Текст книги "Тайная битва сверхдержав"

Вот что по этому поводу докладывали в 1958 году в ЦК КПСС главнокомандующий сухопутными войсками Маршал Советского Союза И. С. Конев и главнокомандующий Войсками ПВО страны Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов:

«2 сентября 1958 года в 15 часов 6 минут была нарушена государственная граница Союза ССР в районе 15 километров юго-западнее Ленинакана.

Самолет-нарушитель на высоте до 10 000 метров со скоростью 650—720 км/ч со стороны Турции углубился на территорию СССР до 45 километров. Поднятый летчик-истребитель старший лейтенант Лопатков в 15.10 перехватил нарушителя и в 15.12 сбил его.

По предварительному докладу летчика, четырехмоторный самолет-нарушитель имел американские опознавательные знаки.

Горящий самолет упал на нашей территории в районе Мастара, 20 километров юго-восточнее Ленинакана. Приняты меры к отысканию сбитого самолета. Подробный доклад будет представлен дополнительно».

В советской печати появилось заявление ТАСС:

«Государственный департамент США опубликовал заявление относительно самолета военно-воздушных сил США, нарушившего 2 сентября 1958 года государственную границу СССР и упавшего в районе г. Ереван. В этом заявлении утверждается, что указанный американский военный самолет будто бы был „перехвачен и атакован советскими истребителями в районе советско-турецкой границы, близ Карса (Турция), что вызвало его гибель в Советской Армении“. Для подтверждения этих провокационных домыслов госдепартамент ссылается на сфабрикованную американской разведкой „запись“ радиопереговоров между летчиками советских истребителей, которые якобы участвовали в нападении на американский самолет <…> »

Подробности воздушного инцидента, которые исследовала специальная комиссия, созданная по этому случаю, были изложены в «Акте расследования…», представленном врио командующего войсками Закавказского военного округа генерал-лейтенантом Иваном Павловским главкому Войск ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову. В нем говорилось:

«2 сентября 1958 года в 14 часов 32 минуты на территории Турции, в 50 километрах южнее Ризе, радиолокационными средствами Закавказского корпуса ПВО была обнаружена воздушная цель номер 7845 – одиночный иностранный самолет на высоте 7500 метров. Из указанного района цель проследовала в северо-восточном направлении, в 20 километрах южнее Батуми развернулась и с набором высоты начала совершать полет вдоль государственной границы Союза ССР <…>

В 15 часов 06 минут иностранный самолет на высоте 10 000 метров нарушил государственную границу в районе 20 километров южнее Ленинакана, и следуя курсом 120 градусов, углубился на территорию СССР до 45 километров.

При подходе истребителей к иностранному самолету последний с резким снижением и разворотом вправо стал уходить в сторону государственной границы. Ведущий первой пары истребителей старший лейтенант Л<…>ов подошел к иностранному самолету и дал две предупредительные очереди огнем, на что он не реагировал и продолжал со снижением уходить в направлении государственной границы. После этого, руководствуясь приказом Министерства обороны СССР номер 0049 от 4 июля 1958 года, по команде врио Командующего иад самолет-нарушитель был атакован истребителями, которые последовательно произвели по одной-две атаки. В результате атак истребителей самолет-нарушитель загорелся, начал разрушаться и упал в районе <…> 44 километра южнее г. Ленинакана.

Личным осмотром на месте падения самолета комиссия установила:

– по опознавательным знакам, табличкам на агрегатах и снимкам из фотопулемета, самолет-нарушитель является военно-транспортным самолетом ВВС США типа С-130А «Геркулес». <…>;

– на самолете обнаружены обгоревшие и деформированные останки аппаратуры разведки радиотехнических средств <…>;

– на месте падения самолета обнаружены обгоревшие останки 7 человеческих тел. <… > Возможно, что кроме семи установленных трупов были и другие, но полностью сгорели или перемешались с другими <…>» {401}.

Комиссия пришла к следующим выводам:

«1. Самолет ВВС США С-130А, бортовой номер 60528 преднамеренно нарушил государственную границу СССР и производил разведывательный полет над территорией Советского Союза, о чем свидетельствует наличие на борту самолета разведывательной радиотехнической аппаратуры, маршрут самолета вдоль советской границы и его вторжение в пределы Советского Союза, а также наличие приказа на выполнение оперативного задания.

2. Наличие хорошего линейного ориентира – р. Ариа-Чай с каньоном, обозначающей государственную границу, и других хорошо видимых крупных площадных ориентиров и хорошей визуальной видимости в момент нарушения, при наличии на борту самолета современного радионавигационного оборудования полностью исключает непреднамеренное нарушение государственной границы Союза ССР указанным иностранным самолетом.

3. Действие командования 236 иад и 29 ртп ПВО при перехвате иностранного самолета-нарушителя были правильными и соответствовали требованиям приказов по охране воздушных границ Союза ССР» {402}.

После этих двух инцидентов американские самолеты радиотехнической разведки стали действовать более осторожно при полетах вдоль советских границ, но операции У-2 продолжались. Пилоты высотных самолетов-разведчиков все чаще доставляли в ЦРУ и стратегическому авиакомандованию аэрофотоснимки, раскрывавшие высокий темп насыщения советских частей ВВС и ПВО новой боевой техникой и электронным оборудованием. Действительно, в конце 50-х годов на вооружение войск ПВО начали поступать радиолокационные станции П-30, обнаруживающие воздушные цели на высотах свыше 20 километров; с 1959 года авиаполки получили на вооружение высотные перехватчики Т-3 со сверхзвуковой скоростью и потолком свыше 20 километров; в зенитных ракетных войсках появился весьма эффективный ракетный комплекс С-75 с дальностью действия 30 километров и высотой поражения целей – 25 километров при скорости целей до 1500 км/ч.

Решающим этапом необъявленной «воздушной войны» стала весна 1960 года. К этому времени произошел ряд знаменательных событий. В сентябре 1959 года Н. С. Хрущев был с визитом в США. В течение 12 дней он встречался с президентом Д. Эйзехауэром, высшими политическими и государственными деятелями, видными экономистами, высокопоставленными военными, а также с представителями всех слоев американского общества. Визит прошел в атмосфере согласия и дружелюбия. В совместном советско-американском коммюнике, в частности, говорилось: «…Председатель Совета Министров СССР и Президент Соединенных Штатов согласились, что все неурегулированные международные вопросы должны быть решены не путем применения силы, а мирными средствами, путем переговоров» {403}.

В ходе визита Хрущев и Эйзенхауэр имели несколько конфиденциальных бесед с глазу на глаз. Как стало известно впоследствии, они обсуждали состояние советско-китайских отношений, вопрос о Берлине, проблемы взаимного сокращения вооружений. Но Хрущев не затронул ни разу щекотливый вопрос о высотных полетах американских самолетов над территорией СССР. Президент США был приглашен посетить СССР в 1960 году. Улучшение советско-американских отношений сказалось и на общем международном климате: на 16 мая 1960 года было запланировано совещание глав правительств – США, СССР, Англии и Франции. Совещание, как полагали, должно было разрешить многие разногласия между Западом и Востоком.

Казалось, близится разрядка международной напряженности. Но события, происшедшие в апреле – мае, опрокинули надежды мировой общественности. И в центре этих событий оказались разведывательные полеты самолетов У-2.

В начале 1960 года советское правительство объявило, что в СССР создан новый вид вооруженных сил – Ракетные войска стратегического назначения. Это сообщение влило новое вино в старые мехи: высотные разведывательные операции американских спецслужб возобновились. Где развертываются стратегические ракеты СССР? Какие образцы приняты на вооружение? Каковы их боевые возможности и количество? Эти вопросы волновали Пентагон и сводились, в сущности, к одному: насколько ПВО СССР способна противодействовать современной американской стратегической авиации – основы военного могущества США? Дать ответ на этот вопрос должны были новые вторжения У-2 в советское воздушное пространство.

9 апреля 1960 года в 4 часа 47 минут советские РЛС Туркестанского военного округа обнаружили воздушную цель. По первым докладам, цель находилась в воздушном пространстве СССР в 430 километрах южнее города Андижана, на расстоянии 250 километров от советско-афганской границы. Следуя на высоте 19—21 километр, У-2 на скорости 780 км/ч двигался в сторону Семипалатинска. Достигнув Семипалатинского ядерного полигона, самолет-разведчик сделал несколько галсов над ним (наши РЛС устойчиво вели цель); затем пролетел в район озера Балхаш, где находился полигон зенитных ракетных войск – Сары-Шаган, а оттуда проследовал к полигону стратегических ракет – Тюратам и через город Мары ушел в Иран. Весь полет продолжался более 6 часов.

Как же случилось, что нарушитель, находившийся столь длительное время в советском небе, не был уничтожен, хотя, как уже говорилось, и в войсках ПВО, и в ВВС имелись силы и средства, способные сбить этот У-2?

То, что происходило в тот день, напоминало театр абсурда. Когда самолет-нарушитель приближался к Семипалатинску, на аэродроме истребительного авиаполка ПВО, ближайшего к Семипалатинскому полигону, находились два самолета Т-3, оснащенные ракетами «воздух – воздух», и летчики, имевшие некоторый опыт в управлении этими истребителями. Но, для того чтобы осуществить перехват, им необходимо было совершить посадку на другом аэродроме, так как на возвращение на свой аэродром не хватило бы топлива. И такой аэродром был при Семипалатинском полигоне. Но режим секретности не позволял садиться на него летчикам, не имевшим специальных допусков, а пилоты Т-3 В. Назаров и Б. Старовойтов таких допусков не имели. Самолет-нарушитель галсировал над сверхсекретным полигоном, а советские асы ждали результатов переговоров командования Войск ПВО страны с правительством СССР о получении пресловутых допусков. Только в 7 часов по московскому времени было получено разрешение на взлет, но было уже поздно. Когда истребители Т-3 прибыли в район Семипалатинска, У-2 был уже в недосягаемости: он летел к другому секретному объекту – Сары-Шаган. У командования войск ПВО появилась надежда: ведь там, в Сары-Шагане, был развернут новейший зенитный ракетный комплекс С-75, тактико-технические данные которого позволяли поражать цели на такой высоте. Но волей случая У-2 вновь избежал угрозы уничтожения. В тот день не планировались стрельбы, и ракет на позиции не было. А техническая площадка, где они хранились, находилась в 100 километрах от позиции ЗРК. Но и там не оказалось подготовленных к боевому применению ракет. Были приняты экстренные меры, и вскоре оснащенные ракеты уже перебрасывались к боевой позиции, но У-2, закончив фотографирование полигона Сары-Шаган, направлялся к полигону Тюратам. К этому времени в высшую степень боевой готовности были приведены значительные силы ПВО и ВВС. Но воинское счастье не сопутствовало в тот день советским авиаторам. Вражеский разведчик был уже над Тюратамом, и выполнив задачу, уходил через Мары в сторону иранской границы. В ближайшем авиаполку ВВС были истребители Т-3, но летчики не имели опыта полетов на этом самолете, и к тому же не было ракет «воздух – воздух»: они еще не поступили на склад. И все-таки Т-3 старшего лейтенанта Кудели взлетел с ракетами от МИГ-19. Но поскольку У-2 уже находился на значительном расстоянии, управление перехватчиком было передано на командный пункт другой дивизии, где не имели опыта управления высотными самолетами: наведение на цель не состоялось. Другой летчик, капитан Дорошенко, на Т-3 поднялся на высоту 17 500 метров и увидел вражеского разведчика, но… выше себя на 3 километра. Подняться выше летчик, по существу, только-только осваивавший новый самолет, не смог. Так закончился этот полный нелепых и драматических событий день.

Для разбирательства причин неудачных действий войск ПВО по самолету-нарушителю воздушного пространства СССР была назначена комиссия, в состав которой входил и автор этих строк, в то время служивший в Главном штабе Войск ПВО страны. Были вскрыты серьезные недостатки в боевой подготовке и управлении силами и средствами ПВО и ВВС. Помнится, что в ходе разбора событий того дня обнаружились немалые упущения в работе радио – и радиотехнических средств. В частности, радиоразведка в Закавказье вскрыла перелет У-2 и С-130 из Аданы (Турция) в Пешавар (Пакистан) за несколько дней до разведывательного полета, однако эти данные из-за ряда случайностей не были доложены командованию. Поистине рок преследовал нашу ПВО в тот день {404}.

Многие генералы и офицеры получили строгие взыскания. Хрущев был возмущен: реальность опрокинула его неоднократные заявления о высокой степени боевой готовности Советской Армии. В Главном штабе Войск ПВО страны были спрогнозированы вероятные маршруты ожидаемых новых полетов У-2 (автор принимал участие в их разработке). Да, урок 9 апреля был тяжелым. Но он не прошел даром. Выводы, сделанные из неудачи, вскоре привели к успеху. Случилось это через три недели – 1 мая 1960 года. Летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс, которому суждено было совершить роковой для всей программы У-2 полет 1 мая, был одним из наиболее опытных пилотов команды Ричарда Биссела. Он летал на У-2 с 1956 года. Теперь для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции 27 апреля. Было известно, что президент Эйзенхауэр распорядился, чтобы полет был совершен 28 апреля. Однако в связи с плохой погодой в районах предполагаемого маршрута А. Даллес просил президента отложить полет на несколько дней. Тот согласился, но с условием, что задание будет выполняться не позднее 1 мая. Эйзенхауэр не хотел получать каких-либо новых протестов от Советского Союза накануне намеченной на 16 мая «встречи в верхах» в Париже. О том, что самолет У-2 может быть сбит, в Вашингтоне и не помышляли. И президент и его окружение были уверены, что в крайнем случае самолет взорвется, а летчик погибнет.

Но все последние дни апреля погода не улучшалась, а уже приближался последний срок. Пауэрс и его начальники нервничали. Наконец в первый день мая метеоусловия позволили произвести планируемую разведывательную операцию.

До начала Первомайского парада оставались считанные часы, когда юго-восточнее Кировабада Таджикской ССР была обнаружена высотная цель. Это был У-2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. Он имел задание пролететь над территорией СССР на предельной высоте по маршруту: Пешавар (Пакистан), Аральское море, Свердловск, Киров, Плесецк и совершить посадку на аэродроме Буде (Норвегия). Пролетая над пунктами, указанными на специальной карте, летчик должен был включать аппаратуру для аэрофотосъемки и фиксации работы советских РЛС.

…Сигнал тревоги, по которому офицеры Главного штаба Войск ПВО страны должны были прибыть на КП, немедленно был сообщен им по телефону еще до 6 утра. Первые засечки высотной цели, приближавшейся к границе Советского Союза в районе южнее города Душанбе (она летела прямо на север на высоте более 19 километров при скорости 750 км/ч), были получены в 5 часов 36 минут (время московское). Дежурный генерал КП немедленно доложил о нарушении Главнокомандующему Войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, его первому заместителю Маршалу артиллерии Н. Д. Яковлеву, начальнику Главного штаба генералу П. К. Демидову, командующим истребительной авиацией генералу Е. Я. Савицкому и зенитными ракетными войсками генералу К. П. Казакову.

Когда в начале седьмого все командование Войск ПВО страны и мы, офицеры, входившие в боевой расчет, заняли свои рабочие места на Центральном командном пункте (в то время он находился во дворе дома № 3 Министерства обороны на Фрунзенской набережной), обстановка складывалась достаточно нервозная. Не следует забывать, что это было утро Первого мая. В 10.00 на Красной площади должен был начаться парад, а затем демонстрация. Руководство партии, правительства и Советских Вооруженных Сил, включая С. С. Бирюзова, должно было находиться на трибуне Мавзолея.

К 8.00 утра на КП Войск ПВО страны сделан вывод, что маршрут полета пройдет через район Свердловска, далее – к Белому морю, а аэродром посадки, вероятно, будет в Норвегии.

С земли напряженно следят за неизвестным самолетом. Нервы у всех, кто на аэродромах, ракетных позициях, пунктах управления, штабах Войск ПВО страны и ВВС, на пределе. О полете уже доложено министру обороны, членам Политбюро, Н. С. Хрущеву.

Телефонные звонки от министра обороны Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского из Кремля и лично от Н. С. Хрущева следуют один за другим. Тональность их примерно была следующей: «Позор! Страна обеспечила ПВО всем необходимым, а вы дозвуковой самолет сбить не можете…» На это маршал Бирюзов эмоционально парирует: «Если бы я мог стать ракетой, то сам полетел бы и сбил этого проклятого нарушителя…».

Как часто бывает в критические минуты, различные случайности мешают сбить его то на одном, то на другом участке пути. То ракетный дивизион, зону которого он задевает, в этот день не на боевом дежурстве, то маршрут проходит вне пределов зоны обстрела или в таком створе, когда пуск ракеты невозможен. Истребители его вообще не достают. Все необходимые средства радиолокации и радиоразведки включены. Но самолет молчит. По-видимому, он не использует дальней радиосвязи. В связи с подъемом в воздух нескольких пар истребителей и необходимостью расчистить небо от других летательных аппаратов, дается сигнал для посадки на ближайшие аэродромы всех самолетов, не задействованных в борьбе с нарушителем. Это позволяет радиолокационным станциям надежнее вести цель, летящую уже на высоте более 21 километра при скорости 750—800 км/ч.

Хрущев требует любой ценой сбить самолет. Звонки от правительства то и дело раздаются в накаленной атмосфере Центрального командного пункта Войск ПВО страны. Еще бы! В день всенародного праздника, за две недели до Парижского совещания в верхах в небе СССР летит иностранный самолет-разведчик! Хрущев и его окружение расценили это как политическую провокацию. А что такое У-2 – это уже было известно советской разведке.

Между тем американский самолет-разведчик уверенно идет на север: вот он минует Тюратам, летит вдоль Аральского моря, проходит Магнитогорск, Челябинск. Нарушитель мог быть сбит только высотными перехватчиками или зенитными ракетами, но для этого было необходимо, чтобы У-2 пролетел через районы, где такие средства имелись. Пауэрс приближался к Свердловску. С аэродрома Кольцово (Свердловск) на перехват пошел высотный истребитель Т-3, случайно оказавшийся там в ходе перегона самолета с завода в часть. Его пилот капитан Игорь Ментюков не имел компенсирующего высотного костюма, кислородной маски, самолет не был вооружен. Летчик получает задачу сблизиться с нарушителем и таранить его. Риск был огромным, шансы на успех ничтожны. Ведь надо было точно навести скоростной сверхзвуковой истребитель на цель, шедшую на дозвуковой скорости, и совершить это в считанные секунды, так как дольше действовать на предельной высоте Т-3 не мог. Ментюков набрал нужную высоту, но цели не увидел: наведение не состоялось.

Вот как об этом позднее рассказывал сам летчик:

«Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, – а затем спрашиваю о местонахождении цели. Мне с КП: „Цель сзади“. Предпринимаю новый разворот, но чувствую, что падаю. Шел ведь без форсажа, не заметил, как скорость понизилась до 300 км/ч. Свалился на 15 тысяч метров. А с КП: „Включите форсаж“. Зло взяло, кричу: „Надо знать, как и на каких скоростях он включается“. Разогнал самолет до 450 километров, пробую включить форсаж, хотя он включается при 550 километрах. В это время загорается лампочка – аварийный остаток топлива. Становится ясно – наведение сорвалось. Дают указание – тяните до Кольцово».

(В 1998 году он опубликовал, однако, статью, где утверждал, что именно он сбил Пауэрса…)

Идет уже девятый час утра, на Красной площади вскоре начнется военный парад, а неизвестный самолет летит через центр страны. Каков будет эффект демонстрации советского военного могущества, когда над страной социализма безнаказанно летит разведчик, а советская ПВО не в состоянии его сбить? Это понимали все – от Хрущева до операторов РЛС, следивших за полетом.

Тем временем У-2 входит в зону действия зенитного ракетного дивизиона близ Свердловска. Командующий боевым расчетом начальник штаба дивизиона майор М. Воронов (командир находился в командировке) отдает приказ: «Цель уничтожить». Первая ракета взмывает вверх навстречу нарушителю. За ней должны последовать вторая и третья. Но они не сходят с направляющих. Почему? Произошел крайне редкий случай: кабина наведения оказалась между ними и целью. Причину задержки быстро устраняют. А тем временем первая ракета взрывается позади У-2, и ее осколки пробивают хвостовое оперение и крылья, не затронув кабины. Это случилось в 8 часов 53 минуты. Но падающие обломки У-2, фиксируемые на экране РЛС, воспринимаются как цель. Для нас, находившийся 1 мая 1960 года на КП в Москве, запомнились доклады о пуске ракеты и сообщение, что цель «замигала», то ли применяя помехи, то ли разваливаясь. Нервозность не снижалась.

Между тем там, в небе близ Свердловска, Пауэрс, поняв по вспышке сзади и потере управления, что следует покинуть падающий самолет, был вынужден сбросить «фонарь» и с трудом, уже на высоте менее 10 километров вылез из кабины. Другим способом воспользоваться он не мог, так как взрывом его кресло сдвинулось вперед и ноги оказались под приборной доской. При катапультировании ему могло оторвать ноги. (Такое случалось даже при неповрежденном самолете в прошлые годы.) Как он впоследствии вспоминал, его У-2, потеряв крылья, вертикально падал хвостом вниз. Когда он сбросил «фонарь», гравитация прижала его к сиденью. Преодолевая огромные перегрузки, он пытался покинуть падающий самолет, но был привязан к кабине кислородными шлангами. Наконец он разорвал их и выбросился на парашюте. К этому моменту высота была уже сравнительно небольшой. Едва он оторвался от самолета – еще одна ракета прямым попаданием поразила У-2 {405}. При падении фюзеляж, двигатель, крылья и кабина самолета оказались разбросанными по земле на удалении в несколько километров друг от друга.

Но об этом в Свердловске и Москве еще никто не знал. Напротив, в районе исчезновения нарушителя вновь появилась отметка от цели.

Откуда же появилась новая цель? А дело было в том, что после неудачного наведения И. Ментюкова на перехват У-2 была поднята еще пара истребителей МИГ-19 – капитана Бориса Айвазяна и старшего лейтенанта Сергея Сафронова. Вот как вспоминал эти незабываемые минуты Б. Айвазян:

«Взлетели. Пауэрс над нами, но где? Кручу головой – вокруг никого. В те секунды заметил взрыв и пять уходящих к земле точек. Эх, угадать бы тогда, что это был разваливающийся У-2. Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, тут же сообщил на КП. Самолет Пауэрса, понятно, не обнаружили, ведь его уже уничтожили ракетчики».

Но ракетчики и операторы РЛС все еще принимали обломки У-2 за пассивные помехи, примененные летчиком-шпионом. Поэтому для пары Айвазяна задача была все та же: при обнаружении атаковать противника. На очередном вираже, вспоминал Айвазян, вдруг оборвалась связь с ведомым. Сергей Сафронов замолчал. Айвазян увидел в чистом небе необычное облачко и резко спикировал. Это спасло ему жизнь.

В дивизионе, которым командовал майор А. Шугаев, восприняли появившуюся отметку от истребителей за вражескую цель, которая снизилась до 11 тысяч метров. Через считанные секунды она была сбита (по приказу с КП армии ПВО). Увы! Это был истребитель старшего лейтенанта С. Сафронова, поднятый на перехват У-2. Экраны мониторов расчистились. Наступила пауза – стало ясно, что нарушитель сбит. На самом деле прошло уже полчаса после того, как сбили Пауэрса, но майор Воронов и его боевой расчет приняли обломки У-2, которые забили экран, за пассивные помехи, примененные самолетом-шпионом, и майор промедлил с докладом до выяснения обстановки.

Маршал Бирюзов снял трубку правительственного телефона и доложил Хрущеву. Хрущев выразил сомнение, но сказал: «Приезжайте и доложите подробно». Бирюзов немедленно приказал группе из нескольких офицеров войск ПВО вылететь в Свердловск, разобраться во всем на месте, обеспечить сохранность обломков самолета и сообщить подробности. Сам он отправился к Кремлю на парад {406}. Когда маршал прибыл на Красную площадь, трибуна на Мавзолее уже была заполнена государственными деятелями, военачальниками, гостями. Его прибытие не прошло незамеченным. В отличие от других военных, он был не в парадной, а в повседневной форме и не занял сразу своего места среди других генералов, а сначала прямо на трибуне подошел к Хрущеву и на ухо доложил ему результат. Тот удовлетворенно кивнул. После этого Бирюзов занял свое место среди военных.

Вылет спецсамолета ТУ-104 в Свердловск (аэродром Кольцово) состоялся около 12 часов. Это был первый самолет, вылетевший из Внукова после запрета на полеты самолетов гражданской авиации, введенного около 8 часов утра 1 мая. Самолет был полон. На нем летели группы аппарата ЦК, военной контрразведки, КГБ, Генерального штаба и Войск ПВО страны. Все они входили в комиссию по расследованию инцидента.

Через два часа были на месте. Пауэрса отправили в Москву. Оставалось найти и собрать разбросанные по полям и перелескам части самолета, позаботиться об их охране, особенно аппаратуры и больших, широких (24 см) рулонов отснятой пленки. Ее тщательно обернули солдатскими одеялами, что потом помогло почти без потерь проявить ее и убедиться в том, сколь важные объекты и с каким высоким качеством были сфотографированы. Двигатель нашли в болоте и с трудом подняли его краном.

Произошел и такой казус: в одной из близлежащих деревень, где народ по-уральски с общим застольем праздновал 1 мая, после взрывов ракет и падения плоскости сбитого самолета люди стали бить ее ломами, разливая имевшееся внутри горючее, которое представляло большой интерес для военных экспертов.

Обеспечив сбор, сохранность и отправку в Москву всех остатков У-2, группа ПВО вернулась в столицу, чтобы готовить выставку трофеев в Парке культуры и отдыха имени Горького.

Комиссия составила первый доклад о тактико-технических данных и оборудовании самолета, целях и задачах, которые решались им в ходе разведывательных полетов. Началось следствие по делу Пауэрса.

Было установлено, то У-2 имел на борту широкозахватный длиннофокусный аэрофотоаппарат «73-В». Он осуществлял семимаршрутное фотографирование последовательно через семь остекленных люков. Это обеспечивало захват местности шириной 160—200 километров, протяженность фотографируемой полосы – 3500 километров. Объектив с фокусным расстоянием 915—944,7 миллиметра позволял с больших высот получать снимки масштаба 220—230 метров в 1 сантиметр. С помощью радиоэлектронной разведывательной аппаратуры, установленной на самолете, можно было получать сведения о системах радиотехнического обеспечения ПВО СССР.

В Вашингтоне Р. Биссел и другие причастные к программе У-2 лица ломали голову по поводу исчезновения Пауэрса. Удивляло молчание Москвы: никакой информации. Через два дня, 3 мая, было обнародовано сообщение НАСА, сфабрикованное в ЦРУ и тайно одобренное президентом. В сообщении говорилось, что с 1956 года по программе изучения метеоусловий верхних слоев атмосферы НАСА использует самолеты фирмы «Локхид» – У-2; один из таких самолетов, выполнявший задание 1 мая 1968 года в воздушном пространстве Турции, пропал без вести около 9 часов утра – возможно, потерпел катастрофу в районе озера Ван: пилот, вылетевший с аэродрома Адана, находясь в районе Восточной Турции, докладывал, дескать, о неисправности кислородного оборудования.

Сообщение это 4 мая появилось в газетах, но особого внимания не привлекло. Руководство ЦРУ напряженно ждало реакции СССР на сообщение, но Москва безмолвствовала. На пресс-конференции в Вашингтоне представители НАСА не дали сколько-нибудь вразумительных ответов на вопросы журналистов.

На следующий день в Москве открылась очередная сессия Верховного Совета СССР. Хрущев в своем докладе на ней обнародовал подробности инцидента с самолетом-разведчиком, умолчав, однако, о том, что летчик жив, а части самолета и оборудование позволяют сделать выводы о характере задач, которые он выполнял.

В тот же день представитель госдепартамента США выступил перед журналистами с заявлением, в котором повторялась версия НАСА, дополненная, правда, тем, что самолет, выполнявший исследовательский полет по программе НАСА, по всей вероятности, случайно пересек советско-турецкую границу и оказался в пределах СССР.

Через час с небольшим после заявления госдепартамента снова выступил руководитель отдела информации НАСА с уточняющим заявлением, что У-2 имел фотокамеры для фотографирования облачности, что это невооруженный гражданский самолет. Он сказал также, что если об этом самолете что-либо известно в СССР, то просит русских сообщить об этом, чтобы не продлевать поиски.

Но в то время, когда в Вашингтоне пытались завуалировать миссию Пауэрса, из американского посольства в Москве поступил сигнал, отбросивший все ложные версии. Он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Дело в том, что вечером 5 мая на приеме в посольстве Эфиопии в Москве посол США Л. Томпсон случайно услышал разговор между заместителем министра иностранных дел СССР Я. Маликом и шведским послом. Швед спрашивал, как правительство СССР будет квалифицировать инцидент с У-2. «Не знаю, – сказал Малик, – еще продолжаются допросы пилота». «Допросы пилота…» – эти слова как молния поразили Томпсона. Он бросился в свое посольство и дал телефонограмму с грифом «Вне всякой очереди» в Вашингтон. Она опоздала на 4 минуты: второе заявление НАСА уже передавалось прессе {407}.

Заявления, сделанные в Вашингтоне, только подлили масла в огонь. 7 мая Хрущев вновь выступил перед депутатами и сообщил, что летчик жив и находится в СССР, американские официальные круги признали факт преднамеренного вторжения в воздушное пространство Советского Союза. Президент Д. Эйзенхауэр подтвердил на пресс-конференции 11 мая, что полеты американских самолетов-разведчиков над территорией СССР являются одним из элементов системы сбора информации о Советском Союзе и проводились планомерно в течение ряда лет. Он заявил, что «отдавал приказы о сборе любыми возможными способами информации, необходимой для защиты Соединенных Штатов и свободного мира от внезапного нападения и для того, чтобы дать им возможность провести эффективные приготовления к обороне». Он заявил также, что эти мероприятия необходимы, так как в «Советском Союзе секретность и тайны стали фетишем». На следующий день он отдал распоряжение прекратить полеты У-2 над Советским Союзом {408}.