Текст книги "Год 1914-й. Пора отмщения"

Часть 59

Семьсот пятьдесят шестой день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Переворот в Лондоне случился без всякого моего участия и без единого выстрела. Мне даже не пришлось посылать в воздушное пространство британской столицы вооруженный парализаторами «Каракурт». Едва только Палата Общин с негодованием отвергла программу абсолютизации Британской империи, как через Вестминстерский мост к Парламенту подошли отряды вооруженных до зубов моряков, а со стороны Букингемского дворца туда же промаршировала шотландская гвардия, верная королю будто свора цепных псов. Почетный караул у парадных дверей не стал препятствовать вооруженным людям, желающим войти внутрь, и вот уже король Георг мрачно и торжественно зачитывает с трибуны свою тронную речь.

«Британия оказалась на краю гибели, – произнес он, – но господа депутаты проявили ненужное упрямство. Они не поняли, что от нависшего над их головами Божьего Гнева не защитит ни отделяющее нас от Континента водное пространство Канала, ни королевский военно-морской флот. Господь Всемогущий желает, чтобы мы изменились, и лучше сделать это по-хорошему, сохраняя все нажитое поколениями наших предков, чем под сокрушающими ударами Божьего Бича. Как суверен, являющийся источником власти в Британском королевстве, Мы приняли решение распустить этот состав Парламента, отказавшийся возвращать нам незаконно узурпированные королевские прерогативы[11]11
  до девятнадцатого века система власти в Британском королевстве и была устроена так, как того хотел Серегин. Но потом, скорее всего, в период несовершеннолетия королевы Виктории (конкретная дата не указана), эти прерогативы были переданы правительству, и после этого король или королева могли их использовать только по инициативе премьер-министра. Роспуск Парламента и соответственно отставка сформированного им правительства – это одна из важнейших королевских прерогатив.


[Закрыть], отправить в отставку коалиционное правительство Генри Асквита и назначить временное чрезвычайное правительство, главой которого становится адмирала флота Джон Фишер, наш верный слуга и умнейший человек в королевстве. Также Мы повелеваем начать расследование с целью выяснить, каким образом Британская империя оказалась втянутой в совершенно ненужную ей войну на Континенте, а также тех обстоятельств, при которых британские должностные лица впутались в покушение на моего двоюродного брата русского императора Николая Романова. Вы все задержаны, господа бывшие депутаты и министры – вплоть до того момента, когда будет установлена ваша причастность или непричастность к тем или иным преступным деяниям. Сэр Джон, вам слово».

Потом на трибуну поднялся адмирал Фишер (несмотря на свои семьдесят четыре года, бодрый, как юноша) и огласил состав нового правительства – вроде бы как для проформы, но на самом деле для собравшихся на галерке газетчиков. А старина Джеки в Британии – это фигура, рядом с которой не стоит ни один деятель парламентской говорильни. И все – принцессу Викторию на трон возводить пока не стали, так как до этого ее надо было подлечить, омолодить и слегка обучить, ведь никто никогда не думал, что эта девушка может взойти на престол.

Дальше все пошло по первоначальному плану мистера Асквита, только уже без его непосредственного участия, потому что вместе с мистером Грэем этот персонаж по самые уши оказался замешан и в создании начальных условий для втягивания Великобритании в мировую войну и в заговоре против Николая Второго. Но, независимо от этого, новый министр иностранных дел… Уинстон Черчилль заявил, что Великобритания выходит из войны против Германии и остатков Австро-Венгрии, отзывает свой экспедиционный корпус с территории Франции, освобождает германских подданных, интернированных в концентрационные лагеря, снимает морскую блокаду и начинает с Берлином переговоры о заключении мирного договора.

А у меня вдруг в уме возникла цепочка событий, явно увязанных в единую систему: смерть короля Эдуарда Седьмого, убийство Столыпина, начало массированной антигерманской пропаганды в Великобритании, переход пана Гучкова в непримиримую оппозицию к Николаю Второму, французский трехгодичный закон о военной службе и, как вишенка на торте, выстрелы в Сараево.

«Правильно мыслишь, Серегин, – шепнула мне энергооболочка. – Теперь трясти надо и Гучкова с компанией, и мистера Асквита с мистером Грэем, ибо последний ради того, чтобы втянуть Великобританию в войну, только из трусов выше головы не выпрыгивал».

Первоначальную сортировку задержанных господ депутатов на категории проводили подчиненные адмирала Фишера, снабженные амулетами Истинного Взгляда. Невиновных (а таких оказалось очень немного) провожали до выхода и отпускали восвояси, просто виновных собирали в кучу, для дальнейшей отправки в ссылку с женами и детьми, а очень виновных переправляли в Тауэр для дальнейшего тщательного расследования. И тут мне стала известна еще одна пикантная деталь о британском парламентаризме. Оказывается, до самого недавнего времени (то есть до тысяча девятьсот одиннадцатого года) зарплату депутатам Палаты Общин не платили вообще. Состоятельные люди существовали на свои собственные доходы от бизнеса и земельных владений, а депутаты победнее получали денежное содержание от неких «покровителей», что обеспечили их избрание в Парламент, оплатили расходы на избирательную компанию и возместили прочие траты. Собственно, когда зарплату платить все-таки стали, старая система, от которой воняет серой, как от одного рогатого старичка, тоже никуда не делась.

А вот тут надо брать и трясти не только депутатов, но и их «покровителей», благо на это имеется прямое императивное указание короля Георга. И бысть страх великий в лондонском Сити, ибо большая часть нитей британской грибницы вела именно туда. Если чистить клоаку, то всю и сразу, и британский король, обретший законные права полноправного монарха, понимает это не хуже меня. Собственно, именно поэтому верхушка парламентско-правительственной камарильи провела в Тауэре не больше пары часов, после чего этих деятелей по совету Николая Александровича со всеми необходимыми формальностями переправили в Тридесятое царство в объятия полковника Бригитты Бергман и криминальдиректора герра Шмидта. Особую пикантность ситуации придавало то, что главные британские германоненавистники очутились в руках двух работников государственной безопасности немецкой национальности. И поделом. Но прежде чем по-настоящему приступить к следственным действиям, требовалось изгнать из фигурантов все незаконно подселившиеся в них дополнительные сущности. О, как они орали и корчились, когда отец Александр проводил обряд экзорцизма! И со стороны на это взирали британский монарх, сопровождавшие арестованных следователи Скотланд-Ярда, а также Николай Александрович, его брат Михаил, Владимир Ильич и некоторые другие люди, которых это касалось по долгу службы.

– Брат мой Сергий, что это с ним? – спросил Георг, когда привязанного к стулу Генри Асквита от наложенной на его лоб руки отца Александра начали бить сильные корчи, а изо рта клочьями полезла пена.

– Так выглядит человек, из которого при помощи святой молитвы изгоняют оседлавшую его разум злую потустороннюю сущность, – сказал я.

– А что, такое и в самом деле бывает? – спросил король, с ужасом глядя на происходящее.

– Да, бывает, – ответил я. – И гораздо чаще, чем это хотелось бы видеть. Если какой-то человек, помимо обычных пороков похоти, алчности и жажды власти ради самой власти, испытывает чувство беспричинной вроде бы злобы и ненависти, то это, скорее всего, означает, что он оседлан злыми сущностями. Если этот персонаж оказывается маленьким человеком, то это серийный убийца или как минимум домашний тиран. Если он политик или, не дай Бог, монарх, то тогда от него следует ожидать развязывания жестоких и бессмысленных войн, не приводящих ни к какому результату, но зато обремененных множеством жертв. Такой была ваша бабка королева Виктория, продавшая душу дьяволу из-за несчастной любви к русскому цесаревичу Александру Николаевичу. Впрочем, у вас, британцев, это явление частое, но не повсеместное, но вот ваши кузены, под корень истребившие коренное население североамериканского континента, поражены им почти поголовно.

– До мисс Лаллы няней в нашей семье была совсем другая женщина, – сказал Георг, -разведенная и бездетная, относившая к детям с необъяснимой неприязнью. Когда мы об этом узнали, то сразу ее уволили. Это было оно?

– Скорее всего, – сухо ответил я. – Злые сущности питаются болью, страхом и моральными страданиями своих жертв, а потому желают превратить в филиал ада весь мир или хотя бы отдельно взятую семью. Мучения беззащитных и безответных детей для них даже предпочтительней. Я, напротив, защищаю всех слабых и сирых, а злых караю безо всякой пощады. Но, тихо, Ваше Величество, экзорцизм завершен, и сейчас начнется сам допрос.

Впрочем, Бригитта Бергман решила иначе. Закончив с Генри Асквитом, отец Александр перешел к Эдуарду Грэю, и когда тот тоже оказался освобожден от привязки к Отцу Лжи, начальник нашей службы безопасности наложила на этих двоих заклинание очной ставки «Эль-Скандаль». Совести у них совсем чуть, зато инстинкта самосохранения и желания выйти сухими из воды хоть отбавляй, а потому топили они друг друга самозабвенно – и по делу о развязывании войны, и по делу о попытке государственного переворота в Российской империи. Как я и предполагал, курс на мировую войну был взят еще в восьмом году, сразу после смерти предыдущего премьера Кемпбелла-Баннермана, последнего либерала старой школы Гладстона, а спусковым триггером, побудившим резко ускорить подготовку к свержению в Российской империи законной власти, стал переворот в Болгарии, создавший предпосылки к проведению наступательной Константинопольской операции. Впрочем, подтвердилась и догадка о том, что «февральская революция» – это никакой не экспромт и не эксцесс исполнителя, а заранее запланированное событие, которое должно было случиться на завершающем этапе общеевропейского конфликта. Два архитектора этой политики с британской стороны сидели перед нами и в приступе взаимной ненависти и отчаяния выблевывали свои зловонные тайны. Для полноты картины осталось таким же образом допросить участников парижской камарильи, Клемансо и прочих, после чего дело о подготовке к массовому смертоубийству можно будет сдавать в архив.

Король был удивлен, король был поражен, король был разозлен, и в то же время морально уничтожен. Вся эта игра со спичками происходила прямо у него под носом, а он ее не замечал, пока над головой не заполыхала крыша. Намного спокойнее воспринял происходящее император Николай, ведь слова подследственных прямо подтверждали то, что я объяснял ему с самого начала своего знакомства. Впрочем, и он сам тоже пригрел у себя на груди клубок похожих змей, и чуть было не поплатился за это собственной жизнью. При этом его брат убедился, какое это опасное явление – личный секретарь британского подданства, а Ильич получил еще один урок политической беспринципности. Кстати, он тоже в свое время втащил в руководство своей партии целое кубло агентов британского влияния, через что созданное им советское государство претерпело немалое количество бед.

– И как это называется, товарищ Серегин? – спросил он у меня, заложив большие пальцы рук за проймы жилета.

– Это называется мировой империализм как он есть, – ответил я. – Сейчас эпицентр этого явления расположен в лондонском Сити, но в самом ближайшем будущем он переберется за океан, в славный город Нью-Йорк, на улицу Уолл-стрит. Не все продают душу дьяволу ради мести или из-за несчастной любви, у некоторых побудительным моментом для такого решения становится алчность и жажда власти, являющиеся главным модусом европейской цивилизации.

– А что является главным модусом российской цивилизации? – прищурился на меня товарищ Ульянов-Ленин.

– Главным модусом российской цивилизации является поиск правды, – ответил я. – Именно поэтому основанное вами справедливое народное государство смогло продержаться на мировой арене не семьдесят дней, как Парижская Коммуна, а семьдесят лет, и загнулось исключительно из-за ваших ошибок при конструировании партии нового типа. Место пустоголовым болтунам вроде товарища Зиновьева и этническим националистам вроде Свердлова должно быть на помойке истории, а не в руководстве большевистской партии и молодого советского государства. Впрочем, мы с вами об этом говорили, и не один раз. А теперь вы подумайте: если эти британские деятели так враждебно относятся к полуфеодальной Российской империи, с которой у них нет и не может быть никаких классовых противоречий, то какова должны быть их ненависть к первому в мире государству рабочих и крестьян?

– А вот тут вы, товарищ Серегин, абсолютно правы – и по первому, и по второму и по третьему вопросу, – поежившись, сказал Ильич, – а я, соответственно, ошибался. И русский народ, оказавшийся уникальным явлением, недооценил, и партию собрал из того, что попало под руку, и за образец государственного устройства взял Европу, что потом дало свои негативные плоды. Ну что же, отрицательный результат – тоже результат, а потому теперь попробуем взяться за дело с другого конца. Придуманный вами тандем из товарищей Ольги и Кобы, способный объединить все здоровые силы нации, внушает нам определенный оптимизм. Но, скажите, что теперь будет со всеми этими архиомерзительными британскими деятелями?

– Их мы погрузим в стасис, – хмыкнул я, – и поставим на склад до лучших времен, когда к ним можно будет присоединить их французских подельников. Итогом этой войны станет международный трибунал, который осудит и ее поджигателей, и тех, кто переполнил Европу горючим материалом. Правда, на скамье подсудимых будет не хватать старого придурка Франца-Иосифа и кое-кого еще, но, к сожалению, судить его и еще нескольких персонажей вроде Бисмарка можно будет только посмертно. Главное – припечатать их так, чтобы никто и никогда не смел повторить ничего подобного.

– Лично мне идея с международным судом не очень нравится, – вздохнул король Георг, – но, наверное, вы правы, и по-иному нельзя, если мы не хотим лет через двадцать танцевать те же танцы. Но, скажите, что вы посоветуете делать с теми господами депутатами, которые не строили коварных планов, собираясь разрушить мир, а всего лишь послушно голосовали за то, на что им указывали их «покровители» и вожди фракций?

– По подвигу должна быть и награда, – ответил я. – Если главарей должна ждать виселица по приговору суда, то этих я посоветовал бы отправить в ссылку голыми и босыми в один из миров Каменного века, вместе с их женщинами и детьми. И туда же я свалю рядовых участников заговора против вашего двоюродного брата Ники. Даже в те далекие времена острова Полинезии – весьма приятное место для жизни, так что это не будет отправка на смерть, но даже там хлеб насущный надо будет добывать в поте лица. Есть у меня на примете один такой мир, который я еще ни разу не использовал для складирования отработанного человеческого материала. Да будет так!

18 октября 1914 года. Полдень. Румыния, Бухарест, Королевский дворец.

С самого начала войны либеральные власти румынского королевства занимали позицию стервятника, высматривающего, что и от кого можно будет урвать: то ли Трансильванию у Австро-Венгрии, то ли Бессарабию у России. Тем временем события в мире шли своим чередом: на западе французский фронт обвалился, как стена подгнившего сарая, на востоке Российская империя сначала нанесла Германии поражение в Восточной Пруссии, а потом перешла к планомерному избиению Австро-Венгрии. Под тяжелыми ударами от империи Габсбургов во все стороны летели клочья плоти и брызги крови, и румынские дипломаты решили, что пришел их час отцыганить себе Трансильванию. Но император Николай, настропаленный Артанским князем, послал попрошаек подальше. Мол, все мы про вас знаем, проваливайте отсюда, пока слуги не прогнали вас палками. И русский министр иностранных дел Сазонов ничем не мог помочь несчастным просителям, как они его ни упрашивали. Мол, ничего нельзя сделать, и точка.

Потом события и вовсе понеслись кувырком: нападение на Российскую империю Турции, переворот в Софии, распад Австро-Венгрии, русско-германское и русско-австрийское мирные соглашения и напоследок переворот в Великобритании и выход этой страны из войны с Германией и Австрией. И одновременно пришло известие, что русские армии почти без боя взяли Прессбург-Братиславу и форсировали Дунай (перешли по мостам), угрожая выходом к Будапешту с северного и западного направления. А в Болгарию (пока морем) прибывали все новые и новые русские контингенты, накапливая ударный кулак для проведения Константинопольской операции. Прибывали воинские эшелоны с ветеранами Восточно-Прусской операции и в Бессарабию, куда спешно перебрасывались Вторая и Первая армии. Российская империя разворачивалась на юг, облик Европы менялся на глазах, но румынам при этом оставалось только стоять на обочине, глотать чужую пыль и ждать худшего.

И вот настал момент, когда это худшее наконец прилетело и к поедателям кукурузной мамалыги. Россия, Германия, Австрия и Великобритания (мнение Франции значения не имело) денонсировали Парижский и Берлинский трактаты, в связи с чем предъявили Бухаресту ультиматум очистить Северную, а заодно и Южную Добруджу, передав эти территории в состав Болгарии. Срок исполнения – трое суток, а то как бы не стало хуже, ибо денонсация Парижского трактата полностью выбила почву из-под химеричного государства цыган-попрошаек. Де-юре Континентального Альянса еще нет, а де-факто согласованная политика вдоль оси Лондон-Берлин-Петербург с благословения Артанского князя уже выстроилась.

По этому поводу румынский премьер Ионел Брэтиану (он же военный министр и лидер правящей национал-либеральной партии), а также министр иностранных дел Эммануил Порумбару прибыли в королевский дворец испросить совета своего монарха, как быть. А там на королевском троне ботаник (во всех смыслах) Фердинанд Первый, правда, уравновешенный супругой Марией Эдинбургской, по одной линии происходящей от британской королевы Виктории, а по другой – от русского императора Александра Второго. На троне эта парочка всего несколько дней, и еще не успела освоиться и осмотреться, ибо предыдущий монарх Кароль Первый скончался всего неделю назад. А тут такой неожиданный афронт. В основном визитеры надеялись, что их новая королева использует для разрешения ситуации свои родственные связи в Санкт-Петербурге и немного в Лондоне.

– Ваше королевское величество, – проблеял Эммануил Порумбару, обращаясь к Марии Эдинбургской, – вы же британская принцесса и родственница Дома Романовых, ну неужели вы ничего не можете сделать, чтобы отменить этот ужасный ультиматум?

Королева посмотрела на своего министра сожалеющим взглядом, как на мальчика с особенностями в развитии, и ответила:

– Господин Порумбару, должна заметить, что родственные связи монархов в современной политике не имеют никакого значения, тем более что решение пустить ваше королевство на колбасу принято не в Лондоне, и даже не в Санкт-Петербурге, а в некоем Тридесятом царстве безжалостным и неумолимым Великим Артанским князем Сергеем Сергеевичем Серегиным, Посланцем Всемогущего Господа, Защитником русских, сербов и болгар, а также Бичом Божьим. Все он про вас знает, даже то, о чем вы сами пока не догадываетесь, а потому смотрит на румынское королевство как на какашку, нечаянно поданную на обеденный стол. Ну кто вас заставлял зариться на русскую Бессарабию и даже на Одессу, к которой вы вообще не имеете никакого отношения?

– Но идея Романиа Маре (Великой Румынии), требует, чтобы мы присоединили к нашему королевству все окрестные земли, населенные румынским народом! – вскричал Ионел Брэтиану, взмахнув руками, будто собирался взлететь.

– Тут в окрестностях у каждого есть по великой идее, – сказала королева. – Вы хотите построить Великую Румынию, болгары – Великую Болгарию, сербы – Великую Сербию, а греки – Великую Грецию, и общего между всеми мечтателями о великом только то, что у них нет никаких возможностей воплотить свои замыслы собственными силами. Тридцать пять лет назад на Берлинском конгрессе вы выпросили себе Северную Добруджу, и отдали вам ее только потому, что в противном случае она досталась бы России или Болгарии, а как раз их европейские державы тогда хотели урезать в амбициях и унизить. Год назад вы ни у кого ничего не стали просить, а просто украли Южную Добруджу у болгар, пока те воевали с обокравшими их сербами и греками. Вы, господа, воры и попрошайки, и именно в таком качестве вас воспринимают все соседние народы, и не только они. Так как выступать против русских в последнее время стало небезопасно для здоровья, то никто и не подумает за вас заступаться, и это факт. Смиритесь и отдайте болгарам то, что вы у них украли, иначе будет только хуже.

– Но мы не можем отдать Добруджу, и не хотим ее отдавать, потому что это противоречит нашей великой идее! – воскликнул премьер. – К тому же это попросту невозможно, ведь у многих очень уважаемых людей там имеется собственность, которую болгарские власти сразу же секвестируют в свою казну. И вообще, мы хотим расширения территории Румынии, а не ее уменьшения.

– Тогда готовьтесь к войне, – сказала королева, – причем к войне в манере Артанского князя, когда для вас не будет ни одного безопасного уголка. Даже Великобритания, на что уж могучая держава, предпочла не связываться с силой неодолимой мощи. Когда депутаты Парламента решили вдруг заупрямиться, то армия и флот сказали свое веское слово и отправили их в отставку. У вас еще есть три дня, чтобы принять самое верное решение, после чего я не дам за ваши жизни даже гнутого пенни.

– Но почему, Ваше Величество, почему все вдруг стало так плохо?! – заголосил Ионел Брэтиану, хватаясь за голову. – За что Всемогущий Господь разгневался на нас, несчастных, настолько, что наслал на Румынию этого ужасного Артанского князя? Ведь мы молились Ему каждый день, жертвовали церкви и на благотворительность, а Он все равно карает нас так жестоко?

– Об этом вы спросите у Бича Божьего, когда он придет разбираться с вами в своей манере, – холодно ответила королева Мария. – Могу только сказать, что Ники писал мне о том, что господин Серегин и его Патрон люто ненавидят лжецов, воров, попрошаек, интриганов и тех, кто предает и бьет в спину. А вы – все это вместе взятое, и ваши грехи не отмолить и не откупить никакими пожертвованиями на благотворительность. Господь, как говорит Артанский князь, взяток не берет.

– Вы, Ваше Величество, говорите так, будто отделяете нас от себя, – взвился уязвленный премьер-министр. – Разве вы уже не король, и королева Румынии и не должны заботиться о ее благополучии?

– Мы с супругом никоим образом, даже номинально, не причастны к устроенным вами безобразиям, – сказала королева Мария, – а поэтому не ждем от господина Серегина даже слов легкого порицания. И вы тоже заботились отнюдь не о благополучии Румынии, а только о своем собственном. И так было с самого начала существования этого государства. Разве не ваш отец, Ион Брэтиану, организовал «Чудовищную Коалицию» либералов и консерваторов, которая полвека назад свергла первого и единственно законного князя Румынии Александра Кузу только за то, что тот хотел облегчить положение бедствующего крестьянства? Разве не ваша партия семь лет назад силой оружия подавляла крестьянские волнения, не останавливаясь перед тем, чтобы стрелять в бунтующие толпы? Но, как оказалось, и на вас нашлась управа…

– Не забывайтесь, госпожа Мария! – заорал, выйдя из себя, Ионел Брэтиану. – В нашей власти организовать вам абдикцию, если не чего похуже! В Сербии были уже похожие прецеденты.

– И долго вы после этого сами рассчитываете прожить? – прищурилась на премьера Мария Эдинбургская. – Выговорив себе право призывать и свергать королей[12]12
  В Румынии парламент имел право принимать законы, регулирующие вопросы престолонаследия. Такая чехарда случилась с сыном Фердинанда I Каролем II. В 1926 году его отдельным законом отставили от наследования престола, назначив наследником внука Михая I, установив над ним опеку Регентского Совета. В 1930 году этот закон отменили и опального наследника позвали на трон, отставив несовершеннолетнего Михая, а в 1940 году, после того как Румыния была вынуждена отдать Венгрии половину Трансильвании, а Советскому Союзу – Бессарабию, его снова свергли решением генерала Антонеску, на это раз уже окончательно.


[Закрыть], вы, господа крупные землевладельцы, решили, что стали настоящими господами этой земли, стоящими выше всех божеских законов, ибо человеческие законы вы пишете сами. Мне и моему мужу жаль несчастный румынский народ, оказавшийся во власти таких уродов, как вы. Не так ли, дорогой?

– Конечно, дорогая, – наконец-то очнулся Фердинанд Первый, – нам жаль наших подданных, которыми правят такие непроходимые болваны. А еще мы ничуть не боимся абдикции, потому что это продлится очень недолго, а убить нас у господ либералов попросту не хватит духу, ведь они все до последнего отчаянные трусы, и никто из них ни разу не господин Димитриевич. А теперь, господин Брэтиану, идите отсюда и думайте, как вам быть. Отдать Добруджу и жить дальше, поджав хвост, или бросить вызов силе неодолимой мощи и поставить на кон свою голову. Я бы выбрал первый вариант, но у вас жадность может оказаться сильнее инстинкта самосохранения. – Хлопнув три раза в ладоши, король возгласил: – Эй, охрана! Проводите этих господ до выхода и проследите, чтобы они не заблудились.

20 октября 1914 года. около полудня. Франция, Бордо, Площадь Парламента, дом 1, заседание коалиционного правительства Рене Вивиани.

В начале войны Францией управляло «социалистическое» правительство Рене Вивиани, сформированное по результатам апрельских выборов четырнадцатого года. Президентом в это время был старый оппортунист[13]13
  во Франции слово «оппортунист» – это не уничижительная кличка в политической дискуссии, синоним лица нетрадиционной сексуальной ориентации, а обозначение принадлежности к республиканской партии, иначе еще называемой «партией Гамбетты».


[Закрыть] Раймон Пуанкаре[14]14
  двоюродный брат математика Анри Пуанкаре, юрист и политик, знаменитый тем, что одно время был адвокатом Жюля Верна в деле о незаконном использовании образа изобретателя Тюрпена.


[Закрыть], имеющий во французском народе прозвище «Poincaré la guerre», то есть «Пуанкаре-война». Войну во Франции ждали, к ней готовились и приближали ее как могли – тем горше для французских политиков было ее катастрофическое начало. В результате стремительного наступления германской армии по плану Шлиффена Третья Республика потеряла треть своих пахотных земель и почти три четверти всей промышленности, сосредоточенной в наиболее развитых северо-западных департаментах. И даже французское правительство, президент, парламент и дипломатический корпус бежали из Парижа под покровом темноты, будто крысы, в ночь со второго на третье сентября.

Примечания авторов:

Битва на Сене послужила французам слабым утешением: враг был отброшен от стен французской столицы, но, несмотря на это, фронт находился не далее чем в двух пеших переходах от Парижа. Встречное сражение с превосходящими вражескими силами обескровило ударную группировку генерала Галлиени, после чего та, наплевав на все свои довоенные уставы, стала зарываться в землю на достигнутых рубежах. Фронт встал, как лед в начале зимы на русской реке (во Франции такие явления, как ледостав и ледоход, попросту отсутствуют), и сдвинуть его с места не было никакой возможности, потому что необходимой для этого тяжелой артиллерии во французской армии не имелось в принципе. Линия протяженностью примерно в шестьсот километров несколькими рядами траншей с той и другой стороны перечеркнула северную Францию от швейцарской границы до побережья Ламанша.

А в это время на Востоке сражения гремели одно за другим, русская армия побеждала своих врагов, шла вперед, занимала территории, окружала вражеские группировки и вынуждала их к капитуляции. Вот эти русские победы на фоне сплошных французских неудач возбуждали в правящей Третьей Республикой политической клике лютую зависть к более удачливому союзнику. А то как же: просвещенные и высококультурные поедатели лягушачьих лапок обдристались по полной программе, а неграмотные славянские дикари оказались овеяны славой победителей. Именно это чувство, а отнюдь не пассивность русской армии на берлинском направлении, и тем более не угроза захвата Черноморских проливов, стало главным побудительным мотивом к инспирированию в Санкт-Петербурге государственного переворота. Одни англичане без французской помощи не смогли бы поделать там ровным счетом ничего. И вот, совершив самую большую глупость в своей истории, французы вдруг поняли, что раньше все было не так плохо, и только теперь наступил настоящий амбец.

Выживший в покушении и разъяренный как подраненный тигр, император Николай принялся рушить самые основы французского мироздания, выводя свою страну как из состава Антанты, так и из состояния войны с Германской империей. С этого момента больше не было Восточного фронта, оттягивающего на себя хоть какое-то количество германских солдат, но оказалось, что и это еще не самый последний удар. Вслед за русскими на выход из Антанты заторопились любители соблюдать только свои интересы. Сначала французская разведка стала получать сведения о попытках тайных закулисных встреч британских и германских дипломатов в Швеции и Швейцарии… А потом неожиданно, как гром среди ясного неба, случился военный переворот в Лондоне, вернувший королевские прерогативы под прямое управление монарха, после чего король Георг объявил о выходе Великобритании из войны с Германией и Австрией. А вот это уже была настоящая катастрофа. Британский экспедиционный корпус занимал сто километров фронта на крайнем левом фланге линии соприкосновения союзников и кайзеровской армии, и эту дыру надо было срочно чем-то затыкать.

По этому поводу в присутствии президента Пуанкаре и лидера республиканской оппозиции Клемансо состоялось совещание военного кабинета, включавшего в себя самого премьера Рене Вивиани, министра иностранных дел Теофиля Делькассе, военного министра Александра Мильерана, морского министра Виктора Огагнера, министра внутренних дел Луи Мальви и министра юстиции Аристида Бриана. Впрочем, все эти деятели были чистыми политическими функционерами, без малейшей профессиональной специализации, и при очередной перетасовке министерской колоды могли получить самые неожиданные назначения. Еще одним участником этого совещания была незримая тень ужасного Артанского князя, покровителя русских, сербов и болгар, серым облаком парящая под потолком и навевающая на его участников ощущение леденящего ужаса.

– Месье, – сказал Александр Мильеран, – новость последних часов, переданная мне генералом Жоффром, гласит, что англичане уходят со своих позиций, даже не предупредив об этом наше командование. Думаю, что падение Руана и Гавра – дело двух-трех ближайших дней, потому что французских частей на том направлении нет совсем.

– Месье Делькассе, – сказал президент Пуанкаре, – скажите, неужели наши дипломаты ничего не могли сделать, чтобы предотвратить выход из войны России и Великобритании?

– Они сделали все что могли, но добились только прямо противоположного, – ответил министр иностранных дел. – Мы хотели привести к власти в Петербурге послушных нам людей, но переворот провалился, в результате чего власть русского царя окрепла еще больше. Это все так называемый самовластный Артанский князь Серегин, называющий себя защитником русских, сербов и болгар, а также Бичом Господа Бога. Этот весьма могущественный и крайне воинственный господин, вмешавшись в войну, полностью разрушил все наши планы. Так, нам известно, что еще до сражения под Танненбергом он поклялся, что ни один русский или артанский солдат не погибнет ради возвращения в состав Франции Эльзаса и Лотарингии. За пределами этой максимы мы были ему безразличны, при этом решение германской проблемы он отодвинул на самую последнюю очередь после уничтожения Австро-Венгрии и разгрома неожиданно вылезшей на сцену Османской империи. С самого начала он объяснял русским генералам, что затея бошей взять Париж с ходу непременно потерпит фиаско, а потому каждый должен решать свои проблемы, тем более что Россия, в отличие от Франции, этой войны не хотела и всячески старалась предотвратить ее развязывание. Но после нашей попытки совершить в России переворот отношение этого монстра к нашей Милой Франции стало резко враждебным, и он фактически объявил ей войну. По крайней мере, то, что он сказал нашему послу Палеологу на встрече с императором Николаем, иначе трактовать невозможно. Правда, основные угрозы были направлены в адрес Великобритании, но и Франции этот человек не обещал ничего хорошего.