Текст книги "Пёс"

Глава 21

Я лежал на уже горячем песке у палатки Рыжего. Работники милиции прибыли около восьми. Один из них, совсем молодой парнишка с весёлыми глазами, опросил меня и составил протокол. Затем я расписался и, было, направился к своей палатке, но меня попросили задержаться до приезда следователя прокуратуры.

– Как тот парень, с изуродованным лицом? – спросил я.

– Хреново! – ответил парнишка. – Минут сорок назад скончался.

Я кивнул и снова улёгся на песок. Стопы тупо ныли. Хотелось забраться в ванну с горячей водой и пеной. Рассыпавшись, милиционеры тщательно осматривали песок и заросли. Со стороны порта пришёл катер. Бросив якорь, водолазы неспешно готовились к погружению.

Через некоторое время всё тот же парнишка с весёлыми глазами снова обратился ко мне:

– Вы не знаете, откуда взялась картонная коробка, в траве, не далеко от места, где стоял мотоцикл?

Я объяснил, что коробка находилась в коляске мотоцикла, и что я вынул её, что бы уложить в коляску Тимоху. Он записал мои показания, теперь уже относительно картонной коробки. Я снова расписался в протоколе и снова улёгся на песок.

Труп Толика нашли быстро. Водолазы подтащили его к берегу и выволокли на песок. Его положили на спину возле рыбной кучи. Он так и лежал там, мёртвый и никому не нужный. Рядом с Толиком бросили нож и сломанное посредине весло.

Его светлые волосы слиплись на лбу. Вода каплями стекала с них на песок. На белом, как лист бумаги, лице, посиневшие губы очерчивали полуоткрытый рот. В потухших, широко открытых глазах застыл ужас. Два листика водорослей прилипли к правой щеке. Его руки со скрюченными пальцами широко раскинуты в стороны. Правый рукав его чёрной болоньевой, куртки разорван в лохмотья. На тыльной части правой кисти свежие рваные раны, из которых ещё сочилась кровь. Мне стало не по себе. К горлу подступила тошнота, и я отвёл взгляд.

За деревьями скрипнули тормозами одна за другой сразу две машины. Через минуту, мимо меня по направлению к трупу прошли пять человек. Вернее, четверо из пяти направились к трупу, а один, (это был Рыжий) присел возле меня на корточки.

– Слышь, братишка, там вводки не осталось. – Рыжий трясся то ли с похмелья, то ли от волнения, – Надо Тиммоху помянуть. Пприжмурился землячок.

– Посмотри в палатке. – Ответил я, продолжая наблюдать за происходящим. – Я бутылку начал, и в палатку поставил, слева у входа.

Рыжий нырнул внутрь, и через минуту оттуда донеслось бульканье и довольное похрюкивание. Между тем, вслед за основной группой к трупу проследовали медики – два санитара с носилками и пожилой мужчина в сером халате и такой же шапочке. Все ранее и вновь прибывшие собрались вокруг тела.

Внимание привлекал начинающий лысеть среднего роста мужчина. Он, наверное, и был тем следователем прокуратуры, которого все ждали. Одет он был в чёрный кожаный плащ, аккуратно застёгнутый на все пуговицы. Серые отутюженные брюки. Зеркально начищенные чёрные туфли. Губы плотно сжаты, а глаза скрыты тёмными стёклами очков. Руки в карманах плаща. Он говорил, надменно изгибая рот, и поворачивая голову к тому, к кому обращался. Все слушали. Справа, чуть сзади от него, горой возвышался, стриженый наголо одетый в кожаную куртку, джинсы и кроссовки, мужчина лет сорока, с кувалдоподобными кулаками. Слева покачивался на каблуках человек с большим чёрным чемоданчиком, в милицейской форме, поверх которой был надет ярко-зелёный пуховик. Дальше располагались медики. Напротив следователя, стояли четыре милиционера – те, что приехали первыми. Поодаль по песку прохаживался парень в сером плаще, не старше двадцати пяти-двадцати восьми лет. Хлопая детскими глазами и приоткрыв пухлые губы, он бросал пугливые взгляды на покойника.

После короткого инструктажа все приступили к исполнению распоряжений человека в тёмных очках. Двое в милицейской форме направились вдоль берега, один вправо, другой влево от цепочки собачьих следов. Человек в ярко-зелёном пуховике раскрыл чемоданчик и засверкал фотовспышкой. Двое, оставшихся милиционеров в форме, интенсивно жестикулируя руками, что то объясняли следователю и показывали в мою сторону. Пожилой медик склонился над трупом. Санитары закурили.

В это время, парень с детским взглядом, вдруг прижал ладошки ко рту и бросился к деревьям. Все, кроме медика, презрительно посмотрели ему вслед. А парень, с разбегу ухватился за ствол небольшой берёзы и переломился пополам. Его рвало метрах в пяти от палатки. Из палатки показалась довольная рожа Рыжего. Он открыл, было, рот, собираясь, что то сообщить мне, но его взгляд упал на согнувшегося у берёзы паренька. Лицо Рыжего мгновенно побледнело. Он пулей вылетел из палатки, и его то же вывернуло. Так они и стояли вдвоём у ствола берёзы в метре друг от друга согнутые пополам, кашляя и обливаясь слезами.

Закончив, Рыжий вернулся в палатку. Мужчина же, вытер глаза и рот платком, бросил его на песок и подсел ко мне.

– Омерзительно! – выдохнул он, проводя тонкими пальцами по бледному лицу. – Как они могут так спокойно на это смотреть?

– А вы, что не из милиции? – спросил я.

– О нет, что вы! – улыбнулся он. – Я из газеты. Я пишу серию статей о проблеме бродячих собака, а об этом псе в особенности.

Тут я понял, с кем имею дело.

– Вы Шахов?

– Да. Это я. – И он зарделся как девушка.

– Я читал ваши статьи.

– Да? Ну и как вам?

– На счет проблемы с собаками верно. Властям давно пора заняться этим, да и не только. А, вот, с «Чёрным Дьяволом» – это вы перегнули.

– Почему же перегнул? – Он поднял на меня свои голубые глаза. – На счету этой собачки уже четыре трупа.

– Как четыре? – Теперь уже удивлялся я. – А кто четвёртый?

– Да, старушка одна.

– Старушка? Какая ещё старушка?

– Да всё просто. Собаки забрались к ней во двор сегодня ночью. Сожрали коз. Она увидела, и померла с перепугу. Сердце. И, знаете, её цепного пса нашли, буквально, перекушенным пополам. Это кто ж так смог? Монстр, а не собака.

Мне опять вспомнился тот щенок, которым когда то был Вальс. Покрытый щенячьим бурым пухом. Большой, неуклюжий, как медвежонок. Бегающий по двору с красной туфелькой в зубах и сверкающий малиновыми огоньками глаз.

– … Как вы считаете?

– Что? А, да, да. Скорее всего.

Парень с подозрением осмотрел меня, поднялся на ноги и закурил.

К этому времени, посланные вдоль берега милиционеры вернулись, и по их жестам и виноватым позам я понял, что они ничего не нашли. Значит, на песке, собачьих следов ведущих от океана, не оказалось. А дальше, там, где справа и слева поднимались утёсы, берег покрывали только камни. Или Вальс погиб, или вышел по камням. Человек в зелёном пуховике, закончил сверкать вспышкой, собрал свой чемоданчик и курил со скучающим видом. Медик всё ещё занимался трупом.

Быстро переговорив с медиком, следователь, в сопровождении человека с кулаками-кувалдами, направился в мою сторону. Четверо в форме, было, двинулись за ним, но получив короткое распоряжение, углубились в заросли, туда, где погиб Тимоха.

– Здравствуйте, – обратился ко мне следователь, приблизившись. – Вы не могли бы встать.

– Нет.

– Почему?

– По дороге сюда я сильно поранил стопы, потому предпочту общаться сидя. А, вы, собственно кто?

Я начал злиться. Этот человек был мне неприятен. Его уверенность в своём превосходстве раздражала.

Презрительно выгнув рот, он вынул из плаща удостоверение и придвинул его к моему лицу. Человек-гора с кулаками-кувалдами нахмурил брови и грозно взглянул на меня.

– Следователь по особо важным делам, капитан юстиции Бердин Эдуард Николаевич. А, вы, кто?

– Главный инженер… фабрики Краснов Виктор Владимирович.

– Виктор Владимирович, – продолжил он, убирая удостоверение в карман. – Надеюсь, вам известно об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

– Известно.

– Тогда, я задам вам несколько вопросов.

– Задавайте.

Он засунул руки в карманы плаща и снова выгнул рот.

– Это к вам обратился за помощью этот… Шалов, как этого, Рыжего?

– Сацко. – Пробубнил человек-гора, приготовившись записывать.

– Да, ко мне.

– Во сколько?

– Я часы с собой сюда не беру. Только светать начало.

– Что он говорил?

– Да, что-то тараторил. Был испуган. Честно говоря, я сначала подумал, что обыкновенная пьянка закончилась банальной поножовщиной, и кого-то пырнули.

– Так.

– Я побежал. Как был в носках, трико и футболке, так и побежал. Видел, что кто то, в резиновой лодке пытается отплыть от берега. Я подумал, что это виновник скандала, просто пытается сбежать. Но прибежав, увидел только перевёрнутую лодку. Я, даже, несколько раз попытался нырнуть. Но вода ледяная.

– Где в это время находился Сацко?

– Бежал следом. Только сильно отстал.

– Потом?

– Потом мы направились в заросли. Там, на поляне нашли Тимоху. Весь в крови, но живой ещё. Рыжий, ну Сацко, сказал, что за палаткой стоит мотоцикл. Мы перевязали голову Тимохи моей футболкой, связали ему руки, что бы не брыкался и погрузили в коляску. Сацко отвёз его в больницу. Всё.

– Вы, ни с кем, из этих троих, раньше не были знакомы?

– Нет.

– А собаку, большую чёрную не видели.

– Нет. Следы заметил. А собаки не видел.

– Ну, хорошо. – Следователь повернулся к человеку-горе. – Шалов, пусть он распишется, и может быть свободен, пока. И выпиши гражданину главному инженеру повесточку на завтра, на семнадцать тридцать. Думаю, его устроит.

Не оборачиваясь больше в мою сторону, он направился к автомобилю. Вся «свита» потянулась за ним. Санитары пронесли на носилках накрытый простынёй труп. Человек-гора, получив мою подпись, ушёл следом. Захлопали дверцы автомобилей. Загудели моторы. И через минуту наступила тишина, прерываемая только храпом Рыжего, доносившимся из палатки, да шумом прибоя. Морщась от боли, я направился к своей палатке.

Глава 22

Метров за двадцать до мыса, песок превратился в каменную крошку, за тем пошли крупные камни. За мысом располагалась небольшая бухта, в которой под утёсами я оставил палатку. Для того, что бы обогнуть мыс, необходимо было пройти по щиколотку в воде по чёрным камням, постоянно стараясь удерживать равновесие на их скользкой поверхности.

Стопы обожгло солёной водой, но боль быстро притупилась и вскоре прошла. Я снял порванные во многих местах носки, и зашвырнул их подальше в воду. С океана задувал свежий ветерок. Кричали вечно голодные чайки.

Я обогнул мыс и, поравнявшись с палаткой, уже собрался подняться к ней по каменным уступам, когда в метре от меня в воде, что-то блеснуло.

Океан выносит на берег множества интересного, особенно после хорошего шторма. У меня дома имелась приличная коллекция найденных вещей, имеющих как практическое применение, так и чисто эстетическое. Чего здесь только не попадается: прочнейшие японские фалы, стволы бамбука, стеклянные поплавки от сетей, банки и коробки, разнообразная одежда и всякая мелочь, пластмассовая посуда различных калибров. Однажды в прибитом к берегу куске бревна, я обнаружил воткнутый кованый топор, с обломанным топорищем, без единого пятнышка ржавчины и острый как бритва.

Что бы удовлетворить любопытство, я решил, не смотря на усталость, достать этот предмет. Между камней, на глубине около полуметра, в ритме прибоя покачивалось, что-то желтовато-зелёное, похожее на ленту или ремешок, и поблескивало в лучах солнца чем-то металлическим. Я запустил руку под камень, в ледяную воду. Ухватив находку, быстро выдернул её из воды. В руке оказался, потемневший и размокший, бывший, когда то жёлтым, кожаный собачий ошейник. Ремень ошейника был недавно разрезан чем-то острым, (в месте среза кожа имела ярко-жёлтый, первоначальный цвет) но не до конца. Разрез не дошёл до края всего на четыре – пять миллиметров, образуя короткую перемычку, которая, по-видимому, разорвалась позже. Ниже среза тускло блестела порыжевшая от времени бирка. Я потёр её рукавом, снимая налёт, и… почувствовал, что волосы зашевелились у меня на затылке. На бирке красивыми буквами, было выгравировано одно слово – «ВАЛЬС».

Глава 23

К дому несчастной старушки, кавалькада из трёх автомобилей подкатила к десяти часам утра. Захлопали дверцы. Люди в синей форме, серых халатах и гражданской одежде, смешались в общую безликую массу. У дома дежурил участковый. Коротко отдав честь, он пожал руки Бердину и Шалову. Все прошли через узкую калитку и рассыпались по двору. У автомобилей остался только Шахов – ему хватило трупа на берегу.

Вновь засверкала фотовспышка. Оперативники побежали вдоль домов, кто за понятыми, кто с опросом соседей. Медики занялись трупом.

Бердин и Шалов, не спеша обошли и осмотрели всё: забор, следы на грядках, залитый кровью загон, крыльцо с уже окоченевшей старушкой, беднягу цепного пса с перекушенной спиной.

– Его будто через колено переломили, – заметил Шалов.

Через двор и огород, до самого забора, проследовали вдоль цепочки больших, с мужской кулак, собачьих следов, точно таких же, что и на берегу океана. Перебрались через забор, и, не обнаружив следов в траве, вернулись.

Провозившись около часа, все, расселись по машинам. Старушку уложили рядом с Толиком. Завыли стартеры. Автомобили завелись, урча двигателями, и укатили, оставив облако пыли, да участкового, задумчиво глядевшего себе под ноги.

Глава 24

Я уже находился в метре от палатки, когда из её глубины донеслось глухое рычание. На камнях у входа алели капли крови. Первым желанием было – бежать без оглядки, не обращая внимания на боль в ступнях. Но я медлил. Несмотря на весь ужас, мне вдруг захотелось увидеть этого пса. Увидеть Вальса. Посмотреть на то, во что превратился тот неуклюжий щенок.

Дрожащей рукой я медленно потянул полог, прикрывающий вход в палатку. Пёс вновь зарычал. Но рычал он не агрессивно, не угрожающе, как бы предупреждая о своём присутствии. Я отвёл полог шире, и на этот раз из палатки донеслось тонкое жалобное поскуливание. Это придало мне уверенности. Я сделал несколько глубоких вдохов, встал на четвереньки и осторожно забрался внутрь.

С минуту глаза привыкали к полумраку. Вальс лежал у задней стенки палатки, в луже, стекающей с шерсти воды. Лобастая, с широкой короткой пастью и обвисшими ушами голова, во многих местах покрыта шрамами. Потускневшие глаза полузакрыты. Дыхание прерывистое. Широченная грудь. Высокие, вздымающиеся при вдохе бока. Спина как у доброго телёнка. Толстенные, с руку человека лапы. Если бы я лёг рядом, то оказался бы короче его, хотя рост мой превышал метр восемьдесят.

Вальс, вновь тонко заскулил, опустил морду и коснулся носом правой передней лапы. И только теперь, когда мои глаза окончательно привыкли к полумраку, я увидел на лапе страшный разрез. Он тянулся от запястья, к локтевому сгибу. Его длина составляла около двадцати сантиметров. Кровь сочилась из него и, смешиваясь с каплями воды, стекала по мокрой шерсти на спальник. Из разреза белела кость. Кожа разошлась примерно на сантиметр-полтора в ширину.

Остановить кровотечение – вот основная задача, но для этого рану сначала необходимо зашить. Собираясь в поход, я всегда брал с собой аптечку. Этой заповеди меня научили ещё в школьном туристическом кружке и в институте, на курсах выживания. Были в ней и иголка, и нить. Я медленно протянул руку к карману на стене палатки, отстегнул клапан и вынул аптечку. Вальс следил за моими движениями. По очереди извлёк бинт, вату, два пузырька – один со спиртом второй с йодом, ножницы и иглу со вдетой в ушко нитью, запаянную в пластиковый пакетик. Разложив всё перед собой, я приступил к делу.

Высушив шерсть на лапе свёрнутым полотенцем, я осторожно нанёс йод на края разреза ватным тампоном. Вальс не издал ни звука, только отвернул морду, давая понять, что не препятствует. За тем я окунул иглу с нитью в спирт и начал протаскивать сквозь кожу, по краям раны. Протянув следом за иглой нить, я обрезал её в четырёх сантиметрах от мест проколов. За это время Вальс не издал ни звука. И лишь когда, связав два конца нити в узел, я начал стягивать края разреза, он коротко взвизгнул. Пришлось наложить около двадцати швов.

От напряжения и духоты, пот ручейками стекал по лбу, спине и груди. Ноги затекли. Руки дрожали. Перевязав лапу бинтом, я убрал аптечку и вышел на воздух.

В лицо пахнуло свежестью. Ослеплённый ярким светом солнца я закрыл глаза. Постояв с минуту у палатки, я отошёл метров на десять и уселся на тёплый камень. Вальс появился минут через пять. Покинув палатку, он встал в паре метрах от входа и повернул морду в мою сторону. Его глаза, были полны слёз. У меня перехватило дыхание.

– Вальс!

Уши собаки дёрнулись вверх, его хвост качнулся из стороны в сторону. Я вскочил на ноги и в порыве нахлынувших чувств, сделал шаг в его сторону. Чуть припав на задние лапы, Вальс страшно оскалил пасть. Я остановился в недоумении. А он, припадая на правую забинтованную лапу, и не оглядываясь, медленно двинулся по камням, вдоль берега. Я смотрел ему вслед, часто моргая глазами. Тяжёлый камень вины, чувство жалости и бессилия, давили мне на горло. Так он и скрылся за мысом. А я вынул из кармана разрезанный ошейник Вальса и бросил его в воду. Этому псу он больше не понадобится.

Глава 25

На другой день Петропавловск взорвался. И виной этому был всё тот же парень с детским лицом. Никакие запреты и доводы, не помешали ему отгрохать очередную статью. Главный редактор только хмурился после каждого звонка «сверху»:

– Да, понимаю! Но вы же сами отказались финансировать газету, вот и приходится… Да! Пожалуйста. – Он снова хмурился, бросал трубку, шевелил губами, но терпел.

Тираж бил все рекорды. Номера со статьями Шахова шли на ура. Мальчишки распространители повсюду мелькали на своих велосипедах, с полными газет рюкзаками. Бердин позвонил Шахову около полудня, и пообещал, как только освободится, приехать и пристрелить его из табельного оружия. Шахов же, опрокинув пару рюмок коньяку, ходил по отделам, травил анекдоты и мешал всем работать.

А город кипел. В эти дни повсюду: на кухнях, в банях, в очередях, на автобусных остановках, разговоров было только о собаках.

– Слыхали? Говорят, Черного дьявола пограничники поймали. Оказалось – какая-то экспериментальная американская военная порода. Он от американцев сбежал, через Берингов пролив переплыл, а ест только людей. Его там неграми кормили, вот он и тут давай.

– Да, не-е! Ерунда-а!

– А, что? Всё может быть! Смотрите, что твориться! Ужас!

– Говорят до Москвы уже дошло.

– До какой Москвы? Какая Америка? Просто собака взбесилась и давай грызть направо и налево. В «Копай-Городе» всех телят передушила.

– О, господи! Что твориться? На кой, нам это перестройка сдалась? Так было спокойно.

– Вы, думайте, что говорите-то! Думайте! Да перестройка нам глаза открыла! От коммуняк избавила! Может вы ещё и член КПСС?

– Да, член! Ну и, что?

– То-то и видно, что член!

– Что-о?! Да, сам ты член моржовый! При коммунистах то все, небось, квартир бесплатных понаполучали, да пенсий льготных, а теперь хают! Сталина на вас нет!

– Пошли вы с вашим Сталиным! Вот, Жириновский к власти придёт, вам тут всем порядок будет. Ни дьяволов, ни коммунистов, ни графинь! Всех в вагоны, и на Колыму!

– Да, что вы несёте, молодой человек? Вам учиться надо, а вы…

– Да, пошла, ты!

А в автобусах и того хлеще. Теснота. Развернуться негде. Все нервные. И одними спорами тут порой не обходится. Два мужика сцепились не на шутку. Ни кто, ничего не понимает. Не до этого. Тут только успевай, иначе самому прилетит. Жёны побросали авоськи и туда же. Кто-то в крик:

– Милиция!!

Не помогает. Молодёжь смеётся. Один интеллигентно одетый человек попытался вмешаться, так ему – кулаком по морде. Он поспешил ретироваться. Забился в угол на задней площадке. Стоит тихо, как мышка, и платочек к губам прижимает. Водитель автобуса улыбается, периодически посматривая в зеркало. Наблюдает. Утихомирились не скоро. И только один человек из всего автобуса сохранил спокойствие и самообладание. Мастерски очистив карманы и сумки граждан от кошельков, он тихо покинул автобус на ближайшей остановке.

Какой-то коммерсант, то ли по глупости, то ли в шутку заявил по телевидению, что заплатит миллион тому, кто притащит ему этого «Чёрного дьявола», живого или мёртвого.

Что тут началось?! Народ, как с цепей посрывался. Били всех собак, без разбора – больших и средних, чёрных, белых, серых, пегих. Были бы синие – били бы синих. Собаководы перешли на осадное положение, и выгуливали питомцев, чуть ли не с оружием. На улицах появились казацкие патрули. По ночам, всюду, группами и поодиночке, сновали люди с мешками, сачками и палками. То и дело, слышались выстрелы «мелкашек», а иногда грохотали и охотничьи дробовики. ППСники озверели, от бесконечных ночных рейдов.

Администрацию, как городскую, так и областную, завалили гневными письмами и жалобами. Один придурок, попытался даже организовать сидячую забастовку, прямо на ступенях здания Администрации Области. Но, вышедший на дежурство охранник, будучи с похмелья и в прескверном настроении, так отделал его резиновой палкой по заднице, что этот горе революционер теперь долго не сможет сидеть.