Текст книги "Год 1914-й. Пора отмщения"

– Именно потому я и беру вас в вассалы, чтобы этого не повторилось, – сказал я. – Уничтожена должна быть не немецкая нация, а тот зверь, что пока тихо дремлет у нее внутри. А немцы пусть живут, плодятся и размножаются, усердно трудятся, как они умеют, и храбро сражаются, но только за правое дело. А мы пока будем не спеша разбираться в причинах того, что никогда не должно произойти в вашем мире. И помните: попытки возвыситься железом и кровью всегда приводят к противоположному результату. Зачем вам такая головная боль, как мировое господство, когда Германия может стать мастерской мира, производящей в большом количестве прочные, надежные и удобные товары по не самой высокой цене? В мире, из которого происходит моя супруга, отношения между Россией и Францией треснули в ходе русско-японской войны, потому что мои коллеги, Старшие Братья, перед этим вынудившие к капитуляции Японскую империю, объяснили вашему кузену Ники, что англо-французские переговоры о создании Антанты – это предательство интересов союзника. Не были при этом забыты ни правило двадцати четырех часов, введенное французами для русских военных кораблей в своих портах восточнее Коломбо, ни заявление, что русско-французские союзные отношения касаются только европейских дел, а в Азии дикие московитские варвары пусть сами барахтаются как могут. Все это вместе произвело на вашего кузена такое сильное впечатление, что он вызвал к себе французского посла и устроил ему форменный разнос, понизив уровень русско-французского союза до самого минимума, а потом начал искать сближения с Германией. Узнав об этом, вы приехали в Петербург, где подписали с русским царем соглашение о создании русско-германского союза, названного Континентальным альянсом…

– Континентальный альянс… – повторил кайзер, как бы покатав это название на языке, – звучит внушительно. Но как к этому отнеслись Австрия и Франция?

– А кто их спрашивал? – хмыкнул я. – В договоре о создании Континентального Альянса было сказано, что Россия обязуется не нападать на Австро-Венгрию, а Германия на Францию. Но если какая-то из этих стран сама станет агрессором, напав на союзников России или Германии или на сами эти страны, то защита становится недействительна. Союзники по Континентальному альянсу хотят мира, и только мира в Европе, но если кто-то захотел повоевать, то пусть сам в полной мере расхлебывает последствия. Но главное было не в этом. Очень быстро военно-политический союз оброс дополнительными договорами экономического толка, в результате чего образовалось единое пространство, свободное для движения товаров, капиталов и людей, что весьма благотворно сказалось как на Германии, так и на России… Прошло всего несколько лет, и на вкусный запах благополучия в Континентальный Альянс прибежали… британцы.

– Да, герр Сергий, – кивнул немного успокоившийся кайзер, – эти любители соблюдать только свои интересы такое могут. Как сейчас. Бросили бывших союзников и собрались перебегать на другую сторону. Но что в том мире стало с Австро-Венгрией и Францией?

– Австро-Венгрия вздумала воевать с сербами, – ответил я, – потому что после отмены решений Берлинского конгресса не захотела возвращать ей оккупированные Боснию и Герцеговину, была разгромлена и распалась на составные элементы, при этом Австрия и все прочие немецкие земли отошли к Германии. Франция решила воевать с Германией, и тоже потерпела поражение. После капитуляции победившие континенталы разрезали старушку в красной шапке на семь мини-королевств, раздав троны уцелевшим Орлеанидам и Бонапартам, после чего включили новообразованные государства в Континентальный альянс в качестве миноритарных членов. Конечный результат этой комбинации был таков, что на пространстве от Атлантического до Тихого океана образовалось единое политическое и экономическое пространство, внутренние войны на котором были невозможны.

– Так, значит, вот как… – хмыкнул Вильгельм, – ну что же, если государству Габсбургов в любом случае суждено развалиться, то Австрия – это для нас вполне приемлемая компенсация. Теперь я, кажется, понимаю, почему вы настояли на том, чтобы милейший Франц Третий завещал австрийскую корону именно мне.

– Все немецкие земли должны находиться в Германии, – ответил я, – сербские в Сербии, а болгарские в Болгарии. Именно поэтому я посоветовал будущей русской императрице не настаивать на аннексии Восточной Пруссии, а взять с вас плату за все безобразия в другой форме. Надеюсь, в этом вопросе вам все ясно?

– О да, герр Сергий, все, – энергично кивнул кайзер. – Вы вытащили меня из дерьма, в которое я залез по собственной неосмотрительности, а потом подарили мне Австрию. А я-то уж думал, что не дождусь от вас ничего, кроме пинка ниже пояса.

– Если будете делать все правильно, Вильгельм, – сказал я, – то будете получать от меня подарки, а если неправильно, то пинки. Все просто, и никакого элемента случайности. Если по ходу действий вам станет туго, то я, как сюзерен, приду на помощь. Если у вас возникнут сомнения, то дам совет. Главное – устроить по итогам войны все так, как это было в мире, из которого происходит моя супруга. Единое пространство от Ливерпуля до Владивостока, где во внутренних делах на своих территориях каждый монарх полностью самовластен, а все общие вопросы решаются советом трех императоров, точнее, двух императриц – России и Британии, и одного кайзера Германии.

– Императрицы Британии? – переспросил меня удивленный Вильгельм.

– Да, – подтвердил я. – Король Георг имеет тот же недостаток, что и его двоюродный брат Николай. Он склонен поддаваться постороннему влиянию, а стало быть, ненадежен. Ну как я могу заключать с ним хоть какие-то соглашения, когда в Основном Потоке он отказался принимать в Британии семью императора Николая, свергнутого во время буржуазной революции, заявив, что английский народ не потерпит на своей земле присутствия кровавого тирана. И это обрекло почти всех Романовых на смерть.

– Какая мерзость! – воскликнул кайзер. – И это называется родственник, да еще и союзник?!

– Да, мерзость, – сказал я. – Тем более что британский король никаких угрызений совести от своего поступка не чувствовал и до конца жизни спал спокойно. Полагаться на такого человека – себя не уважать. Его сестра Тори нравится мне гораздо больше, так что я буду настаивать на рокировке. А еще в Британии должна быть изменена политическая система. Прерогативы монарха необходимо расширить, а полномочия парламентских болтунов сузить. Все следует привести примерно в такое состояние, какое сейчас у вас в Германии.

– А если британцы не согласятся с вашими требованиями? – спросил Вильгельм. – Ведь подобное изменение политической системы встанет им поперек глотки.

– Тогда мы с вами возьмем тяжелый кнут и примемся лупцевать их так, чтобы кровавые клочья летели с боков, – ответил я. – И рано или поздно результат этой работы будет положительным. А если нет, то им же хуже: тогда мы своими ударами забьем Британию до безоговорочной капитуляции. Я хоть и не адмирал Ларионов, военный диктатор Югороссии, но тоже кое-что могу, даже не превращая Лондон в груду дымящихся развалин.

– Ну что же, – кивнул кайзер, – план вполне достойный. Вот только мои генералы уже размечтались, что британцы во Франции бросят фронт и откроют на французском фланге симпатичную такую дыру шириной около сотни километров, через которую можно будет начать новый обходной маневр вокруг Парижа.

– Передайте им, пусть не спешат впадать в уныние, – сказал я. – Пока под Бельфором накапливается ударная группировка, мы с вами будем заниматься британцами, пинками и затрещинами убеждая их к сговорчивости. В любом случае прямо сейчас фронт на приморском фланге открывать рано, потому что оба удара от Бельфора и от Руана должны последовать одновременно.

– А вот это, герр Сергий, хороший план, я бы сказал, правильный, – ответил Вильгельм. – Пинки и затрещины – это как раз то, что нужно в таких случаях. Ха-ха-ха!

Семьсот пятьдесят третий день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

В мире Первой Мировой Войны идет четырнадцатое октября по григорианскому стилю. Листопад еще в разгаре, а война с Германией и Австрией уже закончилась. Германские войска, занявшие часть российской территории, отходят к государственной границе, там садятся в эшелоны и отправляются на запад. В том же направлении спешат эшелоны с освобождаемыми из плена солдатами восьмой армии, вдребезги разбитой нами в Восточной Пруссии. С российской стороны происходит все то же самое, но только поезда везут солдат на юг – туда, где скоро разыграется последний акт скоротечной войны на востоке Европы. Там еще трепыхается Венгрия, отказавшись выходить из войны, но это ненадолго. Соотношение сил не обещает мадьярам ничего хорошего: полтора миллиона русских солдат и двести тысяч сербов против полумиллиона кое-как вооруженных ополченцев гонведа.

Группа армий генерала Иванова, прежде готовившаяся проводить Моравско-Богемскую наступательную операцию, от Остравы повернула на юг, и теперь наступает на Прессбург-Братиславу. Сопротивление этому продвижению только самое эпизодическое; словаки, мобилизованные в венгерский гонвед, расходятся по домам, а отдельные части и подразделения имперской армии, считая, что война для них закончена, пропускают русских без боя. В тылу у русских армий, в разбитом в щебенку Кракове, наконец-то наступила тишина. Никто там больше не огрызается и не сопротивляется, известие о смерти императора Франца-Иосифа и о том, что Франц Третий заключил мир, отдав Галицию русским, сломило последних самых яростных польских патриотов австро-венгерской монархии. Бывали случаи, когда самые отмороженные паны, узнав о таком катастрофическом для себя исходе войны, просто пускали себе пулю в лоб. А зачем жить, если проиграно все.

В то же время Венгрии объявлена тотальная мобилизация: под ружье гребут всех мужчин от шестнадцати до шестидесяти лет, но это не более чем жест отчаяния со стороны последнего венгерского премьер-министра графа Иштвана Тисы. Ситуация для Будапешта катастрофическая, а помощи ждать неоткуда. Севернее Дебрецена наступление на Будапешт начали армии генерала Брусилова, и в первый же день прорвали неустоявшийся фронт. Пятая армия генерала Плеве двигается по правому берегу Тисы, третья армия Радко-Дмитриева наступает по левому берегу, а восьмая армия генерала Леша отжимает остатки армии генерала Брудермана на юг, к Дебрецену, где, если потребуется, может случиться второй Краков. Одновременно с плацдармов на левом берегу Дуная отвоевывать Воеводину двинулись вперед сербы. Им приказано не зарываться и остановиться после освобождения земель с сербским населением, но в Будапеште об этом пока не знают.

При этом с началом наступления над Будапештом стали появляться русские «Ильи Муромцы» – но отнюдь не для того, чтобы сбросить бомбы (я предупредил, что это дурацкое занятие). С самолетов вниз на венгерскую столицу летят пачки листовок, в которых чистым венгерским языком написано, что никто Венгрию к России присоединять не собирается. Мол, после войны, когда прежнее правительство, проявившее ненужное упрямство, будет сметено, венгры смогут сами выбрать себе новую власть по принципу «Один человек (мужчина или женщина) – старше восемнадцати лет, один голос». Обещаны простым венграм и прочие социальные реформы по германскому образцу (кайзер Вильгельм озаботился этим вопросом еще четверть века назад). Для Венгрии, чье законодательство застряло в середине девятнадцатого века, прогресс должен быть необычайный. При этом вся ярость возмездия за бессмысленно затягиваемую войну и финансовая тяжесть компенсации «за беспокойство» должны пасть на головы магнатов-землевладельцев и крупных капиталистов.

При этом милейшему Францу с невероятным трудом удалось удержать хотя бы видимую целостность остатков империи Габсбургов. Его сын Эрнст провозглашен королем Богемии и Моравии, а Максимилиан – королем Хорватии и Словении. Сам Франц считается регентом этих двух королевств до их совершеннолетия. Вопрос с монархом для Венгрии при этом пока остается непредрешенным, ибо сперва требуется полностью снести халабуду старого государства, убрать образовавшийся после этого человеческий мусор, и только потом задумываться, кого сажать на трон. В мире моей супруги самовластной венгерской королевой сделали Софью Гогенберг, но у меня под рукой в Санкт-Петербурге нет факультета Управления Академии ГУГБ, превратившего слабую девочку в некое подобие Екатерины Великой. При этом обращаться к фигуре Миклоша Хорти я категорически не хочу, слишком он уж правый и консервативный, а в этом смысле режим в Венгрии следует смягчать, а не ужесточать, да и не имеет этот человек пока в Венгрии никакого авторитета. Одним словом, я подумаю об этом завтра, а пока пусть все идет как идет.

Встреча австрийского императора Франца и русского царя Николя и его наследницы, а также сербского короля Петра в компании принца Георгия прошла у меня вчера в Тридесятом царстве, как и ожидалось, с успехом. При этом мой друг Франц притащил с собой пренеприятного персонажа примаса Австрии кардинала Пиффла, знакомиться с Небесным Отцом. Глянул я на него, и затошнило: чрезвычайно самодовольный и самоуверенный тип, для которого все православные – не больше, чем схизматики-еретики. Но делать нечего: раз пришел, значит, надо разговаривать, но только не со мной, потому что я человек занятой, а с отцом Александром. Я лишь смиренно попросил у Отца, чтобы это существо после разговора ушло от нас живым и на своих двоих, а то перед императором Францем будет неудобно: он-то как раз человек приличный, с которым можно делать дела, а совсем не такое надутое ничтожество, как этот кардинал. Небесный Отче в ответ только хмыкнул: мол, все будет по Воле Божьей, то есть Его, и если этот еретик будет упорствовать в своих заблуждениях, то результат беседы в соответствии с законом Гейзенберга становится неопределенным.

Пока мы, монархи, договаривались, выкраивая из окрестных земель целокупную Сербию, чтобы ни убавить, ни прибавить, отче Александр и его Небесный Патрон беседовали с кардиналом Пиффлом. Вышел этот персонаж после разговора на подгибающихся ногах и с трясущейся головой. Наш добрый священник потом сказал, что дело было даже не в вопросе филиокве и не в принципе главенства римских пап. В голове этого человека, являющегося типичным представителем западного мира, вопросы добра и зла в значительной степени поменялись местами, а потому Небесный Отец просил к нему больше таких людей не приводить. Мол, и одного такого экземпляра в футляре было достаточно.

Сначала эти хитрецы решили, что грехи в себе не обязательно изживать, а достаточно искупать добрыми делами, а потом и вовсе додумались до того, что назвали добром денежные взносы в церковную казну и истребление инакомыслящих-еретиков. А это уже полностью от Лукавого. Не берет Творец взяток ни деньгами, ни борзыми щенками, ни даже добрыми делами, которые нужны самим людям для избавления их от греха. И еще Он одинаково любит всех своих детей: и православных, и католиков, и протестантов, и иудеев, и магометан, и индуистов, и буддистов, и даосов, и даже каких-то неизвестных мне эйджел, лишь бы вели они себя по-доброму, а не по-злому. А у этих деятелей, направо и налево размахивающих крестом, вместо любви к ближнему, заповеданной Христом, проповедуется ненависть к тем, кто мыслит, или хотя бы выглядит, иначе. И вместо спасения человечества, то есть уменьшения в нем доли греховного поведения, получается нечто противоположное. И чтобы окончательно спасти человечество, с этими людьми придется что-то делать – не только в этом мире, но и в предыдущих, и последующих. Человек – это продукт воспитания: чему его в детстве учили, тем он и вырастет, а потому от учителей, подобных кардиналу Пиффлу, следует избавляться со всей возможной решимостью.

Да уж, задача… при том, что размахивать в этом деле мечом будет неуместно. Или же уместно – в том случае, если какой-нибудь Римский папа опять пошлет свои католические орды в Крестовый поход на Святую Русь. Однако такие походы – это эксцессы исполнителя в те моменты, когда эмоции зашкаливают. В большинстве случаев ненависть и пренебрежение по отношению к русской православной цивилизации действуют совершенно иначе, становясь побуждающим мотивом для политики «ограничения русского влияния».

«Знаешь что, Серегин, – сказала мне энергооболочка, – а ведь дело в том, что вся нынешняя европейская цивилизация неразрывно связана с оккупацией. Первыми оккупантами были старики-римляне, которые захватили несчастных диких германцев, галлов и бриттов и заставили их бриться, учиться и ходить в баню. Потом европейцы оккупировали уже друг друга, но начало было положено Цезарем и его последователями, принесшими в Европу сокровища цивилизации. Все европейские государства имеют свое начало в завоеваниях, их элита составлялась из победителей, а простонародье из побежденных. Поза унижения, звук „ку“ и штаны, добровольно спущенные для производства внушения розгами. А может быть, и не только розгами. Гомосятина – это тоже европейское изобретение. Отсюда и вся структура так называемой европейской цивилизации. Вы, русские, совсем не такие, а упрямые и злые – завоевывать вас себе дороже. Цивилизацию вместе с христианством вы восприняли от Византии добровольно, и ваша элита большую часть времени составляла плоть от плоти и кровь от крови вашего народа. Не зря же именно ваш Петр Великий выдумал „Табель о Рангах“, когда любой мужик при достаточном везении и усердии к концу жизни мог дослужиться хоть до графа. В Европах такое было исключено. Иногда ваше элита от народа отрывалась, но тогда случались кровавые эксцессы, после чего все возвращалось на круги своя. Даже самые отъявленные тираны у вас правили при полном согласии большей части вашего народа. Холопствующую так называемую интеллигенцию мы при этом в расчет не берем. Именно это обстоятельство вызывает в европейцах лютую зависть рабов к свободным, а вслед за завистью приходит ненависть, желание поработить вас и сделать такими, как прочие европейцы, чтобы спускали штаны по первому щелчку господина».

«Спасибо за разъяснение, – сухо ответил я. – А теперь скажи, что мне в таком случае делать?»

«Как что делать? – хмыкнула энергооболочка. – Конечно же, оккупировать Европу до самого последнего краешка! Если твоя Россия – это Третий Рим, то она должна исполнять обязанности главного носителя цивилизации: зажать всех европейцев в своем кулаке и воспитывать их самым правильным образом. Истину о том, что нет ни эллина, ни иудея, ни обрезанного, ни необрезанного, в тупые головы прирожденных рабов требуется вбивать рукоятью меча, а иначе они ее не поймут».

Вот и поговорили. Однако в мире моей супруги у тамошних старших братьев получилось привести Европу к благообразному состоянию и без тотальной оккупации, на одном лишь Континентальном альянсе, хотя и повоевать для этого тоже пришлось. И помог им в этом добрый кайзер Вильгельм, который, так уж получилось, чувствовал себя частью своего народа, а не оторванным от него господином. А значит, поможет он и мне. А рецепт с оккупацией Европы по самый Ламанш и дальше я оставлю для верхних миров, где таких персонажей в европейской власти уже больше не встречается, и состоит она там из одних американских подхалимов и лизоблюдов.

Итак, закончив с Балканскими делами, я сообщил Николаю, Вильгельму и Георгу, что уже завтра, то есть сегодня, состоится саммит по британскому вопросу. Собственно, звать сюда требовалось только Георга, потому что Вильгельм взял краткий отпуск для поправки здоровья, а Николай бывает у нас довольно часто, навещая находящуюся на излечение жену и сына, а также дочерей, обучающихся ремеслу правительниц.

И вот король Георг, его премьер Асквит, будь он неладен, а также кайзер Вильгельм, русский император Николай и его наследница Ольга Николаевна собрались в моем кабинете, где вместе со мной присутствует Бригитта Бергман. Ее дело – считать мысленные реакции партнеров и невербальным образом мгновенно выдать мне рекомендации. Впрочем, и без ее помощи сразу видно, что оба британца подавлены и, прямо сказать, напуганы, хотя «Неумолимого» я им еще и не показывал: хватило и одного перехода из мира в мир, а также зависших в воздухе над Площадью Фонтана четырех космических истребителей и эскадрона «Шершней», ну и дополняли ритуал встречи красная дорожка и почетный караул, с одной стороны которого стояли ветераны Бородина, а с другой – первопризывные амазонки и бойцовые остроухие. Прямо сцена из «Звездных войн»: прибытие Темного Властелина.

Кайзер Вильгельм, в отличие от британцев, выглядит бодро и преисполнен надежд на лучшее, ведь отныне вся эта мощь на его стороне, и так будет продолжаться до тех пор, пока он не смотрит жадным взором на восток. При этом он понимает, что его собственных заслуг в благополучном исходе авантюры с войной на два фронта нет. Пришел Артанский князь (по-немецки фюрст), и из своих собственных соображений за шиворот вытянул Германию из кровавой каши, пинком наставив ее кайзера на истинный путь. С Вильгельмом мне еще работать и работать, и перспективы этой работы неплохие, а все потому, что кайзер, в отличие от многих монархов, чувствует единство со своим народом. Что хорошо для немцев, то хорошо и для него, и это мне в Вильгельме нравится.

У императора Николая настроение преддембельское. Россия вышла из войны с Центральными державами неоспоримой победительницей, осталось лишь добить Венгрию и разобраться с зажившейся на свете Османской империей, но по сравнению с уже решенными задачами это сущая мелочь. Когда над Константинополем взовьется знамя русской победы, затмевающее Ходынку, Кровавое Воскресенье, Цусиму и прочие безобразия, Николай Александрович с чистым сердцем сможет сказать: «Я устал, я ухожу». Двадцать лет у власти – это очень и очень долго, за это время, если труждаться настоящим образом, можно было отстроить такую Державу, что не только в Европе – во всем мире ни одна пушка не смела бы выстрелить без разрешения из Санкт-Петербурга. Но труждаться император Николай не любит и не умеет, а потому все эти годы Россия развивалась самотеком, постепенно порастая буйной плесенью дикого капитализма. Я уверен, что у Ольги с Кобой получится гораздо лучше.

– Итак, господа, – сказал я, – на повестке дня нашей сегодняшней встречи – мирные предложения Великобритании, желающей вслед за Российской империей выйти из войны с Германией. Скажу прямо: любителям соблюдать только свои интересы я не верю ни в малейшей степени. Совсем недавно британские дипломаты в Вене убеждали императора Франца-Иосифа, чтобы тот смело нападал на Сербию, потому что Российская империя «не посмеет вмешаться». Потом британские дипломаты в Берлине убеждали присутствующего здесь кайзера Вильгельма скорее объявить войну России, потому что Британия, несмотря на имеющийся союзный договор, останется в этой войне нейтральной. Еще чуть позже британские дипломаты в Санкт-Петербурге, совместно со своими французскими коллегами, участвовали в подготовке к свержению и убийству присутствующего здесь русского императора Николая. С такими союзниками и никаких врагов не надо: неизвестно, когда им надоест изображать дружбу и придет в голову блажь воткнуть союзнику нож в спину.

– Да, так и есть, – подтвердил Николай Александрович. – Но должен заметить, что мой двоюродный брат Джордж был во всех этих безобразиях ни при чем, поскольку правительство Великобритании и не думало ставить его в известность о своих планах…

– Вот это-то и плохо, – сказал я, ощущая, как архангел внутри меня поднимает голову и расправляет крылья, – что британский король оказался ни при чем в вопросах, из-за которых его страна была втянута в войну. Заключать с таким государством хоть какие-то соглашения я считаю абсолютно бессмысленным и прямо опасным, потому что сменяющие друг дуга правительства лживы и недоговороспособны, а монарх не может быть гарантом договоренностей, ведь он всегда оказывается не при делах. Присутствующий здесь премьер Асквит – на самом деле существо эфемерное, как бабочка-поденка: сегодня он есть, а завтра, трах-тибидох – глядь, а на его месте уже сидит какой-нибудь Ллойд Джордж. И все это даже без выборов и политической борьбы – исключительно за счет внутрипартийных пертурбаций. С кого потом спрашивать в случае несоблюдения соглашений и прочего иудства, на которое так горазда зловонная британская политика?

– О да, герр Сергий! – воскликнул кайзер Вильгельм, сообразив, к чему я клоню. – Верить лимонникам нельзя ни в коем случае. Эти ради выгоды на пару пфеннигов предадут кого угодно, хоть самого Бога.

В ответ на это заявление за окнами прогремел отдаленный гром, подтверждая справедливость высказывания германского монарха. Заслышав этот звук, премьер Асквит втянул голову в плечи, а король Георг, растерянно глядя на мои нимб, крылья и прочие архангельские атрибуты, спросил:

– Так чего же вы хотите, мистер Сергий из рода Сергиев?

– Мы все, тут присутствующие, хотим, чтобы вы изменились, – ответил я, – и прекратили свою деструктивную политику, инспирирующую раздоры и войны по всему миру. Но это проще сказать, чем сделать, а потому вот вам программа из трех пунктов. Пункт первый: монарх в Великобритании должен стать главой исполнительной власти и верховным главнокомандующим, все министры, включая премьера, а также армия и флот подчиняются лично ему. Король лично назначает и отправляет в отставку правительство, определяет ему цели и ставит задачи, а потом спрашивает с министров за их исполнение. Пункт второй: парламент остается законодательной властью, которая принимает бюджет, спрашивает с министров отчет об их деятельности и проверяет финансовую чистоплотность. При этом у короля остается право законодательной инициативы, вплоть до принятия директивных указов, а также право накладывать вето на решения, принятые законодательной властью, ибо господа депутаты сегодня есть, а завтра нет, а король отвечает за страну перед Богом и грядущими поколениями британцев. Пункт третий: поскольку нынешний британский монарх слаб, безволен и склонен поддаваться постороннему влиянию, что в Основном Потоке уже приводило к тяжким последствиям, ему следует подать в отставку и уступить трон своей сестре Тори, о которой у нас гораздо лучшее мнение. Вот то, что вы должны исполнить, чтобы доверие к Великобритании начало восстанавливаться…

– Но это невозможно, мистер Сергий! – выпучив глаза, заорал премьер Асквит. – Наш парламент никогда не примет такую программу, прямо противоречащую древней Хартии Вольностей!

– Тогда мне придется объявить вашему парламенту и правительству войну на полное физическое уничтожение, – заявил я. – Жизнь царствующих особ бесценна, но вы, как переменные величины в политическом процессе, под это правило не подпадаете. У вашего парламента есть три дня на то, чтобы принять мои вполне разумные и справедливые требования, после чего, в случае отказа, я открою на вас охотничий сезон. Каждого поймаю – и, свернув хартию вольностей трубочкой, засуну в задницу вместе с осиновым колом до самых гланд. А теперь идите, я сказал вам все, что хотел. – Махнув рукой, я открыл портал прямо на улицу Даунинг-стрит. – Лондон там.

– Мистер Сергий, а как же… – промямлил король Георг.

– А вы останьтесь, Ваше британское Величество, – сказал я. – Команда «Пошел вон, пес» относится только к вашему премьеру. Я обещал вашему двоюродному брату, что позабочусь о безопасности вас и вашей семьи, и я сделаю это. Пока вашим политиканам не пришло в голову ничего дурного, необходимо эвакуировать сюда вашу жену и детей, а также сестру Тори. Впрочем, вы можете отказаться от моего предложения и гордо удалиться, но тогда конечный итог этого приключения будет совершенно непредсказуем. На самом деле безопаснее иметь дело с наемными убийцами и серийными насильниками, чем с вашими депутатами и министрами. Пример тому стоит рядом и похож на вас как брат-близнец, ведь в Основном Потоке его совместными усилиями британской и французской агентур не только свергли с трона, но и обрекли на смерть вместе со всей семьей, запретив вам давать им убежище в Великобритании. Все я про ваших вестминстерских деятелей знаю наперед, и ничего из этого нельзя назвать хорошим.

Король Георг посмотрел на Николая, тот кивнул, и тогда британский король сказал:

– Хорошо, мистер Серегин, я остаюсь, и полностью согласен с вами по поводу эвакуации моей семьи. Мой младший сын Джонни болен эпилепсией, и мы с Марией каждый день и час переживаем за его жизнь. Ники телеграфировал мне, что ваши врачи могут помочь моему мальчику…

– Это само собой, Георг, – сказал я. – Вашим сыном займутся сразу, как он окажется в Тридесятом царстве. С этого момента вам уже не надо будет переживать за его жизнь. Для наших врачей действительно нет ничего невозможного.

– Моя отцовская благодарность вам будет безмерна, – склонил голову британский король. – Что касается, моей сестры Тори, то я признаю за ней характер и ум значительно больше моего, а потому без колебаний уступлю ей трон и первым принесу ей присягу как верноподданный. Тори любит Британию, а Британия любит ее.

– В таком случае мы договорились, – сказал я. – А сейчас объявляю спасательную операцию. Форма одежды походная, настроение боевое. Раз-два.

14 октября 1914 года. Три часа пополудни. Великобритания, Лондон, Букингемский дворец.

Принцесса Виктория Великобританская

Чрезвычайная суета началась в Букингемском дворце совершенно неожиданно для его обитателей. Только что было тихо, все занимались своими делами, как вдруг раскрывается дверь Белой гостиной, где мой царственный брат принимал премьера Асквита, и оттуда вместе с встревоженным Георгом появляется престранная компания: во-первых, наш русский двоюродный брат Ники, похожий на моего брата как близнец, во-вторых, весь такой серьезный мужчина в иностранной военной форме, чем-то похожей на русскую, и в-третьих, одетая по-мужски короткостриженая женщина-брюнетка в такой же форме, как и мужчина. А вот премьер Асквит куда-то подевался. Такие чудеса… Люди, которых в нашем дворце не могло быть – появились, а тот, кто был, бесследно исчез, будто его побрали черти.

Первым делом Георг распорядился собрать всю нашу семью в Белой гостиной, и когда это было сделано, сказал:

– Дорогие мои, позвольте представить вам Божьей Милостью Самовластного князя Великой Артании и господина Тридесятого царства Сергия из рода Сергиев…