Текст книги "Ночь, придуманная кем-то"

Конец действия №2

Монолог: В прихожей

Удивительно, как мне везет. Даже знаю, почему. То ли потому, что действительно очень умный, то ли потому, что совсем наоборот. Такое ощущение, будто каждая мелочь, которая со мной происходит, заранее кем-то придумана, причем все организовано так хитро, чтобы я в нужное время оказывался в нужном месте… Нет, за вешалкой в прихожей я просто так спрятался, с перепугу. Никаких задумок у меня не было. Как прибежал обратно с улицы, ошалевший до предела, так с ходу и забрался в свое привычное детское местечко, где я раньше в прятки с братом играл. К себе-то в комнату страшно было – вдруг маму разбужу? А в туалет и подавно – вдруг туда дядя Павел захочет? Вот так все и получилось, по-моему, совершенно случайно…

После разговора с братом я помчался вон из квартиры, только ватник на себя набросил. Тот самый ватник, кстати, за которым я сейчас сижу. Думал – все, опоздал, проворонил Бэлу! На душе было одновременно и радостно – Игорь ведь нашелся! – и стыдно. Конечно, с соседом заболтался, время потерял. Еще не понимал, глупенький, что сегодня ночью любое событие происходит в нужный момент… Короче, я решил начать с того, что посмотреть, на месте ли ее машина. Если машины нет, значит ясно – объект упущен, расследование временно прекращено. Собственно, мое желание узнать, с кем Бэла в два часа ночи встречается, было совершенно идиотским. Потому что неизвестно, кто к кому должен придти. И как далеко они друг от друга живут. Вздумай Бэла укатить на машине – ничего бы мне не помогло, опоздал бы я, не опоздал бы… И вообще, нормальный профессионал полчаса бы уже караулил под дверью, плюнул бы на все… и заранее позаботился о том, чтобы угнать со двора чужую машину… и водить бы умел – не то, что я, «малыш»… Но сегодня мне везет! Они этого не учли. Правда, когда я осторожно прокрался сквозь подворотню и заглянул во двор, то не сразу их заметил. Там в подворотне мусорные баки имеются, я высовывал из-за них голову, как из окопа, только каски не хватало на случай обстрела. Было жутко темно, в «колодце» ни одной лампочки. Где-то наверху три окна горят – мое, дяди Павла, да Бэлы Исааковны, – но это очень высоко, на последних этажах. Небо серое, мутное. Я сначала возле машин высматривал, а надо было совсем в другом конце, возле нашего «черного хода». Бэла беседовала с каким-то мужиком! Мужик курил и переминался с ноги на ногу. Это единственное, что было видно. Я вглядывался изо всех сил, даже очки чуть-чуть наклонил пальцами, чтобы ничего не упустить. Запах из мусорного бака здорово мешал – меня до сих пор им тошнит! Потом разглядел, что мужик одет довольно-таки странно – тренировочные штаны с оттянутыми коленями, рубашка… Пока наконец не допер.

Это был дядя Павел. По тренировочным штанам я его и узнал. Он.

Вот не вру, я даже засмеялся, причем, так меня разобрало, что я на корточки опустился, прислонился одним боком к мусорке и трясся, трясся… Наверное, это от страха было, больше не от чего. Я не стал ждать, пока они закончат свои делишки – покинул наблюдательный пункт и взлетел по лестнице обратно. О чем-то таком интересном я думал, когда прыгал по ступенькам… Да! Думал о том, что зря дети по ночам спят. Не ложились бы спать хоть одну ночь в жизни, столько бы нового про окружающих их взрослых узнали, что сразу перестали бы им верить. Точно, как я. А если две ночи не поспать, то страшно представить, сколько всего узнать можно!

Ладно, это не важно. Главное, что прихожая под полным моим контролем. А он и не подозревает, что я здесь – стоит себе спокойненько, думает о чем-то. Хорошо, когда с детства много потайных мест припасено. Как бы я без них убийство расследовал? Я всегда любил прятаться – так, чтобы быть, и одновременно не быть. Исчезнешь, затем наблюдаешь за людьми, а те ничего не замечают. Класс! Только надо стараться дышать потише, не чихать, не пукать… Вот и сейчас – зарылся в нишу за старыми ватниками, и вроде нет меня. А он… Собственно, он еще ничего этакого не делал. Просто, вернувшись с «черного хода», якобы покурив, он почему-то не к себе в комнату отправился, а подошел к телефону. Звонить, что ли? Звони, звони, тайный ты наш советник…

Действие №1: Квартира

Дядя Павел стоял неподвижно. Изучал рисунок на обоях, ничего интересного не предпринимал. Наконец шевельнулся.

– Бабье! – глухо, но очень внятно пробормотал он. – Ох, бабье… – Тоска была в его бормотании, тоска и ярость. – Дебилу ясно, что детки ни при чем. Тварь длинношеяя. Не понимает, что Игоряша все им выложит…

Он шлепнул кулаком в стену, отгородившую квартиру от лестницы. Шлепок получился добротным, крепким. Разговор с самим собой был завершен: дядя Павел помассировал пострадавшую длань, зачем-то потрогал нос, морщась. И вдруг круто развернулся, окинув подозрительным взглядом уходящую вдаль перспективу коридора. Разумеется, было пусто. Наблюдение велось совсем с другой стороны, но, к счастью, инженерское мышление такого нелепого варианта не предусмотрело.

Он снял телефонную трубку и накрутил номер.

Очевидно, там сразу отозвались, потому что едва последняя цифра ушла в подпространство, дядя Павел вогнал тихие холодные фразы в микрофон:

– Слесарь? Здравия я тебе не желаю… Йес, это Пауль. Ага! Ты думал, что меня уже упаковали, погрузили в машину и расспрашивают где-нибудь в весеннем лесу… Не думал? Они что, побоялись тебя огорчить? Ты своим студентам бюллетени выпиши, а то я им немножко испортил здоровье… Заткнись. Слушай меня внимательно, токарь. Того паренька, который тебя интересует, разыскивает милиция по подозрению в убийстве. У нас на лестнице одного непростого человека кто-то вычеркнул. Ты им на хрен не нужен, тут чистое совпадение, так что советую не нервничать и не слать больше группы захвата. Советую вам всем лечь спать…

Затем он долго молчал. Впрочем, разговор еще не кончился – дядя Павел слушал собеседника, вяло постукивая стену ребром ладони.

– У тебя в мафии что, одни дебилы? – неожиданно подал он голос. – Как тебя там… сверловщик, родной, не вешай мне свои проблемы! Я посторонний! По-сто-рон-ний! Приложи трубку к геморрою, если ухом плохо слышишь… Да откуда я знаю, зачем госбезопасности понадобился твой гнилой институт!.. Я тебя очень хорошо понял, но… Еще раз повторяю, я давно уже просто инженер. А с тем пареньком – помочь тебе хотел, кретин, по старой дружбе!.. Нет, встречаться мы больше не станем, меня свои проблемы скрутили – не вздохнуть. Будь здоров, клепальщик. Иисус воскрес.

Телефон гордо дзинькнул, принимая трубку на рычаг. Телефон был главным героем развивающегося сюжета, это ясно. Дядя Павел постоял некоторое время в задумчивости, забыв разжать пальцы, потом все-таки отпустил аппарат, ссутулился и сделал шаг, направив себя домой. Однако второй шаг не состоялся: помешал звонок. Опять! Опять входной!

– Кто еще? – застонал он громко.

Сквозь дверь ему начали что-то объяснять. Там, снаружи, колыхался раздраженный бас. Дядя Павел послушал и включил собственный баритон на полную:

– Им нужно два звонка давать, не один! Табличка есть! Чем вы смотрите?

«Нужно два звонка… – мысленно подтвердил забившийся в тряпье мальчик. – Два звонка – это нам. Дяде Павлу положено три. Тем, которые напротив нас, один…» Ему было страшно, как никогда прежде. Впрочем, появился небольшого роста мужчина. Седоватый. Абсолютно, безнадежно незнакомый. Огляделся, пытаясь пробить взглядом тусклую коммунальную пелену, и неуверенно спросил:

– А где она тут? Я, признаться, впервые…

– Вот их дверь, – указал дядя Павел. Он был хмур до последней крайности.

– Благодарю.

Мужчина протопал, не снимая уличной обуви, к комнате, где жил мальчик. Постучал, косясь на дядю Павла. Затем вошел. Программист рванулся следом к закрывшейся двери и замер, прислушиваясь. Вряд ли он что-то услышал, поскольку стоял в охотничьей стойке недолго, добавил к проделанному маршруту еще три шага и скрылся в собственной конуре.

Наконец-то!

Не теряя времени, Александр выбрался на волю. Если честно, ноги дрожали. Если честно, руки тоже. Сотрясаемый снизу доверху чем-то, что было неизмеримо сильнее его, он добрался до дверной ручки…

В комнате целовались. Правда, сразу прекратили. Мама смешно скакнула в сторону, а мужчина, солидно покашливая, зачем-то начал проверять карманы.

– Вот, познакомьтесь, – с готовностью заговорила мать. Голос у нее получился придавленным, неловким. – Это Сашуля, а это… Это Адам Олегович.

Мужчина скользнул по мальчику пустым рыбьим взглядом. Тот попытался вежливо улыбнуться в ответ. Мать вдруг засуетилась:

– Ребята, давайте чай попьем. Очень хорошо, очень. Адам Олегович, вы пока посидите, я сейчас, только поставлю чайник… Сашуля, не стой столбом, доставай все из холодильника.

– Что – все?

– Не паясничай! – жалко вскрикнула мать. – Развлекай пока Адама Олеговича, я сейчас…

– Никто не паясничает! – оскорбился мальчик. – Я лучше сам чайник поставлю. Могу новую заварку заварить, если надо.

Он вышел первым, испытав неописуемое облегчение. Дрожь почти отпустила. Только страх остался – самую чуточку, вполне терпимо. Когда он включал на кухне свет, из комнаты вырвалась мать. Она стрелой пронзила коридор, на ходу разворачивая передник.

– Сашуля, не удивляйся, это и есть тот человек, – сообщила она, отразив вспыхнувшую лампочку в сумасшедших глазах. – Умоляю, будь умницей, веди себя хорошо. Я тебя умоляю.

– Чего ему надо?

– Ну… Мириться, наверное, приехал, прощения просить… – Она схватила со стола сковородку, подошла к раковине, включила воду. Потом вернулась и бросила сковородку обратно, растерянно озираясь. – Подожди, что я делаю?

– Сядь, – сказал ей Александр. – Сядь, и посиди.

Она послушно опустилась, глядя на сына с собачьей надеждой. К счастью, мимо табуретки не промахнулась. Александр быстро произвел необходимый набор действий: заполнил алюминиевую емкость водой, зажег газ, освободил заварочный чайничек от коричневых помоев. Воды налил немного, чтобы вскипела побыстрее. Мать молчала и не двигалась – нелепая суета покинула ее, оставшись в комнате… Тогда мальчик решился. Удерживать этот проклятый вопрос, рвущийся из обессилевших легких, больше не было причин. Если не сейчас, то когда?

– Мама, – позвал он, концентрируя взгляд на синих лепестках сгорающего газа. – Дядю Юру ты убила, да?

Сзади ничего не произошло. Был только звук – визгнула сдвигаемая табуретка. Оглянуться он не смел. Ждал, ждал, ждал. Что там – сзади? Стыд, страх, злоба? Что ему выдохнут в затылок?.. Он все-таки заставил себя повернуться.

Сзади было нормальное удивление:

– Боже, Сашуля… Что с тобой, зайчик?

Удивление и страдание – в глазах, в руках, в голосе. Она шагнула к сыну, обняла, прижала к себе, пугливо поглаживая его по затылку. От ее свитера мерзко пахло табаком.

– Со мной порядок, – ответил Александр и высвободился. – Знаешь, я ведь нашел у тебя… в сумке, где босоножки.

Она поняла сразу:

– Ах, вот ты о чем… – и тут выяснилось, что из страдающих глаз ее течет. И что губы ее трясутся, что лицо ее расползается, плывет, теряет форму.

– Ну, мама… – шепнул мальчик. – Ну, не надо…

– Неужели ты серьезно думал, будто бы я… – пробормотала она. – Милый мой, родной мой… Как я могла? Он же… Он же был… Неужели ты не понимаешь, неужели?..

Она плакала. Тихо, скудно и потому особенно мучительно. Предательская влага ползла по ее щекам, скапливаясь в морщинках возле губ. Из носа тоже потекло – она машинально утерлась передником. Невыносимо… Мальчик забрался обратно в ее руки, начиная потихоньку всхлипывать сам.

– Мама, ну откуда оно взялось-то?

– Все, хватит, – сказала она решительно. – Распустила нюни, как девчонка. Ты извини меня, Александр… – и, отодвинув сына с дороги, шагнула к плите. Чайник уже гудел, готовясь ударить во все стороны струями пара. – Я сразу хотела показать тебе тот пакет, потому что ничего не поняла… Но когда ты мне про Игоря рассказал, я очень испугалась. Ты ведь догадался, что в нем лежит?

– Само собой.

– Пакет был закопан под общей вешалкой. В прихожей, в нише возле выхода, ты еще там когда-то в прятки любил играть. А когда меня Адам Олегович… когда я от Адама Олеговича сбежала, то впопыхах оставила у него тапочки. Вот и полезла под вешалку за старыми… Оно там хорошо было спрятано, в этой свалке, я нашла только потому, что ужасно злилась. Все по полу раскидала. Потом убирать пришлось…

Чайник забренчал крышкой, напоминая о своем существовании. Мать выключила газ и закончила мысль:

– В общем, ума не приложу, как быть. В милицию сдать, что ли? А вдруг действительно Игорь… – она чуть не заплакала вновь. Однако удержалась. – Ладно, утро вечера мудренее. Побежали скорей, Адам Олегович, наверное, скучает один. Ты только не умничай с ним сверх меры, договорились?

Торопливо схватила чайные принадлежности и покинула кухню. Александр – за ней. А куда ему было еще идти?

Впрочем, гость отнюдь не скучал. Он метался по комнате, как лев в зоопарке, и нервно курил. Воздух успел пропитаться табачным дымом насквозь. Мерзкий запах. Точно такой же, как у маминого свитера.

– Совсем обалдела! – зарычал он. – Где тебя носит?

– Чай… – мгновенно растерялась она.

– Да иди ты со своим чаем! Дома попьем, если хочешь, – он остановился на мгновение у окна, вглядываясь в ночную тьму. – Тут что, двор? Зря я машину на проспекте бросил, надо было во двор загнать, не сообразил… Смотри, дура, лишимся из-за тебя нашего «Жигуля»! Знаешь, как теперь прут? Ого! Днем угоняют, сволочи, вместе с водителем.

– Адам Олегович, – еле слышно выговорила мать, перемещая загнанный взгляд с одного мужчины на другого. – Я вас умоляю…

– Давай, давай, собирайся, – уже мирно предложил гость и широким жестом выбросил окурок в форточку. – Простил я тебя, давно простил, – и внезапно подмигнул мальчику: – Сынок, ты, главное, не обижайся. Я твою мамашу… это… очень хорошо отношусь. Прогнал ее сегодня сгоряча и сразу пожалел. А теперь вот… – Он снова закричал. – Да одевайся ты, что глазами хлопаешь! – и закашлялся.

Мать задвигалась, как сомнамбула, выволокла на середину комнаты неразобранную сумку, принялась искать на вешалке плащ – не выпуская чайник из застывшей руки. Даже смотреть на нее было неудобно. Мужчина, конечно, не стерпел:

– Убери кипяток, ребенка ошпаришь!

Она поставила чайник на диван, прямо на покрывало. Сразу стало легче, и через шесть секунд общество в полном составе освободило помещение. Сумку нес Адам Олегович.

– Понимаешь, сынок, – объяснял он по ходу, ничуть не сдерживая свой широкий бас. – Она мне сказала, что газетку можно и на службе почитать. Ох, не знаете вы, какая у меня служба! – мгновение в нем клокотала пережитая обида. – Они же ненавидят меня, толкутся целый день в кабинете. А вы говорите, газету… – Гость остыл вместе с последним многоточием.

Зато вдалеке зашумела сливаемая вода. В коридоре появился Андрей Петрович.

– Кому-то плохо? – встревожено спросил сосед. Закономерный вопрос: он ведь врачом был. И не каким-нибудь, а настоящим, врачом по призванию, готовым оказать человеку помощь когда угодно. Еще он был в пиджаке, надетом на голое тело. Еще он был бодрым и встрепанным.

– Нет, нет! – мурлыкнула мать, делая вид, что ей совсем не плохо. – Спасибо, Андрей Петрович, все в порядке.

– Целую ночь по квартире кто-то ходит, кричит. Никак не могу заснуть. Нервишки вдруг зашалили…

– А вы-то чего ходите? – звеняще спросил Александр.

– Я тебя умоляю… – бессильно сказала мать. Впрочем, Андрей Петрович не рассердился:

– Я? В туалет хожу, а что?

Ответом был скрип открываемой на лестницу двери, тогда он пробормотал: «Спокойно ночи» и исчез.

Мать наклонилась к сыну, поцеловала его в лоб:

– Будь умницей, ложись спать.

Хотела еще что-то добавить, глядя на Александра сухими тоскливыми глазами, но не нашлась.

Взрослые вышли на лестницу. Он вышел следом, оперся грудью о перила. Мужчина и женщина начали спускаться пешком, забыв про лифт. Он смотрел. Женщина оглядывалась. Уже с пятого этажа она громко посоветовала: «Иди домой, замерзнешь!» Когда взрослых не стало, он сел на ступеньку и подумал: «Ну и замерзну, невелика потеря.» Затем положил голову на чугунный узор ограждения, с наслаждением впитав холод пылающей щекой. И продолжал думать, закрыв для удобства глаза: «Все, буду здесь Игоря ждать. Игорь обещал скоро вернуться… Или пойти пожрать, что ли? Суп можно разогреть, котлеты… Жанна котлеты лучше всех делает, потому что мясо сама на мясорубке крутит. Для Игоря старается, зараза, все для него делает, гада…» Он собрался было встать, и он бы точно встал – собственно, уже почти разжал слипшиеся веки, – если бы вдруг ступеньки не провалились куда-то.

Конец действия №1

Действие смешалось: Подъезд

– А вот там ты вчера от контролера сбежала, – сказал Игорь и махнул рукой вдоль пересекающей проспект улицы.

– Не вчера, а позавчера, – поправила его Жанна. – Вечно ты путаешь.

Проспект был мокр и пуст. Ветер бесцеремонно толкался сзади. В паутине проводов над головами раскачивались равнодушные лампы, многократно отражаясь в асфальте, отражаясь и в черных зеркалах оконных стекол. С неба сыпалась скудная влага. Светофоры пульсировали желтыми огнями, синхронно по всему проспекту. Шуршали шинами редкие автомобили, моргая на поворотах – единственное, что еще жило в этом царстве мертвых. Ни обнаглевшие грабители, ни изверги-хулиганы за двадцать минут пути так и не появились, несмотря на ежедневные телепредупреждения. Ночной Петербург был молчалив и фантастически ирреален.

Идти оставалось один квартал – минут пять.

– О чем ты все время думаешь? – спросила Жанна, заглянув Игорю в лицо. – Какой-то странный ты стал, – она зябко съежилась и пожаловалась. – Ветер дурацкий…

– Я думаю о том, что ворота остались открытыми, – соврал он. – Вдруг кто-нибудь в институт забредет?

– Ерунда. Хуже, что дежурный на кафедре сидит. Что нам с ним делать, не представляю. Вдруг он вообще дверь сломает?

– Пусть ломает, ему же первому плохо будет. В конце концов, кто человека убил, мы или он! – Игорь храбро возвысил голос.

– А если не он убил?

– Ну, не привиделось же мне… – герой моментально скис. – Слушай, давай ему на кафедру позвоним? Поговорим в спокойной обстановке. Вопросики ему зададим, послушаем, о чем он нас спросит… Во, как раз телефонная будка!

– Не валяй дурака, из дома позвонишь. Холодно же.

– А может, в милицию его сдать? Сообщить по «ноль-два»…

– С ума сошел! – испугалась Жанна. – Какая милиция? В институте труп, дома у соседей труп, и везде тебя ищут!

Игорь не ответил. Только пошмыгал носом, звонко и трогательно, потом утерся без платка и украдкой сунул испачканные пальцы себе в карман.

– Я вот еще о чем думаю, – он снова начал врать. – Предположим, этот тип действительно дежурный по фамилии Сидин. А кто тогда был второй? Ну, который в занавеску завернутый… И главное, тому, второму тоже зачем-то понадобился мой телефон! У Сидина – моя папка, у начальника ОПО – адрес дачи. Такое ощущение, что в институте каждый подлец меня знает… – Говорить было трудно, потому что ни о чем подобном он, конечно, не думал. Никчемные эти звуки предназначались для того лишь, чтобы убивать молчание, чтобы тянуть время, чтобы спасать рассудок.

– Да, – подтвердила Жанна, натянуто улыбнувшись. – Ты многим в институте нужен. Мне, например, очень-очень, – и на секунду прижалась к нему.

– Спасибо… – непонятно отозвался он. – Вон наше парадное, почти добрались.

Парадное располагалось сразу после болтающейся на ветру перекошенной таблички, обозначающей автобусную остановку, но чуть-чуть не доходя до углового эркера. Было видно, как из дома кто-то вышел.

– По-моему, там твоя мать, – неуверенно сообщила Жанна, кивая вперед.

Игорь затормозил. Висящая на руке спутница затормозила вместе с ним. Мгновение он всматривался, и вдруг утянул ее под арку – в подворотню.

– Мать с каким-то мужиком, – подтвердил он, удивленный. – Садятся в машину…

Хотя и без слов было видно. Через минуту проспект вновь опустел, возвратившись в исходное состояние.

– Ну что, пойдем? – спросила Жанна.

– Подожди, пусть отъедут подальше.

В подворотне убийственно дуло.

– Жанна, – позвал Игорь.

– Да? – откликнулась она.

Язык не слушался, но говорить было необходимо. Заноза, застрявшая в больном рассудке, мешала жить.

– Почему ты оставила меня в институте?

– Что? – Она подняла к нему голову, посмотрела ему в глаза, часто моргая.

– Почему ты не пустила меня на дачу?

И сразу стало легко. Заноза выскочила из раны.

– Ты чего, мы же вместе решили! – с невыносимой фальшью в голосе удивилась Жанна. Она мучительно поежилась, содрогнулась всем телом. – Игорь, пошли домой, а то я скоро умру от холода.

– Ну я же помню, как было дело, – возразил он, пропустив ее страдания мимо себя. – Утащила меня за сцену…

Она опустила взгляд. Долго держала паузу. А может, недолго. Ветер теперь обдувал и сзади, и спереди, со всех сторон разом, поэтому секунды были бесконечными, унылыми, такими же ирреальными, как город вокруг. Она вздохнула:

– Наконец-то я поняла, почему ты вдруг странный стал… Да совпадение это просто, повезло нам! Радуйся, что остались.

– Таких совпадений не бывает.

– Ты ведь, кажется, веришь в Судьбу, – тяжело усмехнулась она. – Или уже нет?

– Кроме того, ты послала меня к дежурному. И домой заставила звонить.

– Ну, к дежурному я тебя как раз совершенно случайно отправила! – Она не выдержала, сорвалась.

– А домой – не случайно?

– Ох, до чего мнительный мужик, – раздраженно сказала Жанна. – Только такому мнительному и пришло бы в голову… – она вновь замолчала, пробираемая волнами холода с кроссовок до воротничка курточки. – Ладно, давно надо было тебе рассказать. Как глупо… Понимаешь, не хотела тебя пугать раньше времени, думала, само все выяснится. Или вообще ерундой окажется. А потом в институте эти ужасы начались, тут уж тем более не рассказать было… Когда я позавчера вечером к тебе ехала, то совсем не из-за контролеров опоздала. И никакие талоны я не забывала. Там два взрослых мужика лет под сорок сзади сидели, а я в углу стояла, к ним спиной. Народ в автобусе еще был, но я ближе всего находилась. Они разговаривали, причем, не очень от меня скрывались. Конечно, девчонка стоит, в стекло таращится, чего ее бояться?.. Я навострила уши, потому что они говорили про садоводство «Пеночка». Один мужик объяснял другому, как надо куда-то там проехать. Послушала я, и меня будто оглушило – они имели в виду ваш участок! Ну, я и выскочила за ними – посмотреть, куда они пойдут. Как раз на той остановке, предыдущей. У них ведь еще такая мысль проскакивала, что, мол, устроим этому гаду в «Пеночке» праздник… Кстати, они свернули в подворотню, где мы сейчас.

– А дальше? – справился с голосом Игорь.

– Дальше я струсила. К тому же впереди около подъезда ты метался – меня встречал… Я полночи из-за всего этого не спала! Решила, что на дачу, конечно, нельзя ехать, мало ли что? И тебе ничего не сказала, дура…

Было легко, как после долгой разлуки. Она жалась к нему, смотрела на него, думала о нем – только о нем, негодяе! И вдруг выяснилось, что она потихоньку клацает зубами, терпя из последних сил, и тогда ему перестало быть легко, сделалось гадко, сложно, непереносимо стыдно.

– Ты же совсем замерзла! – испугался он.

И вдруг выяснилось, что в нем тоже отчетливо пульсирует ледяная дрожь, давно прорываясь на волю. Он крикнул:

– Бежим домой!

И сорвался с места первым, хлюпая по мокрому тротуару. Сзади раздалось ответное хлюпанье. На пятом шаге Жанна его обогнала, на десятом – была безнадежно впереди, а добежав до конечной точки, она остановилась, чтобы подождать…

– Ты знаешь, что через ту подворотню вполне можно попасть в наш двор? – сообщил Игорь, хватая ртом воздух. – Там целая система проходных дворов.

Они торопливо переступили порог. Игорь – первым номером, Жанна – вторым.

– Ну и что? – спросила она уже внутри, уже в предвкушении тепла.

– Как что? Брат говорит, при убийстве соседа «черный ход» очень хитро использовали.

– А, понятно.

Да, в подъезде было тепло. Тлела лампочка. Висел пронзительный, неистребимый запах мочи, в углу под батареей парового отопления скопилась лужица, и отнюдь не дождевая. Каменный пол гулко отзывался при каждом шаге. На затемненной площадочке чуть повыше первого этажа было окно – там, под открытой форточкой, где меньше всего пахло, сидела затемненная фигура. Фигура грузно сползла с подоконника и сказала:

– Ты думал, я твоего адреса не знаю?

«Боже!» – подумал Игорь.

Другие мысли оформиться не успели, потому что дежурный Сидин в два ленивых прыжка оказался возле, обхватил его руками и притянул к себе, повернув спиной. Вместо мыслей возникло ощущение, будто тело попало в тиски.

– Ну-ка, где твоя игрушка? – дохнули Игорю в затылок. Тиски прошлись по его бедрам, и джинсы вдруг значительно облегчились. В кармане не стало пистолета.

– Ненавижу старые дома, вечно из них гальюн делают, – поделился впечатлениями дежурный, засовывая оружие в собственный карман. – У вас здесь сдохнешь, пока ждешь… – он смачно шлепнул ладонью пойманной жертве в спину. – Ладно, все быстро в машину, – и широко улыбнулся Жанне. – Да, мокрощелка, как же ты не догадалась, что на машине быстрее, чем пешочком! А я вас, между прочим, видел, когда мимо проезжал. Так мило шли под ручку, даже завидно стало. Хорошо устроились, работа прямо под боком…

– А! – попробовал сказать Игорь. Получилось, тогда он попробовал смелее, дал голосу полную свободу. – А-а-а, помогите! А-а-а!

Хотя, какой же идиот в три часа ночи выглянет на лестницу, если услышит сквозь камень крики? Поэтому пришлось отпустить на волю и многоопытный страх. «Вырваться, вырваться, вырваться… – заколотилась обезумевшая плоть. – Спастись, спастись, спастись…»

– Взбесился, придурок? – грянуло над ухом. И сразу что-то произошло, что-то ужасное, оглушительное, похожее на взрыв. «Убили,» – догадался Игорь, покорно умирая.

Через секунду он очнулся. Губы и ладони упирались в грязную штукатурку. На зубах скрипело, в голове бил тамтам. Грудь тоскливо ныла, ощущаясь, как лишняя часть организма. Он очнулся, поскольку понял: нет-нет, ничего ужасного! Просто его слегка успокоили об стену. Сзади кто-то сопел, и он обернулся – увидел оскаленную Жанну, потом увидел клетчатую рубашку, снова Жанну, уже поверженную, лежащую в шаге от зловонной лужи, увидел, как клетчатая рука коротко рубанула сверху вниз, попав в нежное родное личико.

– А-а-а, помогите!

Лестничная клетка явственно гудела, сотрясаемая на верхних этажах топотом чьих-то ног. Помощь стремительно снижалась. Игорь упал на дежурного, молотя, куда попало, но подъезд крутанулся, любезно подставив сохранившуюся с незапамятных времен кучу строительного мусора. Посадка была мягкой. Герой встал на четвереньки, бессмысленно мыча: «А-а-помоги-и!..», и обнаружил перед глазами пробегающие тапочки.

– Вон там… – прошептал он, показывая рукой на сопящее, рычащее, стонущее. Затем услышал вопль ребенка:

– Жанна, не нюхай! Не нюхай, это газ!

Он сфокусировал взгляд.

Дежурный почему-то стоял на коленях и странно качался – будто кукла-неваляшка. Руки его непрерывно двигались, то закрывая лицо, то нелепо отмахиваясь от кого-то несуществующего. Он рыдал кашлем и жалобно спрашивал сквозь спазмы в горле: «Чего это, а? Чего это?» Жанна корчилась рядом, лежа на боку, она тоже изнурительно кашляла, спрятав лицо в ладонях. А третьим человеком был младший брат.

Тогда Игорь нашарил в мусоре неструганную доску со ржавыми дырками, оставшимися от гвоздей. Он встал, пошатываясь – вместе с доской. Он шагнул к людям.

– Я случайно в Жанну попал! – завопил Александр. – Я случайно, случайно! – и замахал рукой, в которой было нечто продолговато-оранжевое. Второй рукой Александр прижимал к носу край рубашки, очевидно, чтобы легче дышалось.

Действительно, новый запах глушил все. Нашатырь? Какая-то иная химия?

– Молодец, – кивнул Игорь брату.

Он сделал еще шажок и удовлетворенно опустил деревяшку врагу на голову.