Текст книги "Отпуск с убийцей"

Глава 27

К обеду, а точнее, в половине третьего, как и обещал Афонов, стали наконец известны основные результаты столь запоздалого вскрытия.

По тому, с каким сосредоточенным видом майор долго изучал принесенное ему описание, Невский заключил, что дело обстоит более чем серьезно.

Впрочем, этого он и ожидал… Странно только, что такую, в общем-то, естественную, процедуру не выполнили прежде, по горячим следам. И даже не подумали о ней… А может быть, и попросту не захотели – суетиться, прилагать опасные усилия…

Опасные… Конкретно – для кого? Пока неведомо…

И чем опасные?

Личным дискомфортом, злыми разбирательствами, вероятными служебными скандалами – в отместку за не вовремя проявленную прыть, совсем не нужную кому-то?

И если бы не он – по существу случайный, но настырный дилетант с его столичным и от этого почти (вот именно: почти, ведь тоже до поры до времени!) непререкаемым авторитетом, на который можно, если что, сослаться…

Ах, нехорошо!..

– Извольте. Сами полюбуйтесь, – сказал чуть погодя майор и протянул Невскому «Дело гражданки Ломтевой Е.Е.». – Можно подумать, что вы уже копались в ее могиле… – мрачно пошутил он и брезгливо цыкнул зубом.

Он был явно не в духе.

Предположения и в самом деле оправдались.

Ломтева, Елена Евгеньевна, домохозяйка, страдавшая маниакальным психозом, двадцати восьми лет от роду, была предварительно отравлена ртутным ядом, а затем, спустя несколько часов после наступившей смерти, повешена на чердаке своего дома.

Ну вот, милые вы мои, с удовлетворением подумал Невский, вот колесики и завертелись… Отсюда-то и надо было плясать – еще вон когда!..

– Необходим срочно летчик, – заключил он, покончив с чтением. – Надеюсь, вам понятно?.. Вы проверяли расписание его рейсов, график работы?

– Разумеется! Это даже где-то у меня записано… – Афонов принялся рыться в ящике стола.

Невский выглянул в окно.

Небо, как и вчера, затянуло тучами, и вновь начал накрапывать мелкий дождь. По улице поплыли зонты.

– Вот, нашел, – обрадованно сказал майор. – Поглядим… Да, сегодня утром он должен был вернуться. Новый рейс – в понедельник.

В кабинете сейчас были только они вдвоем – Невский и Афонов.

Можно было несколько раскрепоститься и, не боясь ничьих чужих ушей, высказываться откровенно, без обиняков.

– Что ж, будем надеяться, наш кавалер пока не в курсе… – с расстановкой произнес Невский. – А вернее – знает, безусловно, все, но вряд ли предполагает, что дело зашло так далеко…

– Х-м, интересно, ничего не скажешь, – насупился майор. – Вы, стало быть, считаете его причастным к этому убийству? Вот вы недавно меня упрекали… А сами-то теперь?.. Тоже, заметьте, предвзятость…

– В известной мере… Больше того, я считаю его причастным не только к убийству собственной жены, но и ко всем трем – сразу! Так-то!

– Ну, знаете! – майор обескураженно всплеснул руками. – Черт знает что! И вы еще порицаете меня!.. Да по сравнению с вами… Что там говорить! Меня шокирует ваш, с позволения, оптимизм…

– И совершенно зря, – возразил Невский убежденным тоном. – Это никакой не оптимизм, это – логика. Всего лишь… Думаю, теперь доказательства будут. Не скажу, что они уже у нас в кармане, но – будут, и весьма скоро. Если только вы опять не захотите где-нибудь притормозить…

– Простите… Что-то я не понимаю…

– Всё вы, Анатолий Аверьянович, прекрасно понимаете, во всём чудесно разбираетесь, и строить из себя невинного младенца – даже не солидно… Но, мне кажется, мы эту вашу инфантильность сообща преодолеем. – Невский хитро подмигнул майору. – Что касается пилота, то он, если угодно, сам по себе будет для нас существенным доказательством. Его же собственной вины.

– Не вижу связи. Впрочем, давайте рассуждать! По-вашему, Михаил Викторович, будь я преступником, одно мое присутствие здесь, в этом кабинете, уже уличало бы меня?! Ей-богу, удивительная логика!..

– Вас – нет, а его – да, – загадочно ответил Невский и неторопливо закурил. – Ветер раздувает пламя костра и ветер же его гасит…

– И опять я вас не понял! – Афонов досадливо забарабанил пальцами по крышке стола.

– Ну, хорошо. Начнем издалека, – сказал Невский, поудобнее усаживаясь на подоконник напротив майора. – Давайте прикинем… Что нам с вами известно? В доме Ломтева совершено преступление – теперь-то уж нет сомнений. Изощренное убийство – так сказать, на публику… Причем преступник явно знал о болезни несчастной женщины и потому очень ловко воспользовался этим, чтобы замести следы. Далее… На жизнь Мостова – месяц с небольшим спустя – кто-то покушался. Правда, неудачно. Но собака, взявшая след в тот раз, вывела вас прямехонько к дому летчика.

– Третье убийство, как я понимаю, – гибель старушки в санатории?

– Естественно! Или вам известны какие-то другие?

– Нет. За последние полгода – нет. Наш городок довольно тихий, смирный… Если что и случается, то знают все! Не утаишь… Да только у Ломтева алиби! – со вздохом заметил майор. – Во всех трех случаях он был на вылетах. Даже сегодня утром он вернулся только без чего-то десять, а вылетел – в пять. Никак не состыкуется…

– Да, – не без иронии признал Невский, – в начале пятого – а позже не получается! – совсем еще темно, и вряд ли в такое время старушка отправилась бы в лес на прогулку. При самой отчаянной бессоннице…

– Конечно! Так что – сами теперь видите, – подхватил майор. – Если прокуратура и даст санкцию на арест, в чем я, кстати, очень сомневаюсь, то Ломтев этим своим алиби отгородится, как стеной.

– Тогда послушайте дальше, – невозмутимо продолжил Невский. – Произведем такой маленький монтаж событий… Обратимся к сегодняшнему убийству в санатории. Надо полагать, Евфросинья Аристарховна кое-что знала. И могла при случае рассказать…

– То, что знала, – несомненно! – подтвердил Афонов. – Мне Дергун передавал свою беседу со старушкой. Очень интересно!.. Между прочим, по ее словам, в ту первую, злополучную, ночь она видела именно вас!

– Да, – улыбнулся Невский. – И охотно верю. А я видел своего двойника! А Тырина видела кого-то из нас двоих… Ну, а шофер – так тот общался вообще с тремя, никак не разберется до сих пор… И эдак, было бы желание, можно набирать до бесконечности! Другой вопрос – зачем? Вот потому я и считаю: искать нужно вокруг Ломтева и Мостова. Одновременно. Уверен, они связаны между собой куда теснее, чем кажется на первый взгляд. Должно быть промежуточное, так сказать, звено. Какая-то должна быть сцепка, нам пока невидимая!..

– Ишь, куда хватили!.. Наемный убийца, что ли?! – не скрывая иронии, спросил майор.

– А почему бы, собственно, и нет? Вы зря потешаетесь. И зря считаете, что здесь – у нас! – такое совершенно невозможно… Впрочем, тут вы несколько лукавите… Ну, дело ваше! Так вот. Наемный убийца… Очень вероятно! Но проблема сейчас не только, вернее, не столько в нем, сколько в другом… Должно быть что-то, во имя чего преступник начал действовать. Звено, дающее нам в руки мотивы преступлений. Без него – нельзя. Мы будем топтаться на месте.

– И все же – нет! – твердо возразил Афонов. – Я не вижу никаких нитей, даже самых тонюсеньких, которые связывали бы Ломтева с Мостовым, Мостова – с женой Ломтева, ну и так далее… Нет их! И не вижу, откуда могут взяться новые факты, ожидаемые вами!

Невский слез с подоконника и, сунув руки в карманы, прошелся по кабинету.

– Очень жаль, – сказал он. – У вас уже есть готовая установка, и она нравится вам. Вы пытаетесь ее, точно трафарет, прикладывать то к одному событию, то ко второму… А у вас не получается! Что в принципе естественно…

– Уж лучше так, чем без царя-то в голове! – откликнулся майор. – Вы, я смотрю, готовы пристегнуть любую идиотскую деталь, лишь бы таких деталей в результате стало много… Эдакий компот! Куча мала! А там уж можно и надергать – в произвольных сочетаниях!..

– Вы говорите ерунду, – пожал плечами Невский. – И отлично это понимаете. Ведь я предупреждал: у нас и вправду ничего не выйдет, если вы начнете притормаживать, искусственно дробить картину… Вы же не даете высказаться!

– Я не «не даю», а просто… подвергаю все сомнению, – с достоинством парировал Афонов. – В нашем деле это – первое условие. И вам ли объяснять?! Но – говорите, говорите! Чтоб потом претензий не было…

– Тогда послушайте внимательно. Надеюсь, вас хоть что-то убедит… Итак! В наших руках весьма немаловажное обстоятельство – яд. Это – во-первых. Жена Ломтева и собака во дворе Мостова отравлены одним и тем же ядом. Очень редким ныне, что желательно учесть! Во-вторых, предполагаемый убийца чем-то похож на Куплетова. И в то же время – на меня. Это очень важно. Ну и в-третьих – преступник имеет вполне определенное отношение к санаторию: либо работает там, либо частый гость и потому – свой человек. Иначе – как он мог позаимствовать у Лидии Степановны ключи? Судя по всему, она ничего даже не заметила… Думаете, это случайно? А смерть Евфросиньи Аристарховны – тоже случайно?! Теперь будем ждать вестей с завода. Так что понемногу круг сужается.

– Скверно то, что сегодня – суббота, – вздохнул Афонов. – Выходной… А завтра – воскресенье, еще хуже! В эти дни работать тяжко…

– Вам? – усмехнулся Невский.

– Я не в счет. Уже привык. А вот другие… Надо срочно – нет, жди понедельника! А понедельник – день тяжелый, сами знаете. Вот так и тянем резину, из пустого в порожнее переливаем…

Невский сделал неопределенный жест рукой:

– Ну, мы-то, думаю, сумеем закруглиться в самом скором времени!..

– Эх, Михаил Викторович, вашими устами – мед бы пить! Увы, – печально заметил майор, – все это может продолжаться еще очень-очень долго… До скончания веков. А круг будет сужаться, сужаться…

– Послушайте-ка, уважаемый Анатолий Аверьянович! – невольно вспылил Невский. – Я, конечно, понимаю ваши опасения, в них доля правды есть… Но лучше уж скажите прямо: вам все это по большому счету ни к чему, в таком вот – новом – ракурсе вас дело не устраивает, и вы совершенно не желаете раскручивать его! Тогда я буду знать хотя бы, на каком небе нахожусь… Я не обижусь и не стану раздувать скандала. Ни к чему. Но только вы скажите!

– Ну, зачем же так-то? – закусил губу Афонов. – Мы должны!..

– Вот именно! Должны – это совсем другое дело. Когда просто должен, можно и формально подойти, для галочки… От сих до сих. Как и случилось с женой Ломтева, к примеру… А вот чтобы от души хотелось разобраться, и большой занозою сидела в сердце каждая несправедливость!..

– Ну уж, каждая! – презрительно фыркнул Афонов. – Вы скажете!.. Тогда – хоть не живи! И вообще: вы обвинять сюда пришли? Командовать?

– Нет, помогать, и только, – признался Невский. – Для обвинений у меня нет никакого права.

– Это вы сказали хорошо, – довольно покивал майор. – И командир вы никудышный. Зарубите это на носу.

– Уж лучше намотаю на усы, – с усмешкой, в тон ему ответил Невский. – Потому-то нам и нужно сейчас перехватывать инициативу! Преступник слишком долго чувствовал себя в безопасности. А теперь, когда колеса худо-бедно завертелись, он должен заметить это сразу. Понимаете? Мы просто обязаны вынудить его к активным действиям.

– Нет, знаете, спасибо, – взъерепенился майор. – Достаточно с нас и того, что он уже натворил!..

– Я не это имею в виду. – Невский подсел в кресло напротив стола. – Хорошо бы спровоцировать убийцу на какой-то необдуманный, но в целом безопасный поступок, который позволил бы нам взять негодяя с поличным…

– Великолепно! – хлопнул в ладоши Афонов. – Проще и не сформулируешь! Необдуманный, но безопасный поступок… А какой, позвольте вас спросить? Чтобы преступник принародно снял с себя портки и обосрал дверь в наше отделение милиции?.. Какой поступок?!

– Ну, зачем же так утрировать!.. – со вздохом отозвался Невский. – Надобно прикинуть, поразмыслить…

– А у нас время есть? Все эти ваши предложения, Михаил Викторович… Вынудить, спровоцировать!.. Кого? Мы же понятия не имеем, кто убил!

Невский смиренно выдержал словесную атаку майора, хотя по всему было видно, что своего мнения он ни на йоту не переменил.

– Не забывайте: есть еще и тот, кто втихаря организовал убийства…

– Опять двадцать пять!.. Мы снова уходим в область каких-то маловразумительных предположений, – безнадежно проворчал Афонов. – Исполнители, организаторы… Целая подпольная партия. Банда!.. Что вы, в самом деле, Михаил Викторович, точно маленький!..

– Ладно, пока оставим это, – Невский утомленно прикрыл глаза. – Действительно, все надо по порядку… Кто-нибудь из ваших занимается бумагами Мостова?

– Разумеется! Вы совсем уж плохо думаете обо мне!..

– Вовсе нет, Анатолий Аверьянович, отнюдь. Но мало ли какие окольные пути вы могли предпочесть и на этот раз! Я бы совсем не удивился…

– Ну так я вас удивлю, – парировал майор. – Я сразу же направил грамотных людей домой к Мостову. Весь его архив, как сообщили, невелик… Но, между прочим, если вы такой уж щепетильный и взялись подозревать едва ли не любого, то почему бы не предположить, что и сама Лидия Степановна – каким-то боком – тоже причастна к убийству? А? И отнюдь – не в качестве страдающей вдовы…

На мгновение Невский представил себе Лидочку, смеющуюся, полную ребячливой непосредственности и задора, и неожиданно подумал: нет, глупости, такая не могла!

А, собственно, почему? – одернул он себя. Лишь потому, что мне так хочется? Потому, что мне приятно воспринимать ее такой, какой знаю, какой позволил себе немножечко вскружить голову? Но это чушь! Я не имею права быть сейчас пристрастным! Иначе – грош цена моим заботам…

– Посмотрим, – тихонько вздохнул он. – Посмотрим… Все может быть…

Дверь без стука растворилась, и вошел сотрудник с папкой для бумаг под мышкой.

– Письмо у Мостова нашли, – сказал он, не обращая внимания на Невского. – Лю-ю-бо-пытное!..

Глава 28

Сотрудник раскрыл папку и выложил перед Афоновым незапечатанный конверт.

Там оказался листок бумаги в клетку, несколько помятый и исписанный убористым неровным почерком – иной раз строчки едва не наползали одна на другую.

– Адреса не было? – спросил майор, мельком глянув на чистый конверт.

– Нет, никакого, – помотал головой сотрудник. – Письмо нашли в среднем ящике стола в кабинете Мостова, у него дома… Конверт лежал на самом дне.

Афонов перевернул листок.

– Смотрите-ка, и число проставлено!.. – не без удивления пробормотал он. – Будто нарочно!.. Судя по дате, написано перед самой смертью… Во всяком случае – в день смерти! Да, Мостов был большой педант… Почерки сличали?

– А то как же! Зуппельман работал – лучший наш специалист! Он никогда не ошибается… Писал, по всем характеристикам, Мостов. Именно он.

– Предсмертное письмо… Романтика, черт побери!.. Написал, а отослать не решился. Или не успел… Просто сложил – и спрятал в чистый конверт… А мог бы, между прочим, выкинуть в помойное ведро! Нет, не решился… Что ж! – Афонов углубился в текст. Читал он медленно, изредка шевеля губами, словно повторяя неразборчиво написанное слово… Закончив, он еще некоторое время сидел, невидящими глазами уставясь в письмо. Потом вдруг ожил, распрямился и резким движением пододвинул листок Невскому. – И впрямь – любопытно! – пробурчал он. – Вот не ожидал! Все эти прежние домыслы насчет жениха… Посмотрите!

Невский читал спокойно и даже с каким-то неясным внутренним удовлетворением.

То недостающее звено, которое можно было в принципе интуитивно распознать, предугадать, хотя катастрофически недоставало важных фактов и прямых улик, теперь лежало перед ним.

«Я вас не приветствую, потому что вы не достойны этого. И это письмо пишу не потому, что мне уж так приятно, пусть хоть так, общаться с вами. Я вынужден так поступить. Я хочу все выяснить до конца. Мне надоели разные сплетни и подозрения, которыми, по вашей милости, окружили меня и мою жену. В конце концов, что вам надо? Вам нужны мои деньги, мой позор? Вы изуродовали себе жизнь, погубили жену, а теперь пытаетесь отравить существование и другим людям, стараетесь своими грязными, жадными руками развалить чужую счастливую семью. Я этого не допущу! Слышите, вы, низкий человек? Моя жена не любит вас, учтите. Она еще глупенькая маленькая девочка и многого не понимает. Вы решили воспользоваться этим. Вы бесчестный человек, вы решили подкупить ее разными подарками и всякими красивыми обещаниями. Вам это почти удалось. Она поверила вам. Еще бы! Конечно! Летчик, статный, молодой, с деньгами… Всё так по-книжному!.. У меня тоже денег хватает. Но я почти старик и не витаю в облаках. И не швыряюсь деньгами налево и направо, не делаю бессмысленных подарков. Не в них любовь. Вы решили меня обокрасть, отнять у меня самое дорогое – мою жену. Повторяю, я этого не допущу. Оставьте нас в покое. Занимайтесь своими грязными делами где угодно, с кем угодно – но не здесь! Иначе пожалеете! Я найду на вас управу!

P.S. ……»

– Постскриптума нет, но, в сущности, он… хорошо известен, – заметил Невский, убирая листок обратно в конверт. – Похоже, что и сам Мостов предчувствовал какую-то беду…

– Все может быть… Но вы-то что на это скажете? – с живейшим интересом вскинул на него глаза майор.

– О чем-то подобном, конечно, следовало бы догадаться раньше, – вздохнул Невский. – Впрочем, важно другое: теперь у нас есть документальное подтверждение того, что летчик и вправду был связан с Мостовым.

– Теперь – да. Однако свое письмо покойный почему-то никуда не отослал!..

– Думаете, все-таки подделка?

– Нет, текст подлинный! Вы ж сами слышали… Но Мостов ведь мог писать и под диктовку!

Невский задумчиво повертел конверт в руках.

– Сомневаюсь… – произнес он наконец. – Кто диктовал, по-вашему?

Афонов сделал неопределенный жест: дескать, и сам ума не приложу!..

– И тем не менее… Жена? – допытывался Невский. – Лидия Степановна? Зачем ей мужа заставлять? Да и стиль – не женский… А Мостову чего ради соглашаться?

– Может быть, она хотела насолить пилоту? Но боялась, что он вдруг узнает почерк? Вот и попросила мужа… – осторожно произнес майор.

– Ну, хорошо, допустим, так и было. Хотя, что за отношения у них в семье царили, я с трудом могу себе представить… Но письмо осталось дома – почему?

– Да просто не успели отослать! – сердясь на недогадливость Невского, воскликнул майор. – В ту ночь Мостова укокошили. Какие уж тут письма?!

– Ага, и поэтому конверт остался нетронутым лежать в ящике стола до лучших, так сказать, времен? – насмешливо отметил Невский. – Вам не кажется, что это – явный перебор? Ведь Лидия Степановна в ту ночь спала внизу, одна, а муж ее остался в кабинете, наверху, и что-то делал допоздна. Когда ж письмо-то сочинялось?

– Вероятно, раньше, днем.

– Она весь день сидела в санатории и никуда не отлучалась. Это кто угодно подтвердит.

– Ну, значит, еще раньше! За день или за два!

– А письмо так и лежало в столе?! Тогда какой был смысл писать? Для самоудовлетворения? Потомкам в назидание? Нет, Анатолий Аверьянович, по-моему, вы тут из принципа мудрите!..

– Но ведь не убийца же, придя в ту ночь к Мостову, заставлял его писать?!.

– Уж надо думать!.. Сценка получилась бы – дурнее не сыграть! Мол, я тебя сейчас убью, но прежде ты напишешь, что́ я продиктую… Совершенная нелепость!

– Я в растерянности… – горестно признал майор. – Почему письмо никто не отослал?

– Да, господи!.. – сказал со вздохом Невский. – Потому!.. Причин может быть сколько угодно. Посмотрите, как Мостов лепил строчки, повнимательней вчитайтесь в текст – письмо нервное, стилистически очень небрежное, от начала до конца злое, если не сказать больше… Мостов явно сочинял его в состоянии аффекта, минутного душевного расстройства. Как плотину прорвало… А копилось-то, наверное, давно… Видите, – Невский снова достал текст из конверта и разложил на столе, – слова зачеркнуты, надписаны новые, порой не над тем же самым местом, шариковая ручка текла, отчего остались грязные смазанные наплывы в начале многих букв. Создается впечатление, что это всего лишь набросок, черновик, по существу – первоначальный план того письма, которое Мостов хотел оправить своему врагу. Вероятно, он еще собирался текст отделать, переписать набело, может, даже отпечатать на машинке…

– Да, у него в кабинете стояла пишущая машинка, – подтвердил Афонов. – Старенький такой «Рейнметалл»… Портативная модель.

– Значит, я, скорее всего, прав, – с удовлетвореньем заключил Невский. – Мостов собирался еще поработать над своим письмом и потому временно отложил, да так и не успел докончить… Оттого и нету на конверте адреса! Потому и лежало письмо на дне ящика, под бумагами, а не на самом верху! Повторяю: маловероятно, чтобы Мостов просто хотел потешить свою душеньку, излить горе на бумагу – и на том угомониться. Явно не тот человек! Письмо должно было дойти до адресата! Судя по тону, решение было обдуманное, выстраданное и окончательное. Отнюдь не разовая прихоть и не игра в оскорбленную добродетель… Напротив, это – реальная угроза реальному противнику. И об этом надо помнить постоянно.

– Возможно, вы и правы, – скрепя сердце признал майор, когда Невский, выговорившись, умолк. – Похоже, по крайней мере… Однако даже такое письмо – еще не повод, чтобы требовать санкции на арест Ломтева.

– Вас что-то смущает? – насторожился Невский.

– Да не то чтобы смущает… Конечно, в определенной степени это письмо допустимо рассматривать как косвенную улику. Но – и только! На большее не тянет. Да и то, если не принимать во внимание, что в жизни соседствует множество событий, на первый взгляд крепко связанных друг с другом, а на самом деле не имеющих ничего общего.

– Отменно свежая мысль, – кивнул Невский. – Мыслю – значит, существую.

– А уж это – как умею! – взъерепенился майор. – Не все вам по-столичному-то щеголять! Я вас, к примеру, не пытаюсь… умалить, когда вы – ни бельмеса! А у вас это случается довольно часто…

– Ну, пардон, – смиренно поклонился Невский. – Вы бы тогда уж загодя меня извещали: мол, сейчас скажу такое, что ты будешь, Миша, ни бельмеса! Я бы тотчас начинал готовиться, смотрел бы вам, не отрываясь, в рот…

– Вы можете нормально? – вдруг с тоской спросил майор – Без этих вот…

– Могу.

– Ну так и нечего! Не думайте, что все тут, кроме вас, – сплошные идиоты.

– Хорошо, не буду.

– Вот ведь!.. Так и норовит последнее-то слово за собой оставить! – дернулся майор. – Что за привычка?! Ладно… Препираться с вами – только время зря терять. Болтайте, что хотите. А я буду говорить о деле!

– Да и я о том же, видит бог, пытаюсь!.. – Невский на мгновение прикрыл глаза. – Так что вы мне хотели сообщить? На чем-то важном, кажется, остановились…

– Да, – строго произнес майор. – И вправду… Отвлекли меня – и чуть не позабыл… Я ведь что стараюсь вам вдолбить? У нас с вами нет сейчас явных, направляющих улик. Таких, как, скажем, отпечатки пальцев на ноже, следы галош, показания свидетелей… – Афонов исподлобья посмотрел на Невского. – Теперь вам отчего-то Ломтев поперек дороги встал… А дальше – кто?! Вот вы обвиняете меня то в затягивании дела, то в пристрастности, а сами-то!.. Нет, так не гоже. Это вам не в фантики играть. Тут – люди, уважаемые люди. И, покуда идет следствие, оценки вообще недопустимы! Хвалить или бранить кого-то будем не сейчас… А вот за дело отвечаю я, учтите! Так что мне решать… Кому – гнилые шишки, кому – пряники… Ну, ладно, – он сложил листок и засунул в конверт. – Письмо подшейте к делу и, если обнаружите что-нибудь еще, немедленно сообщайте, – обратился он к сотруднику, который на протяжении всего разговора стоически томился у раскрытого окна.

Сотрудник ловким движением отправил конверт в папку и, на прощание кивнув обоим, вышел из кабинета.

Чуть дребезжа, негромко звякнул телефон. Афонов снял трубку.

Видимо, сообщали нечто важное, поскольку он вопросов никаких не задавал, а только слушал, озабоченно хмурясь и делая в блокноте быстрые пометки.

Пока длилась беседа – если это можно было, конечно, назвать беседой – Невский механически принялся листать довольно тоненькое дело Куплетова, которое с самого начала покоилось здесь же, на столе.

В левом углу папки стояла размашистая надпись зеленым фломастером: «ХРАНИТЬ».

Тут были собраны и результаты экспертиз, и протоколы допросов Куплетова, и записи показаний Измайлова, Птучки, Невского, Дергуна…

В самом конце на глаза Невскому попался листок из ученической тетради в косую линейку, на котором аккуратными, почти печатными буквами был выведен стих:

 
Люблю поля, люблю леса,
Люблю глядеть я в небеса…
Готов балдеть я от всего ―
Вплоть до безбюстья твоего!
 

Внизу красовалась подпись: «Застеночное творчество Куплетова С.И.»

Фигляр, беззлобно подумал Невский, даже здесь – болтун и фанфарон. Неисправимый человек!

Тем временем Афонов кончил разговор, повесил трубку и теперь сидел, с выражением мучительного сомнения глядя то на телефонный аппарат, то на свои записи в блокноте, как бы гадая, с какого же боку подступиться к делу и стоит ли вообще этим делом заниматься впредь. По крайней мере ему явно не хотелось обсуждать услышанное только что. И он оттягивал момент…

Тут майор заметил, что Невский раскрыл папку Куплетова, и мигом рассердился.

– А в чужих бумагах нечего без дела копошиться! Кто позволил?!

– Да лежала папка на столе – вот я и решил… – смущенно отозвался Невский. – Это же не просто так, а имеет самое прямое отношению к убийству!

– Ну и что? – сварливо произнес майор. Похоже, сейчас ему годилась любая зацепка, лишь бы выплеснуть наружу скопившееся раздражение. – Неужели не ясно: ни один казенный документ без спросу в руки брать нельзя! Ведь мало ли, о чем там говорится!.. Тайна следствия! Как можно?!

– Собственно, я ничего и не читал из этой папки. Не успел. Вот только… стишата попались на глаза…

– Какие стишата? Откуда? – Афонов с недоверием взглянул на Невского.

– Куплетов сотворил. Здесь, в камере… А листик к делу приобщили.

– Что-то я не видел… Покажите!

Майор ловко выхватил у Невского листок и впился в него глазами.

– Чушь! – несколько секунд спустя пробормотал он. – Не пойму… Он что, педераст?

– Кто?

– Да Куплетов ваш!

– С чего вы взяли? – поразился Невский.

– Ну… – чуть замешкался Афонов, – он тут про какое-то безбюстье пишет…

– Я не вижу связи…

– Так ведь бюста – у кого нет? У нас с вами. У детишек. А он, стало быть, готов балдеть… Как это надо понимать? Нормальный человек балдеет от другого…

– Да, господи! – всплеснул руками Невский. – Это же – стихи! Пускай и неважнецкие, но все-таки!.. Обычная гипербола. Поэт так видит…

– Плохо видит, – назидательно сказал Афонов. – Баб без бюста не бывает.

– Ну а как же манекенщицы?

– Не бабы. Просто – вешалки. Такими любоваться невозможно. А тем более балдеть от них!.. Нет, что-то ваш Куплетов не в себе…

– А это, Анатолий Аверьянович, от потрясения, – нашелся Невский. – Да в кутузке в голову взбредет и не такое! Наш Куплетов – человек с изломанной судьбой и очень нервный. Склонный к паникерству, если вы заметили… А тут нечаянно стихи родились… Восторг перед жизнью и вместе с тем – смиренная готовность принять все, что она преподнесет. Он оптимист! Из текста видно. Нынче это редкость…

Трудно было уловить – смеется Невский или говорит серьезно…

– Дурь его видна! – поморщился майор. – Если так каждый, на кого упало подозрение, из себя поэта будет строить… Далеко пойдем! Ему безбюстье, понимаешь, подавай… А алиби должны искать другие? Я сразу заметил, что какой-то он странный, этот ваш Куплетов.

– Да что вы заладили, в самом деле! – вспылил Невский. – Почему именно мой? Он – ничей! Он сам по себе.

– Вот-вот, – обиженно вздохнул майор. – Сам по себе… Таким всегда и будет… А стишки нам вряд ли пригодятся. Может их забрать.

Похоже, Афонов наконец-то сбросил с себя то напряжение, которое заметно выводило его из равновесия. Нашел тему, подвернувшуюся кстати, – и выговорился от души. И при этом, что особо важно, дела не касался совершенно. Так сказать, умственно и эмоционально отдохнул.

А еще презрительно кривился, обсуждая поэтические доблести массовика!..

– Ага, – мигом встрепенулся Невский, – значит, папочка Куплетова вам тоже не нужна?

– Вот папочку пока не троньте! – осадил его Афонов. – Мало ли еще что!..

– Х-м… – насторожился Невский. – Интересно… Вновь какие-то накладки?

– В общем нет… – уклончиво сказал майор. – Но есть такой порядок – сохранять. Ведь все под богом ходим, и неровен час…

– Я понимаю, – согласился Невский. – Думаю, настанет время – и даже на всякого неродившегося начнут заводить досье… Дескать, чего это он на свет не появился? Другие появляются, а этот – нет. Оч-чень подозрительно!

– Вам бы только посмеяться, – поскучнел майор.

– Иногда это полезно, – заверил Невский. – Когда сплошная каша в голове… Кстати, вам недавно позвонили… Что-нибудь по делу?

– А без дела сюда не звонят, – пробурчал Афонов.

– Я имею в виду – по нашему делу?..

– Естественно.

– Ну и?..

– Звонили из отдела кадров завода. Достали их все-таки!.. Чикин и Мордянский – помните?

– Припоминаю. Надеюсь, ни я, ни Куплетов к заводу касательства не имеем?

– Стопроцентную гарантию, Михаил Викторович, дать никто не может. Даже сам господь бог, – проникновенно поведал майор. – И даже секретарь обкома… Нет, разговор о вас не шел, успокойтесь. Но кое-что другое раскопали… Удалось… Шустрые ребята, молодые, все им трын-трава!

– Это вы о ком? Из отдела кадров?

– Да что вы мне голову морочите! Нет конечно. Чикин и Мордянский. Я ж вам говорил!

– Ах, вот как… – Невский с удовлетворением кивнул. – Действительно… И что у них случилось?

– Ничего! Какой же вы… недогадливый! Они добыли информацию. Важнейшую! Понятно?

– Не совсем.

– Так вот, мои красавцы разыскали там рабочего, – Афонов заглянул в блокнот. – Бутусов некто… Токарь. Норму выполнял – претензий никаких. А вот во внеурочные часы – все там же, на заводе! – он изготовлял оружие… Один весьма толковый пистолет сейчас нашли – как раз закончил собирать. А вот другой… Другой-то он к началу мая сделал. Разумеется, не для себя… Ну, как вы думаете, чей тогда заказ он выполнял, кто ему денежки платил?

– Да мало ли… – пожал плечами Невский.

– А вот дудки – мало ли!.. Заказчиком был Ломтев! Наш пилот!

– Позвольте, – удивился Невский, – разве у него нет револьвера? Ведь по штату…

– Вертолетчикам не полагается, – внушительно сказал майор. – Он не военный.

– Та-ак… – Невский привычным жестом защемил бороду между большим и указательным пальцами и несколько подергал ее, словно пытаясь сдвинуть набок. – Этот ваш Бутусов… знал Ломтева только в лицо или еще и по фамилии?

– Да вроде нет. Вернее, не совсем… – Майор потер ладонью коротко остриженный затылок. – Ломтев при знакомстве с ним не назвался. Судя по всему, там был какой-то сводник, кто-то третий, все и обставлявший. Надо будет дальше прояснить… Пока тут пробуксовка. Думаю, Бутусов нам поможет, если уж заговорил…