Текст книги "Отпуск с убийцей"

– Да, молчал, – угрюмо согласился Невский. – И сейчас пока молчу… Вот разве только с вами говорю… Да кто мне даст хоть слово вымолвить, чудак вы человек!..

– А как же ваше имя, ваши связи?

– Думаете, оно очень громкое? А связи выше и сильнее не бывают?.. – хмыкнул Невский. – Ерунда! Любое имя и любые связи – фикция, ничто, если человек всерьез кому-то наверху мешает… делать дело!..

– Может быть… И тем не менее! – упрямо произнес Куплетов, снова принимаясь аккуратно разливать коньяк по рюмкам. – Ведь не тронули вас… А могли, как и меня, – в кутузку!

– Это верно. Стало быть, не так уж и мешал!.. – с сарказмом отозвался Невский. – Впрочем, намекали поначалу, кто здесь кто, – так, для острастки… Парадокс-то в чем: им лестно, за кого б меня там, в кулуарах, ни держали, что к их делу подключился я! Надежда, видимо, была: вдруг пропою им дифирамбы!..

– М-да, ишь как… И ничего нельзя поделать? – опечалился Куплетов.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Невский. – Всяко может получиться, поглядим… Но если суд пройдет спокойно и ничье имя не всплывет, то я не удивлюсь.

– А Звязгин? – вновь напомнил Куплетов. – Он-то как в компанию попал?

– О! Вот теперь мы дошли и до него, – выпивая коньяк, с удовлетворением кивнул Невский. – У Ломтева был троюродный брат – Николай. Друг друга они понимали с полуслова… О действительной истории с женой пилота Звязгин, вероятно, ничего не знал, а вот то, что Ломтев вооружен, знал отлично: сам же в этом помогал… В ту злополучную пятницу, когда Мостов уволил Звязгина, наш санитар, совершенно озверелый, да к тому же пьяный, примчался к брату, который был тогда на вылетах, и, увидав пистолет, прихватил оружие с собой… У реки вышла осечка – Звязгин промахнулся. Эта история стала известна Ломтеву, и тогда он смекнул: вот кого надо подослать домой к Мостову, выхода у Николая теперь нет. Он припугнул брата, посулив все рассказать, если тот не прикончит Мостова. И – для пущего стимула – скорей всего, пообещал солидный куш. Три фактора сработали безотказно: страх, ненависть и алчность… А тут Мостов как раз возьми да выиграй в «Спортлото»!..

– А дальше? – между делом наполняя рюмки, не удержался Куплетов.

– В день заезда Звязгин приметил меня и, если до этого еще колебался, то теперь все моментально для себя решил. В том смысле – как обратить улики на постороннего. Внешне мы, когда издали смотришь, достаточно похожи: куртки, рост, бороды, цвет волос… Вечером, за картами, он углядел у вас мой нож и, не задумываясь, прихватил его с собой. А когда вы напились, он, не мудрствуя лукаво, нацепил и ваши галоши, резонно сообразив, что это только запутает следствие. Потом, пока вы спали, а я ходил на завтрак, назад подкинул…

– Вот ведь свинство! – возмутился Куплетов. – Если бы я мог предположить… Да, кстати!.. Лидия Степановна… она была полностью в курсе?

– Увы, – вздохнул Невский. – Она знала абсолютно все. И именно она сразу после выигрыша, о котором ей стало конечно же известно, потребовала от убийцы – или, скажем так, от обоих убийц! – немедленной расправы над мужем. Пока про карточки от «Спортлото» никто практически не знает и, главное, выигрыш еще не получен…

– Но ведь многие знали, что Мостов играет в «Спортлото», – возразил Куплетов.

– Ну и что из этого? Все играют потихоньку… Важно, как играть!..

Невский умолк и, повинуясь безотчетному импульсу, вслед за тем чуть не прибавил в сердцах: «Эх, Лидочка, Лидочка!.. Ну, придумай ты какую-нибудь байку, соври хотя бы, что муж забыл в ту ночь запереть входную дверь! Ведь ключи-то как раз и привели нас в санаторий – и в конечном счете показали на тебя! Простая ты душа…» Но он не стал вообще ничего произносить. Все равно бы Куплетов не понял…

– Как же вы все узнали? – поразился тот.

– В принципе довольно просто. Это нисколько не бравада, это и вправду так. Существовали улики: нож, ваши галоши… Вроде бы совсем немного… Но мне стало ясно: преступник где-то здесь, в санатории. Затем всплыла история с пикником у реки… Я подумал, что убийство Мостова как-то может быть связано с ней… А когда узнал о странной смерти жены Ломтева и о том, что следы от реки вели к дому пилота, то почти уже не сомневался. К тому же весьма важную роль сыграл яд… Ну и определенные мысли вызвало то обстоятельство, что во всех случаях следствие почему-то упрямо отказывалось доводить дело до конца… На Звязгина мы вышли бы и так, труднее обстояло с Ломтевым. У него кругом были алиби!.. Это, кстати, тоже меня насторожило. Жаль, я с самого начала не поверил вам насчет жениха… Это устранило бы возникшую предвзятость, а она обычно так мешает!.. К тому же вы были… малость нетрезвы в то утро, и принимать за чистую монету ваши рассуждения…

– Пьян не пьян, а глупостей не говорил, – строптиво поджал губы Куплетов. – Ладно, позабыли… Мне интереснее другое. Возьмем хотя бы то убийство на железнодорожной насыпи. Ну, когда старушку порешили… Или сегодняшняя история наконец! Как вы объясните?

– Загадочного на самом деле тут мало, – охотно откликнулся Невский, взглядом показывая собеседнику, чтоб тот наполнил рюмки. – Вот вы говорите – старушка… Евфросинья Аристарховна на свою беду, видно, чересчур рьяно поделилась кое-какими опасениями с Лидочкой, а Звязгин в тот момент под дверью стоял и подслушивал… Или Лидия Степановна сама чуть погодя передала все Николаю… Кстати, подозреваю, он подслушивал и мой разговор с медсестрой, а потом, не успев сразу скрыться, болтался на лестнице – тогда-то, по правде, я малость и задергался, столкнувшись с мнимым двойником… Старушку же, чтоб впредь не трепала лишнего, он убрал. А когда почувствовал, что кольцо вокруг него сомкнулось, то, не рискуя уже появляться в городе, позвонил Ломтеву, все рассказал и попросил явиться в назначенный час в назначенное место. Он требовал на дорогу пистолет и свою денежную долю. Ломтев, как известно, чуть опоздал. Наверное, нарочно. Он был жаден и ничего бы просто так не отдал. Я ошибся: стрелял он именно в санитара, чтобы уж потом прикончить и меня. Либо попытаться сговориться, уж не знаю… В эти тонкости я не вникал. Так что, если бы не вы, дружище…

– Пустое, – скромно отозвался Куплетов, от коньячных паров делаясь храбрым и независимым. – Однажды можно и попробовать… Только… мне точно ничего за это не будет? – с внезапной тревогой спросил он.

– Уверяю вас: ничего! Все было, как говорится, в допустимых рамках…

– И то хорошо, – с явным облегчением вздохнул Куплетов. – Мне, знаете, очень не хотелось бы…

Над городом спустилась ночь.

Все звуки за окном затихли, и лишь безмолвно, неприкаянно сияли в темноте холодным светом уличные фонари.

– Между прочим, – чуть подавшись вперед, прищурился Невский, – меня сильно удивило, как отнесся Афонов к вам, дорогой Савва Иннокентьевич. Была явная предвзятость, странное желание – во что бы то ни стало… Отчего так? Может, я преувеличиваю?..

– Нет, – с живостью откликнулся Куплетов, – всё-всё верно. Вы не обманулись.

– Но тогда уж просветите темного-то человека!.. Видимо, вам кое-что известно?

– Х-м… – усмехнулся со значением Куплетов. – Уж не без того! Тут информация на сто процентов достоверная, любезный. И домысливать не надо.

Это с ударением произнесенное словцо «домысливать», к большому огорченью Невского, у массовика прозвучало с нескрываемым сарказмом.

Вот опять напился, с раздражением подумал Невский, и, вероятно, как в тот раз, когда вернулся с карт, опять начнет витийствовать, слегка хамить и нудно поучать: мол, что ты понимаешь в этой светлой жизни, дорогой столичный гость, известный всем телеболтун!..

Но ответ получить все-таки хотелось. Он был необходим для полноты картины, для того, чтобы в душе все наконец-то улеглось по полочкам и не томило недоговоренностью своей.

– Я вовсе не настаиваю, – произнес Невский дружелюбно. – Если вам об этом неприятно говорить…

– Да ерунда! – махнул рукой Куплетов. – Для меня нет постыдных тем. Все темы хороши, кроме глупых! Вольтер, я думаю, не стал бы возражать… И это надо им стыдиться, а не мне! Афонов давно на меня точит зуб, смею предполагать… Я тут как-то, знаете, его племянничка поймал… Большой балбес, ну и дерьмо первостатейное. Он, стало быть, девчонку в переулке поздно вечером пытался изнасиловать, а я случайно рядом оказался. Девка-то сбежала – и понятно, а мальца я в отделение доставил: я не знал тогда, кто он такой… Орать пытался на меня, грозил… Короче, шум мог получиться знатный… Но – замяли. Вот нынче-то Афонов и решил припомнить мне – на всякий случай… Они там любят профилактику…

– Да, грустно это, – покивал Невский. – Все одним миром мазаны, коль по большому счету… Я одного вот только не пойму, – заметил он, разливая по рюмкам остатки коньяка и закуривая очередную сигарету. – Каким образом мой галстук попал к санитару?

Куплетов неожиданно сконфузился и виновато завозил пальцами по полированной поверхности стола.

– Это я взял, – сказал он наконец. – Вы уж, пожалуйста, меня простите…

– Но зачем? – искренне изумился Невский. – Не носить же потихоньку!..

– Фокус показать, – признался Куплетов. – Тонкий такой фокус… Только и всего-то! Я заметил галстук в щелочку в шкафу… Я бы потом обязательно вернул! А тут Звязгин, похоже, у меня и потибрил…

– Еще бы! Штучка редкостная, яркая – немудрено, что приглянулась! – рассмеялся Невский. – Но почему вы сразу не сказали?

– Застыдился… – ответил Куплетов, делаясь совершенно пунцовым.

– Вы – действительно необыкновенный человек, – широко развел руками Невский и поднял рюмку, приглашая Куплетова чокнуться напоследок.

Глава 35

На следующее утро, еще до завтрака, они вернулись в санаторий.

Птучка, как и уговаривались, заехал за ними пораньше, поскольку ему еще предстояло отвезти Лидию Степановну обратно в город. Всю дорогу он без устали балагурил и пел майору дифирамбы, которые со вкусом перемежал сальными анекдотами местного значения.

Обитатели санатория были уже в курсе всех событий.

Публика дружно высыпала на площадку перед главным корпусом и теперь встречала возвращавшихся как несравненных, обожаемых героев.

– Санаторий гордится вами! – с чувством произнес Лазаретов, крепко пожимая Невскому руку.

Невский ответил машинальным рукопожатием и на всякий случай промолчал.

– Геройчик вы наш! – внезапно подскочил к нему Бонифатий Павлинович, с вечера едва не утративший рассудок от страшной мысли, что может лишиться директорского кресла. – Как славно будет нынче жить!.. А мы вам – номерчик теперь бесплатный и особо калорийный стол! Чтоб все видали. А то как-то неудобно… Это я, директор Подкосыжнев, говорю вам! Вы согласны?

– Нет, – отрезал Невский. – Вздор говорите. Никаких столов! Мне стул не позволяет, – сумрачно добавил он. – Все на законном основании. За кого вы считаете меня, черт побери?!

– Я? Вас? За уважаемого человека, – парировал с достоинством директор. – Очень уважаемого. Я порядки знаю. Чай, не первый день… И вы, Михаил Викторович, меня несколько разочаровываете. Мягко говоря… Но вы подумайте! Еще не вечер, так сказать. И ближним вашим тоже далеко не все равно… Хотя – не тороплю. Пардон.

Директор, сиганув бочком, проворно отпорхнул в сторонку, оставив Невского наедине с Куплетовым.

– Михаил Викторович, – тоскливо спросил тот, глядя по сторонам, – но почему ж на этот раз они все-таки решили дело до конца добить?

– Да, вероятно, я их вынудил, как это ни смешно, – пожал плечами Невский. – Что-то у них, видимо, слегка шатнулось, а я подтолкнул… Они ведь тоже не хотят ненужных осложнений, если вдруг в Москве возникнут слухи… Да, очень я не вовремя здесь оказался. Хотя, может, я и ошибаюсь, и они сумели б сами…

– Так что же, значит, выпендреж весь – перед вами? На, мол, подавись?!

– Ну, в какой-то мере и передо мной…

– Боятся, как вы думаете? – с нескрываемой надеждой глянул на него Куплетов.

– Вряд ли, Савва Иннокентьевич. Чего им бояться? – с грустью отозвался Невский. – Все свои. Свой монастырь… Им просто неприятен всякий шум, который мог бы получиться – в случае чего… Не любят на местах, когда шумят о них, не любят! Да так, собственно, везде. И потому предпочитают чем-то поступаться иногда. Большой игре нужны маленькие жертвы. Вы запомните, Савва Иннокентьевич, – нужны. Всегда. Вот кое-кто из нынешней истории и должен образцово пострадать. За дело, разумеется, но и к тому же по соображениям высшего, удельно-местного порядка…

Кругом вдруг зашушукались и как-то странно, чуть заметно заволновались…

– А теперь чего мы ждем? – удивленно спросил Куплетов. – Пошли в номер? Поболтаем, отдохнем… До завтрака – еще полчаса.

– Погодите. Вы – идите, если надо.

Невский украдкой посмотрел на парадную лестницу, по которой лишь совсем недавно взбежал Птучка, чтобы уже вместе с Дергуном вывести из корпуса её…

Он ждал и вместе с тем боялся этого момента.

Как на казнь поведут, мелькнула ни к селу ни к городу шальная мысль. Вот так когда-то, в старину… А впрочем, что за чушь?! Дожить бы до суда еще…

И наконец двери растворились… Санаторцы разом примолкли, и в наступившей тишине отчетливо слышно было, как звонко шлепают у всех троих подошвы по мраморным ступеням.

Когда они проходили мимо и поравнялись с Невским, Лидочка невольно замедлила шаг. Потом остановилась…

Птучка и Дергун терпеливо ждали, десятым каким-то чувством осознав, что теперь торопиться не надо, дело и так сделано, а эти двоим сейчас зачем-то необходимо просто, хотя бы молча, постоять друг подле друга…

– Знаешь, что? – Лидочка запнулась и затем подняла на него свои прекрасные невинные глаза. Сухие глаза отчаявшегося человека… – Прости меня, ладно?

– О чем ты? – удивился Невский. – Я нисколько… Нет, ей-богу!..

– Я бы тебя просила еще об одном… Когда кончится суд и ты… соберешься рассказать обо всем этом… Не нужно… очень плохо, а?

Невский вздрогнул и, тяжело вздохнув, отрицательно покачал головой.

– Нет. Все не так… Никому и нигде я рассказывать не буду. И писать – тоже… Не смогу… – И это была та единственная правда, которая только через слово, произнесенное сейчас, и становилась правдой навсегда – хотя бы для двоих… – О другом, быть может, напишу. Или даже расскажу. Но не скоро…

Лидочка понимающе и без малейшего укора посмотрела на него.

– Что ж, – с расстановкой сказала она тихим, потухшим голосом, – наверное, ты прав… Счастливо отдохнуть! Я не хотела… Ты прости.

И медленно побрела к машине.

– Не за что, – глухо пробормотал Невский ей вслед. – Не за что извинять…

И он никак не мог разобраться окончательно в себе, понять наконец: правда это или нет?

Очень долго она шла… Как будто преодолевала целый километр…

И вернуться не могла уже – всё, точка. Даже обернуться – не могла. Поскольку, вдруг случись такое…

А что, собственно, тогда? Ну что – еще?!

На его плечо мягко опустилась чья-то рука.

Невский настороженно скосил глаз.

Это был Куплетов.

Массовик стоял серьезный, торжественный и очень печальный…

– Давайте теперь достойно отдыхать, – произнес он задушевно. – И весело… А? Как бывало…

– Да нет уж… – Невский привычным жестом зажал бороду между указательным и большим пальцами, как будто пробуя задвинуть ее набок. – Нет… Боюсь, вот этого-то – как бывало – больше и не выйдет…

– Почему?

– Да потому! Неужто не понятно? Тошно! Не могу я дальше здесь!..

– Уедете? – сообразил Куплетов. – Раньше срока? Будет очень, очень жаль… Я к вам уже привык, – добавил он, понизив голос.

– Что ж, спасибо на добром слове. – Невский слабо улыбнулся. – Поглядим… Возможно, и впрямь стоит поверить Бонифатию… Еще не вечер!

– А вот тут вы, безусловно, правы, – закивал Куплетов. – Именно! Все остальное – ерунда. Прошу внимательно следить за моей рукой. – Он не спеша зачерпнул ладонью воздух и сжал пальцы в кулак. – Показываю! – Он резко дунул и разжал пальцы. На ладони не было ничего. Как и прежде, она была пуста. – Хороший фокус, правда?