Текст книги "Ж–2–20–32"

Карп

В детстве я очень не любил ходить в магазины. Мама всюду таскала меня за ручку: в ломбард, куда мы относили хорошие вещи, на собрания жильцов нашего дома, в прачечную, на почту – и всюду было тесно, жарко и много злых серых людей, от которых пахло потом, резиновыми калошами и кислым дымом дешевых папирос. Магазины я особенно не любил, там, как и в ломбарде, было особенно душно, скользко от смеси грязной воды, опилок и соли, и люди были, «как сельди в бочке». Да и сейчас я этот аттракцион ненавижу, за исключением винно-водочных и книжных очагов цивилизации. Тогда же это было мученье – стоять в очередях, смотреть, чтобы мама крепко держала продовольственные карточки, а затем и нормальные деньги, кабы не сперли, слушать непонятные разговоры раздраженных взрослых, потеть в цигейковой шубке, мечтать о недоступной газированной воде за 4 копейки, которая продавалась напротив гастронома в кондитерском магазине. Было одно исключение: рыбный отдел этого самого гастронома, что на углу Литейного и Пестеля, по диагонали от дома Мурузи. В этом рыбном отделе был полукруглый аквариум, наполненной мутной водой, в котором плавали живые карпы. Вот это было интересно. Мама подходила к продавцу, тот брал большой сачок на длинной палке и лез на ступеньку, с которой он вылавливал живого веселого карпа. Он показывал его маме и спрашивал: «Годится?» Мама адресовала вопрос мне: «Ну, как?» Я давал положительный или отрицательный ответ. И ещё я просил взять второго карпа, чтобы им не было скучно. Мама рылась в своем стареньком кошельке и, как правило, удовлетворяла мое пожелание. Затем мы несли карпов домой. Через проходной двор было ближе, но он был весь завален дровами, среди которых были и наши. Их к нам приносила по две вязанки раз в несколько дней дворник Елисеева. Мы аккуратно укладывали их в прихожей, а потом топили нашу «буржуйку». Папа сам ее смастерил, днем мы её маскировали старым пледом под тахту. Соседи знали, но не доносили! Двор был весь заполнен ровными дровяными кладками, но пройти, конечно, было можно. Однако мама не любила ходить через двор и никогда не отпускала меня туда играть с дворовыми ребятами. Как я понимаю сейчас, она опасалась дурного влияния, так что до школы я дурного влияния не имел, зато в школе я довольно быстро восполнил этот пробел. Короче говоря, мы огибали дом и заходили в парадную с улицы Короленко.

В нашей комнате мама устраивала маленький аквариум в виде эмалированного таза. Там, к моему восторгу, плавали и резвились два карпа. Мама регулярно меняла воду, и это меня очень радовало – карпам было хорошо. Я мог часами сидеть и смотреть на их поведение, пытаясь понять, что они думают и думают ли вообще. Мне казалось, что они играют друг с другом, порой они даже выпрыгивали из воды. Я пытался с ними разговаривать и давать имена, но потом повзрослел, поумнел и понял, что они меня не слышат. Иногда они проводили у нас пару дней. То есть ночевали. Затем мама говорила: «Погостили, и хватит», – и уносила их опять в магазин, к своим сородичам в полукруглый аквариум с мутновато-зеленоватой водой. Я немного скучал, но не очень, так как знал, что после папиной следующей получки или аванса карпы опять придут к нам в гости. Я забыл сказать, что папа работал в Технологическом институте преподавателем и получал 1200 рублей, а мама – домохозяйкой, и ничего не получала, потому что меня воспитывала. Так что карпы посещали нас не чаще двух раз в месяц.

Примерно по такому же расписанию – дважды в месяц – появлялась в доме очень вкусная рыба, которую вылавливали из ухи. Мы сидели под большим оранжевым абажуром. Мама, папа и я. Мы всегда вкусные вещи ели вместе. А появлявшаяся дважды в месяц рыба была самым вкусным блюдом моего счастливого детства. Родители ели спинку, где было много маленьких косточек, мне же аккуратно вилочкой отделяли мясо с ребрышек. Косточек там никогда не было, хотя мама с папой и говорили, чтобы я ел осторожно и не отвлекался. Я и не отвлекался. Мясо было нежное и вкусное.

Со временем в моей голове сомкнулось, и я перестал есть вареного или жареного карпа.

Давно уже убрали полукруглый аквариум в угловом гастрономе, давно исчезли карпы. Исчезла страна, где были аквариумы в угловых магазинах, и плавали карпы. Умерла мама, а до неё и папа. А я живу и помню, как мечтал в то голодное послевоенное время, когда у меня в голове сомкнулось, чтобы карпа убивала не моя мама, а соседка; чтобы мама с ужасом отворачивалась и закрывала лицо руками, и кто-нибудь другой стучал молотком по головам глупых веселых беззащитных карпов.

###

Аарону – два с лишним. Сидит на полу, возится с конструктором. Что-то бормочет. Прислушиваемся – сочинил стих: «Мама Маша / Левика мамаша». (Левий – его младший брат, месяцев пять). «Мама Маша / Левика мамаша». Может, будет

Чуковским или Маршаком? Лишь бы не Михалковым.

###

Слава Богу, меня не воспитывали. Мы просто жили вместе. Это самое главное: жить вместе и любить друг друга. Я рано понял, как сильно любят меня мои родители. И это сделало меня счастливым человеком.

###

Один очень умный, порядочный, близкий мне по духу, но в отличие от меня практически безупречный человек, да и значительно моложе – следующее поколение (Е.К.) – как-то сказал (обсуждая мой роман «Очарование миража». – А.Я.): «Как ни парадоксально, но если спросить меня о моем первом поступке в этой должности (речь шла о герое романа, ставшем Президентом России. – А.Я.), я бы, несомненно, ответил (как и огромное число людей): освободить МБХ. И на вопрос «почему», ответил бы – «по кочану». Освободить – и все. С остальным – после разбираться будем. (Это надо же, ЧТО они себе устроили!.. Казалось бы, ЧТО мне и многим-многим до МБХ? А начинать, все равно, нужно с этого…)».

Лучше не скажешь.

###

Увы… «Это же надо, ЧТО они себе устроили!» Куда ни ткни… В принципе, этим «ОНИ» следует поклониться в ножки. Из обыкновенного, хотя удачливого и симпатичного бизнесмена чрез сотворенную несправедливость и мученичество сделали одну из примечательнейших личностей первой половины XXI века. Раскрыли неординарного мыслителя и непреклонного в своем мужестве человека.

Три девицы «ИХ» тупыми усилиями стали частичкой совести нации. Умными, эрудированными, стойкими – уже не «девицами», но гражданами любимой и больной страны.

Благодаря и этим молодым женщинам, и «сидельцам», и всем тем, кто «выдавливает из себя раба», не стыдно за Россию.

Но зачем «ИМ» это надо?!

Ровно 54 года назад буровой сменный мастер Анатолий Марченко из-за драки пошел в карагандинский ИТЛ и начал свой

почти тридцатилетний путь по кругам советского ада – почти непрерывная череда тюрем, лагерей, пыток. Восьмиклассник, не размышлявший о политике и уехавший по комсомольской путевке на строительство Новосибирской ГЭС, ИХ усилиями стал одной из тех выдающихся личностей, которые закрыли историю СССР

«Какую биографию делают нашему рыжему!» – сказала A.A. Ахматова во время пещерного процесса над Бродским. 1964 год.

Поколения не прошло, и все повторяется. И нет лекарства..

###

«Мы рождены, чтобы Кафку сделать былью…»

Это не мы, это «ОНИ» родились, чтобы Кафку сделать былью.

###

Один проницательный и эрудированный ценитель, прочитав мой роман «Абраша», сказал: «С оптимизмом, Саша, вы, как кажется, не знакомы!». А чего мне с ним знакомиться. Я сам оптимист. Пессимист обреченно вещает: «Хуже быть не может!». Я же с радостным оптимизмом оппонирую: «Может, может!».

2

Написал: «Люблю Родину, как ребенка. Больного ребенка».

Подумал: обидно! Но это правда.

Представьте в нормальной стране: едет Феллини на машине с мигалкой. Или Куросава. Или Бергман. Попробуйте предложить Стивену Спилбергу поставить мигалку на его машину. Представляю, как он окрысится: «Я не полицейский и не пожарник!!!»(при всем уважении к этим профессиям). Искренне расстроился, когда отобрали мигалку у Никиты Михалкова. Это был символ страны и ее диагноз: режиссер с мигалкой.

Мигалку сняли. Диагноз остался.

Или. Попробуйте произнести вслух: «Заслуженный артист Великобритании сэр Лоуренс Оливье». Ещё лучше: «Заслуженная деятельница искусств Франции Эдит Пиаф». Можно и так: «Народный артист Канады Глен Гульд». «Заслуженный работник культуры Колумбии Габриэль Хосе де ла Конкордиа Гарсия Маркес». Кто выше по званию?

Хотя прекраснее всего звучит: «Герой Капиталистического труда Уильям Фолкнер». Или Агата Кристи. Значения не имеет. Во всех смыслах бред. Язык не поворачивается.

Знаю лишь одну страну (кроме коммунистических сателлитов), где подобные изыски в течение 12 лет имели место быть. Так, известная Ольга Чехова по представлению фюрера была удостоена чести носить звание «Государственная актриса рейха».

В России же к этому относятся с трепетом, обидами и восторгом. Сколько смертельных обид: почему ему дали, а мне нет! Причем всерьез эти забавы воспринимают не только Михалковы, но и вполне достойные и нормальные люди. Помню, как на меня смотрели мои уважаемые коллеги и друзья, люди одного со мной «культурного поля». Смотрели, как на придурошного.

Господь миловал меня. Послал мне Леночку из Отдела кадров Комитета по культуре Петербурга. Позвонила, стала уточнять трудовой стаж (потеряли мои армейские будни). И прокололась: оказывается, тайком от меня мои коллеги, во главе с худруком Питерской эстрады Б.Н. Бенциановым, представили к званию «Заслуженного деятеля». Дай Бог ей удач. Дальше – дело техники. Я тут же позвонил зам. по культуре и науке A.A. Собчака В.П. Яковлеву и убедил его, во избежание ненужных публичных демаршей, отозвать подпись всесильного мэра. «Вы это окончательно решили?» Владимир Петрович имел ум цепкий и ясный, был расположен ко мне и моей организации. Всё понял. Собчак подпись отозвал.

Могу гордиться: советским званиям и наградам не подвергался.

###

Все-таки русские – суицидальная нация. Тысячелетие уничтожать друг друга! И при князьях – столетиями, и при Грозном, и в Смуту, и при Тишайшем – в Раскол, и при Петре – на костях строили не только Питер, и в 17-м, и, по нарастающей, к 37-му, а потом – к 53-му… И радуются – эффективный был менеджмент!.. Прав Артемий Волынский, вслед за юродивым Тихоном Архипычем сформулировавший: «Нам, русским, не надобен хлеб. Мы друг друга едим и с того сыты бываем».

###

Про отца Виктора и думающие ноги я вспомнил в связи с Моцартом.

То, что в светском социуме всплывают во власть, как правило, продукты отходов жизнедеятельности, было ясно давно. В любой стране. В США всплыл Обама. Дай в Европе всякие Шредеры и Берлускони непотопляемы. Про Россию умолчим. Однако, казалось, в религиозной иерархии ее вершины абонированы за людьми мудрыми или, во всяком случае, умными. Пастыри духовные бывали, весьма часто, лицемерными, сервильными, алчными, жестокими, коррумпированными. Как правило, с изрядной долей мракобесия. Протопоп Аввакум или Патриарх Московский и всея Руси Тихон суть исключения. Но при всех изъянах совести, нравственности, смирения, – в уме, хитрости и порой мудрости отцам церкви было не отказать. Ныне же природа решила отдохнуть.

Читаю и глазам не верю.

Музыковед в штатском, точнее, в рясе – протоиерей Вс. Чаплин заявил, что не любит Моцарта. Нет вопросов. Чайковский и Гете, Толстой и Бизе, Рихтер и Тургенев, Эйнштейн и Рахманинов любили и почитали величайшим гением, а Чаплину не нравится. В полном праве: «можем спорить с Перовым (почему с Перовым? – А.Я.), с Толстым, Пушкиным, Бахом (который писал так себе, не особенно)», уверяет служитель Церкви. Спорить можно с кем угодно. Кто-то пытается спорить с Всевышним. Каждому свое. И о вкусах не спорят.

Хотя столь высоко взобравшийся иерей мог бы знать Мандельштама:

 
Он сказал: довольно полнозвучья, —
Ты напрасно Моцарта любил.
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.
 

Но – не спорят.

Вот когда однофамилец великого комика подытожил свои исследования и вывел формулу, что «Моцарт – это Бритни Спирс своего времени», я призадумался: а кто же, скажем, Гайдн… Может, «Леди Гага»? А Шопен – Филипп Киркоров?

Протоиерей действительно считает, что через двести лет Бритни Спирс будут также помнить, как и Моцарта сегодня, также восхищаться ею и спорить об ее творчестве?..

Зачем же так отвращать от Православия!

Подобные протоиереи – это уже не испытание Божье. Наказание.

###

Долго сомневался, что лучше берет: портвейн с пивом или водка с портвейном. Потом решил: всё лучше. Когда здоровье есть. Когда его нет, уже без разницы: что пить, что не пить.

Зато нет ничего прекраснее, нежели в Пост гречневая каша с квасом.

###

Проигравший получает все. Этот новый закон подведения итогов войн, открытый СССР-Россией, будет долгоиграющим для Грузии и даст этой стране шанс окончательно закрепить свою подлинную независимость де-факто, привыкнуть к свободному существованию как к единственно возможному, обрести благосостояние, восстановить территориальную целостность и обезопасить свои границы только при одном условии. Условие простое, хотя и жестокое. Новые поколения грузин должны впитать с молоком матери: русский – враг. Враг ненавидящий. Басни о традиционной дружбе народов должны быть забыты. Дело не в том, что один правитель несовместим с другим. Правители уходят. Ненависть останется.

Ненавидят то, что не понимают. Говорят, что бедный ненавидит богатого, так как завидует. Или: обманутый муж ненавидит удачного любовника своей жены. Отчасти. Но это не есть подлинная ненависть, потому что бедняк может разбогатеть, а муж – отомстить аналогичным способом своему обидчику. В этих и подобных случаях ненависть микшируется возможностью поменять полюсами ситуацию, так как она – эта ситуация – и ее причины понятны.

Раб не может понять, как может существовать свободный человек. Раб ментальный, рожденный в рабстве, не представляет другого способа мышления и бытия. Свобода для него – понятие не только чуждое, но и враждебное, ибо оно – непознаваемое. Поэтому ненависть раба к свободному человеку подсознательна, стало быть, перманентна. Ничто не может выкорчевать ненависть раба, гордящегося своим рабством, к инакомыслящему и инакосущестующему. Рано или поздно раб ударит в спину или в живот свободному человеку. Надо всегда быть к этому готовым.

…Если же утрутся и попрут в советское прошлое, в «дружбу народов»… что ж, значит, туда им и дорога. Значить, зря били. Значит, рабы.

###

Макиавелли ОНИ, конечно, не читали. ОНИ вообще не читатели – «писатели». Однако выборочные идеи из «Государства» флорентийского госсекретаря им по наследству передались. «Эффективный менеджер» Макиавелли изучил.

Основа незыблемости власти – страх. «Страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно». Макиавелли подчеркивает, что страх не должен быть сопряжен с покушением на имущество: «люди скорее простят смерть отца, нежели потерю имущества». Нынешним не осилить: на что власть, если нельзя поразжиться чужим имуществом. Зато точно усвоен принцип: «Государь не доложен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит более милосердия, ибо избыток милосердия потворствует беспорядку». ИХ Alma Mater на этом принципе была основана, на нем же существовала ранее и существует поныне.

Лучший способ установления и поддержания тотального страха – наличие или создание врага. «Мудрый государь и сам должен, когда позволяют обстоятельства, искусно создавать себе врагов, чтобы, одержав над ними верх, явиться в ещё большем величье» (Флоренция, 1513 год).

Создание внутренних врагов – дело техники. С января 1918 года этим и занимаются. Для образа внешнего – лучше Грузии сегодня не найти. Не с Америкой же тягаться. Или Китаем!

###

И.А. Бунин в мае 1941 года писал в письме Н.Д. Телешову: «Я сед, сух, худ, но ещё ядовит. Очень хочу домой». Последняя фраза стала знаменитой. Именно на нее ссылался А.Н. Толстой в своем письме И.В. Сталину. Примерно в это же время сам Толстой получил от Бунина открытку, в которой писатель просил содействовать в получении какого-нибудь гонорара за издававшиеся в СССР его произведения. Эта открытка – акт отчаяния, учитывая, что была написана человеку, к которому Бунин испытывал нескрываемое презрение: «…я в таком ужасном положении никогда не был – стал совершенно нищ… и погибаю с голоду вместе с больной Верой Николаевной».

Сопоставив текст открытки с припиской к письму Телешову, Толстой пришел к выводу о возможном решении Бунина вернуться «домой». В письме диктатору Толстой испрашивал «позволение» предпринять шаги в этом направлении. Однако началась война, и вопрос был снят. После войны к нему вернулись: с «самого верха» было спущено высочайшее пожелание «склонить Бунина к возвращению». Во всяком случае, не по своей инициативе посол во Франции А.Е. Богомолов уговаривал K.M. Симонова «подтолкнуть Бунина к мысли о возвращении». Симонов в «Истории тяжелой воды» пишет, что с «охотой взял на себя это неофициальное поручение». Что из этого получилось, известно. «Закусив удила», Бунин долго гонял заиндевевшего Симонова вопросами: «А где Бабель… талантливый писатель, совсем не слышно?», «А что Пильняк, не люблю его, но имя известное?», «Мейерхольд гремел, гремел, а теперь о нем ни слова» и т. д. Симонов якобы отвечал односложно: «Не могу знать».

Действительно, война склонила Бунина к некоторому «полевению». Настолько, что он в мае 45-го года в эйфории от победы над немцами, которых он ненавидел не менее большевиков, «оскоромился»: принял приглашение посла Богомолова и присутствовал на приеме в советском посольстве, данном в честь Победы. После этого эмиграция отвернулась от него, а такие ближайшие люди, как Борис Зайцев, так и не подали ему руки вплоть до смерти. Однако не только о возвращении в Совдепию, но даже о поездке туда с «открытой обратной визой» речи быть не могло.

В том же мае 1941 года, когда отправлялось письмо Телешову, слушая московское радио о том, что какой-то «народный певец» живет в каком-то «чудном уголке» и поет: «Слово Сталина в народе золотой течет струей», Бунин воскликнул: «Ехать в эту подлую, изолгавшуюся страну!» («Устами Буниных», Посев, 2005.)

Значительно позже он получил от Телешова описание празднований по случаю 800-летия Москвы. Помимо прочего Телешов писал: «Жаль, что ты не использовал тот срок, когда набрана твоя большая книга, <…> тогда ты мог быть и сыт по горло, и богат и в таком большом почете». По этому поводу Бунин писал М. Алданову: «Прочитав это, я целый час рвал на себе волосы. А потом успокоился: что могло бы быть мне вместо сытости, богатства и почета от Жданова и Фадеева, который, кажется, не меньший мерзавец, чем Жданов».

Короче, ни при каком нищенствовании в эмиграции, ни при каких благах в России («с колоколами будут встречать», предрекал Толстой при их последней встрече в 36-м году), ни при каких условиях не мог Бунин приехать в Советскую Россию. Это было бы предательством самого себя, своего человеческого достоинства, своей чести и своей совести, своего права мыслить, жить и творить свободно.

«Очень хочу домой!» – «Домой» – естественно, это Озёрки Орловской губернии, Елецкая гимназия, Орел и роман с Варварой Пащенко, это общение с Чеховым, ресторан «Палкинъ», это «Антоновские яблоки» и «Легкое дыхание». Это нормальная страна, с вменяемыми законами жизни, родным языком, трудолюбивым большинством, с впитанной с молоком матери родной культурой. «Вспомнил лесок Поганое, – глушь, березняк, трава и цветы по пояс, – и как бежал однажды над ним вот такой же дождик, и я дышал этой березовой и полевой, хлебной сладостью и всей, всей прелестью России…» («Окаянные дни»). Это память о планете под названием Россия, не имевшей ничего общего с той страной, куда его робко пытались заманить.

Даже «открытая обратная виза» не могла отретушировать его холодной ненависти, его органического омерзения к режиму и, главное, к тому народонаселению, которое это режим востребовало и которое его питало. В этом смысле он мог бы подписаться под известными словами Романа Гуля (о них позже).

Впрочем, и своих слов ему хватало.

«Кто смеет учить меня любви к ней (России. – А.Я.) Один из недавних русских беженцев рассказывает, между прочим, в своих записях о тех забавах, которым предавались в одном местечке красноармейцы, как они убили однажды какого-то нищего старика (по их подозрению богатого), жившего в своей хибарке совсем одиноко, с одной худой собачонкой. Ах, говорится в записках, как ужасно металась и выла эта собачонка вокруг трупа и какую лютую ненависть приобрела она после этого ко всем красноармейцам: лишь только завидит издали красноармейскую шинель, тотчас же вихрем несется, захлебываясь от яростного лая! Я прочел это с ужасом и восторгом, и вот молю Бога, чтобы Он до моего последнего издыхания продлил во мне подобную собачью святую ненависть к русскому Каину». (Миссия русской эмиграции. Речь, произнесенная в Париже 16 февраля 1924 года.)

Этому и учусь у моего великого учителя.

И я молю Всевышнего о том же.

###

Как-то, когда ещё жил в России, пытался позвонить по телефону Ж-2-20-32. Номер изменился. Возмужал. Букву Ж упразднили. Циферку прибавили. Телефонизация шагает по стране. Стало 272-20-32!.. Никого из старых соседей уже не было, и быть не могло. А если бы и были, о чем я мог с ними говорить? Звонил, с ужасом ожидая услышать чей-то знакомый голос, который звучать не мог. Но… Слава Богу, никто не подошел.

###

Мама ни разу после войны не ездила в Чаусы. Наверное, и я бы не смог.

###

Любу временно привезли к Коржавину. У нее ещё две операции, которые не спасут, но, возможно, снивелируют огрехи первой.

Сидят на кровати, как две подраненные птички на ветке. Она читает ему Киплинга. Он моему приходу обрадовался, но быстро устал. Оживился только тогда, когда стал говорить о ссоре, произошедшей между Б. Сарновым и Ст. Рассадиным. «Из-за пустяка! Из-за сущего пустяка!». Он живет тем миром, миром своей молодости, своих друзей, которых уже почти совсем не осталось.

Кормил его с ложечки. «Как я себя ненавижу!» – «За что?!» – «За то, что дожил до такого (беспомощного. – А.Я.) состояния».

###

Протоиерей Всеволод Чаплин – большой шутник. Когда анонсируется его очередное откровение, готовишься смеяться, как при появлении Тарапуньки и Штепселя (были такие юморные ребята на советской эстраде 50-х – 60-х годов). Это и Моцарт – Бритни Спирс своего времени, и баснословные то исчезающие с фотографии, то возникающие опять часы на руке Патриарха. Это – купеческая роскошь одеяний, машин и покоев Предстоятеля, как часть его послушания, и отрицание веры, как сферы частной духовной жизни человека, и попытки создать общероссийской «дресс-код», и многое другое.

Но вот однажды высказался, видимо, всерьез, и я «сделал стойку». Цитирую: «Они (верующие России. – А.Я.) должны были отвечать всей силой оружия и силой народного сопротивления против большевиков. Нравственное дело, достойное поведения христианина, – уничтожить как можно больше большевиков, чтобы отстоять вещи, которые для христианина являются святыми, и свергнуть большевистскую власть» (Интерфакс, 21. 03. 2012). Не совсем сочетается с Нагорной проповедью. – «Я говорю вам: любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас, чтобы стать вам сынами Отца вашего, Который на небесах, потому что солнце Свое Он возводит над злыми и добрыми и изливает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:44–45). Не сочетается, но, грешный я, сочетается с моим глубинным убеждением: большевики и чекисты, как самое страшное порождение большевизма, – есть нелюди и долг христианина уничтожить это внечеловеческое зло. Возрадовался: неужто предали анафеме сергианство?! Отреклись от богопротивного заблуждения?! Признали, что сергианство, являющееся базой идеологии нынешней РПЦ, есть церковная ересь? Стали выдавливать веками аккумулированный сервилизм? Обрели независимость от Богопротивной нынешней светской власти?

Угадайте с третьего раза!

Ежели нравственное дело христианина есть уничтожение как можно большего числа большевиков, то, стало быть, Катакомбная Церковь есть Истинно-Православная (то есть суть Ее соответствует названию). Более того: Живая Церковь, которая не умирала в самые жуткие периоды репрессий, есть истинный светоч Православия. Архиереи, духовенство и миряне, не пошедшие за раскольниками – «обновленцами» и не признававшие Декларацию митрополита Сергия от 1927 года, хоть и не уничтожали большевиков и чекистов, но сохранили верность Христу и не повелись на дьявольский соблазн во имя сохранения внешних канонических форм. Иосифляне не приняли политические требования Советской власти, «лежавшие вне пределов верности Церкви и Христу» (слова патриарха Тихона, свидетельство М.А. Жижитенко, впоследствии – тайного епископа Максима Серпуховского).

Пастырь, лгущий своей пастве, не страшнее ли безмозглой, тупой черни в кожанках и пыльных шлемах, не ведающей, что творит?! И не против ли пастырей, предавших свою паству на поруганье большевистско-чекистской орде, верующие России должны были в первую очередь направить «силу оружия и народного сопротивления» (Вс. Чаплин)?! Об этом протоиерей?

Как говорится, «говно вопрос».

###

Всё представляю, что будет, когда я умру. Внуки, наверное, будут помнить нечто приятное. Доброе, большое. Балавуньки делали. Но быстро забудут. Надо умирать. Но не хочется. Ещё бы посмотреть, как они.

###

Дети моих дочек удачливы. У них были и пока есть бабушки и дедушки. У меня же была одна баба Оля – папина мама. Да и она умерла, когда мне было 5 лет. Но запомнил хорошо. Серые и ясные, несмотря на возраст, глаза, ласковая улыбка, теплые белые руки без украшений, изумрудные сережки в ушах и брошь с потрескавшейся эмалью, старинное жабо, мягкий, забытый ныне петербуржский говор. Она жила со своим старшим сыном, с дядей Шурой и его семьей. Но умирать приехала к нам на Литейный, к своему младшенькому, к папе. Вернее, приехала поздравить меня с днем рождения, пошла в храм помолиться за меня, вернулась, случился инсульт.

Дедушка умер в 24-м году. Ему повезло, лет через 13 ему бы припомнили все: и службу в Адмиралтействе, и Комитет призрения инвалидов и увечных воинов во главе с Императрицей, и работу на большевиков – после революции дед служил в должности начальника Обще-распорядительного отдела штаба ВС России, во главе которых стоял Троцкий, и Кронштадтский мятеж, к которому он не имел никакого отношения, что не помешало его «повязать» (до кучи).

Жизнь им выпала не сахарная, но умерли они в своей постели (дяде Шуре удалось добиться освобождения дедушки).

Мамины родители погибли в первый месяц войны. По одним сведениям, их расстреляли в Чаусах, по другим – сожгли живыми.

###

Как смогли мама, ее братья, сестры жить после этого? А жили. Что было делать?!

###

Раньше я просто воспринимал это, как факт истории моей семьи. Трагичный и непостижимый факт. Представить, как два старика раздеваются у рва, складывают свои вещи, ничего не понимая, в оцепенении, чего-то ждут в те мгновения, которые осталось жить, даже не предполагают, что их могут убить – за что? – представить это невозможно. А может, они все поняли и взялись за руки?

Однако с возрастом стал физически ощущать этот ужас, это отчаяние бессилия, этот невысказанный вопрос к Нему: неужели Ты не видишь, неужели не… И запах горелого мяса.

4 часа утра – самое трудное время. Врач все время напоминает, что сердечные лекарства надо принимать на ночь. Как правило, часам к пяти утра происходит необратимое, если суждено. Под утро, действительно, думаешь о самом страшном, вспоминаешь самое постыдное, и сердце жмет. В последние годы именно ночью ощущаю в себе кровь и плоть моих ближайших предков, их боль и страдание. Но днем не лучше.

###

Как-то, читая подлинные документы Холокоста, наткнулся на описание расстрела 5 октября 1942 года, сделанное неким Германом Грабе (Graebe). Когда читаешь о столь массовых зверствах, теряешь ощущение трагедии. Остается статистика, страшная, но безликая. Но вдруг: «Обнаженная семья у рва, семь человек. <…> Седая женщина держала на руках ребенка, качала его и что-то напевала. <…> Мужчина держал маленького мальчика за руку и что-то тихо говорил ему. Изо всех сил мальчик старался не плакать». Я представил себе личико этого мальчика, его мужественные усилия и увидел моего Аарона. Он тоже героически борется со слезами. Подбородок дрожит, но он пытается улыбаться… И седую женщину с ребенком на руках увидел… Лучше бы не читал эти документы.

Принял нитроглицерин и пошел работать – играть в Boston Ballet.

В середине урока подошла педагог-репетитор, милая пожилая американка и сказала: «Саша, может, вам пойти домой. Вам же плохо. Я вижу». Остался. Одному ещё хуже. И не пройдет это в один день. Дрожащее лицо мальчика и вымученная улыбка за секунды до смерти – это навсегда.

###

Примерно тогда я понял, что и мои родные – бабушка Фейга с дедушкой Абраамом, и неизвестный мальчик, сдерживающий слезы, и ребенок на руках седой женщины, и полупарализованная старуха, которой помогают раздеться перед рвом другие женщины – это моя семья, мои соотечественники, представители моей подлинной родины.

###

Мама была права, что ни разу не поехала в Чаусы после войны. И почти никогда на эту тему не говорила. С этим жить невозможно.

###

……………………………………………………………………………….

###

Упоминавшаяся ранее моя кузина Тамара, или Томочка – как ее все зовут, любя – в своих воспоминаниях об этих страшных днях помимо всего прочего написала, что многие могли бы спастись, уйдя на Восток до прихода немцев. Но царила тотальная ложь: враг, мол, отбит и опасности нет, и все оставшиеся, кого она знала, – погибли. Другой очевидец рассказывал мне, что по колхозной «тарелке» (это было под Минском) ещё звучали бодрые сводки о подбитых немецких самолетах и о мощном ответном ударе, беженцы из западных районов думали, не пора ли возвращаться домой, а по улицам уже пылили первые вражеские мотоциклисты. И глазам своим не верили! Не может «тарелка» врать! «Эти в касках» случайно «забрели».

Врали, врут и будут врать. Что они ещё умеют? Что поразительно, им верили, верят и будут верить. Если репродуктор кричал об очередном снижении цен, а от матери письмо, что накопала только три мешка картошки, хлеб по спискам дают (В. Тендряков. «Охота»), и это весь «рацион» на долгую зиму, то верили репродуктору.

«Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека – он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность, как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами». Эти слова приписываются академику Ивану Павлову (начало 30-х годов). Кто бы ни был автор, точно.