Текст книги "Милый Ханс, дорогой Пётр"

– Хорошо, Афонин! Теперь вперед.

Все тот же луч, ушедший было вверх по проселку, замер вдруг, а затем в долю секунды переместился на место их недавней стоянки. Та же торопливая рука двинула его вниз, мелькнуло зачехленное дуло пушки, но тягач резко вывернул и, сделав замысловатую петлю, ушел в сторону.

– Что, Афонин? У страха глаза велики? – смеялся Костин.

Водитель лишь неопределенно хмыкнул. В отличие от Костина он был совершенно спокоен.

– Таксист, кто?

– Почему таксист?

– Несговорчивый.

– Нет, не таксист, – сказал Афонин. – А вот насвистывать в машине ни к чему.

– Не понял? Кто свистит? – удивился Костин.

– Вы, кто! Всю дорогу.

– Гм. Интересно.

Подъехали к развилке. Костин достал карту. Включил карманный фонарик.

– Направо. Спускаемся к речке. Слушать команду и выполнять. Не останавливаться. Вы меня слышите?

– Так точно.

– Автобус водите, не иначе. Или трамвай. С остановками!

– Троллейбус.

– Какой маршрут?

– Шестой. Вокзал – обсерватория.

– А что за значок у вас я видел?

– Депутатский.

– Вот как. Депутат?

– Да, райсовета.

– Власть!

Афонин с непроницаемым видом продолжал вести машину. Лейтенант молчал.

Остановились на рассвете. Впереди за деревьями просматривалась светлая гладь воды – была река, и по ней, по всему ее свинцовому зеркалу, как пулями, вздымаясь струйками, решетил дождь.

Костин вышел из кабины. Спустился на берег. Стоял, не замечая дождя.

– Вот тебе и ручей! – услышал он голос за спиной. Сержант Пухов, а за ним уже и Слонов с Султаном подошли к воде.

– Тут же ручей был, нет? – продолжал сержант. – Помнишь, как мы тут через него прыгали? Ну точно! Смотри, как вспухло…

– Дожди, – заметил меланхолически Султан.

Никто из них и не поежился и не сделал попытки укрыться – этот хлещущий дождь они, похоже, воспринимали как должное или вовсе не воспринимали.

– Так что делать будем? Пройдем? – спросил Пухов. – А где тут этот шофер? Давай его сюда!

Слон послушно отправился за Афониным. Сам сержант без слов стал раздеваться, сбросил сапоги, снял и свернул гимнастерку, в одних трусах ступил в воду. За ним, проделав то же самое, полез в воду Султан.

– Там неглубоко вроде, – сказал из воды сержант и поднял вверх руки. – А у тебя как?

– А у меня вот до шеи, – отозвался Султан.

Всю эту сцену наблюдали теперь и новенькие – Афонин со Спиркиным и пришедший с ними Слонов. Тот, впрочем, уже раздевался.

– Не надо, – сказал ему Костин.

– Ничего, за компанию. – Слонов грузно входил в воду.

Новенькие смотрели, не скрывая удивления.

– Ну как, водитель, – кричал из воды сержант. – Пройдем? Не утонем? Вот смотри глубину! Полезай!

Афонин молчал, выражая всем своим видом скептический интерес к происходящему.

Но уже раздевался и новенький – Спиркин. Начал с очков – спрятал их в карман, потом, стоя на одной ноге, чтобы не садиться на мокрую землю, стягивал с себя сапог, потом посмотрел в нерешительности на Костина – стянул и второй сапог. Но Костин сказал не глядя:

– Отставить. Не нужно. – И всем остальным: – Всё. Ясно. Идем в объезд.

И продолжали путь: Костин с Афониным в кабине, остальные в кузове, под брезентовым верхом, за ними – орудие. Из кузова слышались голоса, смех. Афонин невозмутимо вел машину. Костин смотрел на карту.

– Это вы что, служили вместе? – спросил вдруг Афонин.

– Служили, да.

– Я вижу, веселая компания.

– Вас что-нибудь не устраивает, Афонин?

– Да нет, чего же. Только в воду зря лезли, видно же невооруженным глазом – глубина там…

Костин повернулся, посмотрел, промолчал.

К ночи дождь прошел, открылось чистое ночное небо в звездах. Костин стоял, задрав голову, будто что-то искал на звездной карте небосвода, или ждал чего-то, или заметил нечто, ведомое ему одному. Рядом под плащ-палатками спали Пухов и Султан, темнела масса тягача с зачехленным орудием.

Костин двинулся в глубь леса. Сдавленный голос остановил его:

– Стой, кто идет?

– Свои. Карабин, – сказал Костин, отзываясь на отклик Слонова.

– Кустанай! Ты чего не спишь?

– Проверяю вашего брата, – сказал Костин.

– Пить хочется до смерти, – признался Слон. – Всю дорогу пью, пью, никак не утолю, с чего бы это?

– На, попей. Родниковая. – Костин протянул ему флягу. – Ну как, вытащим ее завтра на руках?

– Ты о чем? Пушку-то? А тягач?

– Шум от тягача.

– Ну вытащим, значит, – сказал Слон. – Куда денемся? Ты при часах? Сколько там?

– Три.

– Часы пропил, представляешь, – пожаловался Слон. – Что это?

Далеко в небе взметнулась ракета.

– Это не нам, – сказал Костин. – Ладно, стой. Скоро сменим…

Другой часовой сидел на поляне при лунном свете на пеньке. Блестели очки – это был Спиркин. Костин подошел к нему, поднял с травы автомат.

– Это вы? – вяло произнес Спиркин. – Добрый вечер.

– Вот именно. Сейчас я вам пулю в лоб – и будет добрый вечер! – усмехнулся Костин. – Я же у вас оружие отобрал.

– Ну зачем уж так, – сказал мирно Спиркин. – Вы что курите?

– Трубку. – Костин стоял над ним. – А почему здесь? Где ваше место?

– Там. – Спиркин показал.

– Боитесь темноты?

– Боюсь, – признался Спиркин.

– Ну? И что мне с вами делать?

– Пулю в лоб.

– Вояка! – пробурчал Костин.

– Да.

– Работаете где?

– Горпроект… я архитектор. А мы с вами встречались, между прочим, – сообщил Спиркин, поднимаясь с пенька. – У Вали Тихоновой.

На Валю Тихонову Костин не отреагировал.

– Я действительно с темнотой… того, не в ладах. Это не трусость, это имеет свое название. Как боязнь высоты.

– Не знаю, не слышал.

– Герман Иванович!

– Товарищ лейтенант, – поправил Костин.

– Герман Иванович, – настоял на своем Спиркин. – Вот я наблюдаю за вами уже который день. Я понимаю. Условия, приближенные к боевым. Но зачем уж так приближать? Вы что, находите в этом удовольствие?

Костин молчал.

– А вы не думаете, – продолжал Спиркин, – что, если бы вас сейчас увидели ваши знакомые или коллеги, они бы, наверное, удивились. Нет? Выглядите странно, вы уж поверьте…

– Мне это безразлично.

Спиркин смотрел с любопытством.

– Что, нравится воевать?

– Да. Нравится. – Костин протянул ему автомат, показал рукой. – Туда, Спиркин. На место.

Спиркин нехотя двинулся в темноту.

Костин услышал за спиной громкий тяжелый вздох. Обернулся, увидел сержанта Пухова в лунном свете.

– Что, Пухов?

– Так… Все думаю – вдруг Родина-мать позовет? – сказал сержант. – Вдруг какая заварушка, всех нас, допустим, в ружье поголовно! Между нами, я не исключаю. Так ты на него посмотри, вот на этого… – Иван Корнилович кивнул вслед Спиркину. – Защитник, ёлки-палки! Солдат отечества! А ведь это наша пятая колонна – посмотри, сколько их таких развелось!..

Как бы в подтверждение слов сержанта Спиркин споткнулся в темноте, затрещал сучьями.

– Вот! – начал было Пухов, но вдруг замолчал, замер: донесся мерный нарастающий гул мощных моторов.

Выбежали на опушку заспанные Афонин с Султаном, за ними Слон. Гул нарастал, танки были рядом.

– Ложись! – скомандовал Костин, и они упали на траву.

Два танка с грохотом прошли мимо, полоснув светом кустарник. А они всё лежали на опушке, замерев, слыша уже не грохот, а еле различимый шум шагов. Шаги приближались… И вот затрещал кустарник, в бледном свете возникли фигуры с автоматами наперевес…

И тут Слон, вскочив, прыгнул и повис на плечах замыкающего. Оба повалились на землю. Султан тоже было вскочил, готовый броситься врукопашную, но тут услышал смех…

– Свои! – сказал с облегчением Пухов.

Ранним утром они вытолкнули пушку из леса, покатили к пригорку. Катили под уклон бесшумно и быстро, стремясь разогнаться перед пригорком, но, лишь начался подъем, пушка встала, и они, рыча от напряжения, толкали ее рывками, пока не выдохлись.

Сели на траву. Сидели, ослепленные утренним солнцем, нестерпимо ярким после долгого лесного сумрака, потом разом поднялись и, решительно поплевав на ладони, снова взялись, подналегли… Подналегли и сдвинули пушку, отвоевав у пригорка еще метр-другой, и еще метров пять оставалось, но эти крутые метры – они сейчас поняли ясно – им было не одолеть. И Султан со Слоном опять опустились на траву, а Крокодилыч, присев на станину, снял сапог, начал перематывать портянку. А Спиркин все стоял, глядя на Костина: капитуляция?! Спиркин смотрел на Костина, а Герман Костин, задрав голову, смотрел в небо, где вспыхнули одна за другой две сигнальные ракеты. И он скомандовал:

– Встать! Пушку на прямую наводку! Взялись!

И они встали и взялись, потому что при отсутствии выхода выход был один-единственный: толкать! Толкать на этот проклятый стратегический пригорок. Но встали не все, Султан по-прежнему лежал, не сидел уже – лежал! – на траве, прикрыв глаза.

Костин подошел к нему, слегка надавил сапогом на локоть.

– Ты сейчас встанешь, – сказал он.

– Не могу, – отозвался Султан.

– Можешь!

– Да не могу, слушай! – совсем мирно сказал Султан и приподнялся на локте. – Честное слово. Ну зачем тебе это, Гера? Ты уже чересчур. Ну вкатим не вкатим, какая, к черту, разница. Мучить себя и других…

Он не договорил. В следующее мгновение донесся издалека грозный гул, и Спиркин произнес звонким взволнованным голосом:

– Танки!

И без него было ясно, что танки, гул нарастал, и силы, не подвластные воле, ни чужой, командирской, ни своей, вдруг сейчас удвоились: они закатили орудие на пригорок; тут же подъехал газик, вышли офицеры-посредники с повязками на рукавах, солдат с рацией. И вот на противоположный берег выползли из леса танки, плавающие бэтээры и автомашины с понтонами для наведения моста. Головной танк, уверенно ведя колонну, устремился вниз, к реке. Костин скомандовал, пушка ударила по танку, тот замер у самой воды. Пушка стреляла холостыми, но стреляла, издавая орудийные звуки. И, как в настоящем бою, лейтенант командовал, бойцы расчета, подносчик, заряжающий, замковой, наводчик, делали каждый свое дело – секунда за секундой. Пушка стреляла, и танки спешно разворачивались, стремясь уйти с открытого склона в лес, но застывали беспомощно на берегу, повинуясь команде посредника. Уже две боевые машины, так и не успев вступить в бой, стояли на склоне, пораженные невидимой артиллерией. Третий танк успел повернуть башню, они увидели наведенное на них дуло… Пушка и танк выстрелили одновременно. “«Седьмой» уничтожен!” – крикнул посредник. И тогда, хмелея от этой удачи, они снова зарядили пушку, готовые бить и бить по цели, но уже не было цели – колонна гудела вдалеке, уходя в глубь леса после неудачной переправы. А здесь, на берегу, из люков “подбитых” машин вылезали танкисты и, снимая шлемы, щурясь на солнце, становились в кружок, закуривали…

И тогда они стали стрелять, добивать танкистов из автоматов.

Танкисты повернули головы, один театрально повалился на траву, другой лишь отмахнулся устало, остальные смотрели, удивляясь всё больше: шестеро чумазых солдат в потемневших от пота гимнастерках, оглушительно паля, расстреливали их долго и всерьез.

Танкисты дружно засмеялись. Потом им надоело.

– Эй, там! С ума, что ль, сошли?

А потом у них лопнуло терпение.

– Кончай, ребята! Сейчас поднимемся, накостыляем!

Неизвестно, чем бы все закончилось. Танкисты (их было вдвое больше), поднявшись на пригорок, могли легко унять неистовую шестерку, но тут к опушке подошла группа офицеров, среди них генерал в полевой форме.

Артиллеристы вытянулись по стойке смирно.

– Второй огневой расчет третьей батареи семнадцатого артполка! – отчеканил Костин.

Знакомый майор из штаба управления стал докладывать:

– После скрытого марш-броска, выполняя задание, в расчетное время вышли к месту переправы, сорвали наведение понтонного моста…

Генерал кивнул. Он долго, с видимым удовольствием обозревал пейзаж недавнего боя.

Капитан-посредник угадал его настроение.

– Три танка из одного ствола! Молодцы!

– Называется, штатские тряхнули стариной, – сказал генерал. – В общем, мы мирные люди, но наш бронепоезд… Так или нет?

– Так точно, товарищ генерал! – отвечал за всех Крокодилыч.

– И еще тра-та-та! – усмехнулся генерал. – Танков, что ли, мало? Бей все живое?

– Так точно, все живое! – с готовностью подтвердил Крокодилыч, и офицеры засмеялись.

– Фамилия?

– Пухов. Сержант Пухов.

– Этого хоть сейчас на передовую! – сказал капитан.

– Так я не против, – отвечал Пухов.

– Что ж, товарищи… Хоть и посмертно, примите благодарность командования! – заключил генерал. – Возвращайтесь в лагерь. И всё! И по домам! Спасибо за службу!

– Служим Советскому Союзу! – отозвались все шестеро и остались стоять у пушки, глядя вслед офицерам.

– А почему “посмертно”? – спросил Спиркин. – Как это понимать?

– А так понимать, мой дорогой, что нас уже нет на свете, – сказал Султан. – Всё, ребята! Война окончена… – И, стянув сапоги, улегся на травку.

Костин молчал, все смотрел вслед уходящим офицерам. Потом поспешил за ними.

– Разрешите обратиться? Я не понял. Посмертная благодарность – это что, в каком смысле?

– По условиям игры после отхода противника от берега по вашим позициям был нанесен ракетный удар, – сказал равнодушно капитан.

– Откуда вдруг ракета?

– Оттуда, лейтенант. Оттуда. Там ракетная установка. Ну что? – Капитан поглядел на Костина. – Задание выполнено, чего вы?

– Подождите, – проговорил Костин.

– Чего ждать? – удивился капитан. – Вас нет. Не видно и не слышно. Вы пали смертью храбрых!

– Но наше задание…

Капитан рассердился:

– Отставить, лейтенант! Не пререкаться. Отойдите, вы мешаете!

Костин отошел. Он оказался теперь перед знакомым майором.

– Но наше задание… – снова заговорил он. – Было задание: встать в оцепление в Гуськово!

– Куда? Где? – Майор старательно вычерчивал на планшете.

– В Гуськово.

– В другой раз. Домой, домой, лейтенант. Всё. Спасибо!

И поскольку Костин молчал, майор, как ни занят был, напомнил:

– Отвечайте, как положено!

– Служу Советскому Союзу! – сказал, приставив ладонь к виску, Костин.

Они спустились с пригорка на берег, разделись и, оставшись все как один в длинных казенных трусах, с криками бросились в воду.

Танкисты уже давно плескались в реке. Вынырнув поблизости, один из них поинтересовался:

– Чего, ребята, вроде вас тоже того, а?

– Тоже, тоже.

– Всех, что ли?

– Всех наповал!

Танкист очень обрадовался, закричал:

– Нашего полку прибыло! Шесть покойников!

– Ура! – отозвались танкисты. Еще двое подплыли, свои и чужие перемешались.

– Закурить у кого найдется?

– На берегу вон, сплавай.

– Есть кто с резинового завода?

– Никого.

– Может, с арматурного есть?

– Крокодилыч! Плыви сюда!

– Пухов, ты, что ли? А чего это ты вдруг Крокодилыч?

– А ты, парень, не из третьего магазина? Мясник?

– Был мясником, был.

– А теперь?

– Теперь дух!

– Это мы на том свете! – провозгласил танкист, проплывая к своему берегу с сигаретой в зубах.

Путь домой начинался с привокзальной площади, с ожидания на скамейке. Сидели все шестеро, вернее, пятеро – Крокодилыч отправился на станцию за билетами. Пятеро, уже в штатском, томясь, взирали на площадь, где в пыли и скуке то ли шла, то ли стояла на месте жизнь захолустного городка.

Появился Крокодилыч с сообщением:

– Всё, ребята. Сутки сидим. Сегодня уже ушел, завтрашний будет завтра.

– Ну и ну, – вяло отреагировал кто-то из компании. Время тянулось – тоскливая пауза между концом и началом: то кончилось, это не наступило, и так на целые сутки.

– Что-то рано отвоевались, – заметил Султан. – Это капитан, черт бы его побрал. Откуда там у него ракетная установка? И почему мы не знали? Укрылись бы как-нибудь…

– От нее не укроешься, – сказал Афонин.

– Так что же, выходит, они заранее знали? И нас как бы в жертву, что ли? – невесело усмехнулся Спиркин. – Да-а… Хорошо, ракета не настоящая!

– А хоть бы и настоящая, – пробурчал Слон.

– Не понял тебя, прости.

– Говорю, настоящая б в самый раз!

– Это ты не прав, – сказал Афонин.

– Раз – и нету! А чего терять-то?

– Жизнь, чудак, – удивился Султан. – Жизнь, понял?

– Это когда жизнь малина, – гнул свое Слон.

Вмешался Спиркин:

– Странный пошел разговор! Что ты выдумал? Какая еще ракета, ну ее к черту!

– Жизнь, – продолжал Султан, глядя с неодобрением на Слона, – это не по подворотням с ханыгами… Ты же вот живешь скоро сорок лет, а не знаешь, что такое жизнь!

– Знаю, – ухмыльнулся в ответ Слон. – Гарем в мясном отделе.

– Ему положено, – заметил Крокодилыч. – Как-никак Султан!

– Да ну, бабы, – усмехнулся Султан. – Пять минут удовольствия… Я не о том!

– А теперь ты не прав, – сказал Афонин.

– Какая, к черту, ракета! – не унимался Спиркин. – Мне погибать нельзя. У меня первая семья, вторая… У меня здесь и там дети!

– У меня теща, – заявил Афонин.

– А у меня… Не знаю, что у меня… – Крокодилыч задумался.

– Мотоцикл с коляской, – съязвил Султан.

– Нет! У меня Гуськово.

– Что-то я не понял, – сказал Афонин.

– И не поймешь. Гуськово! – повторил Крокодилыч.

– Опять Гуськово! – пожал плечами Спиркин. – Где оно? Гуськово, Гуськово! Все уши прожужжали…

– Накрылось, – отозвался Султан. – Я как чувствовал, верите – нет? Сразу не заладилось, с самого начала всё не так…

Кто-то хмыкнул, кто-то промолчал. Опять тянулось время. Слон засмеялся:

– Ребята, чего вы затосковали? На семь дней раньше срока. Плохо, что ли, вам? Можете на работу не ходить. А можете и домой в случае чего, если есть где приземлиться. Чего? Или, наоборот, как снег на голову: ах ты, моя милашка, что ж ты тут без меня делаешь!

Снова помолчали.

– А вон кинотеатр, видите? – сказал вдруг Спиркин. – Мой, между прочим. Мой проект.

Кинотеатр нельзя было не увидеть: бетонно-стеклянный куб среди старых домов.

– О! Красота! – оценил Султан. – А как там, в проекте, насчет пива? Отдельные зрители желают, допустим, утолить жажду?

Они дружно двинулись через площадь к сияющему в пыли кубу.

Пива в кинотеатре не было, на стойке буфета красовалась табличка “Закрыто”. Зато начинался сеанс: кучка зрителей из фойе втекала в двери зала, и расторопный Крокодилыч, уже с билетами, звал за собой товарищей.

Лишь только зажегся экран, всю компанию коллективно потянуло в сон. Первым заклевал носом Слон, потом всхрапнул, вызвав смех соседей, Султан, и вскоре все шестеро, разом придавленные тяжкой усталостью, спали без задних ног, склонив головы друг другу на плечи.

Ночью их разбудила привычная команда, знакомый резкий голос, повелевавший встать немедленно и строиться. Костин открыл глаза. Все по-прежнему спали на своих койках в многоместном помещении Дома колхозника. После короткого затишья голос гаркнул с новой силой: “Подъем!” – и Спиркин с Султаном по команде вскочили с коек. Сел в постели Слон. Вскочив, начал натягивать брюки и единственный колхозник в их сонном царстве, худой сутулый дед. Не вскочил тот, кто командовал. Крокодилыч спал. “Становись!” – пробормотал он во сне напоследок и мирно засопел, повернувшись на другой бок. Спиркин засмеялся, Султан со Слоном чертыхнулись, а проворный дед, не забывший службу, молча и невозмутимо стал снимать брюки.

Прошла ночь, светало. Крокодилыч пошевелился на койке, протянул руку за часами.

То, что он делал дальше, было похоже на заговор. Он осторожно растолкал Костина, затем Слонова, затем Султана. Только двое новеньких – Афонин и Спиркин – продолжали спать. Крокодилыч и его друзья в темноте, не зажигая света, одевались, собирали вещи. Двое новеньких спали, только Афонин заворочался во сне, и тогда эти четверо замерли. Это и впрямь был заговор: четверо решили уйти скрытно, оставив двоих спать на койках. По одному, на цыпочках, обмениваясь знаками, они выходили из комнаты. Крокодилыч осторожно прикрыл за собой дверь.

– Ну вот, слава богу, – сказал он уже на улице.

И четверо двинулись через площадь к автобусной станции.

В автобусе досыпали. Султан сонно смотрел в окно. Там тянулась незнакомая местность – лес, поля, деревни.

– Куда ты нас тащишь? – сказал он соседу, Крокодилычу. – Я так и не понял. Мне домой надо, чудак-человек, у меня работа.

– Как – куда? – отвечал Крокодилыч. – Был же приказ: в Гуськово, в оцепление.

– Так что, продолжаем? – обрадовался Слон.

Обернулся к Герману. И тот кивнул утвердительно.

Все четверо улыбались. А Султан сказал:

– Я не против!

И приехали в такой же маленький городок, к такому же автовокзалу. Бетонно-стеклянный куб кинотеатра так же царил на площади.

А на скамейке, встречая автобус, сидели Афонин и Спиркин.

– Что за сон! – сказал Султан. – Мы что, обратно приехали?

– Давно не виделись, – пробурчал Крокодилыч.

– Вы откуда, братцы? – спросил добродушно Слон. – Ну здравствуйте. – И полез обниматься.

Обнимались долго. Пришлось обниматься каждому с каждым, чтоб не было обид. Дважды стискивали Костина свалившиеся с неба однополчане, а в третий раз его без повода обнял Слон, обнял от избытка чувств.

– Видите, как плохо бросать товарищей, – сказал погодя Спиркин. – Пришлось обгонять вас на попутной… Вы вообще-то куда?

Костин не отвечал, и Спиркин продолжал с обидой:

– Если уж решили от нас избавиться, пожалуйста, мы можем путешествовать отдельно.

Костин похлопал его по плечу. Вопрос был решен.

– Мы подумали: черт с ним, когда еще в жизни будет! – снова заговорил Спиркин. – Никто не знает, где ты, не ждет, не ищет!

И шестеро мужчин несколько помятого вида с нехитрыми вещичками в руках и за плечами бодро двинулись по улицам незнакомого городка.

– А теперь вопрос на засыпку, – сказал, остановившись, Султан. – Что это такое? Смотрите туда!

– Куда?

Султан показал куда. Никуда, просто на улицу. И они увидели эту улицу, прохожих, автобус, милиционера. Все было так, как всюду, и все было не так. По улице шли женщины: подруга с подругой, и еще одна подруга с подругой, и бабушка с внучкой, и две школьницы переходили улицу, модная девушка вышла из парикмахерской, и за рулем самосвала сидела женщина в платке, и женщина-милиционер стояла с жезлом на перекрестке.

– Что за город, ребята? – удивился Султан.

– Смотри сюда! – взял его за локоть Афонин.

Перед ними была Доска почета – щит с фотографиями. И оттуда смотрели опять одни женщины.

– Чур, это моя! – сказал Султан.

– Которая?

– Вон, с челкой.

– Ну и вкус.

– Вкус у меня, ребята, правильный. А твоя – вон, толстая.

– А что, ничего!

– Подождите, вот эту я себе беру!

Так они развлекались, пьянея от праздности и свободы, пока Крокодилыч не вскричал радостно:

– Вон мужик, смотрите!

– Где мужик, где?

– Эй, малый, иди сюда!

Мужчина, хоть и неказистый, но важный, подошел не спеша и, прикурив первым делом, встал, сунув руки в брюки, которые, сразу видно, носил здесь по праву.

– Ну? Что за шум, а драки нету? – спросил он по-свойски.

– Тебя увидели. Ты здесь один, что ли?

– Один к десяти.

– Хорошо устроился. А что же за город такой? Текстильная промышленность?

– Она, – сказал мужчина.

– Как же ты управляешься, малый?

– Оставайтесь. Научу.

– Николай! Долго я буду, нет? – раздался женский голос, и единственный представитель мужского пола сразу поспешил навстречу жене. Она стояла с сумкой у магазина.

На почте тоже были одни женщины. Здесь оживился Спиркин:

– Здравствуйте. Можно от вас телеграмму отправить? Срочную!

– Здравствуйте. Можно.

– А позвонить по междугородной?

– Ждать придется.

– Тогда телеграмму.

– Постой, – остановил Спиркина Слон. – Какая телеграмма, ты что?

– Нужно, ребята. Просто – жив-здоров.

– Во-первых, ты не жив, а тем более не здоров, – сказал Султан. – Тебя ракетой накрыло. Всё-всё, пошли, никаких телеграмм.

Женщины на почте с удивлением слушали странный разговор.

А потом были женщины в столовой, где приземлились проголодавшиеся друзья. Подносы с обилием блюд красноречиво говорили об их аппетитах. Группа девушек, обедавших за соседним столиком, с любопытством следила, как они поглощают борщи и бифштексы.

– Что, девушки? Соединимся? – предложил Султан и, не дожидаясь приглашения, двинул столик к столику девушек.

Афонин задержался у прилавка буфета. Его окликнули:

– Василий Сергеевич, ты что там? Вина не будет, мы вина не пьем!

– Вот так, девушки, – продолжал Султан. – Видели непьющих мужчин? Вот это мы. А вы работаете в магазине, в промтоварном. Тут, напротив. С двух до трех перерыв. Правильно?

– Нет, неправильно, – отозвалась одна из девушек. – Сегодня выходной, воскресенье.

– Как? Воскресенье? А я и забыл! Что же, и милиция не работает?

– А вам уже в милицию?

– Прописаться, – отвечал Султан. – Ну так что – воскресенье, какие планы? Кино, танцы?

– А что?

– Да вот хотим провести досуг. Мы люди военные, не смотрите, что в штатском, это у нас такое задание, и к тому же нас ракетой накрыло, так что нас вроде как и нет!..

В парке на танцплощадке играла во всю мощь радиола, топтались парочки. Друзья были здесь в обществе девушек из столовой, новых своих знакомых. Девушек было пять, их – шесть. Спиркин, которому не досталось парт-нерши, сидел на лавочке среди немногочисленных зрителей.

Танцевал Султан.

– Да никак меня не звать. Дух. Я тебе правду говорю. Мы с того света. Духи.

Девушка смеялась:

– Потише, дух! Руку убери!

Вел свою партнершу, смешно притопывая, Слон – Слонов.

– Слушай, ты симпатичная. Сколько тебе лет? Только не говори “все мои”, я это каждый раз слышу. Сколько?

– Двадцать шесть.

– Разведенная?

– Да.

– Муж выпивал?

– Откуда вы знаете?

– Да я сам такой. Жена от меня ушла. Нашла трезвого. Он ей покажет.

– Танцуете странно.

– Да я в жизни не танцевал.

– А бросить пить?

– А я завязал. Месяц уже ни капли. Ничего не зашивал, так – сила воли. Слушай, выходи за меня.

– Сейчас!

– У, какая ты грубая.

– А вам нежные нужны?

– Нежные, да.

Спиркин на лавочке выяснял у соседей:

– А это где, Гуськово? Там что?

– Деревня, что.

– Далеко отсюда?

– На чем ехать.

– А на чем едут?

– На катере. Вниз по реке…

Приятель Спиркина Афонин, обычно медлительный, на этот раз оживился, ведя свою партнершу.

– Вы здорово танцуете, – смеялась девушка.

– Учился.

– Где же это вас учили?

– В Доме культуры, в кружке. Всю молодость, можно сказать, протанцевал. Призы имел.

– Во как!

– Гляди. Сейчас больше топчутся. А надо поворачиваться, поворачиваться! – Он продемонстрировал, как надо поворачиваться, и снова притянул к себе девушку, твердо перехватив ее за талию. – Пошли. Научу!

– Куда идти-то?

– Ну что, не найдем места?

– Ишь, быстрый какой. Танцор!

– А что тянуть?

Танцевал с девушкой Герман.

– А вы что такой неразговорчивый?

– Тебе разговорчивые нравятся? Сейчас тогда мы моего друга позовем. – Герман указал на Спиркина.

– Не надо. Он мне не нравится.

– А я?

– Вы нравитесь.

– Что же тебе нравится во мне?

Герман впервые посмотрел на девушку: что там она щебечет, улыбаясь дерзко? Прямо в глаза посмотрел, заглянул за улыбку…

– Ты мне тоже нравишься, – сказал он. – Ты очень хорошая. Тебе никто не говорил?

– Нет.

– Ну вот я первый. Ты красивая. Очень красивая. – Он быстрым движением убрал волосы у нее со лба. – Вот так. Так лучше! Знаешь, я бы даже женился на тебе… Но вы же такой народ – через два года куда все девается! Крикливая, жадная…

– Я не буду крикливой, – сказала девушка.

– Честное слово?

– Да.

– Это меняет дело. Придется подумать.

– Вот именно, – усмехнулась девушка.

– Ах, это? – догадался Герман. И снял с пальца кольцо.

– Да вы что!

Но он, недолго думая, уже надел ей это кольцо. И продолжал танцевать как ни в чем не бывало.

В тот же вечер с теми же девушками купались в реке. Заполнили узкий песчаный пляж, огласили его криками, визгом, смехом. Герман входил в воду, держа за руку партнершу по танцам. Султан и Крокодилыч уже барахтались в реке с девушками, а предприимчивый Афонин вел свою подругу подальше от всех, когда вдруг на другом берегу, на темнеющей вдали полоске суши, загорелся костер – сначала маленьким огоньком, потом всё ярче.

Это был знак, его ждали. Герман, оставив девушку, крикнул:

– Поплыли!

Не было Афонина.

– А где этот наш… водитель? – спохватился Крокодилыч. – Афонин! Василий, как тебя там! Василий Сергеевич!

– Василий Сергеевич! – позвал Спиркин и засвистел в два пальца. – Вася!

– Ну чего? – нехотя отозвался из кустов Афонин. – Где вы там?

Все были уже в воде, вся компания, и Афонин, чертыхаясь, тоже вошел в реку. Подруга его, как и все остальные, смотрела растерянно вслед плывущим, ничего не понимая. Только одна из девушек плыла за мужчинами – дальше, дальше, не отставая.

– Подожди! – звала она, изо всех сил работая руками. И догнала Германа.

– Ну что, моя хорошая? – спросил он.

– Я с тобой!

– Куда ты со мной, зачем? Там нет ничего. Плыви домой.

Но девушка упрямо не хотела возвращаться.

– Давай плыви назад, – повторил Герман.

– Вот я сейчас утону из-за тебя!

– Не утонешь.

Он больше не оборачивался, плыл все быстрее, и она наконец отстала, а впереди все ярче горел костер, и видны были головы плывущих, уже приближающихся к берегу друзей.

А на берегу у костра ждал Слон. Это был его костер. Он стоял и махал рукой, встречая товарищей, звал их к костру, словом, вел себя как гостеприимный хозяин.

– Тьфу, черт, как я доплыл, вы не знаете? – говорил, выбираясь на сушу, Спиркин. – Я же плавать-то, в общем, не умею.

– Что вы затеяли? – мрачно спрашивал Афонин. – А где вещи, вещи наши куда девали? Что за фокусы? Вы толком объясните…

– Здесь, здесь твои шмутки, не плачь! – Слон показал на лодку, стоящую у берега. В лодке сидел старик.

Стали одеваться. Крокодилыч шарил в лодке, что-то ища.

– Туфель, туфель второй. Есть, погоди-ка! А носки?

– Ключи выпали из кармана, вот номер. Как я домой попаду? – говорил Султан.

– И у меня ключи, – сказал, проверив карманы, Афонин. – И деньги, между прочим. А, нет, деньги целы, пардон. Майки нету, вот что!

– Ну что, разобрались? – спросил дед-лодочник. – Всё, бывайте.

Он уже отчалил, когда Крокодилыч спросил Слона:

– А дальше-то как? Отсюда?

– Не знаю. Мы с ним не договаривались.

– Погоди, а это что, остров или как?

– А черт его знает, – сказал Слон.

– Ты в уме или нет? – засмеялся Крокодилыч. – Что ж ты его отпустил-то?

– Ну вот, приехали, – сказал Афонин. – Да вы что, братцы? Я вообще не понимаю эту вашу затею. Герман Иванович!

– Что?

– Это твоя выдумка? Тогда объясни. Меня, можно сказать, от женщины оторвали.

– Я тоже, кстати, не понял. Что нам здесь делать? – сказал Спиркин.

– Как – что? Вот костер, сейчас сушиться будем, поедим, – сказал с усмешкой Герман.

– А женщин будешь иметь дома, – добавил Султан. – И все остальное. Бабы, ключи, деньги – это всё там, понял? Такой уговор. Кому не нравится, плыви обратно… Ну, как там насчет еды-то?

– Все будет, все будет, – пообещал радушно Слон. – Давай, ребята, располагайся.

По реке, весь в огнях, проплыл теплоход. Волной донеслась музыка.

– Представляете, доплыл! – вдруг опять восхищенно заговорил Спиркин. – Ну ей же богу, плавать не умею, вот не поверите! И не утонул, ничего!

– Молодец, молодец, – сказал Крокодилыч.

– А как же мы все-таки обратно? – не унимался Спиркин. – Надо узнать, остров это или нет.