Текст книги "Год 1914-й. Пора отмщения"

– Каждый год, – сказал товарищ Давыдов, – местные кланы, чтобы не вымереть с голоду, изгоняют из своих рядов на голодную смерть лишних женщин и детей, тоже в основном девочек. Жизнь мужчины Каменного века коротка и полна опасностей, редко какая охота обходится без тяжелых травм и гибели добытчиков, и даже если все прошло успешно, на запах крови тут же набегают разные голодные хищники: от страшных пещерных львов и медведей до стай волков и шакалов. Поэтому взрослые охотники, юноши-подростки, и даже маленькие мальчики являются активом общества, а вдовы, бобылки-перестарки и девочки-сироты считаются балластом, от которого надо избавляться. Чтобы не допустить бесполезной гибели людского состава и из общего человеколюбия, Верховный Совет Аквилонии каждый год во время хода лосося организует специальные ярмарки, чтобы выменять у вождей ненужных тем людей. И отдают за них не какие-нибудь бусы и прочую мишуру, а предметы нужные и полезные в дикой жизни: металлические ножи, топоры, пилы и разную посуду. Я сам был свидетелем такой ярмарки, а также являлся участником морского похода, во время которого присутствующий тут товарищ Петров производил похожие обмены на прибрежных стоянках темнокожего народа, именующего себя «Детьми Тюленя». Таким образом, с местными кланами ничего не происходит, ибо люди, отданные ими в обмен на вещи, в любом случае были обречены покинуть их общество, а Аквилония усиливается людьми и увеличивает возможности влиять на местное общество.

– И что же потом случается с этими выменянными женщинами – наверное, они попадают в самое беспардонное рабство, ибо в благотворительность добрых белых господ в отношении бедных аборигенов я не верю! – экспансивно воскликнул Ильич. – Эксплуатация, должно быть, запредельная…

В этот момент мне захотелось все же придушить Ильича на месте, и будь что будет… Во время посещения Аквилонии энергооболочка не докладывала мне ни о каких признаках эксплуатации. Вкалывают местные, конечно, до седьмого пота, но при этом все одинаково и прибавочный продукт распределяется в соответствии с личными заслугами, а не преимущественно одной верхушке. Впрочем, Сергей справился с этим делом и без моего участия.

– С самого начала было заведено, что нет у нас господ, а есть только учителя и наставники, – веско сказал он. – Те люди, что приходят к нам из местных кланов или попадают в наше общество путем забросов из других миров, становятся нашими полноправными согражданами, даже если прежде мы были врагами. Нет среди нас эллинов, иудеев, римлян, аквитанов, кельтов-думнониев, русских, французов и прочих представителей других наций, а есть аквилонцы – полноправные граждане, уже прошедшие все испытания, кандидаты на гражданство и бывшие враги, проходящие Путь Искупления. При этом качество и количество еды, обеспечение одеждой и медицинское обслуживание от социального статуса не зависят.

– А еще, – немного невпопад сказала Сати Бетана, – женский компонент нашего аквилонского общества в несколько раз превышает мужской, а потому там приняты большие семьи, состоящие из нескольких жен, считающихся нареченными сестрами, и одного мужчины. При этом для вступления в брак от женщины требуется желание, а от мужчины согласие, поэтому ни о каком угнетении по этой части не может быть и речи. Семья – главная ячейка Аквилонского общества, источник любви, ласки и душевного тепла, и женщины в ней не ревнивые конкурентки, а добрые подруги, всегда готовые подставить друг другу плечо, а не подножку. У товарища Петрова, к примеру, десять жен: одна француженка из начала двадцать первого века и девять местных женщин, при этом он всех их любит одинаково, да и они влюблены в него как кошки.

А вот эта информация оказалась новостью даже для меня, ибо такие материи, как семейная жизнь, наш разговор с аквилонцами просто не охватывал. Ну Серега скромник – десять жен сразу, и молчок… И ведь я охотно верю, что они все от него без ума: при такой мощи генератора харизмы, как у него, иного и быть не может. И главный показатель для меня – поведение Кобры. Она провела в этой Аквилонии до меня почти полсуток, но по поводу тамошних семейных обычаев не обмолвилась и полусловом. Будь в них хоть малейшая доля насилия или принуждения по отношению к женщинам, нашу неукротимую мстительницу за слабый пол было бы не удержать.

– Да, Батя, – мысленно отозвалась Кобра. – Местные брачные обычаи – явление удивительное, но ничего плохого в них нет. Когда на одного мужчину приходится десять женщин, я думаю, по-другому нельзя. Самое главное, что все делается только по любви и доброму согласию, без какого-либо принуждения.

– Сергей, – сказал я, – скажи, как зовут твоих жен?

– Мадлен, Дита, Тата, Куирэ-Кира, Таэтэ-Таня, Суилэ-Света, Лаис, Чилла, Бьёрг и Ауса, – прикрыв глаза, сказал он. – Только вот что, товарищи – это не они мои жены, а я их муж. И вообще, слова «твое» и «мое» у нас в таких случаях неприменимы. Мы одна семья, дружная и любящая, а не чья-то собственность. И дети у нас тоже общие, у каждого малыша сразу десять мам.

– Я подтверждаю все сказанное этим молодым человеком, – сказала Птица, внимательно слушавшая этот разговор. – Он действительно любит и любим. И его жены любят всех детей семьи, не деля их на своих и чужих.

– Самого начала, – сказал Сергей, – когда мы были еще маленьким племенем Огня, у нас уже складывалось весьма нездоровое соотношение полов по несколько взрослых женщин на одного мужчину. И тогда мы посовещались и установили два правила. Первое: все взрослые женщины в нашем народе должны быть замужем и все дети должны знать своих отцов. Второе: от женщины в брачном вопросе требуется желание, а от мужчины согласие. А еще желательно, чтобы на этот брак были согласны и все предыдущие члены женского коллектива. В сомнительных случаях вопрос рассматривает Совет Старших Жен. Старших не по возрасту, а по происхождению из верхних миров. В каждой семье может быть только одна Старшая жена, и именно она следит, чтобы все ее нареченные сестры росли в своем культурном уровне до нас, а не мы опускались в состояние дикости. Так вот: если Женсовет установит, что причиной отказа стали не недостатки претендентки, а ревность одной из нареченных сестер, то они разрешают брак по праву свободного выбора, а ревнивице делают строгое внушение. Еще раз – и в монашки, ибо ревность – явление в нашем мире недопустимое. Впрочем, такие случаи у нас можно пересчитать по пальцам одной руки, обычно все проходит как по нотам.

– Невероятно! – воскликнул Ильич. – Общество без женской ревности – это же нонсенс! Как бы я хотел собственными глазами увидеть такую удивительную страну, в которой люди не делят твое и мое и живут так дружно, что рассказы об этом кажутся невероятной сказкой.

– А почему бы и нет, товарищ Ульянов-Ленин? – пожал плечами товарищ Петров. – Как полномочный представитель Верховного Совета Народной Республики Аквилония, я приглашаю вас посетить нашу страну с кратким ознакомительным визитом. Думаю, что наши коммунисты тоже не будут против.

– Да, – сказал товарищ Давыдов, прожевав порцию каши, – коммунисты будут очень даже за такой визит. Им есть что сказать товарищу Ленину и на партсобрании и в кулуарах.

– Замечательно! – воскликнул Ильич в предвкушении потерев руки. – Это будет архиинтереснейшая поездка. Это только подумать – из первобытнообщинного строя, минуя все промежуточные формации, сразу махнуть в развитой коммунизм! Не ожидал я такого от Доброго Боженьки, не ожидал!

– Я бы тоже хотела хоть одним глазком увидеть такую сказочную страну, – вздохнула Ольга Николаевна, – хотя подобных брачных порядков у себя в России заводить не собираюсь.

– А у вас и не получится, как бы вы ни старались, – ответил я. – В Аквилонии ментальная чистота идеальная, как в операционной, а у вас в России – накопившиеся за века авгиевы конюшни, которые требуется расчищать при помощи бульдозера или по методу товарища Геракла. Да и не нужно это, ибо до условий, когда на несколько девчат останется только один парень, вам лучше не доводить.

Сергей тоже обратил внимание на мою протеже, по которой никак нельзя было сказать, что она будущая Императрица Всероссийская. Девушка и девушка, примерно одних с ним лет, не крестьянка, но и не какая-нибудь сказочная позолоченная зазнайка в короне. Впрочем, остатки зазнайства вместе с позолотой с Ольги и ее сестры Татьяны мы сдирали уже здесь, в Тридесятом царстве, щелоком и песочком, да и общение с милым Иосифом тоже немало помогло этому процессу. Так что теперь будущая Государыня Всероссийская вполне готова смотреть на мир собственными глазами, а не через кривые очки заблуждений и предубеждений.

– Девушка, а девушка, представьтесь, пожалуйста, а то как-то интересно, кто вы такая, чтобы заводить в России хоть какие-то порядки, – попросил глава делегации Народной Республики Аквилония.

– Я, – вскинула голову моя протеже, вспыхнув лицом, – Ольга Николаевна Романова, Милостью Божьей будущая государыня-императрица Всероссийская. Сейчас тут, у Сергея Сергеевича, прохожу свои университеты и готовлюсь к тому моменту, когда мой ПапА, утомленный многотрудным правлением, передаст мне свой трон еще при своей жизни.

– Очень приятно, ваше императорское высочество, – усмехнулся Сергей. – А я – младший прогрессор Сергей Васильевич Петров, человек простого происхождения, но сложной судьбы, сирота, сделавший себя сам. Как поется в песне, «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Сейчас я исполняю обязанности полномочного представителя Верховного Совета Народной Республики Аквилония в Тридесятом царстве Сергея Сергеевича, но если понадобится, снова стану руководить сельскохозяйственным форпостом или возглавлю дальний морской поход на парусном фрегате.

– Я рада нашему знакомству, господин Петров, – кивнула Ольга. – А сейчас, раз уж сам Сергей Сергеевич не догадался этого сделать, я представлю вам своего жениха Иосифа (товарищи по партии называют его Кобой), сестру Татьяну Николаевну, любимую тетушку Ольгу Александровну из тысяча девятьсот четырнадцатого года и ее же, но из тысяча девятьсот пятого года, а также ее жениха, младшего брата-близнеца Иосифа, которого тут все называют просто Сосо.

Укол вышел не в бровь, а в глаз. Представил бы я присутствующих друг другу, как это положено хозяину по правилам хорошего тона, и не было бы этой комедии положений. Однако и Ольга Николаевна, и Сергей раскрылись во время этого диалога с самой лучшей стороны. Тем временем и мой новый друг, и товарищ Давыдов с интересом посмотрели на Кобу, потом переглянулись и кивнули.

– Будущего товарища Сталина мы тоже приглашаем посетить Аквилонию с ознакомительным визитом, – торжественно провозгласил товарищ Петров. – Быть может, ему будет интересно взглянуть на государство, где нет хозяев и рабов, угнетателей и угнетенных, а только вожди и те, кого они ведут в светлое будущее. И даже бывшая франкская графиня, впрочем, сохранившая свой титул, у нас не нахлебница и не балласт, а добрый и ответственный руководитель, всей душой чувствующая ответственность за тех, кто поручен ее попечению.

– Я принимаю ваше предложение, – кивнул Коба, – и должен сказать, что люди, взявшиеся за строительство социалистического государства там, где никакого государства еще не было по определению, вызывают мое глубочайшее уважение.

– Кстати, – сказал Сергей, – среди всех прочих попаданцев-пропаданцев, укрепивших наше государство, оказались три взвода морской пехоты, происходящие из несколько необычных миров, где благотворные изменения произошли через вмешательство свыше. Два мира относятся к самому началу двадцатого века – видимо, у Посредника вышел дуплет. В одном из них, откуда к нам пришел взвод поручика Авдеева, вместо царя Николая Россией правит его брат император Михаил Александрович, великий и ужасный. Этот монарх масштаба Петра Великого показал козью морду своим боярам и прочим казнокрадам, сделал великое послабление простому народу и заблаговременно устроил победоносную для России Первую Мировую войну в скоротечном варианте «лайт», в результате которой с карты мира исчезли Австро-Венгрия, Румыния и Османская империя. В другом мире на троне в Петербурге вместо своего брата сидит императрица Ольга Александровна, а правит страной триумвират из государыни, ее наставника из будущего Великого канцлера Павла Одинцова и супруга князя-консорта Александра Новикова, в кругах высшей аристократии имеющего прозвище «Викинг», а у британцев «Воин Пришельцев». Австро-Венгрия там, на момент попадания к нам взвода подпоручика Акимова, была еще жива, а вот Румыния и Оттоманская Порта уже приказали долго жить. Внутренняя политика императрицы Ольги так же, как в первом мире, была милостива к сирым и бедным и неласкова к зажравшимся нуворишам и аристократам, с которых спрашивали той же мерой, какой им было дано. Третий взвод под командой тогда лейтенанта, а нынче капитана Гаврилова самый интересный, так как попал к нам с Великой Отечественной Войны, где в январе сорок третьего года Красная Армия не сражалась под Сталинградом, а штурмовала… Стамбул. И товарищ Сталин в Кремле тот же самый, а поди ж ты, какие изменения. Сергей Сергеевич, скажите, вам что-нибудь известно об этих мирах?

– Известно, Сергей, – сказал я. – Во-первых, о мире царя Михаила мы знаем больше всего, потому что оттуда еще в самом начале наших приключений мы получили ударную летающую машину – штурмоносец «Богатырь», с экипажем из двух человек. И так уж получилось, что командовавшая этим аппаратом штурм-капитан Елизавета Дмитриевна, урожденная княжна Волконская, стала моей законной и единственной супругой. В ее времена, то есть в начале двадцать первого, а не двадцатого века, Российская империя – это величайшая промышленная и научная держава, знаменитая высоким благосостоянием самых широких кругов своего населения и имеющая стратегическое превосходство над всеми геополитическими противниками, вместе взятыми. Вот так и передай своему поручику Авдееву и его людям: их труды и подвиги легли в основу такого могущества, которое нам с тобой, Сергей, даже трудно и представить. Во-вторых, о мире императрицы Ольги мы знаем очень мало, нам известно лишь то, что он существует, а также то, что среди его основателей числится князь-консорт Александр Новиков. Упомянутый тобой великий канцлер Одинцов магическими методами из точки ветвления миров не просматривался, и информация о том, что это был триумвират, а не дуумвират, для меня весьма интересна. В-третьих, прежде чем отвечать по поводу того мира, из которого к вам пришел капитан Гаврилов, хочу спросить, упоминал ли он о таком человеке как генерал Бережной?

– Да, – подтвердил Сергей, – упоминал. И поручик Авдеев в своем мире так же служил под командой генерала Бережного, женой которого была царская сестра Ольга Александровна.

– В таком случае, – вздохнул я, – все сходится. Капитан Гаврилов к вам, и тевтоны-сатанисты в мир античных богов прибыли из одной и той же реальности. Чуть попозже я вам выдам копию копии рукописного фолианта Фридриха фон Меллентина. «Записки о Великой Войне. Книга Битв и Книга Исхода». Только вот сей опус написан по-немецки – найдется у вас кто-то, кто переведет вашим товарищам то, что в ужасе думал о них побежденный враг?

– Переводчики найдутся, – ответил Сергей, – к тому же искин «Нового Тобола» Бенедикт сможет отсканировать эту книгу, включить ее в свою библиотеку и выдать перевод на любом из официальных языков галактической империи.

– Ах вот оно как, – сказал я, – ну что же, так даже лучше. Тогда мы можем не заморачиваться с магическим копированием, и на некоторое время передать вам для копирования имеющийся у нас экземпляр. А теперь, поскольку наш разговор уже давно вышел за пределы легкой беседы за завтраком, я предлагаю закруглить его на этой оптимистической ноте. Сейчас я представлю вашу делегацию одному из моих изначальных подчиненных старшине Антону Змиеву, служащему у меня кем-то вроде офицера для особых поручений, и он покажет вам в нашем Тридесятом царстве каждый потаенный уголок. А потом мы снова поговорим, прежде чем вы вместе с товарищем Лениным вернетесь к себе в Аквилонию, чтобы доложить вашему руководству о том, что вы здесь видели и слышали.

– Погодите, Сергей Сергеевич, – не поднимая головы, сказала вдруг Ольга Александровна из четырнадцатого года. – Я бы тоже хотела отправиться в Аквилонию вместе с господином Ульяновым, моей любимой племянницей и ее женихом… возможно, для того, чтобы остаться там навсегда. Мир, где от женщины требуется желание вступить в брак, а от мужчины только согласие, как мне кажется, подойдет для меня лучше всего.

– А как же господин Куликовский? – спросил я мягким, почти отеческим тоном. – Или вы его уже не любите?

– Не знаю, любовь это или просто желание бежать от бесконечного ужаса, – пожала плечами любимая тетушка цесаревен из четырнадцатого года. – Я еще ни в чем не уверена, и, прежде чем с головой кидаться в этот омут пустой и бесцельной жизни, хочу посмотреть на возможную альтернативу. Быть может, быть в мире Аквилонии, если мне позволит господин Петров, я смогу обрести не только мужскую любовь, но и дело по душе, а также уважение людей, не связанное с моей принадлежностью к царствующему дому Романовых.

– Мы рады любым добровольцам, – ответил Сергей, – а таким, как вы, в особенности. Ваша альтер-эго в мире своего имени показала, на что вы способны. И хоть царства вам мы не обещаем, но душа у вас с ней одна на двоих или даже на троих… Прибыв к нам, вы первым делом посетите кабинет профориентации, и там многоуважаемая Сати Бетана скажет вам, чем вы еще можете заняться, кроме того, что править Империей.

– А что такое кабинет профориентации? – испуганно спросила кандидатка в гражданки Аквилонии. – Надеюсь, не что-то страшное?

– Там специальная машина цивилизации пятого уровня разложит вашу личность на составляющую ее таланты и желания, – сказал Сергей, – после чего Сати Бетана выдаст вам рекомендацию, что должно быть вашей профессией, а что хобби. У нас это действительно рекомендация, а вот в галактической империи, откуда нам прилетел «Новый Тобол», без профориентационного направления нельзя было ни поступить на учебу, ни устроиться на службу. Впрочем, разговор с социоинженером по результатам тестирования – это такое же интимное дело, как и исповедь у священника… Вы можете выполнять полученные рекомендации, а можете забыть о них и, как ни в чем не бывало, вернуться сюда, и никто ничего не узнает.

– Ну хорошо, – сказала Ольга Александровна-старшая, – я согласна и на это условие. Мне даже немного интересно, к чему меня от рождения предопределила судьба, и я твердо обещаю, что стойко приму любой ее приговор.

Семьсот шестьдесят второй день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Едва я закончил беседу с Аквилонской делегацией и поручил ее заботам Змея, как со мной через портрет вышел на связь сербский король Петр и сообщил, что у него в приемной сидят бывший французский посол в Сербском королевстве месье Леон Эжен Обен Коллар Деско и два его помощника. Бывший этот посол потому, что он подал в отставку в тот же день, когда Австро-Венгерская империя предъявила Сербии ультиматум. И теперь этот многочленный господин, несмотря на свою приставку «экс», со страшной силой ломится ко мне на прием, чтобы сообщить нечто важное, не предназначенное для любых других ушей. От всей этой суетливой торопливости отчаянно несет запахом смертного страха, и мне хочется надеяться, что отсиживающиеся в Бордо интриганы наконец-то приняли самое умное решение в своей жизни – сдаться на милость победителя и не длить агонию своей страны.

В Нормандии первая армия Александра фон Клюка обходит французов по открытому флангу, загибая фронт к Парижу и угрожая окружением, а до начала германского наступления на Бельфор осталось всего два дня. Чего у немцев не отнять, так это умения концентрировать ударные когти-группировки. Один такой стальной коготь уже впился в пышный бок распутницы-Марианны под Руаном, другой, сформировавшийся под Мюлузом, готов начать неудержимое движение на запад. По моим оценкам, для того, чтобы в щебень размолотить «Большими Бертами» самую южную из цепи крепостей в Вогезах, германскому командованию потребуется не более недели, после чего положение Франции станет безнадежным. То есть оно безнадежно уже сейчас, но эта безнадежность очевидна только умным людям, а тогда бессмысленность сопротивления станет понятна всем, включая последнего окопного лейтенанта.

Война, раздутая ради возвращения Эльзаса и Лотарингии, непременно придет туда, где ее зачали и выпестовали, будто маленькое кровожадное дитя. И это будет правильно. Однако я не настолько беспощаден, чтобы не принять своевременную капитуляцию и остановить весь этот запланированный кошмар, а потому разговор с французскими дипломатами желательно провести прямо сейчас. Вдруг их начальство еще не совсем безнадежно с точки зрения умственных способностей?

Господином отставным французским дипломатом оказался мужчина скорее пожилых, чем средних лет и ничем не примечательной наружности. Такими же, только на одно поколение моложе, были и его помощники, больше похожие на шпионов под прикрытием, чем на сотрудников посольства. Шагнув в мой кабинет через портал, господин Деско огляделся, будто лиса, проникшая в курятник, после чего без приветствий и всяких там экивоков (а чего расшаркиваться перед международным авантюристом) сказал (почему-то по-немецки):

– Месье Сергий, мое правительство желает знать, что вы хотите за прекращение нашей вражды. Мы можем предложить вам миллиард франков золотом (столько немцы заплатили за вступление в войну Турции и Болгарии вместе взятым) и Кохинхину в личное владение в придачу…

Честно сказать, такой беспардонной наглости от сынов шлюховатой девки Марианны я не ожидал. Предлагать взятку Божьему Бичу – это же уму непостижимо! Они бы еще и самого Господа Бога попытались подкупить… Подумал, и понял: эти пытались! А как иначе воспринимать денежные вклады в церкви и монастыри во искупление различных грехов, и уж тем более индульгенции? Нет уж, эту плесень стоит выскребать только под корень – в смысле не французский народ, а сосущую из него соки так называемую элиту, чтобы не было ее больше нигде и никак. А месье бывший посол, заметив мои колебания (прибить прямо здесь или отдать в разработку службе безопасности) в соответствии с имеющимися инструкциями продолжил взвинчивать ставки.

– Э-э-э, – проблеял он, – если вам этого мало, то Франция может предложить вам больше – до пяти миллиардов включительно и любые владения по вашему выбору. Все что угодно, месье Сергий, лишь бы вы перестали быть нашим врагом.

И тут я решил, что прибить насмерть этого господина всегда успеется, да и не решает этот говорящий рот ровным счетом ничего. А вот его отставка с должности посла без назначения преемника аккурат в момент предъявления австрийского ультиматума означала только то, что Сербия была списана со счетов еще до первого выстрела. Недоработали мы тогда с этой историей, недокопали. В оправдание себе могу сказать только то, что четыре месяца назад Франция еще считалась основным союзником России, и чрезмерная активность на этом направлении могла помешать налаживанию моих отношений со здоровой частью русского генералитета. Мы, русские, такие – до конца верны своим договорным обязательствам и союзническому долгу, даже если наши партнеры оказываются самой откровенной бесчестной дрянью. Но сейчас уже можно все!

«Товарищ Бергман, – мысленно вызвал я на связь свою начальницу службы безопасности, – вы мне нужны. Есть свежий клиент по делу о разжигании мировой войны. Бывший французский посол в Белграде, скорее всего, непосредственный исполнитель, курировавший бабуинов из Черной Руки, подал в отставку в тот же момент, как Австрия выкатила сербам свой дурацкий ультиматум, но никуда не уехал, продолжая держать руку на пульсе. Сейчас он заявился ко мне с дурацким предложением отступного, но это уже совершенно другая история».

«Яволь, товарищ Главнокомандующий, – коротко ответила Бригитта Бергман, – сейчас буду вместе с конвоем».

Закончив мысленный разговор, я перевел взгляд на французов и ответил им также на германской мове:

– Вы, господа французские дипломаты, а также ваше начальство в Бордо, видимо, неправильно понимаете ситуацию во всем ее многообразии. Я пришел в этот мир за вашими скальпами, а отнюдь не за золотом. Люди, разжигающие жестокие войны исключительно из своих мелких мстительных побуждений, недостойны того, чтобы продолжать жить на этом свете. И добро бы это была только франко-германская война, которую вы бы быстро проиграли, не вовлекая в это дело посторонних. Нет, ради обретения Эльзаса и Лотарингии вы, не дрогнув сердцем, решили бросить в огонь сражений всю Европу, убить миллионы, чтобы через двадцать лет зайти на еще один кровавый круг, ибо в Германии и других странах, разрушенных вашими стараниями, тоже будут свои реваншисты. Нет, прощения за такое быть не может, и только немедленная безоговорочная капитуляция способна смягчить вашу участь.

– Но, месье Сергий, мы предлагаем вам деньги, очень большие деньги! – в отчаянии вскричал Леон Деско. – Неужели вы не понимаете, что больше вы не получите нигде и ни от кого? Британцы прижимисты как скупой рыцарь, у царя Николая просто нет такой суммы, а кайзер Вильгельм уже потратился на дурацкие взятки Турции и Болгарии, которые ему никто не собирается возвращать.

– Месье Деско! – рявкнул я, выпуская на свободу разъяренного архангела. – Вы идиот или глухой? Я же сказал, что мне не нужны ваши миллиарды, а нужны только мерзкие шкуры французских политиканов и денежных мешков, чтобы прибить их на стену Собора Парижской Богоматери! Точнее, не так! Преступление, которое вы совершили, предусматривает не только ваш разгром, физическое уничтожение и моральное осуждение на веки вечные, но и конфискацию всего движимого и недвижимого имущества – как у нынешнего французского государства, так и у частных лиц и банковских групп, являвшихся спонсорами и бенефициарами этой войны. Сто лет назад русский поэт Пушкин написал такие строки: «Все куплю – сказало злато, все возьму – сказал булат». Все, до сантима, а не те жалкие пять миллиардов, которые вы пытались мне всучить только что. Уничтожив Третью Республику, я переустрою вашу Францию на основе просвещенного и социально-ответственного абсолютизма, чтобы в дальнейшем вашей страной управляли умные люди, отвечающие за свои слова и дела, а не кучка политических говорунов и авантюристов. А деньги, конфискованные мной у французского правительства и банкиров, я вложу в ваши же сельское хозяйство и промышленность, ибо ничего не намереваюсь брать даром, в порядке контрибуции, а за все буду платить звонкой монетой. Французские народ, который вы бросили на бойню вместе со всеми прочими, тоже находится под моей защитой. На это и на кое-что еще, у меня имеется полный мандат от Творца Всего Сущего – самого высокого начальства во всех подлунных мирах. Аминь!

В подтверждение моих слов за окном грохнул гром, почти одновременно двери в кабинет раскрылись, и появилась Бригитта Бергман во всем великолепии арийской снежной королевы, а позади нее в коридоре маячили плечистые остроухие из конвоя.

– Господин Леон Эжен Обен Коллар Деско, – провозгласила она, – вы арестованы по подозрению в соучастии развязывания общеевропейской войны с многомиллионными жертвами среди всех европейских народов. Руки за спину, швайнехунд, и на выход! Если ты не пойдешь добровольно, то мои девочки погонят тебя пинками.

Месье Деско смерил взглядом «девочек» богатырского телосложения, после чего ссутулился, сложил руки за спину, позволив надеть на себя наручники, и покорно направился на выход. Когда за ним закрылась дверь, я посмотрел на его помощников (один худой и высокий, другой пониже и поплотнее) и сказал:

– А вы, месье, как люди, мелкие до микроскопичности, можете быть свободными. Но при этом у меня к вам есть одно поручение. Кто из вас двоих старший?

– Я, монсеньор! – вытянулся худой, сделавшись еще выше.

– Как зовут? – спросил я.

– Эрве Грегуар, монсеньор! – ответил он.

– Так вот, Эрве, – сказал я, – ты все слышал и видел. Сейчас я открою для вас проход прямо в Бордо, на набережную Луны, а там недалеко и до того места, где пока еще заседает ваше правительство. Пойдешь туда и доложишь своему начальству все, как было. Мол, месье Деско они теперь увидят только рядом с собой на скамье подсудимых или в аду в соседнем котле. И еще скажи, что я никогда не казню тех, кто сдался добровольно. Самое страшное, что им грозит в таком случае – это ссылка в отдаленные, но довольно приятные для жизни места, а те, кто будут сотрудничать со следствием, и вовсе могут угодить во вполне цивилизованное общество, а не как Робинзон Крузо, на пальму с обезьяной. Надеюсь, ты понял меня?

– Так точно, монсеньор! – еще раз вытянулся француз.

– В таком случае вот тебе это, – сказал я, вручая Грегуару свой «портрет». – Это своего рода магический беспроводной телефон. Достаточно провести пальцем по картинке, и я выйду на связь. Но это не тебе, а твоим начальникам, чтобы они не искали способов дать мне знать о том, что в их головы наконец пришла светлая мысль сдаться. А если нет, то всуе меня лучше не беспокоить, ибо в таком случае живые начинают завидовать мертвым. Понял?

– Так точно, монсеньор! – ответил Эрве Грегуар.

– Тогда идите, – сказал я, открывая портал в Бордо. – Счастливого пути.