Текст книги "По обе стороны фронтира"

Вообще, почему надо терпеть рядом каких-то дикарей? Земли вокруг полно, бесхозной земли, добротной, но по ней, словно по своей, шляются аборигены. Еще того и гляди, нападут, ведь дикари по определению не могут не быть кровожадными. Постоянно приходится быть настороже, словно не у себя дома находишься, а где-то в гостях. Даже хуже, чем в гостях. Хозяева хотя бы подчиняются каким-либо законам.

От хозяев когда-то и сбежали. Если не дают молиться, как хочется, поневоле начнешь искать место, где царствует свобода. Так почему же, когда место найдено, приходится считаться с неприятным соседством вообще непонятно кого? И ведь наглые, охотятся, живут непонятно как, вечно скитаются… Путаются под ногами, куда не отъедешь – везде индейцы. Житья от них нет, в полном смысле.

Новая земля под посевы и пастбища требовалась позарез. В поселении сыграли сразу две свадьбы, молодым тоже требуются свои участки. И остальные хозяева хотят территорий побольше. Больше посеешь, больше пожнешь. Больше пожнешь, богаче станешь. Богаче станешь, значит, ты тот, кому Бог заранее предопределил спасение. Все взаимосвязано в мире земном и мире небесном. Бог мудр: если Он создал всяких тварей, значит, обязательно обеспечит своим верным чадам победу над ними.

Пока же пришлось Раймеру на правах предводителя вновь встречаться с вождями ближайшего племени. Тяжелая работа – убедить дикаря, что еще один кусок территории переходит к общине и ходу туда индейцам отныне нет.

Не хотят понимать – и все! Что-то лопочут, мол, земля не может принадлежать кому-то. Она – общая. Словно что-то может быть общим, а не чьим-то! Нет, стоят на своем, делают вид, будто не знают элементарных вещей, да вдобавок даже не владеют нормальным человеческим языком. Не общение – пытка.

Труд достался Раймеру тяжелый. Едва не каждую неделю он отправлялся на встречу, убеждал, договаривался, клялся, благо данная дикарю клятва клятвой в глазах Бога не является. В качестве платы предлагалось зерно, пара коров, десять долларов, даже два ружья с небольшим запасом пороха. Денег индейцы упорно не признавали, коровы им тоже оказались не нужны, зато на ружья смотрели с вожделением.

Не хотелось продавать оружия, ох, не хотелось! Заезжим торговцам все равно. Продали, получили в обмен желаемое и уехали. Тут же всегда есть вероятность, что те же самые ружья будут стрелять не только по бизонам, но и по тебе. Ведь обязательно начнут. Вопрос лишь в том – когда?

История завоевания нового континента почему-то всегда была связана с борьбой против индейцев. Коренные обитатели, которых даже людьми назвать трудно, упорно не желали убраться куда-нибудь подальше, освободить территорию для поселенцев, и не просто не хотели – отчаянно сопротивлялись, подло нападали по поводу и без повода. Не было причин считать, будто на сей раз все обойдется миром.

Однако много ли сделают несколько ружей? Сейчас вступать в конфликт рано, следовательно, пока лучше купить землю, а уж затем… Затем можно будет подумать, как взять себе гораздо больше – и без платы.

Пока же удалось приобрести еще несколько кусков земли, однако не за два, а за четыре ружья. Жадные эти индейцы. Ничего, все им будет припомнено.

Дайте только срок…

Восток Великих Равнин. Территория арапахо

На землях арапахо наступил праздник. Желанный гость всегда приносит хозяевам радость. Весть об удаче переговоров дошла сюда давно, но одно дело – весть, и совсем другое – прибытие с визитом новых союзников. Их приветствовали еще по пересечении весьма условной линии, разделяющей охотничьи угодья племен. Вначале – небольшой отряд молодых воинов. Празднично раскрашенных, на хороших конях. Воины продемонстрировали гостям искусство верховой езды и владение оружием. В ответ казаки показали кое-что из своих умений, чем сразу завоевали уважение сынов прерий.

Через день проявилось преимущество кочевой жизни. Если в случае с любыми другими народами путь посольства пролегал бы к столице, то тут проблема была решена гораздо проще. Становища племен не были привязаны к неким точкам, и вожди арапахо просто устроили временный поселок поближе к границам своих владений. Туда уже загодя съехались большинство старшин из других родственных родов. Как объяснил Муравьев своему племяннику, равно как и другим членам отряда, которые не были в курсе дел, вожди у индейцев Великих Равнин отнюдь не являлись неограниченными правителями. Скорее это было собрание наиболее уважаемых людей, которые сообща решали разные повседневные вопросы. И тот, кого можно было считать верховным вождем, в действительности был кем-то вроде председателя на совете. Главные же проблемы могли решаться всем племенем, а то и племенами, составляющими тот или иной народ. А еще были специальные военные вожди, каждый раз избиравшиеся на время того или иного похода. Только, в отличие от немолодых, набравшихся опыта руководителей мирных времен, эти были моложе. Да и как иначе, если им требовалось вести воинов в бой?

Младший Муравьев внимал рассказу, словно песне. Вот она, настоящая свобода, да еще на лоне природы в духе незабвенного Руссо. Куда там цыганам! Захотелось самому присоединиться к детям прерий, стать одним из них, и не только стать – все Отечество направить на благодатный путь.

Что думали казаки, сказать трудно. Они тоже считались вольными людьми, когда-то действительно являлись таковыми, но последние поколения служили императорам не за страх, а за совесть и, стоя особняком, одновременно были частью общегосударственной системы. Только, в отличие от молодого офицера, для казаков сказанное отнюдь не было новостью. Они настолько часто сталкивались с представителями разных индейских племен, что давно успели привыкнуть к ним. Некоторая часть уроженцев Америки даже вошла в состав Тешасского казачьего войска. Кто поодиночке, а кто и небольшими племенными группами в полном составе, как некоторые из племен каддо.

Согласно установившейся в незапамятные времена практике, Наместник почти не вмешивался в сложившуюся жизнь чужеродных народов. Изменения касались лишь службы. Раз уж аборигены решили присоединиться к вполне конкретному сословию, то обязаны были выполнять некие общие предписания. Иррегулярное – но войско, как таковое обязано поддерживать дисциплину. Равно как и каждый новоявленный казак обязан владеть положенным оружием, а сотни и полки – обладать способностями к маневрированию.

Здесь же была первобытная стихия. Нет, речь не о каком-то внутреннем брожении, разнообразных бескровных бунтах, полной вольнице, как в раскинувшемся на восток государстве. Индейцы от рождения пропитывались определенными нормами поведения и выполняли их всю жизнь. Если бывали какие-то личные ссоры, то они не играли судьбоносной роли в жизни народа. Ну, несколько семей перейдут из одной охотничьей группы в другую – ничего ведь страшного.

За исключение лета с его Большой Охотой, индейцы жили небольшими группами. Все племя элементарно не могло прокормиться охотой в одном месте. Едва травы становилось меньше и гигантские бизоньи стада распадались, то же самое происходило с кормящимся от животных народом. Вслед за бизонами расходились группы индейцев, семей по двадцать-тридцать в каждой. Североамериканцы называли подобные группы бэндами, в русском языке обозначения пока не было.

Меньше людей не могло бы эффектно защищаться в случае необходимости, да и охотиться на здоровенных бизонов вместе было значительно легче. Благодаря лошадям, бэнды были мобильны, довольно легко кочевали с места на место. Жилища-типи без проблемы разбирались, перевозились и вновь собирались на новом месте. Земледелия индейцы Великих Равнин не знали. Как почти не знали ремесел, за исключением обработки шкур, шитья одежды и еще некоторого минимума, необходимого при подобном образе жизни. Прочее обменивалось или добывалось в набегах. Благо торговля была довольно развитой, можно было приобрести кое-что даже с далеких берегов Тихого океана. Да и помимо исконных товаров, новые купцы из Северо-Американских Штатов доставляли нечто, ранее индейцам неведомое.

– Вот так и должен жить человек! – уже наедине с дядей, не удержался младший Муравьев. – Полностью свободным, ни от чего не зависящим!

– Ни от чего не получается, – философски изрек полковник. – Помощи, заметь, попросили не мы. Да и охотой большой народ не прокормить. Для земледелия земли потребно гораздо меньше. Уже молчу про ремесла, производство. Индейцы покупают ружья, а у кого? У тех, кто имеет государство. По-иному развитие невозможно. А без развития съедят. Это все с виду столь романтично. Посмотришь – и все видится иначе.

Неясно, поверил ли опытному полковнику его юный племянник. В молодости на все смотришь несколько иначе.

Вечером у Муравьева-старшего был еще один разговор. На сей раз с Лукой Соколовым. Имя дано было в крещении, фамилия представляла перевод части прежнего имени. На самом деле Лука был индейцем, уже лет семь примкнувшим к новым владетелям Мексики, вступившим в казачье сословие, получившим чин есаула и роль переводчика при Наместнике. Благо местных языков знал новоявленный казак немало. Разумеется, разбирался в обычаях и нравах различных племен: в молодости волею судеб постранствовал по континенту. Был и у Великих Озер, и на Равнинах, и у Скалистых гор. Даже успел немного повоевать с североамериканцами. Да и кто из приграничных племен не вступал с ними в конфликты? Но с тех пор к восточным соседям Соколов относился как к заклятым врагам, совсем не так, как обычно было принято у индейцев, и вроде бы именно вражда подтолкнула его вступить в русскую службу. Когда в начале присоединения Мексики возникла некоторая напряженность между жителями Тешаса и Луизианы и жители рабовладельческого штата вкупе с переодетыми солдатами познали мощь новых властителей колонии.

– Мне кажется, арапахо скрывают проблемы с соседями, – без обиняков заявил Лука.

– С какими?

– С восточными, – русским Лука владел не просто в совершенстве, он давно освоил письмо, знал кое-что из наук. Последние не слишком хорошо, но вполне достаточно для обычного казачьего офицера.

– Разумеется, проблемы есть, – согласился Николай Николаевич. – Иначе с чего бы им искать союза с нами?

Лука покачал головой. Жест, перенятый им у жителей Мексики.

– Не то. Все серьезнее. Арапахо явно ждут мести со стороны синих курток. Что-то произошло в прерии. Не знаю пока, что?

– Какая-то стычка? – насторожился Муравьев. И сам же ответил себе: – Но сколько тех стычек происходит на Великих Равнинах! Да и не только на них! Из-за небольшой схватки посылать карательную экспедицию никто не будет. Допустим, погибло здесь несколько торговцев. Насколько знаю, никому до них особого дела нет.

– Может, стычка была серьезной? – предположил Соколов.

– Ты вообще уверен, будто наши новые союзники ждут карателей? Или так, одни предположения?

– Уверен. Арапахо ждут появления синих курток. Не сейчас, но скоро. Может, через месяц. Или через два. Почему – не знаю.

– Но тогда откуда сии сведения? Что-то услышал? Какой-то разговор? Намеки? – У полковника не имелось оснований не доверять переводчику.

Не зря к Луке прислушивался сам Резанов. Хотя вроде простой есаул – и едва не всесильный Наместник огромного края. Но авторитет у казака в вопросах местных племен был настолько велик, что ему неоднократно предлагали перейти в штатскую службу и официально занять пост советника по индейским делам. Однако тут все упиралось в психологию. С точки зрения индейцев, казак был человеком почти вольным, главное же – воином. А уж выходить из воинского сословия, пока не стар, – это же позор.

Соколов чуть помолчал, а затем ответил одним словом:

– Чувствую.

В голосе переводчика прозвучала такая убежденность, что больше Муравьев ничего не спрашивал. Раз сказано, именно таким образом обстоят дела на самом деле.

Часть третья

Глава тринадцатая

Великие Равнины. Большая Охота

Стадо было огромным. Оно заполняло собой едва не все видимое пространство, и казалось, прерия колыхалась, шевелилась вместе с крупными тушами бизонов.

Индейцы остановились чуть в отдалении. Добычи было столько – только успевай ее брать.

Разумеется, все не так просто. Бизон – зверь опасный. Особенно – в таком скопище. Можно с легкостью из охотника превратиться в дичь. Затопчут, как иногда случалось с людьми неловкими. Достаточно совершить одну оплошность, вылететь из седла, а то и просто рухнуть с конем – и стадо промчится, даже не заметив, что на пути кто-то был. Втопчут в землю, и останется от неудачника лишь липкое месиво. Пешему вообще делать против бизонов нечего. Если звери вдруг начинают бег, остановить их практически невозможно. Как невозможно успеть убраться с их дороги, когда на тебя движется сплошной фронт могучих и совершенно неуправляемых животных.

Собравшиеся команчи были умелыми, ловкими. С конями они словно составляли единое целое. Конечно, удача и духи могут отвернуться от любого, но воину ли бояться опасности? Охота, помимо прочего, еще и способ продемонстрировать все свои лучшие качества. Готовность к риску – тоже.

Черный Медведь был счастлив. После набега на бледнолицых количество его ку возросло многократно. Теперь у него даже было собственное ружье, длинноствольное, мощное, гораздо мощнее любого лука. Можно было с полным основанием вступать в брак. Пусть Тростиночка по-прежнему не слишком смотрит в его сторону, но сможет ли она устоять, когда молодой и уже славный воин посватается к ней на полном серьезе и придется сказать твердое «да» или «нет»?

Вот только еще надо проявить себя на Большой Охоте. Раньше Медведь ни в чем не уступал в славном деле почти никому и был уверен: и сейчас все будет хорошо. Чувствовал он себя отлично, тело слушалось, глаза видели цель, руки были тверды, сердце билось, а что еще надо охотнику?

Ружье Медведь оставил дома. Стрелы все помечены, сразу будет видно, кто именно из воинов поразил цель. Как иначе подчеркнуть свою удаль?

Пороха тоже было немного, и тратить его без крайней необходимости не хотелось. Торговцы этим летом до стойбищ команчей не добредали, взять ценный припас было негде. Имелась идея – пойти в поход на ближайших соседей. У тех с огнестрельным оружием, а следовательно, и с припасами дело обстояло получше. Но все это – уже после Большой Охоты. Прежде обеспечить племя запасом мяса – и лишь затем думать об иных вещах.

Надо пользоваться временем, когда травы вокруг столько, что бизоны собираются в огромные стада, и их даже не надо долго выслеживать.

Бизон ведь не только мясо. Это еще прочная шкура, из которой женщины шьют одежду и обувь. Она же идет на типи, на седла и вообще годна едва не для всего.

Не одни команчи – все многочисленные народы Великих Равнин заняты сейчас тем же делом. Куда ни направься, повсюду охотники выходят на тропу, собранные, спокойные, действующие словно единый организм. Иначе нельзя.

Но вряд ли кто путешествует в такое время. Некогда и не ко времени. Равнины, на которых нет ни войны и ни мира, становятся сравнительно безопасными. Да только некогда пускаться в путь, когда полно добычи. Потом, все потом…

Пора! Орел сделал знак, и воины дружно направились к стаду. Они ехали не густой толпой, а длинной вереницей. Чуть не след в след, так что стоит посмотреть спереди, и не скажешь, сколько человек движется за вождем.

Коней специально не гнали, чтобы не спугнуть раньше времени гигантских, неторопливо пережевывающих траву животных.

Те косились на людей, даже потихоньку переместились сами, скрыв в толпе молодняк и самок, но больше ничем не проявили беспокойства. Они казались себе могучими и сильными. Даже врагов в прериях для них фактически не было. Если не считать самого страшного существа на земле – человека. Тем более – человека на лошади.

Вблизи стадо оказалось еще больше. Оно заполнило собой всю равнину с одной стороны, и создавалось впечатление, будто море животных тянется до самого горизонта и уходит далеко за него.

Лишь теперь бизоны встревожились. Пока не слишком сильно, однако по стаду словно прошла волна. Если бы звери обладали умом, им достаточно было бы всей гигантской толпой просто помчаться на индейцев. Смяли бы, без малейших сомнений. Разве что кто-то успел бы ускакать в сторону с пути всесокрушающего живого вала.

Но ума не было.

Вблизи команчи подтолкнули коней, вынудили их идти быстрее. Легкая рысь сменилась быстрой, та – галопом. Крайние животные попытались податься назад, но там была целая стена их собратьев. Находившиеся в глубине просто не видели опасности, стояли на месте, и сдвинуть их, заставить отойти, было не так просто.

Но вот тревога неведомым образом передалась вглубь. Стадо заволновалось, сдвинулось прочь от чего-то таинственного и грозного, однако пока еще медленно да и слишком поздно.

Охотники на полном скаку понеслись в некотором отдалении от края, и стрелы обрушились на животных рукотворным и смертоносным дождем.

Пусть не каждая находила цель, да и завалить крупного зверя одной стрелой довольно трудно, очень уж толста шкура и мало уязвимых мест, но так и стреляли команчи почти непрерывно. Некоторые бизоны уносились прочь с торчащими из туш древками, зато сначала один, затем другой завалились в пылящую после промчавшихся копыт траву.

Победный крик, вырвавшийся из уст охотников, подстегнул стадо, заставил зверей бежать быстрее, но число поверженных гигантов росло буквально на глазах.

Потом будет время разобраться, чья именно стрела поразила ту или иную цель, пока же во всем подлунном мире не было ничего важнее, чем мчаться вслед за уносящимися бизонами, вскидывать лук, целиться, подгадывать момент и стрелять, стрелять, стрелять…

Прерию заволокло поднявшейся почти до небес пылью. Из нее выскакивали всадники, в нее же убегали животные, и земля гудела от топота тысяч копыт.

Как минимум один бизон упал после стрелы Медведя. Попала ли она особо удачно или просто оказалась последней в ряду других, но ведь пал! А уж говорить просто о попаданиях и смысла не было. Медведь не считал удачные выстрелы. Но много их было, много. Коль верен глаз и заранее знаешь, как пойдет стрела, даже на скаку всадить ее не проблема. Душа была охвачена непередаваемым азартом, как почти всегда бывает в главных занятиях, на войне ли, на охоте. Дух един с телом, руки тверды, конь – продолжение человека… И никаких посторонних мыслей. Лишь упоение мужским делом. Если в мире есть счастье, то вот оно, в пыли, криках, реве, суете…

Стадо убегало. Путь его был отмечен валяющимися там и тут тушами. Скоро, уже скоро можно будет приостановиться, вернуться к добыче. Тут ведь главное – взять столько зверя, сколько сумеешь обработать. А охота продолжится еще завтра и в последующие дни.

Лето. Бизоны собираются в гигантские стада…

Великие Равнины вечером

Вечером ярко полыхал костер. Вокруг уже господствовала тьма, отсюда, со стороны костра, казавшаяся вообще непроглядной. Тем уютнее был освещенный круг. Ветра почти не было. Пламя поднималось вверх, стремясь к далеким звездам. Земной костер – к кострам небесным.

Стоянка племени была недалеко. Охота лишь самая приятная часть работы. Затем следует неизбежная разделка туш. Мясо необходимо провялить, шкуры обработать как можно быстрее и тщательнее. И хорошо, когда рядом женщины, которые всегда помогут в дальнейшем труде.

Добычи было столько, что едва успели до заката справиться с самыми необходимыми вещами.

Пока разобрались, где и чья добыча, прошло немало времени. Все должно быть по справедливости. Охотиться в одиночку очень трудно, но ведь кто-то добыл зверя! Не зря каждая стрела помечена владельцем, и опытные люди могут установить, какое попадание было смертельным, а какое лишь ранило бизона. Дальше же уже можно делить добычу по справедливости.

Обиженных не имелось. Каждая семья имела успех. Разный, конечно, так у людей не может быть одинакового умения и одинаковой удачи. Кто-то более меткий, кто-то – менее.

Медведь проявил себя настоящим охотником. Два убитых бизона, в одном из которых торчало целых три выпущенных воином стрелы – не каждому дано похвалиться таким результатом за день. Если последующая охота окажется такой же успешной, молодой воин может смело вступать в брак. Он практически доказал свою способность содержать семью, и дело за малым – дождаться конца сезона, когда размениваться на посторонние дела просто некогда, да подобрать богатые подарки родным невесты и ей самой. Возьмут – то будет хорошим знаком. Потом уже им предстоит что-то дарить родне Медведя. Если же будут возвращены…

Но о последнем варианте юноша старался не думать. Он молод, умел, удачлив. Одних ку уже набралось – не каждый в его годы может похвастать столькими подвигами. Да и имущество кое-какое имеется. Есть и ножи, и скребки, и одеяла, и лошади, и многое другое. Вплоть до шкур, которых еще немного и хватит на собственное типи. Просто какой в нем смысл, пока нет жены?

Бедствовать новая семья не будет точно. Ведь имеется еще и главное богатство – ружье. А с ним не пропадешь. Сколько в племени воинов? Не сосчитать. Едва не все – просто с луками. Ружье имеет разве один из десяти. Ладно, может, из восьми, но уж никак не больше.

По возрасту уже пора иметь постоянную спутницу. Пока одну, а там дальше будет видно.

Справедливости ради, Медведь и думал лишь об одной. О Тростинке. Прочие для него пока не существовали. Но Тростинка… Гибкая, с чуть вытянутым, столь непохожим на большинство индейских, лицом, стройная, какая-то нездешняя…

Вот только минует сезон Большой Охоты, пройдет пляска Солнца, и обязательно надо свататься.

Даже поговорить не удается. Родные старательно следят, и вообще, не слишком прилично разговаривать с девушкой наедине. Для ее репутации в первую очередь, чтобы не пришлось на какой-нибудь важной церемонии произносить неизбежное: «В моем мокасине дыра», но и молодым воинам могут поставить в упрек, мол, не чтут традиции и обычаи предков.

Весь день с рассвета воины провели в седлах. Выслеживание, охота, подбор добычи, потом, когда лошади отдыхали, первоначальная обработка туш. Усталость отчасти чувствовалась, просто ее старательно скрывали друг от друга и от самих себя.

И все-таки охотники еще сплясали, знаменуя окончание первого, столь удачного, дня. И, разумеется, не обошлось без рассказов об охотничьих подвигах. Медведю тоже было что выкрикнуть, призывая в свидетели Солнце и Луну. Собравшиеся подтвердили истинность прозвучавших слов.

Длились танцы недолго. Впереди был новый тяжелый день, где, помимо подвигов, воинов ждала тяжелая работа по разделке туш и прочие неизбежные и нужные дела. Сама охота в сравнении с обработкой ее результатов может считаться молодецкой забавой. Опасной, как и положено забаве, но и увлекающей, заставляющей забывать обо всем.

Охота – удаль, последующее – труд. И сил для труда требуется немерено. Посему надо отдыхать. Чтобы хватило на много долгих дней.

Великие Равнины. Стоянка команчей

Надеялся Черный Медведь зря. Гибкая Тростинка совсем не думала о нем. Она уже вошла в пору девичества. Формы округлились в положенных природой местах, душа познала неясное томление, но пока еще какое-то смутное, не обращенное на кого-то конкретно.

Девушку изматывала работа. Обработка шкур, шитье, вышивание, установка и разборка типи отнимали столько сил, что порою их не оставалось даже на мысли. Но иногда посреди ночи девушка вдруг просыпалась, и в какой-то полудреме ей мерещилась совсем иная жизнь. Будто она обитает в большом доме, который не приходится то разбирать и куда-то перевозить, то собирать на новом месте. Тот дом совсем не похож на типи. Он со множеством каких-то отдельных помещений и стоит так, словно собрался провести здесь же вечность.

Вокруг помимо привычных трав есть еще сад с непривычными деревьями. И еще один садик, окруженный домом. Этот – весь в цветах, красивых, ухоженных, совсем не таких, которые попадаются в прерии. И еще вокруг другие люди. Даже говорят на каком-то ином языке, который явно был понятен, а теперь забылся. Но, главное, люди вокруг добрые. От них исходит забота, любовь, и даже сам воздух лучится счастьем.

Там не надо без конца обрабатывать шкуры, разбирать и собирать жилище, да и зачем, если дом стоит на одном месте?

Просыпаясь, Тростинка испытывала отголосок счастья и сильную грусть по местам, которые если где и были, то только во сне. А наяву все та же довольно однообразная и тяжелая жизнь, по ощущениям – не своя, а чужая. Будто кто-то когда-то в одну злую минуту подменил ее, а зачем?..

Главное же – за что?..

Великие Равнины. Перерыв в Охоте

В охоте наступил невольный перерыв. Стадо откочевало дальше. Бизоны не обладали умом, но чувствовали опасность и потихоньку старались уйти от мест, где гибнут их собратья.

Но дело было не в этом. Догнать зверей не составляло проблемы. И даже перетащить за ними типи, чтобы не приходилось каждый раз тратить много времени на дорогу к стоянке племени.

Просто туш добыли уже столько, что мяса должно было хватить надолго, а женщины едва не до конца лета были обеспечены работой со шкурами. Да и табуны лошадей, одно из главных богатств команчей, тоже требовали внимания.

Это только кажется, будто прерии способны прокормить бесконечное количество животных. Даже летом лучше обеспечить лошадям простор. Когда тщательно следишь за конями, выводишь породу получше, приходится разводить табуны между собой на некоторое расстояние. И в случае налета соседей так намного безопаснее. Многие же точат зуб на богатство команчей.

Но и покупателей обычно – хоть отбавляй. Прочие индейские племена, порою – весьма далекие, даже бледнолицые. Камачьеро из Нью-Мексико, а то и торговцы из далекой Луизианы.

Последние устраивали индейцев больше всех. Они привозили на продажу ружья и порох, довольно много ружей, а в последние годы еще и уговаривали применять их почаще – против людей. Конкретно – против жителей Тешаса. Шли у них какие-то разборки между собой, вот они и искали союзников везде. Но сами предпочитали не воевать, отчего отношение к ним команчей было несколько снисходительным. Торговля – вещь достойная, но ведь война намного лучше.

Ружья команчи брали охотно, но выходить ли на тропу войны, предпочитали решать сами. В Тешасе обосновалась часть извечных врагов-апачей, так ведь они были и дальше на западе. Да и ответных нападений с их стороны не было очень давно. С тех пор, когда там сменились властители края.

Вообще, набег и война – вещи разные.

Сейчас торговцы с востока должны были заявиться вновь, племени передали, что караван на подходе, и это было еще одной причиной приостановки охоты. Бледнолицые могут ведь уйти и к другим стоянкам племени. Им все равно, у кого покупать лошадей и прочий товар и кому продавать ружья.

Стоит сделать перерыв ради подобного случая. В прошлом году торговцы с востока распродались в других частях племени. В позапрошлом – тоже. Если еще и в этом…

Не каждому удалось разжиться ружьем в последнем набеге. И не каждое подходит для действия с коня. Из многих лучше стрелять пешими, стоя на твердой земле. Выпустишь пулю на полном скаку, промахнешься, а дальше? Перезаряжать на ходу тяжело. Это не лук, из которого одна стрела летит за другой.

У каждого оружия свои преимущества и свои недостатки.

Великие Равнины. Торг

– Торговля – дело простое и в то же время сложное, – изрек старший из торговцев со странным прозвищем Джонсон.

Весь низ лица его был скрыт длинной и густой бородой, где исконная чернота соседствовала с нитями седины. Широкополая шляпа, длинный сюртук с нацепленной поверх перевязью с парой двуствольных пистолетов. Мужчина был крупным, высоким, а уж в сравнении с мелкими команчами вообще казался гигантом.

Джонсон не спеша затянулся трубкой. Хочешь успеха в торговле, серьезно относись к обрядам потенциальных покупателей. Пусть считают, будто ты – свой в доску. Лишь интересно – отказ от трубки мира подразумевает объявление войны? Торговец не знал и проверять не хотел.

Трубка пошла дальше по кругу. Здесь собрались вожди племени. Те, от кого зависело, принять предложение или отклонить его.

Никто не отозвался на фразу гостя, хотя бывший при Джонсоне переводчик, довольно молодой, явно с примесью индейской крови, хотя и не индеец, перевел ее для собравшихся.

– Простое – потому что цель ее понятна. Продать вещи с выгодой для себя. И для покупателей, конечно. Каждый получает в итоге то, что хочет.

Вновь тишина. Даже никто не кивнул, хотя Джонсон был уверен: возражающих у костра не было. Они же не только воины и грабители, но и торговцы. Почти такие же, как он. Тоже ищущие свою выгоду, старательно сбывающие свой товар. Главным образом лошадей, в большой части – украденных, но каждый живет, как может. Пусть Джонсон на самом деле относился к индейцам, мягко говоря, свысока и за людей их почти не считал, но в этом понимал и одобрял полностью.

Команчи снабжали лошадьми всех желающих. Если те не спрашивали, откуда у них берутся неисчислимые табуны. Но все-таки они не только воровали, но и разводили.

– Сложное – приходится искать, где выгода для тебя больше. Зачем отдавать все первым, кто заинтересовался товаром, когда где-то другие люди готовы дать за него больше?

Фраза содержала намек. Мол, есть у меня кому продать оружие и порох и кроме вас. Только свистни – и половина жителей Равнин прибегут в полной готовности рассчитаться по назначенным ценам. Сами-то индейцы сложных изделий не производят. Не умеют. Даже порох сделать не в состоянии. Какой порох, когда горшок, что может быть проще, и то ни в одном из кочевых племен не изготавливают? Вот где странные люди!

– Назови свою цену, – спокойно обронил старший из вождей.

Во всяком случае, Джонсону казалось, что старший. На деле любой вождь индейцев не являлся правителем в европейском смысле слова. И уж никак не мог решать за все племя.

Трубка как раз вернулась к торговцу, и перед следующей фразой появилась возможность взять паузу.

Джонсон не торопясь затянулся, выдохнул дым и лишь тогда изрек:

– Мне нужны не только лошади…