Текст книги "Вера в верования и наоборот"

– Да, Ис. Вы закончили обряд?

– Почти.

– Я должен чем-то помочь?

– Да.

– Говори.

– Там девочка.

– Еще?

– Кто-то идет к ней.

– Сделай так, чтобы их не трогали.

Сатана вогнал воздух в легкие и закричал. Долго. Страшно. Дико. Хрипло. Пока не пропал голос.

– Хорошо, Люций. Лина, спокойно стой.

– Мне очень страшно.

– Матери моей не рассказывай.

– Я поняла.

– Сделано, Ис.

Дьявол шептал. Океан вокруг скалы успокоился и небо поднялось выше.

– Я знаю. Лина, отпускай мою руку и больше не касайся меня до…

Иисус припал на одно колено… Склонил голову. И что-то шептал. Магдалина пыталась разобрать слова, но ничего, кроме слова «ЧАША СИЯ» не поняла.

– До чего? До чего, Ис???!!! НЕ ОТПУСКАЙ МЕНЯ, Я УМОЛЯЮ, Я ПРОШУ, Я ЗАКЛИНАЮ!!! Я ВСЕМ ЧЕМ МОЖНО МОТЛЮ ТЕБЯ, НЕ О Т П У С К А Й МЕНЯ!!!!!

– Ты навсегда в моей руке, Лина.

Магдалина упала на колени и закрыла лицо руками. Она шептала все молитвы, которые знала, просила Прощения, благодарила…

Магдалина и Иисус снова стояли на берегу Иордана. Ей так хотелось еще раз взять его за руку. Ей так хотелось…

– Даже Сатана может удостоиться Милости твоей.

– Никогда больше так не говори.

– Прости меня.

– Да.

Иоанн уже стоял сзади. На том же месте, где стоял на скале Дьявол.

– Брат мой, а я вижу девочку.

Иисус просветлел лицом и засмеялся.

– Конечно, видишь, брат.

– Поговорим? Время на исходе.

– Да, брат, поговорим. Ступай, Лина. Я люблю тебя.

Магдалина затряслась от рыданий, повернулась и пошла, пошатываясь вдоль берега.

– Говори, брат. Про предательство я знаю, а дальше?

– Тебе многое надо будет отдать… На Кресте…

Иисус молчал долго. Смотрел на другой берег. На Магдалину. Повернулся к Иоанну.

– Ты был прав, Иоанн. Я не очень готов, но я сделаю это. Я должен уединиться на время.

– Надо будет очень много выдержать, брат. И не отпустить молитву к Отцу ни на секунду.

– Я сделаю это, Иоанн. Побудь со мной немного. Еще немного… Совсем чуть-чуть… Мне… Холодно… Только не касайся меня, брат.

– Я понял, брат. Посидим. Помолчим.

– Да, брат… Помолчим…

61

– Слушай, Вайами…

– Слушаю, Саша…

– Я что-то не так сказал?

– Мне очень нравится, когда ты произносишь мое имя.

– Чем нравится?

– Звучит хорошо.

– И мне нравится, когда ты говоришь: «Саша».

– Итак?

– Я тут в бинокль посмотрел.

– И видел не Багдад?

– Да. Такое может быть? Или это мираж?

– Это Иерусалим, Саша.

Южин смотрел то на Садри, то в бинокль.

– То есть…

– Никаких шуток.

– Я слышал эту теорию.

– У Вас столько теорий… И что теория говорит?

– Смысл в следующем: когда находишься в месте, где солнце в пространстве – на море, в степи, в пустыне, делает миражи для мозга, их можно спроецировать в реальность, и она станет настоящей реальностью.

– Мудрый человек это написал. Все так и есть. А за счет чего, как он это объясняет?

– В пространстве нет расстояния. Любой объект является реальным. То есть – то, что ты видишь в данный момент – реальность. И если сказать себе, что это именно так и есть, к примеру Иерусалим, а не Багдад, то так оно и будет. Потому что человек в этот момент в измененном состоянии.

– Делали эксперименты?

– Да. Но группами ничего не получалось. Максимум до трех человек.

– Так и есть. Большее количество не может настроиться одинаково.

– А если применить гипноз?

– Тогда мираж так и останется миражом.

– То есть… Ну, ты, скажем, хотел в Иерусалим. А я-то шел в Багдад?

– Ты тоже шел в Иерусалим, как только стал видеть его.

– И мы реально туда придем?

– Саш…

– Понял. А чего у нас там, в Иерусалиме?

– Все, что нам нужно.

– Снова понял. Я стал понимать тебя.

– Ну… Это только несколько дней. Через неделю станешь мной.

– А я не против.

– А я тоже.

Вайами остановился и внимательно посмотрел на Южина.

– Вайами… Ты чего?

– Прикидываю.

– Реинкарнацию в уже живущего человека.

– Передачу прикидываю. Трансляцию.

– Пройдет?

– Много пройдет, Саша.

– И ты уверен, что я достоин этого?

– Скажем так, в этом теперь есть необходимость.

– Из-за Ксении?

– В основном, да.

– Ну и славно!

– Вот и я так думаю!

Человек, возникший почти перед ними, был похож на песочного монстра. Он сидел на невидимом камне и пел. Садри встал, как вкопанный, Южин просто вкопался.

– Вайами… Это наш?

Садри широко улыбался.

– Еще как наш! Иоанн!

Предтеча привстал, отряхнулся, поправил одежды.

– Здравствуй, Учитель.

– Привет тебе, Иоанн! Наконец-то!

– Здравствуйте…

Южин долго смотрел на Крестителя, а Тот на Южина.

– Господи… – Южин упал на колени и склонил голову.

– Поднимись, Александр. Дай рассмотреть тебя.

Южин поднялся, Иоанн Креститель прищурил левый глаз, а правым смотрел в Третий Глаз Южина.

– Мощный человек. То, что надо.

– Благодарю тебя, Святой Иоанн.

– А я не святой. Это вы меня потом святым сделали.

– Так мы и есть потом, Иоанн.

Садри и Предтеча стали смеяться. Сначала понемногу, потом смех перерос в хохот и гогот. Южин тоже не удержался и стал просто ржать. Потом резко прекратил.

– А что смешного?

– Мы не «потом», Александр. Мы «до».

– То есть?

– Мы в 33-м году от Рождества Христова.

Садри похлопал Южина по плечу.

– Хороша теория у твоего ученого. Я верю, что правдивая. Только в пространстве нет не только расстояния, но и времени.

Южин поочередно переводил взгляд с одного на другого спутника.

– А зачем мы… Здесь?

– Чтобы сделать то, что нужно. Я же говорил.

– В 33-м году нашей эры? А-а… Подождите… Это год Спасителя…

– Именно.

– Вы что, собрались что-то изменить?

– Нет, Александр. За исключением одной вещи, ничего изменить нельзя.

– И для этой «вещи» нужен я?

– Только ты, Саша.

– Невероятно… Я могу хоть что-то узнать сейчас?

– Конечно, Александр. Надо помочь одной женщине. Точнее, двум.

– Господа… Каким женщинам я могу помочь? И чем?

– Помочь нужно одной вещью. Это потом. А женщины…

– Мария и Мария-Магдалина.

– Господи помилуй…

– Господь тебя уже помиловал, Саша.

– Ты готов, Александр?

– Да… Конечно… Я готов. Может, вы, все-таки, хоть намекнете, что я должен сделать.

– Рассказать правду о том, как трактуют все, что ты увидишь, в твоем времени.

– Иоанн, Садри… Они же… Святые… Разве они не видят и не знают этого?

– Не все знают, Саша.

– Хорошо. Хорошо. Я помогу, чем смогу.

– Аминь.

– Аминь.

– Да… Аминь.

62

Сони и Стас сидели в самом обычном ресторане Иерусалима. Стас смотрел по сторонам, не понимая, куда делся Аламат, а Сони смотрела на Стаса.

– А почему ты «Сони»?

– Мне так приснилось в детстве.

– Здорово! – Стас был в восторге, что разговор завязался.

– Стас… Прости меня… А твоя семья…

– Они все погибли. В день моего окончания школы. Грузовик. Водителя не нашли, да и машину тоже.

– Ты хотел, чтобы нашли?

– Я не просто хотел. Я сделал для этого все. А потом… – Стас еле сдерживал слезы. – А потом пришла моя сестра Анфиса – во сне, и сказала, что не надо никого искать.

– Анфиса?

– Да. Я с ней разговариваю также, как ты с Архангелом. Только когда сплю.

– Стас…

– Да?

– Здесь потрясающая веранда. Но когда дождь – она закрыта.

– Пойдем, посмотрим.

В это время принесли еду, а Сони и Стас пошли на веранду. Дверь была не заперта. Ливень шел стеной, но это было так красиво! Ресторан находился на 12-м этаже и Великий Город был как на ладони, разве что почти не виден. Это были причудливые и волшебные очертания. Они оба смотрели на чудо. Стас стоял за спиной Сони. Сделал к ней шаг и оказался вплотную к ее телу. Руки сами легли на ее бедра, потом на живот. Стас уткнулся всем лицом в ее длинные волосы, зарылся, закопался в них и перестал дышать. А Сони не дышала уже до этого. Они так стояли, пока не промокли совсем. Потом Сони развернулась к нему, не выходя из объятий и посмотрела в его глаза. Стас открыл свои и осторожно, как икону, коснулся своими губами ее губ. Перед Сони понеслась огромная золотая колесница. Она не видела возницу, она видела четырех коней. «Почему четверо коней? Может, это не колесница? Да нет! Я видела, что колесница…»

Стас вошел в ее губы весь, целиком, Сони стала отвечать и… Упала в обморок. Когда она очнулась, Стас из лужи плескал на нее воду и целовал все ее лицо.

– Пойдем поедим.

– Пойдем.

Мокрые и шатающиеся, Сони и Стас вошли в ресторан, сели за стол и молча стали есть. Потом смеяться. Потом плакать. А потом Стас взял ее обе руки в свои и… Ничего не сказал. Он просто посмотрел на нее.

– Ты тоже Ангел, Стасушка…

– Хорошо. Пусть будет так.

– Это так и есть.

Аламат из ниоткуда появился за столом.

– Я должен кое-что показать вам обоим.

– Покажи.

– Доедайте.

– Да мы и не хотим.

– Тогда расплачиваемся и пошли.

– Пошли.

– А куда, Аламат?

– А есть разница теперь?

– Теперь нет, да, Стас?

– Да, Софьюшка.

– Я знала, что это имя от мужчины звучит лучше. Но никогда его не слышала. Только от одной женщины – она меня так называла.

– Софьюшка.

– Что?

Она смотрела и смотрела на него, пока Аламат платил. Потом Стас взял Аламата за руку, Сони прихватил другой рукой – нежно и легко:

– Пошли, а то так и заночуем, глядя друг на друга.

– Не самая плохая ночь, Стас!

– О… Да!

– Пошли.

И троица вышла из ресторана под абсолютно чистое полуночное небо Великого Города. Ливень прекратился и мостовые уже почти высохли.

– Странно. Я бы не сказала, что очень жарко, а все уже сухое почти.

– Сони… Это почти рассвет.

– Как?! – Сони и Стас вскрикнули одновременно.

– Вы провели в ресторане всю ночь.

– А-а… Это, наверное, то самое – про счастливых.

– Да, Стас, это то самое. То самое…

63

Две женщины и маленькая девочка шли по Иерусалиму. Все трое были глухонемыми и общались лишь жестами. Со стороны было видно, что они давно живут в Великом Городе, возможно всю жизнь. За паранджами всех троих не было видно лиц, но грация походок и одежды говорили об их принадлежности к высшему сословию. Все девушки двигались за крепостную стену и вскоре оказались в километре от города. Здесь были совсем необычные домики, не похожие на Иерусалимские. Они больше походили на дома той эпохи во Франции или Италии. Это было не мудрено: крестоносцы, после захвата Иерусалима, отстраивали все на свой европейский лад. И от этого в домах частично присутствовала восточная этика, оттого что архитекторов, привезенных из Европы, было всего-ничего, а местных – много. Дома были странными, большими и красивыми. И, естественно, на данный момент, были полностью заняты мусульманами и их семьями. В один из таких домов и шли две женщины с девочкой. Ворота открылись перед ними сразу, как они подошли. И как только ворота закрылись, женщина, встречавшая троих, бросилась на шею одной из вошедших. Вторая и девочка отступили, наблюдая одновременно за этой сценой и за девочкой, выбежавшей из дома. Девочка была только немного похожа на арабеску, в остальных ее чертах явно прослеживались европейские корни. Ей было лет 10, и она тоже бросилась к обнимавшимся женщинам. Гостья движением одной руки подхватила девочку на руки и сняла паранджу.

– Ты живой… Живой… Хозяйка дома твердила это бесконечно.

Дилон плакал откровенно, не смущаясь. Плач периодически переходил в стон, порой в рык. В плаче была война. Невозможность изменения Пути. Пути Воина, который вел Дилона всю его жизнь. В плаче была нежность. Страсть. И гнев… Страшный гнев, который невозможно объяснить.

…Когда встреча подошла к концу, Дилон посмотрел на дочь, вцепившуюся в его ногу.

– Салида… Надо сделать святое дело. Его сможешь сделать только ты.

– Я должна убить неверного?

Рат и Свен стали громко смеяться, Тафира вслед за ними, потом смеялся и Дилон.

– Нет, моя Ласточка… Тебе нужно просто положить одну тетрадь в то место, куда никто не сможет попасть.

– Пап, просто тетрадь и просто положить?

– Да, Ласточка моя. Но положить так, чтобы ее никто не нашел много веков. Место это будут переделывать не один раз, поэтому надо все рассчитать.

– Назови место, Дилон, – Тафира внимательно смотрела ему в глаза.

– Гроб Господень, жена моя.

– Сильно…

Рат и Свен заулыбались. Слышать их собственное выражение из уст мусульманки было забавно.

– А если замуровать?

– Я думал об этом. Но пещеру могут перестраивать так, что найдут.

– Дилон… Я понимаю, что это связано с делом, которым ты занимаешься. Скажи мне только: почему прятать именно там?

– Тот, кто должен найти ее, спустя время, будет искать там.

– Священная Скрижаль?

– Да, Тафира… Можно сказать, и так.

– Знаешь… Если положить эту тетрадь чуть-ли не на самое видное место, ее как раз, никто и не тронет. Даже не прятать.

– И об этом я думал. Если бы надо было положить ее на 2—3 века, все было бы просто.

– А на сколько?

Свен и Рат напряглись. Дилон посмотрел на всех.

– На двадцать веков.

– Очень сильно… Свен даже не сдерживал удивления.

– Да… Какой же тогда будет мир?

– Семья… Господа рыцари… Мои… Мои… Слезы снова пошли сами собой… Мои любимые… Мир останется таким-же. Изменятся лишь дома и костюмы.

– А это… Как его… Развитие? Свен забыл слово.

– Я знаю, что будет эпоха расцвета, веков через 15, а потом все будет ровно.

– А войны?

– Всегда, Свен. Войны будут всегда.

– А наш город выдержит, папа?

– Да, Салида. Да, моя Ласточка. Иерусалим выдержит все. И Гроб Господень.

– Давайте думать.

– Давайте.

За окном зала, где все сидели, прошла большая светлая тень. Все повернули головы на отсвет. Главный Ангел круто ушел вверх от дома, и все услышали, как что-то гулко упало во двор. Выскочив на порог, все увидели продолговатый камень с большой трещиной. Камень казался большим. Салида первая подбежала к камню и легко подняла его.

– Это Ангел, я знаю!!! Это Ангел оставил камень. Я уже видела его несколько раз!

– Кого, Ласточка моя?

– Ангела, Дилон, – Тафира смотрела на дочь с камнем в руках.

– Она часто его видит.

– Вопрос с манускриптом решен…

– Абсолютно.

– Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

– Аминь…

***

Гнев не приходит неожиданно. Неожиданно может накатить злость. Она отступает. Ее можно отмолить. Ее можно заманить чем-либо попроще – например, обыкновенным негодованием. Но гнев не такой. Он обнимает и жмет. Ты уронишь выгоревшую свечку в железном обрамлении и сразу разобьешь табуреткой все на столе. Это не ярость. Ярость – это когда ты, роняя свечку, хватаешь табуретку и молотишь ей по всему, что есть. А гнев… Ты прагматично идешь за табуреткой на кухню, приносишь ее. Замахиваешься. И бьешь всего один раз по компьютеру. Он, конечно, навсегда прекращает деятельность. А потом ты также прагматично уносишь табуретку на кухню. Садишься на нее. Мыслей нет. Обидно, что это не то состояние, когда нет мыслей, и через тебя в этот момент идут чистые потоки. Это другое. Это когда ты хочешь убить. Ты начинаешь выбирать: кого? Есть кого. Очень есть кого. Можно не убивать, можно заставить страдать на твоих глазах. Ты делал так когда-нибудь? Я делал. И, поэтому, больше такого не хочется. Но гнев еще не ушел. Ты уже много прокрутил в себе, кого и как ты покалечишь. Они уже сдохли, в принципе.

Что я сейчас не мог победить в себе? Какого черта? Молитвы помогали, но через некоторое время приходило искушение. Уйти со своим даром к черным. Ангел. Мой главный Ангел-Хранитель удерживал и защищал меня. Я ругался матом, посылал всех вокруг. Ангел микшировал все. И я понял, что такое смирение: СМИРЕНИЕ – ЭТО НЕ КОГДА ТЫ ДОХОДИШЬ ДО БЕССИЛИЯ В ГНЕВЕ И СМИРЯЕШЬСЯ. ЭТО КОГДА ТЫ НА ПИКЕ ГНЕВА ВНИМАЕШЬ СВОЕМУ АНГЕЛУ. И ты побеждаешь. Люди вдруг стали красивыми, шум машин – своим, родным. И т. д. Что именно было ключевым орудием в этой победе? Как Ангел и в какой момент сделал тот самый точный удар по черным, что они отступили? Каково мое участие в этом? И какое оно? Молниеносное, как у него? Скорее да, чем нет. Потому что все закончилось в доли секунды. Мне хорошо…

64

Чандр осознавал, что они проигрывают. И до Большого Совета нужен был такой невероятный ход, который даст победу на Совете, а может, и до него. И этот ход был. Он был настолько рискованный теперь, что шанс выиграть был подобен мини-мини-мини…

…Савр жил в самом сердце Иерусалима. Появлению Чандра он не удивился. Савр мог все. Через него, с помощью его Дара могло пройти Прошение, обходившее все Иерархии. Но сейчас было нужно не просто Прошение.

– Я пришел к тебе не за обычной вещью.

– Я понимаю, Чандр.

– Мне нужна эта девочка. Вся. Целиком. Чтобы она стала нашей.

– Чандр… Даже включив, а точнее, выключив все звезды и остановив Землю, это не сделать. Она под Защитой не просто Святых – это было бы полбеды. Она под защитой…

– Савр… Ты можешь все. Пропусти меня к Люцию.

– Он, конечно, выслушает тебя, Чандр. Но, думаю, этим все и закончится.

– Нет, не закончится. У меня есть козырь.

– Козырь? – Савр смотрел на Чандра, не моргая.

– Да.

– Расскажи.

– К Иерусалиму подходит Садри.

– Эка новость.

– Новость в том, что с ним…

– Отец Избранной, по имени Ксения и Креститель.

– Да. А ты знаешь, Савр, что Садри сдвинул Пространство и они подходят к Иерусалиму в 33-м году от Рождества?

– Однако…

– Я предлагаю сдвинуть Пространство обратно.

– А что мы выиграем?

– Они не помогут женщинам.

– Эти женщины, Чандр, сами помогут, кому хочешь.

– Нет.

– Что «нет»?

– Они не смогут помочь никому в этом времени.

– В нынешнем?

– Да.

– И как ты себе это представляешь?

– Ты блокируешь Главного Ангела и одновременно его потомка. Прямо вплотную перед их встречей.

– Так вот зачем тебе Люций… УмнО, Чандр. Очень УмнО. А если Люций откажет.

– С какой стати?

– Логично. В принципе алогично и логично. И что я от этого буду иметь?

– Проси.

Савр задумался.

– Эта девушка… София… Для чего она?

– Ты задаешь странный вопрос, на который нет ответа ни у кого.

– Так-таки ни у кого?!

– Ну… У Него есть, конечно. Но как ты узнаешь этот ответ?

– Никак. Я его уже знаю.

– Савр… Ты знаешь ответ Бога, зачем ему София?

– Да.

– И я могу его услышать сейчас?

– Да, Чандр. Она сейчас, до определенного момента, для Любви.

– Не понял. Какой любви?

– Земной любви, Чандр, с потомком Главного Ангела.

– Ну, и…?!

– Так мы же блокируем второго. И белые остаются без аж троих: без Бодхисатвы, без его потомка и без Софии.

– А с ней то что произойдет. Ну, не получит она любовь и что, из-за этого свернет с Пути, с Миссии?!!!

– Да.

– Как же именно?

– Соблазн.

– Человеком?

– Да.

– Но она влюблена, Савр.

– Это пока что.

– Предположим. И кто это будет?

– Догадайся. Это ему и предложи. И тогда он не просто внемлет тебе, а сделает все, как надо.

– Люций… Как просто… Гениально просто… И мы успеем?

– Да.

– Посылай сигнал Люциферу. Я иду к нему.

– Не ошибись, Чандр. На кону Подмир.

– Я знаю, Савр, я знаю…

Когда Чандр удалился, Савр принялся за работу.

***

Любовь не может сожрать сама себя. Она может сожрать тебя. Всегда. Во что только ты не пытался ее трансформировать, когда она начинала жрать тебя? Бесполезно. И ты умирал. А она тоже умирала? Никогда. Она жрала и жрала. Оттого, что ты упустил момент ее перелопатить и сделать из нее что-то иное, не замещая ее, не выкидывая и не обманываясь. А где он, этот момент? Когда он? В тихом времени. В том времени, когда после нирваны ты полностью успокаиваешься. И у тебя есть очень маленький намек внутри, что ты сейчас не прав, что именно сейчас надо приложить какие-то усилия… Но для чего их прилагать? Тебе так хорошо… И все, собственно. Это начало конца. Потом начинают возникать малюсенькие позывы: то ли ревности, то ли еще чего-то ненужного. Оно копится. Ненужное. И начинает гробить тебя. А потом жрать. У нее вечером чуть другой цвет лица… Она зацепила стол. Ты не обнял… Ты не поделился своими «не так». Потом ты скажешь себе, что берег ее. Или просто психанешь и будешь бить сам себя на маленьком детском ринге своих бессильных мастурбаций на тему «судьба». Или не будешь делать ничего. Но я скажу тебе: ее не знает никто, но некоторые даже поступают именно так Истинно, но не осознают это. Ты… В самый последний, предпоследний, уже совсем ушедший момент можешь обратиться к тому, от которого зависит сама Любовь? «Богиня зависит от кого-то?» – ты спросишь. Да. Только его нужно найти. Это он. Он мужского рода. Потому что она женского и зависит только от мужского рода. Скажем… От молотка. Ты берешь молоток и изо всех сил, как если бы ты сейчас бил им по голове самого страшного своего врага, ставишь этот молоток на стол, вверх деревяшкой. И говоришь так: «молоток… Я сейчас могу воспользоваться тобой для любого дела. Ты предназначен для многих дел. И сейчас. Предлагаю тебе, молоток, дело, которое ты никогда не делал и делать никогда не будешь. Забей, молоток. Забей не на все. А ЗАБЕЙ ВСЕ ТАК, ЧТОБЫ ОНО СТАЛО КРЕПЧЕ КРЕПКО ЗАБИТЫХ ЗА ВСЮ ТВОЮ ЖИЗНЬ ВЕЩЕЙ. ЗАБЕЙ ВСЕ, МОЛОТОЧЕК, ЧТО КАСАЕТСЯ МОЕЙ ЛЮБВИ. ПОТОМУ ЧТО ЭТО ВЕЛИКОЕ ДЕЛО, КОТОРОЕ Я ТЕБЕ ПРЕДЛАГАЮ И БОЛЬШЕ У ТЕБЯ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ВОЗМОЖНОСТИ ВЫПОЛНИТЬ ТАКОЕ…» Потом возьми молоток в правую руку и снизу, по столу, аккуратно стукни 3 раза. А потом 3 раза по тому же месту стола, но сверху. И скажи: моя любовь… Никуда от меня. Она позвонит сразу. В дверь. Попробуй…

65

Сони сидела в своей комнате своего огромного дома в километре от Иерусалима и смотрела на пламя свечи золотого цвета. Эти дни были похожи один на другой, как две капли воды. Она начинала диалог с Богом. Сони говорила вслух, Он отвечал, и она слышала Его. Она редко задавала вопросы, как правило, просто рассказывала, слушала и благодарила. А потом просила. Тоже редко. А серьезно просила только один раз. И сейчас ей снова хотелось попросить серьезно, как тогда. Но у нее внутри вертелся вопрос, на который не было ответа у нее, его не давал Гавриил, а у Господа она об этом тогда не спросила. И Сони понимала, чувствовала всей собой, что вопрос просто необходимо задать. Но впервые за ее 18 лет ее пугал ответ, которого она еще не знала. Сони предвидела ответы людей, иногда Ангелов, но ответ Бога был ей неведом, но пугал. И чтобы спросить правильно и точно, Сони прокрутила все то, что было тогда.

…Ей было 10 лет. Сначала перед ней появились светлые пятна, потом Сони стала различать крылья, а потом все исчезло, и она оказалась в необычном месте – частично, это была пустыня, частично, степь, а третья часть состояла из различных растений и цветов. Тогда ее поразило сочетание всего этого. И больше всего поразило то, что она там одна. Но это было недолго. Появилась женщина. Очень красивая и еще молодая.

– Привет, Софьюшка!

– Здравствуйте. Вы умерли?

– Да, Софьюшка, умерла.

– То есть я сейчас на Том Свете?

– Нет, Софьюшка, ты на Этом Свете. Но это место – промежуточное, между Тем и Этим Мирами.

– Немножко сложно для меня, но, кажется, я Вас понимаю. Вы хотите обратно, на Землю?

– Да, Софьюшка, очень хочу.

– А как я могу Вам помочь?

– Во-первых, ты должна очень этого захотеть.

– Это не так трудно. Но если Вы умерли, Значит пришло Ваше время Перехода.

– Ты знаешь такие слова?

– Конечно, знаю.

– Тогда нам будет совсем просто.

– Но я не договорила.

– Я слушаю тебя, Софьюшка.

– Если пришло Это Время для Вас, почему Вы не хотите, ну… Хотя бы посмотреть, что будет дальше?

– Прости? Я не совсем поняла…

– Ну, вот, смотрите, Вы умерли.

– Да.

– Но Вы ведь будете продолжать жить дальше, просто, немного по-другому. Я даже знаю точно, что Вы точно так же, как и сейчас, будете женщиной.

– На Земле?

– Конечно, на Земле.

– Но Софьюшка… У меня ведь уже не будет всего того, что у меня было. И, скорее всего, я даже не буду помнить, что вообще жила когда-то.

– Я с Вами согласна. Никто не может помнить, что жил. Я бы выразилась точнее: никто не может помнить, как жил и кем был: мужчиной или женщиной, и что делал.

– Так вот я об этом, Софьюшка… Я хочу помнить. Более того, я хочу вернуться обратно той, которой и была и все помнить.

– Так я, поэтому, и говорю, точнее, спрашиваю: зачем Вам это? Почему Вы не хотите посмотреть, что будет дальше, какая жизнь? Пусть Вы не будете помнить предыдущую, но ведь все новое – это так прекрасно!

– Прости меня, Софьюшка, за следующий вопрос, можно его задать?

– Конечно.

– Ты не боишься смерти?

– А как можно бояться того, чего вообще нет?

– Я понимаю тебя, Софьюшка. Но есть этот момент, как ты говоришь, Перехода, и начало этого Перехода лично для меня было очень страшным.

– Страшно было то, что Вы разбились в аварии?

– Да. Боль. И еще…

– Вы успели понять, что умираете?

– Да, Софьюшка.

– Но ведь это очень быстро было. Вы не болели долго, не страдали, Ваше прекрасное тело не было покрыто разъедающими Вас язвами…

– София…

– Что?

– Я знаю, что ты умна не по годам…

– Простите, я Вас перебью. Я не умна. Не в этом Суть, как говорит мой священник. Суть в том, что я Ясновидящая. Ну и еще с некоторыми способностями от Бога. Так что Вы хотели сказать?

– Я хотела сказать, что смерть, София, любая смерть – это страшно.

– Никак не могу согласиться с Вами.

– Но ты даже не знаешь, о чем говоришь!

– Почему Вы так решили?

– Потому что, София, ты, хоть и жила, пусть недолго, но ты не любила, не страдала не испытывала душевных терзаний и…

– А теперь буду говорить только я, а Вы будете молчать. Я страдаю, люблю, терзаюсь и все остальное, точно так же, как Вы и любой другой человек. И то, что мне 10 лет не имеет никакого значения. Потому что глубокую важность имеет только Реальность Души. А она реальна абсолютно у всех – в этом равенство людей. Так решил Бог, решение Которого Вы, по каким-то причинам, решили сейчас изменить. Я имею ввиду смерть и то, что вернуться хотите.

– Это решил не Бог, Софьюшка.

Сони смеялась долго и заливисто.

– Что такое, Софьюшка? Разве это не так?

– Это абсолютно и совсем не так. Потому что решение о Переходе любого человека принимается только Богом, и никто другой это сделать не может.

– А самоубийцы?

– И эти решения принимаются только Господом. Да, есть Выбор Свободной Воли самого человека – уйти из жизни или не уйти, но Уйти Реально на Переход – это уже Решение Бога.

– А дьявол?

– Что «дьявол»?

– Ты хочешь сказать, что он не может принять такое решение?

– О жизни и смерти нет.

– Как это?

– Так это.

– Софьюшка, я не хотела обидеть тебя, я пришла лишь попросить.

– Вы пришли попросить, а вместо этого стали спорить.

– Прости меня.

– Хорошо. Но то, что я Вас прощу, скорее всего, ничего не изменит.

– Почему, Софьюшка?

– Потому что помочь умирающему на Земле – дело Святое. Но Вы уже не совсем на Земле. И еще… По каким причинам Вы так хотите вернуться? Долюбить, дострадать, доделать? Это не очень весомо в данной ситуации.

– Переделать, Софьюшка.

– Что переделать?

– Все то, что я делала. Ты же все видишь.

– Сейчас, почему-то, не все я вижу.

– Я служила дьяволу.

– Вы?!!!

– Да. Колдовала.

– Убили кого-то?

– Нет-нет, Софьюшка, я никогда такого не делала.

– А что делали? Привораживали?

– Да.

– Себе?

– Себе никогда.

– За деньги?

– Да.

Сони огляделась по сторонам. Никого. Местность не изменилась. «Странно как-то… Нет никого… И я здесь никогда не была.»

– Мне надо подумать 5 минут.

– Конечно, Софьюшка.

– Вы прогуляйтесь пока, если можно.

Женщина отошла в сторону, а Сони вернулась в свою келью в монастыре. Но только она там оказалась, как мгновенно вернулась в ту же местность.

«Еще страннее. Это что-то новое? Может, я не права и этой Женщине, действительно, необходимо обратно?»

Сони призвала Ангелов – они не появились. Тогда она напрямую обратилась к Богу. Она даже не задавала вопрос, просто рассказала Ему все, как есть. И ответ не просто удивил ее – ответ поразил: «ты можешь поступить так, как считаешь нужным». И Сони так и поступила – вернула жизнь уже умершей женщине, с полным возвратом той на Землю. Тогда Сони затронули два обстоятельства: она не увидела сам момент возврата женщины, куда та вернулась. А второе обстоятельство было совсем необычным: в момент, когда Сони произносила необходимые для такого действия слова, перед ней, почти рядом, возник мальчик – подросток, который стоял к ней вполоборота и Сони не видела его лица. Женщина исчезла, мальчик исчез тоже, а Сони, вернувшись в келью, стала молиться. Ей стало хорошо и спокойно. Она поняла, что поступила правильно.

…Вопрос появился у Сони мгновенно. Потому что сейчас она снова была в том месте, в котором оказалась тогда. И она понимала, что, скорее всего, кто-то опять хочет вернуться.

– Господи Милостивый и Великий… Скажи мне, рабе Твоей Софии грешной, почему в прошлый раз, когда я была здесь и просила за ту женщину, здесь не было никого, кроме нас с ней и еще какого-то мальчика?

– Это только твое Место. Ты ведь бывала здесь много раз.

– Да, Господи, но в остальные разы были Твои Ангелы, один раз их тоже не было, но был Архангел Гавриил. А сейчас я чувствую, что опять нет никого.

– Просто для этого никто из них не нужен. В этом случае ты сама решаешь, чему быть, а чему нет.

– Боже мой Милосердный! Но ведь это Твои Деяния, не людские. А я человек. Как я могу решать такое?

– Но ведь тогда решила?

– Господи, прости меня, грешную рабу Твою… А кто была та женщина?

– Я думал, ты спросишь про мальчика.

– А можно?

– Да.

– Меня оба интересуют, Господи.

– Мальчика ты знаешь, София. А женщина была человеком с Большим Даром.

– С черным Даром?

– Нет, София, с белым.

– Но она тогда сказала… Сони начала плакать. Понимание происходящего еще не вошло в нее целиком, но она уже чувствовала, что совершила что-то ужасное.

– София, не надо отчаиваться. Та женщина была не в своей власти в тот момент.

– Была на Переходе не в своей власти? И я не смогла это увидеть?!!! Да я просто тварь дрожащая!!! Я не человек!!! Я…

– София… Все, что ты делаешь в своей жизни не подлежит моему рассмотрению и участию.

– Что?!!! – Сони перестала плакать мгновенно.

– Я не участвую в принятии твоих решений и одобряю сразу все твои прошения ко мне.

– Господи Милостивый! Как же так?! Почему?

– Потому что когда-то я дал Слово Свое, что так будет.

– Господи, но я же не Ты! Я могу что-то не увидеть, недопонять и совершить ошибку!

– В этом Мире все правильно, Сони. Ты не сделала и не сделаешь никаких ошибок.

– Прости меня, Господи!

– Ты прощена, София. Раз и Навсегда… Аминь.

«Не подлежит моему рассмотрению и участию» … Сони была в смятении. У нее не укладывалось, что Великий Бог позволяет, нет, разрешает – кому-то действовать по своему усмотрению. И что за мальчик, которого она знает? Сони не знала вообще никаких подростков. В монастыре все были старше их, здесь, в Иерусалиме, она, конечно, видела их много, но вспомнить кого-то не могла вообще. И больше всего она не понимала, что та женщина была не в своей власти. Сейчас, по прошествии восьми лет прибавилось знаний и опыта, но эту загадку Сони разгадать не смогла. Она лишь понимала, что теперь над любой вещью, которую она делает для кого-то, надо очень серьезно думать.

…Человек, идущий прямо к ней, был обычным. И, как ни странно, Сони увидела почти все, что с ним было при жизни. «Интересно», а сам он что скажет?»