Текст книги "Бимен. Сказка"

17. Перцовка

Бартеломью уговорил своего гостя продолжить разговор за ужином, во время которого обещал раскрыть все свои карты. А пока же, когда один из них чистил лук, а второй резал и подготавливал для жарки все необходимое, между ними завязался шуточный диалог на нешуточную тему.

– Давай поговорим с тобой о еде. – пафосно, и с достоинством произнес хозяин жилища – Она наполняет нашу плоть силой, и позволяет не только двигаться, но и мыслить. Без еды человек, гибнет от голода, но и избыточное количество еды негативно сказывается на организме. Наносит вред и неправильное питание, как сейчас модно говорить несбалансированное.

А теперь, мы с тобой представим такой мир, где существует только духовная пища. Звучит конечно по началу дико, но если вдуматься…

Дети с неохотой читают, и родители их заставляют – прямо как за столом. А в младенчестве, так вообще, взрослые, читая сказки и рассказывая истории, кормят с ложки дитя, не способное питаться духовно самостоятельно. В юности, читая отдельные статьи в журналах, или последнюю колонку с анекдотами в газете, можно духовный гастрит заработать, а то и язву схлопотать. Когда становимся постарше, тогда за полезностью потребляемого не следим совершенно. Потому что большие уже, и сами способны решать. Что хочу, то и ем. Или что завернули с собой, что бы на работе с голоду не умер, то и вкушаем. А вот заботиться о своем здоровье, и о качестве еды начинаем ближе к преклонному возрасту.

– Вот я себе как наяву могу представить – подхватил идею пофантазировать скучающий гость – стоит на паперти человек с протянутой рукой, а ему прохожие, кто песню споет, кто стишок расскажет, наиболее щедрые люди газетку отдают, или журнал какой нибудь. А он настолько голодный, и так давно не ел, что организм отторгает пищу, и скорее всего он умрет, так и не поев по человечески.

– А я представляю себе как в театре, опоздавший проходя по рядам, желает всем приятного аппетита.

– Двое, после школы, вскладчину, покупают в газетном киоске какое-то бульварное издание. Оно жутко вредное, для неокрепших умов подростков, такое запретное, и потому необычайно вкусное.

– А вот еще, картинка: любители почитать чего покрепче, с утра, насобирав кое-как нужную сумму, берут себе самиздат у местного литератора, причем явно сомнительного качества. И от которого можно или ослепнуть, или не дай Бог с жизнью попрощаться.

– А гурманы любят в картинные галереи ходить. Они стоят там, напротив произведений искусства, и музыку слушают. Потому, что зрительному образу должно соответствовать музыкальное сопровождение.

– Ну я вижу фантазия у тебя, как и чувство юмора нормально работает. А теперь, скажи мне, что произойдет, если мы хорошую духовную пищу будем не спеша заменять на сублимированный продукт, внешне похожий, но не несущий в себе никакой эстетической ценности. К чему это приведет, как думаешь?

– Скорее всего к деградации духовноварительных органов, и появлению злокачественных образований, разрушающих организм изнутри.

– Да, наверное так. И вдумайся: людей то способных производить что-то по-настоящему духовное немного, а всевозможных мест, где предлагают вкусно поесть, множество. Это что, они все сублиматом торгуют? Получается они убивают все хорошее, своей гадостью? Вытесняют, заменяют. А со временем все привыкнут, жрать неизвестно что, и что тогда?

– О, Бартеломью, куда вас занесло… Вы еще скажите, что со временем, человечество научится обходиться без этого, и потом оно как рудимент отомрет окончательно. И в школе, на уроках истории, дети будут изучать, что когда-то давным-давно люди не могли обходиться без духовной пищи.

– Не, я конечно же утрирую, но мне приятно, что ты правильно разглядел направление моих мыслей. – Он накрыл сковороду крышкой – Я предлагаю выпить по пятьдесят грамм, для аппетита. Так сказать познакомиться с аперитивом. Ты же на ночь остаешься? Или я что-то неправильно понял?

– Вы обладаете поразительной проницательностью, Бартеломью. Но я не любитель напиваться, поэтому согласен только на аперитив.

– Вот и правильно, Мой напиток уникален, и всем подряд я его не предлагаю.

На столе появилась бутылка с красно-оранжевым содержимым. Содержимого там было примерно половина от всей емкости посуды. Затем из буфета две маленькие стопочки переметнулись, и оказались рядом с бутылкой. Наливал Бартеломью бережно, если не сказать нежно. Получилось совсем по чуть-чуть. Почти по нескольку капель. Он протянул гостю его порцию, со словами:

– Ты не думай, я не жадничаю, просто ее надо пить микродозами, чтобы она растворялась на языке. Ну… – он поднял стопочку над головой – Со свиданьем! – и резко опрокинув содержимое в рот, зачмокал губами, и кряхтя проглатывая. Потом шумно выдохнул, и удивленно заморгал, глядя на Бимена – Не отравленная, пей.

Только спустя секунду, или две, после того как сделал глотательное движение, пчеловод почувствовал жжение во рту и горле. Горячая волна текла в желудок, согревая при этом грудь, и выступая капельками пота на лбу. Старик счастливо улыбался, глядя, как гость краснеет на глазах.

– Да ты дыши, дыши. Это перцовка! Настоящая! Месяц настаивал, еле вытерпел. Зато теперь и угостить кого не стыдно.

Пока жарились грибы, аперитивов успело случиться три. А когда сковорода, со снятой крышкой стояла на старой разделочной доске, и от нее к потолку поднимался клубившийся пар, аппетит у наших героев разыгрался настолько, что они забыв помыть руки, похватали вилки, и с жадностью закидывали себе в рты горячие грибочки. Стараясь выбирать те, что помельче, Бимен наслаждался приемом пищи, как говорят, «его чакры открылись, и он был готов к открытию вкуса.»

Каждый рецептор, каждое нервное окончание посылало в мозг сигналы ликования. Он мычал от удовольствия и закатывал глаза, чем веселил гордого кулинара. Съесть они вдвоем смогли только половину пожаренного. Хотелось продолжать, но емкость желудков, к сожалению обоих, была ограничена. Поэтому, выпив по стакану компота, сваренного накануне, они тяжело встав с табуреток, отправились во двор, где в прохладе вечера можно было насладиться неторопливой беседой.

– Аля – начал рассказ Бартеломью, задумчиво запрокинув голову, и посмотрев в небо – наша девочка… Мы любили ее. Семи конечно не так как все остальные, потому что, чуть ли не с первых дней ходил перед ней грудь колесом. А она поначалу выхолащивала его, вроде как не показывала своих чувств. Но со стороны то все видно, от меня такое не утаишь. Я с ними больше всех времени проводил. Ну а потом она все-таки позволила ему за собой ухаживать.

Кавалер то наш, я думал что с ума сойдет от счастья… Да ее нельзя было не любить. Столько в ней жизненной силы, женской красоты было: знаешь, как в мультиках, весну рисуют, типа, она идет, а вокруг расцветает все, оживает. Даже и представить было сложно, что с ней может что-то случиться.

Не в силах совладать со своими чувствами, я, выписавшись из больницы, подготовился, и начал поиски Али. Понимая, что если ее не нашли по горячим следам, то скорее всего поиски пройдут несколько дальше, от предполагаемого радиуса. Но и ошибиться я не мог себе позволить, и начал именно с места нашей последней встречи. Вечерами я подготавливал карты с маршрутами, а с рассветом отправлялся в экспедицию. Хуже всего приходилось зимой, когда день световой короткий.

Родители поначалу относились к моему увлечению с пониманием, а потом, конечно, начали, потихоньку на меня воздействовать, направляя в нужном, как они считали, направлении. Сын то их получается дармоедом растет, путешествует себе по родному краю, ищет чего-то, а на работу даже и не думает устраиваться. Никого не слушая, я стал одержим своей идеей.

Сейчас то, я понимаю, что вел себя легкомысленно и эгоистично, но в тот момент, иного выхода для меня не было. Года через два, когда, я добрался уже почти до соседнего города, и уже начинал терять надежду, в одном селе, которое попалось на моем пути, разговаривая с одним из жителей, я услышал историю, о том что давно нашли девушку.

Она совсем из сил выбилась, и уже не шла, а ползла, по пути поедая, что попадется, чтобы не умереть с голоду. Примерно прикинув, время, когда она была обнаружена, я понял, что у меня появилась реальная зацепка. Добавляло уверенности, что это именно Аля тот факт, что найденная девушка была, как бы это по мягче выразиться, «не в себе». Именно по этой причине, ее отправили в лечебницу для душевнобольных.

И если бы я не поехал туда, чтобы увидеть ее, она до сих пор, была бы там, жива и здорова. Но я все испортил.

Кое-как договорившись с санитарами, я под видом ее родственника, проник на территорию, и увидел ее. Почти ничуть не изменившаяся, теперь короткостриженая и изрядно похудевшая, но это была именно она. Та которую я искал все это время. Не удержавшись, сквозь проступившие слезы я крикнул: «Аля! Это я! Обернись».

И она обернулась, и, я готов поклясться, узнала меня, но психика, и без того пострадавшая очень сильно, не выдержала, и она рухнула как подкошенная. Началась страшная суета, меня выгнали, я оправдывался, как мог, но меня не слушали. А ее увезли в больницу на реанимационном автомобиле. Собственно говоря там она сейчас и находится. Примерно раз в месяц я езжу ее проведать, а за одно, поговорить с врачами по поводу ее состояния. Они говорят, случаи такие бывают, но крайне редко. Это даже не кома, а летаргический сон какой-то. Человек жив, и все основные функции организма выполняются, но в сознание не приходит. Говорят: души нет. Как у Франкенштейна, помнишь? Тело он оживил, а вот с душой промашка вышла.

Когда ее только туда привезли, я вспомнив о монахе здешнем, привозил Алю сюда. Вот, думаю, хорошо, что все деревни и поселки вдоль и поперек исходил, да со всеми поговорить успел. Вон теперь сколько знаю. Обрадовался, думал что Господь не оставил меня, но как оказалось, это было очередное испытание. Неудобно только перед людьми получилось, столько народу на уши поднял, а все зря, как оказалось. Ну да ладно, главное, что она жива, а там, медицина, глядишь, широко шагнет вперед, и научится как с этим бороться.

– А почему к Максимильену не обратитесь за помощью? Он же, как мне показалось, любит ее до сих пор. Кроме того, человек влиятельный.

– Да как тебе сказать, он-то, конечно, много чего может, да сомневаюсь я, что с Богом у него прямая линия есть. А без его участия тут не обойтись, как не крути. Опять же, это же из-за меня с ней такое случилось. Да и зачем она ему спящая вечно. Будет смотреть на нее, да сопли на кулак наматывать, пока руки на себя не наложит. Не, двоих я потерять не могу. Они ж родненькие мне стали. Он как брат, она как сестренка маленькая. Куда я без них?

– Послушайте, а как же ее родители?

– О них я в первую очередь подумал, когда ее нашел. Но к моей радости, сразу же после того лагерного происшествия они все тут продали и уехали жить куда то еще, насколько я знаю куда-то к морю. Вроде как, не могли они больше находиться в том месте, где ребенка их убили. След их оборвался, а сильно настаивать в поисках я не стал. Понимаю, не мне решать, но подумай, как следует: зачем пожилым людям, которые уже попрощались и забыли, тело своей дочери? Которое неизвестно живое, или нет. А вдруг она умрет со дня на день? Опять прощаться, опять хоронить? А выдержат ли они все это? Я так считаю: если все бросили, обрубили корни, как говориться, и все связи, значит, жить собираются, значит, все хотят начать с чистого листа? Так для чего я буду их обратно тянуть? Ради чего?

– Вроде верно все, но я считаю, что вы поступили неправильно.

– Это понятное дело, но и ты меня попробуй понять: я то на месте, сложа руки не сидел, к докторам разным обращался, со светилами науки беседы имел, и не только беседы. А уж сколько целителей обошел, ты себе и представить не можешь. И когда десять лет в этой борьбе и поисках пролетели, тогда я понял, что без божественного вмешательства тут не обойтись. А потом так вообще руки начали опускаться. Но с твоим появлением, я прямо духом воспрял, во мне надежда проснулась, и думаю мы что нибудь должны сделать, правда пока не совсем осознаю что.

– А я и подавно.

– Ой, все хотел спросить, да то забуду, то ты меня собьешь и заболтаешь… В шахматы с художником нашим играл? Он же как шахматная шлюха, ему дай со всеми попробовать, а с некоторыми и неоднократно.

Бимен улыбаясь опустил голову.

– А хоть, надеюсь, ТЫ его, или все-таки, ОН тебя? – не отступал старик.

Опущенная голова даже и не думала подниматься.

– И не стыдно тебе, после этого ко мне в дом приезжать? – он махнул рукой, и со словами: «Пойду еще стопочку дерну, да компотиком запью», пошел в дом.

18. Авария

День как-то не задался. Так обычно говорят, когда запланированное расходится с происходящим. Разбитая чашка, удивительным образом выскользнувшая из рук, остатки кофе, стекающие по кухонному гарнитуру, лужа из того же кофе на полу. И осознание того, что если это сразу не убрать, то засохнув и впитавшись, оно превратит безупречную комнату в общажную кухню, на четыре семьи. Начался поиск тряпки, и совершенно вылетело из головы, где она может быть. На должность вышеупомянутой тряпки было назначено полотенце, идеально справившееся с работой. Но при этом настолько сильно пострадавшее внешне, что сразу же отправилось на заслуженный отдых.

Потом в дело вступил стул, как оказалось, в совершенстве владеющий восточными единоборствами. Он сделал подножку своей хозяйке, и та не удержавшись на ногах, потеряла равновесие. Что бы спасти тело от жесткого приземления на кафель, пришлось пожертвовать мизинцем. Отважный мизинчик, брат мизинчика левой ноги, самоотверженно сразился с ножкой стола. В ходе неравной схватки, последняя не пострадала совершенно, а вот герой получил опухоль на всего себя.

Место туфлей заняли кроссовки, а платье трансформировалось в джинсы и блузку. До лифта хромающая Риа Таббу добралась без определенных сложностей, а вот в лифте ее поджидал сюрприз. На затоптанном полу, лежала свернутая вчетверо новенькая банкнота. А то, что это были настоящие деньги, она ни секунды не сомневалась. У нее на эти вещи был нюх. Да такой, что собака позавидует. Сомнения длились какие-то четверть миллисекунды. В борьбе жадности и осторожности, победила та что побогаче.

«Это мне компенсация за разбитый палец» – думала она, строя планы на всю найденную сумму. В детстве говорили: что такие деньги надо как можно быстрее потратить. Поэтому путь до работы теперь должен проходить мимо косметического салона, или небольшого бутика, где найденные деньги, обменяются на какую нибудь вещицу.

Автомобиль завелся легко, быстро, и без лишнего прогревания, тронулся с места. На дороге Ри вела себя как в жизни: не любила стоять и ждать, перемещалась с высокой скоростью, ловко маневрируя и перестраиваясь, там, где надо. Редко думая о других, часто вела себя довольно нагло, и самонадеянно. Она считала: «Не можешь нормально (как она) ездить, вообще не садись за руль».

Поэтому ее окружали одни придурки, идиоты, тормоза и конечно же бараны. Вдоволь наоравшись на собратьев автолюбителей, на работу она приезжала в прекрасном расположении духа. Вот и сегодня, прижавшись к рулю, и иногда выражая свое недовольство стилем езды, прочих ездунов, она неслась мимо своего салона к модному бутику, с рекламой на витрине, возвещающей окружающим о сказочной распродаже нижнего белья. Это был удар ниже пояса.

На втором месте по ценности после денег, было оно. Нижнее белье. А тем более, там было слово РАСПРОДАЖА. Это же, как магическое заклинание. Оно работало всегда. Особенно на Риа Таббу. Скорость была явно выше разрешенной, сигарета, иногда стреляющая дымом в глаз, заставляла его прищуривать, цель была уже, как говорят, на расстоянии вытянутой руки, и все было бы хорошо, если бы не кошка.

Маленькая кошечка, неизвестно откуда взявшаяся на дороге, стояла как раз на пути, между Ри и магазином распродаж. От неожиданности, она резко вдавила педали тормоза и сцепления. Все произошло в одно мгновение: автомобиль бросило вбок к обочине, резко вывернутый влево руль послал его навстречу автобусу, который не успел ничего сделать, кроме как издать резкий звуковой сигнал.

Столкновение лоб в лоб выбросило не пристегнутую хозяйку спиритического салона через стекло своего авто на радиаторную решетку автобуса. И теперь, она как тряпичная кукла лежала неподалеку, и не подавала признаков жизни. Вокруг валялись осколки стекла, горячая вода, капая из пробитых радиаторов собиралась в лужу, и вытекала из-под машин, словно неведомая тень, тянула свои щупальца к разутой ноге. Казалось, добравшись до лодыжки, она должна была обвить ее, скользнув под штанину, но вместо этого, она поползла дальше, и теперь начинала выглядывать из-под колена, потом из-под живота, а потом, приобретя багровый оттенок, застряла где-то под тяжелой грудью.

Кошка, ставшая причиной катастрофы бесследно испарилась, потому что видела ее только лежавшая теперь лицом вниз Риа Таббу. За происходящим наблюдала, стоящая на обочине Баба Тлен. Она все видела от начала и до конца. Не двигаясь, она смотрела, на бывшую подругу, а с ее губ, на пыльный асфальт сыпались проклятья. Если бы они были видимыми, эти проклятья, то мы бы увидели черных змей, падающих с шипением вниз, и потом, образующих жуткий ручеек, и ползущих к своей цели. Добравшись до окровавленного тела, они заползали под одежду, через раскрытый рот, через уши и нос, проникали внутрь и селились там, отравляя и убивая изнутри. Потом рот Ален закрылся, и она потеряв весь интерес к происходящему, равнодушно отвернулась и пошла прочь.

Где-то в глубине души она чувствовала какое-то угрызение совести, но по сравнению с той ненавистью, чувствовавшей теперь к Ри, это было похоже на легкое недомогание, или желудочную колику. «Так» – сказала она сама себе – «Дальше по списку у нас сын пасечника. Нужно будет выяснить, почему эта сучка сняла с него заклятье, что он ей такого дал, что она продала нашу дружбу».

Оставаться в центре вначале ей показалось бессмысленным, но затем, поняв, что спиритический салон закроется и уже больше никогда не откроется, решила заглянуть туда, и разузнать про интересующее ее обстоятельства одного дела. «Но все это после того как я подкреплюсь, сумасшедшее утро совсем вымотало меня» – продолжала свои рассуждения Ален, меняя направление движения ног в сторону закусочной с летней площадкой.

*

Вечером Бимен убедил Бартеломью, переступить через свою гордость, и рассказать все Максимильену. Чтобы не вызвать вслед за приступом радости приступ бешенства, они договорились о том, что Алю нашли совсем недавно. И что поначалу хотели сами справиться с ее недугом, и устроить всем сюрприз, но связей и знаний явно не хватает, поэтому вот…

Но это все потом, чтобы сюрприз все же получился, пчеловоду надо было выманить художника из своей кельи в больницу, где он встретился бы со своей давней знакомой. Заодно проверили бы его чувства и память.

Пчеломобиль стоял у галереи Максимильена. В салоне сидели двое, они потели и волновались, как школьники перед экзаменом. Еще раз обсудив все детали шпионской акции, Бимен шумно выдохнул, и уже хотел было открыть дверь, как мимо пронеслась какая то сумасшедшая в сверкающем авто. Погодя секунду, он все же вышел наружу, перед этим посмотрев: нет ли опасности на горизонте, и направился к ступенькам, ведущим в здание. Он успел поставить ногу на вторую ступеньку, как раздался визг тормозов, короткий сигнал клаксона, и звук удара. Его ни с каким другим звуком не перепутаешь. Это был звук аварии. Бимен повернулся на него, и про себя подумал: «Наверное, та которая спешила, приехала. Вот теперь будет стоять перед побитым капотом и думать: „Куда же я дура спешила?“ – Так ей и надо, правила надо соблюдать!» – окончательно решил он, и продолжил движение наверх.

*

Летняя площадка, где подавали неплохо сваренный кофе и восхитительные круасаны, располагалась почти напротив спиритического салона Ри.

Они частенько сидели здесь вдвоем, за каким нибудь столиком, обсуждая проходящих людей, и строя планы на будущее. Яркое солнце растворялось в зонтиках, дающих прозрачную тень, и преломляясь в рисунках на них, окрашивало посетителей в необычные оттенки. Они часами могли вот так сидеть и болтать ни о чем. Официанты только и успевали подносить новые чашечки на маленьких блюдцах, и тарелочки с выпечкой. Теплые воспоминания проступили слезами на глазах Ален, она моргнула пару раз, и пошла присаживаться за столик. Тоска и одиночество начинали стучать в ее сердце: она уже скучала по этим посиделкам, зная, что такое больше никогда не повториться. Удобно устроившись в стуле, и взяв в руки знакомое меню, Ален осмотрелась по сторонам.

Напротив, через дорогу, стоял древний синий автомобиль. Чем-то до боли знакомый. Но потрясения, пережитые только что, мешали как следует собраться и подумать. Подсознание что-то отчаянно кричало разуму, посылая зрительные образы меда, пчел, но рассудок решил, что это то, что бы сейчас хотелось скушать голодной хозяйке. Подошел официант, и загородил собой навязчивое изображение машины, она как-то даже не особо задумываясь, заказала кофе с круасанами.

И вот, картинка со старым авто опять была перед глазами Ален. Когда же одинокая оса, почуяв сладенькое, закружилась под ее зонтиком, только тогда воспоминания окатили ее как холодный душ, и она вспомнила и машину, и ее владельца. «Ах ты, ублюдок»! – произнесла она вслух, вставая со стула и направляясь к выходу – «Самое время нам с тобой встретиться. Пожалуй, я даже знаю, где ты сейчас сидишь, и кого ты сейчас ждешь» – поглядев по сторонам, что бы не попасть под машину, она перешла через дорогу, и обойдя пчеломобиль сзади, чуть слышно добавила: «Но мне кажется у госпожи Ри сегодня не приемный день, поэтому, если ты хочешь с ней увидеться, тебе дружок, придется сдохнуть».

Улыбаясь, она поднялась по ступенькам, и пройдя в просторный холл, повернула в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Ведьма дошла до пролета между этажами, когда услышала голос за спиной. Паралич сковал ее тело, но она все же повернула голову. Хотя могла и не поворачивать. Голос был ей знаком. Выходя из картинной галереи, вместе с каким-то статным мужиком, ОН весело тараторил без остановки. Это был он. ОН. Сын пасечника.

Идти наверх не имело теперь никакого смысла. Ноги Ален сделались ватными, в ушах нарастал шум. Похожее чувство у нее было, когда в раннем детстве она взяла без спроса мамину помаду, и заигравшись случайно ее уронила. Та сломалась пополам, и починить ее было никак нельзя. Сейчас в голове, как и много лет назад, вертелось: «Что же я наделала»?

*

Бимен знал, что Максимильен на месте, поэтому смело зашел в приемную, и не обращая внимание на возражения секретаря, вломился к художнику. Долго уговаривать которого не пришлось. Любопытство взяло верх, и десять минут спустя, они уже садились в пчеломобиль. Удивило только то, что Бартеломью, сидевший до этого на заднем сиденье, пропал бесследно. Однако, это нисколько не остановило двух отъезжающих, потому что один из них знал и адрес и направление движения.