Текст книги "Глобус Билла. Первая книга. Почти человек"

Строгое и отменно мужественное лицо в повороте самом выгодном, белеющее в углах еле допущенной к существованию бородки, было другим. Как будто сейчас древний белый храм повернётся фасадом к Биллу, и тот увидит лик чудовища на портике, или того страшно прекрасного мужа с тайной фрески. И тут он заметил, что лоб Аса замётан испариной.

Это до того расстроило Билла, что он позволил себе невероятную глупость. Он спросил:

– Ты… чего? в порядке, что ли?

Ас медленно повернул к нему лицо – ни в кого он не преобразился, а в глазах заблестели таким злым озорством красноватые огоньки, что Билл немедленно утешился. И привидится же… июнь, полночь, чертёнок в ветвях. Извинительно.

– Это что с тобой? – Холодно спросил Александр. – Уж не освежить ли тебя, принц?

Билл вздохнул.

– Тут, к счастью, нету кружка воды, палач ты.

Они смотрели друг на друга понимающими и соперничающими глазами. Соизволив, бастард вспомнил, видимо, о своих обязанностях и сказал:

– В общем, тебя отмочили уже позавчера, и теперь тебя осталось приготовить. Ты как хочешь, властитель? С яблочком в зубах?

Билл сухо ответил:

– Я тебе не паштет. – Он оскалился и нагнулся к Асу. – Как готовят хищников?

Тот спокойно подумал:

– Выпускают на арену.

Билл остыл. Ас насмешливо разузнал:

– Не хочешь положить мне вздрагивающую руку на колено и сообщить, что ты устал? Предупреждаю, я оторву тебе руку.

Билл совсем успокоился. Тень боли и недоумённая гримаса на лице приятеля объяснились только лишь игрой света и тьмы. Но до чего же они похожи, в таком случае?

Билл сообщил, радуясь, что теперь сможет немножко пожаловаться, не повредив своей мужественности:

– В общем, папа полон доброжелательности и готов к жертвоприношению.

– То есть, к предательству.

– Похоже. – Уныло молвил Билл.

Ас соображал.

– Странно… Если у него нет замены…

Билл вскинулся.

– Какой такой замены?

Ас нехорошо развеселился:

– Тебе. Замены. Ну, чего уставился? Скажем, он полюбил другого мальчика, более красивого и воспитанного, и решил, что этот мальчик Унаследует Всё.

– Да? и кто же этот мальчик?

Ас пожал саркастическим плечом.

– Я, например.

– Ты?

– Ну, да. А что такого? Ты вспомни, как подозрительно он всегда на меня смотрит… хвалит меня. Мол, какой я стройный. Разве это не наводит на сомнения?

Прошло полминуты, и Ас издал очередь тех звуков, которые почему-то называют здоровым хохотом.

– Видишь? Даже ты купился. Ну, на полсекунды.

– На полсекунды можно поверить во все. — Проворчал Билл. – Даже в то, что у отца есть ещё один наследник.

Ас возразил.

– Что за сексизм?

– Ну, наследница. Но…

– Но мы знаем, что это не так. Кроме того, если даже не принимать в расчёт родительской любви и тра-та-та, ему потребовался бы только генетический потомок… его величество не из тех, кто способен полюбить найдёныша. Да и закон бы ему не позволил.

– А как насчёт мифического дяди? – Размышляя, произнёс Билл. – Что, если тот ещё о чём-то сообщил в своём послании? И кто он вообще?

– Ты же не подозреваешь императора, что он способен предать Родину?

Билл помахал перед ним пальцем в темноте.

– И не надейся, милейший найдёныш. Я слова подбираю.

И встрепенулся…

– Слушай… а может, это всё выдумка? И нету никакого дяди?

– Но Эриду есть?

– Эриду… есть, так её.

– Полегче об исторической Родине. Я вот о другом подумал. Одно слово…

Билл мучительно угадал затрепетавшее нежнейше на крепких устах бастарда слово.

– Ловушка… нет. То есть, ну, да. Уж не поедает ли дядя Мардук белых и крупитчатых молодых мужчин? Какого-нибудь талантливого бастарда? С прекрасным лицевым углом и так далее?

Ас повернулся к свету. Окно на чердаке решительно погасло. Оба болтуна погрузились в отстойник ночи по самые ушки. Запах цветов сделался сильнее.

– Самозванец… – Услышал Билл.

Билл пожал плечами, хотя знал, что в темноте не видно. Вдруг глаза бастарда блеснули совсем близко. Билл ответил на невысказанный вопрос.

– А я разве не самозванец?

– Да помолчи ты. Тот парень сказал…

– Какой парень?

– Тот, которого ты принял за девушку.

– Вернее, девушку я принял за парня. И не я один, между прочим.

– Она сказала… Тогда я не стал грузиться.

– Насчёт мировой экономики? Я помню только, что она меня оскорбляла почём зря.

Ас промолчал и после молчания сказал:

– Ты не можешь лететь один. По крайней мере, это ясно. Да… это ясно, по крайней мере.

В полной темноте над ними хлопнула рама окна, и сдержанный голос забубнил:

– Нет покоя. Говорят и говорят… как бабы.

Оба покаянно помолчали. Билл негромко сказал:

– Извините.

Он встал, и лоза вьющегося растения-свидетеля легла на его плечо.

– Сегодня я та-ак домой не хочу. – Поведал Билл шёпотом.

Он посмотрел на Аса.

– Быть может… Если у тебя там нет никаких неожиданностей… в конце концов, телохранитель ты или как? Взял бы да и уложил моё тело, подушечку, это самое…

Тот беспросветно усмехнулся, но так как Билл присмотрелся в темноте, то увидел и зубы. Ас поднялся и встал вровень с Биллом.

– Смотри, не пожалей.

– У тебя носочки разбросаны?

Ас вздохнул.

– В самом деле… а то тут белочки ходят. Ступайте за мной, ваше высочество.

Над парадным тоже свисали белые цветочки. Очень контрастирует с мужественной спиной шедшего впереди бывшего военного. Войдя в крохотную прихожую, где, наконец-то, их окружило слабое и дрожащее сияние лампочки, осветившей почтовые ящики и, скрипнув первой ступенькой деревянной лестницы, Билл сделал этнографическое замечание:

– Чисто у вас.

Шедший на ступеньку быстрее и выше, Ас ответил:

– Все вы так говорите… которые приходите…

– И что ты им отвечаешь? Тем, которые приходят?

– Спроси, кто тут убирает?

– Ну, спросил.

Ас обернулся, щупая карман на груди чувственным движением длинных и белых сухих пальцев.

– Все по очереди, из постоянно живущих.

– И ты?

– Ну, да.

Билл поделился после молчания на следующем лестничном пролёте:

– Прельстительное, должно быть, зрелище.

– А то.

– Небось, раздеваешься до пояса и пыхтишь?

– Не без того.

– О сколько дев всех трёх материков хотели бы увидеть это.

– Я записываю номера.

– На ладошке.

– Да.

– У себя?

– Нет.

– Но ни одной ты ещё не хотел опрокинуть под каблучки ведро с мыльной водой?

– Где-то так.

Остановился на площадке. Через узкое окошко виднелась ящероподобная кладка стены, и снова Биллу показалась тень с хвостом.

– Белочки. – Пробормотал он.

– Что?

– Спрашиваю, какой это этаж? – Рассматривая номера на дверях, сказал напрягшимся голосом нежданный визитёр.

– А белочка его знает.

– У тебя какой номер?

Ас сверкнул ключом, как ножичком.

– У меня нет номера.

– Вот ты какой.

Отодвинулись под рукой хозяина две двери, как будто нос в цветик сунули. Однако, соблазнительный мойщик полов себя бережёт.

Ас с бесцеремонностью господина территории вошёл в квартиру первым, заставив слегка застрять крупные плечи и прочее венценосного посетителя. Билл вошёл – и, ну, опять! – в темноту, которая начала ему поднаедать.

Ас, впрочем, к облегчению Билла сразу зажёг свет, но абажурчик, повешенный низко, пыхнув зелёным защитным светом, тут же погас, успев показать коридор в комнату, дверь и кухню – всё прибранное, никакой зловещей паутины в углах мужского заповедника.

– Чего это она? – Спросил Билл, имея в виду норов лампочки.

Ас пожал плечами во вновь загоревшемся свете.

– У моей электропроводки такой характер. Нервничает, когда видит бога огня.

Он ввёл Билла в комнату мимо закрытой двери.

Первое, что бросилось в глаза – именно, можно было представить этот бросок, – выглядело, как табуретка. Неказистая и сбитая ладно и основательно, она казалась занёсенной сюда ураганом из совсем другого дома. Что-то от самого зла было в её четырёх ножках. Легко представить, как её выбивают из-под кого-то и потом ею же молотят по беззащитно прикрываемой руками голове.

Билл сказал, немедленно, с молчаливого разрешения хозяина опускаясь на низкий широчайший, как юбка великанши, диван:

– А я думал…

– Подушечку.

– Спасибо… думал, у тебя тут повсюду пистолеты… пистолеты.

Он разглядывал книжные, застеклённые затуманенным и, наверно, пуленепробиваемым стеклом полки, отметив, что хозяин не ответил. Да и вопроса-то не было, строго говоря. Было ощущение, что на него кто-то смотрит.

– Спать будешь тут, царственное тело.

– Сказку на ночь?

Билл посмотрел на единственную картину, которую хозяин допустил в своё, лишенное сигналов, жилище. Это был портрет, остававшийся в полутени на свободном кусочке вертикали возле зашторенного окна. Сказать, что он нашёл взглядом портрет, было бы неверно. Портрет нашёл его. Нарисован так, что объект вдохновения смотрит прямо на всех, кто окажется в пределах досягаемости. Старинная манера, так сейчас не рисуют – мы нервны и скрытны. Даже папины бесчисленные двойники смотрят этак вбок, в светлое будущее, чтобы не пугать слишком налогоплательщиков. Ас, наверное, привык, а вообще-то слегка не по себе. Билл ответил портрету своими светлеющими от усталости золотыми глазами.

Из-под угольных бровей, зачернённых по древней военной моде в одну прямую линию, портрет продолжал изучать гостя. Суровое прямоугольное лицо, увенчанное мощной бритой макушкой, под гладкой смуглой кожей на совесть смонтированный железный каркас.

Билл не мог изгнать ощущения, что где-то такое видел. Наверное, в детстве в учебнике, в разделе о старых войнах.

– Это кто, прадед твой?

Ас неохотно ответил, и не думая шебуршиться по комнате, прибирая всякие мелочи и бормоча: «и куда же мне дорогого гостя усадить?»:

– Насколько мне известно, это военачальник былых времён.

Билл отметил умелый ответ – да, обучили его недурно.

– Личико…

Неожиданно он заметил то, что было ясно сразу, но укрылось от определения из-за внешних атрибутов суровости. В глазах изображения, под чёрной нахмуренной прямой, в присобранных морщинками уголках, прятался смех.

Ас постоял, явно не одобряя внезапной страсти к искусству.

– Зубы будешь чистить?

– Свои – да.

Билл помедлил…

– В конце разговора император сказал мне одну вещь, и она не выходит у меня из головы.

Ас посмотрел на всклокоченную башку Билла, продолжая стоять не как у себя перед диваном, а как на взлётной орбитальной площадке. Билл продолжил:

– Мол, если ты не полетишь, тот, кто сидит в конце Большой Аллеи возле пульта передачи и строчит сообщения, может нанести по Нибиру удар каким-нибудь неизвестным новым оружием. И тогда весь наш мир погибнет.

– А так – только ты. Одна нибирийская особь, рыжая, крупная, двуногая, не мог право от лево отличить, далее смотри досье. – Закончил Ас и сел рядом с Биллом, воткнув локти в колени. – Не думал, что когда-нибудь обрадуюсь, что не знавал прелестей отцовской любви. И когда этот арифмометр, в смысле император, завершил свою мысль, ты зарыдал и, крутя кулаками в глазах, воскликнул, до чего же это трогательно?

– Я сказал, что я в гробу видал его стукнутый новым оружием мир, и не мог бы кто другой взять на себя эту почётную обязанность? Я даже предложил ему объявить конкурс, но он только головой покачал в гипотетическом венце и сказал, что в глубине души я думаю совсем другое и что я на самом деле добрый и…

– Какой?

– Добрый.

– И что ты сказал в ответ?

– Что всё будет по его, и что меня по любасику затолкнут в ракету, даже если я буду растопыривать ножки и цепляться влажными пальчиками за косяки.

– Ещё можно намылиться. С ног до головы.

– А. Это я не подумал. Это вот я запомню. Хорошая мыслишка.

– И тут он опять сказал, что ты… как ты сказал?

– Добрый?

– Да? Сказал?

– Не, он заготовил ещё одну фразу. Так как первая не сработала, он вдруг говорит: А о людях ты подумал?

– О каких людях?

– Вот и я грю: о каких, папа? Оказывается, он имел в виду людей на Эриду…

– Если они там есть.

– И я ему так сказал. Тут он состроил скорбное лицо и говорит, что уж, конечно, есть.

– Ты спросил его, откуда он знает?

Билл, оказывается, спросил, но ответа – внятного ответа – не получил. Таким ответам учат на курсах повышения монархической квалификации. Зато папа завершил свою мысль. Мол, если это Мардук пишет послания, тот самый, про которого папа кое-что слышал, то тогда этих людей весьма стоит пожалеть. А кто их пожалеет?

– Это ты меня спрашиваешь? – Узнал Ас. Он слушал с тяжёлым вниманием, рассматривая свои колени, как девочка на экзамене, пытаясь расшифровать написанную на них шпаргалку.

– Нет, это папа у меня спросил. Да так надрывно, знаешь. И смотрит, будто вот он всю свою жизнь, едва убрал первого конкурента на трон и перестал сосать пустышку, только и думал: кто же пожалеет этих людей? Ну, я, конечно, говорю ему этак вежливенько: а я-то с какого тут боку? И, представь, старый уголовник опять зарядил про мою эту, якобы всем ведомую, доброту. Оказывается…

Билл протянул руку и, пощипывая расслабленный узел галстука на шее Аса, задушевно молвил:

– Я бы мог помочь этим бедным людям. Вроде, как спасти от участи. Сечёшь?

Ас с силой отбил его руку. Билл рассмеялся поганым смехом, тряся рукой и снова откидываясь на дорогой его сердцу диванный валик. Ас брезгливо обмахнул пальцами свою грудь. Они замолчали. Ас взглянул на внезапно уставившегося в одну точку Билла.

– Первым делом нам нужно найти по полстакана самогона.

Билл медленно разморозил застывшие глаза, и радужки его принялись теплеть. Он сказал:

– За здоровье доброго доктора, знавшего толк в рецептах.

И, пока Билл произносил эту милую ахинею, он запнулся. Замолчав и глядя на застывшего Аса, он хотел ещё что-то сказать.

Потом спросил:

– Ты тоже это слышишь?

Ас сидел неподвижно, всё его тело изменило природу – к словам Билла он не прислушался. Билл сказал, опять дрогнув голосом:

– Уж не звонок ли это в дверь?

Звонки раздавались в пустоте тишины, сгустившейся после их откровений до состояния маловыносимого. Билл насчитал уже с полдюжины резких и злых, как ему показалось от нервных перегрузок, протяжных звуков.

– Ты кого-то пригласил и забыл? – Начал Билл.

Ас сделал ему отмашку рукой, и тут Билл увидел то, что увидеть стоило. Да, Ас махнул на него, вставая, а в другой руке у него, поднятой замедленно и твёрдо, под перебором пальцев чернел пистолет, тот самый, о котором вволю нашутился Билл.

– Где же он был? – Шёпотом сказал Билл.

Он тоже уже стоял. Страшно быстро они оказались у входной двери к тому моменту, когда сигналы тревоги стихли. Естественно, призраки звонков всё ещё преследовали их – такова уж особенность нервной системы нибирийца.

Ас так грубо посмотрел на Билла, взглядом приказав ему – стой смирно, – что впору было обидеться не на шутку. Разумеется, Билл обиделся, хотя понимал, что Ас всё делает правильно. В конце концов, нечего у него хлеб отбивать.

Билл, следуя свирепому языку пистолета, прижался к стене. Ас открыл двери, и оба тут же увидели его.

Белый прямоугольничек письма на коврике умолял его поднять. Ас бросился на лестницу, наступив на письмо, и тут же, – Билл только увидел показанную ему движением макушку друга и взметнувшиеся пряди волос, – исчез с хлопком двери там внизу. А внизу было темно, кто-то позаботился насчёт экономии.

Спустя три минуты, Ас вернулся и, поднимаясь по лестнице уже без малейшей торопливости, с выражением крайней досады, обнаружил, что никакого его высочества на площадке нету.

Не было приятеля и в коридоре квартиры. Ас выскочил, кляня монархию, снова на площадку, и тут дверь квартиры напротив, затенённая сильнее прочих, поехала – и огромная рука в закатанном рукаве высунулась, придерживая ручку. Ас выругался сдержанно и негромко. Билл вышел и спросил:

– Это что, в каждой квартире есть люк на чердак?

Ас вместо ответа зашёл с ним в безжизненно пахнущий моющими средствами коридор соседней квартиры. Билл сделал приглашающее движение. Наконец, снова оказавшись в руководящей роли и в пустой комнате, Ас увидел дверцу в потолке, как в автобусе, и на полу отброшенный высокий детский стульчик.

– Туда подниматься, полагаю, не стоит.

Ас всё же это сделал. Чердак, конечно, был пуст и тёмен.

Спускаясь, он услышал голос Билла.

– Ты не расстраивайся, шпион.

Ас спрыгнул в гостиной и в упор посмотрел на Билла. Тот благодушно закончил:

– Кто-то жил над твоей суровой головой, а ты и ни бум-бум. Бывает, бывает.

Ас смотрел…

– И зубами не скрипи.

Ас невесело рассмеялся.

– Да… хорош. Увольте меня, ваше высочество.

Билл покровительственно пообещал:

– Я дам тебе приличные рекомендации.

Обшарив гостиную и убедившись, что сидевший наверху был умнее их двоих, вместе взятых, они вернулись на великанскую юбку под язвительный взгляд портрета. Уж он-то, подумал Билл, с неприязнью отворачиваясь, не лажанулся бы вот так.

Ас вспомнил и сделал жест рукой. Билл вытащил письмо волнующим жестом откуда-то из глубин существа.

– Что, надо было щипчиками для бровей приподнять? Но я их не нашёл.

– Я рейсфедером, – ответил Ас, принимая письмо.

Открыто и прочитано оно было быстро и жадно, они даже столкнулись лбами, дурачьё. Билл, потирая собственный, поднял над письмом взгляд, затуманенный, как скрывающее названия книг стекло.

Чернобровый офицер насмешничал из стены, будто карта-оживалка. Глаза его блестели. Где бы сейчас ни пребывал оригинал – из адского ли пламени глядят его глаза? …а что-то подсказывает, не слишком невинная душа обитала за высоким закопчённым войной лбом… или он всё же в иной обители? – так или иначе, сей военный господин не выглядел бы столь озадаченным, обнаружь он под сапогами такое послание.

Билл во все глаза золотые, и Ас с виноватым почему-то видом, который очень ему шёл – ещё бы сюда ведро с мыльной водой – после того, как всласть нагляделись на письмо, принялись смотреть друг на дружку.

Это было, как, если на привычном месте, где сидишь каждый вечер, обнаружишь, что в стекле шкафа отражается под немыслимым углом соседняя комната, хотя, как это сделалось, черти только знают.

Им оставалось только одно…

Конечно, после того, как в течение девяноста минут они сотню раз на все лады прочли послание и по чёртовой дюжине раз каждый повторили:

– Как… Чёрт подери совсем, чтобы я понял хоть…

и:

– Кто?…Ты хоть можешь предположить? А ещё шпион…

и:

– Помалкивайте, ваше высочество!

А также:

– Билл, ты бы и сам мог встряхнуть тем, что у тебя засохло в котелке и припомнить…

Перессорившись и хмуро, но от души, пожелав друг другу наихудших кошмаров, они разошлись по кроваткам. Полстакана самогона так и не были найдены и выпиты – а зря. Старый доктор ведь знал, что говорил. Недаром железнолицый опричник его послушался.

Но, так или иначе, в состоянии мрачной трезвости и откровенного страха оба расстались на эту ночь. Билл в последнем припадке вежливости отказался занять загадочную спальню, сказав:

– Как бы домовой не осерчал.

Комната не приняла ночь, стёкла шкафов заблестели с явным намерением наполнить мозг наследника необъяснимыми образами и вкрутить чудовищу, которое явится из мрака подсознания, выпученные ёлочные глаза.

Билл напоследок глянул в ту сторону, где жил портрет. Эта область стены потемнела основательней, чем иллюзорные игрушечные ширмы из корешков утраченных знаний, которыми витязь окружил своё бытие.

Хорош Ас, живёт в шкатулке с пистолетом и книжками. Жалкий нибириец, укрывшийся от жизни за мускулатурой, верностью, долгом и распорядком дня.

Не хватало ещё, чтобы портрет его кумира грохнулся посреди предутренних и без того всегда тяжёлых для Билла часов. Бильга сир Баст, рождённый в незаконном союзе чистокровного нибирийского монарха и ослепительной женщины из древнего рода гибридной расы, в ярролето единорога, в месяц хищника, в час дракона, поднимающего голову – сплошь несуществующие зоологические персонажи – в этот час тьмы и света, оказавшихся на равных правах, страдал от необъяснимого чувства утраты и желаний, колотящих в запертую дверь.

Большое своё тело без унции жира, свитое из дарованных природой весомых, как маленькие звери, мускулов, он ощущал в эти долгие минуты несвязным и тучным, распятым в отвратительных влажных простынях, пахнущих почему-то шерстью под дождём. Ворочаясь, и с тягостным усилием отлепляясь от стонущей кровати, он чувствовал себя пригвождённым к смертному ложу.

Это было невыносимо. Он поднимался на локтях, закидывал лицо и напрягшееся горло к звёздному окну, и тонкий мучительный – как струйка молока в страшном фильме про медведя– свет любовно обводил его крепко слаженный профиль с клоком волос – сползшей короной, чувственным носом и выпуклым, словно воплощение грёз самой Афродиты подбородком.

Билл рычал, слушая низкие рокочущие звуки со стороны, и стыдился своих ощущений. Сползая с осквернённой постели на пол, на облезшие доски пола в любимой им спальне своего полудеревенского жилища, он раскидывался, как морская звезда, краем глаза встречая в уголке окна звезду, смеющуюся над ним.

Он видел себя безобразным – как разделанный кусок плоти, и бросался ничком, подставляя ночи смуглый загривок с выгоревшими жёсткими завитками и широкие напрягающиеся плечи, как будто лопатки силились прорасти сквозь крепкую кожу, прорвав её двумя окровавленными от усилий кожистыми крыльями.

Конечно, такие фигли-мигли до крайности нежелательны в чужом доме. Вот бы Ас распотешился. Пищи для развлечений ему бы хватило при экономном использовании, ну, надолго.

Впрочем, Билл напрасно переживал. Портрет и не думал падать.

Перед тем, как уйти в потайную комнату сна, его высочество увидел, что из гостиной куда-то ведёт ещё одна дверь. Раньше он её почему-то не засёк.

«Сударь, у меня есть рассказ, и этот рассказ для вас, и вам он будет интересен».

И ничего… правда, прибавлены место и время, но торопливей, будто текст был продуман и аккуратно записан уже давно, а название улицы и время в военной манере добавлены вчера, очевидно.

Текст напечатался с ошибками, вдавливая белые буквы в темноту, и быстро выцвел.

А вот единорог, хищник и дракон… очевидно, с ноги на ногу переминались, чтобы поразвлечься с незаконным царским сыном. Билл уже об этом не думал. Спал, и тени в комнате остались одни.

Но ничего такого не случилось. Билл проспал всю ночь, как необработанный камень на заднем дворе скульптора, и благополучно прошляпил час своего рождения. Снов не видел он. То есть, Билл видел один сон, но он об этом не знал.