Текст книги "Отпуск с убийцей"

– Заставили?

– Нет, просто намекнули. Он смышленый – сразу захотел все рассказать…

– А это ваше «не совсем»… Как понимать?

– Фамилию Бутусов все-таки услышал. Ломтев как-то раз наведался к директору, и, когда летчик выходил из кабинета, Мостов окликнул гостя по фамилии…

– Ага, так, значит, Ломтев был знаком с Мостовым?! – торжествующе воскликнул Невский.

– Да уж, выясняется… Ему Мостов какие-то материалы доставал для ремонта дома.

– И вы, скажете, не знали этого раньше?

– Нет, – Афонов честно поглядел на Невского. – Конечно, выстрелы за речкой ни о чем еще не говорят… Но то, что Ломтеву понадобилось вдруг оружие… Вот это – факт не из приятных! Незаконное владение…

– Уже только за это, думаю, вы можете его привлечь, а? – встрепенулся Невский.

– Ну, насчет привлечь – не знаю, – завздыхал майор. – Он все же наш районный депутат… А вот дознание начать!.. Пожалуй, вы, Михаил Викторович, были правы… Ох, морока будет, ох, морока!..

Удрученно опершись локтями о крышку стола, майор закрыл лицо руками и на какое-то время застыл.

– И это, как я понимаю, всё? – отметил Невский. – На заводе больше нечего копать?

– Да не скажите! – возразил Афонов, опуская руки. – Чикин и Мордянский что-то там еще пытаются нащупать… Молодцы ребята!

Невский закурил и не спеша прошелся по кабинету, собираясь с мыслями.

Да, слишком много разрозненных фактов! Что называется, из разных весовых категорий… Как объединить?

– Стало быть, теперь вы до конца не исключаете, что между выстрелами на реке и, мягко выражась, некорректным поведением пилота существует связь? – спросил он как бы между прочим. – Я вас верно понял?

Майор печально посмотрел на него и плотно сцепил пальцы над столом.

– Связь… Слово-то какое… пышное! – негромко и почти без выражения произнес Афонов. – Все, конечно, может быть. И глупо что-то исключать… Тем более, когда всплывают эдакие факты… Но вы понимаете, что получается? Одна закавыка мне никак покою не дает… Ведь ежели действительно вы правы – тогда, безусловно, надо Ломтева брать, и как можно скорее. Пока опять не улетел… Птичка наша вертолетная!.. М-да… И вот тут-то… Я не уверен, что не придется в этом случае побеспокоить и Лидию Степановну.

Невский застыл посреди кабинета, забыв про дымящийся, почти догоревший окурок между пальцами.

– Как вы сказали? – сдавленным голосом спросил он.

– Я же неслучайно давеча пытался выяснить, кто мог написать письмо и почему его не отослали, – продолжал майор, как будто и не слыша Невского. – Вы мне сумели доказать, нет, просто убедили: под диктовку Лидии Степановны Мостов не делал ничего – он сам писал, тайком. И ни о чем жене не говорил. Она не знала про письмо. Не видела его.

– Я в этом убежден, – ответил Невский и, почувствовав сильное жжение, швырнул окурок за окно.

Майор с негодованием уставился на него:

– Опять?!

– Виноват, – стушевался Невский. – Как-то само получилось. Чисто автоматически…

– Вот вы и думаете – чисто автоматически. Весьма, весьма частенько… – пробурчал майор. Но столь благодатную тему развивать на сей раз все-таки не стал. – Ну и?.. – спросил он неожиданно.

– Я лишь сказал, что в непричастности Лидии Степановны был уверен с самого начала, – отозвался Невский. – В противном случае она держалась бы иначе. Да и самого́ убийства, может статься, не было бы вовсе.

– Вот не факт!.. – с сомнением сказал майор.

– Вам снова хочется начать дискуссию? О чем теперь? Вас что-то не устраивает в Лидии Степановне?

– Ну, по большому счету – нет. – Майор пожал плечами. – Я только шапочно с нею знаком и не берусь судить… На вид – довольно милая особа. А дискуссия… Не вижу смысла. Потому что – вот!.. – Афонов вытащил из-под блокнота листок с заключением очередной экспертизы. – Это принесли вместе с письмом. Я не стал вам с самого начала говорить, ждал, чтобы выяснились новые детали… Но теперь!.. – И, встретив тревожный взгляд Невского, охотно пояснил: – На конверте и на само́м письме обнаружены отпечатки пальцев Лидии Степановны. Так-то! Судя по всему, она читала это письмо… И уж не знаю: до или после случившегося?..

– До – практически исключено, – быстро сказал Невский. – А если после – то буквально сразу… Рылась в ящике стола, нашла – и прочитала… Но о том, что есть какое-то письмо, ей не было известно! Стало быть, наткнулась по случайности, ища другое… А вот что?

Невский, волнуясь, достал новую сигарету.

– Только окурок – не в окно! – строго предупредил Афонов.

Невский лишь рассеянно покивал в ответ, думая о своем.

– Да-а, интересная мысль. Сразу после убийства, прежде чем позвать на помощь… – тихо произнес майор. – Может, искала какой-то документ, который ее компрометировал?.. Но это значит, что не так уж и была она потрясена, если сначала кинулась искать…

– Но ящик от стола был заперт!

– Верно. На ключах убитого нашли и отпечатки пальцев Лидии Степановны. Об этом тоже говорится в заключении… Я не хотел вас сразу огорчать…

– Какой вы добренький!..

– Отнюдь. Я просто ждал, когда вы выговоритесь всласть. Все ваши версии, концепции…

– Вы сами признали их состоятельность. Но снова ящик запирать – зачем?! Уж лучше б выбросила все ключи куда-нибудь подальше!..

– Знаете, когда у человека сильный стресс, – с иронией сказал майор, – не очень-то он рассуждает… Вероятно, Лидия Степановна решила: лучше все оставить так, как есть. И снова ящик заперла, и мужу сунула в карман ключи. Как будто ничего не делала… И только после этого взялась кричать, соседку позвала… Довольно просто, верно?

– То есть вы хотите сказать, что она знала о предстоящем убийстве?! – невольно вырвалось у Невского. – И внутренне к нему была готова?!

Он резким движением ткнул в пепельницу только что раскуренную сигарету.

– Нет, – покачал головой Афонов. – Утверждать так неразумно. Во всяком случае – пока.

Глава 29

Невский задумался.

Вот удивительное дело: как же всё с ног на голову – и без перехода, сразу!..

Дурные предчувствия, которые он гнал уже давно, вновь властно заявили о себе.

Лидочка – и такая грязь?! Как получилось, почему?

Но, если уж на то пошло, я ведь могу и бросить все сейчас, к чертям послать, мелькнула неожиданно коварная, успокоительная мысль. Меня никто не обвинит, не заподозрит – просто скажут: да куда ему, столичному-то гостю!.. И на свой лад будут правы. И сами, без меня, докончат это дело. А уж как закончат – их проблемы. В том-то и беда!.. Конечно, по большому счету у меня и нет особых прав всем этим заниматься. Кабы не любезное согласие Афонова… Ему-то выгода какая? Да, он может предоставить результат, отдельные детали, но посвящать меня во все нюансы следствия, выслушивать мои соображения… Зачем?! Или он думает, что я и вправду собираю здесь материал для новой громкой публикации либо пикантной телепередачи, хочу пощупать дело изнутри, и потому мне помогает, уповая стать героем очерка, а то и узнаваемой в лицо персоной?.. Ни к чему его разочаровывать, он и без того переступил многие дозволенные рамки, но и напрямик спросить неловко. Что же, пусть все остается, как и было: следствие себе идет, а я – при нем… Нейтрально-неофициальная фигура… Чушь! Ведь в том-то и пикантность ситуации, что я нейтральным, ну, никак быть не могу! Тогда на что же я рассчитываю? Лидочка явно любит Ломтева, и я в ее судьбе – случайный эпизод. Даже меньше, чем эпизод, – короткая игра. Да, чем-то приглянулся, но и только… Мало ли у всех у нас необязательных симпатий в жизни!.. Выйти из игры и наплевать, как дальше повернется следствие? Все прекратить – и стать зевакой, чтобы с любопытством под конец отметить: приговор такой-то – вынесен тому-то?.. И не вмешиваться в отношения других? Снова сделаться телеведущим, неподкупным автором программы, с важностью изобразить и в самом деле постороннего, как поступал уже не раз… И после презирать себя во имя чужой любви? К тому же – нечистой любви… Ну что́ я? Право… Как приехал сюда, так и уеду. А зло останется… И здесь, и во мне – навсегда.

Невский понял, что ненавидит Ломтева.

Ненавидит за то, что его, Ломтева, любит Лидочка; за то, что он – мерзавец.

Счастья вам не будет, решил Невский. Я помогу довести дело до конца, если уж меня допустили.

Значит, так. Письмо… Будем плясать от него. Когда она могла прочитать? Утром того дня, когда еще все было хорошо? Вряд ли. Утром письмо еще не было написано.

Хотя… Почему бы и нет в принципе? Ведь в тот день Мостов уходил на работу позже, чем она, – позавчера Лидочка сама об этом говорила…

Но даже если письмо и было готово к утру, все равно Лидочка не успела бы его прочитать – присутствие мужа ничего подобного не допускало… И тайком стянуть у него ключи и отпереть ящик она тоже не могла – по этой же причине. М-да, исключено.

К тому же, чтоб решиться на такой поступок, Лидочка должна была не только знать, что письмо есть, но и догадываться – пусть и приблизительно, – о чем оно…

Вот это уже маловероятно.

Без сомнения, Мостов давно был информирован о ее связи с летчиком – уж, слава богу, мир не без злорадных и угодливых людей! – однако до поры терпел, на что-то уповая, хотя, видимо, не раз устраивал ей сцены ревности – такое, в общем-то, в характере Мостова.

И уж столь важного для себя письма он, конечно, показывать ей ни за что бы не стал. По крайности и для острастки сообщил бы о послании, но только позже, уже отправив адресату. Когда бы дело было сделано бесповоротно…

Вечером Мостов безвылазно, до глубокой ночи, просидел у себя в кабинете. Может быть, как раз сочинял письмо?

Значит…

Значит, Лидочка и впрямь рылась в его бумагах после того, как совершилось убийство!

После?

А как же ее истерика, полубессвязные рассказы, печать неизгладимого горя на следующий день? Все – ложь, искусный наигрыш?

Страшно подумать… Но получается так!

Тогда другой естественный вопрос: зачем она полезла к мужу в стол?

Ведь никаких же нет теперь сомнений, что она не знала о существовании письма! Выходит, искала что-то другое? Что-то жизненно важное для нее, к чему прежде не имелось доступа, быть может, и компрометирующее… Да, но что конкретно?

И еще…

Если она так спокойно рылась в ящиках стола, то, стало быть, убийство ожидала – именно в эту ночь! – и, безусловно, видела убийцу! Она знала преступника и потому заранее дала ему ключи от всех дверей – чтоб он снял слепок.

Просто отдать ключи, а потом соврать мужу, что те потерялись, не имело смысла: Мостов, по натуре подозрительный, на ночь двери в дом забаррикадировал бы намертво, а утром моментально начал бы менять замки.

Конечно же она могла бы и сама пустить убийцу в дом…

Но вдруг в последнюю минуту муж ей чем-то помешал бы, неожиданно отвлек?.. Ведь и в дальнейшем – в том числе перед собою! – чистенькой хотелось выглядеть… Немаловажный аргумент!

Итак, она всё знала…

Но, позвольте, а зачем же вообще такое было городить, зачем же было убивать?!

Если Мостов уж до того мешал любовным отношениям с пилотом, то не проще ль было развестись с Мостовым, да и дело с концом? Однако этого не произошло. Что-то мешало…

Вот оно: стандартный развод не являлся оптимальным выходом в данной ситуации! И предпочтительнее было мужа убрать, избавиться навсегда.

Кстати, не по той ли причине была весной отравлена и жена Ломтева?

Так-так… Интересно! Лучше убить, чем развестись… Почему?

Что именно могло лежать в ящиках стола – письма, фотографии, документы, деньги?

Отчего убили в эту ночь, а не месяцем раньше или месяцем позже? И снова, то же самое – чем плох был развод?

Развод… Вероятный суд, раздел имущества…

Стоп! А, может… Неужели – правда?!

– Так вы говорите, чета Мостовых жила замкнуто? – спросил Невский как бы невзначай.

– Я не говорил, – мотнул головой Афонов.

– Ах, ну да, это мне Птучка рассказывал!.. И, насколько я понял, у Мостова близких родственников нет?

– Совершенно верно, – аккуратно раскладывая бумаги на столе, признал майор.

– Он был богат, ведь так?

– Ну, – замялся Афонов, – что значит – богат? Это понятие довольно растяжимое. Одному и миллиона мало, а другой – и тысяче рад. А кому-то… медяк в ладошку – целое состояние… Судя по тому, как они жили, недостатка в деньгах они не испытывали. Никогда. Больше того, я полагаю, у Мостова и на книжке остались немалые сбережения.

– Откуда? Нет, я понимаю – зарплата приличная, премии всякие, без этого нельзя… Но, вероятно, кроме официальных выплат еще и дорогие подарки получал? Или просто купюры совали?

– Вот уж не знаю, – уклончиво сказал майор. – Подарки, посылки, взятки… Не думаю, чтобы сейчас это имело значение… Такое уж особенное! Надо думать о другом – ведь человек погиб! Трагедия!..

– Погиб, да. Именно поэтому меня интересует… Осуждать теперь, естественно, нет смысла, а судить – тем паче… Важен факт! А впрочем, – криво усмехнулся Невский, – вам виднее, вам решать – в конечном счете… Я не смею ни на чем настаивать. Но общее количество подарков, ценностей, размеры вкладов! Это уж!.. А?

– Вы хотите сказать…

– Да-да-да! Вот это-то как раз я и хочу сказать! Вы мне возразите: а при чем тут Ломтев? Да при том! Подумайте-ка сами. Это ж очевидно.

– Ему не терпелось завладеть деньгами Мостова?

– И не только. Оставались дом, гараж, большой ухоженный участок, машина, ковры, уникальные сервизы, радиоаппаратура, дорогая мебель – короче, все, что полагается иметь такому человеку, как Мостов.

– Полагается… Выходит, сами признаёте, что не всякому дано по праву, есть особенные – их страна и ценит, и оберегает!.. То-то и оно… Однако, чтобы после смерти это все заполучить единым махом, нужно стать владельцем – и притом законным! – несколько растерянно проговорил майор. – Да! Нужно быть по крайней мере женой… Или мужем…

– Вдовы! – громко, даже торжествующе докончил Невский. – Вдовы, которой по наследству принадлежит всё! А не половина – максимум! – как было бы в случае обычного развода. Ведь родни-то нет!

Афонов низко опустил голову, с шумом выдохнул воздух и потер пальцами виски.

– Видите, вы сами обозначили проблему, – почти ласково докончил Невский.

Коротко кивнув, майор потянулся было к телефонному аппарату.

– Нет, минуточку! – взмахом руки остановил его Невский. – Еще не все…

Майор, удивленно глядя на него, поколебался, все же снял трубку, но тотчас резко положил на место:

– Что такое?

– У вас случайно не сохранилась какая-нибудь центральная газета трехдневной давности? Ну, может быть, четырехдневной? – заметно волнуясь, спросил Невский. – Скажем, «Труд» или «Известия»?..

– Наверное, есть, а как же! – Афонов встал, открыл шкаф и, порывшись на полках, вытащил вчетверо сложенную газету. – Вот, пожалуйста. Тут был тираж «Спортлото»… Ребячусь, знаете, играю… иногда…

– Его-то мне и надо! – воскликнул Невский. Он поспешно развернул газету и впился глазами в последнюю страницу. – Я так и знал!.. Как же мне это раньше в голову не пришло?! Вот она, голубушка, – произнес он радостно.

– Простите?..

Афонов недоуменно заглянул ему через плечо.

– Ну, разумеется! Вот, сами полюбуйтесь! – Невский с силой ткнул пальцем в газетный лист. – Все сходится! Буквально! Все шесть цифр!

– Вы тоже… играете, да? – уважительно расцвел майор. – Коллега! Неужели выиграли?! Я вас поздравляю. Это надобно отметить!..

– Да не я! – с досадой отозвался Невский. – Кабы я!.. Мостов!

– А он-то тут при чем? – немедленно увял Афонов. – И откуда вам известно?

– Слухи ходят, Анатолий Аверьянович, давно и постоянно… Слухи по миру гуляют и убийцу подгоняют, как сказал бы классик. Пушкин, то бишь.

– Ничего не понимаю. Вы смеетесь!

– И хотел бы, да не получается. Напротив, все ужасно грустно. Объясняю. У Мостова было пятьдесят карточек – и все они до единой выиграли! Триста тысяч! Или даже чуть побольше… Представляете? Хороший был тираж!..

От такого заявления майор совсем оторопел.

– А я и пары цифр не угадал… – печально сообщил он. – Есть же, черт возьми, везунчики!

– Хорош везунчик! Сразу и убили…

– Тоже верно, – завздыхал майор. – Но я по-прежнему не вижу связи…

– К сожалению, связь есть, и самая, пожалуй, непосредственная, – складывая вчетверо, как и была, газету и кладя ее на стол, ответил Невский. – Ведь не вы один ребячитесь, отнюдь! И разные другие люди, даже с положением, случается, резвятся… Так что… В день моего приезда в санаторий мы с Лидией Степановной катались на лодке. Ну, слово за слово, и тут Лидия Степановна возьми да и спроси, нет ли у меня газеты с последним тиражом «Спортлото». А то, мол, ее муж купил аж полсотни карточек и заполнил их все одинаково, но не говорит, выиграли они или нет. Вероятно, потому, что ничего не угадал. Как и всегда… Срамится только… А ей так хочется выиграть! Хоть раз, но – крупно. Заветная мечта… Она мне даже сообщила, какие цифры зачеркнул Мостов. Сумела подглядеть… Но и теперь, посетовала, видно, не судьба…

Афонов завистливо хмыкнул:

– А карточки-то все и выиграли! До одной… Такая, понимаешь, незадача…

– В том-то и дело!

– Но как вы запомнили цифры?

– Ну, Анатолий Аверьянович, тут вовсе никакой проблемы! Чисто рефлекторно, даже сам порой не замечаю… А потом вдруг – хлоп! – и вспомнил!.. Тютелька в тютельку. Это – с детства, божий дар, как говорится… Но боюсь, когда-нибудь моя память меня все же подведет, – слегка рисуясь, пожаловался Невский. – Скажем, однажды случится что-либо и – стоп машина, в самый ответственный момент…

– А для этого надо блокнотик иметь, – назидательно сказал майор. – В вашем-то деле… У меня вот, например, таких блокнотиков…

– Согласен! Только, видите ли, я не всегда и не всюду успеваю записать… А диктофон я не люблю. И многие на него поглядывают косо. К тому же попадаются факты, на которые вначале вообще не обращаешь внимания. А потом они всплывают в памяти… Или факты, вроде и не предназначенные для тебя. Их лучше просто так запоминать…

– Я думаю, Лидия Степановна прибеднялась, – с важным видом заметил майор. – Тогда, на лодке… Ведь в конце концов она узнала про выигрыш, даже наверняка… С ее-то темпераментом и любопытством… Что-то все-таки смогла разнюхать. Тут и слабого намека хватит…

– Да, я тоже так считаю – согласился Невский. – Именно поэтому, едва все завершилось и убийца удалился, она кинулась к столу – искать карточки. И случайно наткнулась на письмо, которое, прочитав, впопыхах засунула подальше – оно теперь для нее утрачивало всякий смысл. Про возможный обыск она, вероятно, просто не подумала тогда…

– Вон как вы повернули… – с деланым удивлением протянул майор.

– А что поделаешь! Я лишь последовал в указанном мне направлении…

– Но очень далеко зашли. Так далеко… Вы отдаете хоть себе отчет?..

– Да, отдаю! – резко ответил Невский. – И от других требую того же. Это вовсе не жестокость. Тяга к справедливости, если хотите… Я по профессии – психолог, и не в моих правилах судить, а уж тем паче обвинять людей. Меня всегда волнует подоплека…

Вот ты и соврал, с грустью подумал он. А чем же ты занимался вчера, что ты делаешь сейчас? И на что, в сущности, готов направить силы завтра? Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, сколько раз уже за последние дни вот так честно, бесстыдно-правдиво врал?

– Вы ставите ее на одну доску с убийцей! – волнуясь, выкрикнул майор.

Невский утвердительно кивнул.

Я ведь сначала не хотел, подумал он. И в мыслях даже не было… Хотелось просто как-то защитить себя, не более того… И все-таки ввязался в это дело… Долг? Несомненно. Желание быть объективным, беспристрастным до конца? Вот тут не знаю… Может быть. И даже не желание само по себе, а – инерция желания. Дурацкое слово какое-то: «желание»!.. Чего? Истины, любви? Погнался и за тем, и за другим, а оказалось, что они – несовместимы. И теперь необходимо выбирать… И вот я выбрал… Радости, надо сказать, никакой. Что ж, это естественно…

– А может быть, она – сама?.. – вдруг шепотом спросил Афонов.

– Нет, – замотал головой Невский. – Тут я буду стоять до конца. Вряд ли Лидия Степановна сама убивала. И не потому, что женщина, не потому, что столько ран на теле мужа говорят: убийца был жесток и, без сомнения, силен – едва ли это женская рука. Хотя конечно же бывает всякое… Но в данном случае – нет. Чересчур уж, знаете, рискованно – самой-то! Ей ведь долго жить потом хотелось – на свободе и по-настоящему шикарно! Это все определяло. Ну а что касается убийцы… Убежден: убийцу она знала. Не могла не знать! Кто б там не затевал все это преступление и кто бы не руководил!..

– Да, разумеется, – немедленно откликнулся майор. – Я как-то упустил из виду: нож, галоши…

– Это все пустое! – отмахнулся Невский. – Просто атрибуты, элементы декорации. Уж их-то мог использовать любой! И суть не в них…

Невский умолк, задумчиво глядя в раскрытое окно.

– Что же, славно. Трамвай, кажется, поехал. Меня устраивает ваш подход, – удовлетворенно заявил майор и даже позволил себе широко, по-дружески улыбнуться. Он вновь почувствовал себя на коне. – В таком случае главный – для вас, ну и для нас! – вопрос снят. Мотив понятен. Почти все преступнички, как говорится, в сборе. Но хотел бы я знать, кто же укокошил эту тихую старушку?!

– Да уж, тихую, видали мы таких, – пробурчал Невский. – И та еще старушка!..

На мгновение в памяти встал недавний эпизод…

Лестница в санатории… И на площадке, перед зеркалом – двойник…

А потом – трагедия на пустынной железнодорожной насыпи… Неведомый убийца в оранжевой куртке, сломя голову бегущий с места преступления… И испуганные, ненавидящие глаза Тыриной…

– Если б я не знал, что это не я, то я бы сказал: убийца – я, – ответил Невский, грустно глядя на майора.

– Превосходный довод, ничего не возразишь! – Афонов ядовито покривился. – От Куплетова, я думаю, и вовсе пользы никакой. Вот на голову мне свалился!..

Опять задребезжал телефонный звонок.

– Разбил бы иной раз!.. – сделал страшные глаза майор, однако трубку снял. – Алло! Кто говорит? Мордянский? Так… А Чикин где? Так… Пусть не пропадает… Хорошо, я слушаю внимательно. – Сколько-то времени Афонов держал трубку возле уха просто так, но вскорости придвинул к себе трепаный блокнот и распахнул его. – Конечно, я прекрасно понимаю… А нельзя ли покороче? Нет? Тогда я все записываю… Только громче – плохо слышно!..

Пока Афонов чиркал у себя в блокноте, строя рожи и сопя, Невский снова попытался увязать друг с другом главные события минувших дней.

Картинка вырисовывалась вроде бы логичная, правдоподобная, и все же…

Больше всего его раздражала в ней нахально-вызывающая, неправдоподобно-наглая фигура незнакомца – чересчур отчетливая, чтобы пребывать в тени, и вместе с тем до неприличия аморфная – буквально пальцем в нее ткни, и не заметишь, как насквозь пройдет рука… Приметы есть, но все они – чужие, не хотят соединяться… Парадокс!

Меж тем Афонов кончил говорить, повесил трубку и с удрученным видом, словно бы не зная, чем еще заняться, начал перелистывать блокнот – вперед-назад, покуда не захлопнул его вовсе.

– Дожили! – сердито буркнул он.

– А что такое? – вмиг насторожился Невский.

– Чикин на заводе посетил столовую – совсем изголодался, невтерпеж ему, мальчишке! – вот его и прохватило. Пропадает, видите ли, двух шагов не может отойти!.. Талант сыскной, гроза убийц!.. Мордянский – тот умнее: взял из дому бутерброд. Пожалуй, далеко со временем шагнет, когда-нибудь мне будет на замену… Надо непременно поощрить – копнул парнишка в нужном месте, глубоко…

– Еще какие-то известия? Про Ломтева?

– Нет. Бери вбок, в Туманный Альбион! – решил блеснуть отменной эрудицией и чувством юмора Афонов. – Стало быть, новинка номер раз… Хотя… на кой черт это все теперь?! Морока только лишняя…

– И все же?

Невский опустился в кресло, изготовясь слушать.

– Ну что Мордянский рассказал… – мгновенно потускневшим голосом завел майор. – Он выяснил: в ту пятницу, когда в Мостова бахали из-за реки, с завода уволились трое. На пикничок-то директор поехал к обеду, а увольнялись – утром, и он лично подписывал приказы. Репутация у всех троих, так скажем, не ахти. Ну, двое – что? Уехали из города совсем, теперь в соседней области работают. Пока нормально…

– Вы фамилии их знаете?

– Сейчас взгляну. – Афонов снова пролистнул блокнот. – А, вот! Трупцов и Разгибаев… Разгибаева я помню – ух, мошенник! А Трупцова никогда не видел. Ну и хорошо! Как говорят: мужик с кобылы – бабе легче… Или как там верно? Впрочем, все равно!.. Пусть в стороне от нас, в соседней области, бузят. А я не сомневаюсь: забузят, дай срок, – и снова их взашей… Такой народ!..

– А третий? – подсказал нетерпеливо Невский. – Как его фамилия? И кто такой?

– Фамилия?.. Да плохо было слышно, я боюсь, неточно записал… Короче, то ли Саскин, то ли Васкин – что-то в этом роде. Кто такой? Разнорабочим числился…

– Его Бутусов знал?

– Наш славный оружейник? – прихихикнул вдруг майор. – Должно быть, знал. Они ж в одном цеху работали… И вообще: завод не так чтоб и огромный, там друг друга все в лицо-то уж по крайней мере знают. Я так полагаю. Вот… На работе этот Саскин был большой проказник: выговоров у него – вагон и малая тележка, так сказать. Да и с директором, с Мостовым то бишь, был все время на ножах. Мордянский рассказал: бывало этот Васкин в мыло пьяный на завод с утра придет и – кочевряжится при всех, к начальству лезет: спирту, мол, хочу, шампунь совсем осточертел!.. А у Мостова спирт всегда был про запас – валюта заводская. Да и в городе ценим напиток – если надо что приладить, починить… За деньги так старательно не сделают, как за граненых полстакана. Люди ценности на этом свете различают…

– Ну так что же Васкин-Саскин? Чем еще он знаменит? – осведомился Невский, подавляя набежавшую улыбку. – Не сидел ни разу?

– Было дело, – покивал майор. – Сидел. Три года.

– А за что?

– С двумя дружками кассу в городском автовокзале пробовал обчистить. Взят на месте преступления… А после срока в город возвратился и с тех пор безвыездно – здесь… Ну и нюх у вас, Михаил Викторович! – делано восхитился Афонов. – Как на кого подумаете – так тот и в самом деле… Тянет вас к ним, тянет!.. Ну, шучу! А эти приключения у Саскина давненько были – почитай, двенадцать лет назад. Или тринадцать… Мне Мордянский диктовал, но я опять же – не расслышал. Впрочем, разницы-то нет! Он эти годы, Васкин то есть, жил довольно тихо. Относительно, конечно… Вот квартиру получил. Большая нынче редкость: однокомнатная! Сам себе хозяин… Собственный-то домик лучше, но и это – праздник.

– В общем, все – как у людей, – сказал со вздохом Невский. – Ну а с кем живет?

– Один. Семьи нет: ни родителей, ни жены, ни детей. Так, во всяком случае, Мордянский говорит. А Чикин, обормот, сходил в столовую и отдувается теперь!.. – как видно, мысль о втором подчиненном мучила майора постоянно. И в какой-то мере унижала тем, что, будучи глупейшей, появляется всегда некстати… – Совершенно одинокий человек. Возможно, от того и пьет… Но что при этом любопытно – так Мордянскому рассказывали на заводе, – скряга был – первейший сорт! Ужасный скопидом. Деньгу любил.

– И в чем же это проявлялось?

– В долг – никому, ни разу. Хоть бы рублик… А просили – до зарплаты, дело-то житейское!.. Любил по выходным работать, внеурочно – тоже лишняя копейка… А как отпуск – осенью обычно, – так на промысел: за ягодами, за грибами, уж не знаю, и за чем еще… Потом сдавал в кооперацию. А часть солил, мариновал, сушил – и на базар. Тут, разумеется, навар покрепче. Так и жил из года в год.

Майор опять перелистнул блокнот.

– Еще у вас вопросы есть? Я здесь довольно много записал по разным пунктам. Ведь, какая б память ни была, не больно-то запомнишь сразу…

– Каждый сходит с ума по-своему, – негромко отозвался Невский и взъерошил бороду. – И что же, ни единой родственной души – нигде?

– О ком вы?

– Да о Саскине-Васкине! Мы же – о нем… Какие-нибудь братья-сестры, дядья-тетки? Неужто никого?!

– Дались вам эти родственники! – раздраженно произнес Афонов. – Близких родных – никого. Абсолютно. В нашем городе живет только троюродный брат. У них, как выяснил Мордянский, отношений нет – уже давно.

– И кто же это?

– Ломтев.

– Летчик?! – Невский аж присвистнул. – Почему вы сразу не сказали?

– Не люблю в машине ездить задом наперед, – значительно и с важностью откликнулся Афонов. – Я люблю, чтоб постепенно… А не как блоха – туда-сюда. Работать легче. Думается лучше. И спокойней на душе!

– Кому спокойней, а кому – и нет! – сердито глянул на майора Невский. – Оч-чень интересно… То, что я от вас услышал, многое меняет.

– Что? – подозрительно спросил Афонов.

– Многое, не сомневайтесь! Ладно, едем дальше… Продолжение было?

– Было, – как-то вяло, без особенной охоты подтвердил майор. – Как раз в ту пятницу, когда из-за реки стреляли, этот Васкин с жуткого похмелу объявился на заводе. Тут его и подловил директор. Что-то там Мостову вдруг понадобилось, только высунулся он из кабинета, а навстречу раскрасавец наш идет!.. – Судя по той торжественности, какая зазвучала в его голосе, Афонов подступил к основному моменту в своем повествовании. – Ну вот Мостов и закатил Саскину чудовищный скандал. Он, в общем-то, предупреждал его и раньше – и за пьянство, и за хамство, и за нарушения режима…

– Как его еще терпели?! – удивился Невский. – За подобные геройства…

– Уж не знаю как, но, сами видите, терпели… Что-то, стало быть, мешало выгнать… Хотя, чтобы уволить, разных-всяческих причин хватало за глаза. А тут, как говорится, терпение лопнуло. И в результате Мостов немедля подписал приказ. На что хмельной Васкин чуть не набросился на него с кулаками. Долго бушевал… Свидетели были.

– Ну и чем все это кончилось?

– Вы имеете в виду скандал? Ничем. Мордянский – вот уж умница, не то что этот Чикин, обожрался, нашел где!.. – все досконально выяснил. И вот какой финал. В понедельник Саскин заявился на завод пораньше, причем отменно трезвый, для порядка малость поканючил перед замом, а потом – преспокойно взял расчет.

– И где же он теперь? Установили?

– Да, – коротко кивнул майор и даже не стал заглядывать в свой блокнот. – Уже через два дня – то есть в среду – он зачислился санитаром в санаторий.

– В какой именно?

– В тот самый, где и вы сейчас! У нас в районе других санаториев нет.

– Интересная картина получается, – словно бы сам удивляясь этому, заметил Невский. – Люди вроде совершенно разные, а как посмотришь… Снова – Ломтев… И Мостов, и этот Саскин-Васкин… Интересно!

Странная и не оформленная четко мысль внезапно зародилась у него в мозгу, вернее, даже и не мысль, а некое предчувствие напополам с воспоминанием. И это-то воспоминание предательски все время ускользало…

– А как… звали брата Ломтева? – спросил он тихо и отчаянно волнуясь.

– Это мы в момент, – с готовностью откликнулся Афонов, снова зарываясь в свой блокнот. – Да где же?! Неужели позабыл вписать?.. А, нет, все есть! Все-все на месте… Николай Артурович – вот так записано.