Текст книги "Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах"

Несмотря на то, что Василий Васильевич был родственником известных фабрикантов, он, однако, не причислял себя к «вульгарным коммерсантам, ибо был авиатором». О Василии Васильевиче говорили, что это «свободный художник, эстет и, если хотите, авиатор-поэт». Носил он экстравагантный костюм: бархатную куртку с помпонами, короткие панталоны из шелковой ткани, подхваченные ниже колен, шелковые чулки и лаковые туфли».

Имел Прохоров и свою летнюю авиационную станцию под Москвой. Она находилась около его дачи, недалеко от «Немчиновского поста» Александровской ж.д., рядом с усадьбой «Поповка» семьи Боткиных, давшей России целую плеяду выдающихся людей в промышленности, торговле, медицине и дипломатии. Сегодня все знают эту местность под названиями Рублевка, или Барвиха. Именно здесь Прохоров снимал у крестьян деревни Раздоры большой кусок земли под аэродром с хорошо оборудованным ангаром. Часто Василий Васильевич совершал свои воздушные прогулки в компании отчаянных деревенских девушек («есть женщины в русских селениях!»), работавших в соседнем имении Н. И. Гучкова.

После 1917 года, когда ангар Прохорова национализировали (как и все остальное его имущество), «Вася», как ласково звали Прохорова в своем кругу авиаторы, часто посещал аэродром и любовался полетами. Особенно нравился ему Михаил Громов, с которым авиатор познакомился в 1924 году. Позже, когда вход на аэродром закрыли, Прохорова часто видели на липовой аллее Ленинградского шоссе, откуда он наблюдал за полетами.

Кстати, с Ходынского поля не только взлетали самолеты, там и в футбол играли! «Московская газета» писала в сентябре 1911 года: «Ходынское поле служит сейчас не только местом для скачек, бегов и авиации, – но и для футбола. Московские футболисты, вернувшись из дачных мест, облюбовали теперь для себя Ходынку. По всему полю, в разных местах, ежедневно идет состязание футбольных «команд». Играют без призов, и не для публики, а «так себе», чтобы потренироваться. Ходынское поле теперь смело можно переименовать в «спортивное поле». Ибо на нем сосредоточены сейчас все виды спорта».

Имя В. В. Прохорова с теплотой упоминает в своей книге «Встречи на футбольной орбите» Андрей Петрович Старостин. Дело в том, что Прохоров был членом Московского общества охоты и часто приезжал зимой на собственном автомобиле, с закусками и винами «от Елисеева», к знаменитым егерям-псковичам Старостиным пострелять «красного зверя» – волков, медведей и лисиц, натаскать собак. А после охоты устраивал банкет. Именно Прохоров помог в свое время семье погасить ссуду, предоставленную Обществом охоты братьям Петру и Дмитрию Старостиным на постройку собственного небольшого особнячка с садом на пресненском Камер-Коллежском валу в Грузинах. И еще неизвестно – узнала ли бы спортивная Москва фамилии Старостиных без помощи этого человека. Одно только это обстоятельство обязывает нас вспомнить о В. В. Прохорове.

А. П. Старостин пишет: «Был еще один член Общества, постоянно ездивший с отцом. Он занимал особое место в общественных кругах Москвы. Инженер по образованию, из хорошо обеспеченной семьи, Василий Васильевич Прохоров входил в число первых русских авиаторов… Нередко он заезжал к нам забинтованный после очередной аварии. В нашей столовой висел подаренный им снимок с надписью: «И в Сибири люди жить привыкают»… На фото – разбитый летательный аппарат вверх колесами, рядом стоит Прохоров и его коллеги по воздушному спорту, авиаторы Ефимов и француз Пэгу, приезжавший в Россию перед империалистической войной и удивлявший москвичей на Ходынском поле мастерством высшего пилотажа. (Именно под предлогом удачного итога охоты на волка с французом, В. В. Прохоров выдал Петру Старостину из своего кармана очень крупную сумму денег, которая и пошла на погашение ссуды. А Старостиным он сказал, что это наградные, полученные от француза. Просто так егеря от Прохорова денег бы не взяли – гордость не позволяла. А позже авиатор прислал Старостиным из Франции штучное ружье центрального боя одной из лучших европейских фирм «Голянд-Голянд». – А. С.)…

Прохоров всегда вызывал у меня чувство восхищения. Сильный, смелый, он отличался от верхушки московских богачей, к которым принадлежал, простотой обхождения с людьми. Господа – члены Общества, обычно с повелительными интонациями в голосе обращались к егерям на «ты» – «Петр», «Дмитрий», «Кирсан», «Фрол», – Василий Васильевич же называл егерей по имени и отчеству, дружелюбно здороваясь за руку. Среди членов Общества охоты он не был популярен. Бывали случаи, когда какой-нибудь из снобов, увидев в числе записавшихся на охоту фамилию Прохорова, надменно заявлял: «Демократ тоже едет, нам не по дороге»… – и от охоты отказывался…».

В. В. Шверубович, сын знаменитого актера Василия Ивановича Качалова, с которым Прохоров был в теплых дружеских отношениях, в книге «О людях, о театре, о себе» вспоминал: «Это был человек огромного темперамента, жизнерадостности и жизнелюбия. Физически он был могуч, здоров и вынослив почти нечеловечески. В него стреляли в упор, он получил несколько ран, они зажили. На самой заре авиации он приобрел во Франции самолет, научился летать на нем и разбился при этом сам, пролежал несколько месяцев – и полетел снова, и снова разбился. Чуть не утонул, так как пролежал под обломками самолета, рухнувшего в реку, несколько часов в воде, и… снова летал, как только оправился… Думаю, Василий Васильевич был неважным капиталистом – деньги интересовали его только в плане расходов, а не доходов. Тратил он их широко, элегантно, весело. Когда произошла революция, он потерял все состояние, но не потерял главного – любви к жизни, к людям, к искусству».

Первое время Прохоров торговал на Арбате пирожными, которые делала его жена – Вера Григорьевна, урожденная Зимина. Ее отцом был Григорий Иванович Зимин – родной брат основателя частной оперы С. И. Зимина, дядя первого московского футболиста С. Л. Зимина. Мать В. Г. Прохоровой, Людмила Викуловна, была дочерью единоверца и соседа Зиминых по Зуеву – текстильного магната Викулы Елисеевича Морозова.

Именно с благословения Морозовых-Викуловичей, которые при подборе английских специалистов для своих фабрик предпочтение отдавали тем, кто хорошо играл в футбол, и был организован футбол в Орехове-Зуеве. Да и оба ореховских стадиона, в том числе и шикарный 10-тысячный в местечке Крутое, поле которого долгие годы считалось лучшим в России, строились под руководством англичан на средства И. В. Морозова, главы Никольской мануфактуры В. Е. Морозова. Мало того, брат Людмилы Викуловны, потомственный почетный гражданин и благотворитель Иван Викулович Морозов (он жил в особняке в Леонтьевском переулке в Москве, а отдыхал в имении под Москвой, известном сегодня, как Горки-10) на свои средства содержал в Орехово-Зуево и знаменитую футбольную команду КСО (Клуб-Спортъ» при фабриках Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями в местечке Никольском»), разговор о которой еще впереди. А почетными членами КСО были Алексей, Иван, Сергей и Елисей Викуловичи Морозовы.

Вошла в отечественную историю и сестра Людмилы Морозовой (Зиминой) – Вера Викуловна. Она вышла замуж за мебельного фабриканта П. А. Шмита и стала матерью «революционера» Николая Шмита, бабушкой кинооператора и режиссера Евгения Андриканиса и прабабушкой народной артистки РСФСР Татьяны Андриканис, более известной под псевдонимом Лаврова. Интересно, что первым мужем Татьяны Лавровой был актер Евгений Урбанский, вторым – актер Олег Даль, с которым они прожили полгода, ну а третьим – известный футболист московского «Торпедо» середины 60-х годов Владимир Алексеевич Михайлов.

Несколько слов о Н. П. Шмите. Николай Павлович рано потерял отца и в 1904 году вступил в права наследования, став владельцем лучшей в России мебельной фабрики на Пресне, изготавлявшей самую роскошную мебель. Среди постоянных заказчиков фабрики были и члены императорской семьи. Именно здесь изготавливался и трон последнего императора из династии Романовых – Николая II.

Руководить юношей по жизни взялся его двоюродный дядя Савва Тимофеевич Морозов, в последние годы жизни благоволивший большевикам. Под его влиянием Шмит и познакомился с известными московскими партийцами – Леонидом Красиным, Николаем Бауманом, Виргилием Шанцером, пожертвовал крупную сумму на издание горьковской газеты «Новая жизнь», а после начала декабрьского вооруженного восстания в Москве выдал на покупку оружия для рабочих 20 000 рублей.

Фабрика Шмита сделалась бастионом сопротивления так называемых «шмитовских дружин», состоявших из местных рабочих, и в ходе боев с правительственными войсками была практически полностью разрушена артиллерией и сожжена. На месте сгоревшей дотла фабрики Шмита до начала 20-х годов был пустырь, затем там установили памятный камень с надписью и открыли районный детский парк (Дружинниковская ул., 9). В 1948 году парку присвоили имя Павлика Морозова, установив там памятник «пионеру-герою № 1».

Хозяина фабрики, входившего в штаб восстания, в 1905 году арестовали. В тюрьме жандармы легко «раскололи» неопытного революционера с неустойчивой психикой (по мнению психиатра В. П. Сербского, Шмит страдал редкой разновидностью паранойи), который назвал «адреса, пароли, явки», выдав весь круг лиц, причастных к получению от него денег, закупкам оружия и участию в беспорядках.

В конце 1906 года в виду явных признаков психического расстройства Шмита перевели в тюремную больницу. Шли переговоры о его освобождении на поруки семьи, как вдруг 13 февраля 1907 года, за день до назначенного срока, он погиб. Согласно официальной версии, он разбил окно и осколком стекла перерезал себе горло. Большевистская печать утверждала, что Шмита убили уголовники по приказанию Охранки. Однако в последние годы многие историки придерживаются версии об его устранении самими большевиками.

Дело в том, что незадолго до смерти Николай Шмит, в знак искупления своей вины, завещал все свое состояние передать в партийную кассу РСДРП. После этого участь Н. Шмита была решена… Для легальной передачи средств его сестры-революционерки вышли замуж за предложенных партией женихов (эта многоходовая ленинская операция по выуживанию денег Шмита у законных наследников заслуживает отдельного рассказа), а большевистский центр в итоге получил около 380 тысяч рублей, что соответствовало количеству золота весом около 300 килограммов. А в те времена за 3 рубля покупалась хорошая корова…

Это «золото партии» пошло на обеспечения «нормальных условий» жизни в эмиграции руководителей фракции, издание легальных и нелегальных большевистских изданий, организацию партийных съездов и финансирование работы школы большевистских пропагандистов в Лонжюмо (под Парижем) и различных партийных кружков в России и за ее границами. Именно на этом золоте и окрепла партия большевиков в период между двумя революциями. Вкладывались эти средства и в доходный бизнес, и кто его знает, какие предприятия, и в каких странах были открыты на деньги Николая Шмита, чьим именем в 1930 году был назван Шмитовский проезд в районе Пресни. А знаменитый лейтенант Петр Петрович Шмидт, уроженец славного города Одесса, и его легендарные «дети» к нашим пресненским «разборкам» никакого отношения не имеют. Как, впрочем, и юный отцеубийца Павлик Морозов к Морозовым зуевским.

А Василий Васильевич Прохоров в дальнейшем нашел себе достойное своих знаний, умения и энергии место в советской хозяйственной жизни, и работал инженером на ответственной должности в ВСНХ. А еще он воспитывал дочь, которая родилась в 1925 году от его внебрачной связи с польской актрисой Иреной Гримусиньской. Виолетта Васильевна Прохорова закончила хореографическое училище Большого театра в 1941 году. С 1943 по 1946 год работала в Большом театре, театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Потом вышла замуж за английского архитектора Гарольда Элвина и уехала в Лондон, где срывала овации уже под именем Виолетты Элвин в составе балетной труппы Королевского оперного театра «Ковент-Гарден». Она танцевала практически все ведущие партии классического репертуара и делила зрительскую любовь с выдающимися примами Марго Фонтейн и Нинет де Валуа. В 1956 году Виолетта вышла замуж за итальянца, оставила сцену и уехала в Италию. В начале 2000-х годов приезжала в Россию.

Упомянутый же А. П. Старостиным в рассказе о В. В. Прохорове француз «Пэгу» – никто иной, как легендарный пилот, пионер французской авиации Адольф Селестен Пегу. Он вторым в мире, через неделю после нашего Петра Нестерова, выполнил трюк «мертвая петля». В 1914 году Пегу посетил Москву. Журнал «Искры» от 25 мая 1914 года писал тогда: «Известный французский авиатор Пегу, сделавший в прошлом году в августе безумный прыжок с аэроплана на парашюте и вслед за тем «мертвую петлю», после петербургских «гастролей» появился на московском аэродроме. Выступление «короля воздуха», как называют Пегу, так заинтересовало Москву, что на его полетах присутствовало до 300 тыс. человек. Пегу, действительно, показал ряд воздушных «трюков», которым приходится удивляться. Кувыркание в воздухе для него – забава, а «мертвая петля» – пустячное дело. Он их делает подряд десятками. Мало того, он вылезает из гондолы и летит, стоя. Это уже совершенно невероятный трюк, сделанный только Пегу, и то в первый раз в Москве. За два дня полетов Пегу Москва принесла свою дань в 24 000 руб., из коих московскому воздухоплавательному обществу осталось лишь 2 тыс. с небольшим. Остальные деньги пошли в карман Пегу и его антрепренеров».

Во время одного из показательных полетов Пегу над Москвой его пассажиром был наш знакомый Р. Ф. Фульда. 31 августа 1915 года лейтенант Адольф Пегу был сбит немецким унтер-офицером польского происхождения Кандульским. В 26 лет этот человек, изобретатель многих технических новинок, нашедших применение в самолетостроении, первый испытатель, опробовавший парашют при прыжке из самолета, первый в истории ас, «авиатор из когорты одержимых», всего себя посвятивший небу, погиб. Адольф Пегу – Кавалер Ордена Почетного легиона.

Но вернемся к спортивному клубу «Вега». Этот «скромный» коллектив «держали» известные всей России представители семей Хлудовых – Морозовых – Найденовых. Президент клуба – потомственный почетный гражданин Глеб Васильевич Морозов – был «вечным» студентом естественного отделения физико-математического факультета Императорского Московского Университета. По каким-то причинам он неоднократно прерывал учебу и неизвестно, получил он в итоге диплом, или нет. Ничем не проявил он себя и на предпринимательском поприще. О его судьбе вообще мало, что известно. Кроме того, что в 1924 году он уехал в Германию, где его следы и затерялись. Но был в его биографии один момент, который сделал его знаменитым на всю Россию. Глеб Морозов был сыном Варвары Алексеевны Морозовой, урожденной Хлудовой.

Имя Морозовой, потомственной почетной гражданки Москвы, заслуженно принадлежит к гражданской и предпринимательской элите России. Она прославила себя не только как человек отменных деловых качеств, но и как истинная покровительница науки, культуры и образования. Об этом говорят ее многочисленные благотворительные дела, вызывающие уважение и гордость за русского Человека.

Варвара Алексеевна родилась в семье московского фабриканта Алексея Ивановича Хлудова, принадлежащего к купеческому старообрядческому роду. Почетный потомственный гражданин Москвы, первый председатель Московского биржевого комитета А. И. Хлудов был широко известен не только как крупный фабрикант в хлопчатобумажной промышленности, но и как коллекционер, увлекавшийся поисками древних рукописей, старопечатных книг и икон. Знаменитая Хлудовская коллекция после его смерти была передана в Никольский монастырь, а ныне хранится в Государственном Историческом музее.

Мужем В. А. Хлудовой стал один из владельцев Тверской мануфактуры бумажных изделий Абрам Абрамович Морозов (старообрядцы называли своих детей строго по святцам, так что имена Абраам, Яков, Иоанн у них были не редкость), сын богатых фабрикантов Абрама Савича и Дарьи Давыдовны Морозовых. У них родилось трое детей: Михаил, Иван и Арсений. После смерти мужа Вера Алексеевна взяла в свои руки его дела, расширив и усовершенствовав производство Тверской мануфактуры, которая по объему производства была одной из крупнейших в России. На всех производствах «Товарищества Тверской Мануфактуры бумажных изделий» (бумагопрядильная, ткацкая и отбельно-красильно-ситценабивная фабрика) к 1918 году было занято 17,8 тысяч человек. Основной капитал – 12 миллионов рублей, а стоимость недвижимого имущества – 26 миллионов рублей! Все это было национализировано 28 июня 1918 года.

Обладая удивительными деловыми способностями, Варвара Алексеевна была щедрой меценаткой и активно участвовала во многих благотворительных и культурных начинаниях в России. В частности, В. А. Морозова на собственные средства открыла в Москве на Покровской улице начальную школу, при которой впоследствии были основаны ремесленные классы, потратив на приобретение владения и постройку здания для училища и квартир для учащихся 150 тысяч рублей. Позже Морозова передала ремесленное и начальное училища городу, и они стали городскими. Так было положено начало системы профессиональных училищ.

Она же основала в Москве первую бесплатную читальню на Сретенском бульваре. Многие поколения москвичей пользовались фондами широко известной библиотеки имени И. С. Тургенева (Тургеневская библиотека), основанной В. А. Морозовой, пока ее здание в 1972 году не было разрушено. Таким образом именно Морозовой было положено начало столичной сети публичных читален.

Часть огромного состояния, доставшегося ей после смерти мужа, Морозова передала на строительство московских больниц. В 1884 году она приобрела, а через два года подарила Московскому университету землю в районе Олсуфьевского и Бужениновского переулков для строительства психиатрической клиники и клиники нервных болезней. Психиатрическая клиника была построена и оборудована тоже на средства Морозовой. Ей было присвоено имя А. А. Морозова. Затраты на строительство Клиники составили более 500 тысяч рублей. В 1890 году Морозова внесла 50 тысяч рублей на устройство приюта для хронических нервных больных при Клинике нервных болезней. В январе 1892 года за свою благотворительную деятельность в пользу Московского университета она была удостоена монаршей благодарности. Психиатрическая клиника им. А. А. Морозова положила начало Клиническому городку в районе Большой и Малой Пироговской улиц. Ныне Клиника носит имя С. С. Корсакова (ул. Россолимо, 11 а).

Кроме того, по инициативе Варвары Алексеевны были собраны средства на сооружение первого в России Института для лечения опухолей. В 1898 году она вместе со своими сыновьями пожертвовала 150 тысяч рублей на постройку и обзаведение этого института. Раковый институт, названный «Морозовским», был открыт в 1903 году на М. Царицынской улице (ныне Онкологический институт имени П. А. Герцена, ул. М. Пироговская, д. 20). И это – только малая часть того, что удалось сделать Морозовой на благо общества в Москве, Твери и Клину.

В. А. Морозова осталась вдовой в 34 года. Согласно завещанию покойного мужа, в случае повторного брака она лишалась прав наследства. Дабы сохранить возможность распоряжаться состоянием, она вынуждена была жить гражданским браком с профессором Василием Михайловичем Соболевским, известным экономистом, публицистом, издателем и редактором либеральной газеты «Русские ведомости». Их общие дети Наталья и Глеб носили отчество отца и фамилию «Морозовы».

Дети Варвары Алексеевны от первого брака не посрамили фамилию и оставили свой след в истории культуры Москвы. Старший сын Михаил Абрамович стал одним из первых представителей нового поколения купечества, окончивших Московский университет. В фабричных делах Михаил Морозов участия практически не принимал, но был заядлым коллекционером, известным в Москве под именем «Джентльмен». После его смерти великолепное собрание западной и русской живописи, икон и скульптур было передано в Третьяковскую галерею.

Средний сын Морозовой, Иван Абрамович, окончил Цюрихский политехникум в Швейцарии и стал единственным продолжателем семейного бизнеса, с 1892 года занимая должность директора-распорядителя на Тверской мануфактуре. В 1899 году он приобрел особняк на Пречистенке (ныне д. 21, здание Российской Академии художеств) для размещения своей коллекции, которую впоследствии собирался подарить городу. В 1918 году его картинная галерея была национализирована.

Младший сын Арсений несколько лет обучался в Англии. По возвращении увлекся охотничьим собаководством. Благодаря Арсению Абрамовичу, мы имеем ныне возможность любоваться его «замком» в псевдомавританском стиле на Воздвиженке, 16 («Дом дружбы народов»). Особняк на Воздвиженке был построен в 1899 году другом Арсения Морозова – архитектором-мистиком Виктором Мазыриным (земельное владение под застройку Арсению подарила мать на его 25-летие). Этот дом и поныне является архитектурной особенностью исторического центра Москвы. Рассказывали, что когда Морозова увидела построенный сыном дворец, она воскликнула: «Раньше только я знала, что ты болван. Теперь же это видит вся Москва!».

Глеб Васильевич Морозов в 1910 году обвенчался со своей дальней родственницей, дочерью Александры Герасимовны и Александра Александровича Найденовых, Мариной. Ее брат – Георгий Александрович, стал заместителем председателя правления «Веги». Интересно, что и семья Морозовых, и семья Найденовых входили в первую пятерку московского купечества (Морозовы, Бахрушины, Найденовы, Третьяковы и Щукины), которые из рода в род сохраняли большое влияние на промышленную и общественную жизнь России. Следом шли семьи Прохоровых, Алексеевых, Солдатенковых, Якунчиковых, Абрикосовых, Кузнецовых, Мамонтовых, Оловянишниковых, Боткиных.

Одним из самых известных в Москве представителей рода Найденовых был дядя Георгия Найденова – уже неоднократно упоминавшийся нами коммерции-советник, потомственный почетный гражданин Николай Александрович Найденов. Это был выдающийся общественный деятель, крупный московский предприниматель, известный российский историк, меценат и благотворитель. В конце XIX века авторитет Найденова был так высок, что в 1877 году он избирается председателем Московского биржевого комитета и становится главой московского купечества, одним из руководителей российской экономики в течении 30 лет. Чиновники правительственных канцелярий почти всегда запрашивали компетентное мнение председателя Биржевого комитета по всем вопросам экономической политики, важнейшими из которых были таможенные тарифы, железнодорожное строительство, денежное обращение и кредит, система налогообложения, торговля с иностранными государствами. Кроме того, Н. А. Найденов бессменно, вплоть до своей кончины, был Председателем правления созданного при его участии Московского Торгового банка, который называли «Банком Найденова».

Как гласный (депутат) Московской Городской Думы от купеческого сословия он добивается издания материалов по истории Москвы. Им созданы знаменитые «найденовские» альбомы с изображением храмов и монастырей Москвы, видов города, а также старинных гравюр, впервые опубликованных. Это бесценное собрание, где в наши дни можно увидеть давно ушедшие в небытие памятники архитектуры и виды старой Москвы, было и для своего времени крупнейшим научным трудом.

Сам Георгий Александрович Найденов (родственник знакомых нам футболистов Варенцовых, начинавших свою карьеру именно в «Веге») окончил ИМТУ, служил бухгалтером Торгового дома «А. и Г. Ивана Хлудова сыновья», входил в совет Дома призрения бедных Г. И. Хлудова, был членом Русского фотографического общества, слыл прекрасным рисовальщиком, охотником (он состоял секретарем и одним из директоров Московского общества охоты), большим любителем и мастером разных поделок и столярного дела, которое станет для него после эмиграции в 1918 году в Париж средством к существованию.

Какие же это личности, какой размах! Да что там люди! В историю Москвы вошло даже здание, где размещалось правление «Веги». Собственный дом Хлудовых (владения №№ 5 и 7) находился в Басманной части Москвы, в глухом Хомутовском (одно время он назывался Хлудовским или Хлудовым) переулке, соединяющем Садово-Черногрязскую улицу с Басманным тупиком (недалеко от современной станции метро «Красные Ворота»). Именно в этом доме проживал родной дядя управляющего футбольным клубом «Вега» Глеба Морозова – легендарный Михаил Алексеевич Хлудов. Он был человеком очень одаренным, умным, сметливым, неутомимым охотником и мужественным воином. И при этом – бесшабашным, с русским размахом гулякой и кутилой, своими страстями не владеющий. Хлудов был участником похода русских войск в Среднюю Азию, участвовал во взятии Ташкента и Коканда. В Русско-турецкую войну служил адъютантом генерала М. Д. Скобелева, пробравшись в турецкий лагерь, взял «языка» и за храбрость получил Георгиевский крест.

Прославился же Хлудов на всю Москву (помимо своих легендарных запоев и развратных похождений) тем, что привез из Туркестана ручную тигрицу по кличке Машка, и поселил в своем громадном особняке. А в подвале Михаил держал медведя – силой богатырской с ним мерился. Тигрица так пугала посетителей Хлудова и его соседей, что пришлось отдать ее в Зоологический сад.

А на фабрике в Ярцеве, что в Смоленской губернии, у Хлудова был ручной волк, свободно расхаживающий по дому, и, вскакивая передними лапами на стол, где был накрыт чай для гостей, с пирогами и печениями, и пожирал их, при смехе хозяина. Пил же чай Михаил Алексеевич так: ему подавали стакан чая и бутылку коньяку, он отопьет ложку чая, дольет коньяком, тоже другую и пьет так этот стакан чая до тех пор, пока не опустеет бутылка с коньяком.

Уже знакомый нам Н. А. Варенцов дал Хлудову такую характеристику: «Михаил Алексеевич был субъект патологический: где бы ему не приходилось жить, везде оставлял он за собой ореол богатырчества, удивлявший всех. Несмотря на его безумные кутежи и безобразия, в нем проглядывало нечто, что увлекало людей. Им интересовались, с любопытством старались разобраться в его личности; его беспредельная храбрость и непомерная физическая сила, которую он употреблял ради только своих личных переживаний, удивляли всех…

Мне думается, если бы его духовная жизнь была бы в сфере более высших переживаний и вожделений, из него мог бы получиться великий человек, но, к сожалению, все его духовные силы поглощались низменными чувственными желаниями, именно: пьянством и развратом».

Умер М. А. Хлудов на своей даче в Сокольниках, то ли от белой горячки, то ли был отравлен женой и ее любовником, всего сорока лет от роду. По его духовному завещанию в Москве, на Девичьем поле (Пироговская улица) была построена детская больница, на устройство и содержание которой Хлудовым было оставлено 100 тыс. руб. и 50 паев Товарищества Ярцевской мануфактуры, стоящих 250 тыс. рублей. Больница была отстроена вблизи университетских клиник на земле, бесплатно отведенной для нее Городской управой. Начало клинике было положено в январе 1866 года. Здание клиники сохранилось вместе с надписью на фронтоне. Сегодня – это Детская клиника Первого мединститута.

Племянник М. А. Хлудова – Алексей Васильевич, входил в правление «Веги» и состоял членом-соревнователем в «Унионе», а двое молодых Хлудовых играли в первой команде Общества. Один из них – Сергей Васильевич Хлудов, окончил Александровское коммерческое училище, химический факультет МГУ, защитил кандидатскую диссертацию. В 1-ю Мировую войну служил в артиллерии. После революции остался в России. Во время Великой Отечественной войны, будучи инженер-полковником, заведовал химической лабораторией. Вот на какие исторические параллели вывел нас рассказ, о невзрачном, на первый взгляд, московском футбольном клубе «Вега».

* * *

Новогиреевское спортивное общество, или просто «Новогиреево» (правда, тогда писали «Ново-Гиреево») было организовано в августе 1909 года жителями одноименного дачного поселка. Инициаторами этого начинания выступили П. Ф. Момма, Н. А. Ионов, К. Г. Линденберг, Ю. Ю. Вюрт, К. К. Ленге, Ф. Т. Конкин, а учредителями стали А. В. Фосс, П. Ф. Момма, М. М. Бурдон, А. Я. Вейнрауб и К. Г. Линденберг. Наблюдательный комитет возглавил местный житель Павел Федорович (Пауль-Фридрих) Момма – бывший бюргер из города Нарва, купец 1-й гильдии владел в Москве Торговым домом «Момма и Мургед», который торговал на Ильинке мануфактурным и галантерейным товаром. Его брат – титулярный тайный советник, инженер-технолог Александр Федорович Момма, был нотариусом Московского окружного суда, старшиной Общества любителей верховой езды, членом Московского общества рижских политехников.

Заместителем председателя правления «Новогиреево» стал инженер-технолог, владелец технической конторы по изготовлению вагонеток, стрелок, поворотных кругов и прочих принадлежностей для узкоколейных дорог, продаже железа, стали и чугуна, а также директор механического завода на Грязной улице Карл Гугович Линденберг (помимо того, К. Г. Линденберг и П. Ф. Момма были членами технической комиссии Общества благоустройства в поселке Ново-Гиреево), казначеем – австрийский подданный, купеческий сын Милан Мечиславович Бурдон (его отец владел Торговым домом «Бурдон Мечислав Ив. и K°» и имел магазин галантерейных товаров на Петровке), а секретарем – местный житель Николай Афанасьевич Ионов, заведующий водокачкой и освещением Общества благоустройства в поселке Ново-Гиреево.

В распорядительный комитет «Новогиреево» входили Эмилия Васильевна Фосс, Лора Карловна и Александр Иванович Говард, Вера Васильевна Бурдон, Александр Васильевич Фосс, Ядвига Максимовна Линденберг и Александр Александрович Полянин. Как видно, деятельное участие в жизни нового общества принимали и женщины, что отличало «Новогиреево» от других спортивных кружков Москвы.

К 1 января 1910 года в клуб вступило уже 67 человек. Располагалась команда на одноименной станции Нижегородской железной дороги, выступала в форме желто-голубых цветов (почти в такой же, в какой позже выступала команда ВВС), а размер членских и вступительных взносов здесь был по 3 рубля при рекомендации двух членов клуба. За футбол в клубе отвечал прусский подданный, владелец агентской конторы по продаже москательного товара, житель Новогиреево А. В. Фосс.