Текст книги "Байки забытых дорог"

Байка первая
Превратности Судьбы: «Зенит» и портвейн – близнецы братья…

Он проснулся в предрассветный час. Было прохладно и зябко, ленивое солнышко всё ещё дремало где-то – за далёкой линией горизонта. Но кромешная тьма уже трусливо отступила, вокруг безраздельно властвовала серая, чуть подрагивающая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев крошечными капельками росы. Заброшенный сад казался древним и ужасно таинственным. Где-то рядом тихонько шелестели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом. Это старушка-Нева напоминала о своём существовании.

– И как это меня занесло сюда? – удивлённо прошептал Серый. – Так иногда бывает. Просыпаешься, и долго не можешь понять: – «Где я? Как попал в это конкретное место? Зачем?». А потом, когда память постепенно возвращается, закономерно возникает другой, гораздо более важный и трудный вопрос: – «А что, собственно, дальше-то будет?»…

1980-ый год был богат на события: московская Олимпиада, умер Владимир Семёнович Высоцкий, Серый (он же – полностью – Сергей Сергеевич Хрусталёв) окончил среднюю школу. Выпускной вечер, утреннее похмелье, мысли о грядущем поступлении в ВУЗ.

До пятого класса семья Сергея жила в Ленинграде, а потом родители «завербовались на Севера», так что школу он заканчивал уже на Кольском полуострове, в заштатном посёлке городского типа – отец и мать уезжать до пенсии «с Северов» не собирались. Как бы там ни было, но пришла пора возвращаться на историческую Родину, то бишь, в Ленинград, где остались малогабаритная трёхкомнатная квартира и добрая старенькая бабушка.

Бабушка встретила внука с распростертыми объятиями, долго вертела во все стороны, приговаривая:

– Худенький-то какой! Да и росточком не вышел! А войны-то и не было. Что же так? Это всё Север виноват. Солнца нет, витаминов нет…

– Чего это – росточком не вышел? – ворчливо возмутился Серый. – Целых сто шестьдесят три сантиметра! А что худой, так это всё из за спорта. Как-никак, чемпион Мурманской области по дзюдо – среди старших юношей, в весе до сорока восьми килограмм…

Бабушка этими объяснениями не удовлетворилась, и стала один раз в два дня регулярно ходить за разливным молоком к колхозной цистерне, каждое утро появлявшейся возле дома.

– Пей, внучок, молочко! – приговаривала старушка. – Оно очень вкусное и полезное. Глядишь, и подрастёшь ещё немного….

Внучок не спорил, а молоко пил исправно и охотно.

Куда поступать – особого вопроса не возникало. Естественно, туда, где пахнет романтикой. В те замшелые времена это было очень даже естественно и логично, тем более, что представители романтических профессий получали тогда вполне приличные деньги. Любой лётчик, моряк, геолог зарабатывал в разы больше, чем какой-нибудь среднестатистический инженер на столичном предприятии. И считалось совершенно обыденным и разумным – лет до сорока пяти «половить романтики» где-нибудь в дальних краях, денег скопить-заработать, да и осесть – ближе к старости – в каком-нибудь крупном городе на непыльной должности, а по выходным с усердием вспахивать свои шесть огородных соток.

Раньше, чем в других ВУЗах, экзамены начинались в «Макаровке», где готовили штурманов и капитанов для плаваний в суровых северных морях.

– Профессия как профессия, – одобрила бабушка. – И денежная, и с романтикой всё в полном порядке…

Сергей отвёз в училище документы, написал заявление о приёме – всё честь по чести. Но уже на медкомиссии – к его огромному удивлению – случился полный облом. Пожилой доктор – с аккуратными седыми усами, в белоснежном накрахмаленном халате, наброшенном поверх уставного тельника – быстро опустил парнишку «с бескрайних морских просторов на скучную землю»:

– Нет, братишка, задний ход! Не годишься ты для нашего легендарного заведения. В твоём носу сломана важная перегородка. Дрался много, или спорт какой? И то, и другое? Молодцом, одобряю! Но из твоего носа – на морском ветру – польются такие сопли…. Только вёдра успевай подставлять! А зачем, спрашивается, нашему прославленному российскому флоту сдались сопливые офицеры? Нонсенс, однако, получается…. Да, ладно, не огорчайся! Не один ты такой…. Тут – метров пятьсот ближе к Неве – располагается Горный Институт. Все хиляки от нас туда держат курс. Тоже лавочка неплохая. Дерутся только их студенты с нашими курсантами, постоянно друг другу пустыми пивными кружками разбивают головы. Но, это так, не со зла. Традиции, брат, понимаешь, старинные. Не нами придуманные, не нам и отменять…. Так что, смело греби в том направлении. И семь футов тебе под килем!

Серый послушался доктора и «погрёб».

Старинное приземистое здание, толстенные колонны, узкие, сильно выщербленные ступени. По разным сторонам от входа размещались странные скульптуры: два полуголых мужика, покоцанных временем и ветрами, крепко обнимали таких же покоцанных девчонок. А на асфальте, рядом с длинной каменной лестницей, обнаружилась белая надпись, выведенная аккуратными метровыми буквами: – «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ ЛГИ!».

– А что, на мой взгляд, мило, – решил Серый. – Зайдём, пожалуй!

Тут же выяснилось, что на чистых геологов (РМ) наблюдался бешеный конкурс – пятнадцать человек на место. А, вот, на второстепенные геологические специальности (гидрогеология – РГ, и бурение скважин – РТ) поступить было не в пример легче, особенно, если средний балл по аттестату был выше, чем «4,5». У Сергея этот показатель равнялся четырём целым и восьми десятым балла, да и название будущей профессии ему очень приглянулось: – «Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых».

– Лихо загнули! Сразу и не поймёшь, что к чему, – решил Серый и сдал документы на РТ.

Через две недели он получил две пятёрки – по математике «письменно» и «устно» – и был зачислен студентом Ленинградского Горного Института имени Г.В. Плеханова. Учитывая, что до начала занятий оставалось ещё больше месяца, Сергей решил по-быстрому смотаться на Кольский полуостров – порыбачить вволю, грибами заняться всерьёз: зимой суп из сушёных грибов – самое милое дело.

Но, не тут-то было, худой и желчный декан факультета ехидно объявил:

– Все первокурсники, поступившие по эксперименту, направляются в подшефный совхоз «Фёдоровское», на прополку турнепса. Счастливо вам потрудиться, дорогие товарищи комсомольцы!

Приехав в Фёдоровское «товарищи комсомольцы» откровенно запечалились, созерцая бескрайнее широченное поле, покрытое полуметровыми сорняками. Пьяненький совхозный бригадир выдал вновь прибывшим работникам ржавые тупые ножи и скомандовал:

– Вперёд, орлы и орлицы! За славой и орденами!

Пока остальные студенты вяло топтались на месте, высокий и худой парнишка – с непропорционально длинными руками и ногами – резво взялся за дело: и трёх минут не прошло, как он удалился от основной группы метров на пятнадцать-двадцать, только сорняки летели в разные стороны – словно бы из-под ножей комбайна.

– Во, даёт! – восхищённо удивляется симпатичная девица с экономического факультета.

– Да, это же «эртэшник», – лениво прокомментировал её кавалер – по внешнему виду – типичный ботаник. – На РТ каких только чудиков не принимают….

«Раз парнишка наш, то, пожалуй, следует подключиться к процессу», – решил Серый.

Он встал чуть правее неизвестного энтузиаста и начал активно пропалывать чёртов овощ, стремясь догнать лидера. Сделать это удалось только через час, истекая потом, на противоположном краю поля.

– Лёха-каратист, – тяжело дыша, представился новый товарищ.

– Ну, а я тогда – Серёга-шахматист, – неуклюже сострил в ответ Серый. – Кстати, а чего это мы так ломанулись-то?

– Ты что, Джека Лондона не читал? – удивился Лёха. – Ну, помнишь в «Смоке и Малыше»: – «Быстрые долгие переходы и продолжительные привалы»? Мы-то сейчас минут пятьдесят полежим-отдохнём в тенёчке, а остальные ребята – всё это время – будут жариться на солнцепёке. Нам оно – гораздо проще…. Логично я рассуждаю?

– Логично, пожалуй…

Новый знакомый Сергея оказывается записным болтуном и законченным романтиком, поступившим в Горный сугубо по идейным соображениям. Минут двадцать Лёха безостановочно трепался о своей любви к путешествиям, о желании объехать весь мир вдоль и поперёк, о каком-то там «звонком ветре странствий», и тому подобных глупостях. И ещё минут десять рассказывал о карате. То есть, действительно, оказался каратистом – редкость для тех времён нешуточная. Уже в самом конце разговора Лёха спросил:

– А как, кстати, ты относишься к футболу?

– Нормально отношусь. Наверное, как и все, – сообщил Серый. – И играть люблю, и смотреть…

– Давай, тогда сходим на «Зенит»? Согласен? Ну, тогда встречаемся в субботу на «Петроградке», ровно в три. Смотри, не опаздывай! Билеты я куплю заранее.

Встретившись с приятелем в оговорённое время, Серый поинтересовался:

– Лёша, а чего это мы состыковались в такую рань? Футбол-то начинается только в восемь.

– Ты, прямо, как маленький! – возмутился Лёха. – А портвейна достать? А выпить-поболтать?

– Портвейна достать? Вообще-то, я думал, что мы идём на футбол…

Посовещавшись с неприметными пацанами, отирающимися около входа в метро, Лёха радостно объявил:

– На Зелениной продают «Агдам»! Полетели по-быстрому! Говорят, что взять вполне реально…

Они «полетели по-быстрому», отстояли, переругиваясь с наглыми мужиками, полтора часа в длиннющей очереди, Лёха даже успел заехать кому-то в глаз. Но портвейн, всё же, достали. Целых три бутылки!

– Зачем так много? – в очередной раз удивился Серый.

– «Агдам» – вино для дам! – важно, с философскими нотками в голосе заявил Лёха. – А «три» – очень хорошее число! Одну бутылку выпьем до матча, другую – в процессе, третью – после. Железная логика?

– Железная, чего уж там…

– Тогда следуй за мной! Тут один парадняк есть – всё сделаем культурно, без суеты и спешки…

Они вошли в неприметный двор-колодец, по длиннющей грязной лестнице поднялись под самую крышу, на седьмой этаж. Из-за чугунной батареи извлекли картонную коробку, в которой обнаружились два стеклянных стаканчика, салфетки и перочинный ножик. Лёха ловко застелил широкий подоконник салфетками, тщательно протёр стаканчики, открыл пузатую бутылку с «Агдамом», в завершении – достал из кармана куртки сырок «Дружба».

– Слышь, Лёша, а зачём всё это? Ну, «Агдам», сырок, – помявшись, спросил Сергей.

– Ну, ты даёшь! Как бы объяснить-то – попроще…. Ты как относишься к принципам и традициям? Положительно? Так вот, всё это и есть – принципы и традиции! И сырок, именно, «Дружба», и портвейн…. Даже стишок имеется конкретный: – «Портвейн и «Зенит» – близнецы-братья! Кто нам, пацанам, особенно ценен? Мы говорим «Зенит», подразумеваем – портвейн. Мы говорим «портвейн», подразумеваем…» А, чёрт, забыл! Да, и неважно…. Давай, за «Зенит»!

Первая порция «Агдама», как и полагается, прошла комом. Вторая, естественно, соколом. Серый – в процессе употребления портвейна – получил целое море познавательной информации: как о мировом и отечественном футболе – в целом, так и о «Зените» и его игроках – в частности.

– Я за что «Зенит» уважаю? – разглагольствовал слегка захмелевший приятель. – Во-первых, за то, что в команде, в основном, питерские пацаны играют, ребята с нашего двора, образно выражаясь…. Сечёшь? А, во-вторых, за Володю Казачонка! Он – боец настоящий, всегда сражается до конца. Выигрываем, или проигрываем – Володя всегда в мыле, как лось педальный, бегает по полю, бьётся – изо всех сил…. Да – за него – я любому перегрызу глотку! А, вообще, у меня есть мечта…. Хочу, чтобы в «Зените» только одни питерцы играли. Вовсе без приезжих! И, чтобы бились они все – как Володя, то бишь, до конца…. И, совсем неважно, какое конечное место в чемпионате страны займёт команда. Лично мне – неважно! Главное, чтобы играли только свои, и, чтобы – бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать – такого, лично мне – и даром не надо…

Бутылка закончилась. Лёха открыл вторую, достал из-за пазухи плоскую объёмную флягу и ловко перелил туда напиток. Спрятав фляжку под ремень, он старательно одёрнул рубаху и вопросительно посмотрел на Сергея:

– Ну, как? Незаметно? А то менты нынче – звери, вмиг отнимут…

Запихав коробку со вспомогательным инструментарием обратно за батарею, они переместились на Крестовский остров. Но направились не к стадиону имени С.М. Кирова, а вглубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба и спрятали третью бутылку.

А потом был – собственно – футбол. Что делалось на поле – было видно откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе стадиона Серому очень понравилось. Фанаты, бестолково размахивая руками, дружно скандировали весёлые и дурацкие «кричалки», извлекали из потайных мест фляжки, бутылки, даже, медицинские грелки, и – под одобрительные взгляды друг друга – браво употребляли принесённые напитки.

Кажется, «Зенит», всё же, выиграл. А, вот, с каким счётом? Сергей с Лёхой потом так и не смогли вспомнить…

Дружной и радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, болельщики двигались прочь от стадиона. Мужики и пацаны дружно скандировали:

– «Зенит» – бронза звенит!

– Менты – гордость нации!

Пьяненькие девицы предпочитали другую «кричалку»:

– Я хочу родить ребёнка – от Володи Казачонка!

Милиционеры, мило и вежливо помахивая чёрными дубинками, понимающе и благостно улыбались.

Сергей и Лёха, незаметно отделившись от основной группы, свернули в парк, к заветному тайнику. Как открывали последнюю бутылку, Серый ещё помнил, потом – как отрезало…

Проснулся он от холода, уже на рассвете. Туман медленно оседал на листьях деревьев крохотными капельками росы, рядом громко и тревожно храпел Лёха.

– Вот, и сходили на футбол, – тихонько подытожил Серый. – Интересно, что по этому поводу скажет бабушка?

Лёха проснулся в неожиданно-хорошем настроении и тут же заявил:

– Классный вчера был футбол! Достойно сходили! А сейчас двинем на «Ваську», там пивные точки с восьми утра начинают работать.

Через пять минут они двинулись в сторону Васильевского острова. Лёха шагал первым и в полголоса беззаботно напевал:

– Мои друзья идут по жизни маршем! И остановки – только у пивных ларьков…

У пивного ларька змеилась длинная очередь, состоящая из злых, мятых и небритых мужичков. Но Лёха доходчиво и авторитетно объяснил, что болельщикам «Зенита» пиво полагается без очереди. Первый несогласный тут же получил ногой в ухо, а остальные благоразумно вмешиваться и возражать не стали…

– Карате – весьма полезная вещь! – хвастливо заявил Лёха, бережно обнимая ладонями кружку, украшенную пышной шапкой белой пены. – А пиво – лучший напиток на этой планете! Впрочем, в данном конкретном сосуде – непосредственно пива – содержится процентов семьдесят, не больше. Остальное – ленинградская водопроводная вода. Но, всё равно, хорошо…

Немного взбодрившись, они двигаемся к метро.

– Моя мать – революция! Мой отец – стакан портвейна! – во всю глотку вопил Лёха.

«Так вот, ты какая, жизнь студенческая!», – подумал Серый. – «Лично мне – нравится…».

Бабушка встретила его на удивление спокойно:

– Пей, внучок, молочко! Оно с похмелья – в самый раз будет…

Внучок и не спорил.

А с Лёхой на футбол они ходили совсем и недолго. Потому как – примерно через полтора года – его быстренько женила на себе одна весьма шустрая, но, безусловно, правильная девица. И стал Лёха-каратист образцовым и примерным семьянином – со всеми вытекающими последствиями…

Вот, вам, господа и дамы, превратности Судьбы! Жил себе парнишка на свете – анархист, хулиган, драчун, любитель портвейна, романтик законченный.…А, ныне?

Ныне Лёха – профессор, доктор технических наук, червь бумажный, даже на футбол больше не ходит. Тьфу, да и только! Вот, что девчонки вытворяют с нашим братом…

Байка вторая
Введение в специальность. Бур Бурыч и ротмистр Кусков

На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда, когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.

Наступило время первой лекции, которая называлась громко и многообещающе – «Введение в специальность». Заранее – ведь, первая лекция – студенты РТ-80 собрались возле нужной аудитории.

Группа была чётко разбита на две половинки: вот – местные, ленинградские, а эти – приезжие, «общажные». Ленинградские ребята – почти все – щеголяли в джинсах: кто-то – в настоящих, кто-то – в болгарских и индийских. Иногородние же были одеты либо в стандартные школьные брючата, либо – в широченные клеши, уже года два-три как вышедшие из моды. Ну, и речь, естественно, отличалась – разными краевыми нюансами. Всякие там «оканья» и «аканья»….

Ленинградцы разместились по правую сторону от входа в аудитории, «общажные» студенты – по левую. Серый, если посмотреть с одной стороны, был местным, если же с другой – то приезжим. Но, поскольку он дружил с Лёхой-каратистом, то без особых раздумий прибился к ленинградским.

И, вдруг, из бокового коридора появилась неожиданная, по-книжному брутальная личность: среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять-таки – киношного – подбородка. Приметный парень был одет в чёрную классическую тройку и белоснежную рубашку со стоячим воротом. Кроме того, наличествовал шикарный галстук попугайской расцветки, и – нестерпимо блестящие, явно, импортные – туфли. На лацкане пиджака неизвестного пижона размещался стандартный ромб, свидетельствующий об окончании какого-то спортивного техникума. Рядом со скромным ромбом красовался громоздкий и солидный значок с гордой надписью – «Мастер спорта СССР».

– А это, что ещё за ферт такой? – достаточно громко, не таясь, спросил Лёха, никогда не отличавшийся особой тактичностью и трепетностью.

Ферт, оглядевшись по сторонам, мгновенно сориентировался и направился в нужную сторону. Подойдя вплотную и пристально глядя Лёхе в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака – противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии – начал изображать характерные знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах, мол, давайте-ка, сообразим на троих.

«Сюрреализм какой-то, мать его!», – непонимающе поморщился про себя Сергей. – «Ну, никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими плебейскими замашками!».

Впрочем, Лёху это обстоятельство ни капли не смутило, понимающе подмигнув блондину, он элегантно подхватил Серого под локоток и непринуждённо направился в сторону ближайшего мужского туалета.

В туалете брутальный ферт извлёк из брючного кармана бутылку коньяка (пять звезд!), за несколько секунд – крепкими белоснежными зубами – расправился с пробкой, невозмутимо опорожнил ровно треть, занюхал рукавом пиджака, и, протягивая бутылку Лёхе, представляется:

– Кусков, Мастер Спорта СССР по конной выездке, дипломированный спортивный тренер! К вашим услугам, господа!

Передавая друг другу бутылку, они допили коньяк. На безымянном пальце Кускова обнаружилось золотое обручальное кольцо.

«Эге! Да он же – в отличие от нас с Лёхой – совсем взрослый!», – отметил про себя Серый и спросил нового знакомого напрямик:

– Дяденька, а вас-то как занесло на эти галеры? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?

– Видите ли, мой юный друг, сорока принесла на хвосте, что ЛГИ – заведение насквозь нормальное. Мол, принципы и традиции здесь соблюдаются по полной программе. А это – в наше скучное и лицемерное время – немало!

– Не, Кусков, ты это говоришь серьёзно? – восхитился непосредственный Лёха, – Про принципы и традиции? Ну, тогда ты – брат нам, и всё такое…. Краба держи!

Кусков, обменявшись с Лёхой и Серым крепкими рукопожатиями, насторожился:

– Орлы, очень похоже, что дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете, кто нас сегодня будет воспитывать? Сам Бур Бурыч. Лично! Вообще-то, на самом деле, его зовут – Борис Борисович. Но для своих, продвинутых – Бур Бурыч…. Лучший бурильщик страны! В Антарктиде зимовал бессчетное количество раз! Так что, почапали за мной – на первый ряд – не пожалеете…

Широко распахнулась дверь, и между рядами аудитории вихрем промчался-пролетел, размахивая потрёпанным портфелем, крепкий мужик в годах – только полы расстёгнутого пиджака разлетались в разные стороны.

Мужичок внешне немного напоминал Кускова: такой же плотный, челюсть-кувалда, разве что волосы были совершенно седыми, а на макушке располагалась аккуратная круглая лысина.

Знаменитый профессор пробегал в непосредственной близости, и чуткий нос Сергея, уже неплохо разбиравшийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно просигнализировал, мол: – «Это – очень хороший коньяк. По-взрослому хороший! В отличие от того, который довелось употреблять – десять минут назад – в немытом сортире…. Просто отличный! Потянет звёзд на пятнадцать, не меньше…».

Бур Бурыч взобрался на трибуну и – с места в карьер – начал уверенно излагать:

– Орлы! Рад вас всех видеть! Нашего полка – прибыло…. Поздравляю! А вы представляете – хоть немного – куда попали? Знаете, что за «Эр Тэ» такое? Так вот, первым делом, хочу сообщить, что «Эр Тэ» – вещь совершенно особенная и, даже, неповторимая.… Если говорить совсем коротко, то «Эр Тэ» – это «гусары» нашего славного Горного Института. Вот так, и ни больше, и ни меньше! Кстати, а какие правила гусары соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?

Кусков тут же поднял руку.

– Прошу вас, молодой человек! Только – для начала – представьтесь, пожалуйста.

– Кусков, в душе – гусарский ротмистр! – пафосно объявил Кусков.

– Даже, так? Ротмистр? Безусловно, очень приятно, продолжайте…

– Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким народным массам. Во-первых, это – «гусар гусару – брат». Во-вторых, «сам пропадай, а товарища – выручай». В-третьих, «гусара триппером не испугаешь». В-четвёртых…

– Достаточно, Кусков, достаточно! – забеспокоился профессор, справедливо ожидая коварного подвоха. – Кстати, а что это вы, уважаемый ротмистр, вырядились – словно штатская штафирка? А?

– Сугубо из соображений конспирации, мон женераль! Что бы враги гнусные не догадались!

– Юморист хренов, – поморщился Бур Бурыч. – Если такой умный, то отгадай загадку. Двести три профессии, не считая вора. Кто это?

– Вопрос – говно, экселенц! – браво доложил слегка обнаглевший ротмистр. – Это, без всякого сомнения, полковник гусарского полка. Последним гадом буду!

На несколько минут профессор впал в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достал из потрёпанного портфеля маленькую серебряную фляжку, отвинтил крышечку и, сделав пару глотков, устало произнёс:

– В философском смысле, вы, Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ! Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не легкомысленных гусар. А совсем, даже, наоборот.…Представьте себе: дремучая тайга, до ближайшего населённого пункта – километров сто, а, может, и поболе. Вертолёты, как назло, не летают ни хрена, погода-то нелётная. И стоят на ветру – сиротиночками позабытыми – копры буровых установок. Хлебушек закончился давно, голодно. Шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние царят в некогда дружном коллективе…. Но план-то давать, всё равно, надо! Иначе денег не будет, да и злое начальство головы отвертит на фиг…. И, вот, тогда на арену, под нестерпимый свет софитов, выходит наш главный герой – буровой мастер. Он и хлеба испечёт, и рыбки наловит в ближайшей речке, и на стареньком фрезерном станке выточит нужную шестерёнку, и паникерам разным – профилактики для – наваляет по гнусным физиономиям. Короче говоря, отец родной для подчинённых, да и только! Если даже кто, не дай Бог, представится, он и похоронит по человечески, молитву – какую-никакую – прочтёт над свежей могилкой…. Теперь, голодранцы, вам всё понятно – относительно перспектив на ближайшие годы? Ну, ясен пень, что «буровой мастер» – это лишь первая карьерная ступень. Но важная – до чёртиков! А «гусарство» – это так, для души и внутреннего комфорта, не более того.… Вот, я, к примеру, профессор, доктор технических наук, лауреат разных премий. Только не греют эти громкие титулы! Горжусь же я – главным образом – тем, что лет десять тому назад полярники присвоили мне высокое звание – «Король алхимиков, Князь изобретателей». За что, спрашиваете, присвоили? Тут дело такое…. В Антарктиде мы лёд не только бурим механическим способом, но – также – и плавим. А для этого процесса – чисто технологически – необходим питьевой спирт. Но на антарктических станциях начальство – как ему и полагается – умно и коварно. И, дабы предотвратить повальное пьянство, добавляет в спиртягу всякие, насквозь ядовитые примеси. То есть, разнообразную химическую дрянь.…Каждая же новая смена, прибывшая на зимовку, считает своим святым долгом – за отведённый год – изобрести хотя бы один новый способ очистки спиртовой смеси. Тем более, что и начальство не дремлет, а так и норовит – применить новую химию. Ну, а изобретателю конкретному – почёт и всеобщее уважение…. Я в Антарктиде побывал четыре раза, а новых способов очистки изобрёл – целых девять. Ясно вам, оглоеды? О чём это, то бишь, я толкую?

Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях – о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о принципах и традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:

– Даже Иосиф Кобзон у нас отучился целый семестр, а потом – то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с высшей математикой казус какой-то произошел…. Что касается «Главного принципа», то это совсем просто. Всегда и со всеми – деритесь только с открытым забралом! С открытым забралом и без острого стилета – за голенищем ботфорта…

Лекция должна была длиться полтора часа, но прошло два часа, три, четыре, а студенты – как завороженные, позабыв обо всём на свете – внимали необычному профессору…

В самом конце выступления Бур Бурыч – то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно осознанно – произнёс, якобы между делом:

– В мои-то студенческие годы у «эртэшников» существовал ещё такой нестандартный обычай: первую стипендию – коллективно пропивать с шиком гусарским. Но тогда всё было по-другому: и стипендии поменьше, и народ поздоровее…

По тому, как понимающе переглянулись Кусков с Лёхой, Серый отчётливо понял: брошенные семена упали на благодатную почву, знать, будет дело под Полтавой…

Через месяц выдали первую стипендию, и подавляющее большинство студентов РТ-80 – во главе с доблестным ротмистром Кусковым – на несколько суток обосновались в общаге: с гусарским шиком пропивать полученные деньги. На одного участника мероприятия пришлось – помимо скромных, но разнообразных закусок – по пятнадцать бутылок портвейна различных марок и названий. Совсем нехило.

Честно говоря, справиться с таким количеством спиртного было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников. Они благородно и регулярно помогали салагам бороться с зелёным змием, приносили с собой гитары и душевно пели геологические песни. Например, такую:

 
На камнях, потемневших дочерна,
В наслоённой веками пыли,
Кто-то вывел размашистым почерком —
Я люблю тебя, мой ЛГИ.
 
 
Может, это – мальчишка взъерошенный,
Только-только – со школьной скамьи,
Окрылённый, счастливый восторженный,
Стал студентом твоим, ЛГИ.
 
 
Может, это – косички да бантики,
Да полнеба в огромных глазах,
Наконец, одолев математику,
Расписалась на этих камнях.
 
 
Может, это – мужчина седеющий
Вспомнил лучшие годы свои.
И как робкую, нежную девушку
Гладил камни твои, ЛГИ…
 

Многим первокурсникам это испытание оказалось, явно, не по плечу. Сергей вышел из игры на вторые сутки и поехал домой – к бабушке – отпаиваться молоком, кто-то сошёл с дистанции чуть позже. Но ударная группа коллектива, возглавляемая принципиальным ротмистром, героически сражалась до конца….

Через неделю Бур Бурыч пригласил всю группу на внеочередное собрание. Хмуро оглядев собравшихся, он – голосом, не сулившим ничего хорошего – начал разбор полётов:

– Только неразумные малолетки понимают всё буквально! Умные же и взрослые люди, они всегда тщательно анализируют полученную информацию. А затем корректируют её, учитывая реальную обстановку и собственные возможности. В противном же случае – получаются сплошные нестыковки и насквозь неприятные последствия.… Вот, в подтверждении моих слов, из милиции пришла интересная бумага. Медицинский вытрезвитель № 7 города-героя Ленинграда уведомляет, что 5-го октября сего года студент славного Ленинградского Горного Института – некто Кусков – был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки-пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки…. Ротмистр, ваши комментарии?

– Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, – не очень-то и уверенно заявил Кусков.

– Выгнал бы я тебя, мерзавца, ко всем чертям, – мечтательно прищурится Бур Бурыч. – Да, вот, закавыка имеется: из того же учреждения поступил ещё один – бесконечно-милый – документ. В нём говорится, что всё тот же Кусков – 6-го октября сего года – был, опять-таки, доставлен в мертвецки-пьяном состоянии в вытрезвитель, где через три часа успешно проснулся и всю ночь напролёт читал вслух поэму «Евгений Онегин», естественно, в её матерном варианте исполнения…. Ротмистр?

– Отслужу, кровью смою, дайте шанс…

– Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота солёного всё это смоешь! На производственной практике, в пыльных степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно! – уже во весь голос заорал профессор, затем неожиданно успокоился и задумчиво продолжил: – За один вытрезвитель – выгнал бы, не ведая сомнений. Но, два привода – за двое суток? Это уже, однако, прецедент! А от прецедента – до самой натуральной легенды – только один шаг. Выгоню – к чертям свинячьим – героя легенды, а потом совесть замучит…. Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем выйти в коридор и прикрыть за собой дверь! Там дожидайтесь дальнейших указаний. А вы, Кусков, останьтесь….

Ротмистр, провожая друзей-товарищей грустным взглядом, пробормотал себе под нос:

 
Пошлите же за пивом – денщика!
Молю вас, о, прекрасные гусары!
А почему вы – в серых галифе?
И для чего вам – чёрные дубинки?
 

Студенты РТ-80, чуть слышно пересмеиваясь, вышли в коридор и, не сговариваясь, замерли возле замочной скважины. Из-за дверей доносилась отборная матерная ругань, раздавались глухие неясные шлепки и жалобное оханье…

Минут через десять-двенадцать в коридор неуклюже вывалился Кусков. Одно его ухо было ярко-рубиновым и формой напоминало обыкновенный банан, другое же представляло собой небольшую, тёмно-фиолетовую тарелку.