Текст книги "Равнодушие Роман-исследование"

Софья Львовна от такой неожиданности рот открыла, но потом пришла в себя:

– Либо ты сейчас же встанешь на своё место, либо больше не будешь солисткой.

В тех танцах, которые готовили на смотр художественной самодеятельности, Даша солировала, и Софья Львовна прекрасно знала, что мало кто откажется от столь почётной роли. Но Даша не стала сдаваться и чётко повторила:

– У меня болит нога, и потому сегодня я танцевать не буду.

Софья Львовна отвернулась от Даши и продолжила урок. Угрозу свою она выполнила.

Однако Даша гордилась собой, понимая, что не каждый смог бы вот так оказать сопротивление учительнице, которую большинство ребят боялись.

Балет

Вероника Петровна любила ходить в театр, особенно нравился ей балет. Конечно же, она никогда не мечтала танцевать сама, считая себя толстой и неуклюжей. Худенькой, конечно же, она не была, но и преувеличивала сильно, выражая недовольство по поводу своей фигуры.

Веронику Петровну завораживала сама атмосфера представления, особенно когда по сцене проплывали белоснежные лебеди – девушки в пуантах и в круговых стоячих юбках. Их стройные и точно попадающие в ритм ножки восхищали её. А музыка Петра Ильича Чайковского в сердце была вне конкуренции. Театр помогал Веронике Петровне отвлечься от рутинных дел, побывать в царстве грёз и хоть немного прикоснуться к тому, что представлялось изящным и невесомым.

В столицу Байкала редко попадала балетная труппа. Только артисты Бурятского государственного театра. Но и их приезд становился ярким событием для любителей музыкального и танцевального искусства.

Вероника Петровна взяла Дашу с собой. Она и раньше это делала, да только дочка, по малости лет, была занята не происходящим на сцене, а поеданием пирожного да разглядыванием сидевших рядом людей. Теперь же, когда Даше было восемь лет, она внимательно следила за самим спектаклем. Это был тот чудесный балет, который Вероника Петровна когда-либо видела. Показывали «Лебединое озеро».

Для Даши особенно волнительны были первые минуты пребывания в театре: музыканты в ложе настраивали инструменты, потом гас свет, и зазевавшиеся зрители в полумраке пробирались к своим местам; а новый луч света, освещавший ярко раскрашенные декорации, вставал последней недвижимой картинкой перед началом сказочного действия. И хотя отчётливо было видно, что берега и само озеро – это разрисованное полотно, тем не менее, они придавали сцене ощущение таинственности. Даше предстояло познакомиться с чем-то новым, о чём так мечтательно шептала мать, годами ждавшая приезда балетной труппы.

Свет погас, и вспыхнул вновь там, где было изображено озеро. Выпрыгнуло несколько девушек, которых зрители встретили шумными аплодисментами. Девушки двигались подобно птицам, но всё же мало походили на лебедей. Даша отчётливо слышала стук пуантов, отбивающих ритм. А потом, присмотревшись, поняла, что балерины не были столь худы, как их описывала мама. Вполне плотненькие девушки, только одна из них была стройненькой.

Однако и с округлёнными боками балерины ловко перебирали ногами; не составляло труда и поднимать их юношам – танцовщикам. Однако более всего завораживала музыка. Как одно, второе, третье… мгновения летели мелодии Испанского, Неаполитанского, Немецкого и Итальянского танцев; а Танец маленьких лебедей, этот юркий шедевр, своей яркостью затмил ранее увиденное.

Даша стала представлять себя там, на сцене. Вот она также здорово отчеканивает ритм Испанского танца, а вот и смелая лебедь на руках принца Зигмунда. «А кто же будет принцем?» – задумалась она, и тут же, как само собой разумеющееся, в её мыслях предстал Артур. Теперь уже он поднимал её, опускал, кружил. Такой сильный, весь в белом обтягивающем костюме.

Спектакль закончился поздно. На улицах горели фонари, тусклым светом приветствуя выходивших из театра зрителей. Пришлось как обычно долго ждать шофёра отца. Но, несмотря на довольно прохладный ветер, Дашу грело ощущение радости, и она продолжала грезить фрагментами «Лебединого озера», представляя себя в роли очаровательной Одетты, Артура – в образе прекрасного принца.

«Почему именно Артур пришёл мне в голову, когда я подбирала себе партнёра? – рассуждала Даша. – Почему он?» Ответ появился сам: никому больше не удалось бы так легко поднимать девушку и танцевать с ней, держа её на вытянутых руках, бороться за неё и оберегать от злых чар…

Пионерское звено

Младшие классы остались позади. Даша и её сверстники значились пионерами, а, значит, совсем взрослыми ребятами, которым уже нельзя было шалить. Наоборот, им предстояло выполнять ряд важных поручений. Например, дежурить по школе, проводить внеклассные мероприятия с малышами, самостоятельно готовиться к новогодним и другим праздникам. Конечно же, учителя и родители помогали, но чуть-чуть. Ребята чаще всё организовывали сами.

Теперь весь класс был разбит на пять звеньев по шесть человек в каждом. Даша, как и ещё четверо одноклассников, работали звеньевыми. Она сама выбрала ребят, с которыми ей было бы сподручнее выполнять общественные поручения. Так, в её звено попали хорошисты Саша и Гриша, тихоня троечник Вася, соседка по дому Маша, и, конечно же, Тина как ближайшая подруга Даши.

Каждое звено должно было трудиться по трём направлениям: помогать отстающим с учёбой, это на себя взяли Даша и Гриша; приносить одиноким старикам и старушкам продукты в том квартале, где проживали члены звена, ответственным был Вася; и всем вместе следить за порядком в школе в ту неделю, когда дежурным по школе был их класс, а случалось это раза три за год.

Даша так обрадовалась своей новой роли – звеньевой и с таким энтузиазмом принялась за дело, что многие удивлялись: сколько в этой девочке энергии; а учителя уяснили: Даше можно доверить ответственное дело, она справится.

Каждый понедельник Даша наведывалась в подшефный первый класс, где помогала малышам выполнять трудные задания. По вторникам звеном совершался рейд к жившим поблизости одиноким старушкам, которым приносили продукты и газеты. А в выходные или после уроков ребята оставались на репетицию театральной постановки. Сначала ставили маленький спектакль, где были задействованы мальчишки и девчонки из Дашиного звена, потом к ним подтянулись и другие одноклассники и сказку выбрали побольше – «Двенадцать месяцев» С. Я. Маршака.

Даша не раз готовила викторины, сценки, деловые игры, выступая в них и в роли создателя-организатора, и непосредственного участника. Никто уже не мог себе представить, чтобы Даша не трудилась над очередным номером для праздничной программы.

А дежурило Дашино звено лучше всех. В коридорах не допускало драк и грязи. С повязкой на руке Даша выглядела как заправский командир, и её боялись даже те мальчишки, что учились в старших классах и считали себя выше правил.

Два года Даша была звеньевой и вихрем втягивала в работу одноклассников. Но эра пионеров и их тимуровских подвигов внезапно закончилась: отряды были отменены, перестали существовать и их звенья; исчезла идея помощи тем, кто нуждался, и которую могли оказывать совсем ещё юные жители страны.

Старательную девчушку и позже практичные учителя назначали организатором какого-нибудь мероприятия, однако общественные поручения сводились к уборкам и концертам.

Икона

В четвёртом классе стало не только больше учебных предметов, но и вели их разные учителя. Классная руководительница тоже была новой. Ею стала недавно прибывшая из маленького городка учительница.

Она пристально следила не только за поведением детей в школе, но и за тем, кто из них что рассказывает. Приподнимая брови, чётко внушала то, что нужно делать и чего нельзя; вмешивалась не только в ссору, но и в любой спор учеников. Нередко посвящала классный час тому, чтобы осудить кого-то, на примерах излагая мораль. И тогда ребята боязливо съёживались, ощущая на себе строгий взгляд и назидательно-неприятный тон.

А Даша, хлопая большими ресницами и отвлекаясь от содержания очередного поучения, разглядывала учительницу; её шерстяное тёмно-коричневого цвета платье; прямоугольной формы очки с закруглёнными концами, седые волосы в крупной укладке. И пыталась по прищуру светло-голубых глаз Маргариты Васильевна определить, о чём та думает. Новая классная руководительница очень уж напоминала учителей из старых советских фильмов с их чопорностью и непримиримостью.

Как только наступила зима, Маргарита Васильевна принялась ходить по домам учеников, выполняя обычную в то время миссию. Старалась выяснить, кто в каких условиях живёт, когда и где делает уроки, как родители заботятся о досуге ребёнка. Гадостная и никчёмная была обязанность. Правда, не для Маргариты Васильевны, давно привыкшей к такого рода условностям своей профессии.

Стоило согласиться с тем, что опека со стороны школы производила положительный эффект, если ребёнок долго не ходил в школу, и тогда поднимали тревогу, узнавали, что произошло. Минула советская эпоха, и наступила другая крайность: в дом ученика не заглядывали даже в том случае, если он не появлялся в школе несколько месяцев.

Маргарита Васильевна, приняв Дашин класс, быстро поняла, что Даша бойкая и самостоятельная девочка, а такие никогда не внушали ей доверия. Идеалом классной руководительницы была краснощёкая пухленькая Вика, всегда приветливо улыбавшаяся и ничего не смевшая делать без совета взрослых.

В конце декабря классная руководительница, наконец, решила заглянуть и к Даше. Не слишком корректен был приход учительницы без предупреждения. Но, полагаясь на своё бесспорное право, та застала добродушную Веронику Петровну врасплох.

Даша болела, высокая температура томила, а насморк и сильный кашель мешали нормально дышать. Свернувшись калачиком под одеялом, она только что уснула, и лёгкий ветерок из дверной щели теребил растрёпанные волосы. Девочку, несмотря на принятое лекарство, морозило.

Вероника Петровна затеяла стирку и была вся в пене, однако, открыв дверь, и, увидев Маргариту Васильевну, расплылась в улыбке. Мимо тазов с бельём провела учительницу на кухню. Несколько раз извинилась, что не могла принять в лучшем виде, так как не вовремя занялась домашними делами, а дочка так и вовсе захворала.

Маргарита Васильевна заявила, что хочет увидеть Дашу.

– Но она только что заснула, – робко возразила Вероника Петровна.

Однако классная руководительница не стала слушать нелепые оправдания и смело направилась в комнату девочки, быстро сориентировавшись в чужой квартире.

Даша уже проснулась от звука незнакомого голоса и сквозь тяжёлый свет коридорной лампы разглядела учительницу. Приподнялась на постели и ослабленным голосом произнесла: «Здравствуйте».

Маргарита Васильевна спокойной поступью прошла к креслу, присела на его край и велела спешившей за ней Веронике Петровне включить свет. Вероника Петровна выполнила приказание.

Маргарита Васильевна спросила о Дашином здоровье, однако интересовало её нечто другое. Она внимательно всматривалась в обстановку комнаты. И тут её глаза наткнулись на запретный предмет. В углу комнаты висела икона, и притом достаточно большая.

– У вас есть икона? – не дослушав слова о том, как себя чувствует Даша, указала она.

– Да, – несколько смутившись, что учительница переменила тему разговора, кивнула Вероника Петровна. И тут же принялась охотно рассказывать о том, что её родители всю жизнь молились, ходили в церковь. Да и сама Вероника Петровна человек верующий, чтит заветы родных, по воскресеньям и большим праздникам бывает в храме. Потом похвасталась, как ещё в молодости прочитала житие Сергея Радонежского; поделилась и тем, как проходит служба в здешнем Знаменском соборе, а также кто из священнослужителей и как проводит церковные обряды, читает проповедь.

В общем, Вероника Петровна нашла собеседника на её любимую тему, позабыв наказы мужа, ведь в советское время жили! Икону и то у Даши в комнате оставили, чтобы никто из коллег Валерия Матвеевича случайно её не заметил.

Вероника Петровна сама не раз делилась историей о том, как одна из её однокурсниц из-за венчания в церкви была исключена из института как раз накануне вручения диплома. Документ о полученном образовании выдали только через год. Никогда бы не стал начальником или членом партии, а без членства в КПСС нельзя было и думать о хорошей должности, тот, о чьих религиозных убеждениях была бы выявлена информация. Представители власти частенько доплачивали священнослужителям, чтобы знать о постоянных посетителях церкви.

И тут вдруг Вероника Петровна про всё это забыла; в стремлении услужить гостье не заметила, что классная руководительница внимает словам добродушия вовсе не из любви к религии, а с целью получения нужных сведений об условиях воспитания Даши, той самой Даши, чей авторитет был так велик в классе, и который во что бы то ни стало она хотела уничтожить.

Маргарита Васильевна отказалась от предложенного ей чая и со строгим лицом вышла из комнаты. Ещё раз, сверху вниз глянув на Веронику Петровну, вежливо попрощалась.

Валерий Матвеевич, узнав о приходе учительницы, рассердился:

– Чего она заявилась? Посмотреть, у кого что лежит? Пусть лучше детей учит, а не по чужим квартирам ходит.

Он не знал, что Вероника Петровна дала увидеть внезапно появившейся посетительнице икону и поделилась с той своей привязанностью. «Чтобы не было лишних проблем, – учил он Веронику Петровну, – не следует посвящать всех, тем более незнакомых людей, в свои маленькие тайны». Вероника Петровна об этом никогда не задумывалась.

Наивная простота глубоко верующей женщины дала неутешительные результаты. На первом же родительском собрании, воспользовавшись отсутствием Вероники Петровны, та себя плохо чувствовала и не могла прийти, Маргарита Васильевна заявила, что, побывав у Даши дома, она сделала однозначный вывод: воспитание Даши не служит примером для других детей. Сославшись на то, что не может вдаваться в подробности, посоветовала родителям ограничить общение детей с указанной девочкой.

Жившая по соседству мать одного из Дашиных одноклассников передала слова классной руководительницы Веронике Петровне. Та, конечно, расстроилась, позвала дочку и стала спрашивать, что такого сделала Даша, почему она неуважительно относится к ребятам, что с ней даже запретили дружить?

Но соседка велела Дашу отпустить и тихо спросила, видела ли классная руководительница в квартире икону?

Да, – честно призналась Вероника Петровна. – Я ей ещё рассказала, как Дашу крестили и как меня молитвам родители учили, а я потом Дашу.

Ну вот, а что ты теперь хочешь? – спокойно заключила соседка. – Ты же знала, что классная руководительница по домам ходит, разглядывает, как ученики живут, ни к тебе же первой пришла. Убрать надо было икону или хотя бы дверь закрыть.

Родители некоторых одноклассников действительно посоветовали своим детям не общаться с Дашей. Да и Маргарита Васильевна вовсю старалась выставить её в неблагоприятном свете: приструнить там, где про других молчали, обвинить в том, что совершало большинство. Авторитет Даши таял на глазах. Всем одноклассникам к концу году было ясно показано учительницей, что Даша не тот человек, которому стоит подражать. И она тихо страдала.

Летняя отработка

Дашу с Тиной для летней отработки определили помогать учителям по детской площадке, которая организовывалась для учеников младших классов.

Родители по утрам приводили малышей в школу, а вечером забирали либо разрешали возвращаться домой самим. Не раз можно было наблюдать, особенно в начале июня, так как родители редко отправлялись в отпуск в этом месяце, предпочитая более тёплые, как мамы с матрасами под мышкой спешили со своим чадом в школу.

Детей занимали целый день. До обеда назначались культурно-массовые мероприятия: ходили в местный кинотеатр, катались по железной дороге, ели мороженое, загорали на поляне в окрестном лесочке. А днём малышей отправляли на тихий час. В общем, за небольшую плату родители могли оставить детей на попечение школы.

Даша и Тина, попав на детскую площадку, очень обрадовались. Работать под палящим солнцем с тяпкой, окучивая грядки, или мыть школьные кабинеты после извёстки, разъедавшей руки, было тяжелее, чем возиться с малышами.

Хотя, какие они малыши? Тина и Даша были старше на два–три года. Но учительницы доверяли девочкам. И каждое утро Тина и Даша накрывали для своих подопечных стол, следили за ребятами, когда те лазили по турникетам в школьном дворе. Иногда разнимали подравшихся мальчишек, чаще – сопровождали детишек в кино и на иные мероприятия с выходом за пределы школы.

Но особенно тёплым моментом в этой практике был сон час. Многие ребята не хотели днём спать по вполне понятным причинам: разгорячённые весёлой игрой или походом и считавшие себя уже более взрослыми, чем детсадовские малыши, они отчаянно сопротивлялись: сопели, прыгали, кричали, придумывали разные развлечения или прятались, чтобы не укладываться спать. Но после первой сказки, рассказанной Дашей в тихий час, они уже не отказывались попасть на свои раскладушки и с восторгом ожидали прихода маленькой помощницы.

Мать покупала Даше пластинки, тогда выходила серия аудиоспектаклей «Сказка за сказкой»; и Даша помнила некоторые истории почти наизусть. Особенно ей нравились сказка Йозефа Лайды «Про хитрую Куму-лису», шведская сказка «Гвоздь из родного дома» и «Сказки дядюшки Римуса» Джоэля Харриса.

Ребята, как только сказка завершалась, легко засыпали. Им было хорошо и уютно в мире таинственных превращений. А Даша наслаждалась счастливыми мгновениями в роли маленькой наставницы, сделав первые и вполне уверенные шаги на новом для неё – педагогическом поприще.

Гастроли

Прошёл ещё год. Дашины мысли с утра были заняты предстоящим концертом в парке культуры и отдыха.

Лето. А какой же отдых, если даже ни разу не побывал в парке? Там зелёные деревья, скамеечки, зоопарк, для самых маленьких картинг и много-много качелей. То скачущие зверята, то бегущие по кругу паровозики, то большие лодки, поднимающиеся вверх и вниз. Для тех, кто постарше, – качели, устремляющиеся восьмёркой; для совсем взрослых – карусель с эффектом невесомости. Столько интересного! Так поначалу думала Даша.

Она прыгала вокруг матери, пока та её прихорашивала. Для Даши и её приятельниц из хореографического кружка это уже было не первое выступление. Они уже успели себя показать на праздничных вечерах во дворце пионеров, на обувной фабрике, двух заводах, в военном училище, в доме инвалидов и престарелых, на уличных придомовых сценах-площадках. Выступать, безусловно, нравилось. Благодарные зрители хлопали в ладоши, поздравляли девочек с очередным танцем и восхищённо смотрели вслед.

Три танца, один за другим пронеслись быстро, и Даша была свободна.

– Давай походим по парку, – предложила она матери. – Здесь тихо, уютно, столько зелени. Можно и на карусели покататься.

Солнце светило ярко, но не томило жарой. Подходивший вечер наслаждал прохладой. Вероника Петровна согласилась. В конце концов, дочка сегодня немало потрудилась и заслужила прогулку. Даша покаталась на красной лодке-качеле, затем пересела на карусель с деревянными лошадками и зебрами; а потом они с матерью попали на колесо обозрения, с которого на огромной высоте можно было увидеть город далеко вокруг.

Даше так понравились эти развлечения. Её глаза блестели от удовольствия. Устав, они с матерью присели на лавку. Даша болтала ногами, поедая розовое мороженое, и посматривала по сторонам.

– Скажи, а что там за памятник торчит? Вон там, – спросила она, указав на небольшой монумент, стоявший в нескольких шагах от карусели.

Вероника Петровна пояснила:

– Здесь остались надгробия нескольких чем-то прославившихся людей.

– Что значит остались? Разве их не специально делали для парка?

– Нет, конечно. Здесь кладбище раньше было, а потом, в советское время, на этом месте решили парк разбить. Территорию выровняли, памятники, конечно же, снесли. Только вот некоторые сохранили. Первое время сюда ещё люди ходили поминать; родственники кого-то ещё живы были.

Дашу потрясло это сообщение:

– А что, нельзя было в другом месте парк открыть?

– Власти так решили. Теперь же это центр города. Название только осталось – ЦПКиО – центральный парк культуры и отдыха; а раньше по-другому расшифровывалось, как церковно-приходское кладбище…

Даша с матерью вышли из парка. Вечером неприятно было оставаться среди мрачных, с ползущими тенями деревьев. Да и людей вокруг было уже не много. Аттракционы закончились, и взрослые, прихватив каждый своё чадо, спешили домой.

Даша была несказанно удивлена. Оказывается, вот уже ряд десятилетий люди веселятся, танцуют, по вечерам в парке устраивались танцы; в том месте, где когда-то было кладбище. В сущности, оно там и оставалось. Ведь никто же останки не убирал. Как можно было в таком месте веселиться? Но она же не знала.

Весь город, особенно его центральная часть, состоял из кладбищ. Какие-то сровняли и превратили в парки, какие-то объезжали, а на каких-то уже стояли жилые дома. То ли архитекторы, то ли местные власти не чувствовали своих кощунственных действий, видно, им было всё равно, что и где располагать, перемешивая зоны для живых и мертвых; то ли сами горожане равнодушно относились к происходящему. Как бы там ни было, на телах мёртвых веселились.

И проносились дальше годы, представляя пример уродливого безразличия, взращиваемого от поколения к поколению и настойчиво передаваемого по наследству, от власти к власти.

Демократия

Даша делала уроки, сидя на диване и включив толстощёкий телевизор. Присутствие привычно шуршащего у стены друга радовало. Только рефераты и сочинения Даша писала, сидя за столом, и тогда телевизор уже мешал, отвлекая непрерывными речами.

Но что было делать сейчас, когда вместо дневного показа художественного фильма, шёл хоккей? Ничего другого не оставалось, как следить за игрой. Благо дело, хоккеисты радовали постоянными победами. А это воодушевляло.

Но и хоккейные матчи, дождавшись очередного финала, закончились. Их сменили трансляции со Съезда народных депутатов, захватнически поглотив всё послеобеденное, предназначенное для выполнения уроков, время.

Трансляция выступлений народных избранников была нова и необычна. Даша, к своему удивлению, то и дело отрывалась от книжки с тетрадкой и прислушивалась к тому, о чём говорили. Выступления неизвестных ей взрослых дяденек, занимающихся абсолютно непонятным ремеслом – политикой, вдруг вызвали интерес и у неё, двенадцатилетней девочки-подростка.

Народные избранники порою говорили с таким жаром, так спорили и ругались, отстаивая свою позицию, что нельзя было не обратить на них внимание. Депутаты нападали в своих обличительных речах друг на друга, а иногда даже порывались перейти к публичной драке. Это было забавно. «Как это только такие взрослые дяденьки, некоторые совсем седые, одетые в строгие деловые костюмы с галстуками, и вдруг такое вытворяют?» – размышляла Даша, с трудом осознавая то, что эти самые люди и призваны принимать насущные для страны решения.

Среди них были и те, кто бесшумно сидел в своём кресле, проявляя невиданное равнодушие к происходящему на трибуне и в зале. Одни тихонько посапывали, прижавшись к подлокотнику кресла, а другие по-детски бесхитростно зевали в камеру, недоуменно замечая, что их снимают. Даша смеялась.

Время выступлений было ограничено регламентом, и после того как заветные десять, пятнадцать или двадцать минут заканчивались, депутаты никак не хотели уступать место, и микрофон тогда отключали.

Однако депутаты и в этом случае не сдавались: махали руками, хлопали записями о деревянную поверхность кафедры, топали ногами или хватали соседа за рукав; однако их не было слышно. И они с надеждой начинали дуть в микрофон, а потом бежали к председательствующему и что-то пытались ему объяснить, отчаянно жестикулируя.

Но он был неумолим. Это был серьёзный дяденька. Он вёл заседания. И частенько повторял: «Давайте уважать друг друга. Вот Вы выступили и другому дайте». «Да, ему не позавидуешь, – отмечала Даша. – Таких шумных людей утихомиривать приходится!»

Наряду с трансляциями съездов, но уже в вечернее время, давался обзор работы Верховного Совета СССР или, иначе говоря, малого парламента страны.

Только Даша начала улавливать, в чём суть деятельности депутатов, как трансляции прекратились. «Как жаль!» – воскликнула Даша и подумала, что, избранникам, наверное, не очень нравилось, что их показывали не всегда с положительной стороны.

Поиграв в демократию в самом начале своего появления, представители новой политической элиты посчитали, что несколько месяцев всенародных трансляций достаточно. И можно забыть о красноречивых лозунгах про демократию.

Пионерский лагерь

Нередко на лето родители отправляли детей в пионерский лагерь. Путёвки предоставлялись бесплатно либо за доплату профсоюзами тех предприятий и организаций, где существовала сильная инфраструктура. В частности, работники завода, где занимал руководящую должность Валерий Матвеевич, являлись все, без исключения, членами профсоюза, – так было принято.

Даша не любила пионерский лагерь. Когда она там побывала в первый раз, то ей было невероятно скучно. Она прекрасно помнила замечательные кадры из фильма «Каникулы Петрова и Васечкина»: там был и шахматный кружок, и картинг, и ещё много других развлечений. А что увидела Даша? Деревянную сцену для выступлений, спальню и библиотеку.

Кормили, правда, хорошо, все ребята поправлялись. Но интересных занятий не предлагали. После того, как ребята утром вставали, заправляли кровати и завтракали, их отправляли за пределы корпуса. Нельзя было ни телевизор посмотреть – это была прерогатива воспитателя и вожатых, ни книгу почитать, так как в корпус запускали только в дождик, а сидеть с книгой под палящим солнцем было неприятно. Нельзя было ни в речке покупаться: она была за пределами лагеря, и ходить туда было запрещено; ни в бассейне поплавать: врачи постоянно докладывали, что вода не достаточно тёплая, и всего один раз за месяц ребят туда пустили, да и то на полчасика.

Вот и слонялись бесцельно мальчишки и девчонки от лавочки к лавочке, не зная, на что время потратить. В пионерлагере работал кинотеатр, кино показывали почти каждый вечер. И это, пожалуй, было единственным развлечением, подаренным взрослыми.

Даша искренне удивлялась, почему даже мячика не было? Тут уж они бы нашли, во что поиграть. Но мячика не было. Не было ни одной спортивной площадки. И потому небывалая скука царила вокруг.

Но это было давно, когда Даше было восемь лет. А теперь она уже стала совсем взрослой девочкой, серьёзной и самостоятельной. Может быть на этот раз пионерский лагерь запомнится ей другим, не столь однообразным и бездеятельным? Она искренне на это надеялась.

Мать уж очень настаивала, чтобы Даша туда поехала, полагая, что чистый воздух дочке необходим, да у неё и не было времени заниматься Дашей. Она уговорила дочку, пообещав, однако, что ходившая вместе с ней на танцы маленькая хрупкая Аня, да Митя – высокий плечистый брат Ани, будут отдыхать вместе с ней, а втроём им уж будет, чем заняться, да и какие-нибудь игры можно будет с собой взять.

Даша согласилась, но Валерий Матвеевич принёс домой только две путёвки – для девочек. Родители Мити и Ани работали в медицинском учреждении – и путёвок там не давали. «Как достать путевку для Мити?» – ломала голову Вероника Петровна. Но, поговорив с Олегом Витальевичем – одним из приятелей мужа, нашла выход.

В этот год Олег Витальевич не собирался отправлять своего сына в пионерский лагерь и с удовольствием отдал путёвку для Аниного брата. В путёвке значились имя, фамилия и возраст мальчика (по возрасту распределялись дети по отрядам – самые старшие – четырнадцатилетние составляли первый отряд, тринадцатилетние – второй и так далее). У Аниного брата и сына Олега Витальевича имена, к всеобщей радости, совпадали, а вот к фамилии нужно было привыкнуть. Так девятилетний Митя попал в отряд к двенадцатилетним подросткам, благо дело, по росту он подходил. Даша торжественно повязала ему, октябрёнку, пионерский галстук, чтобы уж никак нельзя было его отличить от того, кто фигурировал в документах.

Девчонки разместились в отрядовском домике и были рады, что целый месяц проведут вместе. Однако Митю они нашли унылым. Он понуро сидел на лавочке.

– Ты чего тут? – спросила Аня, внимательно разглядывая брата.

– Ничего, – кинул Митя, – называют сегодня всех по списку, а я жду, жду свою фамилию, потом чувствую, что меня тормошат. Я совсем забыл, что я теперь Чугуев.

– Мы же тебе наказывали, – заметила Аня.

А Даша, улыбаясь, сказала:

– Ты главное галстук не забывай повязывать, а фамилию твою уже все запомнили. Сам не откликнешься, так позовут.

Митя вздохнул и пошёл к себе в отряд. Он был активным мальчиком, всегда верховодил среди сверстников, так что через пару дней считал ребят из отряда уже своими.

Даше нравилась утренняя линейка: надевали галстуки, а в особо торжественные дни – день открытия и день закрытия смены ещё и парадную форму: белую кофточку и синюю юбочку.

Действительно, школьники вполне неплохо смотрелись в строгих костюмах. Но, несмотря на то, что галстук можно было каждый день не носить, одежда была свободной и предназначенной для отдыха, ребята не забывали про него. Конечно же, не из любви к партии. Мальчишки и девчонки гордились своим отличительным знаком.

Основная жизнь в пионерском лагере шла по следующему сценарию. Познакомившись друг с другом, отрядовцы разбивались на группы: хулиганы и дети-паиньки.

Первая часть компенсировала недостаток внимания со стороны воспитателей и пионервожатых самостоятельными походами на речку. Отрядовцы встречались с деревенскими парнями и девчонками и нередко хвастали приобретёнными презервативами и распитыми напитками.

Необходимо было только к обеду и ужину быть на месте, так как воспитатели проводили сверку; в остальное время взрослым было абсолютно всё равно, где и что делают подопечные.

Дети-паиньки, к которым относились и Даша с Аней, помогали воспитателям рисовать газету, придумывать девиз и название отряда, а также участвовали в театральных постановках.

Репетировали «Золушку» на новый лад. Новоиспечённая Золушка вместо туфелек носила кроссовки, вместо милого платья предпочитала джинсы и спортивную майку, а встреча её с принцем предполагалась на дискотеке. Ребятам очень нравилась эта постановка.

Однако самым важным событием было дежурство. Все отряды дежурили по очереди, за исключением младших. В день дежурства надевали парадную форму и красные повязки на рукава. Распределяли дежурных по разным объектам: кто работал в столовой, помогая накрывать на стол, кто стоял на посту у треугольника, где проводилась линейка; кто трудился в радиорубке, делая объявления; кто у ворот лагеря: там встречали прибывших родителей и вызывали того, к кому приехали. Утром проверяли, как убрана территория у каждого отряда, а в обед, все ли отправились на послеобеденный отдых. Дежурный отряд обладал привилегированным правом – в сон час не спать.