Текст книги "Обреченный рыцарь"

– Но как же… – начала нерешительно.

– Ну, насчет того, как твои товарки деток рожали, тоже скажу. Это ведь просто совсем – коли есть яд, то имеется и противоядие. Можно притормозить действие воды, хотя и беда может приключиться. А уж рецепты, какие вы все разгадать стремитесь – так это обманка особая. Ты рецепт найдешь, сваришь зелье‑то, да и копыта откинешь! А хозяева еще и скажут, что хотел, мол, человечишка нас предать. Рецепт украсть ума хватило, да магии толком не выучился, оттого и сдох! Так что не боись, девка, переживешь ты спокойно и муженька своего будущего, да и внуков, пожалуй. На свадебку‑то пригласишь? – тепло рассмеялся лесной князь.

А в следующее мгновение ему пришлось вновь приводить в чувство потерявшую сознание чародейку.

Глава 12
ПОЗАДИ КИЕВ

Киев

Мириады алмазов на темно‑синем, почти черном бархате….

Высокое, близко‑далекое звездное небо над головой….

Она смотрела на луну, на ее жемчужно‑яркое сияние, на облака, легкими тенями ложившиеся на звездный свет и подчас изменявшие привычные рисунки созвездий…

Файервинд наблюдала, как небо меняет свой цвет, теряет синюю глубину тьмы и приобретает пока еще серовато‑алые отблески будущего рассвета.

Наступал день, пережить который будет не просто и ей, и всему Киеву.

Самое время вспомнить прошлую жизнь с самого детства.

С детства.

Файервинд усмехнулась. Горько и невесело.

Не помнила своего детства, своих родителей…

Нет, не так…

Она запретила себе помнить о них… Просто знала, что были и родители, и детство. Но заказала себе вспоминать, хотя с ее властью над собственной памятью могла бы без труда вернуть видения прошлого.

Лишь иногда во сне приходили к ней картины – бревенчатые стены и разноцветные половики на чистом, пахнущем сосной полу… Самые светлые, самые теплые воспоминания эти она спрятала подальше от всех и от себя самой. Потому что боялась. Боялась, что если узнает все, то не сможет больше быть верной прислужницей, Младшей Дочерью Истинного Народа, расплачивающейся чужими жизнями за свою (и как вдобавок теперь выяснилось, напрасно).

Здесь, в покинутом киевском предместье, оставалось всего с сотню солдат.

Передовой дозор.

Скоро им предстоит убраться восвояси. Ибо сюда явится орда навьих.

Фай поморщилась, вспоминая последний сеанс связи с разведчиками Вареникса.

Какой‑то своей лешаковой магией, в которой она, как ни старалась, не разобралась, Вареникс сумел заставить птиц, сопровождающих метаморфусов, передавать увиденное в чашу с водой. (Это тебе не «волшебное» блюдце с яблочком, сработанное мастерами ти‑уд.)

И зрелище это было довольно неприятным, если не сказать покрепче.

Длинная узкая колонна, идущая прямо на Киев. Как стрела, выпущенная из лука. Лука, который на карте Куявии верхним концом лежал где‑то под Чернобылем, а нижним – в верховьях Буга. А сама стрела вылетела откуда‑то из болот левее Искоростеня.

Мысли ее оборвал явившийся дозорный.

– Из лесу прибыл какой‑то полоумный старик, говорит, что лекарь, – доложил он. – На него тама пауки здоровущие напали.

Файервинд встревожилась – тут неподалеку имелись руины какого‑то капища с могильником. Хотя воинственных скелетов на земле Куявской пока наблюдать не довелось, однако ж получить в добавок к метаморфусам еще неизвестно что….

Воины привели встрепанного старца в старой, хотя и чистой хламиде.

Назвавшись лекарем Званом, он сообщил, что собирал целебные грибы неподалеку в лесу, когда наткнулся ни много ни мало на шестерых здоровенных пауков, возглавляемых вообще громадной тварью, исписанной странными рисунками.

Через пять минут вместе с компанией союзников Киева – печенежских воинов – Файервинд сунулась в чащу.

И в самом деле, на опушке, среди разбросанных грибов и трав, вальяжно копошилось семь огромных пауков.

При виде незваных гостей они двинулись в их сторону, шевеля жвалами.

И если шестерка пауков размером с доброго теленка способна была нагнать ужас на любого смертного, то седьмой – с осла размером, угольно‑черный, волосатый, да еще покрытый какими‑то непонятными знаками – вообще мог показаться воплощением дьявола.

– Стреляйте, парни! – взмахнула рукой магичка.

Хороший лучник выпускает по стреле за каждые пять ударов сердца, а печенеги были стрелками отменными. Били они к тому же тяжелыми срезнями, вспарывающими мясо и наносящими страшные раны. Так что пауки не успели пробежать и половины расстояния, разделяющего их с ведьмой, как, перевернувшись на спину, задергали лапами в конвульсиях, а потом затихли.

Осторожно подойдя поближе, Файервинд поняла – зрение ее не обманывало.

Нервно передернула плечами. Ибо огромным пауком был не кто иной, как сам Рунный властелин К'кин'зир. Тварь, убитая ею тридцать лет назад в пещерах Абиссинского нагорья. Зачем уж потребовались ти‑уд высушенные железы этой легендарной твари – осколка незапамятных времен, чародейка так до сих пор и не знала.

Не то чтобы ее стали мучить угрызения совести из‑за древнего мыслящего многонога. Просто появление его тут могло означать лишь одно – метаморфы от прощупывания мозгов горожан и мужиков перешли к сложно организованным двуногим.

При мысли о том, что еще может вылиться на свет божий из ее мозгов, она вновь вздрогнула.

Однако к ней уже спешила Яра Рыжая – глава киевских ведьм, считаные дни назад прятавшаяся от инквизиции по надднепровским пещерам да окрестным лесам, а ныне – правая рука Старшей Чародейки войска Киевского (так гласила надпись чертами и резами на золотой тамге, болтавшейся на груди Файервинд).

– Госпожа Фай, – бросила Рыжая. – Мы смотрели в воду – они будут здесь через час. Я послала к княжне и воеводе…

На поле перед Золотыми воротами выстроилось войско града Киева.

Не все, конечно, но большая его часть.

Преосвященный пару минут раздумывал, как ему обратиться к тем, кто вышел защищать стены столицы. Ведь среди них были и его единоверцы‑христиане, и те, кто по‑прежнему молился старым куявским богам, и даже представители Малых Народцев.

– Други! – наконец молвил отец Кирилл. – В нелегкую годину довелось нам собраться здесь, у нашего города. Перед нами враг неведомый, лютый и беспощадный. И с ним предстоит сразиться не на жизнь, а насмерть. Многие полягут в этой сече, но иного пути у нас нет. Велика земля наша, а отступать некуда – позади Киев!

Он размашисто перекрестил собравшихся воинов золотым крестом, а затем низехонько поклонился ратникам на три стороны, и тут со стен донесся истошный вопль:

– Они идут! Идут!

– ОНИ ИДУТ!!

Крик дозорного мгновенно был подхвачен множеством глоток.

Затрубили рога, топот тысяч ног занимавших свои места ополченцев казался громом исполинского барабана.

На башни вдоль стены поднимались собранные со всего города и окрестностей знахари да колдуны – иных выпустили прямо из монастырских подвалов.

Кошками взлетали по стенам домовички, банники, овинники. Им тоже было что защищать.

Вместе с Файервинд и лесным князем Орландина поднялась в клети на смотровую башню. И увидела наступающих навьих. Не в бледном зеркале воды, мелких, а потому не страшных, а воочию.

Издали одни казались слитной массой, но зрительное заклинание позволило рассмотреть их в подробностях. Клыкастые, зубастые, рогатые, усеянные шипами и острыми гребнями. На четырех, шести, восьми лапах. А в голове колонны шли существа, напомнившие увеличенных до размеров вендийского элефанта свиней. Это что‑то новенькое… Огромные слонокабаны (или свинослоны) были уже почти рядом со стенами. Казалось, еще немного – и наскоро сметанный бревенчатый заплот рухнет под слитным ударом нечистых тварей.

Вот громадные хрипящие и пышущие паром исполины в каком‑то десятке локтей от стены…

Хруст бревен и жердей, истошный рев исполинских глоток…

В мгновение ока стену от орды тварей отделил второй ров, в котором копошились издыхающие на кольях громадные туши.

Вареникс довольно усмехнулся – вырытые за ночь земляными норовиками при активной помощи кикимор и болотников ловушки сработали великолепно.

И все случившееся произвело на метаморфусов неприятное впечатление.

Волна ненависти, прокатившаяся по всей массе страшил, коснулась защитников столицы.

«Уничтожить всех! Уничтожить всех до единого! Уничтожить так, чтобы ничего от них не осталось! Уничтожить!!»

Орландина пошатнулась, ощутив мощь противостоящей им силы.

Только бы не дать слабину. Ведь на нее, воеводу, смотрит все воинство и горожане.

Когда навье войско вошло в предместья, стрелки натянули луки, и тысячи стрел с горящей паклей упали на крыши теремов и убогих хатенок. Заранее заготовленная в домах смола, щепа и хворост быстро занялись.

Передовые отряды нечисти погибли в огне, но пожар подозрительно быстро потух, зато защитники города и обыватели получили сомнительное удовольствие – дышать дымом и зловонием сгоревшей мерзкой плоти.

Метаморфы вновь пошли на приступ.

Затоптав угли пожара и завалив оба рва трупами, навьи атаковали город. Они заполнили весь склон, карабкались вверх по отвесным стенам, пробираясь сквозь град стрел, камней и смолы. Шли вперед черной волной, и казалось, она вот‑вот сметет защитников и погребет их под собой.

Однако перед стенами этот бег внезапно затормозился. По толпе мерзких порождений чужого мира побежала непонятная волна.

Шагах в ста от переднего края выстроились здоровенные косматые монстры, напомнившие Орландине африканских обезьян хорилл. Потом передние ряды слились в кучу и двинулись вперед. И синхронно с ними переместились обезьяны, словно подталкивая собратьев вперед.

Подталкивая?..

И амазонка поняла…

Поискала глазами Люта, но его не было видно. Наверняка ослушался ее приказа и сунулся в самое пекло, на передовую. Вот уж душа неуемная. Надо будет всыпать ему за нарушение дисциплины. А еще вроде в имперских войсках служил. Ха! Она ни за что не поверит, что не получал палками по пяткам за свой норов. Но это потом, после…

Плюнув на все, она побежала к стрелкам, возившимся вокруг наскоро сколоченных метательных машин.

– Готовьте катапульты! – закричала. – Стреляйте по шестой шеренге – по мохнатым!

Никто не потребовал у нее объяснений – воины кинулись выполнять приказ.

– Катапульты готовы, матушка воевода! – отрапортовал ей запыхавшийся парнишка, вбежав на раскат стены.

– Отлично, – одобрила его воительница.

Хотя в обращении «матушка воевода» послышалась то ли легкая издевка, то ли неловкость. Понятное дело – впервой киевлянам пришлось иметь над собой военачальником женщину. А что поделаешь, раз князь до сих пор «хворает» (даже вмешательство вернувшегося архиепископа не помогало).

– Передай, чтобы стреляли по задней шеренге, где стоят обезьяны… Они подпитывают основные силы.

Гориллообразные навьи, попав под прицел катапульт, не дрогнули и спустя короткое время полегли почти все. И сразу напор ослаб.

– Ладно сделано, – прогудел у нее за спиной Вареникс. – Молодец, дочка!

Князь лесной, закованный в полный чешуйчатый до‑спех персидской работы (подарок княжны), одобрительно кивнул.

Девушка не ответила, обдумывая свое открытие.

У навья, оказывается, все ж был разум!

Не такой, конечно, как у людей, сатиров с лешими или дельфинов. И даже не такой, как у пчел и муравьев. Каждый из метаморфусов имел набор самых примитивных инстинктов. Но когда они собирались большой толпой, то нечто разумное в их поведении возникало. Можно ли с ними договориться?

Орландина поделилась своими мыслями с чародейкой и лешим.

– Нет, вряд ли, – покачала головой ведьма. – Судя по тому, что я о них уже знаю, они не пойдут ни на какие сделки и соглашения.

Как бы там ни было, но разум тварей, делая их опасными, сослужил людям добрую службу.

Если дикие навьи очертя голову лезли на рожон, разменивая десять своих за одного человека, то сверхразум орды такого позволить не мог – ведь если чудищ станет слишком мало, то он исчезнет, а первое, что есть у всякого хоть чуть‑чуть мыслящего (даже у безмозглой почти ящерицы), – желание избежать смерти.

И ревущая, стрекочущая, мяукающая, лающая толпа отхлынула от стен, отойдя на перегруппировку.

Отступление было встречено радостными воплями.

– Мы победили! – провозгласил появившийся на башне отец Кирилл. – Всем по чарке водки! Слышите, дети мои?! Лют, головой отвечаешь за раздачу!

Слова владыки, мигом разнесшиеся по стенам и под ними, были встречены радостным гулом.

– Почтенная, а ты что хмуришься? – обратился владыка к магичке. – Мы же победили!

Файервинд грустно вздохнула:

– Да, святой отец, это так. Но мы не продержимся долго. Каждый новый штурм будет уносить жизни защитников, а эти твари вновь и вновь станут приходить из своего мира. У нас так очень скоро не останется армии. Вспомните об участи царя Пирра…

Штурм возобновился после полудня.

Навьи атаковали восточную стену, и им почти удалось прорвать оборону.

Сотни темных, безликих тел лезли в образовавшееся отверстие, прорываясь в город. Бойцы перекрывали им путь.

Кругом царил хаос. Тела корчились в агонии, их сминали наступавшие черные ряды. Мечи рубили, когти рвали тела. Трупы – людей и метаморфусов – лежали в проломе стены почти до самого верха.

Но все равно части монстров удалось прорваться в город.

Воины, не жалея жизней, снова и снова отбрасывали их назад – за стену. Сражение то приближалось к пролому, то откатывалось вновь – ни одна из сторон не могла добиться преимущества.

Ярость выплескивалась в отчаянном крике, воплях и проклятиях, которым отвечал не менее яростный и бессмысленный рык тварей.

Битва разгорелась с новой силой.

Владыка Кирилл сражался плечом к плечу со своими дружинниками. Псы Господни не без гордости взирали на своего духовного пастыря. Все дружинники заметили, что с их преосвященным после возвращения в столицу произошли разительные перемены. Если раньше воины еще хорошенько подумали бы, выйти вместе с епископом на поле боя или нет, то нынче у них не было ни малейших сомнений. За этого Кук… то есть отца Кирилла любой из них готов был жизнь отдать.

Да и сам владыка то и дело бросался им на помощь, норовя собственной грудью заслонить «чад своих возлюбленных». И раньше за ним замечалась ухватка во владении мечом, но теперь проявились повадки бывалого и опытного воина.

Уже не одну вражину иссек преосвященный в зеленую кашу. Его доспехи были буквально заляпаны этой зловонной жижей. Лишь наперсный крест ярко поблескивал золотом. Как ни странно, его не коснулась ни одна смрадная малахитовая капля.

Рядом с отцом Кириллом вертелся юркий отрок, которого преосвященный ласково именовал «внучком». Воины посмеивались в усы, дивясь на крохотные рожки, торчавшие из рыжей шевелюры паренька. Хорошего же родственничка приобрел себе владыка. И от кого только прижил? Не от русалки ль лесной? Кто его знает, где он пропадал все это время? И отчего вдруг переменил имя и сменил повадки и норов. Вдруг его там подменили? Ну и слава богу!

Вот один из гигантских раков, изловчившись, подобрался вплотную к владыке и его оруженосцу. Некоторое время пучил глаза то на одного двуногого, то на второго. Наконец, сделав выбор, взмахнул клешней над головой маленького. Тот в последний миг все же увернулся, а то быть бы ему на голову короче. Однако огромные ножницы таки задели макушку отрока, потому как он, громко взвыв, вдруг схватился за волосы.

– Что, что такое?! – всполошился отец Кирилл.

– Рог! – запричитал Бублик. – Он мне рог, гадина, отрубил!

– Ах ты, щучий сын! – медведем заревел владыка, кидаясь на членистоногого. – Маленьких обижать вздумал?! Ну, держись!

Епископский меч разящей молнией заблистал над навьим, кроша в труху трудно пробиваемый панцирь. Из пробоин полилась все та же зеленая жижа. Но преосвященный, казалось, не замечал ее. Им овладел небывалый гнев. Как, глумиться над тем, кто ему дорог?! Не бывать такому!

Остановился лишь тогда, когда понял, что рубит уже воздух.

Перевел дыхание и утер от пота глаза.

От небывалого противника остались рожки да ножки. Вернее, усы да два большущих глаза, плавающие в смердящей болотистой луже.

– Ну, владыка! – в восхищении развел руками Лют. – Тут тебе не чарка, а целый ковш водки причитается!

– А то! – задорно подмигнул ему преосвященный. – Знай наших!

И, обратясь к сатиренку, примолвил:

– А ты, внучок, не горюй! До свадьбы новый рог вырастет! Какие твои годы!..

Мертвые, умирающие и раненые лежали повсюду. Из города подтянулись жители – старики, женщины, дети. С палками и дубинами, молотя прорывавшихся навьих изо всех сил и сами ложась под ударами лап, когтей и клыков.

Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут на выручку пришел Бабский полк (так его ехидно обозвали Лют с Вострецом) Орландины, набранный воеводой из самых отчаянных киевлянок, которым надоели горшки да метлы.

Размахивая мечами и подбадривая себя визгом, долженствующим изображать боевой клич, куявские амазонки ринулись в атаку на тварей.

Девушки отчаянно дрались.

Стана, крепкая и высокая хозяйка пекарни, укокошила нескольких монстров врукопашную, приложив ухватом. На спину ей прыгнул кошмарный полукот‑полупетух, но стоявшая сбоку крепкая старуха снесла чудищу голову топором, ухитрившись не поранить девчонку. А затем тем же топором пришибла пару слабых мелких метаморфов, прыгавших вокруг и щелкавших зубами.

Злата, дочь Родиславы, тоже не теряла времени даром – прибила двоих тварей посохом и буквально превратила в слизистую кашу еще троих – на сей раз удачно брошенным заклинанием.

Тяжелее всего пришлось Гертруде – молодой аллеманской купчихе, муж которой держал скобяную лавку на Крещатике. Ее азарта хватило только на одного мета‑морфа, потом она лишь вяло отмахивалась от наседающих врагов мечом, время от времени в ужасе зажмуривая глаза.

Однако Бабский полк все равно держался.

Твари умирали не как обычные существа или даже нечисть – не оставляли после себя мертвое мясо и внутренности. Они рушились наземь, точно глиняные болваны, тут же начиная истекать зеленой жижей или просто расплываясь черными кляксами мерзкого студня.

Но тут из прохода вылез здоровенный монстр раза в два выше человеческого роста, в костяном панцире, покрытом шипами с ног до головы. И сразу выяснилось, что все же девушки, по крайней мере если они не из Сераписского вольного легиона, на войне не столь уж и пригодны. Чуть ли не половина воительниц отшатнулась, кто‑то бросил оружие…

К сожалению, с ними не было Орландины, а сотник – дочь боярина Кучки, Костяна, сама поступила в войско три дня назад.

Монстр довольно захохотал.

Одна из амазонок попыталась поразить его пиллумом, но демон с неожиданной ловкостью отбил лапой дротик и метнул обратно. Девушка рухнула, как подкошенная, обливаясь кровью.

Стана испуганно вскрикнула, и тут демон обхватил ее своими когтистыми ручищами и буквально двумя пальцами свернул женщине шею.

Демон осклабился и, взвалив себе на плечи трупы сраженных им девушек, затопал обратно.

Неизвестно, как бы дальше развивались события, но к месту битвы, оплеухами разметав потерявших боевой кураж девиц, подоспела сотня Люта, впереди которой бежал тевтон.

Оторвавшись от товарищей, он с ходу влетел в толпу навьих и принялся изо всех сил их рубить. Метаморфусы не сразу опомнились, и не меньше дюжины их легли от ударов его меча.

Но потом Парсифаль оказался буквально погребен под грудой тел врагов.

Словно обезумевший Гавейн бросился выручать товарища. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, маячила туша огромного волка. Верный Фенрир тоже решил поучаствовать в битве с мерзкими пришлецами.

– Ищи! – указал ему крепыш на пирамиду, под которой, дай Бог, еще не успел превратиться в мумию блондин.

Волчара вгрызся зубами в лежавший сверху и еще не успевший стать изумрудным желе труп упитанного песиголовца. Щелчок мощных челюстей, и прямо в лицо бритту пролетела откушенная голова монстра. Еле успел отвернуться от мерзкого снаряда, в очередной раз подумав о пророчестве и предсказанной гибели от собаки. Только от которой из них? От песьей головы, едва не расшибившей его собственную, или от серого питомца, бросившего оную?

Особенно предаваться размышлениям было некогда, потому что на Гавейна сразу с двух сторон набросилась парочка живых сородичей дохлого песиголовца. Один сразу напоролся на выставленный рыцарем меч и застыл на месте, удивленно наблюдая за тем, как из его распоротого брюха, дымясь, вываливаются на землю внутренности. Второго гибель напарника не остановила.

Как видно, у навьих совсем не развито чувство воинского коллективизма и взаимовыручки, заключил бритт.

– Куда прешь, образина?! – возмутился он, отшатываясь от скрестившихся над его головой двух кривых клинков, которыми одновременно орудовал монстр.

Надо же, оказывается, и навье владеет кой‑какими навыками фехтования. А он‑то самонадеянно думал, что эти твари совсем безмозглые по части военного дела. Прут себе дуриком напролом, надеясь на силу и массу. Ан нет, выходит… Учтем, учтем.

Рыцарь сделал вид, что поскользнулся, отчего его грудь оказалась открытой для вражеского удара. Песиголовец радостно зарычал и произвел выпад вперед правой, чего Гавейну и требовалось. Извернувшись невероятным образом, бритт подпрыгнул на месте, подставляя под удар вражеского клинка закованную в наколенник ногу, а сам штрыкнул мечом прямо в единственный глаз чудовища. Смертельно раненная тварь взвыла и, отбросив оружие, схватилась руками за голову. Клинок крепыша по‑прежнему торчал из покрытого черной шерстью лба. Особенно не кручинясь по потере, Гавейн завладел одним из брошенных песиголовцем мечей, оказавшимся несколько тяжеловатым для его руки. Еще бы – собакоголовый был на добрых полтора фута выше рыцаря ростом и раза полтора шире в плечах.

– И‑э‑хх! – взмахнул бородач десницей, опуская кривое лезвие на шею его бывшего владельца.

С первого раза отсечь собачью башку не получилось. Слишком мощным оказался вражеский загривок. Из стали он, что ли?

Вторая попытка была более успешной.

Оглянулся на Фенрира. Что там с поисками пропавшего красавчика?

Ага, нашлась пропажа. Чтоб такой охотник да не учуял дичь. Но что‑то бледненький наш блондин. Зеленее, чем обычно. Не задохнулся ли, упаси все святые?

Волк, жалобно поскуливая, принялся облизывать Парсифалево лицо. Тот неожиданно чихнул и открыл глаза. Оттолкнув прочь морду своего спасителя, пошатываясь, встал на нога и грязно выругался. Жив, жив, красава.

– Берегись! – что есть мочи вдруг гаркнул Перси, едва не свалившись от резкого движения.

Гавейн обернулся.

Батюшки светы! Да сколько же вас?!

Еще пятеро песиголовцев обступили со всех сторон бритта.

«Ох, смерть моя пришла!» – затравленно заозирался он по сторонам.

Воины Люта дружно вскрикнули и бросились вперед, чтобы отбить храбреца. Опережая их, в один прыжок преодолел расстояние до хозяина Фенрир и, вздыбив шерсть на загривке, заслонил человека собой.

Твари отступили, отброшенные общим натиском.

Сражающиеся хлынули в пролом и на этот раз вышли наружу: навьих отбросили за стену. А домовые рука об руку с лешими и полевиками закидали проломы бревнами.

Уже в который раз Орландина проклинала все на свете. Но положение верховного воеводы обязывало ее быть на смотровой башне. Хотя ее место там, внизу, среди простых бойцов! В конце концов, среди тех киевлянок, которые вступили в ее особый полк!

Несмотря на это настроение, именно она первой увидела вышедший из леса большой отряд. Но не метаморфов, а людей.

Да каких!

Над сомкнутым строем пехоты реяли на ветру так хорошо знакомые ей штандарты – золотой орел на ветви дуба – Иберийский манипул; серо‑красные стяги Железной сотни, белый конь Второй Галльской Когорты, серебряный луч на зеленом поле – Третья Британская…

Сомнений не было – на помощь Киеву спешил… Сераписский вольный легион чуть не в полном составе.

И впереди его на вороном коне величиной с доброго быка ехал закованный в сталь человек.

– Эомай! – радостно взвизгнула Орландина.

Вместе с войском продвигались конные носилки, над которыми трепетал вымпел со знаком бога Тота Носатого.

И девушка помнила, кому такие носилки принадлежат.

Навстречу отряду устремились сонмы навьих. Но не дойдя шагов ста, прянули прочь, как от огня…

Покачнувшись, Файервинд тяжело опустилась на помост.

– Госпожа Фай, вам плохо? – испуганно осведомилась Яра Рыжая.

– Нет, – утерла колдунья со лба ледяной пот.

Ей не было плохо.

Ей было страшно.

Потому что рядом с носилками, в которых обычно ездит высшее имперское жречество, она увидела другие – тоже конные, но черные, наглухо закрытые, блестящие лаком.

Именно в таких маги ти‑уд покидали свои подземелья, когда им это требовалось.

И Файервинд точно знала, что за маг из числа Истинных Людей явился сюда…

Без помех достигнув ворот, римляне вошли в город.