Текст книги "Атолл «Морская звезда»"

Четырнадцатая глава

1

Во второй половине дня у дверей новой кондитерской появился мужчина. Возле входа замедлил шаги – казалось, колеблется: зайти сейчас или позже. Но вот ветерок донес мелодичный перезвон и вслед за тем два гулких удара. Это пробили часы на центральной площади. Мужчина толкнул стеклянную вращающуюся дверь и оказался в торговом зале.

Продавщица в кружевной наколке и крахмальном переднике вооружилась широкими щипцами и приготовилась выполнять заказ покупателя. Тот попросил уложить в коробку дюжину пирожных, по одному каждого сорта, и отправился к кассе.

Покупатель знал: владелица кондитерской в этот час обязательно сменит кассиршу – сама сядет за кассовый аппарат. Сообщение, которое имелось для Сизовой, было весьма срочное, поэтому он принял решение – передать информацию немедленно из рук в руки.

Деньги за покупку были заплачены. Мужчина с коробкой пирожных покинул магазин.

Спустя полчаса отдохнувшая кассирша заняла рабочее место. А Сизова в своем кабинете раскрутила бумажную трубочку, полученную вместе с деньгами от покупателя. Это была запись радиоразговора Лашке и падре: радист Сизовой с момента отъезда Луизы и ее спутников почти круглосуточно слушал эфир на известных ему частотах.

Прочитав радиоперехват, Сизова надолго задумалась. Накануне было еще одно важное сообщение: к «отчиму» Луизы приходили с проверкой!.. Вторая часть телеграммы касалась личности лжесвященника. Судя по некоторым данным, он был связан с разведывательными органами США. Сизова должна была углублять контакты с этим человеком.

Итак, эти два известия и сегодняшнее сообщение. Документ свидетельствовал: каким-то образом Луиза добилась своего, не прибегая к помощи Хосебы. Теперь можно было ждать очередного шага противника – попытки завербовать Луизу.

Однако взято было лишь первое препятствие. Основные трудности впереди, и самая главная – проблема связи с Луизой, если она окажется на острове. Надо было думать и принимать решение немедленно. Ведь вертолет, который послал падре, наверное, уже на месте, а то и летит назад, взяв на борт пассажиров.

Первое, что требовалось, – повидать Луизу, как только она окажется в городе. Но как это устроить? Может, поехать в церковь и ждать ее там?

Рука потянулась к списку клиентов кондитерской. В эти часы падре должен быть на месте.

Уже набрав его номер телефона, Сизова опустила трубку на рычаг. Падре ждет возвращения вертолета и, конечно, откажется от встречи с владелицей кондитерской. Значит, идти к падре, не позвонив? Стоп! А почему, собственно, она уверена, что по прибытии в город путники обязательно направятся в церковь?

Куранты на городской площади отзвонили три часа дня, когда Сизова появилась у подножия горы Святого Франциска. Отсюда хорошо просматривались улицы, кварталы домов, а главное, две площади, на которые только и мог опуститься вертолет. Были видны и главные объекты наблюдения – церковь и таверна Кармелы. Таким образом, стало возможно не только проследить за посадкой вертолета, но и узнать, куда потом отправятся его пассажиры.

День выдался солнечный, жаркий. Она огляделась в поисках удобного для наблюдения места. Увидела прилепившуюся к склону горы крохотную кофейню – три столика под брезентовым тентом.

Заняла один из столиков, и тотчас из пристройки появился владелец заведения – пожилой китаец в черной шелковой блузе навыпуск и в широких штанах. Неслышно ступая в мягких веревочных туфлях, приблизился к столику. Заказ был мгновенно подан – чашечка кофе и стакан ледяной воды.

– Это все, – сказала Сизова, потому что китаец остался стоять у столика, склонив голову к сцепленным на животе рукам.

– У меня есть на любой вкус… – он выдержал паузу. – Все самое лучшее. Госпожа будет довольна.

Сизова покачала головой, поняв, что речь идет о наркотиках.

Медленно тянулось время. Кофе был выпит. Сизова выкурила сигарету, зажгла вторую. Еще через какое-то время она хлопнула в ладоши, подзывая хозяина, и, когда тот появился из подсобки, повторила заказ.

– Очень хороший кофе, – сказал хозяин, ставя на столик новую чашку. – У меня самый крепкий кофе и самый лучший гашиш. – Он проявлял настойчивость, потому что не сомневался: женщина ждет, чтобы ее уговорили заказать наркотики.

Сизову стала забавлять настойчивость хозяина заведения. Может, поболтать с ним? В конце концов они коллеги – у китайца кофейня, а ей принадлежит кондитерская… Но возник отдаленный рокот. Вертолет боком вывалился из-за горы Святого Франциска, описал широкую дугу и пошел на снижение.

– Смотрите! – Сизова улыбнулась китайцу, который все еще торчал у столика. – Очень красивая машина.

2

Кармела резала в кухне мясо, когда стены таверны затряслись, и с потолка на разделочный стол шлепнулся кусок штукатурки. Швырнув нож, женщина выскочила на крыльцо и прокричала проклятия вслед пронесшемуся вертолету. А тот развернулся в центре площади, коснулся полозьями земли.

– Ну, вот и все, – сказал Лашке, когда вертолет улетел, и можно было расслышать человеческий голос. – Поздравляем сеньориту с окончанием вояжа.

Подбежала Кармела. На языке у нее вертелись десятки вопросов. Но Лашке предупреждающе поднял руку:

– Разговоры потом. Главное вы увидели – мы живы и здоровы. Дайте нам отдохнуть и поесть.

Переодеваясь у себя в комнате, Луиза поминутно смотрела в окно – знала, что обязательно появится мать. Заметила ее в дальнем конце площади, но тут же Ловетти постучал в дверь и объявил, что мужчины готовы к обеду.

– Повремените, я одеваюсь! – Луиза шагнула к окну, толкнула одну из створок.

Сизова увидела, как распахнулось окно. Не останавливаясь, поднесла к губам платок – дала понять Луизе, что сигнал принят.

В дверь постучали снова.

– Еще минута, и мы умрем от голода! – прокричал Ловетти.

– Потерпите, – был ответ. – Я занимаюсь косметикой, чтобы предстать перед вами юной и прекрасной!

Первой, кого увидела Сизова, войдя в зал таверны, был падре – встал при ее появлении, сделал приветственный жест.

– Собираетесь обедать?

– Как всегда в это время…

– А я уже тружусь, – священник показал на тарелки с едой. – Моя обычная скромная трапеза… Вчера вы прислали коробку пирожных. Примите мою признательность. Однако стоило ли утруждать себя, беспокоиться?

– Вы благословили кондитерскую при ее открытии. Истекла лишь неделя с того дня, а подсчеты показывают, что уже получена прибыль.

– И солидная?

– Для начала вполне достаточная. Как же я могла не вспомнить о человеке…

Она не договорила, потому что падре вдруг обернулся к входной двери.

– Глядите! – воскликнул он. – Глядите, вернулась эта отчаянная девица!

В течение следующего часа у столика падре, куда подошли Луиза и ее спутники, слышались возгласы удивления и сочувствия. О приключениях в сельве рассказывали Лашке и Ловетти. Луиза лишь изредка вставляла реплики – отшучивалась, когда, по ее мнению, события слишком драматизировались.

Сизова слушала и качала головой. Когда закурила, сумочка, из которой были извлечены сигареты и зажигалка, упала на пол. Поднимая ее, Сизова улучила момент и сунула в туфлю Луизы скатанную в шарик бумажку.

3

Луиза прочитала записку, когда поднялась к себе в комнату: «Приду ночью. Знак безопасности – раскрытая левая створка окна».

Сожгла записку, подумав при этом, что лучше бы им встретиться не в таверне.

Очень клонило ко сну. Знай она, что встреча сегодня, меньше бы ела. Теперь желудок полон, очень хочется спать…

Постучали. Луиза вяло повернулась к двери. Понимала: мать не станет стучать. Вошел Лашке:

– Поздно, а вы не спите, – взглядом обшарил комнату. – Почему?

– Сама не знаю… Сейчас лягу.

Оставшись одна, Луиза походила по комнате. Убедилась, что дверь не заперта. Подошла к окну и бесшумно отворила его левую створку. Вот и вся подготовка к встрече. Теперь остается ждать.

Присела к столу, задумалась. Поймала себя на том, что неотрывно глядит на кровать с раскрытой постелью… Решительно пододвинула к себе магнитофон. Это был кассетный «Грундиг» с встроенным микрофоном и гнездами для наушников – подарок Ловетти взамен оставшегося в сельве. Наугад вынула из коробки кассету, вставила в аппарат, нажала клавишу пуска.

…Затворив дверь, Сизова осторожно повернула ключ в замке. Некоторое время глядела на Луизу. Та спала, уронив голову на крышку стола. Рядом стоял уже выключившийся магнитофон.

…Они сидели в темноте, разговаривали шепотом, держа перед собой одеяло, – комнаты Ловетти и Лашке находились за противоположной стеной, и одеяло было дополнительной преградой для звука.

Сизова включила фонарик, из-под крышки пудреницы извлекла многократно сложенный бумажный лист.

– О подвигах по спасению двух прохвостов расскажешь после, у нас с тобой мало времени. Сперва ознакомься с этим.

Луиза придвинула бумагу, быстро взглянула на мать:

– Это их сегодняшний диалог? Как удалось поймать?

– Радист слушал эфир непрерывно…

Радиоразговор Лашке и падре приводится с сокращениями.

Лашке: Что с Аннели? Как там дела?

Падре: Они израсходовали почти весь материал.

Лашке: Включая тот, что привез Ловетти?

Падре: Из пятнадцати единиц в работу пущены девять. Остальные попытались самовольно покинуть объект. Выражаюсь достаточно ясно?

Лашке: Им это удалось?

Падре: Погибли. Все до единой. И с ними два медика. Тоже не захотели подчиняться… Так что возник двойной дефицит. Вы понимаете?

Лашке: А женщина, которую я привез, что с ней?

Падре: По словам Аннели, стала послушной, тихой. Выразила желание работать…

Лашке: Почему вы замолчали?

Падре: Внезапная трансформация настораживает. Мы-то с вами знаем, какой у этой особы характер. Трудно поверить, что она вдруг стала послушной, как овечка. Говорю не для того, чтобы встревожить вас. Просто надо все представлять отчетливо. А вообще-то работа идет. Очередные группы отправлены для проведения акций против персоны Пять два пять. Акция должна состояться завтра… Сижу и волнуюсь за ее исход. Хорошо бы вам поскорее вернуться. Кстати, закончен ремонт геликоптера. Прислать?

Лашке: Сегодня же!

Падре: Ждите его во второй половине дня.

Лашке: Сейчас попытаюсь объяснить, где мы находимся… Можем зажечь костры – ориентир для пилота.

Падре: Особенно не трудитесь – вас уже запеленговали. Но костры с дымом – это полезно… Теперь о вашей спутнице. Получен результат проверки на ее родине. Она из хорошей семьи. В наших учетах не значится…

Лашке: Она действительно врач?

Падре: Установлено точно: невропатолог и психиатр.

Лашке: Хорошо. Остается выяснить, почему строит из себя едва ли не миллионершу.

Падре: Видимо, такова натура. Могло сказаться и воспитание. Итальянец всегда стремится представить дело так, будто владеет миллионами. Говорится же: хвастлив, как флорентиец. Рядом с вами Ловетти, он все подтвердит. Есть еще вопросы?

Лашке: Предстоящая акция.

Падре: Их будет несколько. Сорвется одна – начнем другую. Организация взяла на прицел персону Четыре семь.

Лашке: Понял… Присылайте геликоптер. И побыстрее.

Дочитав последнюю строку, Луиза встала, налила в стакан воды и опустила туда документ. Он быстро растворился.

– Акция против Четыре семь, – тихо проговорила Луиза. – Что это, террор?

– Другого не придумаешь. Вот только кто мишень?

В коридоре послышались шаги, в дверь постучали. Сизова покачала ладонью перед лицом. «Подожди», – говорил этот знак. Пауза длилась десяток секунд. Потом стук повторился.

– Иди, – одними губами сказала Сизова. – Иди к двери босиком, включи свет и откликнись, будто со сна.

За дверью был Лашке.

– Кто здесь? – услышал он сонный голос девушки.

Одновременно на полу под дверной щелью вспыхнула полоска света.

Он промолчал. Ждал, пока не исчезла световая черточка на полу и не раздались удаляющиеся от двери шаги.

– Как видишь, за тобой внимательно смотрят, – сказала Сизова. – Наболтали об острове, о будущей работе и о высоких заработках – вдруг к кому-нибудь побежишь с докладом о том, что узнала. Вот и проверяют: не исчезла ли ты из комнаты посреди ночи?

– Ты потому и назначила встречу здесь, а не в другом месте? Знала, что так будет?

Сизова пожала плечами. Посмотрела на стакан с водой, стоявший на тумбочке:

– Вылей воду. Стакан ополосни. Только бесшумно. Теперь слушай… Им в самом деле понравились пирожные?

– Они в восторге. Хотят забрать несколько коробок для жены Лотара Лашке.

– Тогда слушай, что будет завтра. Днем отправишься с ними к нотариусу, как ты и хотела. Дорога к нему проходит мимо кондитерской. Рассчитай время, чтобы оказаться возле нее не слишком рано – скажем, в три часа дня: мне нужно время, чтобы подготовиться… И еще: утром ты почувствуешь недомогание – позывы к тошноте, рези в желудке…

– Зачем?

– В кондитерской, куда я всех вас приглашу, тебе станет хуже. Веди роль правильно: некоторое время сопротивляйся моим уговорам полежать в соседнем помещении… Нотариус и банк – это хорошо придумано. Однако задержаться в городе надо подольше. Так что придется тебе заболеть. Сказать по правде, не думала, что они так быстро заговорят в открытую. Поэтому не решена еще проблема связи. А чего стоит разведчик, если он не может передать информацию? Но это лишь одна сторона дела… Видишь ли, теперь, когда точно определено местонахождение Брызгаловой, задача ее освобождения заслоняет все другие задачи. Надо спасти Брызгалову, чего бы это ни стоило. Нам так приказано, понимаешь? И Центр прав: освободив Брызгалову, мы во многом решим проблему разведки острова. Уж она-то знает, что там творится!

– У тебя есть план?

– Пока все очень смутно… Ладно, я ухожу. Напоминаю: сделай все, как мы условились. В точности! Кроме всего прочего, надо, чтобы на некоторое время твои спутники остались одни в кондитерской. Пусть наговорятся без помех…

Пятнадцатая глава

В середине дня владелица кондитерской распорядилась, чтобы вымыли зеркальные стекла центральной витрины. А вскоре и сама вышла на улицу – посмотреть, как идет дело. Оказалось, уборщица не умеет пользоваться резиновым скребком. Сизова взяла скребок и стала показывать, как удалять воду со стекла.

– Браво, сеньора, – сказал у нее за спиной Ловетти, – браво, брависсимо. Вы так увлечены, что не замечаете старых друзей. А между тем они любуются вами вот уже целую минуту!

Изобразив радость по поводу встречи с отважными путешественниками, Сизова вернула скребок уборщице и слезла со стремянки.

– Ну и чутье у вас! – воскликнула она. – Ведь только полчаса назад вынут из духового шкафа противень с «греческими шоколадными тюльпанами»!

– Шоколадные тюльпаны? – пробормотал Ловетти. – Греческие? Что это за штука?

– Персы утверждают: сколько ни говори «халва», во рту сладко не станет. О шедеврах кулинарии бесполезно рассказывать. Их надо пробовать, – Сизова сделала приглашающий жест.

Ловетти посмотрел на Луизу. Та равнодушно стояла в стороне и глядела себе под ноги.

– Что с вами?

– Не знаю. Может, не выспалась… Я пойду, – Луиза продолжала изучать носки своих туфель. – Пойду потихоньку, а вы попробуйте этот шедевр. Встретимся у дома нотариуса.

– Может, выпьете чашечку кофе? – участливо сказала Сизова. – Лично для меня кофе – лекарство от всех болезней. Особенно если влить в него ложку бренди… А «тюльпаны» – лучшее, что я смогла придумать.

– Давайте попробуем, что это такое? – Ловетти подхватил Луизу под руку. – Нотариус подождет. Да и чашечка кофе вам не повредит.

Хозяйка привела гостей в уютно обставленную гостиную, сказав, что принимает здесь самых уважаемых клиентов: удобные кресла, негромкая музыка, льющаяся из стереофонического радиокомбайна.

– Очень мило, – сказал Лашке, помогая Луизе опуститься в кресло. – Как чувствуете себя?

– Получше… Я и в самом деле выпила бы кофе.

Минуту спустя перед гостями стояли и кофейник, и блюдо с пирожными.

Блюдо было декорировано под широкую цветочную вазу. А пирожные и впрямь походили на тюльпаны – покачивались на ножках и свешивали изящные головки во все стороны.

– Ну и ну, – пробормотал Ловетти. – Если они такие же на вкус, как на вид… Как же их брать?

– А как срывают тюльпаны? – кокетливо улыбнулась Сизова.

«Тюльпан» был сорван. Ловетти отправил его в рот и почмокал губами от удовольствия.

– Теперь вы, – Сизова подвинула блюдо в сторону Лашке.

– Самый тонкий вкус и аромат, сеньора.

– Хватит похвал. Автор ждет критических замечаний, чтобы следующие партии фирменных «тюльпанов» получились еще удачнее. Итак, кто первый критик?

– Критика будет! – Ловетти нахмурил брови. – С моей точки зрения, изделия имеют весьма существенный недостаток. Вы сказали «греческие тюльпаны»? Может, в Греции они и в самом деле такие крохотные. Но в Голландии тюльпаны величиной с кулак молотобойца.

– Поняла, – улыбнулась хозяйка. – Учту. Однако должна предупредить: «голландские» будут вдвое дороже.

– А меня кормят ими бесплатно, – под общий хохот отпарировал Ловетти.

Музыка в динамиках смолкла. Диктор монотонно читал очередную хронику.

Сизова потянулась рукой к радиоприемнику, чтобы приглушить звук, но внезапно вступил другой дикторский голос и взволнованно объявил: только что в Париже совершено покушение на жизнь главы французского государства Шарля де Голля. На пути следования президента Франции в свою официальную резиденцию взорвался мощный фугас. К счастью, акция запоздала – лимузин президента и два автомобиля охраны успели миновать опасное место. Полиция схватила на месте происшествия подозрительного человека. И хотя тот не дал еще показаний, можно не сомневаться, что к покушению причастны «левые», скорее всего коммунисты…

Ловетти и Лашке сидели с каменными лицами. Как по команде придвинули к себе чашки, стали помешивать в них ложечками.

Луиза, сделав глоток, слабо вскрикнула и откинулась на спинку стула.

– Надо срочно вызвать врача! – нахмурившись сказал Ловетти.

– Подождите, – с трудом проговорила Луиза. – Дайте немного отлежаться…

– Где ей прилечь? – Лашке обернулся к хозяйке.

Луизу отвели в комнатку в глубине коридора, уложили на диван, накрыли пледом. Хозяйка распорядилась, чтобы возле занемогшей осталась служанка, и все трое вернулись в комнату для гостей.

– Итак, – сказала Сизова, усевшись в кресло. – Мы узнали об очередной попытке убить генерала де Голля. На моей памяти это второе или третье покушение. И все неудачные. Не возьметесь ли сделать прогноз дальнейших событий?

Вопрос остался без ответа: вошла женщина, которая оставалась с Луизой. Она выглядела озабоченной.

Все вскочили на ноги.

– Не тревожьтесь, – сказала Сизова, – я сделаю все что нужно. Пейте кофе, я скоро вернусь.

Оставшись одни, Ловетти и Лашке некоторое время пробовали настроить приемник на Францию. В конце концов это удалось, но Париж передавал музыку.

– Я бы выпил чего-нибудь, – Ловетти выключил приемник, взглянул на партнера. – Может здесь найтись виски или коньяк?

– Нервничаешь?

– А вдруг препарат оказался с изъяном и у террориста прорезался голос? Представляешь, что будет, если он начнет вспоминать, назовет имена, адреса…

– Он не знает их!

– Это мы так считаем, что не знает. Мы и француза Бартье отнесли к разряду тех, кто сломлен и на активное сопротивление не способен. А что получилось?..

– Голос не прорежется, – упорно сказал Лашке. – До сих пор не было случая, чтобы у кого-нибудь прорезался. Почему этот должен стать исключением?

Возникла пауза.

– Ну что там с нашей красоткой? – побарабанив по столу, сказал Лашке.

Они вышли в коридор.

– Появились! – тихо сказала Сизова, сидевшая у изголовья Луизы.

Добрую половину низкого столика рядом с диваном теперь занимали пузырьки и коробочки с лекарствами.

Из коридора в открытую дверь комнаты было видно, как хозяйка кондитерской сменила компресс на лбу девушки, затем накапала в стакан каких-то капель. Мужчины вернулись в гостиную.

– Может, пойдешь к ним? – сказала Луиза. – Они уже четверть часа одни.

– Не будем спешить. Пусть всласть наговорятся о делах. У них столько важных тем для бесед! А мы потом послушаем…

Она посмотрела в окно и осеклась. По улице шел падре.

– Что там? – спросила Луиза.

Сизова не ответила. У нее были лишь мгновения, чтобы принять решение: падре вот-вот минует кондитерскую.

Вскоре улыбающаяся хозяйка кондитерской распахнула дверь в комнату, где находились Ловетти и Лашке.

– Сеньоры, – сказала она, пропуская вперед падре, – если вы всерьез хвалили мои изделия, то сейчас имеете возможность выразить признательность человеку, много сделавшему для успеха этого заведения. Вы видите самого уважаемого жителя города. Когда я приняла решение купить дом, он поднял на ноги лучших маклеров по продаже недвижимости. Отложив все другие дела, перебрал десяток зданий, прежде чем остановил выбор на доме, где вы сейчас находитесь, вместительном и удобном. Он же, падре, помогал советами, когда создавался ассортимент пирожных и кексов. А его речь на открытии кондитерской была столь прочувствованной, что многие едва сдерживали слезы… С тех пор я считаю святого отца своим наставником и покровителем… И вот, ухаживая за вашей спутницей, я поднимаю голову к окну и вижу на улице падре! Надо ли говорить, что уже в следующую секунду я мчалась к входной двери, чтобы пригласить его в кондитерскую!.. Итак, приветствуйте нашего высокого гостя. Смею уверить, в беседах с ним вы почерпнете много полезного. Беседуйте же и не скучайте. Надеюсь, мое отсутствие пройдет незамеченным. Я скоро вернусь.

Сизова вышла. Мужчины переглянулись. Они уже виделись после возвращения из сельвы: ночью несколько часов провели в церкви. Было условлено, что разговор продолжат после посещения нотариуса…

Вошла прислуга с блюдом сладостей для нового гостя. Внезапно Ловетти встал, сказав, что хочет еще разок взглянуть на больную. На этот раз дверь в комнату, где лежала Луиза, была закрыта. Возле нее сидела служанка. Встала, когда подошел Ловетти.

«Будто хочет специально загородить дверь», – подумал он.

– Как сеньорита? – спросил Ловетти, вздрагивая от волнения.

Женщина пожала плечами.

– Хочу взглянуть на нее.

– Может, не надо, сеньор? Она недавно задремала…

– Отоприте! – теперь Ловетти был убежден, что Луизы нет в комнате. – Отоприте немедленно!

Служительница повиновалась.

Луиза лежала на диване – как показалось Ловетти, бледная и осунувшаяся. Увидев посетителя, сделала попытку улыбнуться.

– Мне уже лучше, – сказала она. – Голова почти перестала болеть. Остается озноб. Но и это пройдет. Не дадите ли сигарету?

– Вы сошли с ума – курить при таких обстоятельствах! Лежите и не шевелитесь, – Ловетти притронулся ко лбу девушки, негодующе обернулся к служительнице: – Компресс совершенно сухой!

Он ждал в коридоре, пока меняли компресс. Затем, когда женщина вышла из комнаты, осведомился о хозяйке кондитерской.

– Сеньору попросили срочно прийти в кухню, – последовал ответ.

– Отправимся туда и мы.

– Как будет угодно сеньору.

Женщина остановилась в конце коридора. Она была в нерешительности.

– Мы у дверей в кухню. Сеньор пожелает войти?..

Ловетти кивнул.

Обширное помещение было затянуто вуалью пара. Возле большого стола трудились женщины. Вместе с ними работала в белоснежном халате и хозяйка.

Гость был замечен, как только появился в дверях. Хозяйка с поднятыми к лицу руками поспешила навстречу.

– Вы как хирург, – пошутил Ловетти. – Будто возвращаетесь из операционной.

Сизова шевельнула пальцами, сплошь вымазанными мукой:

– Конечно, ремесло наше по сложности уступает работе хирурга, но оно так же необходимо людям.

– Почему вы сами делаете эту работу?

– Показываю, контролирую, учу. Давно взяла за правило – все сколько-нибудь сложное держать под неослабным контролем…

– Потому-то и добились успеха. Но мы скучаем без вас. Когда закончится эпопея с тестом?

– Думаю, в ближайшие пятнадцать минут, – Сизова посмотрела на большие часы над дверью: – Боже, вот-вот начнется передача хроники из Парижа. Идите и включите радио. Вдруг этого смельчака, который взорвал мину на пути президента, поймали и он стал давать показания!

Ловетти вернулся в комнату для гостей, включил радио и тотчас приглушил звук – из динамика хлынула музыка.

– У вас какие-то сомнения в отношении хозяйки кондитерской? – спросил Лашке.

– Смутная тревога. Не могу взять в толк, откуда она…

Музыка в динамике оборвалась. Диктор сообщал: человек, заподозренный как участник покушения на президента де Голля, был доставлен в полицейский комиссариат для допроса. Однако допрос не состоялся: арестованный вдруг лишился сознания. Вызванный врач констатировал остановку сердца. Была предпринята попытка реанимации, врачи пошли даже на то, чтобы произвести прямой массаж сердца предполагаемого преступника. Но все оказалось тщетно. Преступник умер, не раскрыв рта.

Повторный тщательный обыск ничего не дал. Не найдено ни единого документа, который позволил бы определить личность умершего или хотя бы его национальную принадлежность. Конечно, исследованы пальцевые отпечатки. Но в картотеках полиции Франции человек с подобными папиллярными узорами не зарегистрирован. Теперь у расследователей вся надежда на картотеки Интерпола.

Выслушав информацию, Ловетти заулыбался, шумно перевел дыхание:

– Не поможет ни Интерпол, ни сам дьявол!

– Не понимаю, чему вы радуетесь? – резко сказал Лашке. – Неудачу хотите выдать за победу. Ведь объект невредим. А впереди акции не менее трудные, в частности против персоны Четыре семь. С чем вы пойдете на эту глыбу? Надеетесь на успех при столь низком уровне подготовки?

– Предложите лучший вариант. Дайте свое решение проблемы.

– Решение есть, и вы знаете, что я имею в виду.

– Речь идет о русской ученой?

– О ком же еще! Я заполучил ее, доставил на остров. Она вполне может заменить француза. Почему не работаете над ней более энергично?

– Последние сообщения Аннели… – падре, все это время державший чашку, поставил ее на стол, вытер пальцы салфеткой.

– Не верю! – перебил его Лашке. – Не верю, что русская добровольно пойдет к нам на службу. Весьма квалифицированные специалисты уже сломали зубы об этот гранит. Сломаем и мы, если не отыщем другой путь. Убежден, справиться с ней можно, только применив силу.

– Что вы имеете в виду? Побои? Быть может, смирительную рубашку? – в голосе Ловетти была откровенная насмешка.

– Ни то ни другое. Есть путь куда более эффективный. Впервые его применил Вольфрам Зиверс. В лагере Биркенау потребовалось заставить работать некоего видного патологоанатома. Строптивый поляк не шел на контакты, хотя к нему применили весь арсенал средств принуждения, включая те, что были вами названы… И тогда заключенному впрыснули наркотик.

Поляк бешено сопротивлялся, но сила есть сила. На следующее утро инъекцию повторили. Так продолжалось две недели – каждый день новая доза наркотика.

Организм привык к инъекциям. Теперь заключенный считал минуты до того времени, когда к нему придут люди со шприцем. И вот инъекции прекратили.

Поляк валялся в ногах у Зиверса, умоляя, чтобы ему дали наркотик. Он был готов на все, лишь бы получить очередную дозу.

– Этот человек должен был погибнуть, – сказал Ловетти.

– Он и погиб. Но до этого хорошо потрудился на Зиверса. И русская тоже обречена, будет она с нами или нет. Не отошлем же мы ее назад!.. Нет, пусть потрудится на острове. А там, чем черт не шутит, вдруг и в самом деле смирится, станет послушной. Тогда можно будет предпринять необходимое лечение…

Выговорившись, Лашке откинулся в кресле, закрыл глаза.

– Я согласен с тем, что сейчас услышал, – сказал падре.

Ловетти молчал, погруженный в раздумья. Вот он вздохнул, потянулся за сигаретами. Лашке зажег ему спичку.

– Спасибо! – Ловетти глубоко затянулся сигаретой. – А какой был наркотик?

– У меня записан рецепт. Найду его, когда вернемся на остров.

Разговор прервался. Вошла Сизова, как всегда улыбающаяся, элегантная, подтянутая. Садясь в кресло, бросила взгляд на приемник:

– Были новости? Смельчак, которого схватили, стал говорить?

– Нет, – Лашке поднялся с кресла, сунул руки в карманы, расставил ноги. – Смельчак не заговорил и вообще никогда не раскроет рта. Он мертв. Умер перед тем, как его собирались допрашивать, вдруг повалился на пол перед ошеломленными полицейскими. Вот ведь как умеют умирать люди – в самый нужный момент… Но бог с ним. Сейчас разговор о вас. Вы напоминаете мне одного близкого человека. Мою жену.

– Сходство внешнее?

– Отнюдь. У вас одинаковая манера держаться, говорить, особенно если это разговор со слугой.

– Вот как! Она испанка, ваша жена?

– Немка! – Лашке поднял палец. – В том-то и дело, что немка чистых кровей.

– А вы сами?

– Тоже немец. А мой друг, – Лашке потрепал Ловетти по плечу, – мой друг итальянец.

Падре глядел на Сизову и барабанил пальцами по крышке стола. Потом спросил, в самом ли деле она испанка.

– Испанка?! – воскликнула Сизова. – С чего вы взяли?

– Но ведь ваше имя Мария Сорилья?

– Допустим.

– Допустим? – переспросил падре. – Как это понять?

– Даже не знаю, что ответить… Давайте вернемся к этой теме чуточку позже.

Ловетти стремительно поднялся с кресла:

– Когда захотите, сеньора. А сейчас я хотел бы поднять бокал за ту, которая лежит в вашем доме. Испытав ее в критических обстоятельствах, торжественно свидетельствую: она человек большого мужества и абсолютно надежна. Осушаю бокал за то, чтобы она быстрее встала на ноги! Несколько дней назад мы были только спутниками по бродяжничеству в сельве. Вчера вступили в новые отношения. Сеньорита Луиза решила стать нашей союзницей… Я думаю о ней и вспоминаю одного дорогого мне человека. В пору моей молодости он был старшим товарищем по служению общему делу. Я глядел на него с обожанием, понимая, что он наставник, эталон, недосягаемый образец, – Ловетти посмотрел на Сизову. – Так вот, речь идет об Отто Скорцени. В середине сорок третьего года обстоятельства свели нас с ним в горах Италии. Только что общими усилиями был вырван из рук негодяев любимый дуче Бенито. Мы с трудом втиснули его в кабину крохотного самолета. Взревел мотор, и вот штурмбаннфюрер Скорцени обнимает меня: «Старина, готов с тобой на любое дело, хоть на штурм преисподней!» Я воскресил в памяти этот эпизод потому, что слова Скорцени повторил бы, адресуясь к девушке, которая находится в соседней комнате.

Мужчины дружно осушили бокалы.

– А что же вы? – сказал Ловетти, обращаясь к Сизовой. – Или не понравился тост?

– Тост как тост, – Сизова опустила руку с бокалом. – Выпью, когда узнаю, зачем он произнесен. Мне кажется, имелся подтекст…

Ловетти хотел что-то сказать, но его опередил падре.

– Вы не знали штурмбаннфюрера Скорцени? – спросил он.

– Оберштурмбаннфюрера, – поправила Сизова, – оберштурмбаннфюрера Скорцени. – И закончила как бы с сожалением: – Нет, я не была с ним лично знакома.

– А с кем были?