Текст книги "Отпуск с убийцей"

Глава 18

Дом сиял огнями.

Лужи на дорожках почти просохли, и теперь здесь и там, небольшими группками и поодиночке, на сон грядущий прогуливались отдыхающие.

Невского заметили сразу.

К нему моментально подскочили несколько особенно активно-любопытствующих санаторцев и возбужденно принялись раскланиваться с ним.

Видимо, шальная весть о том, что его срочно увезли в город на милицейской машине и что он, судя по всему, имеет какое-то приватно-загадочное отношение к недавнему убийству, уже облетела санаторий.

– Ну что? – спросил наконец, набравшись смелости, один из исцеляющихся.

– Порядок, – степенно кивнул ему Невский, торопливыми шагами приближаясь к парадной лестнице.

Со стороны он сейчас, наверное, был похож на Петра Великого с картины Серова, где царь, на голову выше остальных, упрямо и стремительно идет по берегу Невы, а за ним мелко семенит, съежившись на ветру, ластящаяся свита…

– Нашли? – трепеща от нетерпения, спросила длинная тощая особа лет сорока пяти.

– Найдут, – приветливо улыбнулся ей Невский.

– А кто он? – домогался другой любопытный.

– Человек!

– Позвольте… Но кто именно?

– Убийца, – доверительно шепнул ему Невский.

В конце концов он оторвался от этой стихийно народившейся свиты и тогда через две ступени полетел вверх по лестнице, к зеркальным дверям.

Отдыхающие лишь разочарованно поглядели вслед его незастегнутой и оттого развевающейся, будто диковинный флаг, ярко-оранжевой куртке.

Невским сейчас владели два желания, в равной мере трудноодолимых.

Первое: немедленно повидать Лидочку и переброситься с нею хотя бы несколькими фразами. Утешить, ободрить, обнадежить, наконец!..

И наплевать на все предупреждения Афонова! Он сам прекрасно понимает, что действительно нельзя, а что – из области пустой перестраховки.

Есть еще и человеческие отношения! Они порой куда важней любых регламентаций…

Вторым желанием было – встретиться с сержантом Дергуном: не исключено, что у того появились какие-то новости, полезные для следствия.

Где искать его, Невский смутно представлял себе, но почему-то был уверен: сам Дергун навряд ли будет прохлаждаться в предоставленных ему апартаментах, ничего не делая. А значит, шанс столкнуться с ним достаточно велик…

Лидочка была у себя. Она сидела в кресле перед небольшим столиком с зажженной неказистой лампой, какие встречаются во всех медицинских кабинетах, и вязала.

Уютный старомодный торшер был задвинут в самый угол и отчего-то не горел…

Когда Невский резко распахнул дверь, Лидочка негромко вскрикнула и уронила вязанье на колени.

– Ой, ну как же вы меня напугали!.. – с укоризной произнесла она.

У нее было бледное, осунувшееся, очень усталое, но совершенно спокойное лицо – лицо человека, который может не столько испугаться на самом деле, сколько достоверно продемонстрировать этот испуг другим…

Такое маленькое несоответствие не ускользнуло от внимания Невского.

Она, кажется, кого-то дожидалась, промелькнула внезапная мысль. И не мое появление поразило ее, а несвоевременность самого визита…

Невский ощутил странное, болезненное раздражение, но подавил его. В конце концов не выяснять же отношения явился он сюда!

– Я не хотел вас пугать. Извините, – как можно мягче проговорил он. – Я не помешал?

– Почему вдруг на «вы»? – удивилась она.

– Я только поддержал инициативу, – хитро улыбнулся он. – Как истый джентльмен…

Лидочка, слегка ссутулившись, старательно разгладила вязанье на коленях.

– Ой, у меня сегодня целый день голова совсем дурная! Я не то что на «вы» – на «они» могу заговорить теперь… Не сердись, ради бога. Я так рада, что ты зашел… – но по ее интонации он никак не мог определить, правда это или нет. – У тебя все в порядке?

– Разумеется. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… Сегодня всё кувырком… Сумасшедший день! Ты уже давно вернулся?

– Х-м… ты, значит, в курсе… Да нет, только что. Даже к себе не заходил, не успел. Смотрю: свет горит в окне, дай, думаю, проведаю. А у тебя тут, наверное, целый день был народ, ты устала…

– Кое-кто заходил… Но в общем – не устала, нет. Так, пустота какая-то, ненужность, невсамделишность… Ну, все никак я не могу поверить!.. Кошмар! За что ни возьмешься – руки опускаются… Вот, решила немного повязать перед сном. Это и вправду успокаивает. Странно…

– А торшер чего погашен? – показал Невский взглядом. – Он такой уютный, теплый…

– Вдруг погас. Ты представляешь?! Лампочка, скорей всего, перегорела. А будто – знак какой-то…

– Ерунда, – качнул головою Невский. – Вот придумала!.. Да если все, что происходит, связывать друг с другом… Одна мистика останется, а жить-то как?! И, кстати, почему ты в санатории – не дома? Здесь же…

– А вот знаешь, дома – не могу! Совсем. Невыносимо… Прямо выталкивает что-то, гонит… На людях – полегче. Отвлекает… Забываешься, хотя бы иногда…

Слабая, виноватая улыбка скользнула по ее лицу.

– Я понимаю, – вздохнул Невский. – Очень даже понимаю. Вероятно, так… Но что же дальше?

– Дальше? Даже и не представляю… – она зябко повела плечами.

Невский обернулся.

Дверь в коридор была приоткрыта.

А ведь Невскому показалось, что, войдя сюда, он плотно затворил ее за собой…

Окно тоже было настежь.

– Сквозняк. Тебя не продует?

Лидочка коротко мотнула головой.

– Может, я все-таки прикрою окно?

– Ни к чему. Вечер теплый…

– Ну, как хочешь.

Он подошел к двери и, прежде чем захлопнуть ее, мельком глянул в коридор.

Там не было никого.

Или почти никого – потому что в следующую секунду в конце коридора, там, где он упирался в вестибюль, беззвучно скользнула чья-то тень.

Слишком торопливо, слишком стремительно для безмятежно-размеренных отдыхающих…

Может, это Дергун? – невольно подумал Невский. Обходит потихоньку санаторий, подмечает, что да как, кто с кем… Но зачем ему прятаться от меня?

Или просто показалось?

Эх, нервы расшалились!.. Вот и начинает невесть что мерещиться…

– Я, пожалуй, не буду тебе особенно надоедать… – Невский вернулся к столу.

На мгновение в памяти всплыл вчерашний вечер. Почти сказочный теперь…

Нет, сказал себе Невский. Вчера осталось во вчера – и точка. А сегодня – нет… Нельзя. Забудь. Если хочешь, чтобы этот вечер снова повторился… Страсть никуда не уйдет, а секундная глупость – испортит все… Потерпи.

– Я ведь так, – пробормотал он, – ненадолго зашел, просто проведать…

Он старался, чтобы голос его звучал непринужденно-дружески, не больше.

К тому же Лидочка держалась так, как будто между ними ничего и не было совсем. Просто хорошие друзья…

Да иначе невозможно! Есть же все-таки пределы, за которыми ты больше не хозяин… Надо это понимать.

– Ты что-нибудь узнал? – спросила Лидочка, не поднимая головы.

– В городе? По сути дела – нет. Меня допросили – и отпустили обратно.

– По поводу ножа? – Лидочка в упор, даже как-то жестко взглянула на него.

Трепло этот директор! – с внезапной злостью подумал Невский. Ведь предупреждали!..

Почему-то он был уверен, что именно директор разнес по санаторию слух про окаянный нож.

– Естественно, – с сокрушенным видом развел Невский руками. – Как раз о нем и спрашивали. Нож – это очень серьезная улика. Я теперь под подозрением, под колпаком… Как тебе это нравится? – последние фразы он произнес нарочито громко и так же нарочито рассмеялся.

Лидочку такого рода известие, однако, нисколько не развеселило.

– Это ведь ужасно! – искренне сказала она. – Я не могу поверить…

– Да и я, представь себе! – признался Невский. – Тебе теперь и находиться-то со мной опасно…

Лидочка повернула к нему удивленное лицо.

– Почему?

– Ну, если я под подозрением, то, значит, и любой, с кем я общаюсь…

– Пустяки! Тогда с любым на этом свете и заговорить нельзя… Ведь каждый может вляпаться, а? Или вляпался… Откуда знать – вдруг и общение со мной…

– Ну, ты уж, право, скажешь! – делано-игриво усмехнулся Невский.

Он неожиданно почувствовал, вне всякой логики, что начинается какая-то игра. Причем – серьезная, жестокая игра, по-крупному, в которой ошибаться – крайне нежелательно, вернее, попросту нельзя.

И то сказать…

Похоже, что игра шла с самого начала, да вот только он ее не замечал…

Возможно, потому, что были как бы правила – щадящие, людские, если отвлеченно рассуждать… И он им подсознательно вначале следовал… Пока не встал – и не без чьей-то помощи – на самый край обрыва…

Вот что, надо будет завтра обязательно свести знакомство с санитарами, подумал Невский. И в особенности посмотреть, что за гусак такой – Ваня Турусов, у которого играли в карты. Может быть, с почтенной публикой придется пулю расписать и даже проиграться для приличия… Хотя Куплетов и приятственного мнения о нем, а все же… И Ефрема Павловича надо разыскать… Тот еще тип, похоже…

– А у нас тут еще одна беда приключилась, – поведала Лидочка. – Ты ничего не слыхал?

– Нет. А что такое?

– Да ближе к вечеру приехала милиция из города и увезла массовика, Куплетова. Соседа твоего.

– Позволь!.. Но как же… – делано изумился Невский. – Он-то здесь при чем?! Идиотизм!.. Ведь нож был мой! И отпечатки пальцев на ноже – мои!

Насчет отпечатков он намеренно соврал, потому что еще не знал, да и не мог знать окончательных результатов проводимой экспертизы.

Но в том, что среди прочих разных «пальчиков» отыщут и принадлежащие ему, – ничуть не сомневался.

Как иначе, собственно? Тут можно было и не обладать особой прозорливостью…

– Мы все здесь были до того удивлены… – немедля подхватила Лидочка. – Куплетов такой славный!..

– По-моему, еще вчера ты была несколько иного мнения, – поддел ее с усмешкой Невский.

– Разве? – смутилась Лидочка.

– Мне показалось, он тебе изрядно надоел…

– Конечно, показалось! Ты меня, скорей всего, не понял… Он и вправду – очень славный. И такой шутник!.. Вы разве не встречались – там?

– Каким же образом?

– Ну, я не знаю… Мало ли!.. Его, наверное, тоже допрашивали?

– Все возможно, – пожал плечами Невский. – В такой кутерьме все возможно…

– А тебя… били на допросе?

От этой мысли, невольно пришедшей ей в голову, глаза у Лидочки испуганно округлились.

– Да с чего ты взяла?

– Как с чего? Где-то в книгах читала или в газетах, потом – просто слышала…

– Не беспокойся, – махнул рукой Невский, – может, что и пишут, но со мной такого не было. Все было очень деликатно. Разве не заметно?

– В общем… синяков не видно, – простодушно подтвердила Лидочка. – Я так боялась за тебя… – жалобно добавила она. – Весь день переживала…

Это было сказано так искренне, что Невского буквально захлестнула жаркая волна признательности, благодарности и нежного сочувствия. Почти любви…

Неужто я и вправду для нее хоть что-нибудь, да значу, без каких-либо натяжек? – неожиданно подумал Невский. У нее же умер муж… Не просто умер – жуткая трагедия! И впору бы сейчас о нем одном и думать, позабыв об остальных!.. Так нет, она еще печется обо мне… И хорошо ли это, плохо ли на самом деле – даже и не знаю… Черт возьми, двусмысленно все как-то, нелогично… Вот на свою голову приехал! Отпуск, преступление, любовь… С ума сойти! А может, я преувеличиваю, выдаю желаемое за действительное? Все гораздо проще? Тоже не исключено… Но только проще – как?! Как оценить?

– Я-то что! – успокоительно заметил Невский. – Представляю, каково тебе сейчас!..

– Ты знаешь, – Лидочка взглянула на него ясными и грустными глазами, – за день как-то в общем притупилось… Поначалу было невтерпеж, а к вечеру… Не то чтоб свыклась, нет, – привыкнуть невозможно, но… Это как большой порез на пальце: поначалу очень больно, а потом – терпимо, рана начинает заживать, затягиваться, кровь перестает идти… Сейчас все словно улеглось, затихло – там, внутри… Вот и боюсь домой идти… Боюсь, что снова…

– Может, мне побыть с тобой? Поговорим… Я что-нибудь занятное припомню. А?

– Как давеча – про лом? – вдруг усмехнулась Лидочка.

– Вот видишь: ты уже развеселилась! – Невский хитро глянул на нее.

– Да нет, какое там веселье… – Лидочка качнула головой. – Не стоит оставаться. Ни к чему.

– Боишься, нас увидят вместе? Станут глупости потом болтать? Но я же по-хорошему…

– Конечно, это ерунда. Никто сюда и не придет – в такой-то поздний час. Все знают… Просто… Ни к чему. Не надо развлекать меня сегодня, ладно? Нужно окончательно собраться, свыкнуться, в конце концов… А это лучше – в одиночестве. Ей-богу. Ты уж извини.

– Я понимаю, – ласково ответил Невский, и густая борода его трагически поникла. – Вероятно, лучше б я не заходил к тебе сейчас…

– Ну что ты! Я ужасно рада. Ты хороший человек. А вот – попал в такую переделку. И, по сути дела, все из-за меня… Куплетов тоже, ни за что… Скажи, а его… били?

– Да откуда же я знаю?! – охнул Невский. – Что тебе втемяшилось? Какая-то идея-фикс… Били не били!.. Разве по-другому не бывает?

– Может, и бывает, – глухо отозвалась Лидочка. – Боюсь я их.

– Вот они, плоды нашего воспитания! – горестно промолвил Невский. – С детства пуганы. Во многом правильно, конечно… Но не до такой же степени! Тебе-то что за дело?! Ну, попали мы с Куплетовым, недолго посидели… в интересном месте. Я вот – возвратился, почти сразу. И, как видишь, ничего – живой!

– А он?

– Что – он?

– Надолго?

– Полагаю, нет. Во всяком случае – надеюсь. Между прочим, то, что и Куплетова забрали, слышу в первый раз – и только от тебя. Нет, правда, в городе меня спросили между делом, что я думаю о нашем балагуре, но, мне показалось, его помянули исключительно потому, что мы с ним жили в одной комнате… Подозреваемого, знаешь ли, обычно расспрашивают обо всем… И – обо всех… Что в голову взбредет, о том и говорят. У них так принято.

– Наверное. Я в этом слабо разбираюсь. Но тебя-то отпустили, верно? А его – нет! Почему?

Лидочка произнесла это таким тоном, словно уличала его, как нашкодившего мальчишку, в скверном и безнравственном поступке.

Невский с беспокойством завозился в бороде, пытаясь ее по привычке сдвинуть набок…

Надо было снова врать. И, не раздумывая, невзирая ни на что, – правдоподобно.

– А вот этого я попросту не знаю, – произнес он громко и уверенно. – Мне запретили выходить за пределы санатория и вообще велели вести себя тихо. Не исключено, за мной опять приедут. Завтра или послезавтра… Ну а что Куплетов мог такого натворить – ума не приложу!

– Тебя там хотя бы покормили? – вдруг участливо спросила Лидочка.

Невский прислушался к своим желудочным ощущениям.

– В принципе да. Если можно так сказать, я там пообедал. Но это было довольно давно… А сейчас, вероятно, поздно… Придется ждать до утра.

– Нет, почему? – моментально заволновалась Лидочка. – Как это поздно?! Зайди к диетсестре – она что-нибудь придумает. Не голодать же тебе!.. Наверняка на кухне – в холодильнике – что-то припасено!

– А действительно! Пожалуй, так я и сделаю. Спасибо за подсказку, – Невский признательно ей улыбнулся. – Бог даст, поем – и сразу же на боковую. А то что-то я вымотался за сегодня… И тебе не советую долго сидеть.

– Я попробую, – сказала она и тихонько вздохнула. – Хотя, конечно, сон будет еще тот… Вот не думала, что стану вдовой! В мои-то годы!..

– Но ты бы и вправду лучше не ездила к себе, – заметил Невский.

– Нет-нет, сегодня – ни за что на свете! Нет! Я теперь боюсь этого дома.

– Одно только утешает, – сказал Невский задумчиво и без особого восторга, – все на свете забывается. Хотим мы или нет. Все постепенно забывается – и любовь, и горе, и заботы, и радость, и смерть… Это закон для всех, кто остается жить. В общем-то – справедливый закон…

Они надолго замолчали, думая о своем и стараясь не глядеть друг на друга.

– Ладно, – наконец зашевелился Невский, – я, наверное, уже пойду… Хорошо? Если вдруг станет очень грустно… Впрочем, что я говорю! Спокойной ночи.

Лидочка потерянно покивала ему в ответ. Невскому даже показалось, что она сейчас заплачет, и у него уже разом сложились в голове слова утешения, очень добрые, искренние, ласковые слова, но Лидочка сидела тихо, безвольно опустив руки на вязанье.

Внезапно она снова в упор – снизу вверх – посмотрела на него, посмотрела отчужденно, с каким-то недоверчивым удивлением, точно видела впервые.

А в глазах у нее застыли слезы…

– Идите, – сдавленно прошептала она. – До завтра. Спокойной ночи.

Глава 19

Невский вышел в коридор.

Здесь было пусто.

И впереди, в вестибюле, тоже было совершенно пусто, будто дом весь вымер…

Через открытую парадную дверь, словно из потустороннего неведомого мира, доносились приглушенные голоса прогуливающихся санаторцев.

Из черноты дверного проема тянуло сыростью и уже ночной прохладой.

Еще один день был близок к завершению…

Невский сделал несколько шагов по вестибюлю, направляясь к лестнице.

Шикарные старинные люстры под сводчатым потолком – вероятно, из-за позднего часа – не горели; светить продолжали только бра на стенах, так что все центральные апартаменты корпуса были погружены в приятный полумрак.

Пока что тут, внизу, делать было нечего…

Гулкое эхо разлеталось по сторонам…

Невский остановился.

И снова несколько шагов прозвучали вполне отчетливо – этажом выше, над ним…

Невский машинально поднял голову.

На верхней площадке, в тени, отбрасываемой лестницей, спиной к нему стоял… он сам!

Такой же долговязый и патлатый, в ярко-оранжевой куртке с откинутым просторным сине-белым капюшоном, в характерной позе: ноги, прямые, как палки, слегка расставлены, а руки глубоко засунуты в карманы…

Вот сейчас он повернется, подумал как бы мимоходом Невский, повернется – и…

А что тогда? Что?! Небо упадет, земля разверзнется?

Но незнакомец все стоял – не шевелясь, к нему спиной – и, кажется, совсем не замечал, что рядом еще кто-то есть и наблюдает…

Окликнуть? Чтоб удостовериться?.. Но в чем?!

Невский почувствовал вдруг, как у него гадко заныла поясница.

Так случалось всегда, когда возникала опасность и ему делалось не по себе…

Нет, страха он обычно не испытывал – по сути, мог прибить кого угодно, слава богу, годы тренировок даром не прошли, и даже нескольких противников способен был изрядно покалечить, если бы им вздумалось напасть открыто и несогласованной толпой…

Просто конкретный человек, которого вот здесь, сейчас необходимо побороть, – это одно.

Тогда как ситуация, когда не ведаешь, откуда ждать подвоха, а опасность будто заполняет все пространство и ты чувствуешь ее, – совсем другое.

В этом случае становится особенно тревожно и… противно, скажем так.

Инстинкт прямой и отработанной защиты уязвимых точек словно угасает, организм и психика переключаются на моментальный поиск того места, где с максимальной вероятностью сейчас сосредоточена угроза…

Секунды отстраненного бездействия… Недоумения. Какой-то неожиданной пришибленности и тоски…

Двусмысленная ситуация, в какой он оказался волею судеб, невольно порождала множество сомнений и теперь давила тяжким грузом…

Потом тот, кто был там, наверху, словно очнулся, решился на что-то и тогда резкими, почти бесшумными скачками взлетел по следующему маршу лестницы и исчез.

Еще несколько мгновений, долгих и мучительных, понадобилось Невскому, чтоб выйти окончательно из охватившего его оцепенения.

С бешено стучащим сердцем, чувствуя неладное, он сорвался с места и кинулся вдогонку.

Пусто.

На площадке – никого. И дальше, на лестнице, – тоже. Будто ничего и не случилось…

Кроме одного…

Он снова видел самого себя – все в той же характерной позе, в той же куртке.

Он сделал шаг, и его двойник сделал шаг…

Он резко вытянул вперед руку – и двойник, не медля, повторил этот жест.

Идеально точно. Как в зеркале…

Перед ним было зеркало.

Такое же, что и внизу, в вестибюле.

Просто сюда, выше своего второго этажа, он еще не поднимался – не было такой необходимости.

Он вообще не любил бесцельно шляться по казенным помещениям…

Тем более что здесь, на третьем этаже, обитала бдительная Евфросинья Аристарховна.

И вот отсюда-то, с этой лестничной площадки, она все-все толково подмечала…

Невский подался вперед и осторожно, точно не веря до конца в истинность своего открытия, коснулся пальцами холодной зеркальной поверхности.

Ну и ну!.. Помимо воли Невский тихонько рассмеялся.

Чью же шутку он видел только что?

Ведь снизу, как ни пытайся, собственное отражение заметить просто невозможно. Только здесь…

Лица живого, неожиданного «двойника» он, к сожалению, не разглядел – все произошло слишком быстро, да и на площадке было темновато.

Одолеваемый скверными опасениями, Невский на цыпочках поднялся на третий – и последний – этаж.

Длинный коридор уходил влево и вправо, неярко освещенный редкими бра на стенах.

Ни души.

Откуда-то доносилась приглушенная музыка, где-то смеялись, слышны были чьи-то разговоры…

Но не идти же подряд по комнатам, выискивая таинственного незнакомца!

Его, Невского, просто-напросто не впустят, сочтут за ночного дебошира. И поделом!

Слегка обескураженный, он потоптался еще немного у входа в коридор, зачем-то сосчитал количество дверей – вдоль каждой из стен их оказалось по шестнадцать штук, – затем спустился к себе на этаж, машинально добрел до двери своего номера и вытащил ключ.

Замок не отпирался.

Невский налег на ключ посильнее – безрезультатно.

Тогда он изо всех сил дернул за ручку и внезапно, вместе с распахнувшейся настежь дверью, отлетел в сторону, чувствительно ударившись о стену.

Дверь вообще была не заперта.

Выругавшись в сердцах, Невский шагнул в комнату, готовый к новым нелепым подвохам.

Комната была погружена во мрак.

Тусклое сияние фонарей возле главного корпуса, пробиваясь сквозь ветви деревьев, лишь узкой колеблющейся полосой лежало на противоположной окну стене.

Чуть помедлив, чтобы глаза привыкли к темноте, Невский осторожно провел рукой возле косяка, нашаривая выключатель, и зажег свет.

На постели Куплетова сидел человек.

Он был в задраенной на все пуговицы полосатой пижаме лилово-зеленой расцветки и, разбуженный внезапным вторжением, сонно таращился на Невского.

Тот почти сразу же признал в нежданном постояльце сержанта Дергуна.

– Ну, привет, – сказал Невский ехидно. – Как это вы сюда попали?

– Привет, – невозмутимо откликнулся сержант, уперся обеими руками в край кровати и, сунув босые ноги в разбитые казенные шлепанцы, встал во весь свой дюжий стотридцатикилограммовый рост. – Неужто отпустили?

– Нет, сбежал.

– Ну, вы давайте не шутите, – строго произнес Дергун. – Я этих шуток не воспринимаю.

– А другие понимаете?

Дергун, набычась, сдвинул брови и тихонько засопел.

– Не понимаю. Никаких. И не подначивайте.

– Господи, какой вы, право!.. Да, конечно, отпустили! А вот вы-то здесь – откуда?

– Подселили, – лаконично пояснил сержант. – Аккурат перед ужином.

Дергун, многозначительно прищурясь, поглядел на Невского: мол, не волнуйтесь, у меня тылы надежные – в обиду не дадут…

– Кто подселил?

– Вы дверь прикройте, – попросил сержант. – А то из коридора дует – прямо по ногам. Я не люблю.

– Так кто вас подселил? – спросил повторно Невский, затворяя дверь. – Сюда, ко мне…

– Директор. Добрая душа. Я полдня, как дурак, слонялся из угла в угол, всем мозолил глаза, врал, кто я и откуда, почему не у себя, сиротку из себя изображал, а тут Куплетова убрали – вот директор мне и говорит…

– Ничего себе сиротка! – хмыкнул Невский. – И запомните: никто и никуда Куплетова не убирал. Это – во-первых. А во-вторых… я рад, что вы здесь. Именно в этом номере. Честно. Как устроились?

– Нормально. Вот – обмундировали в штатское, постель сменили, все чин-чином… Хороший санаторий, не поганая турбаза. И люди заботливые, уважительные. Я ценю. Костюмчик, правда, тренировочный куда-то замотали… Но сказали, что его из-за границы выписали, а он вроде не дошел еще… Как думаете, может быть такое?

Сукин сын этот директор, с раздражением подумал Невский. А ведь обещал прилюдно!..

– Заграница нынче где – на складе? – желчно поинтересовался он.

– Почему? – оторопел сержант. – Она – где надо, далеко… Оттуда, значит…

– Ну, тогда, я думаю, обещанный костюмчик не доедет вообще. Такая даль, такая глушь – и чтоб сюда, в цивилизацию, попало?!. Маловероятно. Где-нибудь, на ком-нибудь – уже застряло.

– Глушь… – невольно пригорюнился Дергун. – Вот так всегда! Мы верим, а нас надувают.

– Это уж – всенепременно, – согласился Невский. – А вы больше верьте, страж порядка!

– Ну, при чем здесь я?! Так вышло… Люди-то заботились, заказ послали…

– О да! Они заботятся, всегда. А о себе – уж точно. Как о самых близких и родных… – сказал со вздохом Невский. – А директор, я гляжу, шустро распорядился судьбой Куплетова. Сселил – и все дела!.. Настоящий хозяйственник, малый не промах! В ногу с временем идет… Надеюсь, денег за постой он с вас не взял?

– Нет, – смешался Дергун. – А что, разве надо вперед заплатить?

– Сержант Дергун, вы курортник или – на службе? – саркастически и даже с пафосом спросил Невский. – Вы что?!. Какие деньги?! Пусть спасибо говорят… Ну, ладно, – он уселся на кровать напротив Дергуна. – Насколько я понимаю, вы тут уже вполне освоились. Что нового?

Сержант слегка склонил стриженную бобриком голову набок и с любопытством поглядел на Невского, как бы оценивая, на что тот в принципе способен, ежели окажется держателем значительных секретов.

Потом тоже сел на краешек кровати и задумался.

– Плохо ваше дело, – сказал он наконец с обезоруживающей откровенностью. – Большие видятся проблемы. Да уж… Я так полагаю, мы не больно-то подружимся. – И, помедлив, добавил: – Пока.

– А что случилось?

– Случилось, уж будьте покойны, – многозначительно понизив голос, пробурчал Дергун. – Все нормально… Тут одна – Евфросиньей Аристарховной, кажется, зовут, вот раньше имена давали!.. – воспылала ко мне, стало быть, большой любовью…

– Ого, вы делаете успехи, – улыбнулся Невский. – Прямо с корабля на бал…

– Вы, знаете, не смейтесь, – строго предупредил Дергун. – Дело-то серьезное.

– А я и не смеюсь. С чего вы взяли? Просто у меня – свои легкие счеты с этой обворожительной мадам. По темпераменту – почти мадемуазель.

– Х-м… – погрустнел и разом озаботился Дергун. – А это как? Лярва, что ли? Старовата…

– Хуже, дорогой! Хотя… не знаете – и ладно. Это знание на пользу не идет… Но мы немножко отвлеклись от темы. Извините. Я вас слушаю.

Дергун с неодобрением посмотрел на Невского, однако же встревать в дискуссию не стал.

Он сел очень прямо и старательно одернул на себе пижамную куртку.

«“Пушку”-то не выставляй всем напоказ – припрячь», – подумал Невский, заприметив у него под левой мышкой здоровенный бугор, из-за которого вся рука весьма неестественно оттопыривалась в сторону.

– Так что же было дальше? – спросил Невский. – Помимо того, что мадам воспылала?..

Дергун лишь широко развел руками и сокрушенно почесал макушку.

– Вам подробно или как?

– Желательно, конечно, поподробнее.

– Ну, в общем… да! Короче, подошла она ко мне сразу после ужина, – начал Дергун, – и говорит: я, говорит, человек совершенно не болтливый, но наблюдательный и в людях разбираюсь. Вы мне симпатичны, не то что этот щелкопер, который до вас сидел за нашим столом…

– Нет, все-таки директор здешний – редкостный лопух, – вслух подумал Невский. – Мог бы, ей-богу, нового человека и на другое место посадить… Ну и?..

– Так вот, – строго и непреклонно продолжил сержант, пропуская реплику Невского мимо ушей, – вы, говорит она, наверное, не знаете, что у нас произошло? Хотите, расскажу? Да нет, отвечаю, худо-бедно – но наслышан. Сам виду, разумеется, не подаю, кто я такой. А знаете, говорит, что я сегодня всю ночь не спала, за этим типом следила? За каким-таким, спрашиваю, типом? Ну, за этим – щелкопером с бородой! – Похоже, словцо «щелкопер», не ведомое прежде Дергуну, буквально поразило пылкое воображение сержанта. – Знаете, как было все? Нет, отвечаю, не имею счастья знать. А вот с чего это вам следить за ним? Насколько мне известно, это некрасиво… Да ведь подозрительный он, говорит, человек, даже больше скажу: он-то и убил! Ну, я, понятно, удивился…

– Я бы тоже, – вставил Невский. – Впрочем, столь нелестная реакция мадам мне, кажется, понятна. Язык без костей у нашего директора. И мозги набекрень. Пороть за такие вещи надо. Ну а дальше?

– Дальше-то?.. – Дергун наморщил лоб, припоминая. – А дальше – просто. Представляете, говорит, идет этот тип ночью по коридору – где-то в половине второго…

– Забавно, – хмыкнул Невский. – Чертовски забавно. Только в это время я уже крепко спал…

– Дальше будет еще забавней, – заверил сержант, входя понемногу в роль задушевного вечернего рассказчика. – Да… Так о чем это я? Ага! Она, понимаете ли, в щелочку из своей комнаты наблюдала. Чем-то вы ей днем, ну, не показались… А вы тем временем к своей двери тихонько подошли и с минуту как бы слушали – оч-чень внимательно…

– Вон в чем дело! – сообразил Невский. – Я, значит, только-только начал засыпать – и немного храпел. Есть за мной такой грешок… Да все равно это – сплошная ерунда. Врет ваша Евфросинья Аристарховна!

Дергун скептически поджал губы.

– Врет… А вы докажите! Слова-то может говорить любой… У меня вот никакого нет резону ей не доверять. Такая положительная дамочка…

– Да вы тут спелись! – хохотнул Невский, ничуть не смутясь услышанным. – Она вас хвалит, вы – ей шлете комплименты. Вам на пару бы работать!..

– Старая уже, – угрюмо пробурчал Дергун. – Отбегалась. Так докажите, что все врет!

– Видите ли, милый друг, почтенной даме трудно верить потому хотя бы, что живем мы с ней на разных этажах. И в щелочку она все это углядеть, ну, просто не могла! Ей либо все привиделось во сне, либо она, точно собачонка, семенила следом и тайком подглядывала – скажем, с нашей лестничной площадки. Вот зачем ей надо было врать – ума не приложу. Наверное, решила, что вот эдак, в щелочку, гораздо убедительнее… Или все же постеснялась рассказать, как было? Странное создание… У этой публики мозги всегда устроены немного скучновато… Возраст не играет роли… Так, и что же дальше? Надо полагать, не прекратила слежку?

– Вы меня не убедили, – возразил сержант упрямо.

– В общем, я и не рассчитывал на это, – резко отозвался Невский. – Но вы продолжайте, продолжайте.

– Дальше-то? Потом вы развернулись вдруг и – по коридору, прямехонько – к лестнице. Ну, соседка, Евфросинья то есть, разумеется, – на цыпочках за вами.

– Вот! Она же там стояла, точно!.. Вероятно, спряталась в последнюю секунду за напольными часами – видели небось на лестничной площадке? Там по одну сторону от входа в коридор – большое зеркало, а по другую – эти самые старинные часы… Ох, и отчаянная тетка! – всплеснул руками Невский. – Вы чувствуете, какие кадры пропадают?!

Однако сержант и эту реплику благоразумно пропустил мимо ушей.

– Дальше… – как ни в чем не бывало с удовольствием продолжил он. – Смотрит она: вы спустились в вестибюль, а оттуда – ходу на улицу. Она, ясно, побежала вниз. Глянула наружу – а вы как раз тащите Куплетова, пьяного в стельку. Кладете его в кустики перед главной лестницей, шарите у него по карманам, а после быстрым шагом, надвинув на голову капюшон, уходите куда-то по аллее, в сторону ворот. У вас, кстати, и в доме был на голову накинут капюшон, так что лица вашего она почти не видела, только по одежде и определила. Ну, еще заметила край бороды…