Текст книги "Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах"

Кроме названных выше футболистов в составах «Прищевиков», «Дуката» и «Промкооперации» также играли Гавриил Путилин, Александр Поляков, Владимир Чечеров, Матвей Зайцев, Алексей Костылев, Евгений Москвин, Сергей Егоров (бывший электрик фабрики «Большевик» из ОФВ), Иван Алексеевич и Иван Михайлович Филипповы, Михаил Малхасов (воспитанник одесского футбола, выступал в Иваново), Павел Комаров (из ЦДКА), Анатолий Акимов и Алексей Шапошников (с «Трехгорки»), Серафим Кривоносов (в 30-е годы работал заведующим спортивной секции отдела культурно-бытовых товаров МОСПО, а в 1937 году репрессирован и расстрелян), Василий Михайлов, Николай Байков, Борис Сигачев (из РДПК), Александр Величкин, Борис Степанов, Петр Никифоров, Владимир Обысов, Василий Чернов, Николай Черемисин, Вячеслав Хорошко, Анатолий Егоров, Борис Решетов, Владимир Добрынин, Яков Колодный (играл еще до революции в «Унионе» и СКЗ), Василий Лукьянов, Алексей Калинин, Николай Козлов и другие игроки.

А теперь предоставим слово Андрею Петровичу Старостину: «Нашей команде много внимания уделял комсомол. Руководители молодежи тридцатых годов, секретари ЦК ВЛКСМ – Дмитрий Лукьянов, признанный комсомольский оратор, Сергей Салтанов, Павел Горшенин – были нередкими гостями в нашей команде. Однако идею создания добровольно-спортивного общества по примеру «Динамо» подал нам Александр Васильевич Косарев».

Дело же было так. Зимой 1935 года Николая Старостина вызвал к себе на беседу первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев. Разговор получился долгий. С большим интересом выслушав рассказ Старостина о физкультурной жизни столицы, о футболе, Косарев неожиданно сказал: «Жизнь идет вперед и требует от нас новых форм и методов работы с массами, дорогой Николай Петрович. Согласны? – Конечно, согласен. Полностью, – подтвердил Старостин. – Ну а коль согласны, подумайте над организацией добровольного спортивного общества, которое объединило бы в единую семью, в один могучий коллектив всех физкультурников промкооперации». Несомненно, что свою инициативу Александр Васильевич предварительно согласовал с «верхами».

Косарев подробно изложил свои мысли на этот счет, посоветовал использовать богатый опыт «Динамо», а потом заявил: «Дело очень большое, интересное, перспективное. И поручаем мы его вам, товарищ Старостин. Фамилия у вас авторитетная, спорту преданы. Вот вам, как говорится, и карты в руки». Идея эта была встречена Старостиными с большим энтузиазмом. Именно они стали движущей силой всего, что предстояло осуществить. Объяснялось это тем, что все братья были тесно связаны и со спортом, и с системой промкооперации. Александр являлся главным бухгалтером фабрики спортинвентаря имени А. С. Енукидзе (она находилась неподалеку от Белорусского вокзала), Петр возглавлял производственный спортивный комбинат Москооппромсовета (позднее – производственный комбинат общества «Спартак»), Андрей работал председателем правления кооперативной фабрики «Спорт и туризм» (в 1950 году эта артель, выпускавшая футбольные, баскетбольные и волейбольные мячи, коньковые ботинки, обувь для спортсменов, переехала в Михнево, а октябре 1956 года была преобразована в швейную фабрику). В системе Промкооперации трудился и Николай Петрович, и мужья двух сестер Старостиных.

Другие будущие спартаковцы «числились» на различных должностях в учреждениях и артелях, относящихся к Промкооперации, где получали зарплату. Это было необычно для общества 30-х годов и порождало массу слухов. Если у динамовцев и армейцев вознаграждение было легальным и основывалось на офицерском звании игрока (таком же липовым, по сути, как и артельная принадлежность «приписанного» спартаковца), то о жаловании спартаковцев болельщик любил потолковать…» – отмечал Василий Сарычев.

Историю рождения «короткого, стреляющего, объединяющего всех» названия нового Общества подробно описал Андрей Старостин в своих книгах «Повесть о футболе» и «Встречи на футбольной орбите». Он, в частности, говорит: «Как всегда в особо важных случаях, состоялся «брандмейстерский» сбор всех частей. Все братья с женами и сестры с мужьями. Пришли и одноклубники с давних, можно сказать, «горючкинских», времен – Петр Исаков, Иван Филиппов, Станислав Леута. Огромный, обитый красной кожей диван, место многолетних футбольных дискуссий, на этот раз вместить всех прибывших на важное совещание, конечно, не мог. Важность его угадывалась в некоторой скованности присутствующих. Пока Антонина Андреевна с помощью нашей матери, Александры Степановны, накрывала на стол, Николай многозначительно молчал, помогая расставлять приборы.

Наконец, когда все чинно расселись за столом, торжественно объявил: «Вчера меня вызвал в ЦК комсомола Александр Васильевич Косарев. Подумайте над организацией добровольного спортивного общества, сказал он, которое объединило бы всех физкультурников промысловой кооперации». Идея была воспринята с энтузиазмом. Многие из нас работали в системе промысловой кооперации. Ведомство располагало большими финансовыми возможностями. Организация производства основывалась на принципе коллегиального руководства. Основной ячейкой была артель. Естественно, что и организация спортивного общества обуславливалась выборностью органов управления и контроля, выборностью общественных секций и тренерских советов, как главного условия, обеспечивающего широкую демократию и вместе с тем повышенную ответственность всех членов общества. Перспектива вырисовывалась самая радужная. Правда, «уплывал» стадион. У промкооперации своего стадиона не было, но была загородная спортивная база «Тарасовка»…

Сизые клубы дыма плавают по столовой. Давно уже сняты пиджаки. Скоро начнет светать. А спор все идет, и конца ему не предвидится. В памяти всплывает картина выборов кошевого атамана в «Тарасе Бульба». Помните: «Шило пусть будет атаманом!.. В спину тебе шило!..» Только здесь выбирали не кошевого, а название нового общества. Чего только не предлагали! «Феникс», «Штурм», «Атака». Кто-то из ведомственных патриотических соображений предложил даже «Промкооп». Но презрительно-ироническая реплика: а почему не «Ларек» или «Лоток» – начисто отвергла предложение. «Стрела», «Вымпел», «Звезда» – монотонно произносили сидящие в столовой. Но тут же под язвительные возражения названия проваливались.

Мы выбились из сил. Зашли в тупик (в который иногда попадает тренерский совет, отбирая кандидатов в основной состав, когда после двадцатого тура голосования верх берет кандидатура, вначале всеми отвергавшаяся). Но выручил случай. Взгляд Николая упал на книгу, лежащую на столике возле дивана. Книжка называлась «Спартак» Джованьоли. – Вот что нам нужно! – воскликнул Николай, показывая книгу. – «Спартак» – достойный девиз, отображающий лучшие качества спортсмена: мужество, волю к победе, ловкость и силу, верность идее!» Всем понравилось. Решение было единодушным. Кто-то вякнул, что название не ново. Но поддержки не нашел. И с этого дня «Спартак» зашагал сильным и широким шагом вперед. В московском футболе родился в новом качестве еще один мощный источник пополнения столичной школы футбола высококвалифицированными спортсменами».

А это отрывок из книги «Футбол сквозь годы», написанной Николаем Старостиным в конце 80-х годов:

«…Потом появилось много версий, некоторые из которых успели стать легендами, о том, как и почему новорожденному дали имя «Спартак». А что было в действительности? В Промкооперацию входило более десятка союзов различных отраслей: швейный, кожевенный, текстильный, пищевой… Нужно было найти одно, всех объединяющее, название. Но, что правда, то правда: искали его в муках. Мы с братьями и друзьями подолгу сидели вечерами у меня дома и ломали себе голову. В памяти сохранилась поездка сборной Советского Союза в Германию в 1927 году, где нас принимали рабочие-спортсмены, объединенные в клуб «Спартак». У них был значок – поднятая рука с твердо сжатым кулаком. Я часто вспоминал впечатляющее зрелище: сотни встречающих и провожающих людей со вскинутыми в едином порыве руками. «Спартак» – в этом коротком и звучном слове слышалась мелодия порыва, таилась готовность к бунту, чувствовался неукротимый дух. Оно показалось мне очень подходящим. Конечно, я знал, кто такой Спартак. Но, признаюсь, прочитал знаменитую книгу Джованьоли уже после того, как все было решено.

К нашему огромному удивлению, в только что родившееся, еще неокрепшее общество ринулись лучшие спортивные силы Москвы. Мы не могли понять, в чем дело. Потом выяснилось, что по Москве пошел слух: в «Спартаке» во главе стоят свои люди – спортсмены. Молва, что у нас не надо ожидать очередного указания руководителей по поводу тренировок, оказалась устойчивой и была лучше всякой рекламы. Если добавить к этому значительные финансовые возможности Промкооперации (ее бюджет позволял не жалеть на «Спартак» никаких денег), станет ясно, почему «Спартак» смог так быстро и крепко встать на ноги.

Наши всемогущие хозяева, не моргнув глазом, отвалили 260 тысяч за базу в Планерном, перекупив ее у Осоавиахима. У китайского клуба было приобретено здание католической церкви, где после реконструкции устроили залы для бокса, борьбы, бильярда… Но наиболее ценным приобретением стал участок земли рядом с подмосковной Мамонтовкой, блиставшей своей футбольной командой. Кто бы мог подумать, что со временем ничем не примечательная Тарасовка затмит славу Мамонтовки. В течение сезона в Тарасовке был выстроен стадион с трибунами на 3000 мест и деревянным павильоном, где могли жить футболисты. Главным же богатством «Спартака» стало прекрасное футбольное поле… Стало ясно, что отныне у «Динамо» появился достойный конкурент. Всерьез и надолго».

Вызывает некоторое удивление нестыковка в трактовке братьями Старостиными событий, связанных с рождением имени клуба (первым на это обратил внимание Аркадий Фалькович Ратнер при подготовке в 1986 году телевизионного документального фильма о братьях Старостиных). По словам Николая Петровича (его книга вышла позже) – рассказ Андрея не совсем точно отражает реальность, а больше похож на красивую легенду. Но, не понятно, зачем тогда Андрей Петрович это написал, ведь еще здравствовали почти все участники тех событий. Тем более, что почти 30 лет его никто не опровергал! Мало того, сам Николай Петрович в различных интервью и печатных публикациях доперестроечной поры неоднократно повторял рассказанное братом. Тогда Аркадий Ратнер попытался разгадать этот ребус, задав интересующий его вопрос обоим братьям, но и Николай, и Андрей Петровичи остались верны своим версиям.

А Евгений Ловчев по этому поводу вспоминал следующее: «Как-то я спросил о том, откуда взялся «Спартак», кто придумал название, что оно обозначает. Николай Петрович ответил, что «писательская» версия – не основная. Перебирая названия, ища варианты, братья наткнулись на чешскую «Спарту», довольно известный клуб с богатой историей. Не претендую на то, чтобы эта версия считалась основной, но то, что об этом говорил Старостин, – факт».

Но, и это еще не все! В 2011 году вышла в свет книга очень талантливого журналиста, знатока футбола Игоря Яковлевича Рабинера «Спартаковские исповеди», где бывший вратарь красно-белых и известный телекомментатор Владимир Никитович Маслаченко поведал о своем давнем разговоре с Н. П. Старостиным. Тогда, в 1966 году, в вагоне поезда, следовавшего в Париж, на его вопрос о названии клуба, Николай Петрович, якобы, ответил так: «История о том, что на столе лежала кем-то забытая книжка Джованьоли «Спартак», я бросил на нее взгляд и понял, как будет называться команда, – это красивая выдумка. Мы назвали его так в честь оппозиционного молодежного движения Эрнста Тельмана в Германии, которое тоже называлось «Спартак». В это закладывалась скрытая контрдинамовская идея, но этого никто не должен был понимать – иначе название бы ни при каких обстоятельствах не прошло. Отсюда и романтическая выдумка про Джованьоли».

Мы уже никогда не узнаем, состоялся ли такой разговор на самом деле (один Бог тому свидетель), или это очередная литературная легенда, «красивая выдумка». Нам остается или поверить в это, или – не поверить. Пусть каждый решает сам. Мы – не поверим. При всем нашем уважении к памяти В. Н. Маслаченко.

В 60-е годы Николай Петрович, умнейший человек, уже наученный горьким опытом заключения, где «за базар отвечать надо», в трезвом уме никогда бы не сознался (если ему вообще было в чем сознаваться), по сути, случайному собеседнику, в государственной измене. А создание оппозиционного общества «на западный манер» с законспирированным названием, в котором «скрыта контрдинамовская (читай – контрсоветская) идея» – это уголовно наказуемое преступление, статья 58–11. В лучшем случае. При желании можно «припаять» и 58–1а, а это – расстрел. Старостин, что – самоубийца?

И еще. В 1966 году «Спартак» во Францию не ездил. Мало того, на протяжении двух лет (1965 и 1966 годы) Николай Петрович Старостин начальником команды «Спартак» не состоял. Именно в это время он был отправлен в почетную ссылку, получив назначение на должность главного тренера по футболу ЦС ДСО «Спартак». В свое время британский ученый Томас Гексли говорил: «Вечная трагедия науки в том, что уродливые факты убивают красивые гипотезы». Похоже, что нечто подобное мы наблюдаем и в нашем случае…

Даже в лихие перестроечные годы, когда говорить можно было уже все, что вздумается (и тебе за это ничего не будет!), Н. П. Старостин про «контрдинамовскую идею» 30-х годов публично даже и не заикался. В противном случае, Александр Ванштейн, помогавший Николаю Петровичу в работе над книгой «Футбол сквозь годы», об этом наверняка бы рассказал. Про немецких спартаковцев в книге вспомнили (правда, слово «оппозиционный» при этом не произносилось), про «скрытую идею» – нет. Отметим и еще одно обстоятельство. Отношение братьев Старостиных к своим спортивным противникам хорошо известно. Многие совершенно справедливо считают их эталонными. Это – бескомпромиссная, отчаянная, самоотверженная, но честная борьба на зеленом поле, и – товарищеские, уважительные и доброжелательные отношения в жизни. Честь и достоинство, высокое благородство – превыше всего. Никакой подлости, никакого предательства. Для Старостиных это – аксиома.

Динамовец Михаил Якушин вспоминал: «Сколь ни сильно было соперничество между двумя нашими командами, в жизни у нас сохранялись самые лучшие взаимоотношения. Как любил повторять Андрей Старостин, «враги на поле, друзья вне поля». Столь оригинальный лозунг был вывешен когда-то на одном из столичных стадионов. Собираясь вместе в сборных Москвы или СССР, мы не делили друг друга на динамовцев и спартаковцев, все мы были одним коллективом с едиными интересами». Да что Якушин! Сам Н. П. Старостин в книге «Футбол сквозь годы» пишет: «Весной 1936 года динамовцы стали первыми чемпионами СССР. Мы были третьими. Но осенью уже спартаковцы завоевали золотые медали, оставив чемпионов на втором месте. В 1937 году конкуренты поменялись местами. Между тем, несмотря на жаркие схватки на зеленых полях, за их пределами мы все считали себя членами одной спортивной семьи. У меня сложились добрые, приятельские отношения с динамовцами…».

Старшего брата дополняет Александр Старостин: «Давным-давно футбольные судьбы решались в соперничестве «Спартака» и «Динамо». Это была непримиримая борьба. Но только на поле. А в жизни мы были всегда друзьями. Ведь много динамовцев вышло из «Красной Пресни» – и Артемьев, и Блинков, и Квашнин, и Прокофьев, и Маслов… Кроме того, всегда сборную Москвы комплектовали из «Спартака» и «Динамо». Всерьез ссориться нам было нельзя».

А теперь вернемся к фразе (которая сама по себе, при внимательном прочтении, просто абсурдна): «В это закладывалась скрытая контрдинамовская идея, но этого никто не должен был понимать – иначе название бы ни при каких обстоятельствах не прошло. Отсюда и романтическая выдумка про Джованьоли». Впервые историю о происхождении имени «Спартак», как мы уже говорили, рассказал Андрей Петрович Старостин в книге «Большой футбол», первое издание которой датируется 1957 годом. Общество «Спартак» образовано в 1935 году. Ни при утверждении названия Общества, ни в последующие двадцать с лишним лет, вопроса: а почему именно «Спартак»? – не стояло. Да и не могло стоять в принципе. Все прекрасно знали о чем, и о ком идет речь. Что здесь еще объяснять?

О том, что происхождение названия «Спартак» (1935 год!) никого отношения к «контрдинамовской идее» не имеет, ясно указал и сам Н. П. Старостин, написавший, что «великое противостояние «Спартака» и «Динамо» началось, пожалуй, в 1936 году. И не на спортивных аренах, а на Красной площади, в самом центре столицы. Так судьбе было угодно в первые же годы столкнуть ведомственные интересы двух обществ – предполагаемых союзников, превратив их в вечных конкурентов».

Так что, смысла в такой «романтической выдумке про Джованьоли» никакого не было. Андрей Петрович просто подробно передал то, что действительно произошло в те, на самом деле романтические годы. И никаких «контрдинамовских» настроений (да таких, которые надо было еще и «зашифровывать») среди орденоносцев Старостиных в середине 30-х годов не было! Обида на органы, выкинувшие семью из общественной жизни страны на целое десятилетие, появилась гораздо позже и, по инерции, перенеслась на их ведомственную команду – «Динамо». Что было, то было. Особенно невзлюбил с тех пор бело-голубые цвета Николай Петрович. Но к происхождению названия команды «Спартак» это никакого отношения не имеет.

Скорее всего, версия «германского следа» названия клуба (так же, как и сюжетная линия «Спартак» – «Динамо» – Лаврентий Берия) придумана Николаем Петровичем (возможно, эту идею ему кто-то и «подкинул», а возможно, что сам Старостин решил поставить своеобразную «дымовую завесу» над отдельными моментами своей биографии) уже задним числом, на рубеже 80–90-х годов ХХ века, во времена шоковой терапии, всеобщей демократизации, либерализации и коммерциализации общества и победного торжества капитализма, когда вдруг многие, словно по мановению волшебной палочки, стали фрондерами и диссидентами с глубоко скрытыми корнями. Тогда так принято было. «Актуальность момента» обязывала рассуждать о политических жертвах режима, играть в теннис и кататься на горных лыжах. И пошло, и поехало!

Болельщик «Спартака» с 1936 года Юрий Олещук вспоминал: «Мы жили в большой коммуналке. Мы все были рабочими, и во дворе все дети заявляли, что они – дети одного класса. Интересы болельщиков разделялись примерно так: половина – за «Спартак», половина – за всех остальных. В школе было так же… Почему? Сейчас я понимаю, что «Спартак» был родной командой для простолюдинов. В имени для нас было значение. Тогда все дети и даже взрослые знали имя лидера восстания рабов в Древнем Риме… Как могли с этим сравниться названия других команд – «Динамо», ЦДКА, «Локомотив» или «Торпедо»?…

Отношение поклонников «Спартака» к «Динамо» было очень враждебным. «Динамо» представляло власти – милицию, органы госбезопасности, ненавистную привилегированную элиту. Они лучше питались. Они лучше одевались, и они уж точно не жили в коммуналках. Матчи между «Спартаком» и «Динамо» были войнами на поле и на трибунах. Между болельщиками часто вспыхивали драки и их разделяли – спартаковцы сидели на Восточной трибуне, где билеты были дешевыми, а динамовцы занимали аристократические Северную и Южную трибуны…».

А вот, что пишет в своей знаменитой книге «Сталин» Эдвард Станиславович Радзинский: «Главным народным праздником Дневной жизни был футбол (кстати, он был и любимым развлечением интеллигенции). На футболе подавленные страхом чувства выплескивались в криках и эмоциях. На стадионе можно было забыть о загнанном в подсознание ужасе. Главное соперничество в футбольной жизни страны шло между двумя клубами: «Динамо» (клубом НКВД) и «Спартаком» (командой профсоюзов). Вся интеллигенция болела за «Спартак». Это была дозволенная фронда…

В дни встреч этих команд на стадионе в правительственной ложе появлялся руководитель НКВД. Сначала это был Ягода. Но расстреляли Ягоду, и в ложе стал появляться маленький Ежов. Расстреляют Ежова, и в ложе появится Берия. Все они свирепо болели за команду «Динамо» и ненавидели Николая Старостина – основателя и главу «Спартака». Старостина знала вся страна. Наверное, после Сталина и Ленина это была самая знаменитая фамилия. Четыре самых известных футболиста страны – братья Старостины. Николай Старостин и начал великое противостояние «Спартак» – «Динамо»…

К творчеству Радзинского, человека бесспорно очень талантливого и чрезвычайно работоспособного, можно относиться по-разному. Мы же только отметим, что приведенный популярным драматургом и телеведущим рейтинг самых популярных людей СССР второй половины 30-х годов, мягко говоря, не соответствует истине. Чтобы убедиться в этом – пролистайте страницы газет того времени.

В СССР было столько знаменитостей (деятелей партии и государства, ученых, военных, полярников, летчиков, артистов театра и кино, писателей, пограничников и их собак, знатных колхозников, стахановцев всех мастей), именами которых называли города, села, колхозы, совхозы, фабрики, заводы, шахты, улицы, стадионы, пароходы, пограничные заставы и даже детские сады, что спортсменам места в первой сотне рейтинга популярности явно не хватало.

И ничего удивительного и обидного в этом нет. Телевидения тогда не было, интернета, естественно, тоже, мемуаров, справочников и книг о футболе никто не писал, по-настоящему спортивных журналов (а уж тем более футбольных!) не издавали, немногочисленные газеты тех лет футболу внимания практически не уделяли и его не пропагандировали – у них были другие задачи. К концу 30-х годов даже специализированные издания полностью подчинились общепартийным установкам. Происходила очевидная милитаризация тематики (популяризация комплекса ГТО, поддержка оборонных видов спорта), сугубо спортивные материалы вытеснялись общественно-политическим официозом. Аналогично и с единственной программой радио. А болельщики жили тогда только скудными слухами и сами же дополняли их собственным фольклором.

И еще. До 1936 года в другие города ни московские, ни ленинградские, ни киевские команды практически не выезжали, поэтому видеть в игре звезд нашего футбола подавляющая часть советского населения просто не могла. Да, в отдельных городах были свои кумиры, но популярность их была ограничена узкими географическими рамками. Общенародные футбольные любимцы появились только после войны, когда вся страна узнала имена триумфаторов британского турне, а затем и легендарных армейских и спартаковских футболистов.

О семейной славе Старостиных. Самыми популярными среди спартаковских болельщиков в 30-е годы были Андрей и Александр – первый спартаковский капитан, член символической сборной СССР. «Николай Петрович больше занимался хозяйственными и коммерческими вопросами, а личностью легендарной стал только ближе к старости, когда вместе с Константином Бесковым вернул «Спартак» в лидеры отечественного футбола. Именно тогда его по праву стали называть мэтром» – вспоминал единственный живой наследник Старостиных по мужской линии Андрей Петрович (сын Петра Николаевича).

Помимо высказываний Олещука и Радзинского были и другие откровения подобного типа. Но суть их сводилась примерно к одному: в «самое дремучее время» отечественной истории, в условиях «тоталитарного и авторитарного режима» братья Старостины создали спортивное общество «нового типа», само название которого «стало вызовом истеблишменту». Общество, независимое от органов государственного управления, органов контроля, органов подавления инакомыслия, силовых структур, и вообще, независимое от какого-либо ведомственного подчинения. Создали такой своеобразный «островок демократии, всенародного равенства и братства» в отдельно взятом регионе страны Советов.

Наш угнетаемый, темный, забитый, но необычайно сметливый и свободолюбивый народ все сразу понял, и в массовом порядке повалил записываться в «Спартак», в поисках «душевной» свободы и лучшей доли. Кто – в спортивные секции, кто – в ряды болельщиков. А поскольку единоличного хозяина у «Спартака» вроде бы как и не было, а народу в ряды Общества влилось количество несметное, то стало оно – это самое Общество и футбольная команда при нем – коллективом обобществленным, то есть народным. И повел «Спартак» скрытую «классовую войну» против ГПУ (в образе «Динамо»), против армии (в образе ЦДКА) и прочих. Одним словом – своеобразный футбольный «марш несогласных» 30-х годов ХХ века.

А про то, что хозяин-то у «Спартака» в те годы все-таки был, все вдруг в пафосе перестроечной горячки и низвержения всего советского, вдруг забыли. Вернее – сделали вид, что забыли. Посчитали, наверное, «ребята-демократы», что вспоминать во времена новой России с ее рыночными отношениями про какую-то там промысловую кооперацию (работники этой отрасли всегда ассоциировались у простых советских тружеников с жуликами и спекулянтами, никакого отношения не имевшими ни к рабочему классу, ни к трудовой интеллигенции), или о ленинском комсомоле – «верном помощнике и боевом резерве большевистской партии», несолидно, как-то неловко. Да и не вяжется все это с версией независимости «Спартака» от власти, его изначально бунтарского духа, нарушает, если можно так сказать, основы новейшей «философии» команды. Хотя сами братья Старостины в свое время все истолковали предельно точно и ясно: общество создано по указанию комсомола, на средства промкооперации. Так какая же здесь независимость?

С самого момента своего рождения «Спартак» был под идеологическим контролем курировавшего спорт Страны Советов комсомола (читай – партии), который бдительно следил (во всяком случае – был обязан это делать, раз выступил «поручителем» новорожденной организации), чтобы у спортсменов не было никаких уклонов – ни «левых», ни «правых», чтобы они были достойными членами (ячейками) советского общества и т. д. «Рекомендациям» комсомола безукоснительно подчинялся даже Всесоюзный совет физкультуры, официально считавшийся организацией самостоятельной («Надо сказать, что комсомол активно участвовал в организации спортивной жизни страны. И не только участвовал, но и диктовал свою волю Комитету по физической культуре, председателем которого был Иван Харченко, бывший заведующий отделом ЦК комсомола» – пишет Н. П. Старостин).

Таким образом, комсомол (партия) – одна из степеней «несвободы» спартаковцев. Вторая степень – промысловая кооперация. Организация сказочно по тем временам богатая (очевидцы рассказывали, что Николай Петрович мог практически любому нуждающемуся члену клуба выдать довольно приличную сумму безо всяких платежных документов и расписок, тут же достав деньги из ящика своего письменного стола), курировавшая доходную розничную торговлю, в которую входили всевозможные кустари, продавцы, портные, парикмахеры, официанты и другие работники сферы обслуживания.

Тот факт, что кооперация формально не подчинялась государству, никого не должен вводить в заблуждение. Времена НЭПа уже прошли и в середине 30-х годов руководство Центропромсовета назначалось партией и государством, и они же осуществляли жесточайший контроль за деятельностью этой организации. Занимаясь производством товаров широкого потребления, промысловые артели во многом способствовали удовлетворению возрастающего спроса населения. А это уже – задача политического значения. Поэтому должность руководителя Промкооперации всегда занимали люди, проверенные годами, безусловно верные делу партии. Так, председатель Всекопромсовета Михаил Семенович Чудов, в 1928–1936 годах занимал пост второго секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), был заместителем одного из влиятельнейших людей в партии – А. А. Жданова.

Отношение Чудова к своим непосредственным обязанностям характеризует небольшой отрывок из одной известной книги: «Свою работу в Промкооперации Чудов рассматривал как шутку истории. Думаю, что, будучи председателем Всекопромсовета, он занимался только одним «Спартаком». Он как-то мне сказал: «Все, что есть в Промкооперации хорошего, – это «Спартак». Приезжал к нам в Тарасовку, дневал-ночевал в команде, нас вызывал беспрерывно к себе в кабинет на Неглинной. Ему исполнилось уже лет 45, но на нем не было ни капли жира, и вообще он выглядел атлетом (парился в бане заправски, как знаток, в четыре веника). В Тарасовке мы как-то ловили рыбу: он шел с одной стороны невода, а с другой – три брата Старостиных, которые еле-еле за ним поспевали…». Мы здесь ничего не придумали. Рассказал эту трогательную историю в своей книге «Футбол сквозь годы» сам Н. П. Старостин. В 1938 году Чудов был репрессирован. Если верить сказанному Старостиным – то за дело. Партия поручила Чудову промысловую кооперацию на новый уровень поднимать, народ товарами широкого потребления обеспечивать, а он занимался только одним «Спартаком», в баньке парился, да рыбку удил…

В свою очередь, промкооперация вела строжайший учет средств, выделяемых «Спартаку». В этом плане спортсмены, особенно на начальном этапе, пока внутри Общества не были созданы собственные производственные артели, полностью зависели от руководства промысловиков. Выражаясь языком современным – «сидели на финансовой игле» у кооператоров. Так что, в организационном плане общество «Спартак» внешне практически ничем не отличалось от своих коллег. То, что смог создать Николай Петрович Старостин внутри московского «Спартака» – вопрос другой. Но та доверительная, товарищеская, «семейная», коллегиальная (Николай Петрович любил повторять: «Глас народа – глас Божий», «Один ум – хорошо, два – лучше»), по-настоящему демократическая атмосфера (можно сказать проще – нормальная рабочая обстановка), сложившаяся благодаря стараниям Старостиных в коллективе, не дает никаких оснований называть «Спартак» тайным кружком каких-то диссидентов-подпольщиков, противопоставляющих себя в политическом плане власти (вместе с подконтрольными ей органами) и обществу в целом.

Здесь политики вообще никакой не было! Скорее наоборот, можно говорить о полнейшей аполитичности «Спартака» и лично Николая Петровича Старостина (в чем его потом и обвинят, как и в пропаганде буржуазного образа жизни). Для него, прагматика до мозга костей, главным в жизни были спорт (в чистом виде, и в этом плане Николай Петрович был настоящим профессионалом, наверное, первым в СССР) и те финансовые возможности, которые давали преимущества кооперации. В этом отношении он намного опередил свое время. Старостин ценил деньги, и как никто другой умел их зарабатывать, и правильно ими распоряжаться. И в интересах коллектива в целом, и в интересах своей семьи в частности. Не без этого.