Текст книги "Командор"

29
Ярцев. Планы и реальность

Хватка у Кабана оказалась бульдожьей. Не успели мы опомниться, как он отправил женщин работать, а нас выстроил в две шеренги.

– Равняйсь! Смирно! – Ничто в голосе и внешности Кабанова уже не напоминало прежнего незаметного телохранителя. Он подтянулся, как бы стал выше ростом, а главное – изменился внутренне. Я знал его не шибко болтливым, но, блин, компанейским парнем – таким же, как большинство из нас. И вдруг в один миг он превратился в олицетворение власти. Таким он был и в тот памятный вечер: предельно собранный, жесткий, точно знающий, что делать, и ради своих целей готовый идти на любой риск и любые жертвы.

Мы, взрослые люди, давным-давно позабывшие игры в солдатиков, отвыкли от беспрекословного армейского подчинения. Но мы были ошеломлены обрушившейся на нас ужасной новостью, и властный голос Кабанова оказал воистину магическое воздействие. Я вдруг с немалым изумлением понял, что чисто машинально вместе со всеми выполняю слова команды, как молодой курсант на плацу военной кафедры.

Кабанов медленно прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица, сделал кому-то замечание, вышел на середину и приказал:

– Вольно! – Он выдержал паузу и объявил: – Как вы все поняли, наш круизный лайнер во время урагана непонятным образом перенесен в пространстве – от Европы к Америке – и во времени – на три века назад. Ситуация совершенно фантастическая, но, к сожалению, все это, – неопределенный взмах руки, – абсолютно реально. Против нас пять кораблей, на них свыше тысячи морских разбойников. Поэтому объявляю поголовную мобилизацию всего мужского населения нашей маленькой колонии. Отныне ценность каждого из вас будет определяться не величиной теперь уже мифического банковского счета или занимаемым когда-то положением, а умением владеть оружием. Запомните главное: от этого будет в первую очередь зависеть ваша жизнь. Пленных наши противники не берут, поэтому о сдаче в плен и не помышляйте. По возможности мы станем избегать серьезных схваток, но если сделать это не удастся, то выбор будет простейшим: победа или смерть. Если вы не научитесь убивать врага, то он убьет вас. Ситуация ясна?

Строй понуро молчал. Думаю, пообещай нам флибустьеры пусть рабскую, но жизнь, не меньше половины, ядрен батон, тут же побежали сдаваться. А так…

– С этим разобрались, – продолжил Кабанов. – Идем дальше. В конце семнадцатого века, куда мы с вами попали, оружие еще не достигло того совершенства, которое обрело… обретет в наши дни. Если не брать в расчет артиллерию – а это дульнозарядные пушки, – то ручное огнестрельное оружие представлено кремневыми пистолетами, мушкетами и ружьями. Скорострельность, как вы наверняка знаете из фильмов, крайне мала. Думаю, можно принять ее за один выстрел в две минуты. Дальность стрельбы тоже мала, но на расстоянии шагов в двадцать и ближе оружие это, безусловно, очень опасное. Пуля свинцовая и без оболочки, поэтому при попадании в цель сплющивается, и выходное отверстие получается такое, что кулак пролезет. Однако после выстрела перезарядить пистолет в бою вы вряд ли успеете, поэтому основная роль в сражении приходится на холодное оружие. Вчера мы захватили всякой твари по паре, и именно трофеями вам и предстоит сейчас овладеть.

Тем временем помощники Кабанова вынесли трофеи и разложили их на три кучи: отдельно пистолеты, отдельно мушкеты и отдельно сабли. Этакий, блин, арсенал времен царя Гороха.

– А поновее у вас ничего нет? – спросил из строя какой-то пассажир.

– Кое-что есть, – ответил Кабанов. – Хотя и очень немного. Я понимаю, что вы не испытываете любви к музейным ценностям, но из настоящего оружия у нас один автомат, один охотничий карабин и несколько пистолетов. Все оно находится у тех, кто хорошо умеет им пользоваться. Проблема заключается не только в оружии, но и в людях, способных при его помощи причинить противнику наибольший вред.

Я невольно посмотрел на этих людей. Как и следовало ожидать, в своем большинстве они были бывшими телохранителями, а в том, прежнем лагере – еще и стражами правопорядка. Среди них я без удивления увидел Ширяева и с некоторым удивлением – Рдецкого.

– Только не думайте, будто я собираюсь использовать вас в роли пушечного мяса, – предупредил Кабанов. – Соотношение сил таково, что у нас на счету каждый человек. Те, кому уже довелось сражаться с пиратами в лесу или на «Некрасове», скажут вам, что наши противники такие же люди, как и мы с вами. Их можно убивать, а это для нас сейчас главное. Все наши вчерашние беды объясняются не превосходством нападающих, а внезапностью нападения и нашей безоружностью. Не станем трусить, и не станет у пиратов легких побед. А теперь приступаем к занятиям.

Кабанов взял в руку саблю и стал показывать простейшие приемы нападения и защиты. Часа полтора, блин, не меньше мы все, разбившись попарно, усиленно размахивали палками. Давать нам сабли Кабанов пока не стал, чтобы мы случайно не ранили друг друга.

После не слишком обильного завтрака Кабанов устроил получасовой отдых. Я был не против поспать хотя бы эти тридцать минут и уже расположился было в тенечке, когда рядом уселся Кабанов, протянул мне сигарету и сообщил:

– Надо поговорить. Надеюсь, ты не против?

– А это имеет значение? – поинтересовался я, кляня в душе разговоры на любую тему.

– Наверное, нет, – едва заметно улыбнулся Кабанов. – Прости, что отвлекаю от отдыха, но кто знает, будет ли еще время?

– Всякое может случиться, – вынужден был согласиться я. – Хотя не вполне понимаю, почему разговаривать надо со мной, а не с другим, более сведущим в военных делах.

– Элементарно, Ватсон. Если ты назовешь хотя бы еще одного штурмана в лагере, то я оставлю тебя в покое. Мы находимся на острове, поэтому без твоей помощи ни о каком спасении не может быть и речи. Допустим, мы победим, или, что гораздо более вероятно, пираты уплывут прочь. Вряд ли сэр Джейкоб устроит на нас охоту только ради своего удовольствия, а поживиться у нас нечем. Но даже останься мы одни, наше положение улучшится ненамного. Продуктов мало, никакой помощи не будет. Все придется делать своими силами.

– Ты хочешь убраться с острова? – Я уже давно понял, куда клонит Сергей, и мой вопрос прозвучал скорее риторически. – Что я могу сказать? Карты у нас нет. Малые Антильские острова – это недалеко от Южной Америки, севернее нынешней Венесуэлы. Что там сейчас – понятия не имею. Скорее всего, испанская колония. Но чтобы добраться до нее, нам нужен корабль. «Некрасов» лежит на дне, у шлюпок не хватит топлива, пираты какой-нибудь из своих парусников нам не отдадут, построить мы ничего не сможем.

– Отдадут или нет, это полдела, – перебил Кабанов. – Ты лучше скажи, ты с парусником справиться сможешь?

– Когда-то давно практиковался. Будет немного времени, разберусь. Но ведь нужна еще и команда. Не в одиночку же мне паруса ставить?

– А твои орлы? Хотя, откуда им? Ах, да! Как я забыл? Флейшман. Он, помнится, хвастался, что любит ходить на яхте. Считай, один помощник уже есть.

– Ты что, всерьез, ядрен батон, хочешь захватить один из кораблей? – удивился я. – Но как?

Кабанов докурил сигарету до фильтра, вдавил окурок в землю и отрицательно покачал головой:

– Пока – нет. Не вижу особого смысла. Представь, мы добираемся до какого-нибудь фрегата, берем его на абордаж, а что дальше? Дальше, пока мы будем разбираться с парусами и якорями, четыре прочих долбанут нас артиллерией и раскатают, как на блюминге. Было бы тут одно судно, тогда дело другое.

– Не помешал? – прервал наш разговор подошедший Рдецкий. – Можно присоединиться?

– Конечно. Гостем будете, – кивнул Кабанов.

Рдецкий присел перед нами и задумчиво почесал обросший щетиной подбородок.

– Думаете, что делать дальше, Сережа? Власть вы захватили, людей заставили заниматься военной подготовкой, а теперь ищете способы одоления супостата?

– Вы осуждаете или завидуете? – шутливо спросил Кабанов, но брошенный на Рдецкого взгляд был холоден.

– Помилуйте, Сережа! – улыбнулся тот. – Ни то ни другое! Вы один из немногих профессиональных военных, вам и карты в руки. Не слушать же вашего шефа, который, извините, умеет только языком молоть… – Он красноречиво развел руками.

Я ждал, что Кабанов заговорит в ответ, но он продолжал сидеть молча, словно ждал продолжения.

– Вы молодец, – вынужден был заговорить Рдецкий. – Я восхищаюсь вашей энергией и вашими методами, но – единственный вопрос. Вы – военный, прекрасно владеете оружием, умеете заставлять людей выполнять приказы. Все это очень хорошо… в боевой обстановке. Однако обстоятельства могут меняться, и при некоторых переменах ваши таланты могут оказаться бесполезными. Вы не считаете, что вам нужен советник по гражданским делам?

– Вы говорите о себе?

– Допустим, – не стал отрицать Рдецкий. – Впрочем, если у вас есть более достойные кандидатуры…

– Нет, никаких кандидатур у меня нет. Но вы не обижайтесь, я считаю этот вопрос несколько преждевременным. Мне совершенно не нужна власть, я и в самом деле военный, а не политик, но в данный момент наше положение настолько критическое, что дележ портфелей не имеет никакого смысла. В более спокойной обстановке мы непременно вернемся к нашему разговору, а пока извините.

Кабанов легко, словно и не было у него бессонной ночи, встал и удалился в сторону одного из наблюдательных постов.

– И как он вам? – спросил меня Рдецкий. – Не много ли на себя берет?

– Берет он на себя много, но много и делает. Во всяком случае, пока он на своем месте, – признал я.

– Вот именно, что пока, – Рдецкий подчеркнул последнее слово. – Но войны рано или поздно кончаются, а появившиеся после них проблемы не решаются военными методами. Более того, опыт говорит, что даже во время войны верховная власть не должна принадлежать генералу. Его дело командовать войсками, правительство же должно состоять из штатских людей. А военные должны выполнять их волю.

– Не берусь с вами спорить, но не слишком ли нас мало, чтобы иметь правительство?

– Хорошо, пусть правителя, – поправился Рдецкий. – Можете назвать его атаманом, вожаком, президентом – суть от этого не меняется. А уже при нем будут несколько помощников: по морским вопросам, по военным, по продовольственным. Вы думаете, Кабанов не понимает этого? Еще как понимает! Но власть притягательна, вкусивший ее не захочет опуститься ниже. Поэтому лучше всего поставить его на место сразу. Ведь ясно, для чего он разговаривал именно с вами. Вы единственный среди нас штурман, без вас мы обречены оставаться на острове. Вот он и спешит заручиться вашей поддержкой. Или хотите сказать, что я не прав?

– Положим, в данном случае речь шла совсем не о поддержке. Сергея интересовало, сумеем ли мы выбраться с острова?

– А разве это не одно и то же? Что в лоб, что по лбу, – с наигранным удивлением спросил Рдецкий.

Я хотел ему ответить, что нет, но время отдыха истекло и нам пришлось возвращаться к занятиям.

На этот раз нам показывали приемы заряжания кремневого оружия. Сергей сразу признался, что понятия не имеет, как можно без выстрела разрядить мушкет, и порох с пулями нам не выдали. Стрельба – это не только трата зарядов, которых и без того не густо, но и невольный знак, выдающий наше местонахождение любому пирату, имеющему уши.

Попутно всех нас разбили на группы. Во главе каждой Кабанов поставил кого-нибудь из бывших стражей правопорядка. Только мы, моряки, образовали отдельную полудюжину, где я поневоле стал старшим. Никакого серьезного оружия ни у меня, ни у моих людей не было. Ширяев вернул мне пистолет убитого мной пирата, Кузьмин ходил с добытым на «Некрасове» мушкетом и пожарным топором, Карпухин и Труханов имели сабли и пистолеты, Прохоров – саблю и багор, а Ардылов – один пожарный топорик. Единственный свободный «макаров», оставшийся после умершего Жоры, Кабанов передал одному из пассажиров, подобно Ширяеву, успевшему повоевать в Афганистане.

Я не мог не согласиться со справедливостью такого дележа. Оружие действенно только в умелых руках, да и моя полудюжина не предназначалась для боя. На шлюпке ли, на корабле или на плоту, но мы обязаны добраться до обжитых мест, а уж что дальше будет, одному Богу ведомо.

К полудню возвратились разведчики. По их сведениям, у берега напротив бывшего лагеря встала бригантина, а остальные корабли расположились в удобной закрытой бухте на севере острова. На всех судах велись какие-то работы. Очевидно, команды устраняли повреждения, полученные во время шторма. Непосредственно на берегу пиратов было немного. Разведчики наткнулись на два отряда человек по тридцать каждый. Эти отряды рыскали по лесу, но в обоих случаях нашим ребятам удалось остаться незамеченными.

После обеда вновь был объявлен получасовой отдых. Еще одна пара разведчиков ушла в глубь острова. На сей раз они искали место для запасного лагеря и пути возможного отхода к нему. Подавляющее большинство оставшихся было так вымотано, что завалились спать, не думая ни о каких пиратах.

Я тоже хотел последовать их примеру, и снова – не успел я прилечь, как мне помешали.

Теперь рядом со мной села Мэри. На лицо певицы, как ни странно, был наложен привычный макияж, одежда по возможности приведена в порядок, а сама она пахла какими-то духами.

– Я немного посижу рядом с вами, Валера, – нежно и трогательно произнесла она.

– Пожалуйста. – Не прогонять же ее! Я даже спросил, чтобы не показаться неучтивым: – Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – улыбнулась Мэри. – Знаете, вчера я даже не поблагодарила вас как следует.

«А как это – как следует?» – чуть было, блин, не ляпнул я, но отчего-то смутился и пробормотал:

– Пустяки. Любой на моем месте поступил бы так же. Мне просто повезло оказаться рядом. И не надо больше об этом, Мэри.

– Для вас я не Мэри. По-настоящему меня зовут Маша. Мэри – это всего лишь сценический псевдоним. Не знали?

– Нет. Я редко бываю на берегу и за новостями эстрады не слежу.

– Но ведь это ужасно!

– Почему же? – не сдержался я. – Вас ведь не интересуют, к примеру, лоции. У каждого человека своя жизнь и свой круг интересов. Вы не сердитесь, но футбол для меня куда привлекательнее.

Певица посмотрела на меня с искренним удивлением. Она привыкла совсем к другому обществу, красивой жизни, богатым поклонникам. А тут перед нею сидел простой моряк, половину времени болтающийся по волнам и ничем особо не интересующийся.

– Я не сержусь… – Я так и не понял, блин, искренне ли она говорит. – На вас я вообще не могу сердиться. Скажите, а это правда?

– Что?

– Что мы в прошлом? Семнадцатый век, пираты, рыцари, всякие там цари и короли?

– Рыцарей в семнадцатом веке, по-моему, уже не было. А остальное, как бы дико это не звучало, – правда.

И тут я по-настоящему осознал, что это действительно правда, и та страшная ночь разделила наши жизни на две неравные части. Я никогда больше не увижу свою Варьку и даже не смогу, ядрен батон, узнать, как она там? Для нее я – погибший, пропавший без вести вместе с кораблем, а она для меня? Это же абсурд, чья-то мрачная шутка: умирать, блин, за века до собственного рождения! Жуткий смерч, всосавший в себя корабль и перенесший его на триста лет в прошлое. А ведь обратной дороги нет! Своим ходом? Да доживи я до ста лет, до рождения Варьки останется еще двести! Я могу вспоминать ее, еще не рожденную, предстоящую, но встретиться с ней невозможно… Да за что нам такое, Господи?!

Наверное, все эти мысли отразились у меня на лице. Не знаю. Я весь ушел в себя и с трудом расслышал голос Мэри:

– …Валера! Что с вами, Валера? Вам плохо? Может, принести воды? Да не молчите же, Валера!

– Все нормально… – Я сделал над собой усилие, загнал поглубже навалившееся отчаяние и повторил: – Все нормально.

30
Флейшман. Заговоры

Нас осталось семьдесят четыре человека. Сорок четыре мужчины от шестнадцати и старше, двадцать три женщины и семеро детей. Меньше десятой части тех, кто злосчастным вечером поднялся на борт белоснежного красавца. Крохотная горстка людей, заброшенная в далекое прошлое и чудом спасшаяся от многочисленных опасностей. Но надолго ли?

Кабан не был бы военным, если бы не разбил нас на подразделения. Старый армейский принцип: разделяй и командуй! Я всегда терпеть не мог военщины, но вынужден признать: лучше стоять в строю и чувствовать локоть товарища, чем, подобно зайцу, в одиночку петлять по кустам.

Итак, нас, мужчин, было сорок четыре человека. Десять имели современное оружие, всем прочим досталась музейная рухлядь. Кабан первым делом отделил шестерых уцелевших моряков, врач тоже в счет не шел. Двадцать семь пассажиров Сергей разбил на три девятки и добавил к каждой одного из своих головорезов в качестве командира. Еще шестерых он оставил при себе, и на этом наша организация была завершена.

В моей десятке оказались бывшие члены совета Лудицкий и Грумов, секретарь Лудицкого Зайцев, один из моих старых знакомых Женя Кротких и четверо пришедших памятной ночью на вершину: долговязый Вовчик, прыщавый Леня, средних лет Виктор и шестнадцатилетний Саша. Нашим командиром был назначен Костя Сорокин, бывший офицер морского спецназа, устроившийся, как и Кабанов, в телохранители. Двумя другими десятками командовали Рдецкий и еще один телохранитель Виталик.

При дележе оружия я урвал себе неплохую саблю и хотел ограничиться этим, но мне дополнительно всучили тяжелый и неудобный мушкет и выдали к нему девять пуль с соответствующим запасом пороха. Я подумал: хорошо, что нас не забросило еще дальше во времени, а то пришлось бы напяливать кольчугу и таскать с собой двуручный меч! Но, с другой стороны, в оружии, даже в самом примитивном, есть некая навевающая спокойствие сила. Я стал чувствовать себя более-менее сносно, насколько это вообще возможно в нашем положении.

Меня поражал Кабан. Проведя всю ночь в поисках, он выглядел на удивление бодро, возникал то тут, то там, показывал нам приемы заряжания и фехтования, словно уже бывал в этом времени и все успел досконально изучить. Я представил его в роли офицера и невольно пожалел его солдат: вот с кого он точно драл по десять шкур, раз с нас дерет минимум по три.

Должен признать побочную пользу этих занятий. При такой нагрузке у нас не было времени ни переживать заново вчерашние ужасы, ни сожалеть о погибших.

Я не говорю об абстрактных жертвах. Само их количество превращало трагедию в статистику, но многие из нас потеряли друзей, приятелей, просто хороших знакомых.

Я – Пашку. О его гибели мне поведали стюардессы и сам Кабанов, но в тот момент я еще не отошел от случившегося лично со мной и воспринял это еще как один факт. Сам-то я мертвым Пашку не видел!

Впрочем, после обеда Сергей все же дал нам небольшой перерыв, а сам отправился проверять наблюдающих.

Проведя в заботах весь день, я оказался перед дилеммой. Чем же заняться – то ли сходить навестить секретутку, то ли просто завалиться спать, как поступило большинство пассажиров. А может, просто посидеть и подумать, пока есть время?

Пока я решал эту нехитрую проблему, ее решили за меня.

– Не знаю, как вам, Юра, но мне это все порядком надоело, – объявил мне устроившийся рядом Лудицкий.

Вид у депутата и советника был довольно непривычный. Дорогой костюм был выпачкан и помят, на рубашке не хватало пуговицы, подбородок покрылся щетиной – короче, еще парочка таких приключений, и известный народный избранник сошел бы за обыкновенного бомжа. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что всем костюмам, сходя на берег, предпочел спортивный. Применительно к нашей обстановке он выглядел вполне прилично.

– Надоело – не надоело, но мы живы, Петр Ильич, а это главное. Прочее можно считать мелкими неудобствами походного бытия.

Лудицкий посмотрел на меня с легким недоумением, словно ожидал услышать другой ответ, и наставительно произнес:

– В вас говорит молодость, Юра. По-своему вы человек счастливый. Ваша молодость совпала с появлением демократии, вы почти не застали иных времен. А я в них жил и поэтому вижу намного дальше вас.

– И что же вы видите, Петр Ильич? – лениво поинтересовался я.

– Я вижу возвращение к старым временам, к попранию с таким трудом завоеванных свобод в угоду одному человеку. Небольшое испытание – и вот уже внутри нашего круга происходит военный переворот. А самое ужасное, что люди типа вас безмолвствуют и соглашаются выполнять приказы самозваного диктатора. Вы очень быстро забыли свои права и обязанности. Если честно, я был о вас лучшего мнения!

Вот все и встало на свои места. Но какая терминология! Господа, военный переворот, об угрозе которого мы вам твердили с тысяча девятьсот девяносто какого-то года, свершился! Осталось в очередной раз призвать народ на защиту Белого шалаша (за неимением Белого дома), устроить демократическую революцию, выбрать законный парламент, президента и прочие крайне необходимые органы.

– Насчет прошлого вы поразительно правы, Петр Ильич. Мы не просто вернулись, мы проскочили даже приснопамятные совковые годы и теперь находимся во времена самой махровой реакции. На нашей исторической родине вместо парламента заседает сейчас боярская дума, да и той скоро придет конец. До следующего всплеска хоть каких-нибудь свобод очень и очень далеко. Впрочем, если хотите, попробуйте вернуться в Россию и предложить вашему крутому тезке план демократических реформ. Рискните, хотя я не советую. Царь он прогрессивный, хорошего сделает немало, но тиран такой, что последующие цари едва ли не ангелами покажутся. Но вот в чем странность: в истории под именем Великого останется именно он. Что же до военного переворота, так ведь у нас не государство, а группа довольно случайных людей. И, как каждая группа, при необходимости выделяет из своей среды тех лидеров, которые наиболее успешно способны справиться с текущими проблемами. В море главным был капитан. На берегу его место заняли вы. А сейчас все переменилось настолько круто, что вас поневоле сменил более опытный в военном деле человек. Уйдут в море флибустьеры, и все возвратится на круги своя. Или не возвратится. А если мы придумаем, как покинуть сей не особо гостеприимный остров, то роль лидера перейдет к Ярцеву – как к единственному среди нас штурману. Все очень просто и естественно.

Лудицкий метнул в меня полный ненависти взгляд. В этот момент я наверняка представлялся ему источником всех его несчастий. Да и обидно было советнику президента огромного государства подчиняться собственному телохранителю. Но это его проблемы.

Я выждал, пока он отойдет подальше, и закурил. Чужая душа, как говорят, потемки, но мотивы Лудицкого были ясны. Он настолько привык витать в эмпиреях власти, что окончательно отвык стоять на земле. Он внезапно оказался в строю наравне со всеми и вынужден делать нечто реальное, а его болтовня никого не интересует. Такой подлянки от судьбы Лудицкий не ожидал и, опомнившись, решил действовать. Только совсем забыл, что сейчас идет другая игра и ставкой в ней служит жизнь.

Это вовсе не означает, что мне хотелось выполнять чьи-то приказания, но ведь пираты действительно не брали пленных. Наше положение было безвыходным. Перенесенные неведомо как в далекое прошлое, мы не могли надеяться, что новое чудо вернет нас обратно. Позади (или впереди?) остались обеспеченная жизнь, собственное дело, положение. Нам было в тысячу раз хуже, чем Робинзону. Тот хотя бы знал, что знакомый мир остался на месте, только на самодельном челноке до него не доплыть. Трудись и жди, пока мимо не проплывет случайный корабль, который может доставить тебя к родным берегам. Но какой корабль в состоянии вернуть нас в родное время?

Можно рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом, взывать к любому из богов – положение от этого не изменится. Остается хорошенько подумать и решить, чем можно заняться в этом мире и что надо сделать, дабы и здесь урвать себе кусочек места под солнцем. Янки у Марка Твена было проще. Он помнил даты солнечных затмений, умел делать массу полезных вещей и вообще смог подстроить королевство Артура под себя. Не вдаваясь в философскую сторону вопроса «можно ли переиграть уже свершившуюся историю?», знаю одно. Ни черта общественно значимого мы сделать не сможем. Не те мы люди. Но все-таки надо как-то вписаться в здешнее время, раз уже не суждено вернуться в свое.

Одна мелкая проблема: чтобы прожить здесь жизнь, надо как минимум ее не потерять. А не потерять ее можно, лишь убравшись с острова. Неважно, победим мы при этом пиратов или перехитрим их. И в том и в другом случае я не видел способа проделать такой фокус в одиночку. А раз так, то надо продолжать держаться Кабанова – он, во всяком случае, человек не слова, а дела.

От размышлений меня отвлек Рдецкий. Я не заметил, когда он подошел, просто не смотрел по сторонам, был всецело занят своими мыслями. На Грифа я обратил внимание лишь тогда, когда он присел рядом со мной и чуть дернул головой, безмолвно спрашивая: как дела?

Я тоже не стал тратить слов и неопределенно пожал плечами. А про себя подумал: «Ну вот, еще один…»

– Да, Юра, попали мы с вами, как тот кур в ощип, – с легкой усмешкой проговорил Гриф. – Положение, прямо скажем, аховое!

– Верно, – согласился я. – Машину времени изобрести некому, корабль мы потеряли, пулемет в круиз взять позабыли. Одни мушкеты. Хорошо хоть, что не каменные топоры.

Рдецкий помолчал. Он сосредоточенно курил, изредка посматривал на меня и словно решал: стоит ли со мной делиться?

– Я не говорю об абстрактных вещах, Юра, – мягко молвил он. – Вы же знаете, я сугубый практик, и общие размышления меня совсем не волнуют. Ну, прошлое, так что из того? В нем тоже можно развернуться, тем более что нынешние жители по сравнению с нами – дикари.

– Дикари умеют убивать не хуже цивилизованных людей, – напомнил я. – Я тоже считаю, что кое-какие перспективы у нас есть и здесь. Вот только прежде нам надо решить проблему с пиратами и каким-то образом покинуть остров.

– По морю покинем, по морю, – подсказал мне Рдецкий. – Летать мы пока не научились.

– Так и вплавь без корабля далековато будет. Рыбами мы пока тоже не стали, – в тон ему ответил я.

Рдецкий снова изучающе поглядел на меня. Не знаю, насколько высоко он оценил мою скромную особу, но с мнением моим согласился:

– Да, корабль – наше самое больное место. Свой мы потеряли, а достать другой очень трудно. Но не все сразу. Послушайте, Юра, мне помнится, вы увлекались парусным спортом?

– Увлекался, – кивнул я. – Но толку от этого… Еще не посажен тот дуб, из которого была сделана моя яхта.

– Но управиться с парусником вы сможете? – гнул свое Гриф.

– Смотря с каким. Но общие принципы управления знаю.

Похоже, Грифу понадобился личный шкипер. Но почему он не беседует на эту тему с нашими моряками? Или они привыкли ходить по морю с комфортом на пароходе?

– Хорошо. Тогда если что, буду иметь в виду вас, – пообещал Рдецкий. – И вот еще… Вам в строю стоять не надоело?

– Не травите душу. Еще как надоело, но в генералы рылом не вышел, – усмехнулся я.

– Да, дожили, – не без притворства вздохнул Рдецкий. – Состоятельные люди, а вынуждены тянуться перед армейским фанфароном. Где правда?

– А правды нет и никогда не было. В той жизни хозяевами были мы, теперь – они. В зависимости от того, какое из человеческих качеств в данный момент нужнее.

Ну вот, Гриф тоже взалкал власти. И над кем? Над горсткой напуганных и ни на что не годных беглецов!

– А почему, собственно говоря, он? – риторически спросил Рдецкий. – Не скажу ничего плохого о Кабанове как о профессиональном военном. Как киллеру ему просто цены нет. Но заправлять делами, тут уж… извините. Не хочу, чтобы мной помыкал офицеришка, пусть даже самый лучший. Его дело не властвовать, а выполнять, что приказывают умные люди. Если я в чем-то и убежден, так это в том, что военным у власти не место. Править должен штатский человек.

– И кого вы предлагаете на его место? Лудицкого? – с максимальным простодушием спросил я. – Он подходил как раз перед вами и говорил о том же. Даже теми же словами.

– Этого болтуна? – Рдецкий досадливо плюнул. – Ему только одно место годится – у параши. Не сочтите за бахвальство, но в данной ситуации гораздо полезнее окажусь я. Или у вас есть возражения?

Вот так. С этого и надо было начинать. Интересно, а кто-нибудь еще на роль руководителя претендует? Почему бы и нет? Только почему всем так важен мой голос? Впрочем, знаю. Мое увлечение яхтами. Пираты – пиратами, но, коли выживем, с острова как-то выбираться придется, и тут без знатоков парусного дела не обойтись. Знаток этот – я. Возможно – Валера. Если их во время курсантской практики посылали на «Крузенштерн».

– Я подумаю, – пообещал я Рдецкому. – Надеюсь, вы понимаете, что такие вопросы не решаются с бухты-барахты?

– Подумайте, Юра. Только не думайте очень долго, а то получится как с тем индюком.

Да, судьба у индюка была плачевна. Но черт с ним, с индюком! Дано: три претендента на власть, из которых один уже успел ею завладеть. Вопрос: кого поддержать мне, раз уж им небезразлично мое мнение? А в самом деле: кого?

Лудицкого? Но Гриф правильно назвал его пустобрехом. Мы не на своей родине, где подобные болтуны в цене и даже пролезают к власти. Руководить должен тот, кто способен это делать. Никакие речи и общие рассуждения не помогут нам выжить за тридевять земель и лет.

Гриф? Этот, пожалуй, смог бы. Перед ним и раньше ходили по струнке и слова поперек сказать не смели. Боюсь только, что он и сюда перенесет все свои порядки, мигом разделит всех нас на приблатненных, шестерок и кто там еще есть? На чужую жизнь ему давно наплевать. И моя жизнь для него тоже чужая.

Была ли фраза об индюке невинной шуткой или серьезной угрозой?

Чепуха! Мы не в России начала двадцать первого века. К тому же Жоры не стало, и Гриф остался один. Связаны с ним были многие, но на роль охранников и палачей они не годятся. Попробует сманить кого-нибудь из окружения Кабана? Но там остались одни бывшие десантники и спецназовцы, и все они, насколько я могу судить, преданы своему нынешнему командиру. То ли в силу армейской солидарности, то ли по армейской привычке подчиняться старшему по званию. А Сергей – капитан.

Я совсем было решился рассказать Кабану о двух намечаемых заговорах, но отведенное на отдых время истекло, и мы опять приступили к занятиям. Сам Кабанов теперь показывался на них мало, большей частью он пропадал на наблюдательных пунктах, пару раз уходил недалеко вниз, и вместо него преподавали его ребята. Так преподавали, что с меня десять потов сошло, не меньше. Когда наконец объявили долгожданный перекур, я был вымотан до предела.

Но происки «больших людей» не давали мне покоя. Будто невзначай, по естественным надобностям, я направился в ту сторону, куда перед этим ушел Кабан, и через несколько минут обнаружил его в укромной ложбинке. Наш начальник лежал с биноклем и старательно высматривал что-то в глубине острова.