Текст книги "Кремлевский опекун"

Судья Зуева уже облачилась, как и полагается, в черно-белую мантию и готова была выйти в зал, чтобы продолжить судебное заседание. В этой же комнате за сценой, которую обычно артисты художественной самодеятельности использовали под гардеробную, приводили себя в порядок прибывшие из Москвы судмедэксперты.

– Галина Николаевна, тут такое дело… – Неслышно подошедший судебный пристав прикоснулся к ее плечу и стал что-то нашептывать.

В мгновение ока Зуева стала белее накрахмаленного воротничка на мантии. Затем, собравшись с силами, попросила пристава пригласить представителей защиты и обвинения в директорский кабинет на втором этаже.

– Что еще случилось? – заверещал Гришайло, с кем на сей раз активно солидаризировался Бахтин.

Увидев, что оба в сопровождении служащего покидают сцену, на которой отсутствовал и подсудимый, присяжные дружно насторожились. Опять происходит что-то незапланированное.

В кабинете директора, который предусмотрительно ретировался, участников заседания дожидались лично глава местной администрации Вадим Семенович Царьков и начальник районной милиции майор Кожанков.

Вошедшие в кабинет замерли у дверей в немом ожидании.

– У нас беда, – озабоченно произнес майор, нервно вытирая пот с лица. – Подсудимый исчез!..

– То есть как исчез?! – в один голос воскликнули Бахтин и Гришайло.

– Как – неизвестно, – стал, оправдываясь, объяснять майор. – Охрана райотдела показывает, что менее чем час назад за ним прибыли работники то ли Федеральной службы охраны, то ли ФСБ и вывезли в неизвестном направлении.

– Представляете, господа, и он уже четверть часа меня тут этой байкой кормит. Какая служба? А может, уже и не служба, а кто-то другой, убей не пойму, – вовсю запыхтел Царьков. – Рассказывай людям все как есть!

– Я и говорю как есть… – твердо заверил Кожанков. – А то, что охранник немного виноват в том, что не разобрался в документах, я, может, и сам бы со страху прошляпил.

– Людей на поиск мобилизовали? – спросил прокурор.

– А как же! Опросили всех, кого возможно. Гражданка Воротникова, ближайшая соседка Добровольского, помните, еще свидетельницей у вас проходила? Так она показала, что случайно видела Сироткина час назад у дома Добровольского. Мальчишка подъехал на черном джипе. Пробыл в доме минут пять и укатил.

– Где он джип раздобыл? Там кто-нибудь был, кроме него? – спросила Зуева.

– Неизвестно. У машины были тонированные стекла…

– Я же постоянно говорю, что надо эти тонированные стекла категорически запретить. Всем, без исключения, – решил поучаствовать в обсуждении Царьков. – Даже президент, когда приезжает в свою резиденцию, ни от кого не прячется, а эти наши воротилы и бандиты носятся по округе, как «черные воронки»!

– Получается, кто-то помог ему скрыться, дал машину? – рассудил Бахтин. Где-то в глубине сознания он начинал понимать, куда мог исчезнуть Духон сразу после звонка Мацкевича. Тем более ему становился понятным странный звонок за несколько минут до того, как его позвали в директорский кабинет.

– Мог и просто угнать, – предположил прокурор. – А может…

Но продолжать Гришайло не стал. Он вдруг подумал, что Сироткин действительно угнал машину, чтобы сбежать, например, в больницу и сделать себе стерилизацию.

– Что попусту гадать? Пусть милиция, в конце концов, и ищет Сироткина. Нам что делать? – растерянно спросила Зуева. – Эксперты меня ждут. Добровольский прислал свои показания.

– Наконец-то, – оживился Бахтин. В отличие от судьи он знал, что ему делать.

– Предлагаю для начала отложить заседание. Надо же такому произойти? Подсудимый сбежал. Никогда не мог предположить, что такое может случиться в моем процессе. – Гришайло возмущался и смеялся почти что одновременно.

– Как это – опять отложить? На нас уже скоро пальцем будут показывать. Мы же работаем для народа, – неожиданно для всех брякнул глава администрации, заставив своей напыщенной и не к месту сказанной фразой смущенно замолчать присутствующих юристов.

Даже Бахтин сразу не нашелся что ответить, подумав только: если у кого нет мозгов, то это уже навсегда. На самом деле бредовая фраза Царькова оказалась ему как нельзя кстати. Именно об этом защитника попросил Духон в последнем своем звонке.

– Как защитник Сироткина я тоже настаиваю на продолжении процесса. Вы сами сказали, что ждут эксперты…

– А я все равно не согласен, – попытался настоять на своем мнении Гришайло.

– Странная у вас позиция, уважаемый Виталий Титович. Совершив побег, Сироткин тем самым подтвердил, что прекрасно сознает свою вину. Как раз вы могли бы требовать продолжения процесса, а у нас все наоборот, этого требует защита, – заметила Зуева.

Бахтин внимательно поглядел на судью. Неужели и она в данном случае помогает ему? А может, помогает мальчишке? Или, совсем уж запредельная фантастика, помогает Духону? Ведь именно он просил во что бы то ни стало продолжить заседание без присутствия подсудимого.

– Простите, Галина Николаевна, но пока суд не может квалифицировать исчезновение Сироткина как побег. Нет никаких доказательств, – возразил адвокат.

– Но что тогда произошло? – совсем уж несудейским тоном спросила Зуева.

– На подобный вопрос должна ответить милиция. Может, его вообще… похитили, – выпалил Бахтин.

Все посмотрели на майора.

– Ага, похитили! Как же! – демонстративно рассмеялся Кожанков. – И потому он заскочил по дороге домой. В бега подался, негодяй! А нам ищи теперь ветра в поле…

– Вот и ищите, – как бы напоминая, кто в этом доме хозяин, напомнил начальнику милиции районный прокурор. – А вы, Борис Фиратович, только и готовы вернуться в зал суда, чтобы сделать очередное «сенсационное» заявление, которое наверняка приготовили. Только какой теперь смысл что-нибудь заявлять? – риторически задал вопрос прокурор.

– Да, именно сенсационное. Кстати, заявление было бы полезно услышать и местной власти, и вашим церковникам. Не говоря уж о местных жителях, – гордо возвысил голос столичный адвокат, приглаживая сбившуюся прическу с красивой проседью. – Я далеко не уверен, что все, кого я сейчас вспомнил, представляют, чем обусловлен данный судебный процесс.

Зуева с нескрываемой тревогой бросила взгляд на Бахтина. Может, прокурор прав и лучше отложить заседание? Она же с самого начала чувствовала, что здесь что-то не так. Но что? Хорошо бы узнать, но только без публичных заявлений.

Бахтин быстро направился к дверям.

– Я возвращаюсь в зал, господа, – уже на ходу бросил он, одновременно вытаскивая из кармана мобильный телефон. – Надеюсь, хоть прессе будет любопытно мое заявление.

А что? Неплохая мысль. Бахтин вспомнил про ту журналистку, которую ему «сосватал» для интервью бедный Багрянский. Как он там?

За его спиной прокурор энергично вытирал пот с круглой лысины. Кожанков вопросительно смотрел на Царькова. Судья обессиленно опустилась на стул. Нет, она не будет открывать заседание суда, пока все не прояснится. И поступит так, не потому что просил Гришайло. И не вопреки тому, что того желал адвокат. Она так решила. Точка. Сейчас она вернется в зал и объявит о своем решении.

Мацкевич приехал не один, а с Пьером Тьерри. Хозяин «Слободы» их ждал в беседке на берегу озера. Тремя лаконичными фразами он сообщил, какова ситуация, после чего оба бывших «силовика» чуть ли не впали в шок. С ума сойти можно: Сироткина похитили, а Духон невозмутим, будто ничего не случилось. Он лишь загадочно молчал, словно приглашая гостей самих поделиться взглядами на ситуацию.

– Честно говоря, плохо представляю, что можно сделать. Разве что устроить обычный торг с похитителями, только б знать, кто они? – шумно вздохнул француз.

Казалось бы, уж кто-кто, а он в силу специфики своей профессии давно должен был свыкнуться с подобными поворотами событий.

– Еще чего, – не поддержал его Духон.

– Надо четко определить, чего мы добиваемся и какие ставим перед собой цели. Если мы хотим победить спецслужбы – это вряд ли нам по силам, – заметил Мацкевич. – Тем более что корень всех зол вовсе не в спецслужбах как таковых, а лишь в отдельных их представителях. Конечно, их можно купить, но они ведь выполняют чей-то заказ. Вместо них найдутся другие, только плати. Может, я чего-то не понимаю и вы в рамках конкретного дела хотите разом переделать общество? Но тогда это утопическая идея. Есть же другие варианты.

– Какие? – достаточно вяло спросил Духон.

– Передать материалы прессе, например. Хотя я этого жуть как не люблю.

– Пресса нам, возможно, понадобится, но, скорее, как жупел в разговоре с похитителями.

– Подождите, господа. Для начала я кое-что добавлю к существующему положению вещей. Простите, что сразу не ввел вас в курс отдельных деталей, но я никак не предполагал, что валдайский процесс может иметь хоть какое-то отношение к наследству моего покойного друга Андре Орлова.

– Никто не предполагал. Так что выкладывайте, какой туз у вас в колоде, Тьерри?

Вместо того чтобы развить интригу, Пьер вышел из беседки и неожиданно спросил:

– Вы не обидитесь, друзья, если я рискну залезть в воду?

Духон и Мацкевич переглянулись. Не сошел ли француз с ума?

– Вода здесь даже летом прохладная, а сейчас, в конце сентября, и подавно. – Духон попытался остудить пыл своего французского знакомого.

– Это меня не остановит. Быть на Валдае и не окунуться? Всю оставшуюся жизнь себе не прощу.

– Нет, господин Тьерри! – замахал руками Леонид Сергеевич. – Сначала заинтриговали, а сами в воду. Объяснитесь, а потом плывите.

– Одним словом, Андре перед смертью приватно сообщил запиской, чтобы я не удивлялся, когда увижу рукописные изменения в некоторых пунктах завещания. По-видимому, мой мудрый друг под конец жизни допускал, что в вашей стране не исключен сценарий, который все мы имеем честь лицезреть. – Пьер Тьерри так и не сумел преодолеть свою французскую манеру деликатно покрасоваться.

– Бросьте, Тьерри! Это вы наверняка разными своими штучками «просветили» конверт. Ну, может, не вы, а ваш друг, свободный от обязательств перед графом.

Француз незамедлительно вернулся к беседке:

– Вы меня обижаете своим подозрением, месье Духон. Так и знайте. Но в интересах дела я не обижусь. Никому не доставлю удовольствия. Так что слушайте, буду максимально краток. Мой друг в последний момент вписал в новый вариант завещания несколько существенных деталей, которые выяснились только по его вскрытии. Даже личный адвокат графа, господин Розинский, был не в курсе. Итак, первое. Право на наследство будет немедленно аннулировано в том случае, если наследник решит отказаться от него в пользу третьей стороны. Второе. Если кто-либо в России воспротивится признать права законного наследника, то предметом компромисса ни в коем случае не могут быть оборонные заводы. Третье. Предметом компромисса может быть другой актив наследства: консолидированный пакет акций вашей компании «Газпром», способный влиять на решения Совета директоров. И наконец четвертое. Вопрос о признании права наследования с учетом мнения российской стороны будет решаться на территории Канады.

– Вот это да!.. – изумился Мацкевич. – Как вы находите, Александр Павлович?

Духон был ошеломлен не меньше аналитика.

– Значит, так, мой дорогой Пьер. Вы с чистой совестью можете узнать, что собой представляет озеро Валдай, а я, пожалуй, сделаю короткий звоночек, а потом на время исчезну.

– Искать Сироткина? – с надеждой спросил Тьерри, но Александр ничего не ответил.

– Вряд ли они замаскировались так уж глубоко. Искать надо где-то рядом, и самое время выйти на прямой контакт. Осознают всю тщетность своих попыток завладеть наследством – это очень облегчит нам задачу в суде. Жаль парня, неизвестно что с ним сделают.

Духон развел руками, что в его транскрипции означало нечто типа «кто знает», и исчез в своем доме, находившемся ближе всех к озеру.

– Подождите, Александр Павлович, – вспомнив о чем-то, заспешил ему вдогонку Мацкевич. – Я забыл вам сообщить…

Тьерри деликатно остался у воды. С одной стороны, он действительно решил искупаться, а с другой – у него было жесткое правило: не обременять себя чужой информацией. Все, что ему следовало знать, он уже знал.

– Не спешите, Леонид Сергеевич, – донесся до Мацкевича голос Духона со второго этажа. – Не забывайте про сердце, особенно на лестницах. Я жду вас.

Мацкевич тяжело поднялся по крутой лестнице на второй этаж, где была спальня. Ее хозяин вытаскивал шнур после зарядки мобильного телефона.

– Я забыл сказать вам, что проявил несанкционированную инициативу. Хотел поставить вас в известность еще из машины, но со мной был господин Пьер, а при нем было нельзя.

– Что же такое вы узнали, если даже решили не упоминать почти что при коллеге?

– Вот именно, при коллеге. Причем по разным ведомствам. Я, извините уж, все-таки разделяю тайны от тайн…

Примерно в это время экс-генерал ФСБ, а последние три года банкир банка «Инвестком», Антон Иванович Островцов, пытаясь сохранить невозмутимость, в который раз обходил по периметру один из коттеджей в самом дальнем углу президентской резиденции. С минуты на минуту его люди должны были доставить сюда этого мальчишку, которого так пока и не удалось засудить и отправить куда подальше, с глаз долой. Только вон ли из сердца?

Островцов уже себя не обманывал. Вся его комбинация с наследством трещит по швам. Если Сироткина суд выпустит на свободу, то уж парни из агентства Духона с удовольствием втолкуют, что его ждет. Какой лотерейный билет вытащила ему судьба! И можно не сомневаться – помогут его получить.

Островцов вновь пожалел, что так глупо «проморгал» момент, когда Сироткина взяли под стражу. Не будь этого невесть откуда взявшегося топора, занесенного родным правосудием над его головой, все срослось бы изумительно. Заветный треугольник – дети и Добровольский – спустя какое-то время чинно вступили бы под всероссийские аплодисменты в права владения заокеанским наследством, ну а дальше совсем было прозрачно. Они с Добровольским все спокойно организовали бы как надо.

Теперь же все выглядит совсем пошло: красть изпод носа судей мальчишку, чтобы суд вообще не завершился, это, конечно, круто. Но единственный способ, чтобы адвокат публично не смог вывалить на свет все, что там раскопали его следопыты: и про Добровольского, и про Сироткина, и про Уфимцеву…

Это потом пускай Бахтин трубит на всю вселенную. Главного наследника все равно нет. Умер, пропал, растворился, сейчас даже не важно. Позже разберемся, что лучше, а что хуже для предъявления наследника. А пока упрячем его здесь. В резиденции уж точно искать не будут.

Молодец все-таки Мишка Умнов, в последний момент все-таки решился потрудиться на общее благо, договорился с охраной резиденции. Так надо для дела. С хозяином, мол, согласовано. А что, очень удобное местечко опеки мальчишки. Добровольскому, как говорится, сам Бог велел выполнять свои опекунские функции, коли здесь, в резиденции, уже который год тянет лямку вольнонаемного инженера-механика. Классно тогда он придумал, когда по своим каналам помог опекуну определиться с местом работы именно в президентской резиденции. Как сгодилось!

Антону Ивановичу стало даже грустно. Никто, увы, не может по достоинству оценить его прозорливость и предусмотрительность. Здесь, в этом отгороженном высоким забором и лучшей охраной доме, «подопечному» можно хорониться долго. При упоминании этого весьма безобидного в повседневной жизни слова бывший генерал даже хихикнул от неожиданно пришедшей в голову мысли.

Хорош же их «подопечный», когда – помимо Добровольского – за ним вольно уж или невольно будет присматривать еще один валдайский опекун, у которого вся страна под опекой. Не говоря уж о вооруженной охране, со слежением по периметру, контролем с воды и воздуха.

А почему, собственно, и нет, если вся команда работает хозяину во благо, приумножает достояние страны?! Через пару месяцев, когда станет понятно, куда ветер дует, операция, несомненно, продолжится, и тогда жизнь сама окончательно решит судьбу Сироткина. Вплоть до того, чтобы с концами убрать.

При этой мысли Островцов остановился как вкопанный у крыльца коттеджа и недовольно огляделся, уж не подслушивает тут кто-то его сокровенные мысли. Будто раньше они и в голову не приходили.

Что за чушь? Но это так, больше от сиюминутного отчаяния, Островцов пристыдил самого себя. Зачем кого-то ликвидировать? Ведь никто не мешает его людям слепить новую биографию для этого графского отпрыска, да так, чтобы никто не придрался. Кто сказал, что именно он, Сироткин, должен быть графским отпрыском? Есть еще ресурс – девчонка. Может, Аглая родила еще ребенка. Да мало ли что еще придет в голову?! Если бы не эти доморощенные следопыты типа Мацкевича и француза, которые совершенно случайно совместили суд и поиск наследников, хрен бы что у них вышло! Тогда уже сейчас все бы сложилось удачно. Пусть впредь попробуют помешать, когда Сироткин исчезнет из поля их зрения. Нет человека – нет наследника.

Убаюкивая себя новыми грандиозными возможностями, Антон Иванович в этот момент напоминал милого полнеющего хозяина загородной дачи, которому по предписанию врача велено было совершать ежедневный моцион в виде пеших нагрузок. Что он исправно выполнял, нарезая круг за кругом. Находиться в бездеятельном состоянии ему было просто не по силам.

К счастью банкира, он по рассеянности, а может, по недомыслию, пропустил весьма странную фразу Умнова, когда обсуждалась дальнейшая судьба мальчишки.

Стоило Островцову лишь коснуться темы личного интереса Михаила Юрьевича во всем этом деле, как тот сделал вид, будто не понял, о чем речь. Вместо выражения эмоций по поводу иллюзорности личного интереса президентский советник пробросил загадочную фразу о том, что чуть ли не вообще их общая «тема» стала неактуальной.

– А как же предстоящие выборы? – в лоб спросил Островцов.

– Об этом я и толкую. С ними удачно все прояснилось, – объяснил приятель. – Появились новые нюансы. Так что свои личные планы подумываю отодвинуть на будущее, к году две тысячи двенадцатому или еще дальше.

Пораженный тем, что Умнов уже не горит желанием завладеть графским наследством и вроде утратил интерес ко всей истории, банкир задумался.

«Чего же тогда ты все еще помогаешь прятать наследничка?» – хотел спросить Островцов, тем более они созванивались именно по этому поводу. И только сейчас, в ожидании, когда привезут похищенного Сироткина, до банкира стал доходить смысл слов Умнова. Мол, деньги всегда нужны, но произошло нечто, из-за чего лучше до поры до времени лично его не вмешивать.

Гадать Антону Ивановичу было некогда. К коттеджу подъехал черный джип, из которого молодые люди крепкого телосложения буквально вытряхнули виновника всего того, что происходило в Валдае и далеко за его пределами в последнее время.

– Вы говорили – малец, а он сопротивлялся как взрослый, когда понял, что его везут не в суд. Руку чуть не прокусил, гнида уголовная, – пояснил один из охранников. – Куда его?

– В коттедж, на второй этаж. И глаз с него не спускать, – приказал Островцов. – Я с ним позже потолкую.

Стремительно несясь на машине по лесной дороге, Александр подсознательно обдумывал, правильно ли он решил поступить, когда Мацкевич вывалил ему свою информацию. Казалось бы, после фантастической новости, которую открыл Тьерри, уже ничто не могло его удивить. Оказалось, нет, «оперативка» Леонида Сергеевича была ничуть не слабее.

Из слов Мацкевича выходило, что он прорвался на аудиенцию к генералу Градову – главному куратору от ФСБ всех крупных наследственных дел, – и по старой коллегиальной солидарности попросил посвятить в материалы по наследству графа Орлова.

Велико же было удивление старого аналитика, когда генерал не очень по-доброму объяснил отставному полковнику, что, дескать, не к тому пришел. Такого дела у Градова практически нет – забрали. Его ведет тот, кто, собственно, это дело и начинал – бывший эфэсбэшник, а ныне банкир господин Островцов.

Об этом он сообщил Духону еще с дороги. А вот то, что банкира, в свою очередь, курирует то ли ГРУ, то ли кто-то за «стенкой с зубцами», Мацкевич тогда промолчал из-за соседства с Тьерри. Скорее всего, господин Умнов.

Остальное, чем грузил его Мацкевич, Духон выбросил из головы, как только, еще не зная толком куда ехать, сел за руль машины. Если бы Александр думал над тем, что делать, десятью минутами дольше, он вряд ли предпринял то, на что в конце концов решился. Но по жизни именно спонтанность действий нередко выручала его.

Оба деятеля, о которых упомянул Мацкевич, были ему знакомы – банкир больше шапочно, зато другой – хорошо и давно. Мини-партия, мгновенно созревшая в голове Духона, вряд ли что решала в исходе всего дела, так как результаты суда и все еще предстоящего наследственного спора были, по его мнению, предрешены. Но отказать себе в удовольствии сыграть эту партию Духон устоять не мог. Тем более что ее самым важным итогом уже сегодня, максимум завтра, должно быть освобождение Димы Сироткина.

На ходу Духон порыскал по телефонной книжке мобильника, а затем решительно нажал кнопку вызова. После нескольких слов приветствий, из которых следовало, что с абонентом он не общался уже довольно долго, Александр перешел к делу.

– Там наверняка у тебя на слуху дело о миллиардах одного заморского богатея. Только не говори, что никогда не слыхал.

– По старой дружбе могу лишь посоветовать: не лезь на чужую территорию, – придя в себя от неожиданного звонка, вкрадчивым голосом ответил абонент.

– Я и не лезу на чужую территорию. Увы, я просто уже давно на ней. Только по разным с тобой причинам. – Духон намекнул на то, что все ему известно.

– Грозишь? Со мной это не проходит.

– Упаси бог. Просто мне и моим друзьям дорог юноша, которого твои люди похитили. Сразу говорю, не из-за денег. Наоборот, деньги готова дать сторона наследника.

Абонент сделал вид, что не понимает, о каком похищении вообще идет речь. После некоторой паузы он спросил:

– Что там за шум в телефоне? Давайте я перезвоню на стационарную трубку.

– Не получится, – почему-то с радостью сообщил Александр. – Это ветер свистит за открытым окном. А я еду спасать наследника. Только, умоляю, не предупреждай, чтоб меня встретила вражеская артиллерия.

– Ладно, не буду. Если вы, Александр Павлович, обо всем так хорошо осведомлены, то, часом, не знаете про такой актив в структуре упомянутого наследства, как пакет акций «Газпрома»?

Духон заразительно и неприкрыто засмеялся.

– Я спросил о чем-то странном? – растерялся абонент.

– Да нет! Смеюсь потому, что как раз хочу предложить тебе именно этот актив как некую компромиссную единицу от имени душеприказчиков покойного графа. Чтобы вы, мягко говоря, отъехали от наследника.

– Вы это серьезно?

– Более чем. Согласись, тебе есть с чем зайти в президентский кабинет. Поскольку комментарий не последовал, я буду считать, что договорились. Надеюсь, через полгода вам сделают официальное предложение. Не тебе, разумеется, а напрямую «Газпрому».

– Так, может, тогда и «отъезд» от наследника тоже через полгода? Так что извини, надо подумать, – сдержанно ответил абонент.

– Думай, только недолго, а то, когда мальчишку отобьем да и суд выиграем, может, и поздно будет. Так что поспеши доложить кому надо. Там быстро посоветуют. И, заметь, правильно посоветуют.

Увлекшись разговором, Александр чуть не проскочил дом, куда ехал. В том, что его недавний абонент незамедлительно поспешит «докладывать», он ни на минуту не сомневался. Оглядев дом со стороны, Александр не спешил покидать машину. Ему предстояло сделать еще один звонок. Он вновь отыскал в памяти телефона нужный номер и позвонил.

– Слушаю, кто говорит? – услышал он голос человека, страдающего одышкой.

– Некий Александр Павлович Духон, если слышали про такого.

– Как же, наслышан, наслышан. И по прежним годам, и, так сказать, по текущему моменту. Позвольте полюбопытствовать – кто вам дал номер моего мобильного телефона?

– Полноте, Антон Иванович! В наши дни достать чей-то мобильный номер – сущий пустяк. Не мне вам это говорить. Впрочем, я и не предполагал, что звоню на ваш мобильник. Думал, что на работу.

– Меня нет в городе. Командировка, – дежурно ответил Островцов, пока не понимая, зачем ему звонят.

– Не на Валдае ли, признавайтесь? Тогда мы гдето рядом. Здорово. А то я уже собирался срочно ехать в Москву.

– К чему такая срочность? – начал терять самообладание Островцов.

– Пора поговорить тет-а-тет. А то более горячие головы могут наломать дров. Пресса, знаете ли. Причем – не российская, на чей роток всегда можно накинуть платок.

– Говорите, когда и где?

– Здесь и сейчас, – спокойно предложил Духон. – Тем более что наша «Слобода» недалеко от того места, где вы сейчас находитесь.

Ему во что бы то ни стало надо было выманить своего бывшего коллегу из президентской резиденции. А то, что Островцов именно там, Духон ни на минуту не сомневался. Просто ему больше некуда было податься. Спрятав телефон в нагрудный карман пиджака, Духон осмотрелся и вошел во двор. Там было пусто. Мимо овощных грядок он прошел к крыльцу и, поднявшись по ступенькам, резко постучал в дверь. Внутри дома даже не заскрипела половица. Может, он вообще напрасно сюда приехал?

В дом Добровольского Александр приехал конечно же не случайно. Ему нужен был якобы приболевший Добровольский. Открыла ему Настя с Оксанкой на руках, отрешенно кивнула головой и пропустила его в гостиную.

– А разве ты не на суде? – не удержался спросить Александр.

– Так его опять перенесли. На завтра, – не выражая никаких эмоций, едва вымолвила молодая мама, чем изрядно удивила гостя.

Тот был уверен, что Бахтин добился продолжения вечернего заседания. На какое-то движение, доносящееся из гостиной, появился Добровольский. Его было не узнать: ввалившиеся измученные глаза, щетина чуть ли не в сантиметр, заторможенные движения.

– Чем обязан? – подчеркнуто вежливо и несколько настороженно спросил отставной подполковник.

– К счастью, вы мне не обязаны ровным счетом ничем, – сухо ответил Духон. – Однако помочь можете. И не только мне, но и себе…

Добровольский молчал и ждал, что скажет гость дальше. Он явно не собрался вступать в контакт, и Александр Павлович решил действовать без предисловий.

– Я полностью в курсе всего, что происходит, и даже располагаю сведениями, которых, по-видимому, нет у вас. – Духон вынул из кармана пожелтевший конверт. – Вот письмо, которое написала Аглая Волосова после того, как вы расстались. Оно оказалось спрятанным в Новочеркасске, где жили ее дальние родственники. Письмо было адресовано вам, но по какой-то причине не отправлено. Теперь мы уже вряд ли узнаем, почему.

При этих словах гостя правая скула Добровольского слегка дернулась. Он стал внимательно читать письмо.

– У меня имеется похожее, – сообщил он, отложив конверт на стол.

Теперь настала очередь Духона удивиться.

– Ничего странного. Такое на войне бывает. Люди пишут сразу несколько одинаковых писем, в надежде, что хоть одно дойдет. Не понимаю, что вы этим хотите сказать? – Добровольский замолчал, но что-то в его душе надломилось.

– Только то, что как никто другой понимаю ваши чувства.

– Спасибо. Но надо ли вам понимать чужие чувства? Что вы еще хотите от меня? Я же отправил в суд признательные показания в том, что действовал под диктовку спецслужб, с которыми связан уже более десяти лет. Согласитесь, странно звучит: взял опекунство над детьми любимой женщины по указке какого-то генерала?! Что вы замолчали? Неужели тоже имеете отношение к спецслужбам? – неожиданно спросил Добровольский.

– К счастью, никакого, – заверил его банкир. – О детях, если позволите, поговорим позже. Я же сказал, что просто рассчитываю на вашу помощь. Но прежде чем поведаю, в чем она заключается, коротко поясню, во что и почему вас втянули… Чтобы осознали.

По мере того как Духон говорил, лицо отставного подполковника все больше принимало серый оттенок, проступала наружу глубоко скрытая боль. Все чувства, которые Добровольский тщательно скрывал все эти годы, вдруг разом нахлынули на него, безжалостно разрушая огрубевшую с годами защитную оболочку. Владимир Андреевич не мог смотреть в глаза собеседнику, его полный страданий взгляд мучительно застыл в какой-то отдаленной точке пространства.

– А теперь, зачем вы мне, собственно, нужны. Ваш Дима был похищен где-то после обеда. – «Интересно, знает он об этом или нет?» – подумал Духон, сообщая хозяину дома эту зловещую информацию. И с радостью констатировал, что не знает. Добровольского будто хватил столбняк. – В этой округе есть единственное место, где его могли спрятать, иначе милиция бы напала на след. Вы знаете, какое место я имею в виду. У вас туда имеется доступ, а у меня его нет. К тому же в отличие от меня вы боевой офицер со специальной подготовкой. Только вы один сейчас можете спасти Диму. – Духон вопросительно посмотрел на Добровольского – это был самый принципиальный момент в комбинации, которую он задумал.

– Зачем его похитили? – тихо спросил опекун. – Никак не могу взять в толк.

– Это потому, что вы не можете встать на место похитителей. У вас просто нет столько коварства. Объясняю как коварный человек. Эти люди, понимая, что проигрывают, решили, как говорится, подвесить ситуацию, не давая правосудию шанса завершить все юридические процедуры. Теперь понимаете?

Бывший офицер кивнул.

– Значит, вы согласны?

– Согласен, – сказал он как можно тверже.

– Тогда сбривайте свою старческую бороду. Она вам не идет. Действуйте решительно. Я вам гарантирую, что скандала не будет. Скандал их никак не устраивает, тем более что для своих темных делишек они воспользовались президентской резиденцией. Надеюсь, с господином Островцовым вы там не встретитесь. А если встретитесь, то потребуйте у него законный пропуск. И еще. Вот ключи от моего загородного дома в «Слободе». Охрана будет предупреждена. Подвезете Димку прямо ко входу. У вас есть автомобиль?

– Да. Правда, я им редко пользуюсь.

– Как вы намерены действовать? – еще раз спросил Духон, прощаясь.

– В Афгане всегда говорили: по обстоятельствам, – усмехнулся бывший афганец.

– Что ж, у бизнесменов тоже так часто говорят, пока не ошибутся, – пошутил Духон.

– Как быть с Пряхиным? – вдруг спросил Добровольский. Видно, этот вопрос давно его мучил.

– Пряхин и подобная ему публика меня не интересуют. Пусть Бог ему будет судьей! А от вас скорее всего отстанут.

– Все мы ответим перед Богом, – с болью в голосе произнес Владимир Андреевич.

– У вас во всяком случае уже появился шанс положить кое-что на весы. Не откладывайте свой новый выход на арену, пока эти парни не заморочили Димке голову и окончательно его не добили. Хотя, наверное, разобраться с юным Орловым-Волосовым не так-то просто. У него достаточно отваги и благородства, доставшихся по наследству от предков.