Текст книги "Вера в верования и наоборот"

– Никого они не спасут, Дилон. Это сказка. Придуманная Жрецом-Друидом Вайами Садри. Люди злы и завистливы. И используют эту рукопись по-своему.

– Я тоже та думаю, Сэр.

– Тебя, Свен, уже никто не спрашивает. Подними Рата, Воин!!!

Свен аж присел от крика Дилона. Наклонился к Рату, помог тому присесть.

Вождь уже развел небольшой огонь около себя. Развернул рукопись, просмотрел вскользь…

– Да, Садри… Может, это и Знание, но увы.

И листы манускрипта, один за другим стали таять в огне.

– И что дальше? – Рат говорил с трудом.

– Дальше можете идти своей дорогой, Слуги Христовы.

Дилон поднял Рата, поставил на ноги.

– Ты, Свен, если и пойдешь куда… То тебе не с нами. Поэтому, пообщайтесь с Вождем полчаса, а потом иди, куда хочешь.

– Да, Сэр. Я понимаю.

– Господа Рыцари… к счастью, ухожу первый, поэтому минут 10 будете ждать вы. А там – сами решайте, кто и куда.

– Куда выводит этот коридор?

– На вонючую свалку. Она не охраняется мусульманами.

– Прощай, Вождь.

– Прощай, Дилон.

Вождь ногами затушил остатки огня и быстрым, несвойственным его возрасту шагом, пропал в темноте.

– Я от вашего спектакля, чуть не сдох. Рат еле говорил, но улыбался.

– Слушай, Рат, а ты и картины можешь копировать, что отличить нельзя будет? Свен тоже улыбался.

– Да. Особенно голых баб.

– И это очень правильно, Господа Рыцари!

57

Лаборанты, а их было двое, недоумевали.

– Стас, это яд. Схема действия не сложная, ты ее правильно определил. И для кого такое делали?

– Это я и хочу узнать.

– Иди к архивщикам.

– Иду. А копию результатов не отсылайте пока.

– Даже Южину?

– Ни Ксении, ни Южину.

– Добро, Стас. Сам раскопать хочешь?

– Хочу.

– Удачи!

– И вам, ребята!

Архивщик был один. Огромное помещение было доверху заставлено книжными полками. Южин не любил стеллажи.

– «Пронсо»… Сейчас будем искать. Есть конкретная книга по этой компании. Вы когда вино нашли, Южин ее сразу раздобыл. Но она у него дома. У меня только карточка.

– А еще какой-нибудь путь, чтоб найти про него инфу?

– Соображаю… А! Можно порыться в «Оргиях крестоносцев»!

– Есть такая книга?

– Конечно есть.

– Правда?

– Пьянов, ты обидеть меня хочешь?

– Да что Вы! Я даже и не знаю про это особенно.

– Сейчас найдем.

Искомое было найдено быстро. Стас моментально нашел главу о «Пронсо», которое пользовалось сумасшедшим успехом. Но про отравы, яды и сигарки не было ничего. «Бред какой-то. Хотя, с другой стороны, – кто бы об этом мог написать, если все умерли от этих „коктейлей“?»

Пьянов понял, что есть другой путь. Человек, который знал все про сигары. Он жил в двух шагах от Южинского штаба. На крутую удачу Стас не рассчитывал, но ведь лаборанты пожелали ему ее. Так что, шансы были.

«Сигарника» очень обрадовало фото паки мини-сигар.

– Ну, Пьянов! Это гениально! Знаешь, что это за сигары?

– Я за этим к Вам и пришел.

– Это сигары из комплекта, который убивал. Вы что, нашли их?

Информацию по раскопкам было строжайше запрещено рассказывать.

– Мы нашли пачку с одной сигарой. Шеф заинтересовался.

– Тогда слушай…

История про секту «Чандрас» не очень удивила Пьянова. Он был готов к чему-то подобному. Но он не был готов к самому важному: к легенде, что секта действует по сей день.

– А откуда такая информация?

– У меня покупает сигары один странный человек. На вид – смуглый, но, вроде, европеец. Примечательно не это.

– А что?

– Он приезжает из разных мест и каждый раз одет по-другому. Он еще ни разу не повторился в одежде.

– Ездит сюда, в Москву, к Вам? Особые сигары?

– Я их сам делаю.

Пьянов удивился. Коллекционировать и изучать – одно, но производить…

– Делаете?

– Да. Для него и еще одного человека.

– Тоже странного?

– Да. Но этот наш – по всему видно. Породистый, богатый.

– Наш, в смысле, москвич?

– Наверное, москвич. Но россиянин точно. Русский россиянин.

– А что странного?

– Я ему рассказал про того, первого и он очень им заинтересовался. Но тот, без имени который, смуглый, больше пока не появлялся.

– А что во всем этом странного, я никак не пойму…

Раздался звонок в дверь.

– Подожди минутку.

Сигарник пошел открывать. Стас смотрел на сигары всех времен и народов и обалдевал: «Это же надо, сколько всего произведено со времени начала мира! Уму непостижимо!

– Ну, вот, легок на помине. Это и есть мой гость, для которого я…

Стас застыл. Перед ним стоял тот самый человек с раскопок, которого, вроде, и не было.

– Салам алейкум, Станислав. Я к тебе. И сигары, конечно, возьму.

Стас не знал, что сказать.

– Здравствуйте…

– Аламат. Я тот, кто тебе нужен.

– Ваш медальон… Я узнал Вас.

– Я и не собирался прятаться. Итак, сигары?

Сигарник с интересом наблюдал за этой сценой.

– Да, конечно. Сигары давно готовы. Вот они.

Сигарник открыл сейф, достал большую коробку без этикеток и названия и протянул Аламату.

– Благодарю, Сагиб. Вот деньги.

– Спасибо.

– Пойдем, Станислав?

– Пойдем… Те…

– Давай на ты, Стас.

– Давай.

– Ну, и пошли тогда.

– Да… Пошли… Тогда… А куда?

– В скверик рядом. Посидим, покурим.

– Хорошо. До свидания! Спасибо Вам за историю.

– Всегда пожалуйста! А это, тебе, Стас, в подарок.

И Сигарник снова открыл сейф.

– Это те, что курит тот, второй ценитель сигар. Я сделал впрок, поэтому бери.

– Спасибо!

– Я бы взял побольше, Стас. Аламат говорил тихо и проникновенно.

– Передашь при случае.

– Простите… Кому передам?

– Южину, Стас, это его сигары.

58

Сони больше всего понравился вид Иерусалима. Просто ходить внутри города, даже старого, было интересно, но такое количество людей не сильно ее вдохновляло. И она оттягивала основной момент: Гроб Господень и Голгофу. Уже много раз она выходила с арабского рынка, стоявшего почти вплотную к Храму и не входила внутрь. Сердце билось слишком сильно. В один из дней, она почти зашла вовнутрь, стояла в больших железных дверях, разговаривала с Ключником. На следующий день была Троица и все Конфессии готовились к Празднику. Сони не жалела, что не прибыла в Великий Город до Пасхи, наоборот, она даже думала, что в Пасху сердце ее не выдержало бы совсем.

…Ночь была на удивление холодной. И очень, очень тихой. Было ощущение, что не происходит ничего: нет шумных компаний, радующихся предстоящему чему-нибудь или празднующих уже что-нибудь состоявшееся. И совсем нет людей. Сони задумалась: «Интересно, разве в такой Праздник, как Троица, нет Всенощной?» И сама себе ответила: «Есть. Но в других храмах». А в Храме Гроба Господня не было никого. «Так здорово! Про это время, которое сейчас, нельзя сказать, что в Храме нет ни души. Их здесь столько…» И она была права. Души ощущались везде. Но единственным реальным человеком в эту ночь перед Троицей, в Храме была только Сони. Она столько дней разговаривала с Ключником, что узнала про внутренность Храма все. И, главное, про видеонаблюдение. Оказывается, каждой ночью, проверив, что в Великом Храме людей нет, все камеры видеонаблюдения выключались, работала только одна: с внешней стороны входа и такая же с внутренней, у самых дверей. Связано это было с тем, что даже простые камеры видеонаблюдения могли повредить Иконам. Ведь какие-то из них были надежно защищены даже бронированным стеклом, а какие-то не защищены совсем. Сони слушала тишину. Тишину и легкий звук от никогда не гаснущего Священного Огня. Место, где она пряталась, было Голгофой, внутри которой было наблюдение, но тоже было отключено. До этого момента, попав в Храм, прямо перед его закрытием, Сони не ходила по нему. Она была так сосредоточена на том, где лучше спрятаться, что только перекрестилась четыре раза на четыре стороны света внутри храма, застыла на какое-то время у Священного огня, и пошла искать место. И только теперь она стала возвращаться к своему нормальному состоянию.

…«Наверное, хорошо, что я именно в этом месте». Сони отползла ногами ко входу в отверстие Голгофы, достала свои свечи, зажгла одну. Слезы потекли градом. Она всхлипывала так громко, переходя то в стон, то во внутренний рев, что, когда на мгновение приходила в себя, думала, что ее слышит весь Иерусалим. Сони била поклоны один за другим, не считая, будет их сорок, как она хотела изначально, или их уже сто. Это было не важно. На каком-то из падений ниц сердце ее сжалось, а потом стало легко. Совсем легко. Закончились слезы. И только тогда она поняла, что, скорее всего, не говорила ничего. Никаких молитв, не просила Прощения. Она осознала, что благодарила. И, чтобы быть уверенной, что она услышана, она произнесла три раза «Благодарю Тебя, Господи» и выползла из отверстия Голгофы.

Подойдя к Камню Вечной Жизни, она разделась догола. Сони знала, что Господь никогда не упрекнет ее за это. Она не волновалась, что смутит Святых, которые могли увидеть ее раздетую. И легла на Камень животом. Храм заполнялся Ангелами. Она чувствовала это, лежа лицом вниз. Крылья то и дело, гладили ее по телу. А Сони лежала и лежала. И не стало мыслей, не стало эмоций. Ушли все воспоминания и чувства. Осталось только одно: запах. Это был запах крови, с примесью лаванды и лилий. Кровь заливала глаза Сони, входила во все ее нутро и заполняла весь Храм. Но это не был запах обыкновенной крови. Он был другой. И цвет этой крови не был не алым, не красным. Он был тоже другим. И он был СВОИМ. Как до этого момента СВОИМИ были запахи ладана, радуги Икон, вкусы Крестов и кистей Священников, и ощущения Свечей, так сейчас к ним присоединился СВОЙ запах крови. Сони знала, что это кровь Спасителя. Она перевернулась на спину и увидела крылья. Кому они принадлежали, она не знала. Крылья были прямо над ней и тень Храма скрывала их Обладателя. Всмотревшись, Сони увидела, что крыльев шесть. А, может, двенадцать. Но шесть точно. «Конечно, София, а как может быть иначе?» Голос шел и изнутри ее самой и со всех сторон. И Сони поняла, Кто перед ней. Эти Глаза приблизились к ее глазам, Святые Губы коснулись лишь дыханием ее губ и Сони увидела золотой крест около самого ее лица. Крест, состоявший из золотого воздуха переливался в неоновый цвет, в голубой, в красный и опять в золотой. Потом он увеличился в размерах, приняв очертания всего ее тела и, сначала, лег на нее. «Как… Как…» Сони не могла подобрать слово той легкости и состояния, в которое попала. Крест вошел в ее тело и стал там заполнять каждую ее клеточку. Глаза и Губы снова приблизились к ней и с шелестом улетающих из Храма крыльев Ангелов, Губы прошептали очень тихо и внятно: «На веки веков». Сони приоткрыла рот, произнесла, почти не выговаривая: «Аминь. Коснись губ моих. Молю…» И это произошло. Голова закружилась так сильно, что Сони решила, что улетает навсегда – от тела, от Земли, от всего, всего и всего, что было до этого. А потом все затихло и в ее ушах возник только ветерок, шум речной воды и перед глазами – неоново-красно-золотой цвет. Она приподнялась, поняла, что голова не кружится. Сошла с Вечного Камня, оделась. И пошла к пещере, в которой погребали Спасителя. Залезла внутрь, зажгла еще одну свою свечу от той, что уже горела там. Отбила три земных поклона и шепотом произнесла: «На веки веков. Аминь. Никто, Кроме Тебя ни в одной моей жизни, не коснется больше ни губ моих, ни меня. Это мое Слово Тебе, Господи. Аминь.» Потом она подошла к Священному Огню и зажгла от Него свою третью свечу. И стала кружить по Храму со свечой в руке, осторожно и очень трепетно кланяясь Иконам, предметам, свечникам, стенам. Двенадцать кругов. Когда она закончила, послышался шум ключа в замке входных дверей. Сони зашла за открывающиеся двери, они открылись, скрывая ее, и когда Ключник отодвигал противоположную от нее дверь, оказавшись к ней спиной, выскользнула из Великого Храма спиной, перекрестясь двенадцать раз. Двенадцатый крест совпал с ее шагом выхода из Храма и в этот момент Ключник уже открыл двери и оказался к Сони лицом к лицу.

– Здравствуй, София! Еще даже не рассвет, а ты уже здесь? Зайдешь в Храм?

– Доброе утро. Спасибо. Я просто хотела посмотреть, как первый луч солнца пройдет в открытые двери. Уже рассвет.

– Разве?

И мимолетный луч лег внутрь Храма, но солнца еще не было. Ключник посмотрел на луч, потом на Сони, потом снова на место, где только что был этот луч. А Сони, почти не слышно сказав «до свидания», уже шла вглубь арабского рынка, где первые продавцы раскладывали свои удивительные товары. «Счастье, это когда от тебя вокруг все счастливое. Когда ты не думаешь, что счастлива. ТЫ ПРОСТО ЗНАЕШЬ, ЧТО СЕЙЧАС ВСЕ ВОКРУГ СЧАСТЛИВОЕ И ТЫ САМА – ЧАСТЬ ЭТОГО БЕСКОНЕЧНОГО СЧАСТЬЯ. Это, может, лишь миг, но ЭТО СЧАСТЬЕ УЖЕ НАВСЕГДА СО МНОЙ»…

***

Ты общаешься с Богом непрерывно и непрерывно открывается. Поначалу тебе плохо. Потом тебе очень плохо. Потом ты хочешь все бросить, но когда-то ты уже это делал. Потом ты не бросаешь, и тебе, в Благодарность, а, может, в Дар, открывается новый Горизонт. Один, второй, пятидесятый. Потом ты впадаешь в «Прелесть» на церковном языке, а на людском – в эйфорию. Потому что после пятидесятого Горизонта наступает иллюзия успокоения. Ты «счастлив». Ты безмятежен. Но ты уже знаешь про этот период. И через немыслимую силу воли, которая уже только твоя и больше ничья, без посторонней помощи, ты снова входишь в Общение. И тогда ты получаешь в Дар Печаль. Поначалу она светла и в ней еще присутствует доля того периода безмятежности. Светлая Печаль. Но ты уже тоже знаешь, что это «обманка» и неистово молишься дальше, вопрошаешь, ищешь и не получаешь ничего. И тогда тебе не просто начинает казаться, что ты все это время сходил с ума, – ты абсолютно серьезно понимаешь, что ты уже стал сумасшедшим. И когда, из самых останков и руин своих сил ты выходишь на очередную Связь, ты получаешь Скорбь. Вселенскую Скорбь. Греха? Вины? У нее нет названия. Ты скорбишь за всех и за все. Ты сам становишься не важен. Тебя нет. Ты – эта Скорбь. Что и кому она дает в эти моменты? Просветление. Когда слезы сердца и души перестают быть слезами ума, тебя посещает просветление. Такое короткое. Такое бесконечно счастливое. Которое навсегда остается с тобой. Ты рад? Этому состоянию тоже нет названия. А следом приходит совсем шизофреническая вещь: ИГОЛЬНОЕ УШКО. Это что-то из области «узких врат ко престолу Господню». И здесь включается весь Разум – со всем пережитым и выстраданным тобой ВО ИМЯ, и ты осознаешь, что тебе не пройти в это Игольное Ушко. Ты не сумасшедший. Ты оставил близких, родных, друзей, чужих, ты помогаешь почти всем подряд, гордыня твоя просто сдохла, потому что ты всех оставил, чтобы узнать, что тебе НАДО в Игольное Ушко. И нет здесь такого, что тебе «не дадут». И нет такого, что ты «не можешь». Это клетка. Это уже не теория выхода из всеобщей клетки, которую один Учитель сравнивал с электрическим стулом, на который тебя завтра посадят и надо что-то делать. Бежать? Некуда. Из твоей клетки только один Путь – через Божье Игольное Ушко. Ты один. Ты все понял. Нет иллюзий, нет никого рядом, кто поймет. И назад дороги нет.

Я уже другой. Я и Игольное Ушко. Нет во мне сил уйти в монахи, нет сил стать священником, нет сил во мне. Я обыкновенная трусливая человеческая особь, которую Ты наделил Великими Дарами, которой Ты дал все!!!!!!! Ты, Господи, дал мне все, о чем я просил, что же мне еще надо? Почему такой узкий проход к тебе? О ЧЕМ Я??????!!!! Это конец. Это полный… И наряду с Молитвами Твоими, кроме матных слов, у меня нет других слов. Я В КЛЕТКЕ… У МЕНЯ ПОЛНЫЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ КРАХ. Я УЖЕ НЕ МОГУ ЕЩЕ РАЗ УМИРАТЬ!

И в тот момент, когда я вжался в землю, растворившись и превратившись в ничто, я увидел луч и чье-то крыло. Немыслимая радость залила меня всего. Я пролежал в скрюченном состоянии долго. Меня окатывало, заполняло, наполняло. И тут я всё понял. Что я понял. То, что не сказать словами. Я счастлив. Просто и безмерно.

59

– При зачатии каждого человека на Земле, Черные накидывают на сперматозоид удавку Плена. И никто не рождается свободным.

– Я читал Каббалу. Хочу спросить: совсем никто?

– Я только слышал. Это и могу рассказать. Но, сам понимаешь, Стас, этот рассказ из серии «бабушка надвое сказала».

– Смотря какая бабушка, Аламат.

– Согласен… Раз в какой-то период заключается договор, что родится человек свободный.

– У Черных или Белых?

– Договор?

– Родится. Ну, свободный он будет, а чей?

– Стас… СВОБОДНЫЙ. Ничей он. Сам по себе.

– В одном воплощении только?

– Вроде, да. Но… Есть рассказ еще одно…

– Дедушки?

– Пусть будет так. На Земле и так уже есть такой человек. И он есть всегда.

– А он откуда взялся?

– А вот этого я, Стас, не знаю. Суть не в этом.

– А в чем же?

– Этот первый человек, в данном своем воплощении – ты.

Стас остановился. Он оказался прямо посреди лестницы, ведущей к арабскому рынку, а затем к Великому Храму.

– Аламат… Я совсем не свободен. Я говорю это искренне. Меня держат, терзают, даже мучают очень многие вещи. И, несмотря на все свои знания и даже возможности… Словом, Аламат… Не свободен я совсем.

– Ты не свободен лишь от собственных вещей. А я тебе говорю о Свободе от принадлежности кому и чему-либо: Полюсам Силы, Межпространственным Энергиям, Любым Другим Сущностям. У них нет власти над тобой. В этом Свобода.

– А ты?

– Я Странник, Стас. Я свободен только в том, что могу в любой момент использовать Силу любого Полюса.

– И тебе ничего за это не будет?

– Ничего. Но я обязан был когда-то сделать выбор, несмотря на свои широкие возможности.

– И?

– Я Белый.

– Подожди-ка… А те люди, даже сверхлюди, которые между Полюсов?

– Так они просто не выбрали, Стас.

– Да ладно тебе, Аламат. Это я, как раз, изучал досконально. Среди них есть великие Просветители, Гуру, да и вообще, сделавшие много хорошего для людей, да и для Земли в целом.

– Они все это делали и делают для себя.

– Ты чего, Аламат? Как это «для себя»?

– Они не делают это ВО ИМЯ БОГА ИЛИ ДЬЯВОЛА.

– А какая разница? Людям-то они помогают.

– Я повторю еще раз: они помогают только себе. Это может читаться так, что они это делают от чистого сердца, но кому оно принадлежит?

– А оно обязательно должно, прямо, вот так «принадлежать»?

– Обязательно, Стас. В прерогативе, на первом месте и то, во имя чего они это делают, должны быть не они сами и даже не люди.

– А кто? Бог или дьявол?

– Да.

– Вот ты загнул… Слушай, Аламат… А та девушка, там, в Индонезии, когда мы отравленное вино нашли?

– О… Ее зовут Чандра. И она очень хорошо знает вашу Ксюшу.

– Тогда уже тоже знала?

– Нет, Стас, что ты. Она перед выбором.

– Ксюша?

– Стас, ты тупишь. Это от жары, очевидно. Чандра.

– Перед каким выбо… А! Она хочет к вам?

– Да.

– Как у вас все запутано.,,

– Вот видишь! А говоришь, что ты не свободен. Тебе же такое выбирать не надо.

– Зато мне надо выбирать много других вещей.

– Их надо выбирать любому… Человеку.

– А почему такая пауза перед словом «человек»?

– Это сейчас долго рассказывать… Кстати, Стас, ты в курсе, что в последнюю ночь Великого Поста, накануне Пасхи, в закрытом Храме Гроба Господня, работали все камеры видеонаблюдения?

– Это ты к чему, Аламат?

– Это я, что накануне Троицы работала только одна.

– Так… Поясни.

– Стас… Она приняла тебя за Ангела, а может, и за Кого Большего.

– Я видел все, что происходило. И знаю, что все Ангелы видели меня. Но она-же не видела, Аламат? Я просто любовался ей.

– А губы?

– Ты что, реальный ясновидящий?! Я посмел приблизиться к ее губам, только когда Он отошел от нее. И мне не мешали. К тому же, она закрыла глаза. И губ ее я не касался.

– Стас… Эта девушка… Девочка…

– Девочка???!

– Она невинна, Стас. И она…

– Она нам нужна.

– Слушай, Аламат. У вас там так все серьезно. Давай я с тобой поделюсь тем, что во мне, а ты мне расскажешь про…

– Сони.

– Какие «сони»?

– Ты просишь рассказать про девушку, с которой ты был в Храме Гроба Господня вчерашней ночью. Ее имя Сони. София. Софья.

– Так… Ну, то, что ты знаешь почти все, это я уже понял. А почему «Сони».

– Никто не знает, Стас. Это ее выбор. Несмотря на то, что она выросла в мужском монастыре в России.

– Ого! В мужском? И ее там называли «Сони»? Не «Соней», не «Софией», раз она православная, а на англоязычный манер «Сони»?

– Ну… Вот про это я знаю не все, но то что большая часть Братии именовала ее именно так, как она хотела – это факт.

– Ты, что, был там?

– Стас… Для того чтобы что-то знать, не обязательно быть там, где про это надо знать.

– Понял. Так, а что же. Тебе тогда могу рассказать о себе, если ты, наверняка, и так все знаешь?

– Я знаю только про твою реальную жизнь. Остальное от меня скрыто.

– Про Анфису знаешь?

– Погибшая сестра?

– Да.

– Кроме того, что я сказал – нет.

– Она приходит почти каждую ночь. Иногда ее нет неделю, но не больше. А в день, точнее, вечером, перед вылетом в Израиль, она пришла не во сне.

– Это серьезно, Стас. Говорила об опасности?

– Нет. Но Иерусалим я выбрал благодаря ей. Я вообще не знал, куда хочу поехать. А ее появление было связано с этим вашим вином и сигарами.

– Ах, вот оно что! Ты, как любой археолог, сохранил находку?

– Обе, Аламат.

– То есть?

– Мы обмениваемся с другими группами. У меня было и «Пронсо» и Мини-Сигары.

– Ты спер вино?

– Да что ты, Аламат!!! Никогда в жизни. Я же спец, дегустатор, сенс. Вино случайно осталось в Спецстакане. Я вообще про него забыл после вашего там с…

– Чандрой.

– Да, с ней, появления.

– Это сильно. И?

– Анфиса появилась, когда я закурил эту отраву и вино стало мутным.

– Понятно. А про Сони она не говорила?

– Нет. Но пока я дрых в самолете…

– Что, прости, делал?

– Спал. Сленг.

– Ясно.

– Я во сне увидел Сони.

– Правда?

– Аламат… Я…

– Лжешь только во благо и очень редко.

– Крайне редко. По-моему, я это сделал один раз, когда хотел дать сыскарям денег, чтоб нашли того водилу, который…

– Я понял, Стас.

– Я приехал в Иерусалим, поселился в отеле, и в первое же утро – как раз вчера, накануне Троицы, выходя из отеля, увидел ее.

– И что?

– И все. В смысле, конец мне пришел. Я никогда такой…

– Не продолжай. Мне многое стало понятно.

– Что именно?

– Я не смогу это сказать прямо сейчас, но скажу обязательно.

– Аламат… Я, насколько понимаю, она не совсем обычная девушка… Девочка… Точнее, совсем необычная. И мне нельзя к ней приближаться?

– Я думаю.

– Ну, ты, даешь, ясновидящий… А то, что я тоже мальчик, ты знаешь?

– Да.

– И что? Нам с ней в куклы играть?!

– Стас…

– Аламат…

– Не кипятись.

– Стараюсь изо всех сил.

– Эта девушка… Сони… Она…

– Что «она»? Аламат!

– А вот она.

Оба повернули головы в сторону, куда указывал Аламат. Сони твердым шагом шла прямо к ним. Сказать правильнее: она шла «на них».

– Не очень у нее приветливый вид, тебе не кажется, Аламат?

– Давай убежим?

– Че-е-его???!

– Шучу. Индийская народная шутка при приближении невинной девушки.

Сони подошла вплотную к Стасу. И как ночью в Храме, он ощутил запах только ее, без примесей. «Она не пользуется духами»…

– Мне нравятся разные духи, но я ничего в них не понимаю. Но я много понимаю в воспитанности, чувстве скромности и мне не нравится, когда за мной следят. Более того, следят за мной, когда я голая.

– Сони, я клянусь тебе всем, что у меня есть, я видел только очертания. Там же темно было. Совсем темно.

– Ангелов, значит, видел, а мое тело нет?

– Я… Я не очень-то вижу Ангелов, Сони. Но сейчас вижу отчетливо. И если ты сейчас разденешься, я просто упаду в обморок. Клянусь…

– Много клянешься, Избранный. Рангом своим пользуешься?

– У меня нет никакого ранга вообще.

– Может, ты и не врешь. Связи предков прерваны вообще. Вне Иерархии?

– Что? А! Да, похоже на то.

– Это ты ему рассказал, красивый европейский сагиб, да? Гавриил говорил про тебя.

Аламат молча смотрел на Сони, Стас пытался обрести дар речи.

– Гавриил? Какой Гавриил?

– Архангел Гавриил. Давай знакомиться. А то в губы мои дышал, разглядывая меня голую, а даже не представился.

– Стас.

– Аламат.

– Вы, Аламат, явно, по мою душу.

– Я по обе ваши души, если уж так выражаться.

– Мир спасать будем, а, Аламат?

– Именно так, Сони.

– Тогда пошли в ресторан.

И она, повернувшись к ним спиной, зашагала в сторону ресторанных вывесок и реклам. И вдруг, остановившись резко, повернулась к ним, сделала паузу, пытаясь что-то сказать, глаза ее наполнились слезами.

– Я там клятву в Храме дала. И что мне теперь надо сделать, чтобы ее нарушить?

Сони в упор смотрела на Стаса.

– Потому что сдержать я ее не смогу. И я не Ангел. Ангел бы сдержал.

И она снова зашагала к улице всяческой еды и бесконечных развлечений.

60

Они оба молча сидели на берегу Иордана. Рассветный Ра шелестел водой и листьями вечных деревьев. Они долго молчали. И не хотелось начинать говорить. Потому что было очень и очень хорошо. Сколько раз, вот так молча, в течение жизни, бывает хорошо? Не больше десяти? Пяти? Двух раз? Так хорошо бывает только единожды. Когда совсем ничего не понятно и одновременно понятно все… Рассвет восстал. Желто-красный. Последний. Его, Ее, их. Он еще не знал всего. А она только чувствовала это. И они оба запоминали этот рассвет. Целиком и частями. Вкрадчиво и с голодной страстью. Они ели его целиком и, в то же время, не трогали рассвет совсем. Это целая Жизнь. В пяти минутах рассвета.

– Люди смотрят на меня по-другому теперь. Но за спиной я слышу их зависть.

– А зачем ты думаешь об этом? Они могут считать и говорить все что угодно. От чего тебя волнует это?

– Меня не волнует. Это приходит через меня.

– Но ведь не остается в тебе?

– Теперь нет.

Ра играл лучами. Один скользнул по ее волосам и полоснул Его по щеке.

– Странный луч.

– Он рассказывает.

– А ты…

Она не могла сказать сразу. Она не подбирала слова. Они были готовы все последние дни. «Лучше спросить».

– А ты знаешь, как все будет сегодня, завтра?

– Я знаю не все.

– У тебя болит сердце, да?

– Оно просто чувствуется.

– Может… Ты можешь уехать?

Он посмотрел на нее своими зелеными глазами. Приблизился вплотную к ее лицу.

– Нет, я не могу уехать. Но мы должны сейчас сделать одну вещь. Вместе.

– Ты очень близко. Мне…

– Я знаю. Дай мне свою руку.

Она вложила свою ладонь в Его.

– Теперь мы оба встанем и разденемся.

– Хорошо.

Не отрывая рук, они поднялись и стали снимать одежду. Он стоял в десяти метрах за деревом и смотрел. «Правильно, брат. Все правильно. Может и получится… Может-быть…»

– Теперь смотри на линию горизонта и повторяй за мной. Тебе нужно представить, что мы оба дошли до этой линии, встали на нее и когда я скажу, надо будет шагнуть за эту линию. Делай.

– Я уже там. Но… Как-будто это не я.

– Так и должно быть. Я рядом?

– Да.

– И ты рядом.

Ра растворял образы в мареве за Иорданом. На далеком берегу на одинокой скале в море, стояли двое. Шел снег и был сильный ветер. Невероятные и вероятные по виду горы Тибета несли с себя снега на их тела, обнаженные полностью. Волна пошла на одинокую скалу и с грохотом рассыпала свои Слезы Вечности над ними. Небо было так низко, так темно… она вцепилась в Его руку, чувствуя, что у Него пошла кровь.

– Здесь холодно. Тепло только от твоей руки.

– Запомни: именно это ощущают все люди. Мы сейчас среди них.

– Я никого не вижу.

– Они – волны, они – небо, они – снежинки.

– Им всегда одиноко и только второй может это… Сгладить?

– Не только. Но это их Суть. Зная, что им одиноко, они ищут второго.

– Но ведь это хорошо – когда рядом есть кто-то?

– Но они приходят сюда по одному и так же уходят.

– Тогда зачем Ты дал им Любовь?

– Я не давал им любовь друг к другу.

– Нет???!

– Нет. Я дал им Любовь ко всему тому, что ты сейчас видишь – в обоих измерениях. И рука в руке – это не знак любви. Это слияние понимания.

– Просто понимания? Без чувств?

– Понимания Разума. Всех чувств, всех мыслей, всей Вселенной.

– Где человек всегда один?

– Внутри себя он только один. Но когда он один – именно в этот момент он чувствует Бога. И тогда он Истинно любит Его. Не за что-то. А потому что Бог – единственное, ЧТО ЕСТЬ СЕЙЧАС НА ЭТОЙ СКАЛЕ ОКОЛО НЕГО И ВНУТРИ НЕГО.

– И Ты всегда будешь держать их за руку?

– Всегда.

– Но Ты будешь позволять им любить кого-то еще?

– Только позволять.

– Почему, Ис?

– Потому-что если я позволю большее, они не выдержат то, что произойдет после ухода любви между ними.

– Разве не ты управляешь этой любовью?

– Я не управляю, Лина. Я даю. Но если они отпускают мою руку, я не притягиваю ее обратно сам.

– Почему, Ис?!!! В этом ведь Доброта и та самая Любовь!

– Нет, Лина. Потому-что тот, кто отпустил руку, должен снова взять ее сам.

– И тогда ты снова приходишь.

– Только в этом случае.

– Но многие этого не знают, Ис! Они просто не ведают этого!!!

– Они это знают всегда. И отпустив руку, они начинают верить в книги, лжепророков и рассказы соседей по их окружности, в которой живут. И в этот самый момент они теряют Бога. Не уходи с горизонта, Лина, мы еще не сделали самое главное.

– Почему Вас Трое, Ис?

– Разве ты не знаешь?

– Откуда?

– Должно быть Три Основы: Одна незыблемая и беспристрастная, Вторая – чувственная и ощущающая всех и все, весь Космос в целом и Третья, несущая от Первых Двух все, чем они владеют. Несущая и Передающая.

– А образы? Ваши образы и облики, Ис?

– Это многогранность, Лина. Она дает широту и все равно приводит к Единству Целого. Тогда есть процесс Обретения.

– Говори дальше.

– Я хочу здесь оставить кое-что после себя. Человеческое.

– А я зачем?

– Больше никого нет.

– А Иоанн?

– Лина… Это должна быть Женщина.

– Продолжай.

– Пошли за черту горизонта.

Ей никогда не было так страшно. Его рука была единственной опорой среди этого страха.

– Повторяй слово в слово, ошибиться нельзя.

– Да.

– Готова. Да. Только очень страшно.

– Мне тоже. Но мы держимся за руки. Преврати страх в рукосплетение.

– Как?

– Скажи страху внутри, что пока ты держишь руку Бога, он бессилен.

– Тогда я должна держать ее всегда.

– Если совсем Истинно, то не должна всегда. Но без Этой Руки страх всегда будет с тобой. Либо Бог, либо Страх.

– Он от Дьявола?

Иисус заливисто рассмеялся.

– Нет, Лина, нет. Это придумка людей. И разных других сущностей. Дьявол, сам по себе, не жаждет разрушения.

– Не может быть!!!

– Да может, Магдалина. Зачем ему разрушать, если люди сами делают это, отпуская мою руку? Он включается в процесс только после этого.

– То есть.,, Он сам…

– Не совершает ничего вообще, до момента отпускания человеком руки Бога. Давай, повторяй.

– Давай, Ис. Начинай.

Слова полились за Горизонт. Позади них на скале сидел Сатана и плакал. Он не чувствовал бессилия. Он не жаждал остановить Иисуса. Слезы шли от Величия и Непостижимости Мудрости, которую он когда-то обменял на свою Гордость и Славу. Он получил все, что хотел. Но больше всего, он хотел сейчас взять Его за руку. И Иисус повернулся. Слегка. Вполоборота.

– Подойди, Люций.

– Я здесь.

– Встань за спиной у нас.