Текст книги "Отпуск с убийцей"

Глава 23

После завтрака все санаторцы вновь сгрудились у входа в главный корпус.

Милицейский «газик» прибыл из города лишь через сорок пять минут.

За рулем по обыкновению сидел Птучка. С ним был попутчик – младший лейтенант Гугулидзе.

Санаторный галдеж они услыхали издали – едва ли не от самых ворот.

– Манучар, – распорядился Птучка, – быстренько узнай, что там такое.

Манучар, взбежав по лестнице и растолкав возбужденных санаторцев, во все вник, однако к машине возвращаться не стал – наоборот, он начал отчаянно махать рукой Птучке, чтобы тот вылезал и скорее шел сюда.

Лейтенант не заставил себя ждать.

– Я вас приветствую, – деловито, как коллеге, кивнул он Невскому и, конспирации ради, лишь многозначительно мигнул Дергуну. – Зачем кричат?

Невский вкратце обо всем ему рассказал.

Тырина, несколько придя в себя, весьма воодушевленная прибытием милиции, теперь стояла рядом и авторитетно, с оживлением поддакивала.

Но при всем при том на Невского старалась не смотреть…

Ему-то было в общем все равно, однако некое недоумение гнездилось в глубине души. И это раздражало…

Невский чувствовал, что поведение Тыриной таит в себе подвох, а разобрать, в чем дело, он никак не мог…

– Да, весело живете, ничего не скажешь, – почесал в затылке Птучка. – Вот напасть! Час от часу не легче… – он задумался, качая головой. – Тут, главное, чтоб труп не потревожили. Эх, проморгал Дергун!.. Ну, раз уж здесь мы, то пошли. Посмотрим, что и как…

И санаторцы шумной, взбаламученной толпою затрусили к месту происшествия.

Дергун хотел было пресечь столь возмутительный поход, но, увидав, что лейтенант как будто бы не возражает, полностью смирился. Он, хоть и любил командовать, в присутствии начальства инициативу опасался проявлять. Когда приспеет время получать заветную характеристику, такое рвение ведь могут оценить и не со знаком плюс…

Довольно скоро они вышли к насыпи.

Взобравшись на нее, Птучка огляделся и затем с решительной поспешностью направился по шпалам к распростертому неподалеку телу Евфросиньи Аристарховны, тогда как Гугулидзе, также оказавшийся на насыпи, сорвал с головы фуражку и, яростно размахивая ею, принялся, как некогда Дергун, командовать до хрипоты:

– Куда-куда?! Стой, дорогой! И ты, девушка, – тоже стой! Нельзя! Потом!

Только Невскому, по высшим каким-то прикидкам, было сделано снисхождение.

Дергун же – для порядка, а может, просто уязвясь – остался внизу, среди зевак.

К счастью, никто за это время здесь не проходил, и потому Евфросинья Аристарховна, как была, лежала на спине, неловко подвернув под себя правую руку. На застывшем лице все еще сохранялось выражение боли и крайнего испуга.

А глаза-то у нее закрыты, вдруг подумал Невский. Зажмурилась, что ли, в самую последнюю секунду? Если так, то смерть наступила мгновенно. Могучий удар…

Песок вокруг головы несчастной был несколько влажен и черен от пропитавшей его крови.

Корзинка с собранной малиной валялась метрах в полутора от трупа – часть ягод эдакой праздничной кучкой высыпались на утоптанную тропу.

Вся эта картина смотрелась до странного будничной, немножко невсамделишной и в первые секунды не вызывала никаких высоких скорбных чувств, не говоря уж о смятении, которое, естественно, могло возникнуть даже при случайном, мимолетном взгляде на покойницу.

Так и казалось: шла себе и шла спокойно добрая старушка – и вдруг споткнулась, и упала, и, наверное, расшиблась, но сейчас вот встанет, отряхнется, подберет рассыпанные ягоды, да и пойдет своей дорогой…

– Готова, – констатировал бесстрастно Птучка и зачем-то, распустив немного галстук, расстегнул пуговицу у воротника. – Надо бы узнать номер поезда и кто вел состав… Дело, по-моему, ясное.

Невский стоял рядом, по привычке засунув руки глубоко в карманы брюк, и молча, с явным раздражением жевал фильтр потухшей сигареты.

– Слушайте, – сказал он наконец, – ну, неужели вы не видите?!

– Чего? – не понял Птучка.

– А того, что несчастным, с позволения сказать, случаем здесь и не пахнет вовсе!

– Про-остите!.. – развернулся к нему лейтенант. – А что же это, по-вашему? Ручки на себя наложила, да?

– Нет, убийство, – не повышая голоса, ответил Невский. – Примитивное, откровенное убийство. Рассчитанное на простачков и стопроцентное везение.

– Вы не могли бы выражаться как-нибудь яснее? – огрызнулся Птучка.

Такая безапелляционность Невского его и раздосадовала, и ущемила.

– Да куда уж проще!.. – развел руками Невский. – Предположим, удар поезда еще мог прийтись так, чтобы мадам осталась лежать поперек тропы. Труп-то ведь пока никто не трогал… Но корзина!..

– Что – корзина? – ехидно прищурился Птучка. – Вон лежит, не своровали!

– Да не в этом дело! Посмотрите-ка внимательно. Она почти рядом с трупом – в ногах, у откоса. А должна была бы укатиться во-он куда!.. И ягод из нее просыпалось – чуть-чуть. Как будто покойница случайно выпустила корзину из рук, донышком точно вниз, и уж после этого немедленно шагнула к рельсам… Вас подобный факт не удивляет? Да при ударе такой силы, от которого череп разъехался пополам, мы бы с вами не только малину, но и самую корзинку вряд ли увидали! А тут – эдакая красивенькая, исключительно компактная сценка несчастного случая… И поглядите, как аккуратно развернута юбка, коленочки прикрыты, и до чего точен был удар – прямо в затылок, и никаких повреждений на теле, даже синяков нет или видимых царапин!.. Браво, лейтенант! Вашему послужному списку только не хватало такой образцовой дорожной катастрофы! – Невский пару раз, ядовито усмехаясь, хлопнул в ладоши. – А ведь я, как вы вчера изволили заметить, дилетант…

Птучка стоял вконец растерянный, красный, полный самых разноречивых чувств.

Теперь-то он и сам отлично видел, что Невский, безусловно, прав…

Скорее по инерции, чем из профессиональной необходимости, он горестно переспросил:

– Значит, убийство, да? Попытка все свалить на якобы несчастный случай? А зачем?

Некоторое время Невский глядел на распластанный поперек дорожки труп.

Эта пожилая женщина с самого начала вызывала у него решительную антипатию, его раздражали ее постоянные подглядывания, ее вранье, витиеватые иносказания за обеденным столом, двусмысленные взгляды, которыми она одаривала его при каждой встрече, – и тем не менее сейчас ему было жаль ее, просто, по-человечески жаль.

Ведь где-то у нее остались родственники, надо полагать, которых она, видимо, любила и которые наверняка готовились встречать ее, когда она, окрепшая, поздоровевшая, вернется наконец домой…

И вот теперь на всем необходимо ставить жирный крест…

Невский не спеша достал новую сигарету и закурил.

– Расчет был, очевидно, следующий, – произнес он тихим голосом. – Здесь ходит достаточно много народу – вон какая знатная тропа!.. Определенно труп сдвинули бы с места, желая опознать, и, вероятнее всего, кто-то подобрал бы и корзинку… Нам просто повезло, что гражданке Тыриной не сидится на территории. Мы могли обнаружить труп гораздо позже. Собственно, на это-то убийца, вероятно, и рассчитывал. Кстати, я абсолютно уверен, что покойница оказалась на этой тропе после того, как прошел поезд, а не раньше.

– Почему? – изумился Птучка.

– Здесь прямой участок пути, дорога идет в гору, так что машинист издалека заметил бы тело. Сомнительно, чтобы он проехал мимо – и не сообщил по линии. И еще… Тырина вполне могла видеть убийцу…

Птучка невольно вздрогнул, и глаза у него беспомощно округлились.

– Погодите… Но ведь этого не может быть! – с отчаянием возразил он.

– Отчего же? – Невский аккуратно затоптал окурок и разгладил бороду. – Смотрите: тропа, что ведет из лесу, пересекает насыпь недалеко оттого места, где мы с вами стоим. Влево и вправо – вдоль насыпи – дороги нет. Путь только один – наверх. Если Тырина взобралась на насыпь, следовательно, она собиралась ее перейти – не гулять же по шпалам! Сразу сделать это она не рискнула – приближался поезд. А когда состав прошел и ничто уже не мешало, появился убийца с трупом. Вероятно, он нес покойную на руках. И, укладывая ее поперек дорожки, сам стоял на обочине, в траве, чтобы не оставлять явственных следов. Дальше все просто. Едва убийца исчез, Тырина выбралась из укрытия – а она, без сомнения, пряталась где-то поблизости, в кустах, иначе преступник сразу бы ее заметил, – подбежала к убитой и опознала ее. Вот и всё.

– Легко сказать… Но почему же тогда она не спугнула убийцу в самом начале, почему не принялась кричать? – не унимался Птучка.

– Не говорите ерунды, – откликнулся насмешливо Невский. – Вы что, не видели Тырину? Былинка, божий одуванчик – с детства!.. Да она скорей умрет, чем пикнет! Ей же страшно было. Страшно! И она попросту не догадалась поначалу, что же происходит. Ей сама мысль об убийстве не могла прийти!.. Не укладывалась в голове!

Тут внизу случилось некое движение. Манучар снова заорал привычное «куда?!».

Какой-то пожилой мужчина, ловким обманным движением ускользнув от заградительных объятий Гугулидзе, стал кряхтя карабкаться по склону.

Невский обернулся и с удивлением признал в старичке Лазаретова.

– Послушайте, – задыхаясь, начал тот, – может, вам интересно будет знать. Я тут гулял…

– Бегали? До дуба и обратно?

– Нет, гулял, – строптиво поджал губы Лазаретов.

– Когда?

– До завтрака, сегодня утром…

– Интересное дело, – с удивлением отметил Невский, – как все дружно взялись гулять до завтрака!.. Прямо физкультпарад!.. Вы были один?

Невский пристально взглянул на старика.

Тот смутился, и внезапный румянец залил его щеки.

– С Виолеттой Прохоровной, ежели угодно! – после некоторых колебаний вызывающе воскликнул он. – Но это к делу не относится. Это – мое личное право!

– Безусловно, кто же спорит, – дружелюбно согласился Невский. – Ваше неотъемлемое право. Обязанности у нас другие. Продолжайте.

– Ну так вот, – бойко затараторил Лазаретов. – Мы собирали здесь – вон там! – малину. Нынче урожай отменный. Да!.. И оба видели человека…

– Вы можете его обрисовать? И в каком точно месте это произошло? Там, где малина?

– Нет, – почему-то вдруг обиделся Лазаретов. – Здесь… – Его рука описала широкую дугу. – Мы за кустиками стояли, а он как раз мимо пробежал…

– Как он выглядел?

– Мы вообще-то со спины видали… Но – высокий, – Лазаретов, прицениваясь, оглядел Невского. – Да, будет с вас, это уж точно. И волосы длинные – вот эдак развевались… А куртка – прямо как ваша. Штанов, извините, не запомнил… Да, еще галстук был! Синий такой, с золотым драконом. И какие-то бурые пятна на нем… Понимаете, он на ходу его выбросил. Из кармана…

– Где галстук? У вас? Покажите!

Невский почувствовал невероятное волнение…

– Он бросил в кусты, под откос. А мы тут с Виолеттой Прохоровной небольшой костерчик развели… – виновато опустил глаза Лазаретов. – Знаете, терпкий дымок, рано утром – это так романтично!.. Я вообще с детства костры обожаю… Ну, мы и положили галстук заодно в огонек, чтоб не валялся. Он был грязный, рваный… А что, надо было сохранить?

– Как вам сказать… – Невский подавил глубокий вздох. – Теперь-то уж чего, конечно… Понимаю: мусор на природе… Может быть, и следовало поберечь. Я бы взглянул… М-да, очень странный тип… Ну а… лицо?

– Что – лицо? – часто заморгал Лазаретов. – Я же говорю: мы со спины видали, когда он мимо пробежал. Мы и решили с Виолеттой Прохоровной: бог с ним, мало ли кто бегает… Так ему нужно, стало быть… Я вон тоже, бывалоча, до дуба… А потом, уже позднее, вдруг на насыпи как закричат!.. Но мы туда не пошли. Ведь всякое бывает…

– Вы правы. Это Тырина кричала. А, скажите, она могла видеть ваш костер?

– Нет, – уверенно ответил Лазаретов. – Никак не могла. Во-первых, это было довольно далеко, а во-вторых, мы сидели в овражке, за кустами, костерок развели слабенький, и ветер задувал дым под деревья, в лес. Потом – кричали-то недолго… Всего раз или два…

Эх, такая славная зацепка могла бы получиться, с досадой подумал Невский. А им, видите ли, захотелось огоньку с дымком! И чтобы мусор не валялся… Благодетели природы, тоже мне! А, впрочем, они знать не знали, что такое жгут. Поэтому – какие могут быть претензии?!

– Спасибо, – произнес с едва заметным разочарованием Невский. – То, что вы нам рассказали, несомненно, важно. Как я понимаю, это всё у вас?

– Н-ну, кажется… Да, всё! Костер мы загасили – так что ничего, по сути, не осталось – и пошли тихохонько на завтрак… Только… – Лазаретов неожиданно замялся.

– Я вас слушаю! – подбодрил Невский.

– Словом… – Лазаретов опустил глаза. – Короче, если вдруг все это как-то связано с тем убийством и преступник скоро будет найден, то… не надо нигде говорить, что мы вам помогали… Ладно?

А ведь в самую точку попал старик, поразился Невский. Связано, и еще как! Теперь-то я не сомневаюсь… Подобрать бы только ключик…

– Я вам обещаю, – дружелюбно улыбнулся Невский. – В наших общих интересах… Еще раз – огромное спасибо!

Такая доверчивая непосредственность старика тронула Невского, но вместе с тем и опечалила: как все в действительности зыбко и опасно-ненадежно!..

Сам-то Лазаретов, безусловно, промолчит, не станет распускать язык.

Однако это же чистейшая случайность, что он рассказал все Невскому, а не кому-либо другому!

В принципе таким вот первым слушателем, вызывающим к себе симпатию, мог оказаться кто угодно, даже – затаившийся до времени коварный враг…

Ведь Лазаретову он точно так же не известен, как и остальным! И уж тогда, разоткровенничайся вдруг Илья Ефимович, – пиши пропало, все усилия насмарку… Потому что первый встречный мог бы оказаться и последним. И была бы новая, бессмысленная жертва…

В то, что Евфросинью Аристарховну убрали как ненужную, пусть и случайную, наверное, свидетельницу, Невский окончательно уверовал. Вот только знать бы, где она некстати «засветилась», чем прогневала убийцу!.. Вероятно, трепанула лишнего – это она умела… Мадам любила несколько покрасоваться и почитать мораль другим. Но что именно она сболтнула, если кара оказалась столь ужасной?

Бедный Илья Ефимович!.. Он даже не подозревал, какому подвергался риску! Хоть и чувствовал, конечно…

Впрочем, почему в прошедшем времени?

На самом деле Невский мог быть далеко не первым, кто услышал лазаретовский рассказ. Уж, слава богу, после завтрака стоял такой бедлам – и в санатории, и здесь, в лесу, покуда шли!..

«Если преступник скоро будет пойман…» – всплыли в памяти слова.

Да, случись такое, Лазаретов может спать спокойно. Но вот если не поймают или же – нескоро…

– А вы до меня еще кому-нибудь о костерке и о прогулке сообщали? – спросил Невский.

– Нет! – Лазаретов убежденно замотал головой. – Хотел было – директору… Но после передумал. Да и не нашел его на месте… А бегать всюду и искать…

– Молодец! – невольно вырвалось у Невского. – Директор… Этому – дай только повод!.. Ну а Виолетта Прохоровна, как вы полагаете, могла?

– Да что вы! – замахал руками Лазаретов. – Вы совсем ее не знаете. Надежнейший товарищ! Если я не разрешу, она – ни слова, никогда!.. Она же понимает…

– Очень хорошо, – вновь делаясь приветливым и благодушным, отозвался Невский. – Думаю, потом для следствия понадобится ваш рассказ…

– Потом… Ведь не сейчас же, правда? Больше я не нужен? – неуверенно осведомился Лазаретов.

– Нет. Можете идти. И, кстати, почему вы спрашиваете именно меня? Вон – основной начальник.

– Н-да? – Лазаретов недоверчиво покосился на Птучку. – Интересно. А мне показалось… Ладно, я и впрямь пойду. Чтоб Виолетта Прохоровна зря не волновалась…

Вот и новая забота появилась, с огорчением подумал Невский, глядя в спину Лазаретову. Нам только этих осложнений и недоставало!..

И неожиданно, как раз и навсегда доказанная теорема, вспыхнуло в мозгу: ведь лазаретовский-то незнакомец в той же самой куртке, что и у меня, и давешний двойник на лестнице – одно лицо! Определенно! И еще похожий, необычный галстук… Черт, наверняка же – мой! Ужасно редкостная штука ныне, и для совпадений – крайне мало шансов. Видимо, и псевдо-я, которого с таким старанием выслеживала Евфросинья Аристарховна, – из той же оперы, все тот же самый человек!.. Выходит, я не ошибался, уверяя, что концы – здесь, в санатории, буквально рядом!

– Слушайте, а вам не хочется еще раз допросить свидетельницу? – вкрадчиво осведомился Невский, оборачиваясь к лейтенанту. – Я имею в виду Тырину.

– А где она?

– Да вон, у насыпи стоит, – Невский незаметно показал глазами. – Может, новые какие-то детали…

Птучка с кислым выражением на лице уставился на Невского, качая головой.

– Я в санатории-то от нее двух слов не мог добиться, а уж здесь… Вы, я смотрю, психолог неважнецкий, хоть и книжки пишете. Неужто вы предполагаете всерьез, что тут, на месте преступления, где все в ней вызывает прежний ужас, она вдруг вспомнит и заговорит?! Нет, ей нужна другая обстановка – более спокойная, располагающая к доверительной беседе…

– А вот здесь я с вами никогда не соглашусь, – ответил Невский с вызовом. – Как раз теперь! В спокойной обстановке Тырина расслабится и, чтобы чувствовать себя совсем комфортно, самые-то неприятные детали, будоражащие память, может постараться опустить… Не специально – чисто подсознательно! Она просто не станет кое-что припоминать. И вы при этом ничего не заподозрите. А в результате проку от беседы с нею будет – чуть!.. Нет-нет, именно сейчас ее необходимо загнать в угол, припереть к стенке, ошарашить парочкой прямых – избави бог, не каверзных! – вопросов, и тогда она заговорит… Потом уже вы не добьетесь ровным счетом ничего. Я знаю этот тип святых молчальниц…

– Вы рискуете, Михаил Викторович. Вы все-таки не забывайте… – с тихою угрозою заметил Птучка.

– Понимаю, – согласился Невский. – Тем не менее прошу позвать сюда свидетельницу. Вот увидите: она заговорит. Ведь только ей известно…

– Ну-ну, заговорит!.. – слегка надулся лейтенант. – Как этот старичок?

– Да, Лазаретов рассказал немало интересного, – с достоинством ответил Невский.

– Почему-то – только вам, – капризно вставил Птучка. – Только вам. А между прочим…

Невский лишь развел руками:

– Я его не принуждал.

– Естественно! Быть может, вы и с Тыриной надеетесь вот эдак-то – без принуждения… без меня?!

– Да что вы в самом деле! – Невский укоризненно взглянул на Птучку. – Не хватало нам здесь ссориться! Пустяк ведь, в сущности!..

– Кому пустяк… – сказал со вздохом лейтенант.

– Ну, хорошо. Зовите – и допрашивайте сами. Я в сторонке постою. У вас есть нужные вопросы?

– Нет, – признался Птучка. – То есть я бы мог спросить ее, конечно… Вообще…

– А вообще сейчас – не надо, – усмехнулся Невский. – Надо точно и по существу. Я – знаю: что.

– Вам этот… Лазаретов подсказал?

– В какой-то мере.

– А могу я тоже – как лицо официальное – узнать, о чем вы тут беседовали? Вы воспользовались тем, что я осматривал убитую и место около нее…

– Ну, чушь! – всплеснул руками Невский. – И не собирался я ничем таким, как вы сказали, пользоваться! Получилось все само собой… У вас какой-то комплекс, право слово!.. А вот содержание беседы я бы предпочел пересказать Афонову. Товарищу майору, вашему начальнику. С глазу на глаз. Все равно ему придется рассказать.

– Да, против лома нет приема! – патетически воскликнул лейтенант, и, что он при этом подразумевал, Невский так до конца и не понял. – Вы, Михаил Викторович, хитрый жук. И, чувствую нутром, – небезопасный. Так-то вот!

– И жить торопится, и чувствовать спешит… – с иронией ответил Невский. – Это все конечно же чудесно… Только мы покуда не решили… Вы зовете Тырину сюда? Да или нет?

– Ну, невыносимый человек! И давит, и давит… – Птучка в сердцах с силой поелозил левым кулаком по правой раскрытой ладони, показывая, как ведет себя Невский. – Вы после этого отстанете, а?

– Не отстану.

– А тогда пообещайте, что в моем присутствии никаких компрометирующих следствие вопросов задавать не будете. И если в самом деле…

– Так зовите ж наконец! Конечно, обещаю. С вами что-то затевать!..

– Исчерпано! – решительно отмел рукою Птучка все дальнейшие дебаты.

Выждав, когда Гугулидзе в очередной раз поглядел в их сторону, он резким кивком подозвал подчиненного и приказал немедленно вести сюда Тырину.

– И все-таки – о чем вы с ней хотели говорить? – опять завел свою шарманку Птучка. – Неслучайно же…

– О, господи! – сказал устало Невский. – Да всего лишь об одном! О самом главном. Про убийцу… Она видела его, не сомневаюсь. Только почему-то побоялась рассказать об этом с самого начала…

– Х-м, действительно вопрос ребром… Занятненько!.. – не то и вправду одобряя, не то сокрушаясь, отозвался Птучка. – А знаете – что? Все-таки я здесь уполномочен больше вашего… Я сам ее спрошу!

– Валяйте. Если это вам доставит удовольствие… – пожал плечами Невский.

Птучка невольно поморщился:

– Да при чем тут удовольствие?! Ну, как же вы не понимаете? Эх!..

– Главное, не заводитесь, – душевным тоном посоветовал Невский.

Очень скоро, сопровождаемая младшим лейтенантом Гугулидзе, вконец перепуганная свидетельница появилась на насыпи, возле тела убитой.

Вниз, под ноги, равно как и по сторонам, она старалась не смотреть и всем своим видом показывала, что страдает сейчас неимоверно.

Впрочем, так оно, наверное, и было в самом деле…

Невский деликатно отступил на пару шагов.

– Здесь произошло зверское убийство, – с места в карьер, не давая Тыриной опомниться, начал Птучка. – У-бий-ство! Ясно? Слухи отменяются. Никакой катастрофы. Поезд ни при чем. Вы должны были видеть убийцу. Вы запомнили его? Учтите, мы про вас, голубушка, всё знаем.

Еще не хватало, чтоб он начал на нее сейчас орать, с тревогой подумал Невский. Тогда – все в момент испортит…

Тырина вдруг испуганно отпрянула и, отвернувшись, громко всхлипнула.

– Да перестаньте же! – одернул ее лейтенант. – Чего бояться? Закон на вашей стороне. Ну! Вы ведь видели убийцу! Видели?! Так? И не вздумайте нам врать!

Она кивнула, обреченно вздохнув, но лишь еще плотнее сжала губы.

И тогда Невский не выдержал.

– Как этот человек выглядел? – спокойно, почти ласково спросил он, с укоризною косясь на Птучку: дескать, что я говорил вам!.. – Постарайтесь вспомнить. Кто он?

И тогда – как бы через силу – Тырина твердо посмотрела ему в глаза.

– Вы! – с отчаянной решимостью выдохнула она.