Текст книги "Последний герцог"

– Я выродок?! – Трэгмор усмехнулся. – Боюсь, ты что-то напутал, Торнтон, настоящий выродок – это ты! Ты был рожден проституткой в Лестерском работном доме.

И в этот момент самообладание оставило Пирса. Словно какая-то пружина сорвалась с предохранителя и бросила его вперед.

– Мерзавец! – прорычал он, замахиваясь для удара. . – Остановись, Пирс! – Чамберс буквально повис на нем сзади, едва успев перехватить руку. – Разве ты не видишь, что он провоцирует тебя? – С трудом он повернул Пирса к рабочим, которые в недоумении смотрели на происходящее, бросив работу.

– Напрасно тратите свое красноречие, Чамберс! – Трэгмор отступил на шаг и побледнел, но не потерял самообладания. – Вы не отучите его пускать в ход кулаки при первом же удобном случае, как это принято у уличных подонков. Пустите его, пусть он всем покажет, что с титулом или без он все равно остается обычным уличным бандитом. Если бы у Макхэма была хоть капля разума, он бы никогда…

– Замолчи, отец! Замолчи сейчас же, слышишь?! – С горящими от гнева глазами Дафна вскочила со скамеечки и встала перед ним.

На несколько секунд Трэгмор замолчал, в удивлении рассматривая дочь.

– Хорошо, хорошо. Что так взволновало мою маленькую Дафну? – усмехнулся он.

– Твоя грязная ложь, – отрезала Дафна. – А теперь убирайся навсегда из нашей семьи!

Трэгмор неосознанно сжал кулак и поднял было руку, но его остановил голос Пирса, подозрительно спокойный;

– Попробуй тронуть ее только пальцем – и можешь считать себя трупом! Мне плевать, даже если целая палата лордов будет наблюдать за тем, как я вытряхну твою мерзкую душу! – Слова были произнесены таким тоном, что не оставляли ни малейшего сомнения в том, что так оно и будет.

Трэгмор попятился.

– Ну, Торнтон, вы совсем рехнулись, – торопливо забормотал он. – Неужели вы осмелитесь при всех…

– Конечно, ведь я помойная крыса, – недобро усмехнулся Пирс.

– Хардвик! – Элизабет подошла на негнущихся ногах. – Чего ты хочешь? Чего ты хотел добиться, нанимая шпиона? – Она с грустью взглянула на Дафну с Пирсом, потом на викария и повернулась к мужу: – Если ты добиваешься, чтобы я вернулась к тебе, то ради людей, которых я люблю, я готова. Трэгмор разразился неприятным смехом:

– Ты слишком высокого мнения о себе, моя дорогая. Твои прелести меня совершенно не волнуют, и, честно говоря, мне совершенно наплевать, с кем ты спишь – со священником или с членом парламента. Просто у меня есть неопровержимые доказательства, что моя горячо любимая жена, с которой я прожил двадцать лет, убежала из дома и скрывается под крышей этого подозрительного герцога со своим прежним любовником. Представь себе, как будут удивлены и возмущены судьи, узнав об этом. Они даже не будут читать твое прошение о разводе, где ты обвиняешь меня в жестокости, и с радостью подпишут мое заявление, разрешающее покинуть тебя без всяких средств к существованию.

– Маме не нужны твои деньги! – воскликнула Дафна.

– Может быть, и викарий ей тоже не нужен? – спро.сил Трэгмор с иронией. – Ну что же, тогда все будут довольны, и даже Торнтон, так как его жена тоже становится незаконнорожденной. Могу поздравить вас, Торнтон, – ваша жена скоро станет таким же бастардом, как и вы!

– Сколько? – коротко спросил Пирс, глядя Трэгмору в глаза.

– А-а! Как я понял, Торнтон, вы.решили поторговаться со мной!

– Сколько? Сколько, Трэгмор? Ведь я понимаю, чего вы хотите на самом деле. Вам наплевать на жену и дочь, вам нужны только деньги. Сколько я должен заплатить вам, чтобы вы прервали этот мерзкий спектакль?

Лицо маркиза сразу приняло озабоченное выражение.

– Перво-наперво я хочу получить все мои расписки назад с пометкой, что они полностью оплачены. Во-вторых, Я хочу получить в собственные руки это унизительное соглашение с Холлингсби, которое разорву на мелкие кусочки. Ну а в-третьих, – он прищурился, – я не отказался бы от небольшого месячного содержания, скажем, эдак в двадцать тысяч фунтов, чтобы хоть немного утешить свою одинокую старость.

– Каковы гарантии того, что, если вы получите все, вы не дадите хода этим бумагам?

– Я порву их в вашем присутствии, Торнтон.

– Вы, наверное, держите меня за дурака, Трэгмор. У вас наверняка есть копии! – усмехнулся Пирс.

– Совершенно верно, и их я тоже отдам вам. Видите ли, Торнтон, вам больше ничего не остается, как поверить мне на слово. Подумайте сами – если мы придем к соглашению, то зачем я буду терять ежемесячное содержание в двадцать тысяч фунтов в обмен на бумажку о разводе? Ну а если мы не договоримся, то подумайте сами о последствиях. Каково вам будет смотреть в глаза Дафне, зная, что своей жадностью вы обрекли се на то; чтобы каждый мог назвать ее выродком? Ну так как мы порешим, Торнтон? Может быть, отложим все в долгий ящик, ключ от которого будет в моих руках? Придется вам немного пожить в том же страхе, что и я, Торнтон.

С уст Пирса сорвалось ругательство. Он резко вытянул руку и схватил Трэгмора за лацканы сюртука.

– Что ты можешь знать о страхе, ничтожество? Я угрожал всего лишь твоему состоянию, ты же в любой момент мог отнять у меня душу – у меня и у любого из детей, которых ты терроризировал в работном доме.

– Какие дети? Что ты несешь? – Трэгмор пытался освободиться от железной хватки Пирса.

– Из Дома непреходящей надежды! Вспомнил? Ведь ты же знаешь, что я вырос в работном доме, но не в каком то, а в том самом, в который ты так часто любил захаживать, Ты возомнил, что я так же легко забуду тебя, как и ты позабыл всех тех, кого мучил, но ты ошибся, Трэгмор! Я помню тебя очень хорошо. – Пальцы Пирса сжали горло Трэгмора. – И особенно хорошо я помню твои встречи с Баррингсом, твои грязные делишки, о которых, как ты считал, никто не подозревает, и деньги, которые ты засовывал в карман в обмен на то, чтобы этот монстр спокойно продолжал жить и царствовать в работном доме. Каждую неделю я наблюдал за тем, как ты в обществе моего отца Макхэма встречался с Баррингсом и требовал у него деньги. Ты думал, что все дети спят и никто вас не видит, но ты ошибался. И каждую неделю я клялся, что ты дорого заплатишь за все.

Глаза Трэгмора расширились от удивления, он даже перестал вырываться.

– Выходит, все это время ты знал… Так вот почему ты так упорно преследовал меня?! – Ярость придала ему силы, и мощным движением он вырвался из рук Пирса. – Я всегда считал, что наш обмен с мистером Баррингсом – мое самое удачное изобретение: не давая взамен ничего, получать многое, но самое забавное в том, что на эту мысль натолкнул меня не кто иной, как герцог Макхэм.

Пирс скрипнул зубами:

– Следовательно, я должен благодарить отца за то, что негодяй Баррингс так долго оставался директором?

– Не будьте дураком, Торнтон! У Макхэма никогда не хватило бы ума, чтобы разработать такой отличный план. Это был слабый человек, сердце которого пребывало в постоянном конфликте с головой, но он натолкнул меня на эту идею. Однажды он предложил мне заплатить весьма солидную сумму, если мне удастся придумать какое-нибудь дело, позволяющее совершать частые визиты в Дом непреходящей надежды. Он сказал мне, что якобы его старый друг попросил присматривать за ребенком, оказавшимся в работном доме. Как я узнал совсем недавно, Макхэм присматривал за собственным ублюдком. – Трэгмор усмехнулся. – Я и тогда подозревал, что он что-то скрывает от меня, но, говоря откровенно, меня это и не волновало. Я тогда и придумал обдирать Баррингса. Макхэм был чистоплюем и не хотел пачкать рук, поэтому все дела пришлось устраивать мне самому. Я имел дело с Баррингсом, а Макхэм прогуливался по работному дому и убеждался, что его выродок жив-здоров. Ему больше ничего не оставалось делать. Он был согласен на все, лишь бы истинная цель его визитов осталась неизвестной, а я обирал обоих, Баррингса и Макхэма, ведь герцог не мог пожаловаться на бедность. Одним словом, мы все получали то, что хотели.

– Да, все вы получали то, что хотели, – мрачно повторил Пирс. – а ты получил даже больше, чем деньги. Ты вволю напился крови, ведь между визитами с Макхэмом ты появлялся один и буквально упивался, истязая беззащитных детей.

– Я ставил вас только на место, о котором вы иногда забывали. – Трэгмор хмыкнул. – И когда твой отец забыл о своем месте, я сделал с ним то же самое, не так грубо, конечно.

– Черт подери, что это значит?

– Только то, что, когда Макхэм потерял интерес к работному дому, я живо напомнил ему о тех выгодах, которые имели мы оба.

– Ты шантажировал его! – с презрением произнес

Пирс.

– Да, и, должен признаться, весьма успешно. Ну ладно, достаточно, – объявил он, заметив, что Пирс хочет задать еще какой-то вопрос. – Хватит воспоминаний о светлом детстве. Каков твой окончательный ответ, Торнтон? Соглашаешься ты с моим предложением, или же я прямо завтра отправляюсь к адвокату, чтобы начать процесс, который низведет твою жену до роли незаконнорожденной?

– Нет, Пирс! – Дафна взяла Пирса за руку. – Не соглашайся!

Пирс посмотрел на викария и Элизабет и повернулся к Трэгмору:

– Я напишу Холлингсби сегодня же. С ним мы окончательно обсудим условия соглашения.

– Нет! – громко крикнула Дафна – – Не делай этого! Я чувствую себя несчастной от одной только мысли, что он мой отец! Лучше быть незаконнорожденной, чем иметь такого!

Пирс отрицательно покачал головой:

– Я поклялся всегда защищать тебя.

– Ты также поклялся отомстить моему отцу!

Пирс снова покачал головой и усмехнулся:

– За это время я понял, что он отомстил себе сам. Он перестал быть человеком, Дафна. Что может быть хуже?

– Я согласна с Дафной, – неожиданно вмешалась Элизабет. – Хардвик не может причинить мне больше вреда, чем он это уже сделал. Но он еще может мучить других людей. Не позволяй ему этого, Пирс!

Пирс с удивлением заметил, что Элизабет просто не узнать. Его сердце наполнилось гордостью, что в этом есть и его заслуга. Он с улыбкой повернулся к маркизу:

– Ты можешь забрать все мои деньги, Трэгмор. Все равно ты проиграл.

– Что за бред вы там несете? Ты что, Торнтон, изменил свое решение и отказываешься…

– Сэр! – Пруденс подошла к Трэгмору и дернула его за рукав. – Не злитесь, пожалуйста! – Ее голос почти не был слышен из-за крика взрослых и скрипа бревен.

– Что? – Трэгмор дернулся как ужаленный и в недоумении уставился на Пруденс.

– Не кричите, пожалуйста, – пропищала крошка, – особенно на леди Дафну, потому что она Подснежник. – Милое личико девочки осветилось улыбкой. – Вы можете подержать мою куклу, – самоотверженно предложила она. – Вот увидите, она вам поможет.

– Да как… – от возмущения Трэгмор не мог найти слов, – как ты посмела прикоснуться ко мне?! – Он грубо оттолкнул Пруденс. – Убирайся отсюда со своей чертовой

куклой!

– Вы не поняли, – терпеливо возразила Пруденс и снова протянула ему свою любимую игрушку; – Она успокаивает людей. Моя сестра перестает плакать, и я тоже.

Возьмите ее!

Со звериным рычанием Трэгмор вырвал из рук Пруденс куклу и швырнул ее в грязь.

– Моя Дафна! – воскликнула Пруденс, ее глаза расширились от ужаса.

– Убирайся прочь отсюда, грязная тварь! – Маркиз с силой толкнул девочку.

Та испуганно попятилась прямо под копыта лошадей, с трудом удерживавших еще не закрепленные бревна. Лошади испуганно попятились, и бревна со скрипом начали

сползать.

– Эй, осторожнее! – крикнул один из рабочих и попытался удержать лошадей.

Лошади уперлись, и туго натянутая веревка зазвенела, как струна. Но Трэгмор ничего не замечал вокруг себя. Сжав кулаки, онс ненавистью смотрел на девочку и; видимо, раздумывал о том, как лучше наказать ее. Он медленно поднял правую руку над головой – и в этот момент туго натянутая веревка не выдержала. Она разорвалась, издав при этом звук, напоминающий пушечный выстрел.

– Назад! – крикнул рабочий, но было поздно. Тяжелое бревно мгновенно соскользнуло, с треском об рушившись прямо на голову Трэгмора.

Глава 23

– Я должна оплакивать его, но, видит Бог, не могу. – Дафна стояла на балконе своего дома, облокотясь на перила, уставившись в пустоту.

– Нет, дорогая, ничего ты не должна – Пирс обнял ее за плечи. – Мы оплакиваем только тех, с кем действительно жалко расставаться, а Трэгмор был чудовищем, и смерть не может изменить этого факта.

Дафна плотнее прижалась к супругу и закрыла глаза. – Никак не могу забыть, как ужасно он погиб, – прошептала она, – Мне кажется, я до сих пор слышу, как треснул его череп.

– Ну, ну, успокойся. – Пирс погладил ее по голове, вспомнив, что правильно сделал, сразу отправив Дафну домой с места происшествия и тем самым избавив ее от зрелища изуродованного тела, иначе память терзала бы ее еще сильнее. – Успокойся, все пройдет, – ласково прошептал Пирс и обнял ее еще крепче, – Время – лучший доктор, поверь мне. Со мной происходили вещи и похуже, и казалось, что я никогда не смогу их забыть, но время вылечило все. Дафна откинула голову и посмотрела на супруга.

– Я помню, папа в тот день говорил тебе ужасные вещи, но мне показалось, что они почти не задевали тебя, как если бы время вылечило и твою ненависть.

– Так и вышло, – спокойно сказал Пирс и, заметив удивление в глазах Дафны, добавил: – Мне и самому трудно в это поверить. Годами я мечтал о мести. Перед моими глазами часто вставала картина, как я все скажу ему, когда поставлю негодяя на колени. Мысленно я делал это сотни, может быть, тысячи раз. но, когда этот день действительно наступил, я вдруг с удивлением обнаружил, что прошлое больше не терзает меня, а месть не приносит ни малейшей радости. Наверное, это потому, что у меня есть теперь нечто более ценное, и это нечто, что дает мне силы и радость, я держу в своих руках, – Его ладони нежно гладили волосы Дафны.

Дафна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Твое мужество не перестает удивлять меня с того самого момента, как я узнала тебя. Мне кажется, ты превзошел самого Тин Кэпа, ведь простить – это самый мужественный поступок! – Она нежно погладила лицо мужа. – Наш ребенок, может быть, еще и не понимает этого, но его отец – поистине удивительный человек.

Легкая тень пробежала по лицу Пирса.

– Ты подумал о своем отце? – сразу догадалась Дафна.

– Это единственное обстоятельство из моего прошлого, о котором я не могу забыть, потому что многое мне непонятно. После того, что Трэгмор сказал в свой последний день, я даже не знаю, что и думать.

– И мне тоже показалось, что твой отец был лучше, чем ты думал, – задумчиво добавила Дафна. – Но он отвернулся от меня, Черт подери!

– Это говорит о его слабости, а не о жестокости. – Дафна сжала руки Пирса, как бы стараясь избавить его от мучительных сомнений, и сказала: – Пирс, ты сам говорил, что последний герцог не проявлял ни малейшего интереса к грязным делам отца и деньгам Баррингса, что Макхэм основную часть времени бродил по работному дому, «просто смотрел» – вот твои слова. То, что успел сказать мой отец перед самой смертью, только подтверждает это. Макхэм приходил в Дом непреходящей надежды только для того. чтобы увидеть тебя. Вспомни, ведь он платил за это моему отцу, и вспомни, когда мой отец приходил мучить детей, он приходил один, без Макхэма. Разве он при нем когда-нибудь наказывал детей?

– Нет. – Пирс задумчиво покачал головой.

– Вот видишь! Нет, Пирс, герцог Макхэм не был жестоким человеком. Наоборот, его присутствие сдерживало моего отца.

– Пожалуй, ты права, – согласился Пирс. – Есть еще один вопрос, который продолжает мучить меня. Помнишь, Трэгмор признался, что шантажировал Макхэма?

– Да, помню, – кивнула Дафна. – Отец сказал, что Макхэм потерял интерес к этим посещениям, вероятно, после того, как ты убежал из работного дома.

– Да, но чем именно он шантажировал его? Какую угрозу использовал? Черт подери! Снова и снова приходится довольствоваться одними догадками, и это одна из них. Как я хотел бы узнать, что на самом деле думал Макхэм! Может быть, тогда наконец-то я смог бы избавиться от своих тяжелых воспоминаний.

– Мне кажется, я могу помочь вам в этом. Пирс и Дафна резко обернулись и увидели Холлингсби, выходящего на балкон.

– Извините, что прервал ваш разговор, и не обвиняйте, пожалуйста, Лэнгли – он усердно исполняет свои обязанности. – Поверенный улыбнулся. – Он отправился искать вас, чтобы доложить о моем приходе, и, видимо, заблудился, а я вышел на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, и сразу заметил вас. И кажется, очень кстати. – И поверенный раскрыл свою неизменную папку с документами.

– Вы не гость, Холлингсби, вы – друг, и мы всегда рады видеть вас. Что это – письмо?

Холлингсби между тем извлек из папки два конверта. Он повернулся к Дафне и сказал:

– Позвольте выразить мои соболезнования по поводу скоропостижной смерти вашего отца.

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Вы лучше меня знаете, что за человек был мой отец. Конечно, я никому не пожелала бы такой ужасной смерти, но безутешно горевать было бы абсурдом. По правде говоря, я чувствую одновременно глубокое сожаление и облегчение; сожаление по поводу того, как глупо отец растратил свою жизнь, а облегчение оттого, что мама, да и вообще все, кто страдал от его жестокости, наконец-то свободны.

– Все-таки вы удивительная женщина. Я буду откровенен с вами. То, что я должен сейчас показать Пирсу, имеет отношение к вашему отцу. Если вы предпочитаете не присутствовать при этом…

– Нет, – Дафна взяла мужа за руку, – я хочу остаться. Помедлив только для того, чтобы поймать утвердительный взгляд Пирса, Холлингсби протянул ему конверт.

– Последний герцог оставил специальное указание, чтобы я передал эти письма вам в случае, если Трэгмор неожиданно скончается.

Пирс с удивлением принял запечатанный конверт из рук Холлингсби, вскрыл его и достал листы, исписанные мелким красивым почерком. Он жестом пригласил Дафну читать вместе с ним, и они погрузились в чтение.

«Мой дорогой сын Пирс!

Одному Богу известно, как долго я мечтал обратиться к тебе именно с этими словами, произнести их громко, чтобы услышал весь мир, ты и твоя мать, но, к сожалению, слишком поздно приходит к нам осознание того, что на самом деле важно и что не очень. Мои извинения не имеют смысла, так как никакими словами не вернуть того, что уже безвозвратно потеряно, и не уменьшить боль, уже почти разрушившую мое сердце. Но я хочу, чтобы ты знал: я жестоко страдал и поплатился за свою глупость и слабость – я лишил себя счастья разделить жизнь с любимой женщиной и нашим ребенком, родившимся в любви.

С какой гордостью и облегчением я узнал, что ты унаследовал от матери ее доброе сердце и силу характера и что ты никогда не позволишь своим детям и любимой женщине страдать, как это допустил я. Впрочем, довольно пустых сожалений!

Тот факт, что ты сейчас читаешь это письмо, означает, что Трэгмора больше нет в живых и его угрозы потеряли силу. Оглядываясь назад, я понимаю, каким же глупцом я был, доверившись ему. Моим единственным оправданием может служить только то, что в своей непростительной наивности я действительно считал его другом. Позволь мне пролить свет на дела, которые произошли двадцать три года назад, не в надежде на.прощение, но для того , чтобы ты понял причины моих поступков. .

Дальше подробно излагались факты, в которых Трэгмор признался перед смертью: Макхэм сошелся с ним в надежде найти какой-то предлог для того, чтобы посещать работный дом, якобы для того, чтобы присматривать за ребенком своего друга, и что Трэгмор с радостью за деньги согласился помочь ему и сразу же приступил к своим грязным махинациям. Как только Макхэм узнал, что Пирс бежал из работного дома, он прекратил свои визиты и с радостью предал бы всю эту некрасивую историю забвению, но Трэгмор не позволил.

В нетерпении Пирс перевернул страницу, отыскивая ответ на мучивший его вопрос.

Трэгмору было глубоко плевать, хожу я с ним к Баррингсу или нет. Единственное, чего он добивался, – это были мои деньги и молчание о его незаконных сделках, поэтому он напугал Баррингса, что я якобы собираюсь донести на них в полицию, что, естественно, мне даже в голову не приходило. Как. Трэгмор и ожидал, Баррингс сразу запаниковал. Они встретились со мной и заявили, что если я не соглашусь с их требованиями, то Трэгмор тотчас отправится в палату лордов и объявит об этой грязной сделке, представив меня зачинщиком, а себя и Баррингса – невинными жертвами, которые отказываются принимать участие в махинациях и требуют правосудия. Баррингс, естественно, будет подтверждать слова Трэгмора. Такого рода обвинение грозило погубить мою честь и навсегда запятнать имя Макхэмов. Я решил, что легче заплатить Трэгмору его проклятые деньги и не подвергать опасности честь и репутацию всей фамилии. Был и еще один аргумент, заставивший меня склониться к такому решению. Ведь ты тоже подвергался опасности. Трэгмор не собирался остановиться только на том, чтобы обвинить меня перед палатой лордов. В случае отказа он докопался бы до истинных причин, по которым я посещал работный дом, и, узнав о них, он мог бы шантажировать и тебя твоим прошлым, а этого я не мог допустить. Поэтому я уступил его домогательствам. Несколько лет я искал тебя. Ах, если бы мне удалось найти тебя вскоре после того, как ты убежал из работного дома! Я клянусь, что не позволил бы тебе провести столько лет на улицах и нашел бы способ помочь тебе. Но к тому времени, когда мне наконец удалось отыскать тебя, ты уже стал вполне состоятельным молодым человеком, смело и беспроигрышно играющим на бирже, – твои вклады быстро росли. Я убедился в твоих незаурядных способностях и трудолюбии. Ты не делал ни единой ошибки и уже не нуждался в моей помощи. Смешно, не правда ли, но к этому времени уже я нуждался в тебе.

На этом месте Пирс поднял голову, в его глазах мелькнула догадка.

– Холлингсби, в тот день, когда вы читали мне завещание, вы упомянули, что отец скрытно наблюдал за мной в последние годы и был в курсе моих дел и даже был уверен, что я с умом распоряжусь его деньгами.

– Я упомянул также о том, что он сам хотел поговорить с вами, но болезнь помешала ему. Читайте дальше, и вам все станет ясно.

Пирс снова погрузился в чтение.

Я не в силах вернуть назад прошедшие годы. Пирс, так же как не могу вернуть и Кару и умолять ее о прощении. Я могу только признаться тебе, что я раскаиваюсь в своей бессердечной глупости и недостоин ни любви Кары, ни твоей. Я понял это давно, и только стыд удерживал меня от того, чтобы поехать в Веллингборо и поговорить с тобой: Стыд не за тебя, мой сын, стыд за свою трусость и недостойное поведение. Но сейчас, когда раскаяние придало мне смелости, я не могу приехать к тебе, мой сын, потому что, увы, уже слишком поздно. Я умираю и прошу тебя – прими мои последние слова: я горжусь тобой, мой сын, ты перенес немало лишений, но они не сделали черствым твое сердце, не иссушили дух, а укрепили его. Всегда помни об этом. И если кто-то имеет право назвать себя благородным человеком, то это ты. Хотя я умираю в стыде и раскаянии, меня поддерживает гордость, что в твоих жилах есть капелька и моей крови. А сейчас, если ты читаешь это письмо до того, как прошли два года. обусловленные в завещании, я прошу тебя прочесть мое последнее обращение к тебе, оставленное в верных руках Холлингсби. Но знай, что, независимо от того, каков будет твой выбор – остаться герцогом Макхэмом или вернуться к прежней жизни, – ты навсегда остаешься моим полным наследником во всем, и это большая честь (естественно, для меня).

Твой отец Фрэнсис Эшфорд.»

Пирс поднял взгляд от письма, не в силах произнести ни слова. Листки дрожали в его руках.

– Пирс, – Дафна коснулась его лица, – как ты?

– Я прожил тридцать лет, уверенный в том, что ему не было до меня никакого дела, – ответил Пирс дрогнувшим голосом. – Даже после того, как я узнал об условиях завещания, я был уверен, что они были сделаны последним герцогом для того, чтобы не подвергать опасности его имя и наследство.

– Он боялся, что ты отвергнешь его, – ответила Дафна мягко. – Он также боялся шантажа со стороны моего отца, но боялся не за себя, а за тебя. Последний герцог пытался защитить тебя. На это способен только любящий человек. Боже мой, Пирс, да ведь ты и сам видишь, как он гордился тобой. Это чувствуется буквально в каждой строчке.

– Да, пожалуй, ты права. – Пирс тяжело вздохнул и, повернувшись к Холлингсби, спросил: – О каком последнем послании он упоминает?

– Вот об этом. – Холлингсби протянул второй запечатанный конверт. – Помните, в тот день, когда вы узнали об условиях завещания, вы спросили меня, что делать, если у вас не будет ребенка или родится дочь.

– Я помню. Вы сказали, что на этот случай герцог оставил специальное распоряжение.

– Вот оно. Это и есть последние слова вашего отца.

– Но два года еще не прошли.

– Верно, но смерть Трэгмора позволяет вскрыть его раньше. Так распорядился ваш отец. – Холлингсби торжественно передал конверт в руки Пирса: – Прочтите!

Так как, ты читаешь это письмо, я могу заключить, что либо прошло два года с тех пор, как ты принял титул герцога, либо Трэгмора уже нет в живых и он более не угрожает тебе. Вполне возможно, что у тебя уже есть ребенок и любящая жена. Во всяком случае, я надеюсь на это. Теперь ты видишь, сын, что условия, которые были в завещании, фиктивны. Я придумал их для того, чтобы заставить тебя принять титул, который ты, как я прекрасно знаю, ненавидишь. Но, наблюдая за тобой в тече ние многих лет, я понял, что ты никогда не повернешься спиной к вызову и никогда не упустишь возможности протянуть руку бедным. Рассчитывая на это, я предположил, что ты примешь ненавистный тебе титул герцога Макхэма, и очень надеюсь, что за это время ты пришел к тем же самым выводам, что и я: благородство рождается в сердце, а питается разумом, и я молю Бога, чтобы эта истина принесла мир твоему мятежному духу. Учи этому и своих детей. Пирс, и тогда, может быть, страдания, которые претерпела вся наша семья, не напрасны. Все, что я имею, безусловно принадлежит тебе: мое имя, мое богатство, моя благодарность.

Отец.

Пирс поднял голову, его глаза были влажными.

– Он все знал, – прошептал он тихо. – Он бросил мне вызов и заставил принять титул, который я ненавидел. – Помолчав секунду, он добавил: – Отец был вынужден сделать это, потому что я действительно ненавидел.

– Ненавидел! – повторила Дафна, сделав ударение на этом слове. – Пирс, вспомни, о чем ты говорил мне до прихода Холлингсби. Ты сказал, что, когда день мести наконец-то пришел, ты с удивлением обнаружил, что в твоем сердце нет больше ненависти, что ее заменило нечто более достойное; любовь и понимание. – Дафна вытерла слезы. – Именно это и предвидел твой отец. Он хотел, чтобы в твоем сердце наконец-то воцарился покой, – так и случилось. Какой человек! И какой мудрый совет он оставил тебе!

– Да-а, – протянул Холлингсби и снял очки, сделав вид, что протирает их. Но если что и появилось на безукоризненно чистых линзах, то скорее влага. – Итак, что же нам делать? – задумчиво спросил он.

Пирс вопросительно взглянул на него:

– Что вы имеете в виду?

– Ваш титул. Желаете ли вы носить имя Макхэм или отвергаете его?

Пирс улыбнулся и взял жену за руку.

– – Как однажды сказала моя прекрасная жена, герцоги бывают разные. Я надеюсь начать новую череду герцогов. И может быть, когда-нибудь меня назовут Пирс Первый.

Эпилог

– Твой наследник такой же непоседа, как и ты, – сказала Дафна, наклонившись над колыбелью сына, – хотя ему всего лишь шесть недель.

Темноволосый мальчик, названный Эшфорд Торнтон в честь деда и отца, представлял собой удивительное сочетание Дафны и Пирса, унаследовав от отца темные волосы, а от матери – глаза, которые в данный момент были широко открыты и внимательно изучали солнечный лучик, проскользнувший между занавесками.

– Он не сомкнул глаз за весь день, – Дафна покачала головой в удивлении, – и интересуется буквально всем, что может увидеть или услышать.

. – Он хитрец, – определил Пирс с довольной улыбкой, – и способностей ему не занимать. Нам осталось только научить его мастерству, и он добьется многого. Но и дочка не лишена всего этого. – И он с нежностью посмотрел на вторую колыбельку, в которой спокойно посапывала девочка с волосами цвета меда. – Джульетта ни в чем не уступает своему брату-близнецу. Она прелестна, как жемчужина, но, в конце концов, так и должно быть. Она действительно сокровище.

– В данном случае ты не устоял перед драгоценностями, – с улыбкой сказала Дафна. – Маленькая Джульетта похитила твое сердце.

– Только часть его, – поправил Пирс, – еще часть принадлежит Эшфорду, ну а все, что осталось, – он склонился над женой, – абсолютно все, что осталось от моего сердца, принадлежит несравненной матери двух очаровательных близнецов. – Он привлек к себе Дафну и начал целовать ее, но, заметив, что поцелуй затянулся, внезапно прервал его. – Это просто невыносимо. Господи! Сколько еще ждать?

Дафна улыбнулась:

– Терпение, мой дорогой, терпение, время лечит все. – Она отстранилась и внимательно посмотрела на мужа. – Скажи мне правду, что ты почувствовал, когда узнал, что Джульетта появилась на свет?

– Я был в ужасе. – Даже сейчас, вспоминая об этом, Пирс вздрогнул. – Ты была такая бледная, когда сиделка выставила меня за дверь. Смотреть, как ты мучаешься, и не иметь возможности помочь – что может быть хуже?..

– Стоп! – Дафна приложила пальчик к его губам, – Я спрашивала не об этом. Я хочу знать, не испытал ли ты разочарования, когда узнал, что твой первый реб.еиок – дочь, а не сын.

– Разочарования?! Ни единой секунды! Клянусь тебе, Дафна, что иметь дочь для меня было бы таким же счастьем, как и сына. – Он погладил ее по голове. – Хотя, должен признаться, мне стало не по себе, когда я узнал, что у меня есть и дочь, и сын: очень беспокоился о тебе. – Он усмехнулся: – Отлично поработал, не так ли?

– Ты?!

– Ну хорошо – мы. Согласись, произвести на свет двух таких очаровательных детишек – это неплохо для начала.

– Соглашусь, – Дафна отступила на шаг, – если ты признаешься, какие подарки принес сегодня детям.

– С чего ты взяла, что я принес им подарки? – Потому что ты приносил их вчера, позавчера и так уже всю неделю.

– Да, ты права. – Пирс усмехнулся. – Ей-богу, я балую их. Но это мое право. Двое из этих детишек принадлежат нам, а третий – Саре и Джеймсу. Кто же еще должен баловать их, если не я?

– Это не проблема. Давай-ка посчитаем. – Дафна стала загибать пальцы: – Кухарка практически живет в детской, за исключением тех моментов, когда миссис Гэйтс отвоевывает у нее право покормить детишек. Лэнгли, как маятник, носится теперь между двумя постами – у дверей и в детской. Я уж не говорю о Лили и Бедрике, которые, наверное, скоро поставят кровати в коридоре, и о маме с викарием, которые буквально разрываются между приготовлениями к свадьбе и визитами в детскую комнату. Продолжать?