Текст книги "Равнодушие Роман-исследование"

Даша обходила стороной подобные игрища. Будучи девочкой умной и послушной, она никогда не стремилась участвовать в таких развлечениях, да ещё с порчей имущества. Но в этот раз ей не удалось избежать мальчишечьих проделок. Сначала Степан, потом Гриша, а за ними и Артур обстреляли Дашу из новеньких пистолетов, только она успела протиснуться в кабинет, держа под мышкой классный журнал. Даша попыталась спрятаться за других девчонок, но Артур догнал её и выпустил в неё всю обойму.

Даша отчаянно закричала:

– Убери свой пистолет, скотина.

– Кто, кто? – подняв брови, переспросил Артур.

Даша чуть смутилась, поначалу не зная, как он отреагирует на её слова, но тут же упорно повторила:

– Скотина.

Артур спокойно взглянул на неё, забрал у стоявшего рядом Степана пистолет и обстрелял Дашу ещё раз. Она была вне себя от возмущения. Развернулась и из-за обиды спустилась на первый этаж, решив уйти домой. Застегнула на все кнопочки голубую курточку, а, надев шапочку с большим тяжёлым помпоном, вышла из школы.

Ступая по расколотой асфальтовой дороге, продолжала надоедливо накручивать себя воспоминаниями и о других проделках Артура.

Вечером Даша нажаловалась на Артура матери, а та, долго не думая, пришла в школу и, подозвав к себе хулиганистого мальчишку, сказала:

– Не трогай Дашу, играй с другими девочками, если им нравится, а к моей дочери не подходи!

Артуру стало не по себе. Он смущённо сказал, что только пошутил, ведь ничего же страшного не случилось. И с досадой посмотрел на Дашу. Та гордо молчала. Пусть теперь знает, как на неё набрасываться!

Артур весь день ходил раздражённый. Дашина соседка по парте – юркая чёрноглазая татарочка Жанна, худенькая и невысокого росточка, однако смышлёная в житейских вопросах, шёпотом пояснила Даше, что той незачем обижаться на Артура, она ему просто симпатична; вот он и пытается как-то задеть её.

Даша подняла удивлённые глаза и, поразмыслив, решила, что, может, Жанна и права. Мальчишки же не знают, как правильно обращаться с девочками. Вот если бы они хоть немного походили на джентльменов из книжек или парней из сияющих патриотизмом фильмов. Но где им стать настолько воспитанными, чтобы и быть вежливыми, и руку научиться подавать, когда девочке нужно перепрыгнуть через лужу или подняться по хрупкой перекладине на турникете, и уж тем более носить за девочками тяжёлые сумки! Да такое даже представить трудно. Они так и будут вести себя как люди из каменного века: хватать, кричать, бить мячом по голове и ещё при этом удивляться, почему девчонки обижаются.

Нина Степановна, случайно услышав досаждающее воркование Дашиной матери по поводу Артура, вполне разумно заметила, что в этом возрасте мальчишки ещё и не умеют по-другому проявлять свой интерес. «Ваша Дашенька всегда в центре внимания. Вот Артур и не может не замечать её. Разве он в силах пройти мимо?»

Вероника Петровна недоверчиво воззрилась на классную руководительницу: неужели та говорит правду, а она что-то не поняла? Ушла Вероника Петровна, находясь в некотором сомнении.

Однако с тех пор Артур изменил тактику поведения, старался быть более вежливым и обходительным, во всяком случае, по отношению к Даше. Теперь он осознавал, что ему не следует с размаху накидываться на объект своей симпатии, а то можно ненароком и спугнуть понравившуюся девочку.

А Даша, обрадованная словами Жанны, стала чаще и внимательнее наблюдать за Артуром, быть к нему снисходительнее и перестала слишком уж на него сердиться, если он, порою, забывал о столь непривычной для него галантности и вел себя как разбуженный в ночи всадник.

Теперь его дружеские отношения с Олей канули в лету, и Даша несказанно рада была свержению соперницы.

Восьмое марта

В один из первых дней весны Даша с Варей решили побродить по близлежащим улочкам, чтобы вдохнуть аромат оттепели. Давно уже не было столь милой погоды.

Варя взяла магнитофон, и они с Дашей поспешили в беседку возле кинотеатра. Там среди деревьев с остатками снега можно было спокойно посидеть на лавочке; что они и сделали, пристроившись под ласковым солнышком.

Но уже через несколько минут спокойному отдыху помешали мальчишки, влетевшие на велосипедах. Только девочки успели вздохнуть свободно, как пошёл второй круг. Даша нахмурилась: вечно кто-то раздражает. На третьем кругу один из мальчишек остановился и подъехал прямо к скамейке, где сидели подружки.

– Что слушаете? – спросил Артур сходу, не успев даже толком притормозить.

– Леонтьева, – ответила Варя.

– Такое старье поставили, – ухмыльнулся Артур.

– Тебе не нравится, можешь не слушать, – обиделась Даша.

Они действительно с Варей плохо знали модные тенденции; Даша, та и вовсе предпочитала музыку из фильмов либо классику. «Чего было лезти? Его никто не звал», – с досадой подумала она.

Артур из-за пояса достал кассету с группой «Моден токин», включил и стал покачивать головой в такт музыки. Затем он взял Дашу за руку и со словами «Давай, подсажу» легко приподнял её за талию и водрузил на велосипед. Даша стала пищать и сопротивляться:

– Куда ты меня тащишь?

– А что, боишься? – рассмеялся Артур.

– Нет, – быстро ответила Даша, внезапно успокоившись и принимая вызов. А потом, набравшись храбрости, сказала:

– А прокатить не хочешь?

– Вот ещё, возить тебя, – нагрубил Артур.

Даша обиженно посмотрела на парня и стала слазить с велика. Видя, что девчонка уходит, Артур кинул Варе:

– Подожди тут.

И подкинул Дашу на велик.

– Поехали, – скомандовал он.

Велосипед стал, покачиваясь, медленно двигаться, едва выдерживая груз двух седоков. Однако как только Артур полностью устроился на сидении, неуклюжий велик выпрямился и, не сбиваясь, покатил по дорожке садика, постепенно набирая скорость.

Два упрямца, Даша и рулевой, мчались вперёд, по знакомой тропинке вдоль школы и окрестных домов.

Тогда они не знали ещё, что этот путь продолжится через несколько лет, в сопровождении нежно стелящейся боли.

Пушистые игрушки

Даша с лёгкостью справлялась с теми делами, где требовалось терпение и усидчивость. Ей хватало упорства выполнять кропотливую работу, если она была интересна. Поэтому она любила уроки труда, где учили готовить и шить. Но больше всего Даша ждала наступления пятницы: в этот день после окончания занятий работал кружок мягкой игрушки. За месяц выходило не более одного пушистика. Но какова была радость! Какое наслаждение получали девочки, когда в их руках из тряпочек и меха появлялись зверята, такие же, как на картинках в книжке!

Даше нравилось не просто что-то мастерить, но и мечтать, уносясь в прекрасную даль. И то и дело в её сказочных картинах возникал один-единственный мальчишка по имени Артур. Несмотря на то, что Даша гнала мысли о нём, те неустанно возвращались.

Даша считала себя некрасивой, обычной девочкой. Излишняя скромность, так культивируемая матерью, также не позволяла быть уверенной в себе. Артур был слишком сильным, слишком красивым и, соответственно, казался недоступным.

Солнышко поглядывало по-мартовски возбуждённо. За окном слышались звуки падающих с крыши капель, их не могла перекричать даже группа «Любэ», трубившая из рупора магнитофона. Учительница по труду, высокая худощавая женщина со строгим лицом, несмотря на свой пенсионный возраст, с утра до вечера крутила кассету недавно появившейся группы.

Вдруг по коридору пронеслись мальчишки. Занятия в школе велись только в первую смену, и в это время уже было пусто. А тут грохот ног. Порывом ветра дверь распахнулась. Сидевшая неподалёку Даша встала, чтобы закрыть её. И в коридоре увидела предмет своих недавних мыслей. «Как глупо», – заметила она. И невольно улыбнулась.

Артур аккуратно ступал вдоль половицы, держа в руках раскрытый учебник. «Опять кто-то двойку заставил пересдавать», – смекнула Даша. И тут же приняла строгий безразличный вид, решив скрыться, но Артур уже успел поймать недавнюю улыбку и преградил путь. Дверь захлопнулась, а Даша осталась в коридоре.

– Поможешь мне с контрольной? Ладно? – сказал он.

– Что, география прижала? – ласково поинтересовалась Даша.

– Да, – широко улыбаясь, признался Артур.

– Давай учебник. Посмотрим, что тут можно сделать, – участливо произнесла она и потянулась за книгой.

Но школьный учебник выскользнул из рук парня, Артур попытался его поднять, то же самое хотела сделать и Даша: и тут они столкнулись друг с другом лбами и рассмеялись. Артур взял Дашу за руку, пытаясь ей помочь встать, но, не удержав равновесие, придавил её своим телом. Даша попыталась оттолкнуть его, но Артур схитрил, обхватив Дашу. Приятно было держать девчонку в руках.

– Ты чего? – спросила она.

Артур, встав твёрдо на ноги, отпустил Дашу, затем отряхнул брюки и, улыбнувшись, передал книгу.

И тут Даша, открыв нужную страницу учебника, стала объяснять, ведя закладкой по карте, где, какие находятся леса и горы на материке, туманном для тринадцатилетнего мальчишки.

Артур в это время спокойно рассматривал Дашу, скользя по её глазам, пылающим румянцем щекам, крепким губам, и ещё ниже – по груди, плотной, упругой, уже хорошо проступавшей под кофточкой.

Даша недовольно поджала губы:

– Я для кого тут объясняю?

Артур взглянул на неё с удивлением и, отобрав учебник, убежал.

Переходный период под «Лебединое озеро»

Конец восьмидесятых – начало девяностых годов обозначился рядом событий, сотрясших обычный уклад советских людей. Сначала к привычным талонам на колбасу и мясо добавились талоны на сахар и винно-водочные изделия. Продукты, а равно и другие товары почти полностью исчезли с прилавков. Где что появлялось, скупалось с необычайной скоростью: люди как будто на десять лет вперёд набирали спички, ковры, крупы! Что ими руководило? Страх остаться голодными? Нет, просто хотелось не упустить чего-то.

После объявленного генсеком курса «Борьбы с алкоголизмом» страна словно превратилась в движение муравьев, готовых по головам в очередях добывать бутылку. Непьющие и мало пьющие талонами торговали. Так что, кто хотел напиться, трезвенником не стал, к тому же, научились активно готовить суррогат, что вызвало нехватку ещё одного продукта – сахара.

Теперь за программой «Время» стал голосить «Прожектор перестройки». Но кроме выступлений Генерального секретаря партии и радостных возгласов толпы, приветствующих его слова, ничего радужного программа не демонстрировала.

Шла ещё одна волна, захватившая буквально все газеты, журналы, радио и телевидение, – развенчание культа личности. Появились выступления тех, кто с жадностью рассказывал о репрессиях и других ужасах советского периода. Из США, некогда изгнанный туда, приехал Александр Солженицын. Его выступления и книги были одним из рупоров переходного времени. «Матрёнин день», «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг «ГУЛАГ» стали главными вестниками изъянов сталинского времени.

В школьную программу были включены не только произведения А. Солженицына, но и других ранее отвергнутых советской властью авторов, – М. Булгакова, М. Платонова, А. Ахматовой, Н. Гумилева, М. Цветаевой.

Безусловно, многие из забытых, несправедливо поруганных текстов заняли достойное место в ряду литературных произведений. Но на той же волне были подняты, возвеличены и те работы, что ввергали людей в хаос и депрессию, заставляли забывать о незыблемых человеческих ценностях, стирали границы между добром и злом, плохим и хорошим, великим и пошлым. Так, в «Ледоколе» В. Суворов стремился уничтожить победу народа в Великой Отечественной войне; в «Котловане» М. Платонов гласил о безликости и ничтожности человеческого существования.

Крушилась вера в то, что когда-то считалось идеалом. Целью отрицания прошлого было свержение партийной верхушки и предоставление права случайным избранным разделить богатство, созданное несколькими поколениями. Однако разрушалось и то, чему могли позавидовать многие страны, – сильная школа высшего образования, бесплатная медицинская помощь, удостоенный зарубежными премиями кинематограф, мощный тяжёло-промышленный сектор, любовь и уважение к своей истории, Родине, а также национальная терпимость, самодостаточность перед странами Европы и другими державами.

И потому спустя десятилетие, уже забытый, не приглашаемый на приёмы высшими лицами государства, А. И. Солженицын неожиданно признался, что не хотел он для своего народа дикого капитализма.

Не правы были те, кто уничтожал всё, что было создано в советское время. Демократы строили страну не лучше большевиков; и спустя девяносто лет девиз был тем же: «До основанья всё разрушим, а затем…» А что затем? Ответа не было.

А. М. Горький, преданный сторонник социалистического строя, в своё время с тревогой писал о попрании и разрушении культурных ценностей радикально настроенными большевиками. О том же, в сущности, роптали и нынешние отчаянные интеллигенты, наблюдая, как в погоне за новой формацией демократы цинично уничтожали всё вокруг.

Устроители новой жизни равнодушно перешагивали через прошлое, не имея ни малейшего представления о том, как сохранить настоящее и построить будущее. Но демократы были в популярности. Именно под их лозунгами текли неспокойные девяностые.

Последним переломным пунктом исчезновения социалистического государства стала попытка ряда министров СССР сохранить всё расползающееся на части и почти неуправляемое под эгидой мнимой свободы государство, в дни, обозначенные историей как государственный переворот ГКЧП². Привычная сетка вещания отечественных телеканалов была отменена, а все передачи превратились в сплошное «Лебединое озеро»; балет П. И. Чайковского символизировал последний крик огромной и некогда могучей страны. Нестройные действия гэкачэписцев казались обречёнными.

Победило убедительное в речах демократическое будущее, подкреплённое созданным в годы перестройки мнением о не лучшем прошлом. Толпа, пропитанная соответствующими установками, выбрала «прекрасное далёко», сказку, которую каждый представлял на свой лад.

И в скором времени громкие речи затмил новый девиз: «Каждый должен позаботиться о себе сам, государство Вам ничем не обязано».

Лебединая песнь Великого государства стала последней нотой для сильных сторон советского идеала.

Китайский мальчик

Наступило лето. Вернувшись с прогулки, Даша с Варей с порога заявили, что проголодались. Вероника Петровна обещала подогреть котлеты и указала, что в квартире гости, новые соседи.

Это были дед, женщина лет сорока и мальчик. Все трое улыбались, но «здравствуйте» сказал только дед.

– Они из Китая, – пояснила Вероника Петровна. – Дед уже двадцать лет в России живёт, недавно с Камчатки выехал и купил дом недалеко от нас. А это его дочь с внуком, они только на прошлой неделе прибыли. Мальчик ваш ровесник, зовут Вовой. При слове «Вова» узкоглазый мальчуган опять заулыбался.

Даша с Варей с любопытством стали разглядывать «пришельцев». Старик показался совсем износившимся, как потом выяснилось, ему перевалило за семьдесят. Он был худ, а лицо и руки пересекали морщины – от маленьких и глубоких до длинных и мелких. Загоревшее тело выдавало занятия физическим трудом: он выращивал огурцы и капусту. Дед весьма шустро лопотал по-русски.

Его дочь не выражала какого-то интереса к происходящему, возможно, потому, что не понимала языка хозяйки, и ей было неуютно. Внешне она не представляла собой ничего особенного, являясь типичной низкорослой и плотно сложенной китаянкой. Одета была просто: в футболку и светлые брюки.

Упитанный мальчишка превосходил родственников в физическом развитии. Он с любопытством разглядывал стены, потолок, вещи, которыми была обставлена кухня, и, конечно, двух девочек, неожиданно, но так кстати появившихся. Дед затягивал разговор, сидеть было скучновато, а тут вспыхнула надежда на что-то интересное.

Вероника Петровна, разогрев котлеты, предложила их Даше с Варей, а также Вове. Толстый мальчик не отказался. Он активно закивал головой при виде котлет и слопал целых три. Дашу это удивило: мать всегда втолковывала, что в гостях нельзя показывать, что проголодался, а уж тем более есть много. Но, по всей видимости, Вову учили иному.

Разговор Вероники Петровны и деда уже касался достопримечательностей Китая и Ленинграда. Дед рассказывал о Китае, Вероника Петровна о Ленинграде, городе, где она не раз была и которым восхищалась безмерно.

Вова во весь рот улыбался, демонстрируя здоровые белые зубы: улыбался и когда ещё не ел, и когда ел, и когда тарелка стала пустой. Молчал и улыбался. «Как дурак сидит», – подумала Даша. Ей вообще не нравились мальчишки: слишком уж они были приземлёнными и грубыми. А тут ещё и улыбается не понятно чему.

Несмотря на то, что Вова был толст, он отличался проворством; после трёх котлет не отказался от двух чашек чая; причмокивая и улыбаясь, съел несколько конфет и печений.

– Должно быть, слишком прожорлив, – заметила насмешливо Варя.

– Да уж, – согласилась обладательница строгих взглядов Даша.

Они не боялись обидеть честными высказываниями гостя, так как он не понимал по-русски. Когда же девочки стали говорить о своих делах, мало обращая внимания на Вову, он вдруг стал их передразнивать, на каждую реплику отвечая «ля-ля-ля». Девочки в недоумении уставились на Вову. Чего ему от них надо? Разговаривать он всё равно не может. Даша хотела попробовать с ним по-английски потолковать, но кроме слова «гудбай» он ничего не смог вспомнить. «Да, – подумала Даша, – с английским у него ещё хуже, чем у нас. Чем же его занять?»

Но тут у Вероники Петровны появилась идея: она предложила Даше сесть за пианино и сыграть что-нибудь. Даша тут же согласилась. Исполнила «Итальянскую польку» С. В. Рахманинова, затем «Танец феи Драже» из балета «Щелкунчик» П. И. Чайковского. Но Вова всё время качал головой, показывая, что это не то, что он хотел бы услышать. «Что ему надо?» – недоумевала Даша, переглядываясь с Варей.

И тут Вероника Петровна кивнула Вове, чтобы он сам что-нибудь напел. К удивлению хозяйки дома и девочек он затянул «Подмосковные вечера»³, правда, с иными словами, но мотив был именно тот. Дед признался, что эта песня очень популярна в Китае. Даша стала аккомпанировать. И как теперь Вова был счастлив и горд! Его прямо распирало от важности.

Даше не очень хотелось слушать знакомую мелодию с нерусскими словами, казалось, что кто-то нарочно коверкает её. Но песня, к счастью, закончилась, а другой Вова не знал. Так что Даша была рада, что ей больше не нужно было подыгрывать неприятному мальчику с глуповато-наглой улыбкой.

Гости ушли, а Вероника Петровна с восторгом призналась дочке, что их с Дашей пригласили на обед отведать блюд незнакомой китайской кухни.

В доме китайцев Дашу многое удивило. В дверных проёмах качались сплетённые из бамбуковых прутьев шторы, табуретка была обшита разноцветным трикотажем, а шлёпки были не из ткани, а из полуэритана (как потом пояснила мать). К тому же, всюду были разложены маленькие коврики и половики, а у входа в дом и в каждую комнату висели колокольчики.

На отце и матери Вовы были хлопчатобумажные рубашки и брюки, а дед надел даже пиджак. Только Вова красовался в футболке и шортах.

Когда гости прошли в празднично украшенную столовую, то увидели заставленный кушаньями стол. Но салаты состояли по большей части из незнакомых трав, а в пельменях фигурировала зелень вместо привычного для русского человека мяса. К тому же, все салаты были приправлены сахаром, а не солью.

Веронике Петровне понравилось всё: ей редко приходилось пробовать что-то непривычное, и поэтому она была воодушевлена.

Даша попросту отсидела обед в чужом доме. Вова по-прежнему был ей неприятен, он ловко орудовал палочками (Даше и Веронике Петровне, чтобы они не мучились, дали вилки) и при этом опять противно улыбался.

Вероника Петровна, обрадованная гостеприимством, пообещала хозяевам, что Даша позанимается с Вовой русским языком.

Даше действительно нравилось выполнять роль учительницы, но Вова доставлял слишком много хлопот. Не придумав ничего лучшего, как показывать картинки и называть изображённый предмет, Даша и иногда присоединявшаяся к ней Варя, принялись учить Вову русским словам. Вова сначала повторял, но потом не выдерживал монотонности занятия и принимался улюлюкать, передразнивая девочек. Даша сердилась. А Вова в ответ громко и раскатисто смеялся.

Во время одного из таких занятий к Веронике Петровне зашла соседка – бабушка Стеша, посмотрела на то, как Вова вёл себя, и твёрдо сказала Дашиной матери:

– Зачем ты, Вероника, привела этого мальчишку? Он только нервы твоей дочери портит. – Вероника Петровна с удивлением взглянула на соседку и пожала плечами.

В начале учебного года Вова пошёл в школу, и занятия с Дашей прекратились. За её помощь родители Вовы не заплатили; впрочем, Вероника Петровна полагала, что тут вообще не может быть речи о деньгах, эти занятия – знак дружбы.

Вову, абсолютно не знавшего русский язык, зачислили в первый класс. И он как огромный столп или тяжеловесный великан пребывал среди семилеток, в то время как его ровесница Даша училась уже в восьмом. Среднее образование для детей иностранных граждан предоставлялось бесплатно, и бедная учительница младших классов вынуждена была каждый день оставаться в школе допоздна, чтобы заниматься с Вовой, который щеголял по математике, музыке и рисованию, но с трудом запоминал русские буквы и слова. Китайский новичок-переросток капризничал, а учительница, закалённая советской школой подготовки отстающих, без отдыха работала, пытаясь втолковать Вове обиходные фразы. Конечно же, если бы Вова и в самом деле хотел овладеть языком людей, в чью страну он приехал на постоянное место жительства, он стал бы активно заниматься дома, с дедом, который неплохо мог общаться на бытовые темы. Но Вова и спустя полгода пребывания в российской школе, подходя к буфетчице, тыкал в витрину пальцем, не называя бутерброды и пирожные словами. Та только качала головой, недоумевая, почему он такой ленивый, даже простых слов не выучил.

И всё же с января, чуточку ставшего понимать чужой язык Вову, перевели в пятый класс. Другие учителя тоже мучились с ним, но были практичнее, и после уроков, если и оставляли Вову на дополнительные занятия, то требовали, чтобы его родители оплачивали их работу.

Он частенько забегал к Даше, спросить, где найти тот или иной кабинет, к кому обратиться с вопросом, как получить нужную книгу в библиотеке или выполнить домашнее задание.

И вот как-то раз он появился на уроке химии, когда ребята решали задачи.

Строгая учительница во время проверочных работ пребывала в маленькой лаборатории, отгороженной от основной части класса, так было и в этот раз; и любой шум могла услышать. Так что класс находился под невидимым контролем.

Мало что и мало у кого получалось, поэтому работа велась коллективно; выполненными заданиями обменивались. Тишина нарушалась только шёпотом и шорохом передаваемых тетрадей.

И тут Дашу окликнули:

– Опять к тебе Китаёза пришёл, – так Дашины одноклассники прозвали её подопечного.

Даша выпрыгнула на порог и сообщила Вове, что занята. Вова спросил:

– Сколько? – Что подразумевало: сколько ему нужно подождать, чтобы Даша освободилась?

Минут двадцать, – уточнив время, оставшееся до конца урока, ответила она.

Но через пять минут после своего первого обращения, Вова снова постучал в дверь, давая понять знаками, что ему надоело ждать.

– Скажите, что я не могу подойти, – не отрываясь от тетради, ответила Даша.

Но Вова не собирался уходить, встал в дверях и знаками, сопровождаемыми непонятным мычаньем, требовал Дашу.

– Да заткни ты его, – крикнул Миша. Несмотря на то, что контрольной он не занимался, наглая настойчивость Вовы допекла и его.

– Что я должна сделать, если он не понимает? – обиженно ответила Даша.

Тем временем Вова принялся стучать книжкой по дверному косяку, скандируя:

– Да-ша. Да-ша.

– Сейчас замолчит, – сказал Артур, решив, наконец, прекратить домогательство Вовы, и направился, перескакивая через парты, к двери.

– Не надо, – попыталась вмешаться Даша, зная, как может разобраться с ним Артур, и желая избежать насилия.

Но Артур с самолюбованием ответил:

– Что, жених твой что ли? Могла бы себе и красивее найти.

Даша обиженно поджала губы. Вова не знал, о чём Артур говорил с Дашей, но, увидев, как Артур направляется к нему размашистыми шагами, перестал стучать. Через пару секунд Вова летел в сторону коридора и больше не возвращался к тут же захлопнувшейся двери.

Даша с укоризной заметила:

– Нельзя, что ли, было без кулаков обойтись? Привык всех бить.

Артур пренебрежительно взглянул на неё и направился к своей парте. Однако в глубине души Даша была рада. Наконец-то хоть кто-то врезал так надоевшему Вове.

С тех пор ленивый и капризный Вова опасался приближаться к Даше.

Снежки

Проглянул милый февральский день, тот самый, когда жгучий, сводящий ноги и руки мороз, уступает место тёплоглазому солнышку; и оно приветливо обнимает горячими ладошками снег, щекочет розовые личики ребятишек. В такой день открывает двери весна.

Уроки закончились, и Артур выпрыгнул на улицу в наилучшем расположении духа. Ещё бы! Тёмно-синяя куртка, пару дней назад купленная матерью, сидела идеально. Был и ещё один повод порадоваться: наконец-то отвязалась литераторша: он промямлил еле вызубренный «Буревестник» М. Горького.

Что ж, учёба не его конёк. Зато он прекрасно умеет ездить на велосипеде, нестись на полной скорости на мопеде, продираясь сквозь вихри забавляющего ветра. А учёба к чему? Люди с высшим образованием, как, например учителя, получают гораздо меньше его отца – механика, и матери, работающей поваром в ресторане. Артур уже давно разбирался в устройстве машин и мечтал получить ту профессию, что была у отца.

Свобода! Теперь хоть на несколько дней можно было забыть о литературе, математике и тому подобных предметах!

На улице шёл снег. Плотный, тяжёлый. Малыши играли в снежки. «Почему бы и мне не метнуть в кого-нибудь?» – прикинул Артур. Он слепил небольшой комок и стал ждать. Вышел одноклассник Витька. Артур прицелился и бросил. Но неожиданно появившаяся учительница младших классов, своей мощной фигурой изменила траекторию полета, и снежок не достиг цели: ударившись боком об рукав учительницы, попал в дверь.

С завидной ловкостью Артур соорудил другой боевой снаряд и с размаху запустил его, не думая, в кого попадёт.

Даша как раз, с осторожностью приоткрыв массивную дверь и внимательно глядя под ноги, ступала: порог был скользким и не внушал доверия при спешке. Её миленькая кроличья шапочка плотно облегала голову, бежевого оттенка пальто придавало серьёзный вид.

Снежок ударил прямо в плечо. «Что это за нахал тут кидается? – подумала она, нахмурившись. – Ясно, какой-то мальчишка. Да и кому ещё было заниматься такими пустяками!».

Аккуратно стряхнув с пальто снег, Даша перевела взгляд в сторону, откуда прилетел снежок. Там, ничуть не смущаясь, стоял Артур. Он был рад: в девчонку попал. С чувством глубокого удовлетворения он глядел Даше прямо в глаза; чуть съехавшая набок шапка-петушок придавала парню залихватский вид.

Даша хотела пойти дальше, но тут поняла, что ей не избежать второго удара. Артур уже держал в руке слепленный снежок.

На этот раз Даша успела увернуться, однако решила отомстить парню. Поставив сумку с учебниками на снег, она ловко скатала свой снаряд. «Посмотрим, как ты теперь будешь прыгать», – рассуждала про себя Даша, прихлопывая податливый материал.

Бросок, ещё один, другой, третий. Погоня, радость, морознее дыхание, усталость. Только через полчаса запыхавшаяся Даша добралась до дома.

Мягкие ступени детства продолжались.

«Ревизор»

Наталья Викторовна, тридцатидвухлетняя, кареглазая, светловолосая и худенькая учительница литературы, любившая носить длинные пышные юбки и белого цвета блузки, несмотря на свой, казавшийся подросткам серьёзный возраст, выглядела весьма привлекательно. Особенно впечатляли её яркие, всегда полные уверенности, но смягчающиеся под воздействием хорошего юмора глаза.

Она крепко держала класс в руках. За это её уважали и ценили. Да и уроки у неё были одними из самых интересных. Слушая Наталью Викторовну, ребята незаметно переносились в мир литературы, наделённый своими героями, авторами и даже законами. Завораживал ровный и чёткий голос учительницы, ясный и полный впечатлений рассказ.

Литература как никакой другой предмет открывала путь к людским душам, давала возможность проникать в замысловатые переплетения чужих поступков и желаний. Иногда ребята даже представляли себя на месте литературного героя, не задумываясь, однако, что могут стать ими сами.

Изучали пьесу Н. В. Гоголя «Ревизор». Описанная история была смешной, персонажи весёлыми и, как заметила Даша, невзирая на несколько старомодный язык да титулы, невольно походили на некоторых знакомых.

Наталья Викторовна задала подготовить отрывок для чтения по ролям. Ученикам предстояло сыграть эпизод, где Хлестаков пытается обольстить жену и дочку городничего. Даше досталась роль Марии Антоновны, дочки городничего, а её однокласснику Саше, брюнету с рассеянным видом, – роль Хлестакова.

Выйдя к доске, ребята стали уверенно произносить реплики, то повышая, то понижая голос. Но получалось не очень хорошо. Даша с Сашей оставались похожими на учеников, старательно читавших текст.

Пока одноклассники сопели над отрывком из комедии, Артур был занят «более полезным делом»: он аккуратно, красивым круглым почерком переписывал с чужой тетради домашнее задание по математике, что, однако, не скрылось от внимательного взора учительницы.

– Артур, убери тетрадь, – спокойно сказала Наталья Викторовна.

Мальчишка, с улыбкой посмотрев на учительницу, закрыл тетрадь. Но через минуту снова занялся задачами, вовсе не ожидая, что Наталья Викторовна окажется рядом.

– Дай-ка мне тетрадь, – строго сказала она.

– Нет, нет, нет, – пряча тетрадь под пиджак и заискивающе улыбаясь, ответил Артур.

– Положи её на место, – потребовала Наталья Викторовна.

– А где у неё место, не подскажете? – спросил Артур. Он знал, что кто-кто, а уж Наталья Викторовна ни за что не станет его наказывать за шутливый тон. Одноклассники, глядя на Артура, не могли удержаться от улыбки.

– Встань-ка, – приказала Наталья Викторовна.

Артур выбрался из парты. Он был почти на две головы выше низенькой учительницы литературы, но она, ничуть не смущаясь «переростка», скомандовала:

– Тетрадку мне на стол.

– Так вот где её место, у Вас на столе? А я и не знал, – нараспев ответил Артур. – Но мне кажется, ей и здесь хорошо.

Ребята с интересом наблюдали за тем, как Наталья Викторовна пытается совладать с лукавым нарушителем порядка. Она сделала шаг вперёд, чтобы забрать тетрадь. Но Артур отступил назад, и тут тетрадь, предательски выскользнув из-под пиджака, оказалась у ног учительницы. Артуру ничего не оставалось, как поднять тетрадь и положить её на стол Натальи Викторовны.