освобождать ее народ от ужасов жидобольшевизма, на самом деле оказались оккупантами и пособниками жестоких грабителей и убийц. Русские сражались за свою страну и свои идеалы яростно и беззаветно. И если поначалу ожесточенное сопротивление еще можно было списывать на большевистских фанатиков, то вскоре стало понятно, что фанатиками является почти все население, а готовых сотрудничать с оккупационными властями насчитываются единицы. И еще. Русские превосходили итальянскую армию и силой духа, и стойкостью, и готовностью к самопожертвованию, а после того как явились Покровители и взяли их под свою опеку, у них появилось еще и превосходящее мастерство. В Африке англичане, превосходя во всем итальянцев, терпели тяжелые поражения от немецкого Африканского корпуса, и в то же время русские большевики под руководством своих Покровителей драли Вермахт так, что во все стороны летели пух и перья. Нет, сейчас, когда ситуация безвыходна, его долг как командующего армией – спасти жизни подчиненных ему людей, ведь нет никакой причины гибнуть им здесь до последнего человека. Героизм хорош, когда ведет к победе, а сейчас, когда итогом ненужного упрямства может стать только смерть, он превращается в свою прямую противоположность.

Приняв окончательное решение, принц взял в руки послание господина Иванова. Все просто. В случае согласия на почетную капитуляцию он должен послать к советским войскам парламентера под белым флагом, который будет иметь при себе это письмо. Человек, уполномоченный вести переговоры о почетной капитуляции, их уже ждет. Решено. Он сам будет этим парламентером и пойдет к русским под белым флагом. Если в предложении Покровителей большевиков спрятано какое-то коварство, пусть оно падет только на его голову.

19 мая 1942 года, утро. Югославия, партизанская Ужицкая республика, город Ужице, Верховный штаб Народно-освободительных партизанских отрядов Югославии.

Несмотря на то, что события в Югославии оставались вне рамок предыдущего повествования, катастрофические для вермахта события на советско-германском фронте, начиная с конца августа 1941 года, сильно отразились и на обстановке в Югославии. У немцев просто не было лишних фронтовых пехотных дивизий (даже потрепанных), чтобы снимать их на подавления партизанского движения в Югославии. Напротив, тончайший слой германских войск, подобно серому презервативу натянутый Гальдером и Йодлем на Восточный Фронт, постоянно где-то рвался, потому что Красная Армия и Экспедиционные силы тыкали в него разными острыми предметами, так что его приходилось раз от разу штопать, в основном, снимая войска с тыловых гарнизонов. Так что ни о какой ликвидации в ноябре-декабре сорок первого года повстанческой Ужицкой республики речи даже не шло. И автор этой операции фельдмаршал Лист к тому моменту уже убыл из Югославии для того, чтобы возглавить воссоздаваемую из праха Группу армий «Центр», и количество оккупационных войск, в том числе венгерских и итальянских, несколько раз приходилось судорожно подвергать серьезному сокращению, в результате дойдя до самого минимума.

С зимы 1941-42 годов, когда вслед за группой армий «Центр» «накрылась» группа армий «Север», основу антипартизанских формирований составили хорватские усташи и домобран (регулярная армия), формирования боснийских мусульман (часть которых носила статус национальных частей СС, а часть была откровенными бандами), а также добровольческие дивизии СС (горнострелковая «Принц Ойген» и кавалерийская «Мария Терезия»), набранные среди немецких колонистов области Банат, которых не брали в вермахт. Правда, и германское командование относилось к созданию этих эрзац-войск с большим энтузиазмом, чем в НАШЕЙ истории. Воевать с партизанами все равно кто-то должен, а этих хотя бы не жалко. Немногочисленные части вермахта были размещены только в Белграде, Нише, и гарнизонами вдоль железных дорог вплоть до южной границы Сербии, где ответственность переходила к болгарской армии (при этом железные дороги на территории севернее Белграда контролировали венгры и пять же хорватский домобран).

Отдельную и зачастую весьма неприятную роль в истории Югославского Сопротивления играли четники полковника Драже Михайловича (или так называемая «Югославская армия на родине»): формирование в первую очередь антикоммунистическое, националистическое, формально пробританское и антинемецкое, но сотрудничающее с этими самыми немцами по самым разным вопросам. Иногда они действовали в союзе с партизанами, но никогда нельзя было понять, в какой момент они закончат дружить и начнут враждовать. Первый раз такая измена произошла в начале ноября сорок первого года, когда четники неожиданно прекратили борьбу против немецких оккупантов, атаковав позиции прокоммунистических югославских партизан. Позже удалось выяснить, что это было сделано по приказу из Каира, где обосновалось контролируемое англичанами югославское королевское правительство в изгнании, – что аукнулось для этого правительства весьма серьезными последствиями в будущем. Серьезные Игроки, которыми являются участники второй антигитлеровской коалиции, таких безобразных выходок никому не прощают.

В остальном четники действовали как зеркальное отражение хорватских усташей, точно так же отвергая идеи единой югославской нации, а также устраивая чистки по этническому и религиозному принципу. Если усташи жгли православные церкви, то последователи Драже Михайловича разрушали католические храмы и мечети. Ближайший их аналог – украинские националистические отряды УНА-УНСО, с которыми организация Драже Михайловича даже плела дипломатические шашни, намереваясь вступить в политический союз. Также отдельные отряды четников не брезговали вступать в контакт с немецкими, итальянскими и даже хорватскими властями и получать у них вспомоществование на борьбу против прокоммунистических партизан. Это их и сгубило. Российские экспедиционные силы, как и Сталин, знать не желали таких «союзников», хотя те, действуя по принципу «ласковое теляти всех маток сосет», набивались и в состав в антифашистской коалиции. У нацизма множество разных масок, но лицо у него всегда одинаковое.

При этом сторонники короля Петра действовали в интересах своих британских кураторов, для которых было желательно, чтобы прокоммунистическое повстанческое движение было подавлено еще в ходе оккупации. Единственной на настоящий момент незадачей британцев была география. Британские военно-транспортные самолеты Си-47 могли долететь до района действий усташей и вернуться обратно только с аэродромов на острове Мальта, и то на пределе дальности. Малейшие неприятности вроде сильного встречного ветра – и на обратном пути экипажу предстояло купание в водах Средиземного моря. Также существовала опасность действия итальянских истребителей, – разумеется, в том случае, ели транспортные самолеты будут пролетать мимо Калабрии и Апулии в светлое время суток. Поэтому полеты британских транспортников в Югославию совершались не часто, а грузы доставлялись минимальном объеме, достаточным для того, чтобы рыба не сорвалась с крючка. У немцев и особенно итальянцев четники выцыганивали гораздо больше, чем получали от англичан.

Впрочем, снабжая четников Михайловича, «джентльмены» все равно действовали по принципу «и вашим и нашим», сбрасывая грузы и советников не только им, но еще и партизанам Тито. А как же иначе – ведь численность партизанских формирований в разы превышала количество четников и эта массовость партизанского движения являлась следствием того влияния, которое коммунисты имеют на все слои югославского общества, а не результатом мобилизационных мероприятий государственной машины. Так что для трезвомыслящих людей, к которым относился и Черчилль (время Терез Мэй и Борисов Джонсонов еще не пришло), было очевидно, что разгромить партизанское движение в Югославии еще по ходу оккупации является недостижимой мечтой политиканов из эмигрантского правительства. А то, что нельзя победить, надо попробовать возглавить или хотя бы приручить.

Вот британцы и приручали партизан, в качестве инструмента используя Иосипа Броз Тито и отчасти Александра Ранковича. Нет ни о какой работе на британскую разведку, расписках о сотрудничестве и прочей шпионской дребедени речи не шло. Да и не пошли бы Тито и Ранкович, вложившие свои жизни в карьеры партизанских вожаков, на такую профанацию высокого искусства. Вместо того британские советники постарались внушить вождям югославских партизан идею особого третьего пути, отдельного от того магистрального курса на марксизм-ленинизм, что задавала Москвой. Также этих двоих подзуживали по поводу возможности построения Большой Югославии, включающей, помимо уже имеющихся территорий, часть Австрии, Италии, Венгрии, всю Болгарию и всю Албанию, Южную Добруджу от Румынии и северные районы Греции приблизительно до греко-турецкой границы 1898 года. Сталину такие идейки в случае попытки их реализации понравиться могли едва ли, и из этого должен был получиться знатный советско-югославский конфликт.

Однако до этого дело не дошло, потому что в нашем прошлом Тито остановился сам, поняв, что в Грецию, Италию и Австрию его не пускает Запад, а требовать территории у Венгрии, Румынии, Албании и Болгарии не дает Советский Союз, ставший покровителем стран, выбравших социалистический путь развития. Да и народы этих стран (даже братско-славянской Болгарии) вовсе не хотели объединения в рамках новоявленной Югославской империи. Но тут, в мире Врат, еще ничего не было предрешено, тем более что советские возможности влиять на ситуацию выросли, а британские значительно сократились.

Но тем не менее англичане были упрямы. В своих действиях они учитывали тот факт, что Тито и Ранкович по происхождению были хорватами и не являлись плотью от плоти и кровью от крови основной партизанской массы, на девяносто процентов состоящей из сербов и черногорцев. Например, так называемые «боснийские» бригады состояли из сербов на девяносто пять процентов, ибо партизанское движение для боснийских сербов являлось путем к национальному выживанию. Следует заметить, что люди массово шли не к четникам, которые их тоже к себе звали, а в прокоммунистическое сопротивление. Наверное, это потому, что коммунисты не болты болтали, а действительно боролись с немецкими фашистами и их пособниками, а четники имели приказ ждать с прикладом у ноги, чтобы, когда союзники (читай англичане) освободят Югославию, вылезти и заорать, что «это мы здесь власть!».

Но начиная с начала ноября сорок первого года эхо открывшихся Врат докатилось и до Югославии. Во-первых – так называемое первое антипартизанское наступление немцев из-за недостатка ресурсов, захлебнулось, не дав никакого особенного военного результата. 704-я, 714-я и 717-я пехотные дивизии, до того составлявшие костяк оккупационных сил, вслед за фельдмаршалом Листом уехали на Восточный Фронт, и туда же из Франции прямиком убыла 342-я пехотная дивизия. Зато вместо убывших частей немцы и их пособники понабрали разный усташеско-боснийско-коллаборационистский сброд. Расстреливать заложников у этих «вояк» получалось ничуть не хуже, чем у кадровых солдат вермахта, а вот воевать на пересеченной местности с подвижными и злыми партизанскими отрядами они уже так хорошо не могли. Они вообще не могли воевать: например, сербских жандармов на немецкой службе не рекомендовалось использовать меньше чем в составе батальона, а иначе могут разбежаться. Именно тогда из Каира поступил тот роковой приказ четникам Михайловича (причем точно в те же сроки, что и в нашем мире) оставить в покое немцев и развернуть наступление против партизан. Впрочем, достоверно известно, что еще с лета сорок первого года Драже Михайлович якшался с сербскими коллаборационистами из правительства Милана Недича, так что не одно правительство в изгнании просило четников сменить приоритеты…

Впрочем, большого успеха четникам тактика вероломства не принесла. Отбив атаку на столицу партизанского края Ужицу, партизаны перешли в контрнаступление и, пользуясь численным превосходством и более высоким боевым духом, отбросили четников прочь, выбивая их из одного опорного пункта за другим. К середине ноября объединившиеся партизанские отряды смогли вытеснить потерпевших поражение четников к их «столице» – селению Равна Гора, в результате чего Драже Михайлович запросил у партизан пардону, а также личных переговоров с высшим партизанским командованием. Иосип Броз Тито приказал приостановить наступление на цитадель четников и назначил переговоры в городке Чичак, на границе Ужицкой республики и оккупированных территорий. 17-го ноября Тито, Ранкович, два британских советника и батальон личной охраны прибыли в Чичак на встречу с Михайловичем, которого сопровождало эквивалентное количество соратников.

В НАШЕЙ истории эта компания договорилась о перемирии, но переговоры о совместных действиях против немцев результата уже не дали. Но в мире Врат случилась неожиданность, которая в немецких документах фигурировала под названием «операция «Сколопендра»». В самый разгар переговоров четыре полнокровных горнопехотных батальона из состава дивизии СС «Принц Ойген» (единственный боеспособный компонент в оккупационном сброде) ворвались в Чичак и после короткого, но ожесточенного боя уничтожили обе договаривающиеся стороны, сами при этом понеся серьезные потери. Ни Тито, ни Ранкович, ни их британские советники, ни даже Драже Михайлович живыми в плен не попали. Дрались до последнего, прорываясь из кольца окружения (правда в разные стороны) и пали при этом смертью храбрых. А все дело в том, что немецкому командованию заблаговременно стала известна информация о предстоящей встрече, и больше всего командующего немецкими оккупационными силами генерала Франца Беме возмутило участие в этих переговорах Михайловича, который одновременно просил помощи у немцев в борьбе против партизан. Бывают такие моменты, когда многовекторность не только не приносит дивидендов, но и наоборот: такого деятеля начинают с энтузиазмом пинать сразу со всех сторон.

Но это был последний успех немцев в их контрпартизанской деятельности и первое знаковое изменение на Югославском ТВД по сравнению с нашей реальностью. Несмотря на победный рапорт, ушедший в Берлин, осиротевшее партизанское движение не захирело и не зачахло. За главного политического руководителя встал тридцатипятилетний сербский коммунист Благое Нешкович, уроженец Крагуеваца (это километров сто от Ужице и столько же от Белграда), прежде находившийся в тени Тито. Вот тут действительно плоть была от плоти и кровь от крови. Уж такой не будет отдавать приказов расстреливать кадровых югославских офицеров, пришедших к партизанам бороться с немцами, только за то, что они сербы[52]52
  Партизанским приказом от 23 октября 1944 г. всем пилотам бывших ВВС королевства Югославии, находившимся на освобожденной территории, предписывалось явиться в Панчево (окрестности Белграда) и принять участие в окончательном освобождении родины от оккупантов. На призыв откликнулось 72 летчика, но вместо получения назначения в строевые части партизанские контрразведчики из ОЗНА (Отделения по защите народа), подчиняющиеся Ранковичу, объявили их предателями и расстреляли без суда близ села Ябука, недалеко от аэродрома. Вероятно, имелись опасения, что летчики будут способствовать возвращению в Югославию короля Петра. О подобном отношении Тито (по происхождению он был хорват) к летчикам ВВС Хорватии, которые массово покидали самодельную хорватскую армию, не могло быть и речи. Так, бывший хорватский полковник Франц Пирц стал первым командующим ВВС новой Югославии.


[Закрыть]. Начальником Верховного штаба партизан остался черногорец, кадровый офицер капитан первого класса Арсо Йованович, авторитетный командир и сторонник союза с СССР.

И ведь что интересно: почти сразу после Чичакской бойни над Ужице пролетел огромный краснозвездный аэроплан (Ил-76) из состава Экспедиционных сил и сыпанул на город и окрестности парашютными контейнерами с разными нужными в нелегкой партизанской жизни вещами. В том числе с трофейными едиными пулеметами (югославская армия использует тот же патрон от винтовки «маузера», что и вермахт), ручными противотанковыми гранатометами, реактивными пехотными огнеметами и ПЗРК первых поколений. Хорошим людям ничего не жалко, даже тридцати тонн оружия, снаряжения, боеприпасов и медикаментов. При этом вместе с грузом на партизанскую столицу опустились два десятка парашютистов – инструкторский состав и совместная советско-российская военная миссия. С этого момента лезть на партизанскую республику для оккупантов стало совсем бесперспективно, даже если они для своего наступления где-нибудь раздобудут полнокровный танковый корпус СС и бомбардировочную эскадру люфтваффе (что в данной реальности было невозможно).

И тогда же, в начале декабря, в двенадцати километрах от Ужицы, на плоскогорье Поникве начали строить полевой аэродром с грунтовой полосой протяженностью два километра двести метров – для того, чтобы иметь возможность принимать как самолеты Ан-22 переданные в ВВС РККА, так и Ил-76. Но реактивные лайнеры в партизанскую столицу (получается уже почти международный аэропорт) смогут прибывать только в том случае, если грунтовая полоса станет бетонной. Впрочем, зимой ни о каком серьезном строительстве речи не шло; провели разметку, составили проект, а к основным работам приступили только весной. До этого общение с центром в Москве у югославских партизан было односторонним. То есть доставить к ним грузы и людей (причем не только в Ужицу) было возможно, а вот вывезти кого-то или что-то – уже нет.

Впрочем, воздушное пространство над оккупированной территорией Югославии посещали не только транспортники. В середине февраля полуторатонной корректируемой бомбой в Белграде был уничтожен штаб оккупационных сил, вместе с кровавым палачом сербского народа генералом Францем Беме. Одновременно в Берлин через Стокгольм поступило предупреждение, что если оккупационные власти попробуют отреагировать на эту ликвидацию в своем любимом стиле, устроив резню в каком-нибудь подвластном им сербском городке, то на территории Германии ядерной боеголовкой мощностью в триста пятьдесят килотонн будет сожжен один из городов-заложников: Нюрнберг, Кельн, Аахен, Дортмунд… и еще два десятка наименований. И тишина. Никаких заложников, расстрелов и прочих кошмаров. Ведь прекрасно же понимают люди, когда с ними начинают разговаривать на родном языке. Никто не стал проверять, выполнят экспедиционные силы свою угрозу или нет. Воистину: сначала ты работаешь на репутацию, а потом репутация начинает работать на тебя.

А в начале марта пришла новость, которая, конечно, никого не потрясла, но для четников стала последним гвоздем в их гроб: в Каире одним из фанатичных арабских сторонников Великого муфтия Иерусалима Аль-Хусейни был убит юный югославский король Петр Второй; после этого династия югославских королей формально пресеклась. Последний принц по прямой линии, происходящий от Петра Первого из династии Карагеоргиевичей, дядя покойного Петра Второго и старший брат его отца короля Александра, принц Георгий еще много лет назад был лишен прав на престол – после грязной провокации, организованной предшественниками нынешних четников. Но потом кому-то это показалось недостаточным, и опального королевского родственника (который по законам престолонаследия и должен был быть следующим сербским королем) безосновательно заточили в персональной психиатрической клинике, где тот провел двадцать лет. Выпустили его оттуда только оккупировавшие Югославию немцы, предложив отверженному принцу должность марионеточного сербского короля. В ответ тот послал оккупантов по адресу, известному каждому русскому человеку, теми словами, которые он выучил, когда обучался в славном городе Санкт-Петербурге в Пажеском корпусе. Но немцы не обиделись, не вернули Георгия в психушку, и не посадили в концлагерь, а позволили ему жить жизнью частного лица. Он и раньше был известен тем, что резал в глаза правду-матку, невзирая на титулы и чины. Так, императора Франца-Иосифа после аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцоговины он назвал вором, а русского императора Николая Второго, отказавшегося препятствовать австрийцам в этих поползновениях – трусом и предателем.