Текст книги "Отпуск с убийцей"

Ну, где-то рядом!.. Саскин-Васкин… Николай…

А что Куплетов давеча, когда его допрашивали, говорил?

Один из санитаров – совсем новенький, недавно в санатории работает…

Ваня Турусов? Нет, не то… Другой…

Стоп!

Колька Звязгин. Звязгин Николай!

– Послушайте-ка, Анатолий Аверьянович, – душевно начал Невский, – может, вы ошиблись? То есть просто не расслышали, когда Мордянский диктовал? Не Саскин и не Васкин – верно будет: Звязгин! Вам не кажется?

Афонов, с напряжением уставившись в блокнот, довольно долго размышлял, и губы его медленно, едва заметно шевелились – повторяли так и эдак разные, но дьявольски похожие фамилии…

Потом он поднял голову и ясными глазами посмотрел на Невского.

– А ведь вы правы, черт возьми! – сказал он громко и без всякого восторга. – Звязгин, именно! И как же это я не догадался?!

– Память! – улыбнулся Невский. – Это не в блокнотике писать…

– Паршиво было слышно: гул, помехи… – словно оправдываясь, произнес майор. – И что теперь мы будем делать?

– Надобно проверить санитара. Оч-чень тщательно, – ответил с расстановкой Невский. – Его внешность… Впрочем, как он выглядит, нам может рассказать Куплетов. Думаю, тогда довольно многое для нас определится…

– Дьявол, раньше это сделать не сообразили! – искренне досадуя, сказал майор.

– И не могли сообразить, – уверенно ответил Невский. – Просто не было такого повода. Мы размышляли совершенно о другом, в иной, как говорится, плоскости… Теперь же… Кстати, можно позвонить Мордянскому?

– Зачем?

– Ну, как зачем? Элементарно!.. Чтобы кое-что проверить! Мало ли…

– А как же ваша замечательная память? – усмехнулся саркастически майор.

– Я человек – и ошибаюсь часто. Иногда мне больше, чем другим, везет, и только. Вы скажите прямо: очень трудно дозвониться?

– Нет. Ладно. Я сейчас. – Афонов медленно набрал необходимый номер. Трубку сняли сразу. – Это кто, Фомич? Ах, это вы, Мордянский!.. Мне-то вас и надо. Интересно, а сейчас я слышу вас прекрасно… Я что, собственно, звоню… Как звали этого, который на заводе лез Мостова бить? Что, многие пытались?! Нет, мне нужен санитар. Ну, тот, что в санатории сейчас! Так… Я пишу… По буковкам… Отлично! Значит, Звязгин… Это точно? А… Что-что? – Лицо майора разом посуровело. – Ну да, ну да… Я понял… Все! До встречи. Можете шагать назад. Как Чикин? Пропадает и страдает?! Вы ему скажите… Ладно, я ему все сам при встрече объясню. Пока!

Майор аккуратно водрузил трубку на место.

– Опять сенсация? – не выдержал Невский.

– Ну, может, не такая и сенсация… – Афонов пригладил ладонью блокнотные листы. – А Мордянский – просто молодчина! Зверская пытливость. Он мне сообщил… Короче, этот черт Бутусов раскололся – там же, на заводе, по второму разу… С Ломтевым его знакомил Звязгин. Лихо?

– Почему-то именно такая мысль и пришла мне в голову… Буквально только что.

– Провидец вы наш несравненный! – без особого восторга заключил Афонов. – Все-то вам известно, все-то вы предвидите… Мы тут – корячимся, по крохам собираем информацию, а – в один момент…

– Благодаря вам, Анатолий Аверьянович! И только-то!.. – ответил Невский с напускной любезностью. – Вы это постоянно упускаете из виду!

Афонов чуть растерянно и вместе с тем устало посмотрел в окно: на мокрые крыши домов, на серые густые облака, клубящиеся низко над землей…

– Так кто же все-таки убил старушку? – после долгого молчания спросил он.

– Кажется, я начинаю понимать… Неужто вам и самому не хочется связать – одно с другим? Ах, Анатолий Аверьянович, какой вы, право, нерешительный! Нельзя же так! – развел руками Невский.

Глава 30

Странное дело: он с Лидочкой не виделся практически два дня, если не считать случайно-мимолетных и, по сути, ни о чем не говорящих встреч, и тем не менее в нем нарастало чувство, будто эта разлука лишь сблизила их – да, вопреки всему, по-хорошему сроднила…

Теперь, когда почти все стало ясно, он с немалым удивлением вдруг обнаружил, что не испытывает к ней ни малейшей неприязни.

Больше того, подспудно в нем зародилось непонятное, наивно-трогательное сострадание, какое-то отеческое беспокойство за нее, желание утешить и быть рядом…

Влюбиться в убийцу? Ну, не абсурд ли?!

Невский старался не думать об этом. До последней секунды он тайно, нелепо надеялся, что Лидочку минет чаша зла и судьба окажется хотя бы в этом благосклонна.

Он жестоко просчитался… И вот это угнетало, как ни что другое.

– Вы, наверное, поедете с нами? – спросил Птучка, когда закончилось совещание, на котором майор оперативно подвел первые итоги.

– Ну, если только вы направляетесь в санаторий… – сообразив, о чем речь, кивнул Невский. – Мне тут, в городе – вернее, в вашем расчудесном отделении – порядном надоело. Хочу все-таки спокойно отдохнуть…

– Не нравится проводить отпуск рядышком с убийцей?! – хохотнул Афонов. – Ничего, Михаил Викторович, привыкайте… То ли еще в жизни может быть!..

Ордера на арест Лидочки, Ломтева и Звязгина были наконец-то получены. Что же касается Бутусова, то его без лишних проволочек уже доставили в участок. Дело вступало в завершающую фазу.

– Дергун, Птучка, Мордянский и Гугулидзе – в санаторий! – распорядился майор. – Чикин… пока останется здесь. Будете нам обеспечивать тылы… Буфетов, слава богу, нет.

Чикин сидел в углу очень бледный, понурый и на вид – совершенно больной.

Затем Афонов отправил троих к дому летчика и, кроме того, выделил специальную оперативно-связующую группу, которую возглавил сам.

– Если Ломтев начнет отстреливаться, – предупредил он, – тоже бейте на поражение. Никакой жалости к нему. Но взять надо живым!

– Что он, дурак – стрелять-то? – усомнился Птучка.

– Дурак не дурак, а в тюрьму кому охота? – резонно возразил майор. – Главное, не упустить. Ударится в бега, хлопот потом – не оберешься!..

– Кстати, не худо бы все же позвонить в санаторий, – заметил Невский. – Выяснить обстановку, и вообще… Ни к чему нам лишние конфликты. Там ведь тоже могут к нашему приезду подготовиться…

– Дергун, свяжитесь с санаторием – спросите, как у них обстановка! – приказал майор.

Сержант принялся названивать – на том конце провода упрямо не желали снимать трубку.

– А Куплетова вы отпустить поторопились… – неодобрительно, как бы между прочим, сказал Невский.

– Почему? – удивился Птучка. – Пускай свои фокусы показывает. Вы же сами настаивали!

– Да, я предлагал его отпустить… Но загвоздка в другом: ситуация переменилась, теперь все иначе… Он ведь торчал в городе по подозрению в убийстве. И об этом в санатории, уж смею вас уверить, знали решительно все. Понимаете? И тут – сюрприз: возвращается, как снег на голову, ни с того ни с сего… Что должен подумать убийца?

– Что? – с готовностью переспросил Птучка.

– Невиновного вернули… Значит, дело нечисто. Надо удирать, покуда время есть. Ведь так?

– Так… – неуверенно пробормотал Птучка, заражаясь беспокойством Невского. – Действительно, сидел бы себе в камере… И нам спокойней, и ему… на пользу!.. Я всегда считал, что суток на пятнадцать каждого четвертого сажать не грех. А то и каждого второго! Для мозгов хорошая подпитка… Дурь, как пробку, вышибает!

– Нечего! – вдруг взъерепенился майор. – Я знаю наперед все ваши мысли. Размечтались! Вон – теснота какая! В камере и без того не продохнуть… Один ушел, а уже трое – так и норовят на его место… Кабы нам расшириться, добавить площадей, тогда другое дело… На хрен невиновному сидеть?!

Тут Дергун наконец дозвонился.

– Алле! – грянул он в трубку, важно надувая щеки. – И кто у телефона? Ах, товарищ Подкосыжнев, Бонифатий Павлиныч, сам директор!.. Исключительно приятно! Вам из угрозыска звонят. Нет, дяденька, я не шучу. Узнали? Молодец! Тогда слушайте внимательно. Нет, карандашика не надо, всё запоминайте! К вам срочно выезжает оперативная группа. Что? В санатории тихий час? Вот и скажите, чтобы все сидели тихо! А иначе будет громко, очень громко! Да! Где Звязгин, ваш санитар? Не знаете? Ну так проверьте! Вы ж пока директор… Ах, вот так… Я подожду. Что, прояснилось? Ну и?.. Как ушел? Куда ушел?! Вы не темните! А когда? Х-м, с полчаса… Вы точно знаете? А Лидия Степановна? На месте… Ладно, ждите. И – чтоб никому ни слова! – Он раздраженно швырнул трубку и, раскрасневшись, с шумом выпустил воздух. – Прямо наказание какое-то… – пожаловался он. – Ни черта не понимает… Знай бубнит свое. И где такого откопали?

– Придурковат, – согласился Афонов. – Но зато – ветеран. С большим прошлым человек.

– Его бы этим прошлым – да по одному месту! – огрызнулся Дергун. – Может, поумнел бы тогда.

Невский грустно покивал Птучке.

– Вот видите, – проговорил он с нескрываемой досадой. – Я как в воду глядел…

– М-да, плохо, – согласился майор. – Придется оцеплять район. Попробуем пока своими силами, конечно. Вряд ли преступник далеко ушел… Вот разве только где-то затаился… Чикин, кончили сидеть в тылу! Вы и Мордянский – присоединитесь к оцеплению. И Гугулидзе – тоже. Птучка и Дергун – на санаторий. И двоих покуда хватит.

– Почему же именно двоих? – возразил Невский. – Я поеду с ними.

– А стоит ли? – усомнился майор. – Сейчас-то самый гон пойдет. И мало ли что… Вы – человек гражданский, видный, пользы от вас в серьезной обстановке, скажем так, немного…

– Вы это серьезно? – испытующе посмотрел на него Невский.

– Почти не сомневаюсь. Одно дело – рассуждать в тихом кабинете, и совсем другое… Уж не обижайтесь! Я ведь, Михаил Викторович, за вашу безопасность ручаться не могу. Кто его знает, какой еще фортель выкинет преступник?! Он же преступник, правда?

– Вероятно, так… – Невскому нисколько не хотелось затевать сейчас дискуссию по поводу того, на что же он, столичный гость, действительно способен в сложной ситуации… – И все-таки, по-моему, вы несколько преувеличиваете, – гнул он свою линию. – Я понимаю: опасно… Но не так страшен черт!.. И, кроме того, не забывайте, кто я по профессии. Вы сами мне на это уже как-то намекали. Если вдруг об этом деле доведется делать передачу… Не люблю довольствоваться информацией из третьих рук!..

Дергун мгновенно развернулся так, чтоб Невский по достоинству мог оценить всю его стать.

– А вы и в самом деле будете об этом говорить? – почтительно осведомился Птучка.

– Поглядим, – пожал плечами Невский, чувствуя, что малость в этой ситуации переборщил. – Я же сказал, довольно ясно: «если вдруг»… Хотим – одно, дозволяют – другое… Не все от нас зависит.

– Хорошо сказали, – завздыхал Дергун. – У нас тут тоже… Да, товарищ майор?

Афонов разумно предпочел не вдаваться в уточнение деталей.

Он лишь коротко и согласно махнул рукой, как бы благословляя всех на удачу, и, ни слова более не говоря, первым вышел из кабинета.

За ним потянулись и остальные.

Была суббота.

Тучи наконец-то разлетелись, дождик перестал лупить по лужам, и снова выглянуло солнце. Оно шпарило вовсю, будто стремясь излить скорее то тепло, которым обделяло город два последних дня…

На мокрых улицах значительно прибавилось ленивой, по выходному одетой публики.

Шли мечтательные влюбленные парочки, публичным выразителем своих нежнейших чувств избравшие орущую транзисторную нечисть… Чинно, под ручку, семенили пенсионеры с пенсионерками, мчались куда-то веселые дети, довольные тем, что у них есть возможность опять пошалить… И терпеливо кучковались возле редких ларьков хорошие простые люди, полные особенных надежд…

Словом, суббота текла по своему обыденному руслу, и всем было так или иначе славно и по-домашнему уютно в лоне этого знойного августовского дня…

А города я так и не увидел, неожиданно подумал Невский. Сколько уже раз мотался туда-сюда на машине, но даже в окошко выглянуть как следует не удалось… Ну, ничего, вот кончится вся эта дьявольская канитель – и непременно выберусь сюда… Насмотрюсь, нагуляюсь, по уши влюблюсь в город и не забуду до самой смерти…

Так решил он, хотя прекрасно знал, что в действительности терпеть не может всяких населенных пунктов, с которыми изначально связан лишь какими-то сугубо деловыми, разовыми отношениями… И таких вот мест на карте – раз от разу больше…

Невский даже термин как-то на досуге изобрел: «проблемный город».

Не город-музей, не город-памятник, не город-сад, а нечто – совсем-совсем иное, полное общественных проблем, которые необходимо разгребать… И даже не общественных, а попросту – интимно-личных, и они-то представляли наибольшую проблему…

– Михаил Викторович! Вы заснули? – окликнул его из машины Дергун. – Пора ехать.

– Я уже готов!

Невский с комфортом устроился на заднем сиденье, и Птучка с места дал газ.

Глава 31

С раннего утра и до обеда дорогу, что пролегала мимо санатория, безостановочно утюжил грейдер, приминая и оглаживая частые ухабы, которых накопилась масса с прошлого, а может, и более далекого лета.

Поэтому газик шел легко, несмотря на попадавшиеся изредка колдобины. Стрелка спидометра весь путь вибрировала около отметки 80. Птучка вел машину ловко и даже с некоторым шиком…

– С чего начнем? – спросил Дергун, гоголем глядя по сторонам.

– С медсестры, – бросил через плечо Птучка. – Она на месте, ее проще…

– А вам бы, Михаил Викторович, я посоветовал не слишком дергаться, – начальственно добавил Дергун.

– В каком же это смысле?

– В самом натуральном. Как приедем, так сидите скромно и не мельтешите. Лучше в номере побудьте – нагуляетесь потом. И к Лидии Степановне – не надо. Ну ее!..

– Наверное, вы правы. – Невский выпустил в раскрытое окошко струйку сигаретного дыма. – Отдыхающих не надо будоражить. Только… не хочу я в помещении сидеть – за двое суток надоело, уж не знаю как!..

– А что ж вы предлагаете взамен? Сержант вам дело говорит, – заметил Птучка. – Некому вас развлекать – своих забот хватает.

– А зачем меня кому-то развлекать? – пожал плечами Невский. – И не надо. Я ведь, кажется, не под арестом… Так зря вы… Я спокойно погуляю – где-нибудь по тихоньким аллеям, чтобы не мозолить никому глаза, у речки посижу. Короче, я мешать не буду.

– А если… – выдержал паузу Дергун, – вы вдруг столкнетесь?..

– С кем?

– Понятно, с кем. С преступником!

– Да я его в глаза не видел! Как я отличу: преступник это или нет? И он меня, по-моему, не знает…

– Вот уж не скажите! – засмеялся Птучка. – Ну и что, что вас друг с другом специально не знакомили! Ведь не на Марсе где-нибудь живете – в санатории! Все друг у друга на виду. Вас только раз увидишь – помнить будешь долго… Колоритный вы мужик! И чтобы он не обратил на вас внимание… Да не поверю никогда!

– А если вы его сегодня не найдете, что же – мне из номера и выходить нельзя? Хорошенькая перспектива! – возмутился Невский.

– Любите вы передергивать, – с неудовольствием сказал Дергун. – И давеча, когда мы с вами в номере сидели… Так достали – хоть ты караул кричи!

– Гуляйте на здоровье, – примирительно ответил Птучка. – Кто же запрещает? Это было б глупо… Только далеко не уходите. Чтобы в случае чего… Я понимаю, вы физически довольно сильный человек и, вероятно, даже очень, но преступник может быть вооружен. А против пушки – всё игрушки, как говаривал мой дед. Пальнет из-за кустов – и поминай, как звали! Я вот этого боюсь…

– Я буду осторожен, не волнуйтесь. Выберу местечко где-нибудь недалеко от дома, посижу на лавочке – и просто книжку почитаю.

– Молодец! Вот так бы сразу! – одобрительно ввернул сержант. – А то – права качать…

У Невского имелась веская причина, по которой ему очень не хотелось оставаться в своем номере. Однако же об этом даже заикаться перед нынешними спутниками он не смел.

Там, где случилось недавнее убийство Евфросиньи Аристарховны, железнодорожный путь шел ощутимо в гору, а потом – почти сразу под уклон, и поезда из города – а впрочем, и обратного следования – в этом месте, какая бы ни стояла погода, всегда замедляли ход – до такой степени, что бегом их можно было даже обогнать.

Этой очень ценной информацией наблюдательный Лазаретов снабдил Невского еще в первое утро, когда тот приехал, во время завтрака, присовокупив, что, ежели не бегать до дуба и назад, а только гулять по лесу и ходить дальше, за железную дорогу, то это – совершенно безопасно, благо всякий поезд видно издали и движется он еле-еле.

Вот почему не так уж сложно было, при необходимости, запрыгнуть на подножку вагона. Главное – заранее знать, когда пройдет состав…

Это-то Невский и принял в расчет, обдумывая план дальнейших действий. Ведь вовсе не исключено, что убийца направился именно к железной дороге.

Очень удобный путь к отступлению, когда другие уже могут быть надежно перекрыты…

Бесценный Лазаретов! До чего кстати в тот же самый первый день он сообщил Невскому и расписание всех поездов, чтоб тот, гуляя и, по случаю, пересекая насыпь, был, как говорится, начеку и зря не рисковал!..

Теперь эти сведения пригодились.

Если директор в своем последнем телефонном разговоре с Дергуном ничего для подстраховки не наврал, то на предыдущий поезд Звязгин должен был прилично опоздать. А новый состав будет проходить мимо санатория только через пятьдесят с небольшим минут…

Пусть Птучка с Дергуном пасутся в санатории – у них своя работа. И не надо отвлекать их, ни к чему.

А он помчится к насыпи…

Понятно, версия не стопроцентная, но все-таки проверить стоит. Лучше ошибиться, чем потом себя корить…

– Вы к Лидии Степановне-то не ходите, – вновь напомнил Птучка. – Мы уж сами…

– Нет вопросов! Я же обещал вам не мешать! – поспешно согласился Невский.

По правде, ему самому нисколько не хотелось присутствовать при аресте Лидочки.

Да, было бы мучительно стоять и наблюдать со стороны за этой, внешне, может быть, и безобидной, но печальной процедурой, очень горькой от начала до конца, и знать, что Лидочка теперь все понимает. Понимает, кто он и какую роль нечаянно сыграл в ее судьбе…

У ворот санатория Птучка затормозил и начал было разворачиваться, чтобы встать возле забора.

– Нет-нет, вот этого как раз не надо! – запротестовал Невский. – Поезжайте дальше. Лучше нагрянуть внезапно… Если машину оставим здесь, перед воротами, то все за версту увидят, как мы торжественно шагаем по аллее. Зачем дразнить гусей? А так – с ветерком, прямо к главному корпусу… Не думаю, чтобы нас ждали именно теперь.

Тихий час, по видимости, кончился, и потому кругом царило оживление.

Птички громко щебетали, солнышко светило, и всем было очень хорошо.

И лужи совершенно высохли, так что любой, возникни у него желание, мог без труда по тропкам и аллеям двигаться куда угодно. Хоть к реке, хоть в темный лес…

На асфальтовой площадке у парадной лестницы опять толпились санаторцы и с восторгом наблюдали очередной куплетовский фокус из постоянного его репертуара.

Надо думать, закончи он сейчас свою волшебную программу и начни ее немедленно по новой – всеобщий интерес и умиление остались бы на прежнем уровне.

Уже хотя бы потому, что Куплетов сам по себе являл безусловное зрелище.

Ну, до чего ж он быстро успокоился и снова взялся за свое, подумал Невский с легкой завистью. Как будто в этой жизни все ему до фонаря, ничто не задевает!.. И, главное, как быстро остальные позабыли прежние сомнения и страшненькие сплетни и с наивной благосклонностью восприняли массовика! По-прежнему для них он – душка-весельчак. А ведь вернулся-то от силы три часа назад!..

Заслышав шум мотора, санаторцы обернулись, а Куплетов замер, как раз перед тем собираясь пустить любезную всем птичку высоко в небеса.

Невский открыл дверцу первым и, чуть ссутулившись, чтоб меньше привлекать к себе внимание, со скромным видом отошел в сторонку.

Выскочив следом за ним из машины, Птучка и Дергун моментально устремились к лестнице.

Санаторцы лишь разочарованно проводили их глазами… Они уже собрались было подступиться к Невскому, дабы хоть он удовлетворил их бескорыстное святое любопытство, но и тот вдруг куда-то исчез.

И вот тогда, ни слова не произнеся и лишь озабоченно поцокав языком и сокрушенно покачавши головой, Куплетов как-то по-птичьи всплеснул руками и по узкой боковой аллее помчался вслед за ним.

Глава 32

Незнакомца Невский увидел внезапно.

И, хотя не встречался с ним ни разу, понял моментально: это – Звязгин, санитар. Тот самый убийца! А кто еще другой мог оказаться здесь?!

Ошибиться было невозможно. Слишком долго и мучительно готовился он к этой встрече, слишком многое копилось исподволь, чтоб в нужное мгновение сойтись, как в точке, на одном – на узнавании, расчетливо-холодном, неопровержимом, злом…

Звязгин был в ярко-оранжевой, практически такой же, что у Невского, просторной куртке нараспашку и в изрядно ветхих, вылинявших джинсах. Окладистая, черная с проседью, борода его была всклокочена. Зато стрижка была обыкновенная, короткая…

Как же свидетели не замечали?!. Видели одно, а воспринимали – совсем другое…

У ног санитара, точно валун, омытый бесконечными дождями, лежал компактный, но туго набитый рюкзак.

Звязгин стоял вполоборота к лесу и, поминутно дергая обшлаг рубашки, нервно поглядывал на часы.

И вовсе он не похож на меня, мелькнула мысль. Разве что издали и при большом воображении… Но ведь купились – многие! И я хорош…

Тропинка в этом месте делала крутой поворот и, отгороженная от железнодорожных путей густым кустарником, начинала косо карабкаться на насыпь.

Невольно затаив дыхание, Невский зачем-то одернул на себе куртку.

Пальцы были влажные и совершенно ледяные. Нервы!..

Даже годы постоянных тренировок и умение владеть собой в критической фазе поединка не приучили Невского напрочь отрешаться от интенсивного осмысления происходящего, не приучили действовать на том уровне автоматизма, когда сознание и разные эмоции не просто отходят на задний план, а как бы гаснут окончательно.

Возможно, именно поэтому он так и не сумел постичь глубинных сущностей искусства боя, ограничившись лишь внешним проявлением недюжинного мастерства… А оно, похоже, могло в эти минуты очень пригодиться…

Слева, со стороны города, донесся шум тормозящего тяжелого состава.

Лицо Звязгина исказила гримаса досады и смертельного разочарования. С чего бы это? Витиевато выругавшись, он резко наклонился, чтобы вскинуть на плечи рюкзак.

Значит, мой вариант – самый точный, и я угадал, с удовлетворением отметил Невский.

Он сделал еще один шаг по тропинке, и тут какая-то ветка громко хрустнула под ногой.

Застыв в полусогнутом положении, беглец напряженно повернул голову.

На миг по лицу санитара едва скользнуло выражение радостного облегчения. Но тотчас глаза расширились, сверкнув недобрым, жестоким огнем, и рот оскалился в дикой улыбке.

– Куда же это вы намылились, любезный, а? – непринужден-но-насмешливо спросил Невский.

Звязгин крадучись, по-прежнему не разгибаясь, чуть-чуть отступил… Воздух со свистом вырывался из его легких…

Знакомый звук. Такой всегда бывает у курильщиков со стажем, привыкших исключительно к дрянному табаку. Возникает одышка, при резких движениях першит в горле… Хронический, мерзкий бронхит… А может, санитар и вправду болен?

Мелькнула мысль: не хочет потасовки, надеется удрать по-хорошему… Действительно, зачем ему ввязываться в драку? Ему сейчас не это нужно… Но и по-хорошему не выйдет! Он что, не понимает?! Или он вооружен? Рассчитывает безнаказанно исчезнуть и на этот раз? Конечно, если у него в кармане револьвер, то дело осложняется…

– Я бы не советовал валять дурака, – предупредил Невский.

Теперь их разделяли только метры, и посередине, будто обозначенный барьер, лежал рюкзак…

Мишень из себя Невский представлял отличную – даже не целясь, трудно было промахнуться. А вот, в случае чего, броском преодолеть оставшиеся метры и разоружить преступника он мог и не успеть…

Нужно как-то выиграть время, билась в голове единственная мысль, не дать успеть подняться к поезду, отвлечь внимание, не допустить – тогда негоднику конец: другого поезда сегодня больше нет – я знаю точно…

– Ты?! – злобно, с ненавистью прошипел Звязгин. – Подловил-таки?! Писака чертов!

– Молодец, газеты читаешь! – Невский одобрительно кивнул. – А что читал? Или видел по телеку, а? Ты скажи, не стесняйся!

– Ментовская рожа!.. – просипел санитар.

Естественно, милиция и телевидение как-то мало меж собой состыковались, но шальной рассудок санитара, вопреки нормальной логике, вдруг точно обозначил ту таинственную связь, которая в обычной жизни гордо называлась «руководящей ролью партии и государства».

И не суть важно, кто для окружающих в каждом отдельном случае старательно разыгрывал либо озвучивал эту роль – он, Невский, или КГБ, политбюро или милиция…

– Я не обижаюсь, – почти ласково ответил Невский.

Тем временем поезд показался из-за кустов… Тяжелый, мощный товарняк – такой обычно ходит далеко, чудесный поезд!.. Если сейчас не взобраться на насыпь…

Звязгин наконец-то выпрямился.

Ох, и длинный же, подумал Невский. Тоже ведь – за метр девяносто! А то и все два…

Пнув с силой туго набитый рюкзак – так, чтобы он отлетел прямо под ноги Невскому, санитар одним неуловимым движением выхватил из-за брючного широкого ремня охотничий нож, но не метнул в безоружного, не стал нападать, а, напротив, не оборачиваясь, рванулся по тропинке вверх, к спасительному товарняку.

Ага, сообразил Невский, револьвера у тебя все-таки нет. И на том спасибо!..

Итак, преступник уходил. Уходил на глазах… Еще каких-то несколько секунд…

Тремя отчаянными прыжками Невский достал беглеца, однако решающего удара нанести не сумел – слишком пришлось тянуться за ускользающим санитаром, и потому удар получился догоняющий и слабый.

Где было Невскому знать, что в молодые годы Николай за свой богатырский рост и недюжинную стать попал служить в десантные войска! А там солдат учить умели…

Да и после армии Звязгин какое-то время работал в охране обкома и лично товарища первого секретаря. На этом важном посту тоже надо было следить за своей формой. Потом, правда, за пьянство его погнали с теплого местечка… Но навыков, полученных прежде, он до конца не растерял.

Невский вновь мощно оттолкнулся, в прыжке пытаясь настичь санитара. Ему все же удалось прихватить беглеца сзади.

Этого оказалось достаточно, чтобы лишить того равновесия и опрокинуть на бок – на ту руку, в которой был нож.

Звязгин коротко вскрикнул, видно, упав не совсем удачно, но оружия не выпустил и тяжело покатился по склону, вниз, увлекая Невского за собой.

Над ними, безнадежно удаляясь, прогрохотал товарный состав….

Они корчились в траве – каждый силился хоть на мгновение, на долю секунды опередить противника, не давая ему подняться, и одним-двумя беспощадными, точными ударами предрешить исход схватки.

В какой-то момент Звязгин все же изловчился, очутился сверху и, тотчас проведя болевой прием, принялся душить Невского одной рукой, одновременно другой – поврежденной и от этого не до конца послушной – примериваясь, чтобы поразить ножом наверняка.

Но ему все никак не удавалось – мешала некстати полученная травма, да и соперник оказался чересчур умелым, защищался хорошо…

Краем глаза, отчаянно высвобождаясь из цепкого захвата и силясь сбросить Звязгина с себя, Невский заметил, как на тропинке, невдалеке от них, внезапно появился новый, совершенно незнакомый человек…

Чужак целился из пистолета, дуло ходило ходуном, но он отчего-то никак не мог спустить курок…

Боялся, как видно, попасть в своего…

Да кто же свой-то? Кто?!

И почти моментально рядом с незнакомцем возник из-за деревьев взмыленный Куплетов, зажимая толстую суковатую палку в руке… Даже не палку – целый сук!

Невский захрипел. Хватка у санитара была поистине страшной. Впрочем, и физически он был, вероятно, посильнее Невского…

Ах, сукин сын! – мелькнула мысль. Как же я не рассчитал, не оценил тебя?!

Взгляд Звязгина, остекленелый, мутный, стал совершенно бешеным. Это был его последний шанс: прикончить и бежать – теперь куда угодно, лишь бы прочь отсюда…

Все поплыло в сознании Невского – замедленно, как при рапидной съемке. Он даже не успел почувствовать смертельную угрозу, исходящую от маленького пляшущего дула револьвера, вообще почувствовать, а уж тем паче осознать реальность в этот миг происходящего в десятке метров от него…

Грянул выстрел.

Звязгин дернулся, внезапно обмяк, с всхлипом ухнул и завалился на бок.

И вслед за тем со стороны леса раздался страшный, смертный крик…

Ощутив, наконец, что более никто его не держит, Невский по инерции вскочил. На миг все пошло штопором перед глазами, и к горлу подступила тошнота…

Радости победы не было. Напротив, Невским владело сейчас чувство глубокого разочарования и даже тягостной униженности.

Недооценил противника, уверовал вдруг, без малейших оснований, в собственное превосходство – и едва не поплатился жизнью… Кто бы мог подумать, что Звязгин, этот пьяница и скандалист, окажется столь ловок и отлично подготовлен!..

Впрочем, промелькнула мысль, иначе быть и не могло! Дешевую шпану из подворотни нанимать не станут – нужен человек, который знает, как толково убивать… А это я и не учел. Похоже, он служил десантником или в морской пехоте. Вероятно, так… И если я тренировался по большому счету ради жирной галочки в закрытых, внутренних соревнованиях, то вот таких, как он, натаскивали применительно к реальным обстоятельствам, когда и вправду надо быть безжалостным и действовать наверняка. Не прозвучи в последнюю секунду этот странный выстрел, я бы мог пополнить список доблестных свершений санитара. М-да, оплошал я, крепко оплошал…

В ушах стоял противный звон, слегка мутило, ноги были ватные, тяжелые… Хотелось просто сесть на землю и не думать ни о чем…

Невский зажмурился и потряс головой. И лишь затем медленно, с трудом, обернулся…

Первым делом он увидал Куплетова, застывшего возле тропы с испуганно-тревожным выражением на лице. А потом – еще двоих, в неловких позах распластавшихся на траве…

Глаза Куплетова молча вопрошали: «Каково?! Я прав или не надо было так?..»

Невский с усилием вздохнул и, чуть разведя руками, согласно кивнул. Даже не кивнул – просто уронил голову на грудь. Ему все стало ясно…

– Готов, – без всякого выражения произнес он и будто налитой свинцом ногой слегка поддел неподвижное тело санитара. Затем шагнул к лежащему ничком, поперек тропы, незнакомцу и долго, с любопытством разглядывал его. – Что ж, – криво усмехнулся Невский. – Кто бы он там ни был, этот тип, но он, кажется, целился в меня?..

– Я понял так, – пожал плечами Куплетов, забрасывая палку далеко в кусты. – Шельмец какой!.. Надеюсь, я не отправил его на тот свет? Двух покойничков сразу было бы многовато… Или я не прав?