Текст книги "Начало"

Глава 28

Громко хлопнув дверью, в кафе влетел Крис Орсон. В точности похожий на безумного гения, каким его показывали в фильмах начала прошлого века. Всклокоченные волосы, распахнутый лабораторный халат, надетый поверх полосатой рубашки с оторванными пуговицами, мешковатые, мятые серые брюки, на ногах – шлепанцы. Взгляд растерянно блуждает по сторонам, как будто в этот самый миг Док пытается справиться с еще одной научной проблемой мирового масштаба. Например, как рационально использовать в народном хозяйстве темную энергию?

– Док! Эй! Мы здесь! – привстав, на всякий случай махнул рукой Брейгель.

Хотя в пустом зале это казалось совершено излишним. Да и не отличался Орсон чрезмерной рассеянностью, свойственной, если верить все тем же фильмам, всем великим умам.

Орсон сделал знак рукой в ответ, подбежал к стойке и звучно хлопнул по ней ладонью.

– Кажется, Док сегодня несколько перевозбужден, – сказал Камохин, глянув на него через плечо.

Брейгель молча пожал плечами.

– Кофе! Крепкий! И яичницу с беконом! Из трех, нет, из четырех яиц! – скомандовал испуганно глядящей на него официантке Орсон, еще раз хлопнул ладонью по стойке и, гордо вскинув голову, направился к столу.

– Все в порядке, Док? – спросил Брейгель.

– Все просто замечательно! – Орсон уселся за стол рядом с Камохиным, глянул на экран планшета и, улыбнувшись, спросил: – Ну, и чем вы тут занимаетесь?

– Док, – подавшись вперед, Брейгель заглянул Орсону в глаза. – Скажи, только честно, ты счастлив или пьян?

– Дружище! – Орсон тоже наклонился вперед, чтобы положить руку фламандцу на плечо. – Я ни разу в жизни не был пьян! Во всяком случае, настолько, чтобы кто-то обратил на это внимание.

– Так, хорошо. Это я буду иметь в виду. Тогда, позволь узнать, с чем связана твоя чрезмерная веселость?

– Как это с чем? – Орсон в изумлении откинулся на спинку стула. – Жизнь прекрасна и замечательна!

Он широко раскинул руки в стороны. И едва не выбил поднос из рук подошедшей к столику официантки.

– Осторожнее! – недовольно воскликнула та.

– Простите, дорогая, – в знак искренности своих извинений, Орсон прижал руку к груди.

– Я вам не дорогая, – осадила его официантка. – Так что нечего тут руками махать.

Орсон понял, что в данной ситуации лучше промолчать. И так и сделал.

– Ваша яичница, – официантка поставила на стол перед Орсоном большую тарелку с яичницей-глазуньей, посыпанной сверху мелко нарубленной зеленью.

Выглядела яичница, следует признать, весьма аппетитно. Настолько, что Камохин подумал, а не заказать ли и себе такую же. Но биолог посмотрел на то, что ему подали, и недовольно скривился.

– Это – что?

– Яичница.

– Я просил с беконом.

– А это с чем?

– С зеленью.

– И с беконом.

– Я не вижу бекона!

– Док, успокойся. – Камохин взял Орсона за локоть. – Бекон – внутри. – Как это – внутри?

– Это русский вариант. Бекон сначала мелко режут, затем высыпают на сковороду, слегка обжаривают и заливают яйцами.

– Только не бекон, а сало, – уточнил Брейгель.

– Смотря, что есть под рукой, – не стал спорить Камохин.

Орсон взял вилку, ковырнул ею яичницу и подцепил на зубчик небольшой кубик не то сала, не то ветчины. Но уж точно не бекона.

– Ну, что я тебе говорил? – Камохин успокаивающе похлопал биолога по руке. – Попробуй, это вкусно.

Вилкой, зажатой в руке, Орсон изобразил некий таинственный знак, который можно было расшифровать примерно так: «Что поделаешь, если уж попал в страну, где не умеют обращаться с яйцами и беконом, придется есть, что дают».

– Все в порядке? – спросила официантка.

– Вы так полагаете? – Орсон воткнул вилку в середину желтка.

Жидкое содержимое начало медленно растекаться по белому, присыпанному зеленым спекшемуся полю. Как лава из трещины в земной коре на первозданной, еще безжизненной планете, сотрясаемой и ломаемой природными катаклизмами, чей облик был еще не определен, а потому и слово география не имело никакого смысла.

– Ваше кофе. Черное, как и заказывали.

Орсон замер с вилкой в руке, занесенной над следующим желтком.

– Что вы сказали?

Он смотрел на чашку, наполненную свежесваренным кофе, так, будто видел ее дно. И то, что там лежит.

– Что снова не так? – кулаком уперлась в бок официантка.

– Я попросил вас повторить то, что вы сказали.

Биолог медленно перевел взгляд на возвышавшуюся над ним дородную, краснощекую девицу. Именно так, в представлении западного обывателя, выглядит среднестатистическая русская красавица.

– Когда? – оттопырила губу официантка.

– Когда поставили чашку на стол.

– Вот ваше кофе. Что не так?

– Простите, – Орсон посмотрел на бейджик, прицепленный к лямочке белоснежного фартука. – Валентина – так вас зовут?

– Ну, Валентина, и что?

– Простите, Валентина, вы русская?

– А что?

– Я просто задал вопрос. Вы можете на него ответить?

– Ну, русская.

– Так почему же вы говорите «черное кофе»?

– А что?

– Я не являюсь носителем русского языка и русской культуры, но, тем не менее, знаю, что следует говорить «черный кофе». Понимаете? Слово «кофе» мужского рода.

– А что, от того, что я скажу «черное кофе», оно в чай превратится?

– Нет, конечно… – биолог растерянно улыбнулся. – Но существуют же языковые нормы. Вы ведь не говорите… – взгляд его скользнул по столу. – Вы ведь не говорите «белый яичниц».

– Не хочу, поэтому и не говорю.

– Вы полагаете, что все зависит лишь от вашего желания?

Валентина поджала левый угол рта, так что лицо ее болезненно перекосилось.

– Вы что, не хотите кофе?

– Да нет, хочу, – сказал Орсон. И задумался, а в самом деле, хочет ли он это самое черное кофе? – Я просто не понимаю, почему вы настойчиво упорствуете в своем заблуждении?

– Да потому, что мой прежний шеф все время говорил: «Валюша! Завари-ка мне кофею! Да чтобы черного, как кубинский негр!»

– И кем же был ваш прежний шеф? Начальником овощной базы?

– Депутатом государственной думы Российской Федерации! – гордо возвестила официантка. – И, между прочим, действительным членом комитета по защите русской культуры! Надо полагать, он-то, господин английский профессор, лучше вашего знал, какого рода кофе!

Сказав это, Валентина взяла поднос под мышку и, чеканя победный шаг, с гордым видом удалилась за стойку.

От былой веселости Орсона не осталось и следа. Он уныло взирал на яичницу с кофе и не знал, что со всем этим делать?

– Ты ешь яичницу, Док, – решил приободрить его Камохин. – Она на самом деле вкусная.

Орсон ковырнул яичницу вилкой.

– Я забыл у нее спросить, от кого они защищали русскую культуру?

– Думаю, это не главный вопрос нашей сегодняшней викторины, – улыбнулся Брейгель. – В конце концов, кому какая разница, чем они там у себя в комитете занимались?

Орсон поднял на фламандца взгляд, настолько унылый, что лицо вечно улыбающегося Брейгеля вытянулось и перекосилось. Как будто он раскусил кислую сливу.

– Иногда мне кажется, что именно в этом и кроется причина, – произнес англичанин голосом ветхозаветного пророка.

Брейгель нервно сглотнул.

– Причина чего?

– Того, что сейчас происходит. – Орсон подцепил на вилку кусок яичницы и отправил его в рот.

– Ты говоришь о Сезоне Катастроф? – уточнил Камохин.

– Ну конечно, – кивнул Орсон. И снова подцепил на вилку кусочек яичницы. – А ты знаешь, действительно вкусно.

– Так в чем причина-то? – заерзал от нетерпения Брейгель.

– В том, что одни из нас играли в странные, дурацкие игры, не думая о том, к чему это может привести. А другие в это время делали вид, что им нет до этого никакого дела. Теперь же мы почему-то удивляемся тому, что все вокруг рушится. А что тут странного? – Орсон пожал плечами и снова принялся за яичницу. – Все так и должно было закончиться. Не библейским апокалипсисом, а катастрофой в мозгах, – биолог положил вилку и пальцами обеих рук – Бум! – изобразил взрыв. – Наши мозги разлетелись вдребезги. А мы думаем, что это рушится мир вокруг нас.

– Интересная теория, – с видом чрезвычайно серьезным кивнул Брейгель.

– Я бы сказал, своеобразная, – внес небольшую коррективу Камохин.

– Вы действительно так думаете? – посмотрел удивленно сначала на одного, затем на другого Орсон.

– Нет, – качнул головой Камохин.

– Нет, – улыбнулся Брейгель.

– Очень хорошо. – Орсон взял в руку вилку. – А то я, уж было, подумал… – Не закончив фразу, он улыбнулся, махнул вилкой и подцепил очередной кусок яичницы. – Нет, в самом деле, вкусно!

– Док, ты шел к нам с какими-то новостями, – напомнил Камохин.

– Угу, – кивнул Орсон и сделал пару глотков кофе. – Кофе, надо сказать, тоже совсем неплох. Не смотря на то, что он здесь среднего рода.

– Я думал, англичане пьют только чай.

– Я заказал кофе, потому что абсолютно уверен в том, что чай здесь точно готовить не умеют. Готов поспорить, его здесь заваривают в пакетиках!

– Ну, лично я не вижу в этом преступления.

– Заваривать чай в пакетиках – это все равно, что говорить «черное кофе»! – Англичанин возмущенно стукнул вилкой по краю тарелки. – Все это в совокупности и привело нас к катастрофе!

– Док, мы, вроде, сошлись во мнении, что причина катастрофы вовсе не в этом.

– А я не о той катастрофе, которая там, – Орсон махнул вилкой куда-то в сторону. – Я о той, которая здесь! – Он поднес кончики зубьев вилки к виску.

Брейгель насупил брови и погладил переносицу.

– Я что-то запутался. О чем мы вообще говорим?

– О том, что происходят одновременно две катастрофы. – Орсон вилкой разделил оставшуюся на тарелке яичницу надвое. – Первая, условно говоря, природная катастрофа. Та, которую Осипов называет закономерным этапом эволюции вселенной, – биолог съел кусок яичницы и запил ее кофе. – Хотя, должен заметить, я сильно сомневаюсь в естественной природе этого явления. Однако речь сейчас не о том, – он сложил пополам и насадил на вилку последний остававшийся в тарелке кусок яичницы. – Вторая катастрофа происходит одновременно с первой, но она не так заметна. Вернее, ее проявления настолько явны, что их просто невозможно пропустить. Однако большинство наблюдателей предпочитают не называть это катастрофой. Вместо этого используются различные красивые, наукоемкие и абсолютно не передающие суть дела эвфемизмы. Изменение национального менталитета, расслоение общественных интересов, преломление культурного дискурса, перераспределение акцентов – все, что угодно, только не катастрофа, – англичанин сунул в рот наколотый на вилку кусок яичницы. – Но, когда слово «культура» уже не воспринимается без каких-либо приставок – анти, поп, контр, арт, – по-моему, это и есть самая настоящая катастрофа. «Черное кофе» – это катастрофа. Леди Гага – катастрофа. Писатель-таксидермист Федор Беликин – катастрофа. Преподавание в школах основ религии – катастрофа. Отрицание теории Дарвина – катастрофа. Это все такие же аномальные зоны, как те, в которых мы не так давно побывали. А может быть, и пострашнее. И несть им числа!

Орсон указал пальцем на вазочку, в которой Брейгель меланхолично помешивал растаявшее мороженое. – Что, это тоже катастрофа? – испугался фламандец.

– Нет, хотел спросить, почему ты его не ешь?

– Не хочу.

– Можно я доем?

– Конечно. – Брейгель пододвинул вазочку Орсону.

– Док, мне твоя идея, в целом, ясна… – начал Камохин.

– Эта идея не моя, – постучал ложечкой по краю вазочки англичанин. – Я всего лишь являюсь ее убежденным сторонником.

– Я, скорее всего, тоже, – кивнул Камохин.

– Ты не уверен?

– Ну, надо же для начала все как следует обдумать.

– Конечно, – не стал возражать биолог.

– А теперь, давайте вернемся к нашей катастрофе.

Док, ты обещал новости.

– Верно, – Орсон отодвинул пустую вазочку, сделал глоток остывшего кофе и приготовился говорить. – Значит так, вам всем большой привет от Светланы.

– Ты виделся с ней?

– Она работает в виварии. Присматривает за милыми такими зверушками, – пошевелив пальцами обеих рук в воздухе, биолог изобразил нечто весьма неопределенное. – Пушистые, миленькие… с большими глазищами, – он попытался изобразить взгляд больших глаз этих миленьких, пушистых зверьков. – Вот, только названия у них пока нет. Вообще, с систематикой существ из аномальных зон большая проблема. Я предлагал присваивать им индексы, включающие номера зон, из которых их вытащили, но коллеги возразили, в том смысле, что так будет очень уж громоздко, – биолог пренебрежительно хмыкнул. – В результате получилось как всегда. То есть вообще никак. Ведь если посмотреть на вопрос с точки зрения банальной…

– До-ок! – вынужден был прервать весьма содержательную речь англичанина Камохин. – Мы говорили о Светлане.

– Ну да. Она работает с этими самыми, – он снова шевельнул пальцами, – пушистиками. По-моему, ей нравится. Во всяком случае, выглядит она намного лучше, чем когда мы впервые встретились. В общем, у нее все в порядке. По пути от нее заскочил в Детский центр повидать наших малышей. Они тоже уже освоились на новом месте. Вадим в большом авторитете среди сверстников – пугает их историями про аномальные зоны, в которых побывал. Ирина ведет себя весьма благоразумно, скрывая свои выдающиеся способности. Она сама отлично понимает, к чему это приведет, если все будут о них знать. Поэтому она весьма умело изображает обычную девочку своего возраста, немного задумчивую, немного заносчивую, немного себе на уме. Вот только общаться со сверстниками ей не всегда интересно. То есть в куклы она с другими девочками играет, но о серьезном поговорить не с кем. И книг интересных, по ее мнению, в библиотеке Детского центра нет. Поскольку планшетами им пользоваться не позволяют, я принес ей стопку книг по общей генетике, молекулярной биологии и дарвинизму. На первое время хватит. Но вообще-то нужно подумать, как предоставить Ирине возможность учиться и развиваться независимо от остальных детей.

– Может быть, сослаться на какие-то особенности девочки и попросить перевести ее на домашнее обучение? – тут же предложил Брейгель.

– На какие еще особенности? – спросил Камохин.

– Не знаю, – пожал плечами Брейгель. – Я пока еще не обдумывал этот вопрос.

– И дома – это где?

– В смысле – у кого?

– Док, а ты бы сам не хотел завести ребенка? С тобой ей будет интересно. Ты столько обо всем знаешь.

– Господа, я не могу брать на себя такую ответственность, – с самым серьезным видом изрек Орсон. – Не забывайте, что мы – квестеры. И каждый квест – это смертельная опасность для каждого из нас… Возможно, в этом есть некоторое преувеличение, но, согласитесь, звучит ярко и выразительно. Поэтому мы не можем брать на себя такую ответственность, как воспитание ребенка.

– Ты прав, Док, – кивнул Брейгель.

– Верно, – согласился Камохин.

– В общем, как быть с Ириной, нужно еще подумать.

Орсон заглянул в стоявшую на столе чашку и, убедившись, что она пуста, повернулся к стойке.

– Валюша! – поднял он пустую кружку. – А сварика мне кофею! И, чтобы черного, как кубинский негр!

Официантка польщенно улыбнулась и принялась за дело.

– Сдаешь позиции, Док? – заговорщицки подмигнул Брейгель.

– Вовсе нет! – протестующе вскинул брови англичанин. – Просто считаю бессмысленным продолжать бой на этом фронте. Потери совершенно несопоставимы с тем, что можно надеяться получить в случае победы. Ведь, как известно, выиграв битву, можно поиграть войну. Впрочем, вы, друзья мои, не хуже меня знаете, что такое стратегия, – Орсон пальцем постучал по краю камохинского планшета. – Полагаю, вы уже пробовали набрать в поисковике слово «пакаль»?

– Само собой.

– Ну и как?

– Пусто. Ну, то есть никакой конкретики. В переводе с языка майя слово «пакаль» означает «щит». У майя даже был вождь с таким именем. В Центре название «пакаль» используется для обозначения обнаруживаемых в аномальных зонах артефактов, имеющих форму небольших металлических пластинок с нанесенными на них рисунками, стилизованными под графику Мезоамерики. Пакали представляют огромный интерес для исследователей. В общем, это почти все. Для каких именно исследований представляют интерес пакали, я так и не понял.

– Не ты один, – утешил стрелка Орсон.

К столику подошла официантка и, улыбнувшись биологу, поставила перед ним чашку черного, очень черного кофе.

– Спасибо, дорогая, – улыбнулся ей в ответ Орсон.

Валентина собрала со стола посуду и удалилась на свое обычное место.

– Через знакомых я проверил номер дескана, что вы мне дали, – продолжил рассказ англичанин. – По документам дескан числится утерянным во время восьмого квеста в «Зоне Номер Двадцать Три», неподалеку от Улан-Удэ.

– Ага, – кивнул Камохин. – Утерян в «Зоне Двадцать Три» и всплыл в «Зоне Тридцать Четыре». Продолжай, Док.

– Задействовав имеющиеся у меня связи, я вышел на нескольких человек, чья работа так или иначе связана или же была связана с пакалями, – Орсон взял с блюдечка ложку, опустил ее в кофе и принялся неторопливо, мерно помешивать.

– Док, зачем ты мешаешь кофе? – спросил Брейгель. – Ты же пьешь без сахара.

– Просто так, – удивленно вскинул бровь англичанин. – А в чем дело?

– Просто странно как-то…

– Тебя это раздражает?

– Вовсе нет.

– У меня такая привычка.

– Да, ради бога, Док! Я просто спросил!

– Может быть, ты думаешь, что я нервный?

– Ничего я не думаю.

– А зачем тогда спросил?

– Мне показалось странным то, что ты мешаешь кофе, в который ничего не добавлено. Вот и все.

– Так, значит, я кажусь тебе странным?

– В какой-то степени, – сказал Брейгель и чуть склонил голову к левому плечу.

– Вот так бы сразу и сказал, – тут же успокоился Орсон. – У каждого из нас есть свои странности, и нет ничего ужасного в том, чтобы сказать человеку о том, что та или иная его привычка кажется другим странной.

– У меня нет, – сказал Камохин.

– Чего у тебя нет? – не понял Орсон.

– Странностей.

– Не может быть.

– Точно – нет.

– Ты просто их не замечаешь.

– Нет. У меня их попросту нет.

– Ну, в таком случае, то, что у тебя, в отличие от всех остальных, нет странностей, само по себе уже странно.

Камохин наморщил лоб, пытаясь понять, что именно сказал англичанин.

– Забей, – улыбнувшись, подмигнул ему Брейгель.

– Ладно, со странностями покончили. – Орсон вынул ложечку из чашки, стряхнул повисшую на конце черную капельку и положил на край блюдца. – Вернемся к нашим пакалям. – Он поднял чашку, сделал глоток и удовлетворенно хмыкнул. – Итак. Узнать мне удалось немного, но все же чуть больше, чем знает планшет. Во-первых, я выслушал обстоятельную лекцию по искусству Мезоамерики, из которой узнал много интересного и нового для себя. Но главным в ней было то, что все специалисты сходятся во мнении, что пакали не имеют никакого отношения к предмету их исследований. Изображения, нанесенные на пакали, это даже не копии рисунков майя, а, всего лишь стилизация. Во-вторых, датировать возраст пакалей невозможно ни одним из известных в настоящее время способов. В-третьих, совершенно не понятно, каким образом были нанесены рисунки на плоскости пакалей. Ни на поверхностях пакалей, ни в бороздках рисунков не присутствует никаких, даже самых мельчайших, следов, которые указывали бы на литье или штамповку. Так же нет никаких следов, указывающих на какой-либо известный нам способ инструментальной обработки. Как сказал мне человек, пытавшийся разгадать эту загадку: складывается впечатление, что пакали появились в своем законченном виде одновременно со Вселенной. В-четвертых, материал, из которого изготовлены пакали, абсолютно идентичен для всех, имеющихся в наличии образцов. То есть можно сказать, что это была одна партия, изготовленная одномоментно. Ничего необычного сам по себе материал не представляет. Это сплав нескольких металлов с керамическими присадками. Если кому-то интересно, у меня записан точный состав. Однако в земных условиях получить такой материал невозможно. Для этого требуется полное отсутствие силы тяжести.

– Невесомость, – уточнил Брейгель.

– Можно и так сказать, – согласился Орсон.

– То есть пакали были сделаны в космосе?

– Ну, вот так прямо никто мне этого не говорил. Для того, чтобы делать подобные заявления, требуются основания. А их, как я понимаю, нет.

– Выходит, мы имеем дело с инопланетянами!

– Которые фанатеют от древних майя.

– И любят играть в странные игры в аномальных зонах.

– Что еще, Док?

– Я разве мало рассказал?

– Нет, но если есть что-то еще…

– Ах, да! – хлопнул себя по лбу биолог.

Бросив быстрый взгляд в сторону официантки и убедившись, что Валентина задумчиво листает какой-то глянцевый журнал, англичанин вороватым жестом вытащил из-под халата и положил на край стола большой охотничий нож. В кожаных ножнах, с костяной рукояткой. На которой была выжжена бука «М».

– Ну как? Одобряете?

Оба бойца таращились на нож Орсона так, будто это был королевский скипетр из Тауэра. Нож был точно такой же, как и тот, что они нашли у убитого «черного» квестера.

– Где ты его взял, Док?

– А что, хороший нож? – довольно улыбнулся Орсон. И эдак небрежно бросил: – Я его позаимствовал в оружейке.

– Где? – удивленно переспросил Брейгель.

– На оружейном складе. Что, никогда не слышали про такой?

– Я знаю про склад. Но кто тебя туда пустил? Это все твои связи?

Орсон довольно улыбнулся, вытащил из-за воротника висевшую на цепочке запаянную в пластик чип-карту и продемонстрировал ее собеседникам.

– Вот мой пропуск.

– Ты взял этот нож на оружейном складе? – еще раз спросил Камохин.

– Ну сколько раз мне еще повторить? – всплеснул руками Орсон. – Я взял его на оружейном складе. Я зашел туда, чтобы отобрать себе оружие для нового квеста. И, виноват, не смог удержаться, чтобы не прихватить кое-что. Понимаю, это нарушение, но мне очень захотелось иметь что-нибудь при себе. Что-нибудь настоящее. Как настоящему квестеру…

– И таких ножей на складе много? – перебил его Камохин.

– Я видел почти полный ящик. Штук пятьдесят, а то и больше. Может, и еще есть.

Камохин схватил планшет, пробежался по экрану пальцами и стукнул кулаком по столу. Так, что кофе из чашки Орсона выплеснулось на блюдце. И официантка приподняла голову, чтобы посмотреть, что там происходит за единственным занятым столиком.

– Все верно. Вот он, ножик, в складском каталоге, – он толкнул планшет Брейгелю. – Видно, купили партию по дешевке.

– А буква «М», это не имя владельца, а логотип фирмы-изготовителя «Мозговой и братья», – закончил Брейгель.

– Что, плохой нож? – забеспокоился Орсон.

– Такой же нож был у наемника, которого мы подстрелили на болоте.

– Ну, тогда все ясно, – радостно улыбнулся Орсон. – Дескан из Центра, нож – тоже из Центра. Понятно, на кого он работал.

– На кого?

– На кого-то из Центра.

– Логично. – Камохин безнадежно вздохнул.

– И все же, Док, как тебе удалось пробраться в оружейку? – спросил Брейгель.

– Вы что, еще не в курсе? – Орсон посмотрел сначала на одного, потом на другого. Так, как будто был почти уверен в том, что они его разыгрывают. – Ничего не знаете?

– Что мы должны знать?

Лицо Орсона расплылось в улыбке.

– Мы официально утверждены, как постоянно действующая квест-группа. Теперь у каждого из нас в ружейке есть свой персональный шкафчик. – Биолог помахал жетоном на цепочке. – Правда, не знали? Вот, смотрите!

Он дернул к себе планшет и быстро набрал адрес в командной строке.

– Пожалуйста!

На экране появились четыре фотографии и краткая информация о каждом из них.

– Так я и знал! – едва взглянув на экран, в отчаянии схватился за голову Брейгель! – Ну это ж надо, какая непруха! Полная бамалама!

– Да в чем дело-то? – растерянно посмотрел на фламандца Орсон.

– В этом, Док! В этом! – указал на планшет Брейгель. – Квест-группа – тринадцать! Тринадцатая группа, Док! Ты понимаешь, что это значит?

– Нет, – честно признался Орсон.

– Ну, тогда ладно, – как-то сразу успокоился Брейгель. – Тринадцать – значит тринадцать.