Текст книги "Вера в верования и наоборот"

– Мой сын закончил говорить. А я скажу только одно, и оно вас потрясет, Уважаемые Члены Собора: да. Наше господство снизошло бы до нуля. Потому что соединение всех заклинаний в Манускрипте, определенным образом соединение, дает НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ БОГА, КОТОРОЕ ДО ЭТОГО МОМЕНТА НИКТО НЕ РАСКРЫЛ, НЕ РАЗГАДАЛ, НЕ НАШЕЛ, НЕ ВЫЧИСЛИЛ. Произнеся Это Имя в конце череды заклинаний, включая последнее – о Свободе Человека Вообще от всего, любой, я повторяю любой человек раз и навсегда освободился бы от нашей власти… Но мы сделаем то, о чем упомянул мой Чандр: мы изменим заклинания под нас, имя Бога оставим, якобы неполным, но мудрейшие смогут его разгадать, конечно само имя изменим, опять же под нас, заблокируем возможность подкопаться, что это сделали мы. И подкинем все, как в случае со «Свитками Мертвого Моря». А потом интернет доделает все, что надо.

Все участники собора встали, вышли со своих мест, спустились к Люцию с Чандром и встали на левое колено, склонив головы. Молча. Без единого лишнего звука. Последними выходили четверо судей в глубоких капюшонах и Штур мельком заметил, что даже у одного Великого Всадника – Судьи, трясутся колени. Штура и самого разрывало от радости, он еще подумал в этот момент: «А у меня тоже коленки трясутся»? Но нужно было заканчивать Собор, и Штур перестал думать об этом.

– Теперь, когда все ясно, остается маленький нюанс. Поднимите головы, мои верные служители и послушайте одну мою мысль. Она покажется вам странной. Но тем не менее. Эта София. Я наблюдал за теми, кто был у Храма Гроба Господня. У нее была странная реакция на то, что Рукопись у вас, когда она об этом узнала. Наши факты налицо, ошибку с нашей стороны я исключаю. Чандр и Савр… Я обращаюсь к вам обоим: где вы нашли Манускрипт?

– Да прямо в Храме, отец. Прошу прощения за вольность. Это от радости. В Храме Хозяин.

– В пещере?

– Это прозвучит смешно: в пещере, если войти в первую часть, есть пара табличек. Они застеклены, на них Святые Слова Белых. Когда Савр вошел туда, он сразу увидел, что есть лишняя табличка. Это гениальная мысль спрятать так Рукопись. Она была именно за этой лишней картинкой.

– Да, Хозяин. Именно так.

– Савр. Ты владеешь множеством вещей. Скажи мне сейчас: когда ты коснулся Рукописи, доставая ее, что ты почувствовал?

– Страх, Люций. Пальцы ощутили много паутины и пыли. Ты, наверное, хочешь спросить, сколько она там пролежала, эта Рукопись?

– Вопрос глупый, но да. Я это и хочу спросить.

– Не меньше восьми веков, Хозяин. Я хочу кое-что добавить к твоему вопросу и моему ответу.

– Слушаю тебя, Савр.

– Мы следили за Храмом и пещерой постоянно. Поначалу мы даже и не думали, что Манускрипт будет именно в этом месте. Столько перестроек, переделок… Сони была в пещере всего один раз. И она даже не остановилась в первой ее части, где была Рукопись. Она искала внутри.

– Я доволен чрезвычайно, Уважаемый Собор! Великие Всадники, Судьи! Прошу Вас о вынесении решения.

Четверо в капюшонах почти не шелохнулись. Просто каждый из них по очереди произнес: «Все и так ясно. Полная победа.» Голос четвертого Судьи что-то напомнил Чандру: то ли был похож на чей-то, то ли еще что-то. Но Судьи говорили так редко, что запомнить их голоса было невозможно. Только Штур, услышав этот голос, совместил его с трясущимися коленями этого же Судьи.

– Собор закрыт. Через полтора часа Великий Общий Собор с Белыми, где для них все будет кончено.

Все стали расходиться, Штур попытался протиснуться к Люцию. На его пути возник Чандр.

– Чандр! Четвертый Судья.

– Что «четвертый Судья»?

– Пусть снимет капюшон!

– Штур, при всем уважении к тебе, ты же знаешь, что это невозможно. А что?

– У меня странные ощущения.

– Какие?

– Он колебался.

– Штур!!! Судьи не колеблются.

– Чандр! Пошли кого-нибудь за ним. Кого-нибудь вообще неприметного.

– Ты меня смущаешь. Пошли вместе. Только они же исчезают, как покидают дворец. Растворяются.

– Чандр! Я верю во все, что ты сказал. Это неоспоримо. Сони живет на последнем этаже дома, и в ее квартире есть башня.

– Неожиданный переход, Штур.

– Совсем напротив. В эту башню периодически влетал голубь.

– Белый? Чандр чуть не смеялся.

– Почтовый голубь, Чандр.

Чандр думал несколько секунд. Все это время оба продолжали идти по дворцу за Всадниками. Выход был уже очень близко. Чандр на секунду остановился.

– Письма из монастыря?

– Думаю, да.

– И что же, Штур? Тебе странно то, что почтовый голубь из России покрывает расстояние до Израиля? И что Сони не пользуется интернетом или простой почтой?

– Чандр, соберись, я прошу тебя. Во-первых, голубь не в состоянии покрыть такое расстояние.

– Да ладно!

– Почтовые голуби покрывают расстояние, максимум, в триста километров. Делают это за 5 часов.

– Может, у нее, у Сони, был там свой голубь.

– И что? Она обучала его пролететь расстояние почти в 10 раз большее, да еще и не один раз?

Они уже были на выходе. Трое Всадников-Судей, действительно, сразу пропали куда-то, а вот четвертый, чуть ли не бегом помчался за дворец.

– Твою мать!!! – Чандр и Штур крикнули это одновременно.

– Дальше, дальше говори, Штур!

– От кого письма и что в них? У нее никого нет в пределах этих самых трехсот километров!

Оба мчались вдогонку Всаднику и чуть не теряли его.

– Твою мать! Это явно не Судья!!! Но как! Дальше, Штур!

– Зоряна…

Чандр остановился, как вкопанный… Побелел. Прошептал заклинание. Штур сделал то же самое. Перед ними возникли двое помощников Штура.

– Господа! Незаметно, как воздух, проследите за четвертой судьей. Исполняйте!

Помощники рванули за Всадником, который был уже далеко.

– И, Штур?

– У Сони в квартире полно ее картин. Среди них есть копии Микеланджело, Да Винчи…

Чандр аж присел.

– Штур… Это нереально…

– Я тоже так думаю.

– Главное, чтоб твои сейчас догнали Всадника.

– Думаешь, это главное?

– Штур…

– Я понял. Молчу.

– Штур…

– Я понял. Люций ничего не узнает, чтобы это ни было.

– Благодарю, Штур.

– Всегда готов служить тебе, Чандр!

86

Зоряна попросилась на Собор Белых. Сони была далеко-далеко. Она слышала просьбу подруги, но думала о Стасе.

– Сони!!! Зоря крикнула. Сони пришла в себя.

– Зоря, я слышу тебя. Не думаю, что будут препятствия.

– Он понял все? Ревность прошла?

– Да… – Сони глубоко задумалась.

– Что, Сонечка?

– Ой, Зоря… Все, что произошло, так прекрасно… Но..

– «Но»?

– Да, Зоря.

– Не поняла…

– Это все другое.

– Что «другое», Софьюшка?

– Это другая любовь. Она окрыляет, но… Она не любит.

– Как это так, Сони?

– Сама Любовь – женщины к мужчине – не любит. Она сжирает обоих.

– Ты чего, Сони?

– Это так, – и Сони просто заревела.

– Мне не понять… Но я знаю, о чем ты. И я уверена, что ты беременна.

– Да. Я знаю это. Но я не буду с ним.

– Почему?

– Потому что я вижу все, как будет дальше.

– Расскажешь?

– После Собора.

– Нашего?

– Да.

– Хорошо, Софьюшка. Побыть с тобой?

– Ты домой иди, Зоря. Я прогуляюсь.

– Да, Софьюшка.

Подруги поцеловались, и Зоря пошла в дом Сони. Подходя к дому, посмотрела на Камаз дяди Вовы и вспомнила эту нелепую историю… «Интересно, а ведь я всегда ее хотела. Я хотела переспать с ней, абсолютно точно зная, что она святая. Ой, Софьюшка… Ты никогда не узнаешь об этом.» Она уже вошла в просторный холл и почувствовала странный запах. «Свечи недавно погасли, что ли?» Ответом был резкий рывок ее за волосы назад, потом вперед, потом снова назад и резкий удар под дых. «Нет! Только не это! Это не может повториться!» Но это было не «это». Ее никто не собирался насиловать, а запахом был привкус серы. Ее свалили на пол. Человек, который это делал сел на Зорю верхом и сжав ей горло, блокировал любую возможность двигаться.

– Нет, Зоряна. Я не буду трахать тебя. Хотя, уверен, это было бы незабываемо для нас обоих.

Штур говорил мягко, почти шепотом и от этого становилось холодно и жутко.

– Я буду спрашивать – ты будешь отвечать. Любой неверный ответ повлечет за собой более сильное сжимание мной твоей сонной артерии. И если мы не придем к общему знаменателю, я вырву тебе кадык. При таком раскладе, ты будешь умирать секунд 45—50, а я за это время разверну тебя раком и засуну твой собственный горловой хрящ тебе в жопу. В твою молоденькую, прекрасную жопку. Засуну глубоко, по свой локоть. Ты все поняла, Зоря? Кивни, если поняла.

Зоря поняла и кивнула. Лицо говорящего, запах серы… Страшная мысль мелькнула у нее в голове, и она сообразила, что мысль эта – правдивая. Это Черные. И вряд ли на ней сейчас сидит человек. Мысли побежали по тройному рельсовому пути. Зоря осознавала, что надо мыслить неадекватно, но что бы она ни мыслила, это существо не должно понять, что она врет. А скорее всего, сидящий на ней был далеко не дураком. И, судя по глазам, даже не простым исполнителем. Зоря собрала в кулак всю свою силу воли, сделала страдальческое лицо, заплакала и попросила:

– Можно чуть-чуть отпустить? Мне очень больно. Честно. Я все скажу.

– Хорошо, Зоряна. Где Сони?

– Гуляет, – Зоря понимала, что часть ее ответов должна быть правдой.

– Где гуляет?

– Где обычно – по арабскому рынку.

– Сони «обычно» гуляет по арабскому рынку?! – Штур надавил на горло.

– Да, – прохрипела Зоря, – Это ее любимое место.

– Хорошо, – хватка чуть ослабла.

– Сони уехала, а ты? Осталась в монастыре?

– Да.

– Надолго?

– Нет.

– Куда ты поехала потом?

– В свой детдом.

Штура так поразил ответ, что он почти отпустил Зорю.

– Не понял!!! Зачем?! Что ты там забыла?!!! Тебя там чуть не убили!

– Я поехала сделать именно это.

– Что «это»?

– Убить.

Штур совсем ослабил руки.

– Девочка… Зачем? Какой в этом смысл.

– В детдоме 250 детей. Нет ни одного, над кем бы не издевались. Они не должны жить.

– Предположим, – видно было, как Штур напряженно думает.

– Ты сделала это?

– Я не доехала.

– Ответ правильный. Хорошо. Почему? Совесть замучила?

– Нет. Я остановилась в гостинице неподалеку от детдома, переночевала, а утром от Сони пришла телеграмма.

– Что в ней было?

– Чтобы я ехала в Москву и оформляла документы для поездки к ней в Израиль.

Штур пристально смотрел на Зорю.

– Так… Голубь?

– Какой голубь?

Штур сдавил горло снова.

– Почтовый голубь, который прилетал на окно этого дома к Сони раз в неделю?

Зоря сообразила мгновенно.

– Это Сема. Семен. Дед, старик, я не знаю точно. Наследство Сони от него. Он живет в Хайфе.

Штур не сжимал и не отпускал Зорин кадык.

– Что за странный способ общения, когда есть телефон, интернет, да и город в шести часах езды от Иерусалима.

– Сони писала мне, что он такой. Они никогда не виделись, только переписка.

– Где эти письма?

– Я не зн…

Штур сдавил ей горло так, что Зоря стала терять сознание.

– Слушай внимательно, сука человеческая… Вы – ты и Сони, спите в одной постели, в подробности не буду вдаваться. И ты не знаешь, где она хранит письма от этого… Покровителя?!

– Не знаю, – Зоря шевелила одними губами. Штур чуть ослабил руки.

– Он не был «темой» для нас.

– И тебя не интересовало, откуда у подруги – единственной твоей близкой подруги на всем белом свете, такое наследство.

– Простите. Отпустите, пожалуйста. Я уже не соображаю.

Штур отпустил еще.

– Я даже никогда не спрашивала ее о наследстве. Она сказала, что оно есть – и все. А какое оно, кто этот дед, она не говорила, а я не интересовалась. Поймите, мы так прожили годы: кто хотел что-то рассказать – рассказывал. Нет – значит, нет.

– Теперь соберись, Зоря. И, либо, после ответа на мой следующий вопрос ты еще будешь жить – в зависимости от того, как ответишь. Либо… Я не буду повторять.

– Я поняла.

– Манускрипт. Древняя рукопись.

Зоря не понимала, о чем речь. Штур сразу увидел это. И отпустил руки почти полностью.

– Твою мать!!! Твоююю-ююю мааа-ааать!!! Она и это тебе не рассказала???!!!

Зоря ждала именно этот момент. Годы реальной школы выживания между жизнью и смертью в детдоме научили ее многому.

– Простите, пожалуйста, мне мой бестактный вопрос… Я еще раз прошу прощения… А у Вас есть член и яйца?

Штур настолько обалдел, что отпустил полностью руки и расслабился, глядя с полным непониманием на Зоряну.

– Что?

Удар по яйцам, которые, как выяснилось, были, был такой силы, что Штур подлетел в воздух, в этот момент получил второй такой-же, но более сильный удар. Он свалился на пол. Зоря носила «Казаки». Она метелила голову и промежность Штура, пока он не затих совсем и перестал двигаться. Потом Зоря взяла кочергу от камина и пять раз изо всех сил, обеими руками дала Штуру по виску. Понеслась во все комнаты, похватала все самое необходимое – свое и Сони и снова выскочила в холл. Необычно, но Штур стал приходить в себя. Тогда Зоря снова взяла кочергу, поставив три полные сумки на пол и встала перед приподнявшимся слегка Штуром.

– Я никогда не боялась смерти, мудак нечеловеческий. Убить я тебя, конечно, не смогу, но сделаю все, что в моих человеческих возможностях, сука дьявольская, – и четыре раза, с разных сторон, Зоря вмочила Штуру кочергой по вискам. Штур лег, казалось, замертво. Зоря зашла со стороны его ног. Раздвинула их и десять раз пыром «Казака» дала Штуру по яйцам. Тот стал орать, как сто человек. Или не человек. Зоря, не выпуская кочергу, снова дошла до камина, взяла жидкость для разжигания и вылила все содержимое Штуру на голову. Переложила кочергу в левую руку, правой достала зажигалку из кармана своего сарафана, зажгла.

– Привет Сатане, Сученок-шестеренок!

Кто-то сзади, резко выхватил у нее кочергу из левой руки. Удар по голове погасил все краски мира девушки Зоряны.

– Штур… Ты такой самонадеянный… Хорошо, я допер сюда зайти…

Чандр улыбался, склонившись над Штуром.

– Еще один такой промах и я сам сожгу тебя. Встанешь и пойдешь или понести на ручках?..

***

Это была электрощитовая. Такая, какие стоят в каждом дворе. Внутри – полно электромагнитных приборов, обеспечивающих нормальное житие в электросмысле нескольких домов. Части района. Внутри электрощитовая представляет из себя незамысловатый лабиринт коридоров, огороженных от приборов сеткой. И обязательно, в каждой такой электрощитовой есть пространство, где могут разместиться, при желании, человек 7—8. Тесно, но славно! Что и кто там делает? Электрощитовые в России и бывших странах СССР, почти во всех, существуют с шестидесятых годов и не изменяются внутренне, за исключением содержимого. То бишь приборов. Которые могут сломаться в 21 веке также, как ломались после середины века двадцатого. Ничего не изменилось, во всех планах. Поэтому у каждой такой щитовой есть смотрящий. Чинящий. А еще там можно жить. Там очень тепло, даже жарко и пыльно, бетонные полы и, как непременный атрибут – ящики из-под чего-либо, на которых можно сидеть. Я видел щитовые с диванами, комодами, шкафами и тумбочками. И, конечно, там можно и нужно пить. Если кто-то думает, что щитовые работают сами по себе – это не так. Надо бюджету района сэкономить – смотрящий придёт и отключит свет. На полдня. Без объявлений на дверях домов. Потому что, когда есть объявления – это воруют Большие Бюджетники. Как с водой. Никто не проводит никакую профилактику труб. Просто этот приказ – об отключении воды, никем до наших дней не отменен. Замотают пару протекающих труб – и все. С щитовой – вообще песня. Все смотрящие пьют. Я был более чем в ста щитовых на Украине, в Белоруссии, России, Прибалтике и в Москве. Москва – отдельное государство, не имеющее к России никакого отношения. Другие люди, другой интеллект, другая жизнь. Но щитовые – те же…

Они пили втроем, а я был четвертым. Эти трое были философами. Один – реальный философ с дипломом, учебником под его именем и книгой – его же. Двое остальных – доморощенные философы. Но беседа шла на высоком интеллектуальном уровне, подогреваемая «чернилами», то есть портвейном. Кстати: редко кто в щитовых пил крепкие напитки. Поэтому спивались быстрее… Мне было хорошо с ними. Философа я знал, двоих других видел в первый раз.

Речь шла об оружии. Разговор начался аж с атомной бомбы. Он шел об ее устройстве, возможностях, силе действия. Потом он перешел к гаубицам. Про них я не знал вообще ничего и слушал с большим вниманием. Портвейна было две картонных коробки – в каждой по 12 бутылок, то есть 24. До ножей мы добрались к середине второго ящика. Я уже побывал в армии, но, самое главное, ножи – это был мой конек. Я интересовался ими с раннего детства. Я не узнавал и не изучал их виды, я их метал. Любые. К своим восемнадцати годам, я мог воткнуть с двух рук четыре ножа с расстояния в 15 метров. Меня тут же решено было проверить. «Мастерство не пропьешь» – гласит неизвестно кем придуманная мудрость. Коридор между сетками был метров 8. Кое-как мы закрепили картон от одного из ящиков на стене электрощитовой в конце этого коридора. Я получил бурные овации, так как метнул свою собственную выкидуху и большой кухонный нож с двух рук. Долго думали, что мне подарить, я попросил пару бутылок портвейна, так как собирался в гости, да и пыли, несмотря на чистку «чернилами», в организме уже было, наверное, столько же, сколько в нем воды и портвейна вместе взятых. Портвейн мне подарили. Я уже, было, ушел, но один из доморощенных философов достал из кармана куртки напильник – небольшой, без ручки. «Я всегда его с собой ношу». Решено было поставить второго доморощенного философа к прикрепленному картону, поскольку, первый философ, споря на 2, тоже, бутылки «чернил», сказал, что воткнет его – напильник свой, прямо над головой второго. Метнул…. В щитовых – минутами тишина полная, почти ничего, кроме пары редукторов не работает, а иногда очень шумно, когда включаются все приборы. Так вот они включились прямо в момент его броска, поэтому, звука втыкания мы не слышали. Мы стояли по обе стороны от стоящего у картона и даже не поняли, куда вошел напильник. И долетел ли он вообще. Философ, что стоял, как мишень, стал рассматривать картон, мы тоже (как будто было так много места где искать, можно подумать), но напильника не было. Решили, что портвейн сделал свое дело и напильник, скорее всего, улетел куда-нибудь внутрь щитовой. Но сетка была плотная. Напильник, конечно, мог пройти в нее. И из-за шума мы это не услышали. Но напильник так и не нашли. Метающий философ так расстроился, что потерял любимый напильник… Тем не менее, мне уже было пора, разговор шел только о потерянном напильнике и я ушел. Мне очень понравилось тогда в щитовой. Еще портвейн выдали. И я поехал к девушке. «Вечно молодой, вечно пьяный»…

Через 14 лет я, волею дорог жизни и просто пешеходных дорог, оказался у этой самой щитовой. Все щитовые закрывались раньше на простые вынутые ручки от дверей, только чуть другие. В каких-то использовались ключи. Но, как правило, только на ручки. Чтобы все, кому негде выпить без участия в этом ментов с дубинками, и кто был вхож в щитовые, могли всегда спокойно бухнуть там. У меня в голове мелькнула странная мысль зайти в щитовую. Этому были 2 очень странных причины. Первая: у меня в кармане лежала та самая дверная ручка. Откуда? Я ее нашел в пятидесяти метрах от этой щитовой. Взял я ее по причине того, что на тот момент занимался магией, а в одну из ступеней моего обучения входило забирать найденные предметы, если они были знаковыми. Ручка ведь ОТКРЫВАЕТ. Я и подобрал ее. Вторая причина: я вдруг вспомнил историю с напильником и решил, что сейчас войду в щитовую и найду его. Под этим всем была база точно такого же портвейна, который мы пили тогда: «Нурек». Его уже найти-то было в магазинах невозможно, шел 2004-й год. Я его купил – не поверите: в «Елисеевском». Два пузыря. Мне было хорошо, один пузырь я испил в простом скверике неподалеку от этой самой щитовой, второй был у меня с собой. Бухал я тогда частенько… Словом, ручка подошла, и я вошел в щитовую. Это было поразительно, но на почти таких-же ящиках восседал тот самый доморощенный философ. Тот, что стоял тогда у картона. Рядом была водка. «Опа!» – подумал я, поняв, что дела у мужика идут совсем неважно, если идут. Но тут же осекся внутри: философ был одет в крутой костюм, от него пахло «Армани» – это тогда был писк, а стакан с водкой он держал в руке и, судя по его глазам, это были первые сто грамм из этой самой бутылки рядом с ним. «Однако» – я подумал. Поздоровался. Он узнал меня сразу. Это совсем не странно, потому что я мало изменился внешне за 14 лет. Да и он не особо.

– А я, вот, мимо шел, думаю, – зайду.

– И правильно. Хапнешь?

Я не пил водку уже год. Мне от нее сносило башню, и я с ней завязал. Я достал портвейн, нож, который по-прежнему, всегда носил с собой. Я даже один раз чуть на контроль в аэропорту с ним не вошел. Он у меня висел на держалке справа на ремне штанов. Хорошо, меня тогда провожали. Это же был памятный нож. А то бы выкинуть пришлось – я уже вещи на ленту сканирования поставил…

Мы бухнули. Разговорились.

– А я, представляешь, вдруг подумал, что тот напильник найду…

Он стал дико ржать.

– Так его нашли!

– Тогда?

– Нет, сегодня.

Я внимательно посмотрел сначала на портвейн, потом на его бутылку водки, потом в его глаза. Ничего необычного.

– То есть, ты зашел сюда…

– Я здесь работаю.

Я снова посмотрел на него. Уже на всего него.

– Здесь миллионы платят? – я забыл сказать, что у входа в щитовую стоял «Мерс», – «Мерс» твой?

– Мой.

Я подумал, что, либо он свихнулся прямо сейчас, либо какое-то время назад.

– Ты работаешь в щитовой, ездя на «Мерсе» в этом костюме и обливаясь «Армани»???! Чтобы запах отбить?

– Я пишу.

Я посмотрел вокруг. Рядом с ящиками лежал рулон.

– Что пишешь-то?

– Картины, – и он достал из рулона один из холстов.

Я хорошо разбираюсь в живописи. Это было ИСКУССТВО. Это поражало, заражало, влекло.

– Ты рису… Пишешь их здесь?

– Да. Пришлось устроиться электриком. Иначе никак.

– Сильно… Я не знал, что сказать.

– Так ты сегодня здесь нашел напильник?

– Не здесь и не я, – он улыбался.

– А где и кто? – резонно спросил я.

– Врачи. На обследовании МРТ.

– То есть?

– Напильник здесь, – и он показал на свой лоб.

Я понял, что пора сваливать. Жаль, что «Нурек» был с пластмассовой пробкой без затычки. Я кое-как закрыл пузырь и собрался уходить.

– Испугался? Я тоже сначала. Тот хмырь, что тогда его метнул, попал мне точно в лоб.

– Ты дебил?

– Не ругайся. Я не дебил, хотя мог и еще даже могу им стать. Мои картины стоят каждая не меньше 40—50-ти штук баксов. Это я еще не заморачиваюсь продажами. Скидываю их просто знакомому. Я тогда, 14 лет назад, проснулся с дикой головной болью. Думал, что перепили мы в тот вечер капитально. Пошел в ванную, посмотрел в зеркало. А на лбу у меня… Видишь?

Я присмотрелся и увидел небольшую шишку на его лбу, прямо по центру.

– После этого я и стал писать картины. Напильник вошел ровно-преровно между полушариями и там и остался на все это время.

Я, наконец, присел.

– Да ладно!

– Серьезно. А пару дней назад начались дикие головные боли. Я и пошел проверяться.

– Подожди… А тогда ты не почувствовал, что он тебе в голову вошел?!

– Нет.

– Охренеть…

– Короче… Напильник ничего не зацепил в голове. Он попал прямо в канал между полушариями. Как он там мозг мой не заразил – он ведь грязный был, я понятия не имею. Но факт есть факт: напильник этот, все 14 лет у меня в голове.

– А достать?

– А не нужно. Мне объяснили, что такие уникальные случаи бывают с пулями, осколками, даже заточками без рукоятей… У меня, вот, с напильником. Его не надо доставать – рискованно. А чтоб голова не болела, мне предложили пить водку.

– Ты не боишься спиться?

– А ты?

– Я – нет. Но я не пью водку. Меня от нее уносит не пойми куда и утром я вообще ничего не помню.

– А я давно спился. Я проверил все в себе – весь организм.

– Сегодня? За один… – я посмотрел на часы, – за почти полдня?

– Ты, наверное, с медициной не очень.

Я заржал. Он ведь не знал, что я целитель.

– Да… Именно с МЕДИЦИНОЙ я вообще никак.

– Если есть бабло, все сделают сразу. Это же приборы, лазеры и так далее. За пять часов я узнал про свое здоровье все.

– И?

– Я конченый алкаш, я даже вожу машину выпивший. Но напильник… Он изменил какие-то там потоки в полушариях и мне открылось что-то. Я стал переносить эти видения на листы сначала, а потом стал художником.

– Понял…

Я балдел. Невероятная это была история, но тем не менее, она была. Потому что он показал мне снимки головы внутри и там был напильник.

– А почему именно здесь пишешь?

– А нигде больше не получается.

– Круто…

– И не говори.

Мы замолчали. ЧуднЫ Дела Твои, Господи…

87

Зоря пришла в себя не быстро. Но когда сознание вернулось к ней, она поняла, что кроме сильной головной боли больше никаких страшных симптомов нет. Ей было только обидно за то, что она не услышала, как к ней подошли сзади… Зоря стала рассматривать помещение. Постоянное гудение чего-то в темноте, дало ей понимание, что она в каком-то месте, связанном с электричеством. Не видно было ничего. Она прислушалась и поняла, что пока одна. Руки были связаны за ее спиной, ноги стянуты крест-накрест. «Серьезно они ко мне отнеслись. Таким ударом можно было и убить. Странно именно это.» Она думала о вопросах Штура. «Манускрипт…» Зоряна стала всматриваться в темноту…

…Сони рассматривала квартиру. Ей было абсолютно ясно, что кроме Зори здесь был кто-то еще. Сони «видела» следы борьбы, но понять, что и как не могла. Обойдя всю квартиру, она увидела все вещи на своих местах, но знала, что их трогали. «Что им надо-то было? И Зорю они, явно, забрали. Зачем? Куда?»

Стас и Аламат шли на встречу с Ксенией.

– Ты был в больнице, я знаю.

– Был.

– Так надо?

– Не то слово.

– Тогда какое слово?

– Защита.

– Меня? Сони?

– Вас обоих.

– В момент, когда мы…

– Да.

– Интересно… Ты, конечно, все слышал.

– Стас… Я думаю, это слышали пол Иерусалима.

– Ну и ладно.

– И я так думаю.

– Она зачала, да?

– Да.

– То есть, я женюсь?

– Нет.

– Что?!!!

– Ты все узнаешь на нашем Соборе.

– Хорошо.

…Чандра шла к Вайами Садри. Нужен был очень веский довод, чтобы не просто попасть на Собор Белых. Нужен был довод, чтобы перейти к ним. И он у нее был. Повернув за угол дома, Чандра столкнулась с Садри лицом к лицу.

– К нам?

– К вам.

– Все прикрыто?

– Да.

– А любовь?

Чандра покраснела.

– Я пока ничего не могу с этим сделать.

– Ну… Это пока.

– Это доступно для меня?

– Нет, Чандра.

– Из-за того, что он одиночка?

– Чандра… Самое главное не это. И он бы с радостью был с тобой.

– А что тогда?!!! Долг? Служение? Нельзя, чтобы женщина была рядом?!!!

– Ты излишне вибрируешь…

– Простите.

– Да.

– А объяснить?

– Позже.

– Хорошо. Благодарю вас. У меня есть, что сказать на…

– Ты и так идешь на наш Собор.

Чандра широко заулыбалась. Садри внимательно посмотрел на нее.

– Трудно было?

– Да.

– Расскажешь всем.

– Безусловно.

…Зоря, наконец, стала, хоть что-то различать. Она одновременно пошевелила связанными руками и ногами. Туго… В детдоме даже играли в связывания, вплоть до колючей проволоки, на еду играли. «Когда я развяжусь, я вас всех сожгу на этих электроприборах. Вам же нравится огонь, да? Его будет немного, но он будет очень ярким.»

…Южин стоял перед зданием дворца и думал о Корне. До Собора Белых оставалось 40 минут. «Дурацкая смерть. Странное Провидение. Он, практически, воспитал, Ксюшу. Я в это вложился меньше после той аварии… А мы даже не знаем, де его могила. Сделаем искусственную…»

…Сони подола сбоку и тронула Южина за локоть.

– Вы в печали?

– Нет, Сони. Просто в думах.

– Зоряну забрали.

– Как?! То есть, зачем?!

– Вот и я размышляю над этим. Поможете?

– Расскажи, что могло быть основной причиной. Для шантажа тебя?

– А зачем им меня шантажировать? Меня можно было забрать вместо нее.

– А что она знает? Из такого, что их может очень интересовать?

– Я думаю, что странно, что есть что-то такое, чего бы они не знали. Тем более Зоря. Она… Ну…

– Никто. Просто человек. Как я.

– Да.

– Наших двух голов здесь не хватит. Вот еще две.

Садри и Чандра подошли к ним и поздоровались.

– Ливень будет, да, Саш? Это Чандра.

– Та самая?!

– Здравствуйте, Саша.

– Ты ведь тогда спасла ее, да? Ксению? Ты уже знала, что перейдешь к нам?

– Да.

– Спасибо.

– Саша…

– А… Да… Благодарю, Чандра.

– Пожалуйста.

– Зоряну сперли.

Сони так посмотрела на Южина, что тот чуть не упал.

– Украли. Похитили.

– Зачем? – Садри достал красное «Мальборо».

– О!

– И не говори. Вкусные.

– Это вы о сигаретах? – Сони улыбалась.

– Да.

– А мне дадите?

– Угощайся.

Все дружно закурили. Некурящая Чандра решила попробовать тоже.

– А чего они не взяли тебя, Саш, к примеру.

– А что я знаю?

– А что знает Зоряна?

…Ксения, Стас и Аламат уже слышали весь конец их беседы.

– Зоряна знает почти все, что знает Сони. Учитывая, что Сони взять вряд ли бы удалось, они взяли Зорю.

– И что же такого сверх– она знает, а, София? – Садри смотрел на Сони в упор.

– Да… Я понимаю… Она знает про Манускрипт.

– Ну и что? Все уже знают про Манускрипт. Толку-то? Он все равно у них.

– Нет.

Чандра вздрогнула первая. Следом почти то же самое произошло с остальными.

– У них то, что перерисовала Зоря, копируя Вайами Садри.

– Зачем? Чтобы у них был дубликат?

– Он другой.

Садри дрожащей рукой достал аж две сигареты из пачки и прикурил обе. Одну, увидев это, отдал Чандре.

– София…

– Вайами, я знаю.

– А нашла ты как его?

– Я не искала. В ту ночь…

– Я понял, – Стас вступил в разговор.

– Ангелы, да, Софьюшка?

– Да. Почти. Они сами не могли взять его.

– Я расскажу свою версию, а ты, София, скажешь, что так, а что нет.

– Да, Вайами.

– Ты знала про Рукопись еще до рассказа Бодхисатвы.

– Она уже была у меня. Гавриил…

– Ясно. Ты, по листочку, через голубку, отправляла Рукопись Зоре.

– Да.

– Которая была не в Израиле.

– Да. В Иордании. Мы сделали все гладко. Зоря получила мой вызов в Израиль. Сделала вид, что не поехала, действительно, уехав в Москву. Там она купила простой тур в Израиль. На Мертвое Море.

– И смогла его переплыть? Вплавь?!!!

– Нет, конечно. Там и пяти метров не проплыть. Плот.

– А пограничники?

– Я читала заговоры.

– Теперь понятно. Это всего 25 километров по Мертвому морю.

– Да. А общее расстояние до Иерусалима из Иордании ровно 299 километров. Мы тренировали голубку полгода в монастыре.

– Так… Сильно… И гениально. Ты заблокировала Черным все возможности понять что-то. И посылала Зоре то, что нужно перерисовать и переписать. И она переделала Имя Бога.

– Что???!!! – это воскликнули все хором.

– В этой Рукописи самым главным было зашифрованное Имя Бога Единого из 264-х символов. Но на что ты, то есть вы обе, это Имя переделали? Вы ведь все равно не знали расшифровки. Никто не может узнать. Потому что это нереально. Не наугад же вы меняли рисунки и заклинания?

– Вайами… Вы великий и святой. Вы Друид и Гуру. Вы…

– Остановись. Я где-то ошибся, когда записывал за Ним?