Текст книги "Паническая атака. Избавиться раз и навсегда!"
Автор книги: Андрей Курпатов
Жанр: Медицина, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
ТРЕТЬЯ ПРИЧИНА: психическая аллергия
Надеюсь, вы в общих чертах представляете себе, что такое аллергия.
В нашем организме действует специальная – иммунная – система, которая занимается выявлением и уничтожением попадающих в него чужеродных агентов. Аллергия – это тот же самый механизм, но избыточный, а потому болезненный.
В случае аллергии иммунные клетки также осуществляют постоянную инспекцию внутренней среды организма и уничтожают всё подозрительное, что найдут. Но на какие-то вещества (аллергены) иммунная система начинает реагировать с исключительным рвением. Этими веществами могут оказаться и цветочная пыльца, и определённые типы антибиотиков, и частички шерсти животных или пыли, а иногда даже собственные клетки, повреждённые, например, каким-нибудь зловредным вирусом.
В процессе борьбы с этими «чужеродными агентами» (аллергенами) в организме увеличивается количество гистамина – вещества, которое и приводит к характерным для аллергического приступа отёкам верхних дыхательных путей.
Симптомы аллергии всем хорошо известны: гиперемия, заложенность носа, увеличение количества мокроты, возможно снижение артериального давления и т. п.
Воинственные действия организма, с одной стороны, способствуют максимально быстрому выведению чужеродных аллергенов из организма, но, с другой стороны, оборачиваются и против него самого. То, что должно было победить врага, начинает вредить собственным силам.
Так вот, третья причина панических атак – это что-то подобное.
Представим человека, который живёт себе, поживает, всё у него благополучно, но вдруг в его жизни случается что-то чрезвычайное.
• Например, человек попадает в автомобильную аварию, получает физическую травму и внезапно осознаёт (причём всем своим существом), что жизнь его может оборваться в любой момент.
• Мало чем отличается от автоаварии и любая криминальная ситуация: грабёж, вооружённое нападение, террористический акт и т. п.
• Или другой пример: заболел чем-то человек, ему показана операция, но проходит она не лучшим образом – или в процессе, или позже возникают какие-то осложнения, из-за которых он, как говорится, оказывается на пороге жизни и смерти.
• Наконец, та же самая аллергия – ни с того ни с сего вдруг резкий приступ аллергии, тяжелейшее удушье, анафилактический шок, скорая помощь.
Возможны, впрочем, и другие варианты, но суть всегда одна: до этого наш герой знал, что он смертен, а теперь он это ещё и прочувствовал.
Как на эту новость отреагирует его психика? Одно дело – сознание, которое много чего знает – и плохое, и хорошее, – но на эмоции повлиять может слабо. И другое дело, когда ощущение реальной угрозы жизни добирается до подкорки и расталкивает наш животный, по сути, инстинкт самосохранения.
Разумеется, стреляный воробей – это не то же самое, что воробей не стреляный. И неслучайно за одного битого двух небитых дают.
Подкорка такого человека, жившая прежде в блаженном неведении относительно своей «конечности», теперь, ощутив эту «конечность», впадает в, мягко скажем, лёгкую настороженность. «А вдруг что?!» – вот тот лейтмотив, с которым шагает теперь такой «стреляный воробей» по жизни. Его подкорка начинает с завидным усердием и настороженностью реагировать на любые изменения привычного уклада жизни: разнюхивать и высматривать возможные «риски» – где, что и как может случиться.
Когда, совершив ошибку, не исправил её, это и называется совершить ошибку.
Конфуций
Теперь представим себе: вот у нас такая растревоженная подкорка и «подмоченная биография», ну и, как следствие, подсознательное ощущение, что можно в любой момент «сыграть» куда не следует, а точнее – куда не хочется. И вдруг какие-то симптомы физического недомогания… Разумеется, начинается паника: «Неужели старая знакомая с косой пришла?! Полундра!» Вся психика выстраивается в боевом порядке: «Всеобщая мобилизация! Все под ружьё!» Или просто: «Конец всему! Спасайся, кто может!»
Короче говоря, развивается своего рода психическая «аллергическая» реакция. То есть реакция здесь будет явно избыточной, и плюс ко всему сама эта команда к «мобилизации» добавит в функционирование нашего организма дополнительного пылу-жару.
И если у нас был какой-то дисбаланс в работе вегетативной нервной системы (что нас, собственно, и напугало), то под действием такой, условно говоря, «аллергической реакции» он и вовсе превратится в абсолютный и стопроцентный раздрай.
А как мы всё это расценим на сознательном уровне? Вполне понятно: «Пришла беда, открывай ворота!» И замкнётся порочный круг – началось с невинной «вегетативной бурьки», а закончилось махровой и немилосердной панической атакой.
Случай из психотерапевтической практики
«Я воевал, я смерти не боюсь!»
По образованию я не просто врач, а военный врач, так что оказывал я помощь, конечно, не только гражданским, но и служивым людям. Были среди моих пациентов, конечно, и ветераны боевых действий – те, что в 1990-х – начале 2000-х воевали на Кавказе.
Все знали, что это настоящая вой на: там стреляли орудия, взрывались снаряды и гибли люди. И в большинстве своём ветераны той войны были простыми, в сущности, мальчишками. Тогда на фронте воевали и срочники – без опыта, без подготовки, вырванные из обычной своей жизни.
На вой не они возмужали, многие за считаные месяцы превратились из юношей в стариков. С них слетели всякая былая беззаботность и безотчётное молодецкое веселье. Они узнали запах пороха, вид льющейся крови и дыхание смерти.
Кирилл пробыл на вой не всего полгода, был ранен, попал в госпиталь, после чего его комиссовали. И он был уверен, что ему «ещё повезло», потому что из его взвода в живых осталось меньше половины ребят.
Жизнь слишком коротка, чтобы принимать её всерьёз.
Оскар Уайльд
Когда мы встретились, ему было 22 года. Но на всю его дальнейшую жизнь лёг тяжёлым отпечатком тот бой, когда он со своим взводом попал в засаду боевиков: на его глазах погибли друзья, а сам он получил тяжёлое ранение.
Конечно, эти события Кирилла изменили, и изменили сильно. Теперь он не мог понять, как живут обычные люди, которые мирно и беззаботно ходят по улицам, по кафе и ресторанам и даже не догадываются о том, что такое вой на и смерть.
Внешне Кирилл выглядел абсолютно уверенным в себе человеком, сильным, где-то агрессивным и даже злобным.
– Что вас ко мне привело? – спросил я у Кирилла.
– Да не знаю я, врач направил. У меня вообще-то сердце. Не знаю, зачем меня к дурику направили, – буркнул он в ответ.
– К «дурику» – это к психотерапевту? – уточнил я.
– Ну да, к нему. К вам то есть.
Действительно, последние полгода Кирилл мучился «сердечными» проблемами: сердцебиением, периодическим повышением артериального давления и пр. Он чувствовал себя тяжело и даже безнадёжно больным, думал, что может в любой момент умереть от инфаркта, и сильно раздражался на врачей, которые так и не сказали ему ничего определённого.
– Просто им наплевать на таких, как я. Мы на вой не здоровье своё потеряли, а им хоть бы хны! Вот и пытаются избавиться – к психиатру направили! – описывал своё положение Кирилл.
Но слово за слово, и мы, наконец, разговорились…
Вернувшись из госпиталя домой, Кирилл чувствовал себя вполне нормально, хотя на душе у него было гадко. Внутреннее напряжение не давало ему вести нормальную жизнь, всё раздражало, даже «бесило», он мог сорваться, полезть в драку.
Ему казалось, что всё происходит «не так», что люди поступают «неправильно». Как именно «так», что это за «правильно», Кирилл не знал. Просто было это мучительное ощущение какой-то неуместности всего и вся. Гражданская жизнь приводила его в ужас, и временами казалось, что на фронте было лучше: «Там было всё понятно, кто и что».
Фактически Кирилл жил так, словно угроза его жизни никуда не делась, но никаких объяснений этому своему ощущению он найти не мог. Словно боец, заброшенный в тыл врага: везде и во всём ощущается опасность, но откуда конкретно «прилетит», непонятно.
С другой стороны, всё же было «хорошо»: Кирилл выжил, оправился от ранения, смог вернуться домой. Чего теперь-то переживать? Всё же позади. Потому, хоть Кирилл и демонстрировал все признаки тревожного расстройства, он не осознавал его и не придавал ему никакого значения.
За время своей недолгой службы Кирилл привык к этому чувству тревоги, к тому, что ты постоянно находишься в ситуации угрозы для своей жизни. Там можно было просто выйти из палатки по малой нужде и получить снайперскую пулю, как это и случилось с одним его другом.
Теперь же, в своей мирной жизни, Кирилл словно ждал той самой пули или засады, в которую попал его взвод. Его подсознание, испытавшее жуткий стресс, так ещё и не оправилось от него, не прекратило вой ну, было ориентировано на поиск угрозы.
И встреча с «угрозой» не заставила себя ждать. Не секрет, что самым распространённым противотревожным средством у нас является алкоголь. Хорошего в этом мало, потому что именно в тех случаях, когда алкоголь используется таким образом, зависимость развивается стремительно. Но что поделаешь, пить таблетки у нас считается зазорным, а просто пить – это пожалуйста…
Вернувшись с войны, Кирилл стал алкоголизироваться, причём чуть ли не каждая пьянка заканчивалась какими-нибудь потасовками или, на худой конец, скандалами с домашними. Но сейчас речь не об этом.
Однажды Кирилл проснулся после очередной серьёзной попойки и почувствовал себя ужасно: сердце нещадно колотилось в груди, по всему телу растеклась невыносимая слабость, голова раскалывалась.
Кирилл попытался встать с кровати, но чудовищное головокружение просто повалило его с ног. Он попытался встать снова, но тело его не слушалось. Тогда он позвал на помощь, но оказалось, что дома никого нет: мать ушла на работу, а младший брат был в институте.
И тут шальная мысль словно выстрелила внутри его головы: «Господи, неужели я так вот сейчас здесь и помру!»
Кое-как Кирилл добрался до телефона и позвонил в скорую помощь. Врачебная бригада приехала достаточно быстро и, узнав о том, что Кирилл перенёс в свое время черепно-мозговую травму, оформила госпитализацию.
Уже в приёмном покое Кирилл узнал, что у него «очень низкое давление», и перепугался больше прежнего. Две недели, проведённые в больнице, не прибавили ему оптимизма: многочисленные исследования не давали чёткой картины болезни, а физическое состояние, как казалось Кириллу, изо дня в день только ухудшалось.
Правда, «низкое давление» переформатировалось в «гипертонические кризы». Ну, а в остальном, несмотря на проводимое лечение, никаких изменений. Каждый день сердце Кирилла сообщало ему о своём присутствии, головокружения и головные боли стали обычным явлением. Кирилл был убеждён, что «неизлечимо болен».
Должен признаться, что в момент нашей встречи с Кириллом он производил странное впечатление. С одной стороны, казался сильным, абсолютно уверенным в себе человеком, с другой – производил впечатление насмерть перепуганного ребёнка. В чём же было дело?..
Тогда, утром, проснувшись после основательной попойки, Кирилл пережил знакомое многим состояние – тяжёлое похмелье. Нет ничего странного, что его артериальное давление в отравленном алкоголем организме было снижено, а сердце, как сумасшедшее, билось в груди, пытаясь это компенсировать.
Конечно, любой другой решил бы, что дело в похмелье. Но если ты напиваешься не каждый день, то такая вегетативная симптоматика – это для тебя что-то новое. А если ты ещё и живёшь в постоянном ощущении смертельной опасности, то не испугаться и вовсе странно.
Вот Кирилл и испугался. Его подкорка была готова найти смертельную опасность где угодно, а тут подвернулся такой подходящий случай.
Испуг усилил вегетативный дисбаланс, который выразился в гипертонусе симпатического отдела вегетативной нервной системы. Именно поэтому поступивший в больницу со сниженным артериальным давлением Кирилл выписался из неё со стойким его повышением и с жёстко выработанным патологическим вегетативным условным рефлексом.
Разумеется, выявить у Кирилла сердечную патологию врачи так и не смогли, поскольку её у него не было. Но вот тревога, сформированная боевым прошлым, у Кирилла была. А теперь ещё появился замечательный повод – физическое недомогание.
Дальше развитие вегетососудистой дистонии по типу регулярных панических атак – с чем его ко мне, собственно, и направили – шло по типичному сценарию: страх – вегетативный дисбаланс – страх – вегетативный дисбаланс.
Обычно люди, страдающие таким вариантом панических атак, вылечиваются быстрее всех прочих. Однако в случае с Кириллом ситуация усугублялась тем, что наш ветеран долго не хотел верить в то, что стал заложником страха.
Всеми силами Кирилл пытался удержаться в мысли, что он «ничего не боится», буквально «не может бояться». Он и смерти-то не боится, как ему казалось, а переживает только оттого, что никто не может сказать, что с ним.
Только после того, как мы с ним освоили навыки нормализации эмоционального состояния – расслабление, дыхание, переключение внимания (что, разумеется, сопровождалось устранением всех симптомов вегетативного недомогания), – дело пошло на поправку.
После того как с паническими атаками было покончено, нам ещё предстоял большой путь психологической реабилитации. Если бы о психологическом самочувствии Кирилла позаботились раньше, то ему бы не пришлось столько времени мучиться от панических атак. Но поскольку этого сделано не было, мы получили то, что получили.
Возвращаясь к специфике третьего варианта развития панических атак, мне остаётся добавить: любая жизненная неприятность способна стать поводом для беспокойства в судьбе того, кто пребывает в состоянии психической «аллергии».
Подсознание Кирилла, образно выражаясь, было как бы заряжено на угрозу («сенсибилизировано к факту угрозы») и потому мгновенно «придралось» к первому же симптому физического недомогания. А дальше подключилось сознание и дорисовало перед ним «сердечную болезнь» и скорый инфаркт.
Но если мы правильно понимаем суть проблемы, если отдаём себе отчёт в том, что всё дело не в абстрактных болезнях, а в банальном страхе, проявляющемся, кроме прочего, своим вегетативным компонентом, мы вполне можем справиться с тревожащим нас «телесным недугом».
Третья причина, по которой у человека могут появиться панические атаки, очень напоминает аллергическую реакцию.
Если нашу подкорку хотя бы один раз сильно напугать, она буквально сходит с ума от состояния постоянной настороженности. Она будет с пристрастием выискивать опасности.
И, как правило, в поле его зрения попадёт какой-то физический недуг – чем ещё напугаться до смерти в мирное время?
А дальше возникшая паника превратит «муху» вегетативной реакции в «слона» тяжёлой болезни, которого крайне трудно затем развидеть.
Психотерапия здесь, в сущности, мало чем отличается от терапии других панических атак. Однако здесь, кроме избавления от симптомов вегетативного недомогания, важно ещё успокоить подкорку, чтобы больше она не выкидывала подобных «смертельных фокусов».
Кто будет искать?
Сейчас мы просмотрели с вами три возможных сценария развития панических атак. И надо сказать, что это очень важная вещь – понять, почему у тебя на самом деле, по какой такой причине стали возникать панические атаки.
Сотни раз я слышал, что человек, страдающий от панических атак, вегетативных приступов, говорит мне: «Но почему это произошло именно со мной?! Если причина в обычных вегетативных реакциях, которые испытывают все нормальные люди, почему именно у меня развился этот невроз?!»
Ну, что тут ответишь…
Во-первых, не «именно у меня», а у многих.
Паническими атаками страдает каждый пятый человек, обратившийся за медицинской помощью. То есть каждый божий день только в нашей стране «на удочку» этого невроза попадаются десятки тысяч людей. Так что ничего эксклюзивного, экстраординарного и сверхъестественного в этом неврозе нет – стандартная, я бы сказал, практика. А то, что «клиническая картина» у разных пациентов разная, так в этом ничего удивительного: вегетативная нервная система регулирует функции всех наших органов и систем, а страх – и вовсе универсальная штука.
Опыт – это просто название, которое мы даём нашим ошибкам.
Оскар Уайльд
Так что, несмотря на кажущиеся отличия во внешних проявлениях, внутренняя – т. е. психологическая и физиологическая – картина этого невроза всегда одна и та же. Всё, по сути, одно и то же. И мы это с вами со всей тщательностью обсудили.
Во-вторых, во время первой своей встречи с таким «больным» первооснова невроза, как правило, не показывается.
До того момента, пока пациент не осознаёт главного, а именно того, что он при всём желании не умрёт от вегетативных реакций просто потому, что организм не может сам себя убить (это противоречит всей логике эволюции и здравому смыслу), понять исходную причину его страха сложно, она теряется в пучине его страхов за здоровье.
Однако даже в этом случае я могу сказать, что варианта всего три:
• или конфликт между подсознательным «хочу» и сознательным «надо»;
• или серьёзные изменения привычного жизненного стереотипа, незамеченные сознанием;
• или сенсибилизация (повышенная чувствительность) к факту угрозы – «психическая аллергия».
Почему ответ на этот вопрос не очевиден сразу? Иногда его достаточно просто обнаружить, но поскольку в основе невроза всегда в любом случае подсознательный конфликт, то естественно, что он прячется.
Недаром же неврозу приходится выдумывать целый «сердечный приступ», только бы мы не узнали, с какой на самом деле проблемой мы столкнулись. Но достаточно устранить симптом, и тайное – невроз – становится явным.
Разумеется, первый вариант развития панических атак встречается чаще, но чем дальше, тем больше в практике психотерапевтов встречаются люди, пострадавшие и по второму и, к сожалению, по третьему варианту. Ничего не поделаешь – уж в больно непростые времена мы живём.
Сначала мы боремся с теми трудностями, которые «валятся нам на голову», как из рога изобилия, а потом вдруг замечаем, что «неизлечимо больны». Как правило, есть эффект запаздывания, т. е. симптомы невроза возникают не сразу, часто срабатывает сразу несколько факторов, их взаимоусиливающий эффект.
Решая же ключевую проблему невроза, мы не только окончательно устраняем симптомы вегетативного недомогания, но и предотвращаем саму возможность возникновения панических атак. Но нам зачастую действительно требуются усилия, чтобы примирить сознание с подсознанием, адаптироваться к новым жизненным обстоятельствам (если такая надобность возникла) или успокоить растревоженное, травмированное подсознание.
Но, право, эта работа стоит свеч!
Практическое задание
«Планы вместо прогнозов»
Ну что ж, дорогие друзья, мы с вами уже освоили четыре психотерапевтические техники, которые направлены на то, чтобы лишить наш страх какого-либо шанса на существование.
Во-первых, мы теперь хорошо знаем и понимаем, что расслабленный человек не может испытывать чувство страха или тревоги. А мы учимся расслабляться и доведём этот навык до совершенства!
Во-вторых, человек, избавившийся от мышечных блоков, препятствующих нормальному, естественному дыханию, стабилизирует состояние своей вегетативной системы и в первую очередь устраняет основу для вегетативного компонента страха.
В-третьих, человек, способный управлять своим вниманием и «переключаться во внешнее», находится в настоящем моменте, его сознание не пугает его страшными прогнозами и прочими негативными фантазиями, а спокойно сознаёт реальность.
Наконец, в-четвёртых, мы теперь понимаем, что наш страх работает по принципу условного рефлекса, т. е. по большому счёту просто является таким автоматизмом. Чтобы изменить автоматизм, нам нужно перестать реагировать на те же самые «раздражители» так, как мы это делали.
С этой целью мы составили список провоцирующих нас ситуаций, состояний и мыслей, чтобы научиться их отслеживать и, так сказать, не входить в них до тех пор, пока мы не привели себя в порядок на эмоциональном уровне.
Впрочем, тут есть одна проблема: нам трудно «развидеть» те ужасы, которые зачастую рисуются у нас в голове. А в случае условного рефлекса страха это и вовсе происходит автоматически… Что же с этим делать? О решении, как вы догадываетесь, мы сейчас и поговорим.
Механизм негативных прогнозов
Прежде всего, что нужно понимать про нашу психику – это то, что она нуждается в образе будущего. В противном случае мы не будем знать, что нам делать сейчас. Если через секунду вы окажетесь в горах Килиманджаро или в Нью-Йорке – какой смысл что-либо делать из того, чем вы заняты сейчас, так ведь?
Мы всегда действуем, имея перед собой некий образ будущего. При этом каким будет наше будущее, на самом деле никому не известно – полнейшая загадка. Будущее на то и будущее, что его ещё нет, а если его нет, то возможны самые разные варианты развития событий.
Более того, бывает, в нашей жизни происходит какое-то плохое событие, а потом выясняется, что это было к лучшему. Иногда наоборот: происходит что-то хорошее, желанное, а со временем обнаруживается, что лучше б этого не было в нашей жизни никогда.
То есть мы не знаем не только то, что именно произойдёт в будущем, но и то, к каким последствиям приведёт случившееся. Никто не играет свадьбу, чтобы потом развестись, но многие разводятся. Никто не начинает своё дело, чтобы обанкротиться, но выживают лишь считаные проценты открытых компаний. Перечисление можно повторять бесконечно…
Удивляют же две вещи.
• Во-первых, почему мы настолько уверены в своих картинах будущего?
• Во-вторых, почему мы чаще прогнозируем плохое будущее, нежели хорошее?
Ответ на первый вопрос связан с «когнитивным искажением», суть которого в том, что мы не знаем того, чего не знаем.
Проще говоря:
• есть то, что мы знаем о мире;
• и то, чего мы не знаем о мире.
Если бы мы знали о мире абсолютно всё, то наши прогнозы были бы точны. Однако мы знаем о мире куда меньше, чем «абсолютно всё», а поэтому наши прогнозы крайне редко сбываются. Мы ошибаемся, но списываем ошибку на «случайность». После этого мы продолжаем прогнозировать с той же уверенностью, с которой делали это прежде. Хотя имело бы смысл задуматься: если мне показалось, например, что у меня будет приступ, а его не было, не значит ли это, что мои прогнозы неверны?
Второй вопрос связан с нашим инстинктом самосохранения. Как мы уже знаем, наш мозг тщательно запоминает все плохие события и игнорирует нейтральные. В результате, если анализировать хранящуюся в нём информацию, получится, что мы живём в ужасном мире, полном опасностей.
• Однако если у вас паническая атака, вы уже не раз ощущали себя буквально при смерти. Но сколько раз вы умерли? Ноль.
• Если вы боитесь задохнуться в застрявшем лифте, сколько раз вы задохнулись? Ноль.
• Сколько раз, если вы страдаете аэрофобией, боялись разбиться, а сколько разбились? Ноль.
То же самое касается и тысячи других вещей. Известно, что отличники чаще боятся провалить экзамен, чем троечники. Забавно, правда? А если вы постоянно боитесь, например, нападения, каково процентное соотношение этих ваших ожиданий и реальных нападений? Один или два с половиной раза на 10 тыс. эпизодов страха?
Мы плохие прогнозисты – это правда, но это нормально. Ведь мир слишком сложен, а интеллектуальные возможности нашего мозга ограничены, так что удивительно то, что наши прогнозы иногда оправдываются, а не то, что мы в них ошибаемся.
Ненормально – быть уверенными в своих прогнозах и жить так, словно бы они непреложная данность. Как вообще можно думать, что мы способны знать будущее?.. Мы же не Кассандра какая-нибудь. Кто в мире ожидал пандемии или последующих геополитических событий? Никто. Но все жили с мыслью, что они «знают будущее».
Да, механизм негативных прогнозов – естественная предохранительная функция подсознания с целью защитить нас от повторных ошибок. Однако если для животных, находящихся в дикой природе, такая «логика» вполне оправданна, то для человека, у которого неприятности могут произойти где угодно, когда угодно и какие угодно, она работать перестаёт.
Допустим, человек пережил пожар. Теперь в своём новом доме он мучается жуткими прогнозами по поводу именно пожаров: ставит противопожарную сигнализацию, проверяет каждые полгода проводку, выключает электроприборы из сети, ругает за это ближних, на работе переживает, не сгорело ли его новое жилище.
Логично ли такое поведение? Сколько людей, по статистике, переживают два пожара за всю жизнь? Не больше ли оснований бояться чего-нибудь другого, например инфекции или наводнения?
Опора на прошлый опыт при прогнозировании будущего при всех оговорках о пользе опыта часто бывает совершенно безосновательной. И чем мы взрослее, тем больше прошлого (опыта) у нас накапливается, тем более наше подсознание погружает нас в беспрерывное воспоминание «как было ужасно» и прогнозирование «как может быть ещё ужаснее».
Получается некая жизнь в прошлом и будущем одновременно. Но оправданно ли это? Разве прошлое уже не прошло, разве будущее кому-то известно? Нет, конечно!
Если едешь на машине и случайно колесом попадаешь в яму, то понимаешь это только тогда, когда эта яма уже на несколько метров позади. Сейчас перед тобой опять ровная дорога. Можно, конечно, начать переживать и представлять, сколько ещё ужасных ям на дороге впереди… Но получится не поездка, а сплошная нервотрёпка.
Если мы не осознаем наши отношения со временем, мы всегда будем пугать себя прошлым на будущее. Но это же лишь иллюзия! Живём-то мы здесь и сейчас.
И если научиться соответствовать реальности – жить здесь и сейчас, – то неприятности если и случатся, то быстро останутся в прошлом и уже не будут нас тревожить.
Чтобы испугаться, растревожиться, нам надо выпасть из «здесь и сейчас», развернуть прошлое и будущее, вспомнить плохое и подумать о плохом – только тогда страх станет возможным.
Погрузившись в воспоминания прошлого и фантазии о будущем, мы не только ушли от «здесь и сейчас», но и автоматически погрузились в иллюзии, т. е. отказались от реальности в пользу химер. А в фантазиях очень сложно найти твёрдую опору.
«Какая гадость эти ваши прогнозы, – сказала мне как-то пациентка. – Они множатся, как саранча: один, другой, третий… И так ярко, в картинках! Я просто вижу трагедии, которые со мной приключатся! Какая нелепость! Неужели же человек не может прожить без прогнозов?»
Отвечаю: может, если он абсолютно в себе уверен.
Мы переоцениваем значимость неприятных событий, когда чувствуем себя песчинкой в океане жизни. Если мы смотрим на себя, как в кино, попутно с помощью прогнозов придумывая сюжет, конечно, возникнет тревога, страх, а то и паника.
Но ведь все эти фантазии – лишь фантазии. Они неверны. Да, они могут превратиться в самореализующиеся пророчества: боюсь приступа и из-за страха получаю приступ. Но в остальном наши негативные прогнозы – это всегда иллюзия, которой мы зачем-то верим.
Подумайте: если ничего ужасного ещё не случилось, зачем себя накручивать? Если что-то плохое произошло, зачем его мусолить, почему его не оставить в прошлом?
Подлинная реальность – это сейчас. Мы сами есть только сейчас. Нас вчерашних уже нет, и нас завтра ещё тоже нет, всё это иллюзорные образы, страшные фантазии. И если мы и в самом деле хотим быть, мы должны быть сейчас, чувствовать себя сейчас и защищать себя сейчас, в том числе от психологического механизма негативных прогнозов.
УПРАЖНЕНИЕ
«Планы вместо прогнозов!»
Прогнозы – это, по сути, когнитивный компонент нашего страха. Прогнозируем ужас – будем бояться, не прогнозируем – живём припеваючи. Но, как мы выяснили, наша психика не может без образа будущего. Как же быть?
Кроме прогнозов, есть и другой способ конструирования образа будущего: не прогнозировать его, а планировать с учётом всех вводных, но без всякой паники.
Прогнозы рождаются в нас сами по себе, а план – это то, что мы делаем целенаправленно и сознательно. Таким образом, мы оказываемся не в пассивной позиции заложников своего воображения, а в активной позиции ответственного, самостоятельного, взрослого и разумного человека.
Вы знаете, что в этой жизни есть то, что зависит от вас, и то, что от вас не зависит. На то, что от вас зависит, вы повлиять можете, а на то, что не зависит, – не можете. Поэтому все свои силы надо тратить на то, что зависит именно от вас, а не на то, что вам неподвластно.
Таким образом:
• прогноз – это предположение о том, что, как нам кажется, должно произойти;
• планирование – это решение о том, что вы будете делать, исходя из имеющихся у вас возможностей.
Прогноз говорит о событиях, которые могут произойти, а могут и не случиться. Сбудется прогноз или нет, кто может это знать? А план вы реализуете сами, так что он зависит именно от вас.
Прогноз – это всегда результат. Дом рухнет, или температура воздуха будет + 15 °C – всё это предполагаемые результаты, нечто, что, как нам кажется, должно случиться.
План состоит из действий, а не из результатов, это то, что мы будем делать. Причём делать сейчас, а не когда что-то случится, иначе это уже будет не план, а прогноз.
Это тонкая смысловая грань, но попробуйте её ухватить.
Допустим, вы можете запланировать пойти в гости – это план. Но вот окажетесь вы в гостях или нет – неизвестно, это уже зависит от вас лишь отчасти. Хозяева вечеринки могут передумать, заболеют или, того хуже, умрут, или произойдёт потоп, или ещё что-нибудь…
Если вы представляли себе, как вы повеселитесь на вечеринке, т. е. прогнозировали, вас в таком случае будет ждать разочарование. Но ведь вы планировали только на неё пойти – пошли и не дошли, это уже не такая большая катастрофа. Как говорится: «Я сделал всё, что мог, а кто может – пусть сделает лучше меня».
Рассчитывать можно только на те средства и ресурсы, которыми ты обладаешь. В противном случае нам не избежать глупых ситуаций.
Психологи в своей практике часто сталкиваются с проблемой «неоправданных ожиданий». Если мы чего-то ждём, а это не случается, то мы расстраиваемся даже в том случае, если прогнозировалось что-то плохое! Вы настроились на что-то определённое, а вышло по-другому – это уже достаточный повод для переживания «конца света».
Итак, с иллюзорностью своих «прогнозов» мы разобрались. Что делать, чтобы уйти от «прогноза»?
Первым делом надо его отыскать. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Зачастую некоторые мои пациенты, которые уже освоили эту технику, скатываются в «прогнозирование», реагируя на какую-то мелочь. Например, хорошо справляясь со своими проблемами, они могут столкнуться со сложной ситуацией, почувствовать себя неважно на фоне перенесённого гриппа и решить, что невроз возвращается.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.