Текст книги "Красная розочка. Рассказы и повести"

IV

Две недели спустя Сергея ждали у родителей Лены. Зачем он согласился пойти, сам не понимал Командировка одна, другая. Звонки по телефону, встречи и провожанья в аэропорту, на вокзале, приобретение билетов. Какой-то дурман кружился в голове, когда горячий и последний день июня переходил в сиреневый вечер и лёгкая прохлада входила в комнаты через открытые балконные двери. Через день Сергей с Леной улетали в Киргизию. Отец Лены Максим Петрович сидел перед телевизором, Лена с мамой Софьей Никифоровной была на кухне, младшая сестра Лены Надя с мужем Аликом ушли за последними деталями к ужину. Лена с матерью выпекали пирог и разговаривали.

– Ох, Ленка, – вздыхала Софья Никифоровна, – опять летишь без раздумья. Только познакомились и в омут.

– Всё тебе не так, мамочка.: никого нет – не так и появился кто-то – снова не так. А мне вот почему-nо кажется, что я выйду замуж.

– Сколько раз тебе казалось и всё не выходила.

– А…я тогда искала замужества, а сейчас нет. Но мне показалось, что я влюбилась.

– Кажется! Всё кажется. А на самом деле как? Ты с ним уже…

– Что ты, мама! Когда? Он же все дни был в командировках.

– А прошлое воскресенье он же жил у тебя.

– Ну и что!

– Как что! Так я тебе и поверила. Уж немножко знаю тебя. С Аликом и то боязно оставить вдвоём.

– А вот и не знаешь, не знаешь, – довольно засмеялась Лена.

– Вчера —то хоть встретила его? – снова недоверчиво спросила Софья Никифоровна.

– По большому счёту, мамочка. Ездила в аэропорт с цветами.

– Вот бы уж не подумала. Ну да посмотрим. Только бы не случилось что с тобой на этом Иссык-Куле. И чего он тебя туда поволок… Нет мест поближе и познакомее.

– Никуда поближе я с ним бы не поехала…

– Вот то-то и оно. А говоришь. влюбилась. Всё приключения в голове. Пореж-ка лук за это. А то у меня слёзы от него.

У входной двери зазвонил звонок.

– Это он, мамочка. – Лена чмокнула мать в щёку и торопливо пошла к дверям. Там стояла Надя с сумками.

– Ах, это ты, Надёнок! А где Алик?

– Вот он я, – говорит Алик и протискивается в дверь с корзиной наполненной разноцветными и разнокалиберными бутылками.

– Вы с ума сошли!? – ужасается Лена.

– А вот посмотрим, каков он, твой новый мессия. Давненько ты к нам мужчин не приводила с намерениями.

– Ну, я не позволю его напаивать, – решительно заявила Лена. – Лучше я его одна напою и посмотрю, каков он. А без проверки ни… ни.

– Вот и заботься о ней, – бурчит Алик и уносит корзинку к празднично накрытому столу.

– Он ещё не подошёл? – осведомляется Надя, прихорашиваясь перед зеркалом.

– Нет ещё, – говорит Лена. – Срок ещё не вышел.

– Всё же как интересно это у тебя получается: встретились, познакомились, поехали. Меня Алька никогда не отвезёт на Иссык —куль. И ты его только два раза видела?

– Вчера третий.

– И не страшно?

– Страшно было, когда он покупал билет и взял мой паспорт – узнал, какая я старая.

– Ну и что?

– Страшный нахал. Посмотрел на меня чуть внимательнее и сказал, что так и думал. – Лена рассмеялась, потом сказала доверительно. – Знаешь, Наденька, я сейчас живу. Все жилки во мне трепещут, кровь бежит быстрее. Ты не обратила внимание, как блестят у меня глаза.

– Ты красивая, Леночка. Дай я тебя поцелую.

Надя обнимает Лену и целует. Раздаётся звонок, короткий, уверенный.

– Это он, – говорит Лена и открывает дверь; наклоняет голову в приветствии. – Прошу Вас, Сергей Дмитриевич.

– Ой! – вскрикивает Надя. – Я бегу включать музыку. Выходной марш.

– Что это? – спросил Сергей, переступая порог.

– Не что, а кто. Моя сестра Надя, – улыбается Лена. – Я тебе говорила.

– Но для чего марш.

– Опять не для чего, а для кого. Для тебя.

– Для меня!? – Сергей прищурился. – Тогда веди меня прямо к тёще. Эти цветы я принёс для тебя, но поскольку так встречают только долгожданного зятя, то они найдут свой привет у тёщи.

– Мама, выйди к нам. Сергей Дмитриевич желает тебя поприветствовать.

– Прошу Вас принять эти розы в знак признательности за создание такой дочери, Софья Никифоровна, – сказал Сергей, подавая букет появившейся матери Лены.

– О, розы! – сказала она. – Спасибо, Сергей Дмитриевич. – Рада с Вами познакомиться. И эти розы… Как приятно. Уже так давно мне мужчины не дарят розы.

– Ну, какой же я мужчина, Софья Никифоровна. Я самое большое, кандидат в зятья. А разве зять для тёщи – мужчина!?

– Как же.

– Мама, не затевай с ним оценку ситуации, – встряла Лена, – это такой балабоша, даже я не всегда успеваю за ним. Проси лучше всех за стол.

– Так Вы, Сергей Дмитриевич, чем изволите заниматься.? – спросил Максим Петрович Сергея, когда первые официальные рюмки были выпиты за здравие.

– Папа, я же уже говорила, – остановила его Лена, ободряюще коснувшись локтя Сергея.

– А ты помолчи, я знаю…, – ответил ей Максим Петрович.

– Папа! – то ли укоризненно, то ли в поддержку отца воскликнула Надя.

– Ну, девочки, – сказал Сергей. – Раз родители официально отпускают свою дочь, должны же они удостовериться, что её приятель хотя бы не злодей.

– Вот видишь, папа, – вздохнула Лена.

– Ну что папа? – вступила Софья Никифоровна. – Всё правильно. Я тоже хочу знать.

– Что ж, – Сергей посмотрел на всех, – придётся сознаться. – Я не артист, не поэт, а просто инженер и даже не главный.

– А что Вы так униженно заявляете об этом, – сказал Максим Петрович. – Я тоже инженер, и моя жена инженер, хотя мы и на пенсии; и Надя с Аликом инженеры. У нас только Лена пошла другим путём, так на то и Лена. Она со школы с математикой не в ладах была и в инженеры не годилась. А замуж за инженера вышла.

– Ладно, папа, – прервала его Лена. – Обо мне потом. А Серёжа себя не унизит. Он хитренький. Везде представляется просто инженером, а сам начальник отдела и научный сотрудник. Так что я ему палец в рот стараюсь не класть.

– Сергей Дмитриевич, а Вы давно знаете Лену? – спросила Надя.

– Давно ли? Если день считать за год, то полтора десятка лет будет.

– Тогда действительно Вам и Елене надо пожелать счастливого пути. Я этого желаю.

– Спасибо, Наденька.

Перед уходом Сергея отозвала в сторонку Софья Никифоровна.

– Так Вы уж, Сергей Дмитриевич, будьте поласковее с Леной. Она у нас не как все, но ведь дочь и мы её любим…

Что-то не всё было ясно с предупреждением и просьбой, но Сергей внимательно и терпеливо выслушал «тёщу» и сказал:

– Я Вам обещаю вернуть дочь в целости и сохранности. А об остальном – какие разговоры.

Когда они вышли с Леной и гуляли по прибрежному бульвару, Сергей спросил:

– Ты всегда так знакомства обставляешь?

– Нет. По особому отбору.

– Какому?

– А вдруг ты понравишься мне настолько, что я буду приглашать тебя на семейные праздники, так у тебя будет стаж.

– Ну, если так, – Сергей привлёк Лену к себе. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. – Если так, – повторил Сергей, – тогда «прощай земля – в добрый путь!» Так ведь запускали воздушный корабль в сказке. И ощутил в следующий миг на своих губах ласковые губы Лены.

V

Самолёт на Фрунзе уходил ночью. Старенький трудяга ИЛ – 18 собрал пассажиров не более, чем на две трети салона, взревел на старте четырьмя турбинами и, не снижая высоких нот в своём гуле, ушёл в ночное небо. Быстро промелькнули цепочки огней. Самолёт пробил нетолстую облачность и остался один в необъятном пространстве между звёздами и облаками. Лена и Сергей сидели на задних креслах вдали от всех. Лена скинула на кресла куртку, огляделась в полумраке и счастливо улыбнулась.

– Ну. вот мы и одни. Совсем одни. Ты рад, Серёжа?

– Ещё бы. Останься у нас время, ты бы потащила знакомить меня со всеми родственниками, друзьями и любовниками…

– Не ерунди, Серёженька. Ты меня любишь?

– Люблю, Леночка.

– Иди ко мне ближе. Убери подлокотники, обними меня… Вот так, ещё сильней. Поцелуй…. Ах, как хорошо. Я так рада. И так всё хорошо начинается, даже в самолёте мы одни. Серёжа, милый, я так хочу, чтобы ты меня любил и не только за то, что я красивая, а за то, что есть во мне. Ты меня будешь любить?

– Я люблю тебя.

– О! Какая это музыка, когда тебя любят. Давай выпьем за любовь. У нас есть, что выпить?

– Каков бы я был, если бы не оказалось вина для тоста за любовь. Коньяк армянского разлива, три звезды. Сейчас пройду к стюардессам и попрошу ночной ужин..

Сергей прошёл к стюардессам. Девушки ещё только прихорашивались после взлёта, но, как сказала одна из них, что они «заметили красивую пару с алыми розами» и выдали Сергею поднос со всеми возможными аэрофлотовскими явствами.

– Как здорово! – восхитилась Лена. – Налей коньяк в эти пиалки. Давай выпьем. Я хочу немножко опьянеть. Я и так уже чуть пьяна от этого вечера, взлёта за облака, от этой яркой луны не закрытой уже ничем земным. Только ты не отпускай меня, держи крепко, крепко и целуй. Выпьем. Ах, как вкусно. И обнимай меня, слышишь, обнимай…

Пять лётных часов промелькнули как их и не было. Утро над Киргизией было светлое, как всегда над Киргизией летом. Мелькнули в иллюминаторе белые вершины киргизского Ала—Тоо, и самолёт уже тормозил на бетонной дорожке аэропорта столицы Киргизии города Фрунзе. Сергей бывал в Киргизии, когда ему было чуть больше двадцати. Его следы остались на некоторых вершинах и перевалах Ала-Тоо, его тело не забывало волны Иссык-Куля. Здесь жили его друзья, надёжные, сильные, незабываемые, с которыми он ходил в одной связке в горах и дружескую память с которыми не прерывал. Между последними командировками Сергей кинул пару телеграмм во Фрунзе с просьбой об обеспечении приюта на благословенном Иссык-Куле. Ответ бып получен перед отлётом: надо было добраться до посёлка Ананьево и обратиться к директору лесхоза Мурату Турсуналиевичу. Ничего об этом Лена не знала и беспечно и восторженно ходила по центральному рынку, увлечённая красотой и богатством среднеазиатского набора овощей, фруктов, цветов, азиатских товаров и колорита. Сергей знал притягивающую силу этих базаров и был рад встрече. Они перепробовали все фрукты, съели вкуснейшие шашлыки на коротеньких деревянных шампурах, выпили местного вина, заели его мантами и густым лагманом и закончили густым холодным кумысом, который наливали киргизки из бурдюков. Было уже после полудня, когда они собрались с духом, и покинули базар. До Иссык-Куля было далеко, вид транспорта был неясен, так как друзья по какой-то (Позднее выяснилось, что причина была тривиальная – забарахлил мотор.) причине не встретили Сергея в аэропорту, на что он надеялся.

А на автовокзале ситуация оказалась ещё тривиальнее – ничего и никуда.

Лена уже дремала на рюкзаках, когда Сергей увидал «ПАЗик» с надписью « АНАНЬЕВО» Водитель с турбазы набирал пассажиров Десяток желающих набрался в несколько минут и водитель вывел машину на Чуйское шоссе. Сон у Лены сразу пропал, и она отдалась созерцанию быстро сменяющихся пейзажей Чуйской долины и ущелья с отвесными гранитными стенами и бурлящим потоком под ними. Она сидела тихо, смотрела внимательно, как бы впитывала и запечатлевала на какую—то внутреннюю фотоплёнку. Иногда только чуть крепче прижимаясь к Сергею, который обнимал её за плечи и негромко говорила: «Как красиво, правда!»

Иссык—Куль путников встречает всегда неожиданно. Ущелье, скалы, ревущая река, небо в узкую полоску и дорога всё вверх и вверх. И вдруг море света и простора. Ущелье кончается неожиданно и ровное пространство во всю ширь – зелёное прямо перед тобой и голубое с середины видимого простора и затуманенного на горизонте, за которым белели вершины далёких и высоких гор. Само озеро, огромное как море на высоте в одну тысячу шестьсот метров над уровнем мирового океана представляется необыкновенным чудом, так, что даже великий покоритель среднеазиатских просторов хромой Тимур дважды заходил со своими ордами отдохнуть и развеяться от ратных дел в эти благословенные места.

Автобус преодолел подъём и вылетел на равнину. В начавшихся сумерках водная гладь сливалась с потемневшим небом, и белый теплоход казался миражом в пустыне. «Сказка», – сказала Лена, улыбнулась и, положив голову на плечо Сергея, заснула. Сергей бережно придерживал её.

Иссык-Куль неожиданно встретил холодом. Лена ещё спала в ананьевских комнатах для приезжих, когда Сергей поднялся. В эту гостиницу они определились среди кромешой тьмы – Лена в женскую комнату на двадцать коек, Сергей в такую же мужскую. Он побрился в умывальнике с холодной водой, пофыркал под краном, освежился «Красной Москвой» и, посмотрев на себя в мутное зеркало, решил, что он в полном порядке и вышел на волю. На земле лежал слой ледяной «крупы» в пару сантиметров толщиной. «Муссон», определил морским словом это явление Сергей и подумал, что Лена вспомнит предупреждение своего «умника» о холоде. Но так как знал, что это явление минутное, пошёл делать дела. Друзья не подвели и через пару часов вместе с Муратом Сергей и Лена сидели в деревянном коттедже турбазы «Ананьево»и пили за знакомство, за здоровье, за отдых коньяк, водку и какое—то местное вино, которое привёз шофёр Мурата, русский по национальности.

К полудню Мурат уехал. «Крупа» на земле растаяла, но было холодно. Лена накрылась курткой и хмурилась.

– Всё же прав был мой умный приятель, на Иссык-Куле холодно.

– Что с тобой, Леночка? Всё так прекрасно. – сказал Сергей удивлённо.

– Может и прекрасно, но не для белых женщин. Слушать мне надо было умных людей, – повторилась Лена. – Здесь холодно и как ты меня будешь согревать мне неясно.

– О! – улыбнулся Сергей. – Первый день нашей жизни, первые укоры, первые раскаяния. Но когда ты обгоришь здесь как головёшка через неделю, ты принесёшь извинения?

– Извиняться будешь всегда ты, чтобы не случилось. Понял. А сейчас мне холодно. Изволь отогреть!

Лена улыбалась, произнося последние слова. Но слова продолжали звучать жёстко и вызывали неприятно – непонятное ощущение. Сергей отогнал ещё не возникшую мысль и снова улыбнулся.

– Будет исполнено, хорошая…

VI

Вечер принёс тепло. Под волшебными ручками Леночки комната превратилась в маленький покой Шахерезады. Только ночь ещё не наступила, чтобы началась сказка. Уже были сделаны знакомства с соседями и администрацией и к вечеру должны были собраться гости. Сергей курил на веранде. Лена одевалась к вечеру. В соседнем доме звучала гитара и доносилась исполняемая смешанным хором залихвастская песня про «Голубку – Любку». К коттеджу подрулил «Газик». Выщел знакомый по утру шофёр Мурата.

– Извините, если я нарушаю ваши планы, – сказал он, – но мне поручено, а вернее приказано отвести вас на бешбармак.

– Бешбармак!?.Это так интересно. – сказала появившаяся Лена. На ней был огненно красный сарафан бального фасона, чёрный тонкий свитер, на шее белела цепочкв жемчуга. Яркие полные губы, тёмные гладко зачёсанные волосы, блестящие глаза – всё было представлено так эффектно, что я невольно залюбовался, а шофёр потерял дар речи и молча уставился на Лену.

– Отказаться, конечно, нельзя. Будет обида, – спросил Сергей.

– Да, конечно, – пробормотал шофёр и пятясь, отошёл к машине.

– Это очень мило со стороны Мурата, – сказала Лена. – Придёться извиниться перед приглашёнными и перенести приём. То же неудобно, но бешбармак – это так необычно. Тебе приходилось бывать.

– Я думаю, всё дело в том, что я дал Мурату для поднятия своего значения визитку замминистра его министерства и сказал, что это мой двоюродный брат, что есть чистая правда. С чего бы он стал рассыпаться в таких любезностях.

– А может, я пришлась ему по душе?

– Гм! Возможно. Я как-то не подумал, что из красавиц можно извлекать кое – что и кроме личной привязанности.

– Что-то не очень этично ты выражаешься.

– Какая уж этика в отношениях «товар – деньги».

– Ты увлёкся, Серёженька, не надо. Одевайся, и поехали.

Сергей сменил джинсы и свободную рубашку на белый костюм и через минуту стал похож на пижона с Сочинской набережной.

– Годится. – вышел он к Лене.

– О, ещё как, – сказала она и коснулась губами щеки Сергея. – Поехали.

Машина рвала километры из под узкого шоссе, лежавшего между озером и горной цепью заснеженных вершин. Солнце скрывалось за вершинами гор, но иногда ещё проглядывало в прогалинах между вершинами и тогда золотыми блёстками озарялась вся панорама от снежных вершин до далёкого горизонта. Дисперсия воздушно – водной среды. Вспыхивали листья пирамидальных тополей, обрамляющих шоссе, загорались кукурузные плантации, блестела золотом стерня на обмолоченных полях. Но солнце пряталось, и по дороге бежали тени. На каком-то километре машина вильнула влево и помчалась на той же скорости между валунов, задирая постоянно нос вверх, и километров через десять въехала в кишлак, ничем не отличающийся от российского посёлка не очень благоустроенного и не обрамлённого густой зеленью. Вечер склонялся к темноте. Несколько поворотов и машина остановилась у большого приземистого бревенчатого дома. Во дворе горел яркий огонь, над огнём висел большой чёрный котёл. У огня суетилось несколько киргизов в европейских костюмах и национальных шляпах. У крыльца и россыпью по двору стояли женщины и дети и с любопытством смотрели на остановившийся автомобиль. Из дома вышли Мурат и ещё несколько хорошо одетых киргизских мужчин и подошли к машине:

– Добро пожаловать, – сказал Мурат, открывая дверку.

– Рады вас приветствовать на киргизской земле, – добавил один из подошедших.

Лена выпорхнула из машины как птичка и склонилась в реверансе.

– Благодарим вас за приглашение. Это так приятно с первого дня почувствовать тепло дружбы и проникнуться ответным чувством любви и уважения к людям этой удивительно прекрасной экзотической солнечной страны.

Эффектная, уверенная в себе, с хорошо поставленным голосом она расцветила улыбками группу поначалу невозмутимо – непроницаемых восточных лиц и Сергею уже осталось только пожимать руки и говорить при этом « Очень рад…»

Разувшись в передней, все приглашённые прошли по коврам в дальнюю комнату. Женщины, кроме Лены, не приглашались. На большом ковре были расставлены явства, коньяки, водка, кумыс. По краям ковра по кругу лежали подушки. Хозяин жестом показал на ковёр и все по порядку прошли на указанные места и сели на ковёр, откинувшись на подушки. Сергей и Лена оказались на почётном месте в центре незамкнутого круга напротив входа в комнату. Рядом с Сергеем сидел высокий милицейский майор с крупным лицом, изрытым оспинами. Рядом с Леной расположился Мурат. По кругу сидели директор совхоза, секретарь парткома, главный инженер, ещё какие-то уважаемые люди и три аксакала почтенного возраста в национальной одежде. Над центром ковра на небольшой высоте висела яркая электрическая люстра с одной многоваттной лампочкой, освещая круг снова замкнувшихся восточных лиц, одалиску Лену, широко раскинувшую свой огненный сарафан и всего белого, как зимнего зайчика, Сергея, сидевшего как все мужчины на поджатых под себя ногах. Прошла минута торжественного молчания. Потом Мурат предложил налить и произнёс тост за дружбу, за гостей, представляющих большую родину и родственников высоких людей. Сергей не преминул коснуться при этих словах локотка Лены и подмигнуть. В ответ Сергей также сказал соответствующий тост, и беседа пирующих мужчин потекла подобно горным ручьям. Лена перепробовала все закуски и только ахала от восхищения. Особенно пленила её сметана, густая как масло и белая, как снежные вершины гор за окном. Сергея завлёк кумыс с горных пастбищ, также густой, как сливки, холодный и такой приятный, что Сергей отставил водку и коньяк в сторону, поднимал пиалу с кумысом при очередном тосте.

Когда закуски поредели, в комнате появился мальчик лет 12—ти с тазиком наполненным тёплой водой и полотенцем на плечах и по очереди стал подходить к каждому. Все опускали руки в тёплую воду, полоскали пальцы и вытирали полотенцем. Обойдя всех, мальчик ушёл. Вслед за ним появились двое мужчин с большим медным тазом. В тазу дымился разделанный на части крупный баран. Мужчины поставили таз на ковёр в середине круга гостей и удалились. Майор, сидевший рядом с Сергеем, положил на большое плоское блюдо голову, нож и поставил перед Сергеем —

– Одели всех присутствующих.

– Я же не знаю, как делать!? – ответил Сергей.

– Бери нож, – сказал майор, – я буду подсказывать, что и кому давать.

Сергей вынул горячий бараний мозг, положил на тарелку и с поклоном подал Мурату. Мурат принял и поклонился Сергею.

О!…О!! – раздался одобрительный ропот.

Сергей вынул бараний глаз и подал Лене.

О!….О! – снова раздалось одобрительное гудение.

Дальше пошло легче. Майор шептал, Сергей делил голову и подавал каждому с поклоном и получал ответные поклоны и благодарственные слова на киргизском языке. Наконец, с головой было покончено. Лена одобрительно пожала Сергея за локоть.

Пока Сергей занимался делением, глаза его лишь изредка окидывали присутствующих. Взяв себе последний кусок, он обвёл взглядом торжественных киргизов, увидел одобрение во взглядах и поклонился всем вместе и каждому в отдельности в порядке раздачи головы. Бешбармак – это не меньше, чем аудиенция у короля Людовика Х1У.

Покончив с головой, мужчины взяли маленькие дощечки, лежавшие возле каждого, ножи и стали брать из таза куски мяса и крошить их на дощечках в строганину, сбрасывая накрошенное в таз. Причём делали это все, включая Сергея, молча, сосредоточенно. Когда мясо было накрошено, те же мужчины, что принесли таз с бараном, принесли шурпу и залили мясо в тазу. Приготовленное явство стояло на ковре посредине круга. Мужчины сняли пиджаки и закатали рукава рубашек. У Лены руки были оголённые и закатывать ей ничего не пришлось. Мурат снова взял слово и недолго говорил по– киргизски. Сергей сказал сразу же, что переводить дружеский спич не надо и что русские – друзья киргизов, а киргизы друзья русских и он счастлив это видеть и ощущать. Все выпили, каждый за что хотел и сосредоточенно начали есть мясо из тазика, захватывая его горстью и запивая только кумысом.. Еда была вкусна, жирные ручьи текли по запястью к локтю и Сергей, поглядывая на соседей не хуже их сдёргивал стекавшую вкуснятину губами от локтя к запястью. «Как ты, Леночка, не испачкалась?» Но Лена показала только сжатый кулачок и уплетала невиданное кушанье, успевая отвечать приветственным взглядом наблюдавшим за ней киргизам.

Общие разговоры на время прервались. Но один из аксакалов запьянел и затянул что– то заунывное. Его остановили вежливо. Он загрустил, потом придвинулся к Сергею

– А ты знаешь, джигит, кто я!? Э….! Они забыли… Я старый уже… А когда молодой был, я как Джура….Знаешь про Джуру?

Про Джуру Сергей слышал, книгу читал. Великолепная книга, считал он. Сейчас, когда он второй раз возвращался в Киргизию, и прошли годы, и прошли изменения в метрополии, Сергей понимал, что Джура это символ, Джура – герой другой эпохи. Но роман про Джуру Сергей помнил и помнил про трогательную любовь Джуры к его прекрасной женщине из того кишлака, в котором и про любовь-то говорить не умели. Это могучее чувство Джуры больше всего восхищало Сергея. Горы, любовь и борьба за любовь…

– Слышал про Джуру… а..а…

– Рассказывай, отец…

Монотонный голос старика убаюкивал. Сергей сидел, обняв Лену и был в состоянии меланхолической созерцательности, погрузившись в необыкновенность. Прочитанная в детстве книга блуждала страницами в необитаемости. Наверное, был счастлив, так ему было покойно и радостно от женщины, доверчиво прильнувшей к нему и назвавшейся его женой, от круга дружелюбных киргизов и праздничной необыкновенности вечера.

Но всё проходит. Снова появился мальчик с тазиком и полотенцем. Все снова сполоснули руки и стали подниматься, раскланиваясь друг с другом. Лену с Сергеем, Мурата, майора и ещё двоих торжественно проводили к машине, распрощались. Снова машина мчалась уже по тёмному шоссе, выхватывая фарами небольшие участки дороги. Лена сильным чувственным голосом пела цыганские романсы: «Он виноват…», «Я ехала домой…» и другие и что-то говорила о любви вселенской. У коттеджа она одарила всех поцелуями, от которых смуглые киргизские лица снова расцвели. Все обещали не забывать друг друга и расстались.

– И чтобы сказал твой умный друг? – сказал Сергей.

Лена посмотрела на него укоризненно.

Было ещё не поздно. С танцплощадки доносилась музыка.

– Потанцуем? – спросила Лена.

– Отчего же нет. У нас же чуть не медовый месяц. Только я не думаю, что очень уютно почувствую себя на молодёжной площадке. Старый, что ли стал…

– А мне сейчас не больше двадцати пяти. И я хочу крутить молодёжные головы.

– Но ты же, по слухам, замужняя женщина. Что скажут люди?

– А у меня своё кредо. Я красивая, я королева в обществе и хочу, чтобы меня все любили. В обществе я доступна всем и только в постели принадлежу всегда одному. Ты против!?

– Что ты, милая. Я тоже не люблю, когда в постели женщин больше, чем одна… И у меня нет ни причин, ни желания противиться твоим намерениям. Только что ты прикажешь мне делать в освободившемся для меня времени в те часы, когда ты будешь принадлежать всем?

– Ты меня неправильно понимаешь. Один, это один везде и всегда.

– То есть это сейчас я.! – улыбнулся Сергей. – Так я при тебе и ты хочешь видеть во мне друга и явно не торопишься со мной знакомиться.

Лена задумалась ненадолго и тоже улыбнулась.

– Ну, пожалуй, на сегодня ты прав. Это от бешбармака, от наивного восторга этих милых людей хмель в голове забродил. У нас же сегодня первый день нашей жизни, в нашем доме, в нашей дружбе.