Текст книги "Равнодушие Роман-исследование"

В этот вечер читать и писать было уже бесполезно: руки, державшие книгу, замерзали, а шариковая ручка из-за застывшей в ней туши перестала вычерчивать слова. Даша прижалась к Артуру настолько сильно, насколько могла. Одеяла, шуба – всё было на кровати, чтобы как-то согреться. Молча склонив голову к её плечу и неотступно чувствуя свою вину перед ней, Артур обхватил Дашу крепкими руками и стал целовать, слегка прикасаясь к её волосам, чуть прохладным от незаметно гуляющего ветра. Артур считал, что он не может, не имеет никакого права заставлять Дашу мучиться вместе с ним, и терзался этими раздумьями. Но порою забывал это, наслаждаясь ощущением непокорности, живущей в Даше. Беспокойно глядя на девушку, терпеливо принимающую новые часы холода, Артур старался обвить её своим телом. Их скрепляло чувство одинокой и внезапной отдалённости от других людей.

Артур и Даша остались на ночь в нетопленной, оторопело глядящей на них избе. Собрав несколько старых журналов, зажгли их, но пламя вскоре погасло, так и не оставив тепла. Предстояло посильно ждать.

И они стремились в это безвестное будущее, хватая неутомимой силой жить затянувшиеся минуты холода. А стужа проникала всё глубже. Даша всё чаще затыкала углы одеяла, под скудным теплом которого они замерзали.

Наутро Даша с горьким удовлетворением заметила, что ночь они пережили.

Пар струился из дышащего носа и изредка открываемого рта, когда ребята перебрасывались короткими фразами. Наверное, ничего не оставалось, как лечь в постель и уснуть надолго. О другом Даша уже и не помышляла.

Она с опаской смотрела в начавшийся, тоже тихий и страшный неизвестностью день. В университет она поехала. Но не для того, чтобы учиться, а согреться, и долго там стояла в коридоре, держась руками за палящую батарею.

Один из парней предупредил, что она может обжечься. Но Даша только устало взглянула на незнакомца и рук от тепла не оторвала. Ей так хотелось забрать этот жар, проникающий куда-то глубоко, до самых костей, и сохранить его; припрятав, унести с собой или хотя бы запомнить.

Занятия прошли незаметно быстро, а потом среди малышей и вторая половина дня. Но никто так и не смог согнать грусть с Дашиного лица, никто не вынул из её сердца страх за будущую ночь.

Она позвонила матери, сказав, что будет у Артура, и бросила трубку, когда та стала читать наставления. Мол, девушка должна блюсти свою репутацию, и вообще, неизвестно, кто может вечером прийти к Артуру домой, вдруг какие-нибудь плохие парни. Пока Даша ехала к Артуру, то думала об одном: только бы появились дрова, пусть бы их прислал неведомый Волшебник, и тогда можно будет натопить печку.

Артур, открыв дверь, прижал к себе продрогшую Дашу и велел ей не раздеваться. В избе было по-прежнему холодно. Её глаза безмолвно вопрошали: удастся ли им выстоять и в эту ночь? Артур понял её вопрос, но не сказал ни слова. Он не знал ответ. И тогда Даше захотелось плакать, кричать, но и на это уже не было сил.

Артур расколол табуретку, и ночь прошла. Новый день открылся краткой радостью: один из парней принёс чинить велосипед, и полученные деньги Артур обменял на поленья.

В наступившее воскресенье Вероника Петровна отправилась в церковь. После Дашиных слов вера её не поколебалась. Она только сетовала, за что Бог так заставляет страдать её дочь?

В храме к Веронике Петровне подошла её давняя знакомая Анастасия Васильевна, когда-то так же, как и отец Пафнутий, знавшая деда Даши. Она оказалась невольным свидетелем произошедшего ранее разговора Даши со священником.

– День добрый, – поприветствовала она Веронику Петровну.

– Здравствуйте, – кивнула Дашина мать, не поднимая наполненных непринуждённой тоской глаз.

– Я не так давно видела Вашу дочку. Она разговаривала с отцом Пафнутием, – отметила Анастасия Васильевна.

– Да, – тяжело вздохнув, согласилась Вероника Петровна, не ожидавшая от начатого разговора ничего, кроме праздного любопытства.

– Я вот, – тем временем продолжала Анастасия Васильевна, – посоветовалась с одним человеком, он часто в наш храм приходит, предприниматель. У нас одной женщине необходимо было внучку-сироту на ноги поставить. Так он денег дал на одежду и обувь. Он и сегодня здесь. Вон там, возле иконы Христа-спасителя стоит, – и Анастасия Васильевна указала на черноволосого с лёгкой проседью мужчину средних лет. – Я ему изложила суть Вашей проблемы. Объяснила, что нужна машина дров. Он попросил дать адрес.

Вероника Петровна только теперь внимательно посмотрела на собеседницу.

– Нужно написать адрес? – всё ещё сомневаясь в происходящем, спросила она.

– Да, – кивнула Анастасия Васильевна, – я сказала, что дрова нужны как можно скорее. Люди замерзают.

Вероника Петровна поспешно открыла сумочку, вырвала из блокнота листочек, нацарапала на нём название улицы и номер дома Артура и отдала записку Анастасии Васильевне. Та неслышными шагами пробралась к таинственному мужчине, сунула ему в руку лист с адресом и отошла к соседней иконе, возблагодарив Божью матерь за доброе дело.

Но ни Даша, ни Артур не знали о возможной помощи, да и Вероника Петровна не была уверена в том, что какой-то там предприниматель и вдруг проникнется сочувствием.

Даша осталась у Артура, не отступив даже перед капризным натиском матери. Вероника Петровна кричала, Артур тоже уговаривал Дашу вернуться домой, но она отказалась.

Артур налил чай, саркастически заметив, что вода в чайнике остыла. Дал кусочек батона Даше и отломил себе. Они тихо поели, безропотно глядя в темнеющее под звуки завывающей вьюги окно. Потом посмотрели пару передач по телевизору, сильно удивляясь тому, как по ту сторону экрана все непременно чем-то хвастались, крича, волнуясь, громко расписывая, что Россия вот уже несколько лет, как свободная страна…

Наступила третья опасная ночь. Даша внезапно заплакала. Артур спрашивал её, в чём дело, гладил по щекам, а, вытерев ладонью её покрасневший нос, спрятал её голову у себя на груди. Слёзы на ресницах застыли.

– Мы с тобой когда-нибудь сможем стать счастливыми? – спросила Даша.

– Конечно, вот только я поправлюсь, и тогда всё наладится, – старясь придать уверенности своему голосу, сказал Артур. – Мы также будем чему-нибудь радоваться, как те ребята по телевизору.

Что бы ни произошло, он не должен был показывать, как ему тяжело. Должен был держаться хотя бы ради неё, пусть даже самому хотелось реветь навзрыд, кидать, что попало вокруг, чтобы избавиться от ощущения беспомощности, следующего по пятам из-за дня в день.

– Да, если дотянем до утра, – подавленная несостоявшимися надеждами, заключила Даша. Он не разделял её мрачного оптимизма, но и переводить около-гиблую ситуацию в шутку повода тоже не было.

Не наевшись досыта, они легли спать, натянув на себя по паре свитеров и спрятавшись под одеяло и накинутую на него сверху одежду, используя всё, что хоть сколь-нибудь могло сохранять тепло. И почувствовали себя будто в маленькой горнице, обогреваемой их собственными телами.

Даша легко заснула в объятьях Артура. А он ещё долго бодрствовал, ласково поглаживая её волосы и прижимая к губам руки. Утром Даше не нужно было идти на учёбу – был выходной, но сейчас не известно было, сможет ли она встретить новый день, насыщаться его светом, беспристрастным, порою жестоким проникновением. Забираясь в эту ночь в постель, они осознавали, что день для них может и не настать: холод обезоружит двигающийся внутри механизм, и их история закончится.

Даша даже чуточку удивилась, проснувшись с рассветом, и с любопытством выглянула из-под одеяла. За окном, чуть пробиваясь сквозь ставни, светило солнышко, а изнеженный узорчатый снег сиял в своём ярком великолепии чудесного выдвижения из ночи.

Артур встал пораньше и уже готовил завтрак. Заметив направившуюся к умывальнику Дашу, остановил её:

– Воды у нас нет.

– Почему? – спросила Даша, нежно прильнув к его груди. – Вчера ещё полведра было. Куда делась?

– Превратилась в лёд, – спокойно ответил он.

– Что? – отпрянув, воскликнула Даша, стараясь понять, не шутит ли он. – Вся, что ли?

– Замёрзла, следуя велению природы, – уже не удержавшись от улыбки, пояснил Артур.

Даша заглянула в ведро и поняла, что он был прав.

– Я вот немножко сцедил в умывальник. Обмакни полотенце и осторожно проведи им. Напоминаю, вода холодная, – предупредил он.

Даша послушно протёрла чуть смоченным полотенцем лицо. Да, вода была холодна, но приятно освежала. И тут вдруг она почувствовала резкие покалывания на лице. Холод нетопленной избы больно ударил по мокрым щекам. Даша вытерлась сухим концом полотенца и с неумолимо блестящими глазами, с улыбкой на лице подбежала к Артуру, прижалась, обхватив его обеими руками.

– Мы протянули эту ночь, слышишь? – сказала она, воодушевлённо теребя его за шею.

– А как насчёт завтра? – с близким отчаянием спросил он.

– Но у нас впереди ещё целый день, – отодвинула угрозу Даша. – Вдруг кто-то принесёт нам на крыльях помощь?

Даше казалось, что и дальше должно было нагрянуть нечто неразумно хорошее, как это внезапно наступившее утро. Она надеялась, что слепое провидение всё-таки перестанет их кружить по нестерпимому, покрытому холодом, кругу.

– Какая ты всё-таки мечтательница, Даша, – снисходительно заметил Артур. – Всё по сказкам живёшь. А жизнь она не такая счастливая. – Но Даша не стала слушать увещевательных слов и принялась за завтрак…

Вечером машина с дровами стояла у ворот дома. Даша с неподдельной радостью рассматривала дрова, появившиеся чудесным образом. Выпрыгнувший из кабины шофер велел открыть ворота. Даша покорно подчинилась его требованию и отодвинула засовы. Но тут же испуганно воскликнула:

– Но нам нечем заплатить!

– Э, со мной уже рассчитались. Не переживай, девушка, – ответил шофер и стал сбрасывать поленья.

Артур разрубил несколько чурок, а Даша, растопив печь, стала возле заслонки торопливо греть руки. Огонь весело пылал, то и дело выглядывая сквозь небольшое отверстие отошедшей от печки дверцы, и, казалось, даже подмигивал Даше, понимая своё спасительное воздействие.

Ребята приготовили маленький ужин из лепешек и супа с фасолью, и утомившаяся за день Даша заснула прямо на стуле. Артур укрыл её одеялом, стараясь заткнуть щели и оставив свободным только лицо.

Если в кухне уже было тепло, то в комнату воздух пробивался с трудом, и там витала прохлада. Артур сходил к дяде Грише, жившему через дом, попросил его дочку сбегать до автомата и предупредить Дашину мать, что Даша останется у него. Девчонка лихо управилась, пробежав несколько домов до телефонной будки и обратно, минут через пятнадцать сообщив, что Вероника Петровна приедет за Дашей.

Артур расстроился: как обычно, Дашина мать не доверяла ему, всегда требуя, чтобы дочка находилась исключительно с ней. Но спорить с Вероникой Петровной не отчаивался.

Даша проснулась. Потянулась и, заметив взиравшего на неё Артура, спросила, улыбнувшись:

– Я заснула, правда? Это, наверное, от тепла.

Он выглядел расстроенным.

– Ты чего такой? – удивилась Даша. – Всё наладилось ведь. Хоть бы улыбнулся разочек. А то сидишь угрюмый.

– Я попросил позвонить твоей матери, сказать ей, что ты уже спишь. А она велела передать, что приедет за тобой, – с чуть заметной досадой, рассказал Артур.

– Ну, да, это на неё похоже, – заметила Даша, подтвердив его опасения.

Даша ушла переодеваться, а Артур сокрушённо вздохнул. Ничего не попишешь, Даше следует слушаться мать.

Через минуту послышался стук в дверь, и как только её отворили, на пороге появилась запыхавшаяся и рассерженная Вероника Петровна.

– Где Даша? Уже собралась? – строго взглянув на парня, спросила она.

– Да, сейчас придёт, – смущённо улыбаясь, ответил Артур. Он невольно чувствовал вину за то, что Даша уже больше суток не была дома. Но искренне жалел о том, что сейчас она уедет, оставив в его одиночестве избу.

– Привет, мама, – весело откликнулась Даша, услышав знакомый голос. – Я сейчас. Ты опять беспокоишься, что со мной может что-то случиться?

– Поздно уже,– сухо заметила мать.

– Но я ведь не одна здесь, – разгорячённая теплотой дома и радостью от долго мучившей и вдруг растаявшей в этот день проблемы, проговорила Даша.

Она поспешно надевала пальто, застёгивала сапоги и поправляла кудряшки, выбравшиеся из-под нахлобученной шапки.

Когда Даша с Вероникой Петровной ушли, Артур понял, что именно то сильное желание Даши выжить, вера в то, что их ждёт хоть какой-то, пусть только неожиданный выход, спасло их. Именно поэтому он не хотел отпускать её от себя, словно боялся, что вместе с ней уйдёт из его скромного жилища и то славное ощущение тепла, что подарила ему Даша, усердно, самозабвенно и по-детски отчаянно.

Утром Артур решил первым делом разрубить тяжёлые чурки, чтобы уже к приходу Даши в доме было тепло. Он кое-как подкатил первую чурку, и уже было хотел ударить по ней топором, как калитка открылась, и на пороге показалась Даша. Она была очень хороша в своей коротенькой меховой шапочке и с таким же воротником пальто, а её белые пушистые рукавички сияли простой уверенной чистотой.

– Привет, – кокетливо улыбнувшись, сказала она.

– Привет! – удивлённо воскликнул Артур. – Только я тебя так рано не ждал. Ты чего ж так мало спишь, а, моя дорогая? Я с домашними делами управиться ещё не успел, а ты уж тут как тут.

– Но ты же знаешь, я чуть рассвет, и уже встаю, – проворковала Даша и подпрыгнула, желая как можно крепче обхватить парня, – а занятия отменили, – пояснила она.

– Стой, стой, а то я свалюсь, – попытался удержать её Артур. Но Даша уже целовала его, в щёки, в губы, нестерпимо тёрлась об его шершавую щёку, желая взбередить свои нескромные ощущения.

Когда она, наконец, отпустила Артура, ликуя в душе, он попытался притвориться серьёзным и поспешил объяснить, что, к сожалению, ей придётся попридержать свой пыл:

– Даша, меня работа ждёт. Пока светло, надо с дровами управиться. А ты давай, посиди в доме, книжку какую-нибудь почитай, там, поди, много задано.

– Ну, вот ещё! Такая прекрасная погода, а я буду в доме сидеть. Это просто здорово, что я так рано к тебе приехала! Как раз помогу, – горя счастливыми глазами, заявила Даша. – Да, да. Ты всё равно без меня опять куда-нибудь бы свалился и сидел бы на снегу часа два, пока кто-нибудь о тебе вдруг не вспомнил.

– Ладно, ладно, – торопливо согласился Артур.

Но Даша и вправду оказалась полезной. Она подкатывала к Артуру одну чурку за другой, а он их раскалывал на несколько поленьев. Работа быстро спорилась под лёгким зимним солнцем, ласкающим прозрачным светом двоих, счастливых в своей редкой радости, только что спасенных от холода восемнадцатилетних детей.

К полудню была расколота половина чурок. Даша приготовила гороховый суп, а Артур – капустный салат, еду уплетали с большим аппетитом. Наблюдая, как Артур ест, Даша невольно, с чуть проглянувшим в ней оттенком грусти, заметила:

– Только мяса нет. Постный суп получился. Я только кубик специй для вкуса добавила, и всё.

– Не переживай. Время придёт, и мы с тобой накроем самый роскошный стол. Будет у нас великий праздник, – стал успокаивать её парень, довольный, утирая рот.

– Да, когда-нибудь мы наедимся вволю, – согласилась Даша и задумалась, мысленно обращаясь в сытое будущее; тогда она сможет покупать любые лежащие на прилавках магазинов продукты и не смотреть с завистью на людей, которые могут позволить себе приобрести всё, что хочется.

Вечером решили устроить банный день. Даша принесла несколько вёдер воды, наполнила поставленный на горящую печку таз и терпеливо ждала, когда вода будет готова, чтобы Артур смог помыться. Наблюдая за извивающимися языками пламени, она вспомнила, как ещё пару дней назад они жгли с Артуром книги, журналы. Было так тяжело следить за тем, как мерно светящее пламя в обмен на скудную долю тепла уничтожало страницу за страницей. Огонь медленно прихватывал «Евгения Онегина», «Овод», «Учебник по геометрии», а потом один за другим журналы «Вокруг света». Даша тогда испуганно поёжилась: было не по себе, несмотря на то, что это не её вещи горели в топке, она сама никогда не трогала чуть постаревшие страницы; прорывалось ощущение того, что это чьи-то мысли, чей-то труд; что-то некогда нужное и важное, и вот – утрачивало былое значение.

Теперь тепло создавалось от горящих дров, именно их пожирало смутное, но безупречно важное пламя.

Вода согрелась и можно было мыться. Артур достал с полки губку и кусок мыла, а затем разделся до пояса. Даша стала по-девичьи мягко оттирать его спину. Артур невольно засмеялся:

– Слушай, Даша, я так быстрее замерзну. Давай крепче работай.

– Да? – удивилась она и принялась сильнее нажимать на волнистую губку. Затем приложила те же усилия, чтобы оттереть его грудь, плечи, руки, искренне изучая мужское тело.

– Даша, ты опять увлеклась? Хватит уже на меня пялиться! Холодно же. А я тут раздетый сижу, да ещё водой облитый. Давай быстрее, – стал ругаться Артур.

Она смущённо улыбнулась. Взяла полотенце и обвернула им Артура, а потом, спрятавшись за его спиной, обвила руками.

– Теперь тепло? – спросила Даша.

– Да. Даже очень. Из тебя получилась бы неплохая грелка: мягкая, удобная, да ещё что-то говорит, – прильнув щекой к Дашиным рукам, заметил Артур.

– Ладно, – засмеялась Даша. – Вот уже и грелкой меня назвал. Одевайся. А то и вправду, простынешь, а на лекарство у нас денег нет, – и Даша выпустила парня из своих объятий.

– Следую Вашему приказанию, сеньорита, – ответил он. Поспешно стянул с себя полотенце и стал натягивать майку. А потом, прогнав Дашу в комнату, быстро домылся и оделся, сменив белье. Когда с мытьем было покончено, Даша налила чай и уселась к Артуру на колени. Обхватив его шею, стала гладить свежевымытые волосы, невольно улыбаясь и отдаваясь тишине. Артур чувствовал себя счастливым.

Поленья следовало расходовать с величайшей экономией. Однако ребят оставил неподкупный страх замёрзнуть вот так просто в городской избе. Теперь они понимали, что, если холод и станет вновь прикасаться к их беззащитным телам, то и дело напоминая о своём могуществе, он уже не заставит их отказаться от текущих дел, радости земного пребывания и веры в человеческое, неутомимое, но порою редкое участие.

Отъезд

Шла середина декабря. На дворе промелькнула оттепель, обдав обманным ароматом. Но потом всё замёрзло.

Недомогания и усталость продолжали преследовать Дашу. Ей не раз плохо становилось во время езды в автобусе. Она хваталась за ручку сиденья, пила обезболивающее и старалась продержаться до своей остановки, чтобы не упасть в обморок.

Артур готовил горячий чай, успокаивая Дашу, но чувствовал себя виноватым. Они по-прежнему голодали.

И вот как-то на пороге его дома показалась высокая, средней полноты женщина лет пятидесяти, со строгим взглядом и чуть припухшим лицом, в красивом тёмно-сером пальто и с витиевато переплетённой сумочкой из натуральной кожи. Это была сестра его отца.

Осмотревшись по сторонам, она присела на диван и глухим голосом пояснила, что несколько дней назад её встретила одна из его соседок и рассказала, как Артур бедствует, а вместе с ним и девушка.

Он уже поправлялся: ходил по дому, иногда даже появлялся в близлежащем магазинчике. Через пару недель он планировал устроиться на работу, любую работу, чтобы достать деньги.

Когда появилась тётка, Артур был дома один. И не был слишком рад её приходу, но честно рассказал, что было и как обстоят дела сейчас. Тётя заявила, что он мог бы и разыскать её, чтобы потом соседи не обвиняли её в чёрствости. Откуда ей было знать, что ему так плохо! Артур молчал.

Тётя обошла дом, по окончании осмотра которого презрительно заметила:

– Какая нищета, какое убожество! Собирайся, будешь жить у меня.

– Нам… мне и здесь хорошо, – ответил он.

– Нам? Ты о той девушке? Переезжай ко мне, я за тобой через два дня машину отправлю. Подыщем тебе новый техникум и какую-нибудь простую работу. – Она кинула на стол несколько денежных купюр и вышла.

Артур размышлял. Конечно же, жить у тётки, в её семье, ему не хотелось. Но стоило подумать и о Даше. Именно из-за него она была вынуждена работать, недоедать, мёрзнуть. Именно из-за него она крадёт своё здоровье. Именно он ей принёс столько ненужных проблем. Так он, следовательно, должен изменить всё это.

Прибежав вечером с работы, Даша обняла Артура, прижалась головой к его плечу. Закинула книжки на стол и сказала, что хочет сегодня просто отдохнуть. За ужином, увидев, что на столе появились её любимые конфеты, шоколад и фрукты, удивлённо спросила:

– Откуда это? Кто-то принёс чинить велосипед?

– Нет. Это деньги тёти. Моей тёти. Она сегодня приезжала ко мне.

– Наконец-то хоть сейчас о тебе вспомнила. С чего бы это?

– Только узнала, что я болел.

– Понятно. Ну да ладно, чем мы займёмся сегодня? – сказала довольным голосом Даша. И взяла телевизионную программу. Маленький чёрно-белый друг был единственным сокровищем дома.

– Подожди, – начал Артур. – Я принял решение.

Даша настороженно посмотрела на него и испугалась. Он явно волновался и, по всей видимости, хотел сказать ей что-то сложное, тяжёлое, отчего у него перехватывало дыхание и застревал язык.

– Тётя предложила мне жить у неё и найти мне работу.

Даша отвернулась.

– Ты ведь понимаешь, что мне самому трудно где-нибудь устроиться, у меня нет никакой специальности. Да и тебе будет легче.

– Легче? – отозвалась Даша. – Отчего же это?

– Даша, – Артур попытался обнять её за плечи. Но она увернулась.

– Послушай, Даша. Ты устала, ты вся измучена. Если я перееду, тебе не нужно будет работать, не придётся приходить в холодный дом. Вместо того, чтобы голодать, будешь прогуливаться с подружками в кафе.

Даша опустила глаза, в уголках которых засверкали слёзы. Она так спешила к нему сегодня, так мечтала его увидеть. На выходные она планировала посмотреть с ним витрины магазинов, украшенных к Новому году.

Артур продолжал говорить:

– Я приношу тебе страдания. А так тебе не придётся заботиться обо мне.

– А мне хочется заботиться о тебе, слышишь? Хочется! – закричала Даша, вскочив с дивана.

Артур молча смотрел на неё.

– Я против твоего отъезда, – твёрдо заявила она, прекрасно зная, что эти слова его не остановят. Он уступил ей лишь однажды, когда она потребовала, чтобы он ушёл с торговли на улице.

– Ты хочешь, чтобы всё осталось по-прежнему? – не отрывая пристального взгляда от Даши, спросил он.

– Да, – тихо и робко, словно маленький ребёнок, у которого отнимают любимую игрушку, ответила Даша.

– Чтобы я снова был на твоём содержании? – уже со злостью в голосе обратился он к ней. – Ты думаешь, мне приятно жить на твои деньги? Я вынужден был принимать твою заботу только потому, что не мог ходить, не мог себя прокормить. Ты думаешь, мне не больно жить за счёт твоего труда?

– Ты скоро поправишься, и мы будем вместе зарабатывать, – почти неслышно возразила Даша.

– Зарабатывать? Ты думаешь, мне кто-то предложит большую зарплату? Я смогу содержать семью? Я не могу тебе сейчас ничего дать. Слышишь? – Артур устремил на неё рассерженный взгляд.

– Мне ничего не надо, – уже всхлипывая, ответила Даша.

– А я знаю, что надо. Ты о многом мечтаешь. А я сижу тут, как дурак, и взираю, как ты сгибаешься под тяжестью, по сути, не твоих проблем.

Он старался быть твёрд в своих словах, он даже подумывал сказать что-нибудь грубое, чтобы Даше было легче расстаться с ним и, таким образом, прекратить мучения, вызванные жизнью возле него и отнимающие, как он полагал, у неё дни студенческой беззаботности.

– Даша, – Артур подошёл к ней, – я хочу выучиться, получить какую-нибудь специальность. Тебе нужен другой человек, который сможет тебя обеспечивать.

– Мне нужен ты. Только ты. И сейчас.

Артур молчал. Даша отвернулась к умывальнику, вымыла лицо, вытерлась и стала дрожащими руками собирать книги, тетради, другие принадлежащие ей вещи, аккуратно укладывая их в пакет.

– Я буду приезжать к тебе. Мы же сможем видеться, – предприняв уже последнюю, отчаянную, попытку успокоить её, сказал Артур.

– Нет! – закричала Даша. – Мы не будем больше встречаться. Можешь убираться, куда хочешь. Можешь ехать к своей любимой тётушке, которая ещё недавно не помнила о тебе.

– Даша, – Артур опять попытался обнять её. Но Даша увернулась, ловко отодвинув его руку.

– Не смей меня трогать, – со слезами на глазах кричала она. – Я тебя ненавижу, ненавижу.

Она хлопнула несчастной, дёрнувшейся на петлях, дверью и ушла. Артур знал, что догнать её не сможет, но и окажись она рядом, ничего бы он менять не стал. Он сам решил, что его отъезд к тётке – лучший выход. Так что ещё он мог сказать Даше?

Она же не успевала смахивать слёзы, нескончаемым потоком пробивающиеся наружу. Было невыносимо горько. Казалось, Артур был виноват в том, что не смог поступить иначе, что разрушил их обездоленный кров. Она знала, что не нужно было говорить ему, что больше не хочет его видеть. Но эмоции захлестнули её. Впрочем, сделанного не воротишь.

Она надеялась, что они вместе будут устраивать свою жизнь. Но он решил по-другому. «Ещё бы, гордость его пострадала, – сердилась Даша. – Другие парни и рады были бы, если б кто о них заботился, а этот, видите ли, переживает…»

Придя домой, Даша ничего не сказала матери, а, забравшись под одеяло, тихо заплакала. Вероника Петровна поняла, что ребята поссорились. Даша запретила говорить об Артуре, указав только, что теперь он будет жить у тётки. И постаралась забыться, занимаясь текущими делами.

Тётка устроила Артура на работу помощником токаря. И он был уверен, что вскоре, может быть, всего через пару месяцев, у него уже будут деньги, чтобы порадовать Дашу подарком, первым подарком для неё. Надеялся, что пройдёт время, и он окрепнет, наберётся сил, сможет побороть существующие препятствия и перестанет жить чьей-то жалостью.

Новоселье

В декабре тётя Наташа пригласила Веронику Петровну на новоселье, а та, как это бывало и раньше, отправившись в гости, прихватила Дашу.

Не ясно было, как в эпоху разрушения социалистического строя и его гарантированных подарков, в частности бесплатного жилья, тёте Наташе удалось получить трёхкомнатную квартиру. «Очередь дошла», – пояснила она гостям. Двадцать лет минуло с тех пор, как тётя Наташа встала на учёт. И вот – долгожданная квартира.

На новоселье тётя Наташа также пригласила тётю Лену, ещё свою золовку – бойкую старушку лет шестидесяти с лишним лет, не замолкавшую даже на минуту, и нескольких приятельниц с работы.

Даша с интересом разглядывала квартиру: кухня была большой (девять метров, как пояснила тётя Наташа), комнаты среднего размера; и везде уже был произведён ремонт, сияла новизной и изящностью мебель.

– Откуда это? – удивлённо спрашивали подруги. А золовка тёти Наташи от восхищения качала головой. Ещё бы! И это в разгар пустых, совершенно пустых магазинов. Никакой мебели в них не значилось, а уж тем более столь отличного качества и искусного дизайна. Производство стояло, фабрики прекращали работу одна за другой.

И Даша подумала, что, соответственно, для кого-то существовало то, чего другие не видели. Значит, кто-то один, спустив приказ, обнажал прилавки, предоставив избранным всё, чего душе угодно было; да и пряталось специально. Многие люди тогда вынуждены были подрабатывать, ограничивали себя в еде (хлеб и картошка с капустой были основными продуктами), в одежде, пытаясь продержаться сезон в низкосортных китайских товарах, отказывались от походов в кино, бывшее когда-то главным развлечением. А у тёти Наташи было всё, что она хотела.

Каждый день оставлял массу безработных. А кто-то нежился в товарах импортного производства и не тужил по поводу завтрашнего дня. К таким пронырливым счастливчикам относилась и тётя Наташа.

Через пару часов младший сын тёти Наташи привёз младшую внучку. На ребёнке были красивые кофточка и штанишки, явно не с китайской барахолки.

– Откуда это? – всё больше удивлялись гости. А тётя Наташа, высокомерно поглядывая на присутствующих, старалась не отвечать на подобные вопросы, только однажды заметив, что, надо, мол, знать места.

Даше показалось это веселье чем-то напоминающим пир во время чумы. На фоне голода, разрухи и обнищания сотен тысяч людей кто-то вполне прилично существовал. Только вот за счёт чего – благодаря долго терпимому труду или способности вовремя присвоить?

Эльвира Алексеевна

Чувствуя муку от расставания с Артуром, Даша всё же нашла в себе силы, чтобы готовиться к поступлению на факультет, о котором давно мечтала. Вероника Петровна, чтобы и вовсе быть уверенной в отличном исходе вступительного экзамена, решила пригласить для Даши в качестве репетитора одну свою знакомую.

С Эльвирой Алексеевной, преподавательницей английского языка, мать Даши познакомилась в церкви. Эльвира Алексеевна уже не работала, жила на скудную пенсию, получив недавно комнату в малосемейном общежитии. Пожилой женщине хотелось общения, и она охотно согласилась заниматься с Дашей, приходя по выходным обедать.

Под старость Эльвира Алексеевна прониклась религией и регулярно посещала службы в кафедральном соборе, помогая там убираться. Жизнь её, как и в годы молодости и зрелости, наполнилась смыслом. Покрестилась она лет шесть назад, а до тех пор носила в кармане потёртого коричневого платья билет члена Коммунистической партии.

Даша после рассказа матери об Эльвире Алексеевне долго смеялась: коммунистка, и вдруг стала набожной. Таких людей, легко сменявших свои воззрения вслед за современными метаморфозами, Даша не уважала. Впрочем, ей предстояло заниматься с Эльвирой Алексеевной языком, а не обсуждать политические взгляды.

Занятия с Эльвирой Алексеевной Даше нравились. Худая, иссушенная временем, с густой копной абсолютно белых волос, подвязанных вокруг головы широкой лентой, носившая строгого покроя шерстяное платье и туфли на низком каблуке старушка рьяно щебетала по-английски и быстро преображалась в скорую любезность, едва только начинала объяснять привычный ей материал.

Когда-то Эльвира Алексеевна по чуждому Даше языку защитила диссертацию, работала много лет в институте, передавая студентам свои знания, и Даша искренне завидовала тем, у кого занятия вела эта религиозно-политизированная дама, как в шутку она её называла. Эльвира Алексеевна не только хорошо понимала английскую речь, но и умело демонстрировала многочисленные мыслеформы. Дела с английским подвигались быстро, и Даша испытывала искреннюю благодарность к чудаковатой женщине.

Однако бывали и моменты, когда Даша раздражалась. Эльвира Алексеевна после занятия садилась за стол не столько поесть, как поговорить на разные темы. Взгляды старой преподавательницы на прошлое и настоящее страны Даша не разделяла и часто спорила, отстаивая свою точку зрения.