Текст книги "Глобус Билла. Первая книга. Почти человек"

Над ангарами сияло выцветающее от прорех небо: злато Эриду, ныне мифическое, истощалось. Этим утром казалось, что оно тратится на глазах. Билл сморгнул это небо и отправился к фургончикам, которые ругали друг дружку уже нелитературно.

Навстречу ему шёл Энкиду. Когда брат приблизился. Билл поднял одну бровь – потом другую. Вспомнил ссору номер один.

Накануне – до истории со шляпой – они сидели в проклятом номере одиннадцатом.

– Положение Нибиру на карте движения не слишком благоприятствует полёту. Полёт удлинится… зато мы будем избавлены от опасностей, могущих воспоследовать от сближения.. Если мы выполним миссию до того, как Нибиру сблизится с колонией, всё вообще пройдёт, как по смазочному маслу.

Билл молчал и слушал, мрачнея на глазах. Шанни незаметно поглядела на Энкиду, который слова после своего «здравствуйте» не сказал и пару раз сунул руку в карман, будто проверяя, не потерял ли что.

– Все возможные опасности на маршруте известны. Разве что мы с него сойдём… в соседнем Квадрате за государственными границами есть кое-что…

– Откуда тебе известно?

– Твоя обсерватория не единственная на Нибиру, Билл. – Ас отклеил взгляд от карты.

Билл некоторое время смотрел на него, потом спросил:

– А ты вообще чего? И вообще, кто сказал тебе, что ты летишь? А?

Билл завертелся за столом, посмотрел на всех по очереди.

– Кто ему, – указал, не поворачиваясь к Асу, – сказал, что он летит?

Снова поворот и встретился взглядом с Асом.

Его величество приподнял ладони, искусно удерживая тремя пальцами очки и ссору.

– Билл. Билл! Успокойся. Ну… это я. Я сказал.

Ас встал:

– Мне выйти?

Король возмутился:

– Ни в коем случае.

Но взглядом показал – чешите отсюда, как можно, скорее, милейший. Погуляйте, за мороженым сходите.

Милейший так и сделал, не хлопнув дверью.

В тишине отец придвинул по столу руки. Билл сидел полуотвернувшись. Шанни хмыкнула.

– Билл, он летит. Он должен лететь непременно.

Король вздохнул.

– Билл, наверное, я, и впрямь, должен тебе объяснить. Ведь ты отправляешься в неизвестное. Хотя замечу, я от тебя не требовал, чтобы ты объяснил свой выбор. Твои друзья не вызвали у меня вопросов.

Билл вскипел.

– Они и не могут вызвать вопросов. Они – мои друзья. Но с какой стати мой телохранитель сидит тут на равных с моими друзьями и высказывается относительно, понимаешь, траектории?

– Билл… хоть на секунду ты относился к нему как к слуге? Ну? Сир Александр – наша верная опора. И потом… он принадлежит, пусть неофициально, к такой семье, которая названа в древнейшем перечне. Если бы они принимали участие в политической гонке…

– То покоились бы уже под вековыми деревьями.

– Билл, как тебе не… Ваше высочество, сир Александр после вас второй по знатности нибириец. И если его статус кажется тебе сомнительным, вспомни, что и ты…

Билл подскочил.

– Сегодня же уговорю маму выйти за тебя. Чтобы только прекратить эти намёки.

– Билл… видишь, ты не терпишь даже каких-то намёков, которых и в помине нету. А каково этому чистокровному нибирийцу, наследнику такого имени… которое он не имеет права носить. И он себе такого не позволяет. Он выдержан и спокоен. Поэтому он летит… в смиренной роли твоего телохранителя и твоего командира.

Билл угрюмо молчал. Шанни кашлянула. Его величество взглянул на неё с приветливой рассеянностью или рассеянной приветливостью. Его галстук-селёдка намекал на то, что царь склонен выбирать слова.

– Государь… не следует ли пригласить сюда сира Александра?

– О да… конечно. Билл…

– Делайте, что хотите.

Король оглядел их. Его взгляд остановился на Энкиду. Тот понял, что от него ждут белого шара.

– Леди, государь, и ты, Билл… я, вероятно, самый сомнительный член экипажа, но коль скоро я лечу с вами, я должен объяснить…

Билл перебил:

– Никто никому ничего не должен. Я подумываю о том, чтобы встать и уйти за мороженым. Кому какое?

Король устало взглянул на него. Энкиду продолжил:

– Услышав, как значительны личности прочих, я не настаиваю на своей кандидатуре.

Все замерли. Король нахмурился.

– Сир, – сказал он, не запнувшись, – я последний, кто бы не обрадовался при известии, что славный парень останется на Родине, вместо того, чтобы подвергаться опасности в дальних краях. Кроме того, – он на секунду замолчал, – кроме того, вы мне понравились… в вас чувствуется благородство высшей пробы… не скрою, я приветствую ваш отказ. Тем не менее…

Но, тем не менее, король не сказал ни слова до тех пор, пока не вернулся Ас. Он вошёл с таким спокойным выражением лица, что ясно было – нибириец не в себе. Билл сразу растрогался и устыдился. Шумно встав, он на минуту превратился в ветряную мельницу:

– Дружище, тысячу поцелуев… то есть, извинений.

Оба посмотрели на Шанни. Отец с удовольствием изучал свой галстук, вдавив подбородок в узел.

Ас и Билл пожали друг другу руки. Король тут же вскочил и стал совать свою, так что они даже слегка запутались, кому отвечать на порыв и принимать предложенное. Покончив с ладонью сына и вытащив с осторожностью собственную из пальцев бастарда, король вспомнил про Энкиду, и тот, неловко поднявшись, так что поехал стул, смиренно протянул очень широкую, смуглую и поцарапанную ладонь, вместе с запястьем, выше задравшегося манжета куртки светлым и золотистым.

Король трижды по числу рукопожатий сказал:

– Славно… ох… как приятны эти молодые руки, не знающие сомнений.

Шанни, опустив взгляд, в котором прятала смех – ну, и правда же, смешно – ждала, когда они вспомнят о тех, кому руки жать не подобает.

Все трое замерли, глядя на её склонённую светлую макушку. Она подняла обе руки.

– Боюсь, моя кожа распухнет от ваших поцелуев, господа.

Король захохотал, Билл тоже проблеял что-то, зорко следя за всеми. Энкиду заметил:

– Верно.

И поклонился ей.

Шанни сказала:

– Если вы покончили с нежностями, девочки… как насчёт погрузки? Бантики, чемоданы.

Король с жаром подхватил, садясь и жестом приглашая всех:

– Ох, я так волнуюсь.

Площадь осветилась солнцем по лужам. У забора происходил шум, состоящий из растерянно агрессивного мужского и слабеющего голоса плюс грохот. Вылетел, играя поблёскивающими мышцами мотоцикл и понёсся на них со всадником, сидевшим удивительно прямо. Чёрный и блестящий, он был быстр. Со сдержанным скрежетом затормозил у самого папиного ботинка. Всадник отличался стройностью и спустил с педали длинную ногу.

– Сунн… – Слабо воскликнул отец.

Ботинок дернулся, и плеск взлетевших капель отразился в его начищенном носке.

– Деточка… королева, ты в порядке?

– Спокойно, Баст. – Отрезал низкий и женственный голос из глубины шлема. – Если бы у тебя были братья, которые оставляют тебя двухлетнюю в пыли у забора, чтобы покататься втроём на одном велисапеде, ты бы не боялся потерять чувство политического равновесия. Во всяком случае, не отдавал бы приказы об арестах шёпотом и озираясь по углам.

Из остекления шлема ярко засияли глаза. Две поднятые руки, потянув заблестевшую кожу куртки, поднялись к шлему.

Задвинув вверх забрало, она оглядела их. Высвободила голову. Взгляд остановился на отдалённой фигуре Энкиду.

Ас со страшно деловитым видом шедший к служебному помещению, вдалеке остановился. Его фигура изобразила поклон.

Шанни поздоровалась, сделав чуть ли не книксен.

– Ах, дорогая… ты изумляешь меня. Эта женщина изумляет меня.

Баст заворковал, отступая и уходя туда, где Ас разговаривал с кем-то возле служебного помещения:

– Ты плохо себя ведёшь.

– Ты не первый, Баст, кто мне об этом говорит.

– Кто же был этот первый, который в прошедшем времени? – Дерзко осведомился Билл.

– Своей няне я сказала, что в следующей жизни буду хорошо себя вести.

– А она?

– Просветила насчёт ответственности за поступки. Она была приверженкой традиционной морали и атеисткой.

– О, это ужасно.

– Это полезно. Я благодарна твоему дедушке за такой выбор.

– А?..

– Твоя бабушка стояла за некий закрытый монастырь, откуда девочек не выпускают, пока им не исполнится столько, сколько было мне, когда я меняла пелёнки одному нибирийцу. Из чего я заключаю, что мама была права. – Леди Сунн быстро оглядывала площадь.

Её взгляд нащупал сокровенный заборчик, за которым, притихнув, нетерпеливо ожидал своей участи Глобус.

– Странно… ведь обычно ты выбираешь что-нибудь большое… самое большое.

Поскольку леди Сунн выдерживала в обществе сына долее пяти минут, он мог спокойно, и не рискуя быть обвинённым в дерзости, заключить, что его мама – не святая.

– А как насчёт порчи прекрасного нибирийского воздуха? – Вякнул Билл.

Он показал на маячившего Аса.

– Наперсник очень строг на этот счёт.

Леди Сунн фыркнула:

– Власть развращает, и перестаёшь думать о других.

Ас, подходя, просветил:

– Билл, эта машина на синергии. Мэм…

Шанни, соблюдавшая дистанцию, решилась на комплимент:

– Вы очень хорошо держитесь в седле. Билл, ты научил?

Леди Сунн возмутилась.

– Да я его близко к моему душке не подпущу. Когда мотоцикл катится вниз, Билл начинает визжать и вообще издаёт такие звуки, что все смущаются. После того, как отскочат.

Стоя рядом и придерживая солнце тонкой ладонью напросвет, она посмотрела на сына. На того, из них, кто против солнца был чёрным, высоким, выше прочих, силуэтом.

Он отошёл к Энкиду. Они заговорили. Солнце обвело его голову, и грива зажглась.

Леди Сунн вспомнила.

Посещение храма с предварительным показом трёх пальцев в обществе конюха было не первым посещением такого рода мест для Билла.

Когда леди Сунн имела опыт общения с Биллом чуть менее года со дня знаменательного события, она завела обыкновение гулять по городу.

Сама она объясняла это своей подруге так:

– Такое ощущение, будто я десятилетиями жила под столом в обществе недоброшенных до корзинки одноразовых пелёнок.

Город был тих и сумрачен в такой же месяц начала лета. Она вошла в тихий дворик знаменитейшего из открытых для посещения храмов. Билл сидел на ремне, которым она препоясалась таким образом, что маленькая голова в рыжем пуху выглядывала у неё из-за плеча, как новое оружие.

Она вошла в сквозящий, как праздничный конверт, высокий дом. Квадрат света и стоящего до купола сладкого свежего дурмана был на четыре стороны пробит искрами разных цветов. Шары планет и птицеобразные кометы по традиции кружились на высоте.

Изображения предков сияли по стенам. Сурово сжатые губы и смеющиеся глаза выглядывали из лёгкого полумрака в облаках курящегося белого дыма.

Молодой священнослужитель готовил что-то к службе в центре помещения. Перед ним на возвышении лежал венец Первопредка. Тяжёлая с виду голова леану в крылатом шлеме скалилась в окоёме драгоценных камней.

Переливался синим огонь во лбу зверя. Увидев Сунн, служитель скромно потупился. Потом, взглянув ещё раз и увидев торчащую из-за плеча голову Билла, закопошился.

Сунн вытащила ребёнка резким движением, как компактную взрывчатку и, перебросив его на руку, взяла под основательную часть. Голова в рыжем пуху завертелась.

Священнослужитель замер, потом, увидев, что Сунн с младенцем приближается, поспешным и каким-то вороватым, как ей запомнилось, движением переложил венец подальше. Сунн тихонько рассмеялась, и строгое изображение над возвышением на миг согрелось полыханием рогатого камня в венце.

Сейчас ей вспомнился этот поход во всех подробностях, до искорки на острие волшебного камня, венчающего корону царей.

Она посмотрела на стоящую рядом Шанни и, повинуясь неясному чувству правоты, медленно молвила:

– Вот что…

И пересказала, не особенно подбирая слова, сугубо фактически, давнее происшествие, оказавшееся забавным. Шанни выслушала и молчала.

Леди Сунн тоже.

– Но… – Сказала Шанни.

Она хотела спросить:

«Зачем вы это мне…»

– О чём вы, девочки, беседуете? – Спросил, подходя, его величество.

Сунн замешкалась. О диво. Шанни посмотрела на переводящего взгляд с одной леди на другую царя и увидела, что у него сдвигаются брови в очках. Шанни поспешила:

– Страшно неловко… мы говорили о…о всяких украшениях.

Отец Билла изумился:

– Ну, конечно… вот я дурак. В смысле…

– О чём ещё нам, девочкам, говорить. – Согласилась Сунн и добавила:

– Вообще-то мы говорили о деторождении, Баст.

Тот нахмурился. Отошел, покрикивая на служащего в окошке проезжающей машины с надписью «Витаминизированные добавки».

Сунн подмигнула Шанни. Отошла и сказала:

– Запомните… если вам придётся выбирать… следует повиноваться инстинкту. Где твой корабль, Билл?

Она кивнула на приветствие Энкиду, подошедшего и, не удовольствовавшись этим, добавила:

– Здравствуй.

Глобус светился сквозь заборчик. Энкиду что-то прятал под курткой.

Его величество снова впал в обычное состояние «на работу, как на праздник»:

– Ах, Сунн, в удивительные времена нам довелось жить. Я, голубушка, подумываю обо всём этом составить мемуар…

Встретив взгляд жены, он поспешно объяснил:

– Не, не, не. На писательские лавры я не претендую. Ты же у нас… вот ты мне, я смею надеяться, и присоветуешь планчик, то сё. И потом зорким оком пройдёшься по моей суетливой и сентиментальной летописи.

– Не пиши, Баст.

– Почему? – Он заметно расстроился.

– У тебя подсознание не годится. Набито чёрти чем.

– Вот те раз. А я думал, что автору положено иметь богатое воображение… что-то вроде романа романов, вечного черновика…

– Вот именно. А не полицейский отчёт, где имя рецидивиста густо замазано чем-то красным и бурым.

Баст покорно замолчал. Покосился на стоявшего рядом Энкиду.

– Видите… как меня-то. Но я ничего… вы практически член семьи, раз летите с нашим мальчусиком. Однако, вот вам, юноша, семейная жизнь.

Он укоризненно посмотрел на Сунн.

– Баст, у Древних ясно сказано – поэт должен быть чист, тогда как стихи его вовсе необязательно.

Баст недоумённо попросил:

– Дорогая… я не совсем. Вот вы, мальчик, вы мне разъясните по причине мужской солидарности.

Вместо Энкиду разъяснил Билл, подошедший с минуту назад и прислушивающийся к разговору:

– Порядочный человек может говорить гадости. А не наоборот.

Они все вместе направились к заборчику. Баст отстал:

– Ты моя ненаглядная, тебе не кажется, что ты чуточку, совсем капельку не щадишь моё самолюбие в присутствии этих славных деток?

– Ничуть. – Отрезала Сунн, увлечённая зрелищем приближающегося сквозь забор сияния. – К тому же, они улетают, так что никому не смогут рассказать.

Баст в упор посмотрел на жену. Сорвавшимся голосом спросил:

– Сунн… что ты имела в виду?

Сунн, громко говорившая:

– Какой выразительный забор, – отвлеклась и с улыбкой, предназначенной Асу, ответила мужу, – то, что славные детки избрали участь хуже не бывает.

Баст потерянно умолк.

– Провиант загружен. – Грубо и сурово проревел глыбообразный прораб, спокойно глядя на Аса.

Ас, который с одиннадцати предыдущего вечера практически не выходил из Глобуса, кивнул.

– Чемоданчики и бантики. – Задумчиво проговорила Сунн и встрепенулась. – Что, всё на месте?

Прораб сухо ответил:

– Ваше величество, всё по списку.

Сунн невозмутимо обошла прораба и скрылась за калиткой в заборчике. Баст посмотрел сначала на жену, потом на прораба. Его взгляд сфокусировался…

– Здрасьте, а это что? – Царь вглядывался в забор.

Шанни колко посмотрела на Билла.

Энкиду заметил:

– Хороший почерк.

Ас подошёл и, обернувшись, воззрился на Билла. Билл вытащил карандаш и в полном недоумении посмотрел на сточенное синее остриё.

Отец осёкся…

– Так вот кто родоначальнику Баст пририсовал…

– Виноват, что… – Мягко узнал Энкиду.

Он был ясный и свежий, в светлой полумаске обнажённой кожи. Золотой крепкий ёжик сидел на его голове приятно плотно.

– Пистолет я ему пририсовал. – Сердито отбился Билл. – Шибко большой.

Проехала машина для пляжей с кучей коробок на заднем сиденье. Водитель не взглянул на граждан, имеющих допуск.

Молчание было прервано внезапно прыснувшей от смеха Шанни. Его величество сразу успокоился, и напоследок пожурив взглядом Билла, снова обрёл привычную целеустремлённость.

– Ох, а это кто у нас? – Страстно сказал его величество, подходя к Энкиду. – Ещё один член экипажа?

Шанни тем временем объяснила Асу, жестом спросившего, куда она собственно направилась:

– Перед дорогой.

– А. – Одобрил Билл. – Предусмотрительно.

Сунн выглянула:

– Ну, всё… я пошла.

Она посмотрела по очереди на всех троих, помахала Шанни и под растерянный вскрик Баста-старшего, ушла по площади к мотоциклу. Они увидели, как она оседлала его и яркие вспышки взлетевших и размётанных лужиц сопроводили вращение колёс.

Билл продолжал смотреть, потом опустил глаза.

Ас тоже провожал глазами всадницу. Он думал о том, что ему сказала она, когда они мимоходом столкнулись.

– Да, а вот вы… мне что-то вам нужно сказать?

Он поклонился.

– Как вам угодно.

– Не угодно.

Пояснила.

– Вы всё знаете… даже страшно делается.

Собственно, вот и весь разговор. Его надо запомнить и обдумать.

…Энкиду молча показал на ладони что-то похожее на обрывок серого бархата. История этого бархата была такова.

Энкиду проходя утром, зачем-то завернул в переулок, поискал сквер. От давешних шляп ничего не осталось. Интересно, возьмёт ли угрюмый командир шляпу с собой? За решёткой в кустах Энкиду засёк движение. Хвостик треугольничком ерошил траву. Энкиду сел на корточки и протянул руку. На решётку шмыгнул и повис крохотный котёнок размером с крысу. Энкиду протянул руку и взял котёнка с забора.

Ас с неописуемым выражением посмотрел на вертевшийся в ладони Энкиду клубочек. Мелькнул один глаз. Второй не показывался.

– Утёночек. – Сообщил Билл. – Сладкий.

Котёнок отвлёк и заворожил его внимание, глядя на Билла суровым и бездумным взглядом, каким только трёхнедельные котята глядят и чиновники при кабинете номер одиннадцать, не к ночи будь помянут.

Ас отвернулся. Некоторое время он обсуждал что-то с позавчерашним инженером, возникшим за его плечом со своим карандашиком, которым он в отличие от Билла пользовался осмысленно.

На них смотрел издалека новый папин секьюрити. Вид у него был важный и затюканный.

– Папа, давно хотел спросить… Его проводок уходит в мозг?

– Старая шутка, молодой человек.

– Не старая, а вечная.

Ас указал карандашом, который ему дал инженер:

– Нет, вот это… пожалуйста.

– Ты чего машешь? – Спросил Билл. – Крылья тут, понимаешь…

Он выпрямился. Энкиду смотрел спокойно. Шанни, подойдя с двумя стаканчиками кофе охотно, хотя и без лишнего энтузиазма, полюбовалась, как требовал Билл, котёнком и даже взяла его, передав один стаканчик Энкиду.

Биллу, потянувшемуся за кофе, было сказано:

– Это не тебе. Это я командиру принесла.

– Это за что такая милость?

Ас издалека сухо, но любезно сказал:

– Огромное спасибо. Не стоило беспокоиться.

Билл предложил:

– Давай я себе возьму. Раз не стоило?

Ас возразил, продолжая говорить с инженером и на секунду поворачиваясь:

– Я тебе возьму. А, ну, руки.

Шанни передала ему кофе. Он взял, не добавляя благодарности, и показал уже чашечкой:

– Животное… это не пойдёт.

Билл ударил себя в грудь:

– Это ты кого так назвал? Это он кого так назвал?

Энкиду тоже спросил:

– Что вас не устраивает, сударь?

Ас отпил кофе:

– Тот, кто у вас на руках. Он не полетит.

– Почему это? – Без вызова узнал Энкиду.

Он выглядел набычившимся. Шапочка обрезанного золота казалась криво надетой модерновой короной. Шанни тоже посмотрела на Аса с вопросом. Зверёк жил своей собственной жизнью, как параллельная вселенная, если таковая имеется. Крохотное одинокое око изучало присутствующих по частям, как они вмещались в кадр.

– По кочану, сударь. – Был ответ.

– Странно, в самом деле. – Заметила Шанни. – Разве тут есть какая-нибудь загвоздка в инструкциях?

Король вдалеке разговаривал с инженером, слушал, и кажется, улыбнулся, когда тот, показывая на корабль, развёл руками.

– Никакой. Просто я сказал. Примите это как первое испытание вашей походной дисциплины.

– Ты что-то имеешь против него?

Билл показал кивком головы так, что непонятно на кого он указал – на Энкиду или на маленький пискнувший клубочек в его руках.

– Нет.

– А если там мыши?

– Поставим мышеловки.

Билл засопел.

– Да, и вообще мышей можно руками ловить.

Шанни поддержала Билла:

– Но, сир Александр… большинство за кота.

– Здесь не демократическое государство, а закрытый полигон. И это не тур по злачным местам Южнонибирии, а разведывательно-дипломатическая экспедиция без военного подкрепления.

Король добавил огня, вернувшись в общество:

– Кто это, кто это у нас такой пуся? Такой злющенький, ух ты.

Ас ответил его величеству ледяным – тьфу – взглядом, но как выяснилось, зря напрягал свой зрительный нерв. Король смотрел на котёнка.

Шанни сказала в сторону:

– Ну, знаете… если вот он будет так разговаривать всю дорогу… «я сказал»…этак у нас холодильник переморозит. Я ещё сто раз подумаю…

Король смутился:

– Ой, девочка… я не хотел вас обидеть. Я какой-то закон о сексизме нарушил? Умоляю простить. Я уж от дел отошёл, мне за этой законодательной модой не угнаться. Не сердитесь на пожилого мужчину и простите.

Шанни от досады покраснела и под язвительным взглядом Аса принялась, запинаясь, пояснять, что она рассердилась на другого…

– Другого мужчину? Тоже пожилого? Ах, не-ет… вот на кого? На моё потомство? Нет? Вы только кивните, и я его мигом – ух. Расказню. Я его в гостиную… на эшафот отправлю.

Ас молчал, облизнув острым языком губы. Билл сказал еле слышно:

– У тебя губы пересохли? Может, ты много писем отправил?

Король осёкся. Схватился за голову.

– Опять впросак.

Ткнул пальцем в памятником торчащего Аса.

– Это вы, милостисдарь? Ох, ты, Абу-Решит… ну, как это я умудрился. Командир, вы, пожалуйста, примите во внимание, что в присутствии леди нормальный мужчина всегда становится слегка агрессивнее, чем утром за завтраком.

Ас с тяжёлым вздохом ответил:

– Ваше величество, я прояснял вопросы бортовой дисциплины.

Пока он произносил эту короткую реплику, король вслушивался в чёткие интонации, как в военный марш, простой и ясный.

Беседа его увлекла.

Билл предостерёг, щекоча котяшку под вставшими дыбком усами:

– Смотри, мы ещё на земле Нибиру… в юрисдикции, так сказать.

– Воля командира тут что-нибудь значит?

Котик исхитрился и укусил микроскопическими зубами Билла за толстый большой палец. Билл взвизгнул. Ас подскочил и раздражённо сказал:

– Да прекрати ты.

Билл сделал вид, что хочет схватить кота, и тот заверещал тонюсеньким голоском.

Ас разозлился.

– Предлагаю вам принять разумное решение, господа.

Билл оживился. Котик принял боевую позицию, упав на локте Энкиду на бочок и выставив ощетиненные коготками лапки. С кристальной чистоты первой ненавистью он смотрел на Билла.

– Ты предлагаешь нам сделать выбор?

Билл показал на него, потом повернулся на каблуке и ловко схватил котёнка, не ожидавшего такой подлости.

В небе развлекалась какая-то птица, зачем-то залетевшая в пространство космопорта.

– И эти собираются лететь сквозь тьму в опасное место.

Ас что-то пробормотал ещё. Билл ласково откликнулся, качая в ладони зашебуршившегося на свету мохнатого солдата:

– А?

Шанни забрала малыша, который внезапно напрочь забыл о драке и умилялся специально вернувшемуся солнечному лучу, а тот умилялся на него.

Король поднял руку, и все повернулись к нему. Он взял котёнка у Шанни:

– Я позабочусь о нём. Ты же знаешь, я люблю кошек.

Он посмотрел на Энкиду

– Сударь, он будет, как сыр в масле кататься… я его как родного… верите? Я ему глаз вставлю.

– Так как выбора у нас нет…

– Может, у вас кто там ещё заведется. – Баст засмеялся.

Лохматая козявка сидела смирно на пиджаке его величества, как новый орден какой-нибудь республики с условным суверенитетом – король любил получать такие ордена. Собрал целую коллекцию. Всё сплошь исторический эксклюзив, ибо республики уже к моменту награждения не существовали.

Билл пустился в откровенность, избрав объектом брата:

– Да у него блохи больше этого кота. Если ты об этом. Он же со зверюшками любит возиться.

– Тогда надо у командира спросить. Поймайте одну. – Неожиданно мстительно отозвалась Шанни

– Вы уж там на Эриду поберегите друг друга. За девушку, смотрите… отвечаете. Эвон какая красавица.

– Ты бы ещё сказал, как в Предании, чтобы я в космосе женился.

– Так ежли есть на ком… мать будет счастлива.

Баст и кот смотрели на Энкиду

– И вы, сударь… знаю вас недолго, но вы мне понравились. Не рискуйте уж там… чтобы вашим родителям писем с каёмочкой не пришлось получить. Ладно?

Энкиду кивнул:

Король возразил:

– Королю всегда отвечают.

Энкиду сказал:

– Да…

Король посмотрел на Аса и молчком пожал ему руку, придерживая внезапно утомившегося и с места в карьер заснувшего кота другой. Билл расстроился:

– Нет, а чё ты ему не скажешь, чтобы на ночь носочки надевал? Спроси, может, он к простуде склонен?

Его величество переполнился чувствами. Заискрив очки, он молвил:

– Так-то, милые детки… – Обернулся. – И пусть эти милые птички станут символом, э… ну.

Билл поощрительно кивнул.

– Только не знакомь их со своим новым наперсником… или познакомь. Если ты ценишь полноту жизни.

Король погрозил ему.

– Иногда ты так шутишь, Билл. Нет, пусть какая-нибудь из этих озорниц совьёт гнездышко в шлеме бога войны.

Билл согласился немедленно.

– Слыхал, Асушка? …только ты, папа, – посягая на отцовскую пуговицу, – посоветуй ему заглянуть в шлем, прежде чем он его наденет. А?

Ас с треском развернул карту. Инженер повёл ладонью, и заборчик привиденчески опал, в еле слышном шкворчании отдираемых виртуальных гвоздей. Глобус возник перед ними.

Двуцветный, он вертелся на полянке среди пожухшей травы, и травинкам, как волосам суждено было вырасти вновь, если из крошечной луковицы может вылупиться точь-в-точь такое же существо, что, конечно, невозможно.

Светило солнце, которое они так называли, хотя это была Вторая звезда с золотистым пепельным светом, не вполне похожим на открытый восточный свет Солнца.

Большой люк занавесом раздёрнулся.

– Привезите мне вола… единорога. Говорят, они там ещё водятся. Телёночка…

Бережно сунув кота за пиджак, отец показал высоту от земли.

– Тогда следовало бы захватить моего дядьку. – Задумался Билл. – Вот уж спец по копытам и воспитанию.

Отец поморщился, если не сказать – содрогнулся. Старого конюха он не полюбливал. Возможно, виной тому было пристрастие сына к своему воспитателю и склонность к месту и не к месту цитировать высказывания конюха, как он отрывки из Предания не цитировал. Если учесть специфическое чувство юмора конюха и форму, в которую оно облекалось, пожалуй, папу можно было понять. Чего стоила, например, назойливая шутка конюха, когда он, встречая его величество, каждый раз говорил:

– Вот те раз. Скажите, мы с вами где-то раньше встречались?

Каждый раз его величество смущённейше и глуповато улыбался и весь перекособочивался, не желая показать своё раздражение. Ну, не злиться же на нибирийца, который так много сделал для его родного сына и – самое главное – умел враз останавливать самые возмутительные выходки его высочества.

Да и вообще старик был славным парнем, древней нибирийской породы, которую он сам определял, как «дворянин столбовой», причём охотно пояснял всем желающим – и нежелающим, – что это, в сущности, обозначает. Дескать, он во дворе стоит и за столб держится. Дальнейшие пояснения он опускал, по безмолвной просьбе леди Сунн, чьи трепещущие от скрытого смеха ресницы, опущенные в нужный момент, действовали на старого воспитателя, как на Билла его собственный окрик:

– Тпру, гадёныш.

Смуглый и невысокий, он состоял целиком из слегка подсохших и железных, как виноградная лоза, мышц. Его лицевой угол был великолепен и напоминал об излюбленном персонаже народного театра, неизменно веселящем жителей побиванием полицейского, быстрым соблазнением принцессы и большой дубинкой, которая, вероятно, и была литературным прототипом пресловутого дворянского столба.

Про конюха было известно, что он родства свово не ведает, будучи беглецом из родимого дома в самом зелёном возрасте, образования никакого, кроме блестящего профессионального, не получал. Однажды Билл, правда, застукал обрывок разговора конюха с леди Сунн. Конюх говорил, отвечая на вопрос хозяйки, на каком-то неизвестном Биллу языке, причём и голос конюха, и его интонации, хоть и безошибочно узнавались в неизвестных звуках и сочетаниях, однако звучали как-то иначе… мягче, что ли.

Увидев Билла, воспитатель ничуть не смутился, и немедленно обретя родной государственный язык во всём его богатстве, нараспев полюбопытствовал:

– Что, высочество, порты помыл?

Во время пребывания в деревенской усадьбе на летнем попечении конюха Билл был им принуждаем стирать «на кулаках» свои джинсы после каждого выезда. Так как, объяснял конюх, лошадь не подписывалась хобот носить.

Все эти мелочные грубости и педагогические методики, смахивающие временами на откровенный террор – однажды конюх унёс лестницу, и Билл, забравшийся на крышу, на этой крыше просидел ровно сутки – как-то соединились с течением лет в кровную нерасторжимую привязанность. Когда появился его величество, то часто вздрагивал, услышав, как конюх объясняется с его ненаглядным зерцалом… но леди Сунн каждый раз говорила:

– Если бы не он, милый, твой сын уже спалил бы школу.

Его величество против воли заинтересовался:

– Как он отговорил Билла?

– Сказал, что если он подождёт, то сможет спалить что-нибудь побольше.

Король опять вздрогнул.

– Шучу, Баст. Если честно, я не знаю, как он добивается послушания. Знаешь, – в бесценном порыве откровенности добавила она, и Баст-старший затаил дыхание, – когда я поняла, что у меня на руках бомба с запущенным часовым механизмом, я чуть не впала в отчаяние. И эта случайность… он – старый друг моего отца, служил у него в лаборатории… не спрашивай, не знаю, что он там делал… словом, когда я случайно встретила его, с тех пор я и поклоняюсь Случайностям, которые так долго исследовал мой отец. Правда, пришлось привыкнуть к новому словарю… но это, в конце концов, только высвободило моё мировоззрение, а это в твоей, Баст, тоталитарной стране прямо-таки бонус…

И, глядя в глаза мужа, она произнесла несколько предложений единым духом. Отдышавшись, Баст-старший сдавленно рассмеялся.

– Твои дивные губы, дорогая, дорогая…

Разумеется, Билл и не подумал расспрашивать старика о речах на неизвестном языке. Ответа ему пришлось бы долго дожидаться. К тому же, если конюху припадала охота что-нибудь рассказать Биллу, то это всегда стоило потраченного времени.

Словом, папа явно не впал в восторг относительно предложения Билла. Это много говорило о конюхе, ибо даже возжелай Билл взять с собой своего первого друга и первейшего на трёх материках грубияна, осуществить это намерение не смог бы даже папа леди Сунн и вся его волшебно-научная рать. Не было его уже… разве что обратиться к миру духов. Но где, в каких обителях пребывал этот смуглолицый, с железной и лёгкой осанкой и такой посадкой в седле, что вспоминались неискушённым всякие сказки о двутелых существах?