Текст книги "Год 1914-й. Пора отмщения"

При этом никаких признаков подготовки к геноциду армян я пока не вижу, видимо, младотуркам сейчас не до этого, но если что-нибудь подобное случится, отреагирую со всей возможной яростью. Энергооболочка мне подсказывает, что там у нас, в будущем, сторонники небезызвестного помидор-паши Таипа Реджепа Эрдогана на одном из предвыборных митингов скандировали лозунг «Мы либо убиваем, либо умираем». Я такого не помню, но в том, что касается Основного Потока, энергооболочке верю полностью, а потому твердо намерен лишить жизни всех, кто не может не убивать, начиная с самого большого начальства. Когда все закончится, то никакой Османской империи на карте мира уже не будет, и Турецкой республики тоже, ибо своими немотивированными жестокостями эти люди исчерпали уже терпение Всемогущего Творца. Dixi! Я все сказал!

28 октября 1914 года, ранний вечер, Венгрия, Будапешт, Будайская крепость, Королевский дворец.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Так уж получилось, что мой визит, призванный поставить точку в боевых действиях на Восточном фронте Первой Мировой Войны, состоялся ровно через четыре месяца, день в день, после покушения на милейшего Франца Фердинанда и через три месяца после начала боевых действий. За прошедшее время этот мир успел ужаснуться творящемуся кровавому безумию, но не успел понести невосполнимых потерь. Французы, например, и рады были бы соскочить с этой смертельной карусели подобно англичанам, но их не пускает смертный грех разжигания этой войны: они до конца должны доесть ту горячую кашу, что заварили для всей Европы. Но я никак не могу понять, по какой причине упрямятся венгры: только потому, что не хотят признавать потерю Словакии, Хорватии и Воеводины, или еще из-за нежелания поступать так же, как нелюбимый ими австрийский император Франц Третий?

На дело я пошел в паре с Коброй, к тому моменту как раз вернувшейся из Аквилонии, и в сопровождении сводного германского батальона гауптмана Вернера фон Баха. В случае если с пациентами необходимо обращаться предельно жестко, объясняя при этом, какие они идиоты, никого лучше моих германских Верных, в природе не существует. Дополнительным аргументом в пользу такого решения было то, что три месяца назад этот батальон уже был в похожем деле против бельгийского короля, только теперь все пройдет под моим непосредственным чутким руководством и без всякого маскарада. Обмундирование аквилонское (то есть псевдосоветское), вооружение – пистолеты-пулеметы Федорова и единые пулеметы Мосина-Калашникова. Есть в этом батальоне несколько бывших средневековых доппельсолднеров, что таскают этот девайс с примкнутой патронной коробкой с той же легкостью, как и детскую пластмассовую игрушку, а также без особого напряжения сил ведут огонь с рук. Терминатор бурно аплодирует, а потом задумчиво курит в сторонке.

Но в данном случае эти громилы – только средство устрашения заблудших и непослушных, а главными действующими лицами будем выступать мы с Коброй. И к тому же, кто знает, возможно, через некоторое время мне таким же образом придется врываться на заседания большевистского ЦК или на другие подобные сборища, чтобы кого-то вразумить, а кого-то расстрелять без процедуры у ближайшей стенки, потому что приговор им уже вынесен, пусть и двадцать лет тому вперед.

Гауптман выслушал мои краткие инструкции и, щелкнув каблуками, ответил, как и любой вышколенный германский офицер:

– Яволь, герр Командующий, все будет сделано в соответствии с вашими приказаниями!

И все. Осмотрев выстроенный перед операцией батальон, я нашел, что его бойцы в превосходном состоянии духа, полны отваги и оптимизма, чему немало способствовало то, как я обошелся с местной Германией. Ну что же, значит, повоюем. Для оставшихся в этом мире косметических операций на французском направлении я намерен использовать только контингенты милейшего Велизария. Нечего русским солдатам моей армии пачкать свои руки о всякую европейскую погань.

Когда я раскрыл порталы, и мое воинство с шумом и топотом ворвалось в Будайскую крепость (она же королевский дворец) любимым для меня методом десанта вовнутрь, венгерское правительство заседало. Впрочем, как мне известно, тем же бесполезным делом кабинет Иштвана Тисы почти непрерывно занимался уже две недели подряд. Подконтрольная территория съеживается как шагреневая кожа, остатки армии истекают кровью, а эти деятели так и не могут принять решения о капитуляции. Если бы они вышли из войны одновременно с милейшим Францем Третьим, то это бы не только сберегло тысячи русских и венгерских жизней, но и поправило бы карму этих деятелей в лучшую сторону. Временное правительство, всеобщие выборы, переходной период, а потом тихое и спокойное написание мемуаров о бурной молодости. А теперь извиняйте – все будет по самому жесткому варианту, за исключением того, что кого-то в собственном доме затыкают штыками восставшие солдаты. Как подсказывает энергооболочка, в Венгерской революции такие эксцессы тоже имели место.

Один взвод – вместе со мной, туда, где заседает правительство, остальные веером расходятся по дворцу и убивают всех людей в военной форме. Гарнизон Будайской крепости невелик, не больше батальона, и ее обитатели больше рассчитывают на положение господствующей высоты и окружающие дворец стены, чем на численность защитников. К тому же лишних людей у них нет и не предвидится, а в узких коридорах и галереях пистолеты-пулеметы Федорова и единые пулеметы Мосина-Калашникова гораздо эффективнее винтовок Манлихера.

Автоматно-пулеметная трескотня по всему дворцу началась почти в тот же самый момент, когда мы с Коброй распахнули большие двустворчатые двери и плечо к плечу вошли туда, где заседало правительство Иштвана Тисы, последнее в своем историческом периоде. А вслед за нами начала вбегать солдаты доброго гауптмана фон Баха и выстраиваться вдоль стен, держа пистолеты-пулеметы наизготовку.

– Добрый вечер, господа! – на тевтонской версии немецкого языка с легким оттенком издевки сказал я. – Не ждали?[17]17
  почти дословное повторение фразы, которой прусский король Фридрих Второй приветствовал австрийских генералов, когда вместе с тремя гусарами ворвался в их штаб во время битвы при Лиссе.


[Закрыть]

– Э-э-э… – растерянно проблеял тип интеллигентного вида в очочках, сидевший во главе стола – очевидно, сам Иштван Тиса. – Господин Сергий из рода Сергиев?

– Вы не ошиблись, – вежливо сказал я. – Вот лично зашел к вам поставить точку в этой дурацкой войне, раз уж вы не пожелали ни выйти из нее по-хорошему, когда это было еще возможно, ни даже капитулировать, когда ваше положение стало безвыходным. Вы все арестованы, господа. Руки на стол и не шевелиться. Если что не так, мои люди имеют приказ стрелять без предупреждения, ибо никого из вас мне не жалко даже в малейшей степени.

– Но, господин Сергий, мы не могли пойти на предложенные вами неприемлемые условия! – вскричал плохо выбритый человек с большими усами, похожий на пародию на позднего товарища Сталина. – Словакия, Трансильвания, Воеводина и Хорватия – это неотъемлемые территории Большой Венгрии, и, кроме того, вы собираетесь ввести у нас всеобщее избирательное право без всякого имущественного ценза, а это означает господство в политике самых низкопробных элементов!

«Шандор Янош, – прошуршала энергооболочка, – министр внутренних дел и зять господина Тисы, то есть муж его сестры Анны. В историю вошел исключительно из-за эклектичной архитектуры перестроенного им замка».

– Какие условия приемлемы, господин Янош, а какие нет, решать мне, – рявкнул я. – Ваше мнение при этом не играет никакой роли. После того как вы расторгли унию с Австрией, хорватский Сабор имел точно такое же право расторгнуть унию уже с вами, а Словакия, Воеводина и Трансильвания уходят от вас по праву завоевания. Все имеет свою цену, в том числе развязанные по вашей инициативе и проигранные войны. Тем более что на Воеводину права у вас птичьи, титул воеводы Сербского по древнему праву носит австрийский император, и он уже передал его королю Сербии. Неужели для того, чтобы очевидное стало неизбежным, русской армии требовалось полностью разгромить ваш гонвед, оставив от него жалкие ошметки, и при этом дополнительно убить несколько тысяч молодых венгерских мужчин?

– Ну хорошо, герр Сергий, – сказал пожилой генерал с лихо закрученными вверх «вильгельмовскими» усами. – Вы правы, сопротивление бессмысленно, а потому мы сдаемся. Не смотрите на меня так, господин Тиса, я вам с самого начала говорил, что ваша затея с тотальной мобилизацией не принесет нам ничего, кроме лишних жертв.

«Фельдмаршал-лейтенант барон Самуэль фон Хацаи, – доложила энергооболочка, – министр национальной обороны и прочее бла-бла-бла. Крещеный еврей по происхождению, но это никакого значения не имеет. Особых тактических и стратегических талантов не имеет, боевого опыта тоже нет, всю службу провел на административных должностях в системе подготовки кадров. Воевать до последнего венгра не желает и по этому поводу постоянно лаялся с господином Тисой».

– Ну что же, – сказал я, – раз уж господин фон Хацаи настолько благоразумен, чтобы не перечить пришедшему за вами Бичу Божьему, я, пожалуй, отменю его арест и вообще… Нужен же мне кто-то, кто проведет капитуляцию как положено, а потом сформирует временное переходное правительство[18]18
  Временным руководителем венгерского гражданского правительства в 1944-45 годах в самом начале советской оккупации был хортистский фельдмаршал Бела Миклош, согласившийся сотрудничать с советскими властями. Так что Серегин не изобретает велосипед, а идет проторенной дорожкой.


[Закрыть], ибо мне заниматься управлением вашей Венгрии недосуг, а русский царь не желает брать ее под свой скипетр. Николай Александрович, собственно, воевал против вашего зловредного старикашки Франца-Иосифа, чтобы поставить того на колени и заставить просить прощения. Но едва тот помре, русский царь утратил к этому делу интерес. Но вы никак не успокаивались.

При гробовом молчании господ венгерских министров я достал из полевой сумки несколько скрепленных листов бумаги и произнес:

– Вот тут условия почетной капитуляции венгерского государства, а также утвержденные мною и русским императором кондиции для временного переходного правительства Венгрии. Герр гауптман, будьте добры, передайте эти документы господину Хацаи.

Взяв у Вернера фон Баха переданную мной стопку бумаг, фельдмаршал-лейтенант бегло их просмотрел и сухо сказал:

– Я согласен на предложенные вами условия, герр Божий Посланец. А теперь будь добры, скомандуйте своим головорезам, чтобы они перестали убивать наших людей в королевском дворце, а то про них рассказывают разное, в том числе и то, что они после себя не оставляют в живых вообще никого.

– Собственно, они уже прекратили, – сказал я, – стрельба стихла, а это значит, что ни одного живого венгерского солдата, не догадавшегося сразу бросить оружие, во дворце не осталось. И в то же время к гражданским, а особенно женщинам, моим людям приказано относиться по возможности без грубости и насилия. Свирепость моих солдат сильно преувеличена вашей прессой. И вообще, капитулировали бы вы как положено, без моего непосредственного вмешательства, не было и этих последних ненужных жертв, погибших потому, что я имею привычку ничего не оставлять на волю случая. А сейчас все присутствующие, за исключением господина Хацаи, встали и направились на выход. Вас уже ждут в застенках моей службы безопасности.

– Но что с нами будет? – воскликнул, наконец пришедший в себя, Иштван Тиса. – Неужели вы нас всех убьете?

– Я не убиваю сдавшихся, а только казню преступников, – сказал я. – Все вы будете допрошены опытными следователями и разделены на три категории. Виновные в развязывании общеевропейской войны предстанут перед международным трибуналом и с ними поступят в соответствии с приговором. Виновные в затягивании бессмысленного сопротивления, после того, как из войны с Россией и Сербией вышли Австрия и Германия, будут осуждены лично мною на ссылку за пределы этого мира. Остаток жизни эти люди проведут на тропическом острове посреди Тихого океана. Невиновные ни в том, ни в другом как ни в чем ни бывало смогут вернуться сюда, в Будапешт, и, возможно, даже войдут во временное переходное правительство, ибо хорошие специалисты нужны всегда и везде. Вот и все. Четвертого варианта быть не может. А сейчас все встали и пошли. Раз-два.

Семьсот шестьдесят девятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

К тридцатому октября тысяча девятьсот четырнадцатого года по Григорианскому календарю боевые действия в Восточной Европе севернее болгаро-турецкой границы полностью закончились. Капитулировали даже остатки румынской армии. Не гремят больше выстрелы, не льется кровь, высвободившиеся войска, за исключением тех, что встали гарнизонами во временно оккупированной Венгрии, садятся в поезда и направляются на юг – туда, где намечается еще одно грандиозное мероприятие, именуемое «Похороны Больного Человека Европы». Турки сами напросились на эту последнюю экзекуцию, и Российская империя, покончив с войной на европейском фронте, не может делать вид, будто ничего не произошло.

Кавказская армия, ранее имевшая чисто оборонительную конфигурацию, теперь накачивается войсками, только вот возить их на будущий театр военных действий поездами приходится аж через Астрахань и Баку, так как о железной дороге, связывающей между собой Крым и Батум через Черноморское побережье Кавказа, задумались только два года назад. Этот проект в полном объеме не был реализован вплоть до нашего времени: сначала помешали Первая Мировая и Гражданская война, потом – подковерные течения в Советском руководстве (Черноморское пароходство не хотело уступать монополию на перевозки вдоль побережья) следом случились распад Советского Союза, грузино-абхазские войны и прочие последствия неумной ленинской национальной политики.

Впрочем, для операции в Проливах уже все готово: едва Будапешт был обложен, на Юго-Западном фронте прошла пересменка командования. Генерал Брусилов передал командование генералу Иванову, после чего вместе с офицерами своего штаба сел в штурмоносец моей супруги и меньше чем через час сошел в Варне, где располагался штаб Фракийского фронта, которым до сей поры заправлял… генерал Куропаткин. Гений логистики, тот самым идеальным образом подготовил все для начала боевых действий, и теперь, после прибытия Брусилова, должен был перейти на должность его начальника тыла.

– Алексей Николаевич, – сказал я Куропаткину, – вы меня лично еще не знаете, зато я вас знаю очень хорошо – и по историческим штудиям и по опыту моей прошлой операции в мире русско-японской войны. Именно поэтому я выговорил вам должность временного командующего Фракийским фронтом, а по завершении боевых операций в Черноморских Проливах – пост генерал-губернатора новозавоеванных территорий. Вот те два рода деятельности, в которых вы можете быть очень успешны, а непосредственное командование войсками – не ваша стезя.

– Ну что же, Сергей Сергеевич, спасибо за откровенность, – ответил престарелый генерал. – И хоть, не буду скрывать, я рвался повоевать, вы, наверное, правы – ничего бы у меня опять не получилось. Зато у вас такая репутация, что там, где вы вмешиваетесь в ход боевых действий, сначала от врага клочья летят во все стороны, а потом пленных считают десятками тысяч.

– Господин Серегин сам участия в управлении боевыми действиями почти не принимает, – огладив усы, произнес генерал Брусилов, – он только находит способных генералов, которым можно доверить дело, после чего выдает рекомендации по направлению удара и способствует тому, чтобы им не мешали завистники и интриганы. И только если на каком-то участке сил у русской армии нет или их совершенно недостаточно, он вводит в дело свои войска – вот тогда начинаются чудеса в решете. Но сам я такого не видел, потому что мы на восточно-галицийском направлении управились собственными силами.

И тут же стоял генерал Лечицкий, герой взятия Сандомира, сражения под Лежайском и штурма Кракова – он загадочно улыбался, уже зная, что именно его войскам предстоит штурмовать Константинополь и водрузить над его руинами знамя русской победы.

Еще три недели назад, когда над Краковом утих грохот канонады, первый гвардейский корпус, главную ударную силу девятой армии, погрузили в вагоны и отправили в Одессу, откуда пароходами перевезли в Варну, где в состав армии влились свежеотмобилизованные двадцать седьмой и двадцать восьмой армейские корпуса. Точно так же на фракийский фронт в полном составе перебросили вторую армию, высвободившуюся после заключения мира с Германской империей, а также командование пятой армией, при этом руководство болгарскими войсками взял на себя генерал Радко-Дмитриев, получивший в Галиции большой опыт по натягиванию на кукан австро-венгерских вояк. Но в Болгарию морем перебрасывались не только войска, но и тяжелые осадные мортиры калибра девять и одиннадцать дюймов из Севастополя и других морских крепостей. Как по факту показал набег Гебена, в составе береговых батарей от этих орудий, устаревших на тридцать лет, толку нет, но на суше, при прорыве рубежа полевой обороны, рассчитанной на противостояние трехдюймовому калибру, это будет просто брутальное оружие.

Все готово, и начало Фракийско-Константинопольской операции намечено на первое ноября. Пятьсот тысяч аскеров редифа, которых турецкое командование успело нагнать во Фракию – не помеха войскам генерала Брусилова, имеющим боевой опыт Восточно-Прусской и Галицийской операций. Перевес сил русско-болгарской группировки над противником настолько значительный, что тут все должно обойтись без моего непосредственного участия. Я создал все необходимые условия, а дальше сами, господа генералы, сами, сами. Есть у меня подозрение, что уходить на следующий уровень мне придется совершенно неожиданно, не дождавшись Парада Победы в честь окончательного разгрома извечного врага русского государства.

За Западном фронте у кайзера Вилли тоже не без перемен: его войска взяли Шартр, а передовые кавалерийские разъезды уже маячат у железной дороги Париж-Орлеан. Шестая французская армия, обойденная по открытому флангу, отступает не в сторону Луары, а прямо к Парижу, ибо других дорог для нее больше нет. На восточном фасе фронта германцы подходят к Лангру, первая французская армия разбита и прекратила существование как организованная сила. И в то же время расстояние между сближающимися остриями клещей еще больше двухсот пятидесяти километров, так что на завершение операции у германских генералов уйдет не меньше недели, а потому у генерала Жоффра еще есть надежда вытянуть основные силы второй, третьей, четвертой, пятой и девятой армий из наметившейся грандиозной ловушки.

Но это же безоглядное бегство «лучшей армии мира» генерирует во французском обществе настроение вселенской катастрофы, когда все уже проиграно и дикие германские варвары вот-вот ворвутся в мирные французские дома, чтобы живьем начать есть их обитателей. Поэтому помимо французских войск, дороги в южном направлении запруживают толпы гражданских беженцев, стремящихся уйти как можно дальше от неумолимо надвигающегося фронта. Эти люди еще не знают, да и знать не хотят, что в германских войсках распространен строжайший приказ по поводу подсудности преступлений против мирного французского населения, по смыслу прямо противоположный тому, что издавал Гитлер при вторжении в СССР. Иначе, как сюзерен, я кайзера Вильгельма просто не пойму. То, что раньше считалось невинной шалостью, теперь карается по всей строгости законов. И если реквизиции транспорта и продовольствия еще допустимы (таковы древние законы войны), то изнасилования, убийства и поджоги домов военно-полевой суд карает через расстрел.

И то же настроение вселенской катастрофы охватило территории Франции, далекие от зоны боевых действий. В Бордо на борт небольшого трансатлантического лайнера «Фландрия», зафрахтованного семейством французских Ротшильдов, уже погружены принадлежащие им ценности, золото и различные предметы искусства, на борт поднялись многочисленные представители этого семейства, их доверенные сотрудники и прислуга. Пункт назначения – Новый Орлеан.

Первоначально у меня был план взять эту плавучую сокровищницу на абордаж, но теперь меня от этой идейки затошнило. Вооруженные ограбления – совсем не моя стезя, особенно если во время оного под ногами будут путаться падающие в обморок и визжащие бабы и несовершеннолетние представители злокозненного семейства. Так и до развоплощения недалеко. Да и не испытываю я сейчас особой нужды в финансах. В Константинополе шестнадцатого века было другое дело – там малолетний султан-недоделок оскалил на меня зубы, и я, как положено, вбил их в глотку по самые гланды, попутно конфисковав все движимое и недвижимое. А тут Ротшильды спасаются бегством, бросая все, что нельзя вывезти, и стрелять им в спину с моей стороны было бы не по-человечески.

Или все-таки я излишне сентиментален? Ведь парижский банк «Братья Ротшильды» не только стоял у истоков Первой Мировой Войны, но и был замешан в попытке государственного переворота в Санкт-Петербурге и множестве других грязных дел, в основном нацеленных против Российской империи, ибо что ни Ротшильд, то русофоб. Ведь жалеть надо не только самих Ротшильдов, но и тех людей, что могут пострадать через их интриги и неуемную алчность. Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Нужны мне эти люди в мире Первой мировой войны? Нет, не нужны, ибо, едва пройдет наведенный мною страх, они снова примутся за прежнее, стремясь не только восполнить потери, но и преумножить свое состояние. И снова в ход пойдут обман, подкуп и вербовка агентов влияния вроде неудобовспоминаемого господина Витте.

Значит, из родного мира их следует убирать всех сразу, причем с концами. Закинуть разве их пароход в шестой или тринадцатый век – и пусть плывут в Америку, к индейцам, невинным как дети? Нет, не годится: индейцев они надуют ничуть не хуже переселенцев с «Мэйфлауэра», а аборигены Америки передо мной ничем не провинились. Можно зашвырнуть эту «Фландрию» в шестнадцатый век, но там все может быть наоборот: первый попавшийся корсар, хоть британский, хоть французский, вырежет их всех до последнего человека, ибо золото в трюме окажется страшным соблазном, а пароход по исчерпании запасов угля превратится в обыкновенную баржу. Можно закинуть их пароход в один из диких миров, но это будет чистым убийством. Опыт аквилонцев говорит об этом однозначно. Воинская команда, спаянная дисциплиной и авторитетом командира, в таких условиях выжить может, а вот группа штатских, да еще разделенная на пассажиров и команду, уже нет. Остается только мир Аквилонии, но там я имею право действовать только по согласованию с товарищем Грубиным и товарищем Орловым. Нужны им эти Ротшильды со всем своим кагалом, или мне эту «Фландрию» лучше забросить в море позднего мезозоя мира Содома и навсегда забыть о том, что были такие люди? Тут надо подождать до местного вечера (и, соответственно, до аквилонского утра) и поговорить для начала с товарищем Грубиным. А там будет видно. Ответит он «да» – отправлю Ротшильдов к аквилонцам на перевоспитание, а если «нет» – то прямо к динозаврам.

Семьсот шестьдесят девятый день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Дождавшись, когда в Аквилонии минет время завтрака и с тамошними вождями-начальниками можно будет разговаривать по-деловому, я выложил перед собой портреты двух главных вождей. Нет же ничего срочного, чтобы вынуждать собеседника отвечать тебе спросонья или прямо во время еды. Насколько мне известно, «Фландрия» снимется с якоря только через несколько часов утром по местному времени.

И вот я провожу пальцем сначала по одному портрету, потом по другому и говорю:

– Доброе утро, Сергей Петрович и Андрей Викторович, есть тут одно дело, которое мне необходимо с вами обсудить.

– Добрый вечер, Сергей Сергеевич, – отвечает за двоих товарищ Грубин, – мы вас слушаем. Как мы предполагаем, это дело того же рода, что и предыдущее?

– И, да и нет, – сказал я. – Речь идет о пожизненной отправке на трудовое перевоспитание небезызвестного семейства французских Ротшильдов, которое в мире Первой Мировой войны почти в полном составе погрузилось на пароход «Фландрия» и собирается драпать от меня в Америку, как будто от Бича Божьего возможно куда-то убежать. Пункт отправления – Бордо, пункт назначения – Новый Орлеан… Я бы закинул их корыто к динозаврам и умыл руки, но на борту, помимо главных злодеев, еще присутствуют женщины и дети, а также пока ни в чем не повинная команда корабля. Не люблю лишнего душегубства… и вообще, по части перевоспитания это вы большие специалисты, а я скорее мастер колотить рукоятью меча по разным пустым головам, вбивая в них вечные истины.

– Понятно, Сергей Сергеевич, – кивнул товарищ Грубин. – Мы, собственно, не против. Но после заброса все будет по нашим законам. Кого мы сочтем небезнадежным – будем перевоспитывать, остальных разбросаем по одному в дикой местности или отрубим голову, чтобы неисправимый человек зря не мучился.

– Как я понимаю, Сергей Сергеевич, вы хотите подкинуть к нам эту «Фландрию» когда она будет проходить по Гаронне мимо Асгарда? – спросил товарищ Орлов, – Должен сказать, что лед на реке уже встал, но он еще недостаточно толстый для того, чтобы из-за столкновения с ним получилось крушение.

– Нет, что вы, Андрей Викторович, – ответил я. – Так быстро подобные дела не делаются. Как говорил один мой приятель бурной юности, дерьмо должно сперва перебродить, потом отстояться. Заброс произойдет, когда эта «Фландрия» будет находиться аккурат посреди Атлантического океана, и беглецы уже будут считать, что находятся в безопасности, и тогда я организую им переход, причем максимально незаметным способом, после чего «Фландрия» окажется в вашем мире. Но сразу спасать их не надо, пусть помечутся среди изменившихся Карибских островов, сожгут весь уголь и лягут в дрейф или приткнутся к берегу, одним словом, дойдут до грани отчаяния – и только тогда должны появиться вы в белом с блестками. Не раньше.

– Ну вот, – усмехнулся товарищ Грубин, – а говорили, что ничего не понимаете в деле перевоспитания. Только учтите, что разница уровня океана в двадцатом веке и нашем мире составляет восемьдесят метров. Если проводить заброс обычным образом, то получится только шмяк парохода об воду и куча плавающих обломков.

– Для меня это не проблема, – ответил я, – и вообще, вместо Атлантического можно бросить эту «Фландрию» в Тихий океан, уравняв часовые пояса, и пусть плывут на запад в никуда, как герои «Пятнадцатилетнего капитана».

– А вы коварны… – хмыкнул товарищ Орлов. – Посредник всегда проводил забросы в ту же самую точку на местности…

Я подумал и ответил:

– Скорее всего, Творец Всего Сущего не хотел, чтобы его попаданцы-пропаданцы полностью теряли ориентировку в пространстве, ведь тогда результат заброса становился непредсказуемым. Ваш Сергей рассказал мне о случае, когда Он откопировал эскадру российского флота не только в разные эпохи, но и в разные точки мирового океана – именно туда, куда было нужно исходя из текущего момента, и тогда же объяснил участникам эксперимента, что и откуда взялось, чтобы не было потери ориентировки. Но мне нужно добиться прямо противоположного эффекта, поэтому я сделаю все по максимальному варианту, чтобы никто на этой «Фландрии» не мог знать, где он находится и когда…

– На последнее не рассчитывайте, – усмехнулся на портрете товарищ Грубин, – опытный штурман, а в начале двадцатого века других на океанские линии не выпускали, в первую же ясную ночь по звездам вычислит как эпоху, в которой оказался, так и текущую широту корабля. По крайней мере, с «Опричником» и «Кобенхавном» все было именно так. Датский штурман, когда убедился в своей правоте, даже повесился от испуга в своей каюте. Так что о том, что это вы их покарали, закинув в другой мир, ваши Ротшильды узнают почти сразу от команды.

– Вот даже как? – удивился я. – Ну что же, буду иметь такое обстоятельство в виду и внесу в операцию небольшие коррективы. И еще учтите, что, помимо пассажиров, на борту «Фландрии» находится груз: золото в слитках, прочие ценности и произведения искусства. Я сам от этой операции не имею права получить никакой прибыли, так что это будет ваша добыча.

– Произведения искусства непременно надо вернуть в родной мир, – строго произнес председатель Верховного Совета Аквилонии, – в какой-нибудь французский государственный музей – например, в Лувр. Иначе никак! Золото и драгоценности – это совсем другое дело. После того, как вы прервали нашу изоляцию, им мы применение найдем, надо только подумать, что и где приобретать. Не все еще мы можем производить своими кустарными методами и не все выгодно заказывать имперской производственной линии. Например, карандаши и тетради для нашей школы.

– Хорошо, Сергей Петрович, – сказал я, – когда операция «Божья кара» завершится, а, самое главное, во Франции того мира установится правильная власть, это вполне можно будет устроить. Передам все по назначению в целости и сохранности. И на этом сейчас, пожалуй, все. О времени и месте заброса я сообщу вам дополнительно.

– Тогда конец связи, – сказал товарищ Грубин. – До свиданья, Сергей Сергеевич!

– До свиданья, Сергей Петрович и Андрей Викторович. Конец связи, – сказал я, еще раз проведя пальцем по обоим портретам и тем самым разорвав контакт.

Семьсот семьдесят второй день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Несколько часов назад я организовал господам Ротшильдам билет в мир Аквилонии без права обратного возвращения. Мы с Коброй находились на штурмоносце моей супруги, в ночном небе на километровой высоте и чуть в стороне от парохода, так что открытие портала произошло без проблем. Межмировое окно раскрылось прямо перед форштевнем лайнера, идущего на крейсерской скорости в пятнадцать с половиной узлов, и тот проскользил через него всего за семнадцать с половиной секунд. И все, Харон обратно не перевозит. В самый канун операции я открыл небольшое окно в каюту самого старшего представителя этого клана Эдмона Ротшильда, филантропа и в то же время ярого сиониста и ненавистника России. И пока тот дрых, подбросил ему на туалетный столик послание, написанное чистейшим немецким языком, в котором четко и по пунктам объяснил, каким образом и за что я караю их семейство. Впрочем, филантропия русофобии у таких персонажей не мешает, добренькие они были только в отношении своих соплеменников, а для всех остальных являются самыми беспощадными хищниками.

Прочими представителями этого клана, а также Шиффами, Кунами, Леебами, Морганами, Рокфеллерами и прочими банкирскими семействами еврейского и нееврейского происхождения, расползшимися по миру как тараканы, мне в этом мире заниматься уже некогда, так как в моих ушах все громче звучат фанфары новой кампании. Дело почти сделано. Осталось только поставить красивую точку и расписаться. А потому заниматься текущими делами будут уже местные кадры, ибо им тут жить и растить потомство, а я только помогу им чем могу – например, переправляя сюда свежеотловленных гешефтмахеров – кого на перевоспитание к аквилонцам, а кого и прямо на корм динозаврам. И неважно, что я еще ни разу не исполнил подобную угрозу – возможность такая все равно остается.