Текст книги "Год 1914-й. Пора отмщения"

Лилия обошла свою пациентку по кругу, а потом ткнула ее указательными пальцами куда-то повыше крестца. Мари ойкнула.

– Терпи, голуба, – сказала маленькая целительница и продолжила свой сеанс диагностической пальцетерапии.

Тогда же и там же, Мари Бонапарт, по мужу принцесса Греческая и Датская

Больше всего на свете я хотела, чтобы это все поскорее закончилось. Я чувствовала себя крайне некомфортно, и это еще мягко сказано. Я воображала, как вся эта сцена выглядит со стороны… чрезвычайно, должно быть, нелепо: я, совершенно голая, ссутулившись, сгорая от стыда, стою перед тремя хозяйками этого места, одна из которых выглядит как девочка в докторском наряде, другая – как элегантная дьяволица-аристократка, и лишь мадам Струмилина имеет вид обыкновенной, хоть и экстравагантно одетой женщины.

Они, все трое, переговариваются между собой на русском языке, который я необъяснимым образом понимаю, и при этом время от времени делают в мой адрес саркастические замечания, отчего мне становится еще больше не по себе, и я сильнее сутулюсь, пытаясь сжаться в комок. Впрочем, я не вижу с их стороны никакой неприязни. Даже, наоборот, их короткие реплики говорят о вполне дружеском настрое. Но сама эта ситуация с «осмотром» настолько странна и… унизительна, что я чувствую: еще немного – и у меня случится истерика. Они со мной совершенно не церемонятся, и преспокойно обмениваются мнениями как о моей фигуре, так и о моих интимных проблемах.

«Дьяволица», представленная мне как мадам Зул, очевидно, опытная магнетизерка – она видит меня насквозь и прекрасно понимает, что меня беспокоит. И она мне прямо об этом заявляет… Но ведь это то, чего я ни за что бы никому не рассказала! Свою проблему я держала в тайне, чтобы меня не считали ущербной. А я ущербная – увы, это так, и я уже давно это знаю. С каждым прожитым годом, с каждым новым любовником я все больше убеждаюсь в этом. И это приносит мне страдания – я тоскую по тому, чего никогда не смогу испытать… Это почти то же самое, что не иметь одной ноги: на костылях ходить можно, а вот свободно бежать – уже нет…

И вот они читают меня точно раскрытую книгу. Не только тело мое обнажено перед ними, но вся моя внутренняя сущность. Ужасное ощущение – хуже, наверное, ничего не может быть. За что мне это? Какое им вообще дело до моих интимных проблем? Едва ли они смогут мне помочь, потому что я родилась такой… Такой, что мне недоступно высшее удовольствие при контакте с мужчиной. В то время как мужчины очень привлекают меня, и на всяческие отклонения я смотрю с отвращением.

Сколько раз я обольщалась, когда, испытывая влечение к мужчине, надеялась, что уж с ним-то я получу ТО САМОЕ! Я горела страстью, я отдавалась с жаром, но… ничего не выходило. Мои любовники были хороши, они очень старались. Но в итоге, просто устав от бессмысленных телодвижений, мне приходилось притворяться, изображая дрожь экстаза, чтобы не прослыть фригидной. И это разочарование – раз от разу… Пока я не стала подозревать, что дело не в мужчинах, а во мне. Собственно, у меня не было оснований считать себя фригидной, ведь я, не будучи ханжей, знала способы получить ТО САМОЕ без мужчины… Но это представлялось мне жалким суррогатом. Я знала, что этим нельзя увлекаться, так как это могло привести к различным болезням. В моих глазах это тоже было едва ли не противоестественно, и, стыдясь, я искала нового любовника, тая слабую мечту, что уж на этот раз все получится. Но снова повторялось все то же самое, оставляя во мне разочарование и пустоту… Поэтому никто из любовников не был дорог мне, я забывала их очень быстро. И вместе с тем все более убеждалась в своей ущербности.

Но я не могла обойтись совсем без мужчин. Мне нравилось вызывать в них желание, нравилось обнимать красивое тело, ощущать внутри себя мощь мужской плоти. О, как, должно быть, это прекрасно – слиться с мужчиной в одновременном экстазе! Недостижимая мечта и вечная моя печаль… Если бы можно было отдать полжизни за исполнение этой мечты, я бы не раздумывая согласилась!

И теперь эти три особы знают обо мне все – и мне ужасно стыдно. Наверное, то же самое ощущает одноглазый, у которого вдруг выпал его стеклянный глаз. Когда твоя ущербность вдруг становится очевидна посторонним – то тут лучше всего сквозь землю провалиться. А особенно ущербность интимного плана. Зачем они все это делают со мной? Неужели непонятно, что этим они мучают меня? Потому что нет у моей проблемы решения!

Девочка-доктор долго тыкала меня в разные места, что-то бормоча себе под нос на латыни на манер пожилого профессора – и при других обстоятельствах это могло бы вызвать у меня улыбку; сейчас же мне не было весело. Мадам Струмилина и мадам Зул невозмутимо ждали, когда «осмотр» закончится.

И вот наконец госпожа Лилия ткнула меня пальцами в последний раз и сказала:

– Ну вот и все, милочка, ничего особенно страшного, за исключением расшатанных нервов и связанных с этим деформаций ауры, я у вас не нашла. Лечение стандартное: релаксирующие ванны на ночь, три раза в день по стакану живой воды внутрь и сеансы лечебной пальцетерапии. Через месяц будете как новенькая, то есть молоденькая. Эй, невидимые слуги, можете одеть эту женщину, я закончила.

Я не смогла сдержать вздоха облегчения и отдалась в руки этих так называемых невидимых слуг, принявшихся одевать меня с ловкостью опытных горничных. И это опять же происходило под бесцеремонными взглядами мадам Струмилиной, мадам Зул и маленькой мадмуазель Лилии, которым, очевидно, было неведомо чувство такта. И только когда последний крючок на платье был застегнут, ко мне вернулась значительная доля обычной уверенности в себе.

– Я подберу тебе более подходящий наряд, – сказала мадам Зул, критически оглядывая меня. – Чтобы привлечь правильного мужчину, нужен соответствующий имидж…

Наверное, по моему лицу было видно, что фраза о привлечении мужчин мне не понравилась, поэтому «дьяволица» строго добавила:

– Не нужно делать вид, дорогая, что мужчины стали тебе безразличны с того самого момента, как мы выяснили причину твоего недовольства жизнью. Ты правильно думала, что все дело в тебе – это так, но причина совершенно не та, какую ты себе вообразила. Вы, самки бесхвостых-безрогих, довольно часто ошибаетесь насчет желаний своего тела. Но об этом мы поговорим с тобой позже, с глазу с глазу на глаз, после того, как с тобой закончит работать госпожа Анна.

И тут заговорила сама госпожа Анна:

– Мари, теперь нам нужно с тобой провести сеанс психотерапии. У тебя все далеко не так запущено, как у некоторых других попадающих сюда, но все же состояние твоей психики требует некоторой коррекции. Сейчас пройдем ко мне в кабинет, и там, наедине, в уютной обстановке, побеседуем… Чего насторожилась? Видишь ли, чтобы ты могла в полной мере наслаждаться жизнью, тебе необходимо разобраться со своим комплексом неполноценности и побороть его. Уверена, что у нас это получится… Идем.

Она улыбнулась – так, что я как-то сразу почувствовала к ней доверие. После этого мы прошли в соседнюю комнату.

Оказавшись внутри, я осмотрелась. Тут Запад мешался с Востоком; пол устилали пышные ковры, на которых были разбросаны подушки, ветер колебал кисейные занавеси на приоткрытых окнах. Тут же стояла изящная мебель вполне европейского вида, а также имелись большое трюмо, стол со стульями и уютный диван-оттоманка, на котором, наверное, приятно вздремнуть после сытного обеда.

– Можешь звать меня просто Анна, – сказала мадам Струмилина. – Думаю, нам ни к чему официоз.

– Хорошо, Анна, – кивнула я. – Пусть будет так. Мы, две молодые образованные женщины, можем быть друг с другом откровенны. Знаете, мне было обидно слушать то, что про меня говорили мадмуазель Лилия и мадам Зул, но при этом они не произнесли ни одного слова неправды.

– Все, что они говорили, было исключительно для твоей же пользы, – ответила мне хозяйка этого места. – Прежде чем решить какую-то проблему, ее надо понять, а с этим у тебя явно проблемы. Присаживайся на этот диванчик, устраивайся поудобнее, и мы с тобой просто побеседуем.

Мне было комфортно и спокойно в этом кабинете, на этом мягком диване, на который она мне даже разрешила прилечь. Я и прилегла, прикрыв глаза и отдаваясь расслабляющей неге, царящей здесь, и мне вдруг и самой захотелось открыться этой женщине. И полилось потоком из меня все то, что так огорчало и беспокоило меня много лет…

Мне казалось, я говорила очень долго. И когда закончила, то ощутила такое облегчение, словно скинула с себя огромный груз.

– Ну что же, Мари, – сказала Анна, – могу сказать, что у тебя отличный потенциал и прекрасные задатки. Что же касается твоей женской сущности, которой ты приписываешь ущербность, то тут все проще простого. Тебе просто еще не встретился ТВОЙ мужчина. А это совсем не тот, кто мог бы доставить тебе наслаждение в постели, отнюдь, хотя ты и убедила себя в обратном. Тебе казалось, что мужчина, которому удастся унести тебя к вершинам блаженства, станет для тебя особенным – а все как раз наоборот. Ты всю жизнь искала не того, что тебе нужно. Ты придавала плотской стороне слишком много значения, а ведь соитие – это не просто механический процесс, это таинство, это божественный дар. Не завидуй тем, кто легко достигает кульминации с любым мужчиной: эти люди быстро пресыщаются и склонны искать крайностей, их дух быстро иссякает, и разум их деградирует, они становятся неспособны к истинной близости. То, что ты называешь ущербностью – это не проклятие, а благословение на самом деле. Ведь близость – это не плотское понятие, близость – это именно когда двое людей особенные друг для друга. И тогда просто не может быть проблем, подобных той, что ввергает тебя в тоску. Потому что дело не в том, чтобы предмет А вошел в отверстие Б, а в том, чтобы понимать друг друга – до конца, до глубины. И ты, Мари, создана такой, что тебе необходим именно ТВОЙ человек, с которым ты будешь одной душой. Это не беда, что ты до сей поры его не встретила. Если уж твоя судьба пролегла через наши владения, то все в твоей жизни непременно изменится. У тебя сильный темперамент, и понятно, почему тебя так беспокоит отсутствие разрядки с мужчиной. Так вот: до той поры, пока ты не встретила своего рыцаря, единственного и неповторимого, данного Свыше, тебе стоит получше познакомиться со своим телом… Да-да – с его желаниями, с его реакциями. Женщины, наделенные огненным темпераментом и не имеющие возможности гасить его разрядкой, становятся истеричными и взбалмошными, у них страдает здоровье. И поэтому, Мари, я бы настоятельно советовала тебе прямо сегодня совершить купание в нашем Фонтане…

– В фонтане? – удивилась я.

Все остальное, что она говорила, вдохновляло меня чрезвычайно. И вот она говорит странные слова о купании в каком-то фонтане… что за нелепица?

– Да, – кивнула она. – Думаю, тебе очень даже показано посетить это место, в отличие от многих других дам, просто любопытствующих или ищущих острых ощущений.

– Анна, я не понимаю, какое значение имеет купание в каком-то фонтане к тому, о чем мы с вами беседовали? – спросила я, изрядно озадаченная, но и заинтригованная.

– Просто послушай меня, Мари. – Она загадочно и немного лукаво улыбнулась. – Уверяю тебя, что ты не пожалеешь о том, что искупалась в нашем Фонтане. Это не только источник могущества этого места, но и кое-что еще. Когда стемнеет, я сама провожу тебя к нему. Это совсем скоро. А сейчас нам нужно подобрать тебе соответствующий наряд, чтобы ты не чувствовала себя в нашем цветнике белой вороной. Тут у нас, знаешь ли, совершенно особенные моды, предназначенные для сильных и свободных женщин, то есть таких, как ты. Идем…

И она встала и протянула мне руку.

Часть 58

8 октября 1914 года. Утро. Германская империя. Ставка верховного командования в Спа.

Присутствуют:

Император Вильгельм II

Главнокомандующий армией – генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн

Рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег

Статс-секретарь по иностранным делам – Готлиб фон Ягов

– Итак, господа, свершилось! – вскричал кайзер, буквально ворвавшись в комнату для совещаний. – Герр Сергий, как и обещал, повернул европейскую шахматную доску на девяносто градусов. Вы все уже знаете, что после неудавшегося покушения на свою августейшую особу мой кузен Ники разорвал англо-русский и франко-русский союзы и тем самым вывел Россию из состава Антанты. И вот теперь я получил от него предложение начать переговоры об окончательном прекращении боевых действий, заключении постоянного мирного договора и возобновлении торговли. Плакала теперь британская идеальная блокада.

– Вашему Величеству следует знать, – вкрадчиво произнес Готлиб фон Ягов, – что совсем недавно к нашему послу в Стокгольме явились британские дипломаты и от имени своего руководства предложили начать переговоры о мире и нормализации отношений между нашими империями. Как раз с этим известием, не доверив его телеграфу, я и приехал к вам в Ставку…

– О! – воскликнул кайзер. – Вот это номер! Стоило только свистнуть в воздухе Божьему Бичу, как самые жирные крысы принялись спасаться с корабля по способности.

– А я не понимаю, при чем тут герр Сергий? – растерянно спросил Теобальд фон Бетман-Гольвег. – Ведь Вы, Ваше Королевское Величество, сказали только о желании русского царя выйти из войны с Германской империей и заключить мирное соглашение.

– Наконец-то наш добрый Теобальд чего-то не понимает! – ухмыльнулся кайзер, но потом согнал со своего лица улыбку и добавил: – Дело в том, что этой ночью я опять получил письмо от герра Сергия. В нем написано, что, находясь в ипостаси Бича Божьего, этот человек предлагает мне стать его вассалом, так же, как он сам является вассалом Всемогущего Творца. Казалось бы, кайзеру Германии не пристало идти в вассалы всего лишь самовластного фюрста, даже не короля. Но если посмотреть на это дело с другой стороны, то смертный человек Вильгельм Гогенцоллерн вполне может, и даже должен, стать вассалом могущественного героя, наделенного доверием Высших Сил, который способен вертеть наш мир в любую сторону как ему захочется. Куда бы герр Сергий ни повернул исход этой войны, Германия непременно должна оказаться на самом верху европейской кучи-малы, а не внизу, под грудой обломков.

– Но все равно, Ваше Королевское Величество, я не понимаю, с чего бы герру Сергию устраивать такой резкий разворот в своей политике? – снова спросил рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег.

– И вовсе этот разворот не резкий, – возразил Вильгельм Второй. – Скорее всего, Артанский фюрст держал такую возможность в уме с самого начала боевых действий. Сначала он крепко дал нам по рукам в Восточной Пруссии, а потом свел эту дурацкую войну к минимально возможному накалу. Там, где мы, смертные люди, способны только предполагать, сущности, подобные Артанскому фюрсту, все точно знают наперед. Возможно, он заранее знал о попытке переворота в Петербурге и подготовил все необходимое для того, чтобы ее результат стал прямо противоположным тому, что ожидали в Париже и Лондоне.

– Теперь, мой любимый кайзер, я тоже так думаю, и понимаю, почему вы запретили мне проводить хоть какие-нибудь активные операции на Восточном фронте, – произнес генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн. – Отныне Франция – наш единственный противник, и лягушатникам не устоять против натиска тевтонской ярости.

Кайзер Вильгельм расстелил на столе большую карту и сделал приглашающий жест, предлагая собеседникам подойти поближе.

– Вот предварительный план осенне-зимней кампании во Франции, которым со мной поделился Артанский фюрст, – сказал он. – Мой добрый Эрих, вы ничего не замечаете?

– Замечаю, – ответил германский главнокомандующий. – Клещи – любимый прием герра Сергия. Именно так он уничтожил две австрийские армии в Галицийской операции, не оставив от них даже крошек. Впрочем, в Восточной Пруссии было то же самое, только вместо второй половины клещей оказалось Балтийское море…

– Клещи незаменимы в том случае, – сказал кайзер, воздев в потолок указующий перст, – если надо вырвать гнилой зуб или кривой заржавленный гвоздь. А Франция для нас хуже, чем то и другое вместе взятое. Мой добрый Эрих, едва только мы с кузеном Ники и Артанским фюрстом достигнем обязывающих соглашений, вы немедленно начнете скрытно перебрасывать войска с Восточного фронта в направлении Мюльхаузена, и туда же отправите все наши «толстушки Берты». Сокрушительный удар в общем направлении Бельфор-Орлеан должен быть нанесен в тот момент, когда для этого сложатся все обстоятельства. Еще герр Сергий советует разоружать наши устаревшие броненосцы, ибо в современном линейном сражении от них все равно нет толка, и устанавливать их орудия главного калибра на железнодорожные платформы, увеличивая углы возвышения до сорока градусов. Это должно нарастить дальность стрельбы обычным фугасным снарядом до двадцати, а снарядом улучшенной аэродинамики – до тридцати километров, что позволит воздействовать не только по вражеским войскам непосредственно на линии фронта, но и по ближним тылам, станциям разгрузки подкреплений, а также дивизионным и корпусным штабам…

– Любимый кайзер, а что такое «снаряд улучшенной аэродинамики»? – спросил Эрих фон Фалькенхайн.

– Наши морские снаряды старых образцов весьма несовершенны по форме и ломятся через воздух как кирпич через стену, – вздохнул Вильгельм, – в то время как снаряды улучшенной аэродинамики по форме напоминают пулю от винтовки маузера, пронизывающую воздушную массу со значительно меньшим сопротивлением. Впрочем, в данном случае мы немного забегаем вперед, ибо бессмысленно обсуждать снаряды, когда у нас еще нет ни одной тяжелой железнодорожной артиллерийской установки. Быть может, война закончится еще до того, как мы успеем построить и испытать хотя бы одно такое устройство, а потом герр Сергий обещает нам долгий-долгий мир, ибо в дальнейшем он не намерен позволять нам устраивать ничего подобного. Взаимоотношения в Европе, считает он, должны быть отрегулированы с первого раза, победителям следует удовольствоваться полученным результатом, а побежденным нужно забыть о возможном реванше. Сейчас, мой добрый Эрих, для вас самое главное – скрытно сосредоточить в полосе седьмой армии дополнительные силы, чтобы лягушатники даже не заподозрили, что с этой стороны их ждут какие-либо неприятности. При этом мой добрый Теобальд должен позаботиться о том, чтобы все немецкие газеты кричали только о втором наступлении на Париж, а если кто-то заикнется про южное направление, то такой мерзавец должен очутиться в тюрьме Моабит до конца войны без права помилования и апелляции.

– Должен заметить, – сказал генерал фон Фалькенхайн, – что если англичане все же бросят фронт и уберутся к себе на Острова, то у французов под Руаном откроется дыра шириной никак не меньше ста километров. В таком случае мы, как в старые добрые времена, при минимальном сопротивлении противника сможем наличными силами первой армии начать обход Парижа с западного направления. Я представляю себе, какая суета возникнет при этом во вражеском командовании. Генералы лягушатников, кудахча будто куры, растревоженные визитом лисы, начнут срочно снимать войска со второстепенных участков и бросать их на направление прорыва, и как раз после этого можно будет бить на Бельфор, под которым, скорее всего, вовсе не останется французских войск…

– И это тоже верно, мой добрый Эрих, – ухмыльнулся кайзер Вильгельм. – В ближайшем будущем состоится мой визит в Тридесятое царство, во время которого мы с кузеном Ники и герром Сергием порешаем все наши проблемы. Конечно, хотелось бы, чтобы одновременно с нами из войны вышла бы и Австро-Венгерская империя, но, к сожалению, пока жив старый маразматик Франц-Иосиф, это попросту невозможно, ибо у регента просто нет необходимых для того полномочий…

– Мой добрый кайзер, – сказал рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег, – а что, если австрийский рейхсрат в связи со стойкой неспособностью императора Франца-Иосифа исполнять свои императорские обязанности провозгласит его низложенным[3]3
  Последний австро-венгерский император Карл I был низложен австрийским парламентом на следующий день после того, как заявил, что самоустранился от дел, а Франц-Иосиф валяется в коме ни жив ни мертв вот уже целый месяц, и никто его не свергает, а это непорядок.


[Закрыть] и передаст власть наследнику-регенту, который быстро подпишет то, что нужно? Вроде бы был в стародавние времена среди германских народов такой обычай. В противном случае, скорее рано, чем поздно, русские армии возьмут Вену штурмом и развесят господ депутатов на фонарных столбах. Я думаю, что они это понимают, потому что в австрийской столице, должно быть, неплохо слышен грохот осадных орудий, огнем которых русские в щебень разносят отчаянно упирающийся Краков…

– И это тоже верная мысль, хотя произносить такое публично несколько непристойно, – задумчиво произнес Вильгельм Второй. – А посему мой, добрый Готлиб, подготовьте доверенного курьера с верительными грамотами, который прибудет в Вену, явится к моему другу Францу Фердинанду и перескажет ему все на словах. А тот уже пусть сам решает, как поступить в подобной ситуации, потому что Германия из войны с Россией выйдет в любом случае, ибо своя шкура нам все равно дороже.

– А что мы должны ответить британским дипломатам на их зондирование в отношении заключения мира? – спросил кайзера статс-секретарь по иностранным делам.

– Мой добрый Готлиб, ответьте этим прохвостам, что все переговоры с ними мы будем вести только в присутствии Артанского фюрста Сергия, – огрызнулся кайзер. – Меня, простого прусского солдафона, не кончавшего академий, им вокруг пальца обвести было легко. Теперь пусть попробуют надуть того, кто любую каверзу чует за километр и сразу имеет на нее готовый ответ. А мы постоим и полюбуемся со стороны на то, как британцев-засранцев будет лупцевать за малейшее вранье тот, кто никакого вранья не терпит по определению.

Семьсот сорок восьмой день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Пока в мире Первой мировой войны созревают условия для крутого разворота всей европейской политики, мы тут занимаемся внутренними делами и подчисткой хвостов по прошлым делам. Так, например, в Артанию, в стольный град Китеж, некоторое время назад прибыло посольство от тюркотского хана Истеми. Сначала Добрыня и Ратибор отнекивались перед послами, мол, князь с главным войском в походе, потом все наши дела в Галицийской битве были закончены и я отвел всю вторую армию генерала Багратиона вместе с частями усиления на отдых в мир Славян: хотели посмотреть на войско – будет вам войско. Переговоры увенчались полным успехом, послы уехали к своему хану, впечатленные увиденным по самую маковку. Удалось договориться о границе между сферами влияния по руслу Дона и о пропуске торговых караванов через нашу территорию с условием, что любой раб, ступивший на земли Артании, становится свободным.

При этом своему приемному сыну Уву, как наследнику и продолжателю моего дела, я сказал, что иногда бывают случаи, когда армию лучше демонстрировать, а не применять, особенно если партнер переговоров и так занят своими проблемами дальше некуда. Как доложила энергооболочка, в Основном Потоке тюркоты еще два года будут меситься с эфталитами[4]4
  Эфтали́ты – ираноязычное племенное объединение раннего Средневековья (IV–VI вв.), создавшее обширное государство, в которое входили Согдиана и Бактрия (Средняя Азия), Афганистан и Гандхара (северная Индия).


[Закрыть] на просторах Средней Азии, а потом переключатся на Иран, препятствовавший торговым операциям союзных им согдийцев. Ну и флаг им в руки, лишь бы держались подальше от границ Артании и не мешали основанному мною государству расти и развиваться.

В мире Александра Невского (бывший мир Батыя) тоже тишь да гладь, хотя послы из Каракорума в стольный град Владимир так и не приехали. У верховного кагана монгольской державы Угэдэя целиком выпала одна наступательная группировка из четырех, в результате чего возникла необходимость снимать войска с других фронтов: иранского, индийского и южно-китайского. И не снимать тоже нельзя, потому что по чингисхановой Ясе за погибшую армию нужно отомстить, тем более что у самого великого кагана в русских лесах погибли несколько сыновей, включая злокозненного Гуюка, которого сами монголы считали великим пакостником.

Пока между Карокорумом и монгольскими группировками, ведущими завоевательные войны в разных концах Азии, метались гонцы, у меня возник великий соблазн совершить в Каракорум визит на «Каракурте» в полицейском обвесе (то есть вооруженном исключительно парализаторами), уложить там всех баиньки, а затем высадить десант из пары когорт (батальонов) армии Велизария с приказом провести сортировку. Рядовых монгольских боевиков, сотников и тысячников следует заколоть прямо во сне, чтобы не мучились, темников и прочих чингизидов зафиксировать до пробуждения, после чего торжественно посадить на кол, а китайских, корейских, согдийских и иранских рабов-мастеровых, коих там подавляющее большинство, перебросить на усиление Великой Артании. И неважно, что это другой мир – приживутся как родные.

При этом весь женский монгольский контингент можно подмолодить, подлечить и по накатанной колее сплавить в мир Содома тевтонам в жены. Были у меня уже в Запретном городе гонцы от походного магистра Гапке, спрашивали, нельзя ли еще прислать круглоухого женского контингента, неважно какой национальности, ибо жениться на остроухих его кнехты отказываются. Ну а я не переборчивый – за монголок возьму кратно: и бойцовыми, и рабочими, и мясными лилитками. В моей армии любые остроухие найдут себе место.

Наверное, если монголы все же придут к согласию насчет карательного похода на Русь, я так и сделаю, на полвека раньше окунув монгольскую державу в фазу распада и междоусобиц. И поделом, так как ничего, кроме рек крови, гор трупов, разрушенных городов и заросших кустарником полей монголы после себя не оставили. По подвигу им будет и награда.

В мире Первой мировой войны сейчас основное мое дело – следствие по попытке убийства Николая Второго и государственного переворота. Вплотную этим делом занимаются полковник Бригитта Бергман и криминальдиректор Курт Шмидт, а я только бегло знакомлюсь с результатами и тыкаю в них носом русского царя – мол, развел гадюшник. Кстати, как я и ожидал, среди малозначащих участников заговора оказался и такой персонаж, как будущий главноуговаривающий Александр Керенский, потому что масон.

А вот что было совсем неожиданно: наш частый госбезопасный бредень, вычесывая столичную франкофильскую клоаку, зацепил и местную инкарнацию Петра Ольденбургского, гомосексуального недосупруга великой княжны Ольги Александровны. Будущая императрица особо просила меня за свою любимую тетушку, как одна добрая душа за другую добрую душу, поэтому, глянув на этого человекообразного слизняка, я решил, что пора заняться этим делом, а иначе опять замотаюсь с политикой и забуду, что поблизости от отчаяния погибает хороший человек.

От Ольги Николаевны я узнал, что ее тетушка в настоящий момент служит сестрой милосердия в тыловом госпитале в Ровно (плюс сто к карме), и решил навестить ее в компании Ольги-младшей и Михаила Александровича, который, как я понимаю, чувствует часть вины за то, что приключилось с сестрой. Ведь каждый человек рождается ради счастья, а не для того, чтобы получить в спутники жизни какого-нибудь морального урода. Хотелось бы попенять на то же Николаю Александровичу, но… бесполезно. Не поймет. Решит, что я к нему придираюсь – мол, хотел сестре счастья, а что все так сложилось, он не виноват. Он и стране хотел счастья, а получилось то же самое, что и с сестрой, или даже хуже.

В госпитале было откровенно пусто. Накал сражений спал до минимума, и поток раненых иссяк до тоненького ручейка, тем более что всех тяжелых забирал мой госпиталь в Тридесятом царстве, а легкие лечились прямо в дивизионных лазаретах. Когда Ольга-старшая увидела нашу компанию, ее затрясло крупной дрожью, а я поразился, насколько она постарела и подурнела за десять лет псевдосемейной жизни с извращенцем, из хорошенькой экзотической девушки скуластого восточного облика превратившись в измученную невзгодами деревенскую бабу.

– Тетушка, – сказала Ольга-младшая, – ты Нам нужна.

– Я? – удивилась Ольга-старшая.

– Да, ты, – подтвердила будущая императрица. – Сергей Сергеевич рассмотрел твое дело и признал, что ты достойна того, чтобы дать тебе новую жизнь.

– Но я не хочу новую жизнь, – пробормотала Ольга Александровна, прижав руки к груди. – Дайте мне только покоя и семейного счастья.

– Герцог Георг Фридрих Петер Ольденбургский был арестован по делу о подготовке убийства на вашего брата и признан виновным по сути предъявленных ему обвинений, – произнес я. – Так как государственный преступник не может быть супругом дочери и сестры русского царя, а также, поскольку мы осведомлены о некоторых подробностях вашей семейной жизни, ваш брак признан аннулированным как фиктивный и никогда не бывший. С согласия вашего старшего брата вы отправляетесь в мои владения на реабилитацию, после чего сами сможете решать свою судьбу.

– Да, сестренка, это так, – сказал Михаил Александрович. – От себя могу добавить, что сожалею о том, что поручик синих кирасир Мишкин не стал препятствовать твоему браку, потому что не представлял всего того ужаса, в который тебя ввергают маман и Ники.

Хлоп! – и рядом с нами объявилась Лилия в белом платьице и сияющим над головой нимбом. Мы-то ничего, люди привычные, а вот Ольга-старшая от неожиданности прижала ладони к губам.

– Эта женщина весьма велика летами, но в душе так и осталась маленькой девочкой, а потому она под моей защитой, – возгласила маленькая богиня. – Мою предыдущую пациентку, тоже выданную родителем замуж за извращенца, беспокоит отсутствие удовлетворения от контактов с мужчинами, а у госпожи Ольги от одиночества страдает большая человеческая душа.

– Ой! – сказала Ольга Александровна, не отрывая пальцев ото рта. – А ты кто?

Мелкая божественность сделала книксен и ответила:

– Я Лилия – античная богиня первой подростковой любви. Это моя работа – делать так, чтобы маленькие наивные девочки вроде тебя не влюблялись в неподходящие объекты. Трагедия Ромео и Джульетты – только моя недоработка. А еще я святая Лилия-целительница, исцеляю любые болезни, кроме смерти. Дядюшка присвоил мне это звание за то, что я бесплатно лечу все страждущих, независимо от того, король передо мной или кухарка, а от власть имущих, что хотят меня отблагодарить, прошу только, чтобы они строили бесплатные больницы для малоимущих сословий и назначали туда лучших докторов.

– Да, тетушка, – подтвердила Ольга-младшая, – Лилия у нас душка, хоть и прикидывается маленькой девочкой, и титул святой ей дан по заслугам, а не только потому, что она приемная дочка Защитника Земли Русской и Божьего Бича. Но идем же – тебе тут больше нечего делать, ибо Сергей Сергеевич намерен закончить эту дурацкую войну в самые кратчайшие сроки, а у тебя впереди вся жизнь.