Текст книги "Начало"

Глава 26

Брейгель ждал Камохина в кафе на втором уровне. Он уже успел съесть две порции оладьев с черничным вареньем и выпить три чашки кофе «американо», не самого лучшего, но, по крайней мере, не растворимого. Сейчас он вяло ковырял ложечкой подтаявшее мороженое в вазочке, стоявшей перед ним на столе. Потому что сидеть за пустым столом было бы совсем глупо. Часы показывали половину четвертого. Обед давно закончился, а до ужина было еще далеко. Так что помимо одинокого квестера, получившего недельный отпуск после возвращения из удачного квеста, и откровенно скучающей официантки за стойкой в кафе никого не было. Официантка время от времени кидала игривые взгляды в сторону молодого, симпатичного парня, но тот этого даже не замечал. Он был сосредоточен и задумчив. Как будто впервые в жизни попробовал мороженое и все еще не мог решить, нравится оно ему или нет.

Наконец появился Камохин.

Бросив на ходу официантке:

– Чашку кофе, – он сел напротив Брейгеля и положил на стол перед собой планшет.

– Не вижу радости на твоем лице, – уныло произнес Брейгель.

– А нет ничего веселого, – Камохин кивком поблагодарил поставившую перед ним чашку кофе официантку и, подождав, когда она удалится, продолжил: – Я полдня рылся во всех открытых и некоторых закрытых базах данных ЦИКа. Не хочу даже говорить, что мне пришлось сделать для того, чтобы достать пароли доступа. Но, можешь мне поверить, теперь я знаю в лицо всех сотрудников Центра, – он покосился на дремавшую за стойкой официантку и, наклонившись через стол, сообщил полушепотом: – Ее зовут Катерина, ей двадцать четыре года, до Сезона Катастроф она работала секретарем у одного из депутатов Государственной думы. Попала в ЦИК по особой протекции.

Фламандец бросил быстрый взгляд на официантку.

– Чем это она тебе так запомнилась?

– В Центре работает не так много женщин.

– Как я понимаю, ни одного из тех, кого мы встретили на болоте, ты не нашел? – спросил на всякий случай Брейгель, хотя и без того все было ясно.

– Собственно, странно было бы, окажись они в базе данных, – пожал плечами Камохин. – Даже если когда-то они и проходили по спискам ЦИКа, тот, кто их послал в зону, должен был позаботиться о том, чтобы все подчистить.

– Трое человек не могли пропасть бесследно, – с сомнением покачал головой Брейгель. – Даже если их имена были убраны из базы данных, остались ведь те, кто работал вместе с ними, жил по соседству… Думаю, это либо наемники со стороны, либо их заранее, под каким-то вполне уважительным предлогом, вывели за пределы списков.

– В Центре существует только одно подразделение, информация о котором полностью закрыта. Эта личная охрана Кирсанова. Даже их численность точно не известна – где-то около тридцати человек. Их командир подчиняется лично Кирсанову. Не думаю, чтобы там могли обосноваться заговорщики.

– Конечно, нет. – Брейгель помешал ложечкой окончательно растаявшее мороженое. – Я выяснил, что означает тату, что мы видели на шее у одного из наемников. – Фламандец достал из кармана флешку, вставил ее в разъем камохинского планшета и пару раз провел пальцем по экрану. – Вот, – он перетянул на центр экрана нужную картинку. – Свернувшийся скорпион.

– Точно, он самый.

– Подразделение особого назначения «Форца» в составе вооруженных сил Италии. Такой скорпион нарисован у них на эмблеме. Многие бойцы «Форцы» делали себе такие же татуировки.

– Что нам это дает?

– Можно попытаться выяснить, есть ли в Центре бывшие бойцы «Форцы». Они-то должны знать своих.

– Сейчас выясним. – Камохин пододвинул к себе планшет и забегал пальцами по экрану. – Я скопировал часть информации, которая, как мне показалась, может еще пригодиться. И, как видно, не зря… Вот они, красавцы! Пять человек. Двое в охране, двое у оперативников и один в спецподразделении. Нашего среди них нет. И никакой информации о погибших, пропавших без вести или отчисленных.

– Я никого из них не знаю, – посмотрев на фотографии, покачал головой Брейгель.

– Я тоже. – Камохин передвинул две фотографии, как карты в пасьянсе. – Нужно поискать выходы на них через хороших знакомых. Если просто так пригласить в бар и угостить пивом, от пива-то они, может, и не откажутся, да только все равно ничего не расскажут.

– Итальянцы не пьют пиво.

– Да какая, к ляду, разница, что они пьют! Я бы тоже ничего не стал рассказывать незнакомым ребятам… А как насчет метки на ноже? Что-нибудь про букву «М» узнать удалось?

Брейгель пожал плечами.

– Буква «М» может означать все, что угодно. Фамилию, прозвище, город, первая буква какого-то пароля или имени любимой девушки… Мы даже не знаем, латиница это или кириллица. А может быть, и вовсе римская цифра, обозначающая тысячу.

– А это интересная мысль. В честь какого события можно выжечь на рукоятке ножа «тысячу»?

– В честь миллениума.

– Слишком просто.

– А с чего ты решил, что владелец ножа был жутко хитроумен?

– Ну, этикетки с одежды спороть у него все же мозгов хватило.

– Это мог сделать тот, кто отправил их в зону.

– А что если мы ловим рыбу в мутной воде?

– Или – черную кошку в темной комнате?

– Что насчет дескана, который был у них?

– Док обещал проверить номер.

– И где он сейчас?

– Обещал прийти.

– Когда?

– Когда закончит с делами.

– А что у него за дела?

– Ну, не знаю! – развел руками Брейгель. – Может быть, снова какую-нибудь тварь препарирует!

– Это у него здорово получается.

Камохин достал из кармана коммуникатор внутренней связи и нажал иконку с фотографией Криса Орсона.

– Док? Ты где? Мы с Яном ждем тебя… Нет, Док-Вика с нами нет, он на встрече с Кирсановым… Да, сегодня… Хорошо, ждем… Будет через пару минут, – сообщил он, выключив коммуникатор.

– А у Дока с чувством времени все в порядке?

– Вот заодно и проверим.

– Зачем Док-Вик пошел к Кирсанову?

– Вызвали.

– Зачем?

– Откуда мне-то знать?.. Он и сам этого не знает…

Но, вообще-то, мне это не нравится.

– Почему?

– Я что-то прежде не слышал, чтобы самый главный босс вызывал к себе на собеседование рядового квестера.

– А сколько всего квестов было проведено ЦИКом? Камохин снова обратился за помощью к планшету.

– Двенадцать, не считая нашего.

– Выходит, наш квест был тринадцатый?

– Получается, что так.

– А я-то все не мог понять, чего это нам так повезло?

– Я думал, ты не суеверен.

– Конечно, нет! Но с фактами не поспоришь. Тринадцатый квест – и вот тебе все тридцать три несчастья! Без очереди и по оптовой цене!

Камохин глянул на приятеля из-под бровей и усмехнулся.

– Что не так? – удивился тот.

– Ты действительно говоришь, как русский.

– А… – недовольно поморщился фламандец.

– Не в обиду.

– Все, проехали. Пусть будет, как русский. Мне без разницы… Или, как это у вас говорят?.. Мне фиолетово?..

– Иди ты к черту, – хохотнул Камохин. Ему было смешно от того, как разгорячился фламандец из-за его пустого, по сути, замечания. – Из двенадцати квестов только пять были успешными.

– То есть было найдено только пять пакалей? – Брейгель показал растопыренную пятерню.

– Именно, – кивнул Камохин. – Результативность менее пятидесяти процентов.

– И тут мы приносим сразу два.

– Точно. Выходит, есть тема для разговора.

– Но почему именно Док-Вик?

– Неисповедимы пути и желания сильных мира сего. Может быть, они с Кирсановым в один детский садик ходили? Или вместе бабочек ловили в кружке юных натуралистов? В конце концов, Док-Вик профессор. А мы с тобой – наемники. Кирсанов нам за работу деньги платит. Очень хорошие, между прочим, деньги. Следовательно, разговаривать ему с нами не о чем.

– А Док? Тот, который Орсон?

– Ты, вообще-то, слушаешь, что я тебе говорю? Орсон – англичанин. Кирсанов и Осипов – русские. Теперь понятно? – Брейгель недовольно оттопырил губу. Камохин махнул рукой. – Ладно.

– Есть какая-нибудь информация о том, почему семь квестов закончились неудачно?

Камохин принялся водить пальцем по сенсорному экрану, выискивая нужную информацию.

– Две группы не смогли добраться до разломов. Как написано в сводках, из-за природных условий. В первом случае разлом находился в области мощной тектоники. Во втором – «вблизи разлома наблюдались необъяснимые физические аномалии, не позволившие отыскать пакаль».

– О, как! – удивленно вскинул брови фламандец.

– Н-да, – покивал Камохин. – Нам, считай, что повезло.

– Ну, это еще как сказать, – не согласился Брейгель.

– Одна группа заявила, что детектор не смог засечь пакаль.

– Их могли опередить «черные» квестеры.

– Возможно. Зато все остальные ссылаются на «серых».

– В каком смысле?

– Выполнить задание помешало вмешательство «серых», – Камохин провел пальцем по экрану. – Самый первый квест в «Зоне Номер Четыре» был прерван из-за того, что группа столкнулась с «серыми». Попав под мощный обстрел превосходящих сил противника, квестеры приняли решение возвращаться.

– При этом никто не был убит?

– Не было даже раненых, – Камохин постучал пальцем по краю планшета. – Вот оно, в чем дело! Первая квест-группа приняла «серых» за врагов! За конкурентов, охотящихся за пакалями! В отчете так и написано: «Примерно в километре от разлома наткнулись на многочисленную группу, открывшую огонь на поражение. Как-то идентифицировать врагов не удалось». Я так понимаю, они вообще не видели, кто по ним стреляет. Но, от греха подальше, решили не рисковать. Ну, а чтобы как-то объяснить свое бегство, конкретно указали в отчете, что это были враги, причем, многочисленные! Следующим квест-группам, как и нам, давалась уже четкая установка на то, что «серые» – враги! И они, в случае необходимости, пользовались этим!

– То есть?..

– Объясняли свои неудачи тем, что им помешали «серые»! Таким образом, легенда получала постоянную подпитку.

– Мы не можем знать это наверняка.

– Можем. Я могу. Моя первая квест-группа была расформирована из-за того, что мы не принесли из зоны пакаль. И, знаешь, что помешало нам это сделать?

– «Серые»?

– Так мы указали в рапорте. На самом же деле мы не смогли пробиться к разлому из-за того, что небольшой провинциальный городок, на окраине которого мы высадились, оказался охвачен форменным безумием. Зона уже была оцеплена военным кордоном и вырваться из нее было невозможно. Люди пытались выжить, как только могли. И делали они это с оружием в руках.

– Что там произошло?

– У всех, кто находился в зоне, появлялись двойники. Абсолютно не отличимые от оригинала. Поэтому для того, чтобы доказать, что это ты оригинал, нужно было убить двойника. До того, как он сам это сделает. Но на смену убитому тут же являлся новый двойник. А то и не один. Это действительно было жутко. Я сам пристрелил троих очень похожих на меня… – Камохин чуть развел руки в стороны. – Я не знаю, кто они были. Может быть, «серые»?

– Не уверен.

– Сейчас я тоже в этом не уверен, очень сильно не уверен. Но тогда мы решили, что «серые» – это самое простое и внятное объяснение.

– То есть, получается, что мы сами создали легенду о «серых»?

– Получается, что так.

– Но если прав Док-Вик, и «серые» не пытаются оставит нас без пакалей, а, напротив, передают их нам с какой-то целью?.. Что нам тогда делать?

– У нас в группе два академика. Вот пускай они над этим и подумают. Кстати, – Камохин посмотрел на часы в углу экрана. – Один из гениев здорово опаздывает.

Глава 27

– Ты, конечно, помнишь всю эту истерику вокруг конца света, который, якобы, напророчили майя и который должен был наступить в конце две тысячи двенадцатого года?

Осипов откусил намазанный маслом крекер и кивнул.

– Я в это пророчество никогда не верил. Тем не менее, чисто из любопытства, я связался со знающими людьми, которые грамотно мне все объяснили. Никакого пророчества никогда не существовало в природе. Есть только куча вымыслов, домыслов и притянутых за уши фактиков. Тем не менее, на волне этого интереса я несколько раз съездил в Перу и Мексику. Не как турист, а с научными экспедициями, которые я спонсировал. И в какой-то момент здорово увлекся культурой Южной Америки, ее историей и древним искусством. Даже собрал неплохую коллекцию археологических редкостей. Не усмехайся так – все было абсолютно законно. Во всяком случае, с моей стороны. Идем, я кое-что тебе покажу.

Кирсанов легко поднялся со стула и подошел к невысокому стеллажу с раздвижными зеркальными створками. Взглянув на себя в зеркало, Осипов в целом остался доволен увиденным. Вот только пиджак сидел на нем как-то кособоко. Не хватало практики ношения строгих, официальных костюмов. Да и желания, признаться, особого не возникало.

Кирсанов надавил невидимую кнопку на боковой панели, и зеркальные створки беззвучно разошлись в сторону. Внутри, на покрытой черным бархатом полке стояли знаменитые хрустальные черепа. Два больших, почти в натуральную величину, еще два, размером примерно с кулак, и четыре совсем маленьких, меньше шариков для пинг-понга.

– Это все настоящее? – спросил немало удивленный Осипов.

– Как утверждают специалисты, все хрустальные черепа – подделки, – развел руками Кирсанов. – Однако это не мешает ведущим музеям мира иметь такие же черепа в своих коллекциях. По официальным данным, в мире существует двенадцать хрустальных черепов. Три полноразмерных черепа выставлены в вашингтонском Национальном музее Смитсоновского института, в парижском Музее примитивного искусства и в лондонском Британском музее. Остальные девять находятся в частных коллекциях.

– А эти, – кивнул на полку Осипов, – тоже посчитаны?

– Да какая разница, – снисходительно улыбнулся Кирсанов. – Главное, что мне известны истории принадлежащих мне черепов. Эти три, – он указал на два больших и один средний череп, – стопроцентные подделки, датируемые самым концом девятнадцатого века. Но смотрятся, особенно большие, согласись, эффектно. Происхождение второго среднего черепа неясно, но для нас он никакого интереса не представляет. Вот этот, – коллекционер указал на один из маленьких черепов, – был приобретен в Мексике, в сувенирной лавке, в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, привезен в Лондон и продан там с аукциона. Три последних, по всей видимости, относятся к знаменитой коллекции Эжена Бобана… Я так понимаю, это имя тебе ни о чем не говорит?

Осипов слегка выгнул губы и покачал головой.

Кирсанов поправил очки и сложил руки на груди. Но даже так он не стал похож на лектора. Он все равно выглядел, как чрезвычайно богатый и безмерно уверенный в себе человек.

– Француз Эжен Бобан приплыл в Мексику еще подростком, был влюблен в местную культуру, не раз организовывал собственные археологические экспедиции. Бобан свободно говорил на испанском и ацтекском языках. И ему удалось наладить неплохой бизнес по продаже археологических находок. Кроме того, он служил консультантом по археологии при дворе мексиканского императора Максимилиана фон Габсбурга, усевшегося на престол в результате французской интервенции в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. В семидесятых годах Бобан возвращается во Францию и открывает в Париже антикварный салон. Большую часть своей мексиканской коллекции, включающую и три хрустальных черепа, Бобан продал французскому этнографу Альфонсу Пинарту. Сколько всего маленьких черепов, размерами от десяти до четырех сантиметров, было продано Бобаном, неизвестно. Эти маленькие черепа представляли собой так называемое первое поколение хрустальных черепов. Средние и большие появились позже. Особенность малых заключалась в том, что почти все они, в том числе и те, что Бобан продал Пинарту, были просверлены сверху вниз, – Кирсанов большим и средним пальцами взял с полки один из маленьких черепов и показал его Осипову. – Видишь, здесь тоже есть отверстие. По всей видимости, это была бусина или пуговица. И, если череп был сделан в девятнадцатом веке, то сам хрустальный шарик, пошедший на его изготовление, намного древнее. Общепризнано, что все маленькие черепа первого поколения были сделаны в Мексике одним мастером или одной мастерской в период с тысяча восемьсот пятьдесят шестого по тысяча восемьсот восьмидесятый год. Фальсификаторы, можно сказать, уважительно и ответственно, подошли к своему делу. Для изготовления подделок были использованы действительно старинные заготовки. Мы понятия не имеем, чью одежду украшала эта хрустальная пуговица или чью шею обвивала нитка бус, в которой была нанизана и бусина, ставшая впоследствии черепом. Но, явно, это был не простой крестьянин и не бедный ремесленник. Древний владелец сей вещицы принадлежал к высокому сословию, – Кирсанов поднял указательный палец свободной руки. – Улавливаешь ход мысли?

– Да, – кивнул Осипов. – Только пока не понимаю, какое это имеет отношение к пакалям?

– Скоро мы и до них доберемся, – пообещал магнат. – Итак, собрав эту небольшую коллекцию хрустальных черепов и выяснив, что самыми любопытными из них являются те, что наиболее неказисты на вид, я решил провести свое собственное расследование. Я пригласил ряд специалистов в самых разных областях, которые должны были провести всестороннее исследование хрустальных черепов и дать свое авторитетное заключение о том, что они собой представляют. Честное слово, в тот момент я и сам не знал, что от них услышу. Мне просто хотелось наконец-то поставить точку во всей этой истории с поддельными черепами. Однако результаты изучения черепа номер три, того, что я сейчас держу в руке, оказались весьма неожиданными. Сейчас, Виктор, – Осипову показалось, что голос Кирсанова приобрел оттенок торжественности, – ты увидишь то, что до тебя видели лишь немногие.

Господин Кирсанов переместился к столу, на котором стоял громоздкий прибор, накрытый пластиковым чехлом. Устройство состояло из трех серых корпусов, соединенных между собой короткими цилиндрическими вставками. От каждого корпуса тянулось множество проводов, которые путались с прочими проводами, поэтому проследить, куда именно они убегали, было решительно невозможно. Кирсанов нажал сетевую клавишу, открыл небольшую квадратную крышку на средней части прибора и очень осторожно поместил в него хрустальный череп.

– Это глубинный сканер – микроскоп, созданный специально для исследования моих черепов. – Кирсанов сделал совсем незначительный, но при этом вполне отчетливый акцент на слове «моих». – С его помощью можно получать послойное изображение внутренней структуры черепа. Как если бы мы его нарезали невообразимо тоненькими ломтиками и каждый из них потом рассматривали под сильным увеличением.

Кирсанов взял лежавший рядом с прибором серебристый пульт дистанционного управления и нажал на нем кнопку. Слева из-за стеллажей выкатился пятидесятидюймовый плоский экран.

– Результаты микрокопирования мы увидим на этом экране.

Он направил пульт на микроскоп и надавил другую кнопку.

Осипов почувствовал вдруг странное, непривычное, незнакомое ему прежде волнение. Не разумом, а самой глубинной, неназываемой сутью своего естества он осознал, что сейчас он, быть может, станет свидетелем чего-то настолько необычного, что, если это даже не перевернет весь его мир, то уж точно заставит глядеть на все происходящее иначе. Не так, как сейчас. Совсем по-другому. А нужно ли ему это? Он ведь не Кирсанов. И никогда не стремился стать таким, как он.

В самом центре экрана возникло неровное, серебристое свечение. Внутри него происходило едва заметное движение, медленное перемещение каких-то мельчайших частиц. Хотя, возможно, это был всего лишь оптический эффект, связанный с высоким разрешением микроскопа. И все равно Осипов невольно задержал дыхание. Как перед прыжком в воду. Или – в пропасть.

– Это дно левой глазницы, – пояснил Кирсанов. – А теперь мы пойдем вглубь черепа.

Он нажал кнопку на пульте, и экран сделался почти однородно серым, с едва заметными светлыми вкраплениями, похожими на очень мелкие игольчатые кристаллы.

– Еще глубже… Еще…

Приговаривая так, Кирсанов раз за разом нажимал на кнопку. Поначалу Осипов принялся считать нажатия, хотя смысла в этом никакого не было. Он ведь все равно не знал толщину слоя погружения. Да если бы и знал, что в том толку? Где-то после пятьдесят четвертого нажатия он сбился со счета и бросил это пустое занятие.

– Еще… Еще глубже…

Сам Кирсанов, похоже, точно знал, когда наступит нужный момент. Он вдруг сделал паузу и посмотрел на Осипова очень необычным, если не сказать более, странным взглядом. Как будто хотел спросить, не передумал ли он? Не хочет ли обо всем забыть и уйти? Снова сесть за компьютер и продолжить свои теоретические изыскания?.. Хотя, может быть, Осипов сам все это придумал. Потому что ему и самому хотелось задать себе эти вопросы. Но только для того, чтобы ответить – Нет!

– Сейчас, – Кирсанов чуть понизил голос.

Он, все же, любит театральные эффекты, отметил про себя Осипов. Но не злоупотребляет ими. И, в общем, это неплохо.

Кирсанов надавил пальцем на кнопку.

Фон экрана остался все таким же серым. Но теперь он был расчерчен на ровные квадраты. Тонкие, но очень четкие, будто светящиеся изнутри линии, рассекали его вдоль и поперек. Поначалу Осипов решил, что это шахматная доска, на которой все клетки выкрашены в одинаковый серый цвет. Однако их было гораздо больше. Тринадцать на тринадцать. Всего сто шестьдесят девять.

– Бог ты мой, – едва слышно произнес Осипов.

В каждую клетку был помещен рисунок, похожий на тот, что он видел на пакале. Да, какое там, похож! Вот он! Тот самый пляшущий ворон, что был изображен на пакале, найденном на болоте! А вот и второй, из замерзшего города, с носатым человеком в головном уборе из перьев!

Кирсанов молча, с едва заметной улыбкой наблюдал за реакцией Осипова. И, похоже, ему нравилось то, что он видел.

– Все рисунки разные? – не отрывая взгляда от экрана, спросил Осипов.

– Совершенно верно, – подтвердил Кирсанов. – Ни одного повтора. Но, если ты полагаешь, что уже удивлен, то ты глубоко заблуждаешься.

Кирсанов нажал очередную кнопку на пульте. Расчерченное на квадраты поле сместилось влево и ушло за край экрана. Его место занял ровный прямоугольник, внутри которого располагались столбцы из странных значков, сочетающих точки и короткие горизонтальные линии.

– Это рисунок, расположенный за дном правой глазницы черепа, – прищурившись, посмотрел на гостя Кирсанов. – Не впечатляет?

Осипов попытался было сходу придумать какую-то систему или принцип, на основе которого были сгруппированы незнакомые ему знаки, но быстро понял, что ему это не удастся.

– Признаюсь честно, пока – нет.

– Это цифры майя. Те, что в первых четырех колонках, образуют сочетание девятнадцать – десять – две тысячи пятнадцать. Не наводит ни на какую мысль?

Тут уж не могло быть никаких сомнений – дату «девятнадцатое октября две тысячи пятнадцатого года» запомнили все на Земле. Не сразу, но навсегда.

– Начало Сезона Катастроф.

– Да, в этот день образовалась аномальная зона номер один. Хотя тогда ее никто так не называл. Однако сообщение о гигантском грязевом гейзере, взорвавшемся вдруг в центре Найроби, передали все СМИ. В первый же день погибло где-то около пяти тысяч человек.

Осипов вымученно улыбнулся и махнул рукой в сторону экрана.

– Это – подделка!

– Серьезно? – сделал вид, что удивился, Кирсанов.

– Да, ты сам подумай. Откуда древние майя могли знать григорианский календарь?

– Понятия не имею, – Кирсанов качнул головой из стороны в сторону. Лицо его при этом осталось спокойным и серьезным – замечание гостя не произвело на него ни малейшего впечатления. – Но очень хочу это узнать.

– Кто-то уже в наши дни перевел дату григорианского календаря в систему летоисчисления майя.

– Да? – Кирсанов сделал вид, что ему стало немного интересно. – И что дальше?

– Дальше – надпись поместили на череп.

– Можно я сделаю несколько критических замечаний?

– Да, сколько угодно.

– Во-первых, этому черепу – я повторяю, черепу, а не хрустальному шарику, из которого он был сделан, – по меньшей мере, сто пятьдесят лет. Если, как ты полагаешь, эти рисунки и надписи сделал изготовитель черепа, выходит, он был пророком. Даже если надпись была нанесена позже, скажем, в самом начале нашего века – а этот череп у меня с две тысячи четвертого года, – выходит, что тогда уже кто-то знал грядущее.

– А что если это всего лишь совпадение? Сочетание цифр на рисунке и дата начала Сезона Катастроф?

– Полагаю, Виктор, ты и сам можешь посчитать, какова вероятность подобного совпадения. Хотя, конечно, на свете всякое случается. К примеру, в начале прошлого века в Лондоне были повешены трое убийц – Грин, Берри и Хилл. Они совершили свое преступление в местечке Гринберри Хилл. А несколькими годами позже, в Луизиане, к смерти была приговорена троица Стил, Роуд и Плейс. Они подкараулили и убили свою жертву на улице Стилроуд-плейс.

– Они могли выбрать место преступление, исходя из сочетаний своих фамилий.

– Какое-то извращенное чувство юмора, – с сомнением поджал губы Кирсанов. – Не находишь?

– Ты сам сказал, что случается всякое.

– Да! Однако не всех убийц ловят!

– Этим – не повезло.

Кирсанов неожиданно рассмеялся. По-настоящему весело и заразительно настолько, что глядя на него, Осипов тоже невольно улыбнулся. Хотя и не понимал, над чем это он так смеется?

Чтобы успокоиться, Кирсанову пришлось взять бутылку минеральной воды и сделать пару глотков.

– Слушай, это действительно смешно, – с трудом вымолвил он и снял очки, чтобы утереть слезы. – Перед нами, быть может, самая грандиозная загадка мироздания, а мы тут обсуждаем незадачливых преступников, чей прах давно истлел и обратился в корни травы, которые, в свою очередь, тоже истлели.

– Так, ты уверен, что это не подделка? – взглядом указал на экран Осипов.

– Конечно – нет!.. В смысле, это не подделка. Ты упускаешь из виду одну очень значительную деталь – эти рисунки не нанесены на череп. Они помещены в толщу монолитного хрустального образования. При этом целостность его не была нарушена.

– Ты уверен? – с сомнением наклонил голову Осипов.

– Никаких сомнений!

– Как же тогда они оказались внутри?

– Расскажи мне это, знаток фальсификаций и подделок. – Кирсанов сделал шутливый приглашающий жест. – Специалисты, к которым я обращался с этим вопросом, не смогли ничего мне ответить. А это были очень, очень хорошие специалисты. Может быть, даже самые лучшие в своем деле. Среди них, кстати, были мастера, изготовившие не одну изумительную подделку, по сей день, считающуюся оригиналом.

Осипов озадаченно прикусил губу. Ему хотелось, очень хотелось поверить в то, что рассказывал Кирсанов, однако здравый смысл… Здравый смысл упорно молчал. Как будто ему было глубоко по фигу все происходящее.

Осипов отошел к столику, за которым они начали беседу, налил себе чашечку чая и залпом выпил. В голове не прояснилось, но на душе полегчало.

– А что означают знаки в четырех других столбцах? – спросил он, вернувшись.

– О! – взмахнул пультом Кирсанов. – Отличный вопрос! Эти цифры после расшифровки складываются в координаты места, где мы сейчас находимся.

С некоторым удивлением Осипов отметил, что еще одно сногсшибательное заявление Кирсанова оставило его почти равнодушным. Слишком много необычного для одного дня.

– то есть древние майя знали, что в начале двадцать первого века российский миллиардер Кирилл Константинович Кирсанов построит на этом самом месте свой Центр Исследования Катастроф?

Кирсанов усмехнулся и погрозил гостю пальцем.

– Твое счастье, что я ценю людей с чувством юмора.

– Я разве сказал что-то смешное? – искренне удивился Осипов.

– Когда я впервые увидел эти числа… В смысле, написанные нормальными арабскими цифрами, я тоже не понял, что они означают. Никто не понимал. Работавшие на меня специалисты крутили их и так, и эдак, пытаясь получить какую-то осмысленную информацию. И лишь после того, как рвануло в Найроби, кто-то высказал предположение, прозвучавшее в тот момент довольно-таки дико, что это и есть начало вселенской катастрофы, предсказанной майя. И числа в левой глазнице хрустального черепа это подтверждают. Переосмыслить второй набор цифр, как еще одну дату было невозможно. Тогда что они еще могли означать в связи с начавшимся катаклизмом? Достаточно было задать этот вопрос, для того чтобы цифры сами собой сложились в географические координаты места, расположенного в средней полосе России, в стороне от больших городов и транспортных артерий. Снова возник вопрос: почему так важно это место? Ответ: потому что это самое безопасное место на Земле. Место, в котором возникновение пространственно-временного разлома наименее вероятно, а может быть, и совсем невозможно. И я начал строить здесь Центр!

Кирсанов гордо вскинул подбородок. Должно быть, таким он видит себя, высеченным в мраморе. Или – отлитым в бронзе. Таким его должны запомнить благодарные потомки. Осипов постучал пальцами по краю стола. Он даже не подумал о том, стоит ли скрывать свои сомнения?

– А что, если все наоборот? Что, если это координаты самой грандиозной катастрофы? Которая уничтожит все живое?

– Ну и что? – улыбнулся белозубо Кирсанов. – В таком случае это будет самая последняя катастрофа, после которой не останется уже ничего. Выходит, мы все равно сделали правильный выбор.

Логика была мрачноватая, можно даже сказать, замогильная, но по сути верная. Куда и зачем бежать, если бежать больше некуда?

– Ну, хорошо, мы здесь. И что теперь?

Кирсанов загадочно улыбнулся. Выключив экран и микроскоп, он извлек из ячейки хрустальный череп и вернул его на прежнее место – в стеллаж с зеркальными створками. Сделав это, он подошел к стенду, высотою около трех метров, закрытому вертикальными жалюзи.