Текст книги "Равнодушие Роман-исследование"

Дашин выпускной был днём прощания с давними врагами. Она верила, что они больше не встретятся на её пути, и жизнь без них станет надёжной и спокойной. Ничего восторженного, запоминающегося и просто хорошего Даша не ждала.

Мать была удивлена, почему Даша не светится от счастья по поводу предстоящего вечера.

Даша вспоминала прошлый выпускной. Тогда рядом был Артур, и она многое бы отдала, чтобы этот человек появился снова. Но мать обожает Серёжу. Ведь это о нём она всем знакомым прожужжала уши. А что Артур? Для матери это только смазливый мальчишка, сорвиголова без будущего.

Даша видела, как мать надеялась, что они с Серёжей помирятся. Наивная, хлопочет зачем-то. А ведь Серёжа – это мелкий предатель, и расставание с ним, каким бы оно не было – лучший выход. Да к тому же они уже давно перестали общаться, и простить его было бы глупо. А мать всегда думает о хорошем.

Наконец Даша оторвалась от размышлений: следовало надеть приготовленное платье и украсить волосы. Даже перед своими врагами нужно было выглядеть на «все сто».

И потому на выпускном вечере Даша предстала в очаровательном нежно-розовом платье, подпоясанном красным пояском и отделанным кружевом; в белых туфлях на высоких каблуках. На руке светили позолоченные часики – подарок отца, а в аккуратно уложенных волосах нежным букетом из розово-белых цветков сверкала заколка.

Прижавшись к стене, Даша стояла в коридоре. Одноклассники один за другим прибывали в окружении друзей и родителей. Появился и Серёжа с матерью, которая едва приметным взглядом окинула Дашу, а потом, в разговоре с Вероникой Петровной, поделилась: «У вашей дочери платье очень красивое, только вот серёжки какие-нибудь тоже следовало надеть». Дашина мать смутилась. Ведь она больше месяца готовилась, а тут вдруг получила замечание, возможно, от будущей Дашиной свекрови.

Впрочем, Серёжина мама больше расспрашивала про Марину; невольно посетовала о том, что Марина любит выпить. С гордостью она говорила и о своём сыне, явно души в нём не чаяла. И какой он хороший ученик, и какой головокружительной будет его будущее: он обязательно станет успешным бизнесменом. То, что Серёжу зачислят в экономический вуз, его мать не сомневалась. Именно Маринин отец хлопотал об этом по просьбе дочери. Вероника Петровна пыталась вставить несколько слов и о своей дочке. Но, похоже, это Серёжину маму не интересовало: она только сказала, что Даша ещё юна, а вот Марина уже сексуально развита, и ходит в стрингах, и на шее пара засосов…

Сам же Серёжа был окружён одноклассницами и не подходил к Даше. А ей непременно хотелось, чтобы вечер либо быстрее закончился, либо произошло что-то невероятно хорошее. Но вряд ли что могло изменить банальный ход событий.

Выпускников и родителей пригласили в зал. Начали выдавать аттестаты. Сначала хорошистам, потом троечникам. Даша имела неплохие отметки. Но не слишком уж много для упрямой и старательной Даши числилось в аттестате пятёрок.

Учителя поздравляли с окончанием школы каждого выпускника, адресуя ему несколько льстивых фраз. Про Дашу сказали только, что она уже стала студенткой. Действительно, сданные в мае экзамены в пединститут давали основание так полагать. Обидно было, что ни о каких иных заслугах девушки, постоянно выступавшей на различных олимпиадах, танцевальных конкурсах и игравшей на большинстве концертов на пианино, не упомянули. Как будто их не было.

Милу, наглую и избалованную лентяйку, назвали самой очаровательной. Марина, дружившая со всеми отморозками в округе, получила статус самой красивой девушки класса, да и всей школы, как прибавила директриса. Подленькая Оля в словах завуча стала одной из самых приятных и воспитанных.

Ну что ж, Даша не очень удивилась, значит, ей не удалось понравиться своим учителям. Впрочем, теперь всё равно, ведь ей уже не придётся общаться с этими людьми.

Гордостью школы стала Оксана, наверное, потому, что ей досталась по окончании школы серебряная медаль или, точнее, потому, что для получения этой самой медали по доброй родительской воле был обставлен мебелью директорский кабинет. Мать Даши по своей наивности полагала, что оценки ставят за знания.

После вручения аттестатов начался небольшой концерт. Оля с подружкой Тамарой исполнили танец под музыку «It's my love», протопал по залу «Морячку» Аркаша, а грустная Даша, сев за любимое пианино, стала играть Вальс А. С. Грибоедова. Ей не хотелось что-то делать для своих одноклассников, для их родителей или учителей, но в зале был человек, который однажды исполнил её мечту, водил её на занятия по музыке, – её мама. Вот для неё Даша и старалась.

Когда нежная мелодия подошла к концу, и Даша с пониманием того, что больше от неё уже ничего не требуется, направилась вниз со сцены, оступилась, так как не привыкла ещё ходить на каблуках; и чуть не упала. И в этот момент увидела того, кого и не чаяла здесь встретить: в зале сидел Артур. Он смотрел на неё спокойно, невозмутимо. Даша подошла к матери, нетерпеливо ожидая окончания концерта. Теперь никто и ничто не существовало для неё. Только Артур. Зачем он пришёл? Почему? Наполняясь волнением, Даша думала о нём.

Выпускников пригласили за праздничный стол. Серёжа сел напротив Даши. Он был окружён вниманием одноклассниц, и главным образом, Марины, что устроилась почти во главе стола, но не на стуле, как все, а на коленях одноклассника Валеры, который участливо клал ей в рот кусочки пирожного. Марина заливалась безграничным смехом, однако внимательно следила за Серёжей. Даша ждала, когда же можно будет выйти в коридор. Наконец тосты закончились, и ребят пригласили в танцзал. Если Артур ещё был в коридоре, она могла с ним встретиться.

Миша танцевал с Милой. Последние четыре месяца именно она считалась его фавориткой, в связи с чем Нина Степановна даже освободила её от обязанности участвовать в уборке класса. Её высокомерно вздёрнутый носик вертелся туда-сюда. Мила зорко наблюдала за Дашей, а также бывшими Мишиными подружками – красавицами Олей и Мариной.

Серёжа танцевал со всеми, кто его приглашал. Он привык к тому, что девчонки сами его вели за руку. Это его вполне устраивало: он не должен был выделять какую-то из них, и все его любили, холили, лелеяли, превозносили до небес, раздавая ему комплименты и никогда не отказывая в исполнении желаний. В общем, он получал вполне комфортное житьё, не собираясь ни с одной из них завязывать отношения. Да и зачем? Он был уверен, что впереди его ждало обеспеченное будущее, и девушку ему не придётся выбирать из низшей среды, что, главным образом, представлял его класс.

И тем не менее, для всех оставался вопрос: помирятся ли Даша с Серёжей? Каждая одноклассница была убеждена, что этот вечер подарит Даше свободу, она выскользнет из кольца опутавших её сплетен и интриг, и тогда уже ничто не помешает ей быть рядом с Серёжей. Однако он, казалось, не замечал Дашу. А она хотела, очень хотела, чтобы он подошёл, чтобы отомстить всем тем, кто так упорно ломал их отношения.

Тем временем Марина по очереди уводила парней на второй этаж. (Дискотека и, следовательно, взрослые были на первом). Молодые люди получали там добротную порцию водки и возвращались к трезвым после бокала шампанского одноклассницам. Да почти никто, впрочем, и не танцевал. Кроме Миши, его сподручных и Серёжи вообще не было принято, чтобы кто-то общался с девушками. Одноклассницы сами веселились.

Даша медленно шла по коридору, надеясь увидеть Артура. Но не обнаружив его, вернулась к столу. Там уже никого не было, только изредка кто-то забегал промочить горло. Тут появился Серёжа, он был пьян. Его мать уже ушла домой, во всем доверяя самому лучшему мальчику на свете, то есть своему сыну.

Качаясь, Серёжа присел, по пути едва не уронив Дашу. Она не удержалась от язвительного комментария, заметив, что он похож на свинью. Серёжа виновато улыбнулся.

Даша завела разговор с одной из одноклассниц, чтобы не привлекать внимание ненавидящих её людей. Она прекрасно знала, что, если её увидят в обществе Серёжи, то ей несдобровать. За ними следили не с благими намерениями. Везде шныряли Маринины друзья-пэтэушники. Охраны в школе не было. Не пускать местных подонков боялись, они потом в отместку могли повыбивать стёкла в окнах. «Пусть уж лучше здесь проводят время», – считали учителя, привыкшие к общению с несовершеннолетними отморозками. Но Марине уже успели доложить, что в столовой Даша обмолвилась парой слов с Серёжей.

И когда Даша появилась в коридоре, к ней подковылял мускулистый парень, заявив, что её ждут в зале. «Вряд ли Марина станет затевать драку прямо при учителях», – подумала Даша и спокойно вошла в танцевальный зал. Звучала одна из раздирающих песен Татьяны Булановой «Как бы не так, а я пою и танцую…». Марина с подругой окружили Дашу. И та услышала злобный шёпот: «Иди отсюда, а то пожалеешь». Даша с презрением посмотрела на Марину и строго заметила, что сама знает, когда и что делать. Она присела на стоявшую возле стены скамейку и стала наблюдать за танцевавшими в зале девчонками. Но уже через пару секунд вблизи неё оказались две девушки из барачных, Даша уже их видела рядом с Мариной. Эти девушки, заливаясь грубым смехом, сверкая грязными ногтями и волосами, нагло улыбались, разглядывая Дашу. А потом неотступно стали сопровождать её. И Даша решила уйти, так и не дождавшись встречи с Артуром.

В голове проносились неприятные мысли. Ещё один день её жизни был безрассудно испорчен. И зачем мать так настаивала пойти на выпускной? Почему ей непременно хотелось соблюсти все традиции? Кому это надо было?

Подняв голову, чтобы выйти из танцевального зала, Даша заметила чей-то пристальный взгляд. На неё взирали глаза, которые она бы узнала из тысячи, сотни тысяч. В этих глазах смешаны были упрёк и безмолвная радость. То были глаза Артура, милого и дорогого сердцу Артура. Он подошёл и сел рядом, заставив пододвинуться её караульщиц. Стал расспрашивать, как у неё дела. Она знала, что он не любит танцевать, и попросила поговорить не здесь и не сейчас.

– А почему позже? – удивился Артур.

Даша заверила, что лучше, если они встретятся завтра. Даша поспешно вышла из зала и, оторвав свою мать от болтовни, посвящённой бессмысленным похвалам дочери, отправилась домой.

В этот вечер не получилось мира с Серёжей, но произошла встреча с другой любовью, первой и более сильной, острой, манящей, обжигающей болью и дерзко ломающей преграды, любовью вне мира с вселенной, с претензией на высшее благословение и в отместку – увы, не имеющей надежды на будущее; любовью к Артуру.

Лето

Начался этап сдачи экзаменов в вузы. Даша не знала точно, чем она будет заниматься, будучи журналистом, именно этот факультет ей выбрала мать. Даша имела представление только о профессиях, касающихся непосредственного обслуживания людей – учителя, продавца, парикмахера, врача. Её любовь к фигурному катанию и прекрасные речевые данные давали возможность стать спортивным комментатором либо телеведущей. А почему бы и нет?

Одной из популярных передач тогда была «До 16 и старше». Сильные репортажи на болезненные темы. Поражали съёмки, посвящённые детям, бытующим в атмосфере дедовщины в интернатах; репортажи о беспризорниках, живущим в канализационных люках. Во время одной из программ очередной председатель правительства с удовольствием расписывал, как прекрасно, что многие дети уже с детства зарабатывают деньги, моя машины. Даша ужаснулась: «Но ведь на автомойках подросткам приходится дышать бензином, и многие потом невольно становятся таксоманами. Что здесь хорошего?» Даша полагала, что дети и подростки должны учиться – это их главная обязанность, а также помогать по дому родителям. Дети же, рано начавшие работать и лишённые нормального взросления – это показатель убогости государства.

О многом насущном можно было узнать из целостной, всеобъемлющей передачи. Но как только в программе стали появляться неблаговидные материалы о сторонах изменённого российского государства, её закрыли. Демократам ведь тоже было не по нраву, как и всем предыдущим властям, когда кто-то говорил правду. И неугодная передача ушла в историю, чтобы, видя облекаемые в эфире язвы общества, люди не стали задаваться вопросами. А они, непременно, появлялись. Например, почему детей из неблагополучных семей возвращают назад на воспитание пьяницам и насильникам, а органы опеки и попечительства не возбуждают дел о лишении родительских прав? А ведь некогда, в начале двадцатого века, в голодные годы гражданской войны и интервенции, с этой проблемой справлялись, и ни один сирота, ставший таковым по своей воле или нет, не оставался жить на улице. Их определяли в детдома, а там учили и воспитывали. Значит, нынешним властям всё равно, какое поколение предстанет в будущем, где и как оно будет формироваться.

Но пока, в середине девяностых, передача жива и покоряет своей правдивостью, а также своевременностью представленных материалов. Даша сдаёт ещё партию экзаменов – на факультет журналистики, справляется и на этот раз.

Третьим экзаменом являлась история – та самая, которую Даша любила безмерно и знала лучше других предметов. Но почему-то её удостаивают только четвёрки. Нелепая случайность или просто что-то забыла? Даша не знала приоритеты экзаменатора и наткнулась. Преподаватель считал вполне оправданными бескомпромиссные действия президента России в октябре 1993 года, во время разгоревшегося конфликта между властолюбивым главой государства и неуступчивым собранием депутатов. А Даша рассуждала иначе. Вот и была наказана.

Выйдя из кабинета, она заплакала навзрыд. А знакомые абитуриенты стали утешать, полагая, что получила двойку. Но услышав сквозь её всхлипывания, что случилось на самом деле, поразились: поставили всего лишь четвёрку, ту оценку, о которой мечтали многие. Понеслись недоумённые возгласы: «Ты что, дурёха? Ещё и слёзы лить вздумала! Ведь поступила же!» Безусловно, она уже студентка, надо только дождаться формального оглашения результатов. Но Даша, как никто другой знала, как чётверка бывает обидной.

На вступительных экзаменах в университет был и Серёжа. Приходил просто так, по-приятельски. Общался с парой знакомых парней. К Даше не подступал, но наблюдал за ней, внимательно оглядывая тех молодых людей, с кем она вела разговор. Его интересовало всё, что так или иначе было связано с Дашей. Но только почему, она не понимала.

В то же время Марина и её подружки атаковали Дашин подъезд, требуя, чтобы она оставила Серёжу в покое. Видимо, Серёжа кому-то проболтался, что видел Дашу, или они просто уверены были, что Серёжа с Дашей должны быть вместе. Враги её допекали, а Серёжа мириться не собирался.

В день заключительного для Даши экзамена они встретились на набережной. Серёжа в разговоре с парнями то и дело расхваливал её, но с ней не обмолвился и словом, как будто ждал, что первый шаг сделает она.

Даша спустилась к кромке берега, присела, нежно гладя рукой шелковистые волны. Платье, подымаемое беззастенчивым ветром, оголило стройные ноги.

Даша чувствовала себя лучше всего здесь, у реки. Привычные неприхотливо радостные звуки ветра и воды казались ей более близкими, чем бесполезные рассуждения ребят, почти уже её однокурсников, о недалёком будущем.

Серёжа не приближался. Она знала, что он стоит всего в нескольких метрах от неё, что она находится в поле его зрения. Но самолюбие не позволяло ему подойти. Ребят позвали, и Даша вместе с потоком абитуриентов заторопилась в корпус. Когда вышла, Серёжи возле Ангары уже не было.

Река, обвернувшись вдоль набережной, наслаждалась умиротворением, а Дашу обдала лёгкими брызгами. Даша ждала, надеялась, что её давняя подруга укажет заветный путь. Только река, согласно древней традиции, могла соединить влюблённых. Или, хотя бы, как полагала Даша, ответить на безудержные вопросы.

Но Ангара молчала, полная, небрежная и распахнутая миру. Она была безучастна к тому, что станет с двумя почти взрослыми людьми, расстанутся ли, соединятся ли они.

В этот залитый солнцем день Даша думала о Серёже, он – о ней, но его любви не хватило, чтобы быть рядом. Они так и расстались, не попрощавшись.

После экзаменов Даша слегла: организм не выдержал нагрузок. Высокая температура не спадала несколько дней. Соседка, обрадованная поступлением Даши в вуз и огорчённая тем, что девушка заболела, приготовила для Даши отменную курицу. А увидев недоумённый взгляд Вероники Петровны, пояснила, что нет ничего лучше при температуре и простуде, чем куриный бульон.

Понемногу Даша стала поправляться. Появилась тётя Лена: ей не терпелось узнать, поступила ли Даша в университет? А выяснив, что та больна, накупила фруктов, и, устроившись у Дашиной кровати, подавала то флакончик с лекарством, то виноград, то кусочки нежно искрящегося арбуза, непрерывно нахваливая Дашу. И вдруг неожиданно призналась, что жалеет, что Даша не её дочь.

Даша и раньше подобное замечала. Как только мать позволяла тёте Лене взять Дашу с собой на работу либо в отпуск, тётя Лена просто преображалась. Она покупала Даше игрушки, набирала сладостей и, взяв Дашу за руку, с гордым видом вышагивала мимо соседок. В дни, когда Даша оставалась на попечении у тёти Лены, та заботилась о ней с материнской страстью. Делала она это потому, что давно считала, что незаслуженно у её глупой, не умеющей жить, подруги росла замечательная дочка, умная и послушная. Тот чудесный ребёнок, о котором тётя Лена мечтала. И полагала, что могла бы быть лучшей матерью для Даши.

Тётя Наташа тоже ненавидела Веронику Петровну из-за Даши, но по иной причине. Дети тёти Наташи не приносили радости: один спивался на глазах у всех и жил за счёт матери, другой и вовсе сидел в тюрьме за ограбление (не потому что денег не доставало, а потому, что желал приключений).

Несмотря на то, что и тётя Лена, и тётя Наташа сами были виноваты в том, что не было у них деток, которыми можно было гордиться, чёрная зависть глушила их. Вероника Петровна со своей беспечностью не понимала этого.

В этот раз тётя Лена за разговором вдруг обмолвилась, что несколько дней назад случайно увидела Дашу из трамвая и предположила, что та шла в университет. Даша сообразила: это было как раз в тот день, когда она сдавала экзамен по истории. Уже в который раз отмечала она, что, как только тётя Лена узнавала о каких-либо планах в их семье, всё рушилось.

Следом нагрянула Лера. Она не очень обрадовалась новости о поступлении Даши, хотя Вероника Петровна часа полтора расписывала это событие. Немного поговорила о своих братьях-священниках, об их поездке в Иерусалим. Не поведав, однако, что один из её братьев недавно вышел из психушки, а другой вынужден был выложить кругленькую сумму за разбитую машину, приведённую в негодность по случаю попойки. В рассказе Леры её братья были лучшими людьми.

Не понятно почему, но Даша снова почувствовала некую фальшь в появлении, рассказе, беспричинном радушии улыбающейся Леры. Вроде бы после долгого периода подготовки и сдачи экзаменов хотелось расслабиться и поболтать. Но почему-то не с Лерой. От её появления на душе становилось противно и терпко.

Флирт тёти Лены с Валерием Матвеевичем

Июль Вероника Петровна считала самым замечательным месяцем. Хотя бы потому, что тепло было на улице, наступало лучшее время для отпуска, на клумбах сияли во всю мощь цветы, на даче созревали первые ягоды, да и самое яркое событие в каждом году – день рождения Вероники Петровны также приходилось на этот месяц.

Вероника Петровна в соответствии с гороскопом была типичным раком: она любила уют, традиции; поклонялась и чтила всё, что унаследовала от родителей, чему её учили в детстве, независимо от того, приносило ей это горе или радость.

На этот раз в гости, кроме привычных тёти Лены и тёти Наташи, пришли ещё три приятельницы Вероники Петровны. Каждая со своим подарком ненужного свойства. И Даша украдкой посмеялась над матерью: не надоело ли той принимать всё время цветы, конфеты и вазы?

В честь юбилея жены отложил дела и Валерий Матвеевич. Но как будто забыл про то, что более всего нравилось Веронике Петровне: осталась она в праздничный день без гладиолусов. Однако на мужа не взроптала, подумав, что сделала что-то не так и цветов не заслужила.

Всё было, как всегда: Дашу уговорили спеть и сыграть на пианино, Валерий Матвеевич рассказал несколько историй о глупостях сослуживцев, тётя Наташа посетовала, что спиртного на всех не хватит, хотя открыли только первую бутылку.

Рюмка за рюмкой, – и спиртного для ненасытной тёти Наташи действительно оказалось мало. Тогда Валерий Матвеевич заявил, что самолично сходит в магазин. Тётя Лена вызвалась его сопровождать.

Однако Даше не понравилось, что материна подруга навязалась отцу. Впрочем, она тут же себя успокоила, решив, что волнуется зря.

Из магазина Дашин отец и тётя Лена вернулись через два часа. Гости почти все разошлись. Вероника Петровна искренне переживала, а не случилось ли что. Все недоумевали, где можно было ходить так долго. Даша злилась и на отца, и на материну подругу.

Тётя Лена выглядела несказанно весёлой. Отец Даши тоже был пьян. Вероника Петровна не знала, что и предположить, а тётя Наташа наслаждалась увиденным. Она специально не спешила домой, чтобы узнать, чем дело кончится.

– Ну, что на меня уставилась? – вульгарно размахивая платьем, заявила тётя Лена и неласково покосилась на Дашу. – Мы только немножко задержались, – загадочно закатив глаза, проговорила она и чуть не захлебнулась от громкого размашистого смеха.

Даша с ненавистью посмотрела на обидчицу.

– Да не трогала я твоего папашу, нужен он мне, у меня свой мужик есть, – процедила полупьяным ртом тётя Лена, и, покачиваясь, стала собираться домой.

Валерий Матвеевич обнял жену. И сообщил, что отведав чайку, проводит девчонок. Попробовав торта и других сладостей, испечённых Вероникой Петровной, Валерий Матвеевич почувствовал себя почти трезвым. Однако вызвал такси, посадил туда подружек жены и уехал вместе с ними.

Вернулся он под утро. Выспавшись, поинтересовался у Вероники Петровны, давно ли развелась тётя Лена, и есть ли кто у неё, а потом захотел узнать, где она живёт, так как ехали ночью и дорогу он не запомнил. Вероника Петровна на последний вопрос не ответила, обмолвившись, что маршрут своей любовницы он должен помнить сам. Валерий Матвеевич смолчал и с расспросами больше не приставал.

Теперь, в новое время, время обмана, грабежа, а затем наступившего недоверия, Валерий Матвеевич уже мог спокойно обходиться без Вероники Петровны, без Даши, к которой он так и не привязался за семнадцать лет. И чем меньше он видел свою семью, тем более непринуждённо себя чувствовал.

Завод, где он работал, поделили, и не без его участия. Предприятие превратили в акционерное общество. По закону о приватизации цена могла быть практически любой; кто продавал, тот и решал. И какое дело было государственному или муниципальному чиновнику до того, что имущество, ранее принадлежащее государству, будет отдано почти даром? Чиновник получал свои чаевые, и сделка совершалась. Акции распределили между глупыми заводчанами – рабочими и инженерами; те, кто был поумнее, не стали приобретать акции и оказались правы. Управленцы через пару месяцев объявили завод банкротом, а деньги, переведённые на фиктивную фирму, разделили между собой.

Такие, как Валерий Матвеевич, с лёгкостью обосновавшиеся в советский период, не растерялись и в новое время. Став владельцем несметного состояния, Валерий Матвеевич уже не утруждал себя, чтобы хранить верность жене. Да и все дельцы, получившие наименование «новых русских», к коим он теперь относился, но о чём пока не ведали ни Вероника Петровна, ни Даша, старались получить уже иной имидж, им не нужно было представляться прирождёнными семьянинами.

У тёти Лены к этому времени приятелем тоже слыл новый русский – маленький, чуть ли не на полголовы ниже её, пятидесятилетний мужчина. Он покупал ей золотые украшения и снабжал другими подарками. Капитал вместе с двумя своими сыновьями он скопил благодаря активной деятельности в фирме, созданной по принципу финансовой пирамиды.

Спустя несколько дней после юбилея Вероники Петровны отец отправился в командировку, а по возвращении купил отдельную квартиру на другом берегу Ангары и поселился там. И Вероника Петровна теперь только изредка обращалась к нему, чтобы получить деньги на покупку вещей для Даши. Для себя просить она уже ничего не смела.

Путешествие

Вскоре после переезда Дашиного отца Вероника Петровна вернулась домой весёлая. Даша с удивлением посмотрела на мать. «Что могло случиться такого невероятного, что мать забыла про свои горести?» Как выяснилось, Вероника Петровна купила билеты для поездки в Санкт-Петербург, о чём и рассказала за ужином, расписывая прелести будущего путешествия. Затем мать отправилась в ванную, что-то напевая себе под нос, включила душ и на полчаса оставила дочку одну, так и не узнав её мнения на этот счёт.

«Вот те раз, – разочарованно рассуждала Даша, лежа на диване у телевизора и обдумывая неожиданный ход матери, – конечно, ей плохо от того, что теперь придётся жить без отца. Но к чему столь дальнее путешествие? Не достаточно ли уже событий за год?»

Как только мать вышла из душа, дочь сразу приступила к расспросам.

– А зачем эта поездка? Что ты хочешь получить от неё? – тормошила Даша устроившуюся с журналом в кресле мать. – Я устала от разного рода приключений. Может быть, следовало немного отдохнуть до нового учебного года? Мне нужно какое-то время провести без суеты, в тишине и уюте.

– А я что говорю? Видишь, как я всё здорово придумала! Покатаешься на кораблике по Неве, поешь, как когда-то, помнишь, когда мы ещё с отцом ездили, вкусного ленинградского мороженого. Походим по музеям. Ты уж, наверное, забыла, как мы были в доме Достоевского и там показывали тебе детские игрушки писателя? А как мы ездили в лицей, где учился Пушкин, помнишь? И смотрели на плавающих в пруду лебедей возле Екатерининского дворца?

– Это, конечно, всё прекрасно, – ответила Даша, не очень веря в благоприятный для неё исход материной затеи. – Но как там будем отдыхать без отца? Ты же никого не знаешь. Кто нас встретит?

– Я уже обо всём договорилась с тётей Алей, той самой, у которой мы в прошлый раз квартиру снимали, – затараторила мать. – Она согласилась нас принять. Так что, дочка, – перешла мать на плавный тон, – скоро забудем обо всех тяготах и невзгодах, и вволю окунёмся в чудесный образ города на брегах Невы.

Даша поднялась с дивана:

– Хватит лирики. Терпеть не могу, когда ты демонстрируешь своё пристрастие к разного рода стихам. Давай о простом, о прозаическом поговорим. Теперь папочка, которого ты готова была подарить своим подружкам, уже вряд ли будет нас содержать.

В этот момент мать сконфузилась, готовая расплакаться. Но Даша неумолимо продолжала выдавать цепь логических рассуждений.

– На какие деньги мы будем жить весь следующий год, ты подумала? Да и откуда у тебя взялись средства на эту поездку?

Вероника Петровна, поняв, что Дашу интересует денежный вопрос предприятия, а не подруги, приободрилась.

– Так Валера нам с тобой деньги оставил. Как раз на отдых хватит. Не думать же всё время, как вот раньше было. Прошлое не вернёшь, а здесь всё напоминает тебе о Серёже, мне о твоём отце. Отдохнём, развеемся. И потом ты пойдёшь учиться, уже в университет!

– Так, значит, ты на отцовские деньги и купила сразу билеты?

– Ну да. А на чьи же ещё? Валера позвонил, сказал, что деньги передал, чтобы ни ты, ни я не были стеснены материально. Пояснил, что тебе нужно новую одежду купить, чтобы ты не хуже других студенток выглядела. Вот мы с тобой в Санкт-Петербург и отправимся, а там столько магазинов! Туда, поди, товары из Европы привозят, красивую и качественную одежду продают. Мне так надоело смотреть, как у нас во всём одинаковом ходят, словно инкубаторские. Платье красивое себе купишь, юбочек, кофточек разных наберёшь, – заливалась, раскачиваясь в кресле, мать.

– Ладно, – устав от спора, Даша махнула рукой на безалаберное, как ей казалось, решение матери посвятить пару недель отдыху в городе, находящемся на другом конце страны.

Вероника Петровна, довольная славно завершившимся разговором с дочерью, поспешила на кухню и, взяв любимый томик А. С. Пушкина, с удовольствием стала читать стихи, размахивая руками и мысленно уносясь вперёд, на улицы, мостовые, по которым ходил поэт.

Даша ушла в свою комнату, решив, что, возможно, мать на сей раз права, и действительно стоит хотя бы на несколько дней забыть о прошлых проблемах. Поездка ей представлялась периодом кратковременного отдыха от бесконечных занятий, пустых людей и немилосердно раздражавших материных подруг.

В назначенный срок Вероника Петровна с Дашей прилетели в дождливый Санкт-Петербург. Первоначальное своё название северная столица приобрела совсем недавно, после избрания нового, жаждущего перемен, главы города. Неустанно изгоняя всё советское, ещё когда-то милое и привычное, Москва и многие другие города наперебой меняли имена улиц, кроили историю домов и каналов, что совершалось абсолютно беспечно и проводилось с такою же вероломностью, как и в пору большевиков.

Политики не задумывались над тем, что меняя названия тех или иных исторических мест, снося памятники и ставя новые, под лозунгом восстановления исторического прошлого, они ломали недавнюю историю, а вместе с нею и привычность устоев ныне живущих людей. Путаница в названиях прежде знакомых улиц вызывала негодование рядовых жителей, и только реакционно настроенные демократы-капиталисты злорадно оживлялись, когда убирали чьё-то имя, памятное место, скульптуру.

Даша искренне была рада тому, что в её родном городе, лишённом захватнической политизации и беспредельных переносов некогда привычных понятий, таких перемен не происходило. Появились только новые наименования органов власти, всё остальное, невзирая на движение где-то далеко, в центральной, бурлящей предрассудками, России, осталось таким же понятным и близким.

Веронику Петровну с Дашей приветливо встретила хозяйка квартиры, большой, двухкомнатной, расположенной недалеко от Невского проспекта, то есть вблизи статных магазинов и вездесущих магистралей. Только Даша решила удобно расположиться перед светящимся экраном и с любопытством посмотреть программу местного канала, как в квартире зазвонил телефон. И Вероника Петровна с радостью защебетала в трубку льющимся голоском, сообщая тёте Лене о благополучном прибытии.

Пояснила, чем их кормили в самолете, и сколько часов нужно лететь. А потом с почти безумным восторгом сообщила, что непременно завтра с Дашей они приедут в аэропорт, и уж точно не опоздают к утренней, восьмичасовой посадке самолета, и что она обязательно закажет такси, чтобы доставить подругу с наибольшим комфортом в квартиру.