Текст книги "Соколиная магия"

Глава 16

Даже тем, кто не умеет читать следы, вроде Эйран, ясна была трагедия, разыгравшаяся в ущелье. Лорик и Даннис торопливо отвязали тело волшебницы. Псы просто бросили его здесь. Когда насилие им надоело, они убили женщину. Лорик снял плащ и прикрыл изуродованный труп, пока его не похоронят. Ранал и Хирл с мрачными лицами собрали тела своих товарищей и сложили всех мертвых в одно место. Эйран заставила себя помогать им.

Я в облике Кернона, напоминала она себе, поэтому и должна быть Керноном. Я не должна плакать, меня не должно тошнить, я не должна икать.

Ярет и Велдин послали соколов в небо, чтобы те караулили на случай, если враг еще близко и нападет на небольшой отряд спасителей. Потом сокольничьи обошли местность, внимательно изучая подробности засады и последующей битвы.

– Их было человек двадцать, – сказал Велдин. – И столько же собак.

Хирл резко выдохнул через нос.

– Они не хотели рисковать. Слишком большое преимущество.

– Тела волшебницы и стражников они оставила. – заметил Лорик. – Но тел детей нет.

– Детей они украли, – ответил Гирван. Он, нахмурившись, смотрел вперед.

– Да. Судя по следам, лошади возвращались более тяжело нагруженные. – Велдин проследил за взглядом Гарвина и тоже нахмурился. Но это было скорее выражение сосредоточенной задумчивости, чем гнева и стремления отомстить.

Хирл покачал головой.

– Если бы мы только пришли вовремя. Думаю, мы немного сравняли бы шансы. Спасли бы товарищей.

Может, и женщина не пострадала бы.

– А может, сами бы погибли, – возразил Даннис. – Двадцать Псов с их адскими собаками против нас восьмерых – десятерых, если бы наши товарищи уцелели после засады. Даже такое соотношение мне не нравится.

Велдин вернулся после осмотра места засады. Что-то висело у него на руке.

– Теперь мы знаем, почему волшебница не прислала более подробное сообщение, – сказал он. – Они сорвали это прежде, чем она смогла воспользоваться. – Он смотрел на подвеску в своей руке. – Можно похоронить вместе с телом. Говорят, эти штуки бесполезны после смерти владелицы.

– Нет, – сказала Эйран прежде, чем успела подумать и остановиться. – Я хочу сказать, – нервно добавила она, – что женщина сопротивлялась. Не хочется видеть, как пропадают все следы ее жизни.

– Сувенир? – спросил Велдин. Он швырнул камень Эйран, и та поймала его в воздухе. – Возьми. Серебро чего-то стоит. Но мне оно не нужно.

Эйран осторожно уложила камень в карман. Может, это только воображение, игра света, но ей показалось, что она заметила в глубине камня слабую искру. Возможно, возможно… Она сама не понимала, что ее притягивает к этому камню. Но какая-то сила, может, быть маскировка – она ведь сейчас в мужском обличье – заставила ее так действовать, и она не решилась ослушаться. Она отошла в сторону, делая вид, что занимается костром, который и так прекрасно горел. Ярет вернулся в лагерь и теперь с легким удивлением смотрел на нее, как будто гадал, зачем ей понадобился безжизненный камень волшебницы.

Потом он повернулся к телам, ждавшим погребения: двум сильным мужчинам, погибшим в расцвете лет, и третьему телу, стройному и милосердно прикрытому плащом Лорика.

– Я не очень люблю эсткарпских ведьм, – сказал Ярет. – Больше того, у меня есть основания не любить их. Но я не допустил бы, чтобы с ними творили такое.

– Я тоже, – согласился Велдин. – Последние годы мне приходилось трудно – подчиняться приказам женщин. Но какими бы они ни были, нужно стараться сделать, что возможно. – Он с любопытством взглянул на Ярета. – Ты тот самый, что женился на женщине? Каково это – всегда быть рядом с одной из них, всегда отзываться на ее призыв? Всегда спать в ее постели?

Ярет лишь пожал плечами и ничего не ответил.

– Надо прилично похоронить их и начать выслеживать Псов, – сказал он. – Нам придется держаться подальше от них, чтобы не учуяли их собаки, пока не сможем их одолеть. Если не будем осторожны, они убьют детей, не станут их тащить с собой.

Уголки рта Велдина опустились.

– Я почти понимаю заботу о собственном ребенке, даже если это девочка. Но почему ты заботишься об остальных?

– Потому что обещал.

– Обещание! Данное женщине!

Заговорил Ранал.

– Хорошо, что волшебницы тебя не слышат. Во всяком случае, мы на это надеемся. – В ответ на лице Велдина появилось легкое выражение опасения. – В замке Эс ты пел совсем по-иному, сокольничий.

– Мы таковы, каковы есть, – ответил Велдин, пожимая плечами. Это не было извинением. Он оглянулся на Ярета. – Только некоторые из нас меняются и становятся другими.

– Займемся работой, – сказал Ярет. – Чем быстрее закончим здесь, тем быстрее начнем поиски.

Глава 17

Они отнесли тела подальше от места засады и похоронили в предгорьях небольшого хребта, стоявшего на открытой серо-зеленой равнине между ними и городом Эс. Потом соорудили пирамиду из камней – как знак и как защиту от стервятников, которых может привлечь запах. Тела не должны быть осквернены.

Потом двинулись на север, все на север, следуя древним путем. Когда-то это была большая дорога, ухоженная и расчищенная, символ более счастливых отношений между севером и югом. Чем дальше они продвигались, тем дорога становилась хуже, пока не превратилась во что-то вроде тропы. В нынешние опасные времена ею пользовались только немногие торговцы, которые решались переправить свои товары через границу, и смелые фермеры, которые цеплялись за свои участки у Ализонского хребта. И, конечно, шпионы – и ализонские, и эсткарпские. Обе страны разделяют болота Тор, эти болота ненавидят и боятся и в Ализоне, и в Эсткарпе.

Отправиться в болота Top – все равно, что расстаться с жизнью. Те, кто уходил туда, не возвращались, и ходили самые темные слухи об их судьбе. По мере продвижения на север менялась и зелено-серая местность центрального Эсткарпа, почва становилась темнее, местность менее приветливая. Отряд все ближе подходил к жителям болот Тор, к трясинам и топям этого страшного места.

Наверно, в далекие годы какой-то народ жил на севере и построил эту дорогу. Но теперь северными землями правят ализонские бароны, хвастают лошадьми, которые происходят от торгианцев, и своими худыми собаками; их используют на охоте и на войне.

Все воины, даже Велдин, были недовольны необходимостью сохранять дистанцию и не нападать на врага открыто и как можно быстрее. Преследователи по негласному уговору не спорили о том, зачем похитили девочек-волшебниц и что случилось с ними сейчас. Из всех трудностей необычного путешествие это оказалось для Эйран самым трудным.

В первую ночь она по привычке едва не принялась помогать Ярету разбивать лагерь и с трудом удержалась. В первые несколько дней их знакомства, когда она была буквально его пленницей, она отказывалась помогать ему. Но потом между ними установился осторожный мир, и они обнаружили, что могут очень хорошо работать вместе, словно слышат и понимают друг друга без слов. Потом они путешествовали в поисках дома для них обоих после катастрофического опыта в Барьерных горах. Она учила его отыскивать съедобные корни и дикие овощи. Раньше он удовлетворялся только мясом, которое мог добывать сам или с помощью своего сокола, Смельчака. И она научила его готовить в лагере.

В свою очередь, он научил ее ставить ловушки на кроликов, показывал, каких грызунов можно есть, а каких лучше не трогать. Вместе они жили очень хорошо, врозь скучали, каждому не хватало присутствия другого.

Идя по четкому следу, который оставили ализонцы, восемь всадников отыскали первый ночной лагерь Псов на их пути на север. Сокольничьи внимательно осмотрели его в поисках информации. Но могли только сказать, что дети были еще живы в этом лагере и что спали они вместе, прижимаясь друг к другу, словно в поисках утешения. Не сговариваясь, преследователи решили оставить это несчастное место и самим переночевать где-нибудь по соседству.

Сокольничьи послали Смельчака и Острого Когтя в небо – присматривать за возможными врагами и искать добычу. Велдин ушел из лагеря на охоту, Ярет искал съедобные растения и корни. К удивлению Эйран, он оказался очень хорош в этом домашнем занятии. Велдин, уходя, бросил на него жесткий подозрительный взгляд, но ничего не сказал.

Вместе с остальными Эйран готовила лагерь к ночи.

Они стреножили лошадей, накормили и протерли их, дали им воды. Потом убрали все камни, чтобы они не мешали спать. К тому времени, как были закончены все эти работы, вернулся Велдин с парой кроликов, а соколы сбили по птице. Даннис взял все это и начал готовить. Тени удлинились, вторая половина дня переходила в вечер.

– Я правильно помню, Гирван? Ты сказал, что родом из Ализона? – спросил Ярет. Он сидел, гладил Смельчака и скармливал ему кусочки, пока Даннис мешал в котле. Велдин сидел против него и кормил своего Острого Когтя.

– Я был ализонцем, – ответил Гирван. Голос его звучал чуть резковато. Наверно, этого не было бы, если бы восьмерка не преследовала отряд ализонцев. Гирван возился с пряжкой. – Теперь я эсткарпец. Я за Эсткарп.

– Но ты родился в Ализоне и знаешь Ализон, иначе хранительница не рекомендовала бы тебя в качестве проводника. Пока ждем еды, расскажи нам, что ты знаешь об этой стране, так как мы с каждым шагом к ней приближаемся.

Гирван кивнул.

– Ты прав, Ярет. Судя по положению вещей, Псы, – это слово он выплюнул, – увозят детей прямо в Ализон и нас вместе с ними. Прости мне мою несдержанность.

Трудно думать, что, возможно, там были мои родичи. В том, что мы увидели. Хорошо. Я расскажу, что знаю. Только помните, что я уже четыре месяца не был в Ализоне. За это время кое-что могло измениться. И я, возможно, повторю то, что вы уже знаете. Но все равно расскажу, чтобы мы лучше знали, что нам предстоит.

Остальные молча сели поближе, а Гирван начал свой рассказ.

Глава 18

То, что Ализон ненавидит Эсткарп и все с ним связанное, известно настолько хорошо, что Гирван даже не стал об этом упоминать. В течение многих лет ализонцы под предводительством барона Фацеллиана вели против Эсткарпа войну на истощение; они ограничивались набегами и захватом отдельных жителей Эсткарпа, которые решались слишком близко подойти к границе.

Мужчин сразу убивали, а с женщинами – особенно с волшебницами, которые пытались разведать положение в Ализоне – обращались так же жестоко, как с той несчастной, что везла детей в Место Мудрости.

Но теперь, когда у него появились новые основания для ненависти, Ализон впал в лихорадку и винил Эсткарп в неудаче своего вторжения в Верхний Холлек.

Вот как при этом рассуждали ализонцы. Во-первых, Эсткарп не допустил вторжения Ализона на свою территорию: волшебницы перекрыли Ализонский проход магическими и военными средствами. Во-вторых, Верхний Холлек за морем, связанный с Эсткарпом общей философией и наклонностями, рано или поздно пришел бы Эсткарпу на помощь, а жители долин известны как смелые и опытные воины. Следовательно, с точки зрения ализонцев, было разумно попытаться удержать Верхний Холлек в стороне от конфликта, в то же время пытаясь взломать бутылочное горлышко прохода, которое одно удерживает от одновременного нападения на Эскарп Карстена и Ализона. В случае такого нападения враги просто раздавили бы Эсткарп, как орех.

Колдеры, в этом единственном случае вставшие на сторону части населения мира, стали союзниками Ализона. Они вносили свой вклад своими ужасными военными машинами, способными снести стены любой крепости с легкостью, которая деморализовала противника, а Ализон, со своей стороны, давал людские ресурсы. И вот, вооруженные таким образом, ализонцы вторглись в Верхний Холлек.

Но Саймон Трегарт из Эсткарпа вместе со своей женой волшебницей Джелит – их память в Ализоне, где поколениями сохраняют вражду между родами, проклята – эти двое вмешались и испортили превосходный план. Вдвоем они отыскали крепость колдеров и уничтожили врата, через которые колдеры проникли в мир, а тем временем их союзники сулкары очистили само гнездо колдеров. Если бы не это несчастье, колдеры продолжали бы поддерживать своих союзников ализонцев, и их машины действовали бы в Верхнем Холлеке. Но без припасов машины вышли из строя, и Ализон потерпел поражение. Разрозненные кланы Верхнего Холлека неожиданно объединились, и захватчики из Ализона проигрывали одно сражение за другим. Потом сулкары, приободренные своей победой над колдерами и подбадриваемые Эсткарпом, приплыли на помощь Верхнему Холлеку. И так стиснули между собой и воинами Верхнего Холлека силы ализонцев, что те потерпели полное поражение и были сброшены в море.

Проигрыш войны привел к свержению барона Фацеллиана. Малландору, его преемнику, потребовалось совсем немного, чтобы убедить страну, что во всех прошлых, настоящих и будущих несчастьях Ализона виноват только Эсткарп.

Пока Гирван рассказывал все это, Даннис тихо раздал еду, и все ели и слушали, почти не замечая вкуса.

– Но при чем тут дети? – спросил Лорик. – Какое они к этому имеют отношение?

Эйран, сидевшая в самом дальнем конце, немного наклонилась вперед, забыв тарелку с едой. Она слушала очень внимательно, зная, что Ярет старается не думать о том, почему захватили детей, его больше занимает, как их освободить.

Гирван поднес тарелку ко рту и отхлебнул соуса.

– Что ж, – сказал он, вытирая рот рукавом, – когда я в последний раз был в Ализоне, кое-что слышал. Не хотел об этом говорить без доказательств, если вы меня понимаете.

– Думаю, мы должны знать все, что ты услышал, доказанное или нет, чтобы соответственно строить планы, – сказал Ярет. – Позже разберемся, что правда, а что нет.

Остальные кивнули. Гирван, уступая, поднял руку.

– Хорошо. Слухи таковы. Малландор усадил за работу своих ученых, чтобы найти способ снова открыть врата в мир колдеров.

Слушатели протестующе воскликнули. Велдин отшатнулся, а Острый Коготь с криком взвился в воздух.

– Снова выпустить этих демонов! – воскликнул сокольничий. – Молись, чтобы это осталось слухом, Гирван! Я с ними сражался. И знаю, на что они способны.

Эйран дрожала всем телом, пытаясь справиться с собой.

После слов Гирвана ее охватили страшные предчувствия.

Как и остальные, она знала колдеров: это само воплощение зла в мире. Если остались еще живые колдеры… Вот причина, по которой похитили детей! Хоть она всей душой протестовала против того, что Ярет называл детей «ведьмиными детенышами», она понимала, что они – источник Силы, хотя не подготовлены к пользованию своими дарами. Наверно, их Сила нужна ученым Ализона как последняя ступень в их подготовке к открытию ужасных врат!

Ужас стиснул ей горло. Если такое использование не убьет детей, их все равно убьют в тот момент, когда откроются врата и дети станут не нужны. О, только бы не заикать! Мы еще недалеко от города Эс, и Ярет отправит меня назад, а я не могу остаться, не сейчас, когда моей Дженис грозит страшная опасность!

Что-то коснулось ее сознания, и она подпрыгнула и с трудом глотнула.

Дженис!

Как будто девочка в нескольких шагах и зовет ее.

Дженис?

Но ответа не было, и это щекочущее ощущение на краю сознания больше не повторилось. Эйран заставила себя успокоиться, стала вспоминать и задумалась. В своем доме в Благдене она часто испытывала такое же ощущение и всегда обнаруживала, что Дженяс в ней нуждается. Может, это знак того, что Дженис владеет Силой, что она обладает даром волшебницы?

Если так, то этот короткий контакт означает, что Дженис еще жива. Конечно, если сознание ее не обманывает.

Может ли она ответить? Может ли как-то узнать, реален ли этот слабый контакт. Или просто тревога за ребенка и воображение подводят ее. Нахмурившись, она постаралась сосредоточиться и вернуть это легкое прикосновение. Но не знала, как это сделать. Паника грозила затопить ее.

Дженис!

Усилием воли она остановила икоту, которая все время грозила вырваться наружу. Мрачно приказала себе остановиться, перестать думать и чувствовать, окутать себя таким же непроницаемым покровом эмоций, как маскировка, данная ей хранительницей. Я не должна быть раскрыта, думала она. Не должна. Желудок ее восстал, и она отодвинула тарелку.

– Не ешь, Кернон? – Это Ранал. Он вопросительно смотрел на нее. – Это что-то новенькое.

Эйран вспомнила, что человек, которого она изображает, славится своим легендарным аппетитом. Этот аппетит вызывал в замке много добродушных шуток. Она заставила себя пожать плечами.

– Новости о вратах колдеров лишили меня желания есть, – сказала она.

– При мысли о колдерах всякий потеряет аппетит, – согласился Ранал. Он мрачно смотрел на свою почти опустевшую тарелку.

– Во всяком случае, – продолжала Эйран, – мне кажется, я что-то неладное съел за завтраком. Хочу дать желудку немного отдохнуть.

Глава 19

Как женщина, в облике мужчины живущая среди мужчин, Эйрат старалась держаться обособленно. По-видимому, Кернон предпочитал одиночество: после того, как ее спросили об отсутствии аппетита, все оставили ее в покое, как она того и хотела.

Она выполняла свою долю работ и была рада что по обычаю каждый сам заботился о своей лошади. Рангин давно к ней привязался, может быть, потому, что она часто приносила ему кусочки ячменного сахара. И она не знала, настолько ли изменило волшебство ее внешность, чтобы обмануть и глаза животного, но не хотела рисковать. Вдруг Рангин начнет подталкивать ее носом, как всегда делал, выпрашивая сладости.

По той" же причине она сторонилась и Смельчака.

Сокол, который никогда не проявлял открыто привязанности, в то же время не относился к ней с той враждебностью, с какой соколы относятся к несокольничим. Остальные воины тоже держались подальше от свирепых птиц с черно-белым оперением, и поэтому поведение Эйран не вызывало подозрений. Странно, но в определенных пределах Ярет и Велдин могли общаться с соколами друг друга. Но чужак шел на серьезный риск, если бы захотел к ним приблизиться.

Единственная женщина – вообще единственный человек, которого по-настоящему любил Смельчак, была Дженис. С того времени, как научилась ходить, она обращалась с соколом с уважением и заботой, и Смельчак отвечал ей тем, что можно назвать любовью, если такое чувство доступно птицам сокольничьих. Смельчак позволял девочке брать себя на руки и в редких случаях даже клал ей голову на руку. Эйран и Ярет обычно шутили, что Дженис – «домашний человек» их птицы.

Может быть, это тоже воображение, но Эйран казалось, что к Смельчаку вернулась юношеская энергия, которой в последнее время ему так не хватало. Наверно, он понимал, что они идут спасать его любимую Дженис.

Но это глупо, говорила себе Эйран. Смельчак, конечно, исключительное существо, но он всего лишь птица, и сознание у него ограниченное птичье.

Вероятно, в личном смысле самым трудным в пути оказалось выдерживать то, как относится к Ярету Велдин.

Очевидно, он считал «слабостью» Ярета то, что тот жил с одной женщиной и продолжал с ней жить. Это выводило из себя второго сокольничего.

– Послушай, – часто говорил он. – Покажи нам, как разжигать костер, приготовлять пищу, расстилать постель. Твоя.., гм.., жена должна была научить тебя хорошо это делать. Тебе одиноко? Удивительно, как ты не прихватил с собой твою.., гм.., жену.

Ярет обычно только смотрел на него своими янтарно-карими глазами, ни слова не говоря ни в свою защиту, ни в защиту Эйран. И ничего не делал. На время Велдин отставал и выражал только молчаливое презрение, но при любой возможности снова начинал свои тирады. Остальные научились не подходить к сокольничим, когда Велдин так себя вел.

Ярет все еще на меня сердится, иначе он давно бы ответил, жалобно думала Эйран. Он оскорблен, что я не пришла попрощаться с ним. И я не могу его винить. У него гордое сердце, и я опозорила его. Неужели недостаточно того, что он отказался от традиций сокольничьих и взял ее в жены? Неужели и она должна казаться трусихой, которая сбежала, не сумела встать рядом с ним, когда он поехал спасать их ребенка?

Она осторожно поглядывала на луну. Но ее женское время не наступало. Эйрин обрадовалась, но и встревожилась. Наверно, тревога и объясняет его отсутствие. Она знала, какое действие могут оказать на месячные сильные чувства. А может, это результат того изменения внешности, которое она претерпела. Женщине в мужском облике было бы трудно это объяснить, мягко говоря, и хранительница, наверно, это предвидела и позаботилась о ней.

Их продвижение на север еще больше замедлилось.

Когда прошло понятное стремление убраться подальше от места засады и Псы убедились, что их не преследуют, они двинулись медленнее. Теперь они передвигались не как банда разбойников, уходящих от погони, а как группа путников, возвращающихся домой неторопливо, хотя и достаточно проворно. Ярет и Велдин по-прежнему через равные интервалы времени посылали соколов в небо, и дважды приходилось уходить в сторону и укрываться, когда Псы посылали разведчиков назад на несколько лиг.

– Нужно отдать им должное, они не дураки, – говорил Гирван. – В Ализонском проходе придется быть особенно осторожными. Там стоят волшебные преграды и не знаю еще что, и многие способны повернуть путников в сторону болот.

Эйран кивала вместе с остальными, хотя в таких делах у нее нет опыта. Но даже в Карстене и в Благдене она слышала об ужасных болотах Тор и о том, что люди оттуда не возвращаются.

– Но ты проходил через проход много раз, – возразил Ярет. – Должна существовать тропа. Разве ты не знаешь безопасных мест?

– Нет. Тропа постоянно перемещается, иногда совершенно меняет направление. Пройдет день, неделя, месяц – невозможно сказать. Я ведь говорил, что не был здесь четыре месяца. За это время преграды могли десять раз переместиться. Но можно быть уверенным, что Псы прошли сразу после последней перемены и назад пойдут тем же путем. Мы пройдем по их следу, вот и все, и тогда нас ни одна ловушка не поймает.

– А почему бы не пройти кратчайшим путем через Ализонский хребет? – спросил Ярет. Он разглядывал линию гор на горизонте. К востоку поднимались высокие утесы, образуя барьер на границе с болотом, холодные и пурпурные. Их вершины тут и там скрывались в густых облаках. Рядом с этими разрывающими небо горами Ализонский хребет вообще не казался преградой.

– Действительно легко – даже для обычного человека, не сокольничего, – поддержал Велдин. Голос его звучал хвастливо. – Ты, вероятно, слишком молод, чтобы помнить, но Гнездо было расположено так высоко, что эти «горы» в сравнении с ними кажутся холмиками. Но должен предупредить тебя, что и в них есть опасности. Не зря Псы избрали более долгую дорогу в обход. В последнее время ты, наверно, был слишком ., гм… занят, чтобы слышать об этом.

Ярет бесстрастно посмотрел на второго сокольничего, потом молча отвернулся.

Торопливо заговорил Ранал, заполняя опасную паузу:

– А можно определить, когда подходишь опасно близко к этим волшебным ловушкам?

– Нет, пока не окажешься захваченным одной из них. Густой туман, в котором можно задохнуться, иллюзорные армии, звери с клыками в твою руку – о, волшебницы много интересного приготовили здесь для неосторожных путников. Хуже всего, когда перед тобой показывается скала, и тебе приходится свернуть, а единственная возможность свернуть приводит в болота. Сама земля ведет тебя туда. Если только ты не знаешь каждый камень, как собственного брата, и сумеешь отличить ложный от настоящего, будешь блуждать и никогда не поймешь разницы. – Гирван покачал головой. – Сам я никогда не могу сказать, какой камень настоящий, а какой нет, даже когда у меня под ногами твердая почва.

Но это неважно. Важно то, что ловушки не позволяют Ализону пройти и ударить Эсткарпу во фланг.

– Не позволяли до последнего времени, – поправил Ранал. – Что ж, если нас ждут с одной стороны горы, с другой – болота, а посредине волшебство, я предпочту волшебство. Оно не так опасно, в конечном счете.

– Не забывай о Псах, – сказал Даннис, – Они нас ждут, если мы переживем эту часть пути.

– Я ничего не забываю. Сейчас они уже считают, что ушли спокойно. Даже не оглядываются.

Эйран не могла сдержаться.

– Конечно, – голос ее чуть дрогнул, – конечно, дети-волшебницы могут почувствовать, когда приближаются к чему-то волшебному. – Она осмотрелась:

Хирл и Ранал смотрели на нее. – Я хочу сказать, что они именно поэтому нужны Псам. Что в них врожденное волшебство.

– Пожалуй, это имеет смысл, – сказал Даннис. Даже на его жизнерадостный характер подействовала опасная перспектива, ожидавшая и всадников, и детей, которых те собрались освобождать. – Псы, как мы знаем, не дураки.

– Да, – согласился Гирван. – Но Псы не для того схватили детей, чтобы те вывели их назад в Ализон. Не сомневайтесь, у них гораздо более темные цели.

Эйран не нужно было напоминать об этом. Дженис, подумала она. Если бы я только могла с тобой связаться, сознание к сознанию. Если бы только ты снова связалась со мной. И Ярет. Если бы мы могли утешиться в объятиях друг друга.

Она посмотрела на Ярета. Сокольничий смотрел на север, и мышцы на его подбородке сжимались, как всегда, когда он молча и сильно на что-то сердится. Эйран думала, на кого он сердится больше: на волшебниц – он называет их ведьмами, на Псов или на нее.